Дикое поле

Глава 3 Лето. Побережье Азовского моря КЛЕЙМО

— Как не Артем? — участковый с доктором удивленно переглянулись. — То есть вы хотите сказать — это не ваш сын?

— Не мой! — твердо заявил Михаил.

— А тогда — кто же?

— Ну, это уж у вас надо спросить… — Ратников ощущал сейчас радость, смешанную с острой тревогой, — а куда же тогда Артем-то делся?!

Вот тот же вопрос и задал сейчас участковый, причем довольно растерянно, словно бы спрашивал у самого себя:

— А где же тогда ваш сын?

— Не знаю! — жестко отозвался Михаил. — И признаться, это меня очень и очень волнует!

— Но… одежда, вы ж только что сказали — ваша!

— Одежда — точно Артема, и майку эту, и шорты я в своем магазине брал.

— Может, просто похожи?

— Да нет, — Ратников присмотрелся внимательней. — Вот здесь, видите — шов распоролся, Маша — жена — зашивала.

— Действительно, зашито… Господи! Ну, дела! И что теперь делать?

— А ничего не делать, капитан, — командным тоном заявил Василий. — Объявляйте по вновь открывшимся обстоятельствам розыск. Кстати… — Он живенько вытащил из кармана ксиву. — Я, между прочим, ваш коллега, если уж на то пошло.

— Да, товарищ подполковник, — капитан подтянулся. — Все сделаем, вы не сомневайтесь. Ясно — теперь искать надо. Послушайте… — участковый посмотрел на Мишу. — А может, это и не ваш сынок в лагерь приезжал?

— Да как же не мой? — Ратников усмехнулся. — Коли я сам его на поезд сажал, вместе со всеми? Не могли же его подменить? Да и к чему?

— Всяко бывает…

— Капитан прав, — одобрительно кивнул Ганзеев. — Сейчас ни одну версию со счетов сбрасывать нельзя, даже самую дикую. Что ж, докладывайте руководству, Иван Кузьмич, пусть объявляют парнишку в розыск, в райотдел мы с вами поедем, дадим показания.

— Да… да-да! — участковый сдвинул на затылок фуражку. — Так и поступим. А тут пока — все…

— Да как это все? — кивая на труп, обиженно возразил доктор. — А с этим-то что делать?

Василий устало отмахнулся:

— Да что обычно. Участковый оформит.

Из райотдела милиции приятели вышли изрядно вспотевшими, и не только потому, что был уже полдень. Сотрудницы местного отделения по делам несовершеннолетних — а именно их и бросили, так сказать, на прорыв — надо отдать им должное, отнеслись к новому делу неформально, опрашивали дотошно, до самой последней мелочи.

— Эх, гарны дивчины! — купив в киоске водички, с восторгом промолвил Веселый Ганс. — Особенно — та, с косой — Оксана.

— С косой, по-моему, Настя, а Оксана — майор, — уточнил Ратников.

— Не, майор — Надя. Надежда Петровна. Тоже гарная дивчина. Да все они тут… Хотя, конечно, жаль, что опер по розыску в отпуск уехал. Ну, надо же, нашли время для отпусков — летом! В самое горячее время.

— Да ну? — покосившись на друга, Михаил хмыкнул. — А ты-то сам когда обычно отпуск берешь?

— Когда начальство дает — в ноябре-декабре обычно. Или в марте. Ну, понимаешь, разные там дела… выговоры…

— То-то ты ко мне почти каждое лето ездишь!

— Так то не простой отпуск, а дополнительный, по выслуге мне положенный.

— Гляди-ка — по выслуге! Старичок ты наш.

— Да уж, стаж имею. — Ганзеев горделиво расправил плечи и рассмеялся. — Что-то долго наш водила заправляется.

— Видать, полный бак берет. Ты ж сам сказал — в Токмак ехать.

— Да, Миха, в Токмак. Там же те пацаны… — Василий тут же принял самый серьезный вид. — Понимаешь, тут надо ковать, пока горячо — а для начала выяснить, точно ли в лагере Артемка твой был… или, может, кто другой?

— Да я ж ему звонил недавно!

— Все равно, надо проверить. И вот одежда эта… точно — твоя, ну, в смысле — Темы?

— Да его, его, точно!

— Тогда как она на том пацане оказалась? Что молчишь? Не знаешь? Вот и я не знаю. А хорошо бы узнать. Ладно, прокатимся, а потом — обратно лагерь. Там надо копать — надеюсь, Матвеевна нас не прогонит.

— Да не должна бы… А вообще, я ее телефон записал, сейчас позвоню… обрадую. Или, думаешь — рано?

Опер пожал плечами:

— Да нет, звони. Вон, кстати, и «Газелька» наша…

Пока приехали в Токмак, пока отыскали нужный дом на улице Володарского, времени прошло немало. Миша даже несколько сконфузился — как-то неудобно было так напрягать водителя, а Ганзеев — хоть бы хны, как так и надо. Ухмыльнулся, пригладил волосы, позвонил в ворота.

— Да-да? — отозвалась возившаяся в саду миловидная блондинка лет тридцати пяти. — Вы к кому?

— Аникеевы здесь проживают? — Василий еще загодя приготовил удостоверение.

— А-а-а, — сразу же насторожилась женщина. — Так вы из милиции. Насчет того утонувшего мальчика… Но Руслан и Вовик уже все рассказали! Нельзя же снова травмировать детей, они до сих пор в себя прийти не могут.

— Так помогите им, — улыбнулся опер. — Артем-то не утонул.

— Как?! Что вы говорите?

— Вернее, тот мальчик, что утонул, — вовсе не Артем, — счел необходимым уточнить Миша.

— А кто же он? — блондинка очумело хлопала глазами. — И кто тогда утонул?

— Вот и мы это хотим выяснить.

— Вы думаете, что дети…

— Поймите, гражданочка — может быть, хоть что-то…

— Хорошо, — женщина наконец махнула рукой и улыбнулась. — Проходите вон туда, в беседку, а ребят я сейчас позову.

— Неплохой домик, — Ганзеев кивнул на кирпичный особнячок с красной крышей и аккуратными зелеными ставнями. — Живут же люди: у некоторых — особняки, у других, — он покосился на Ратникова, — усадьбы целые. А тут всю-то жизнь — в коммуналке на Ваське!

— Зато у тебя там весело!

— Да уж, куда веселее. О! Глянь-ко, свидетелей наших ведут.

Оба паренька — и темноволосый Руслан, и тот, что посветлее, Вовик, выглядели как-то не очень. То ли осунулись, то ли… Впрочем, смотрели вполне даже заинтересованно.

— Дяденька, а правда, Темка не утонул, да?

— Не утонул, сказал ведь уже! — Василий кивнул на Ратникова. — Вот и отец его приемный подтвердит.

— А Тема нам про вас рассказывал! И про жену вашу. И еще — про Пашку маленького.

— Слышь, парни, — Михаил быстренько перехватил инициативу, дотоле принадлежавшую почти исключительно своему непоколебимому дружку. — Вы позавчера весь день чем занимались? Ну вот, с Темкой…

— Позавчера? — мальчишки переглянулись. — Да ничего особенного.

Говорил в основном темненький, загорелый почти до черноты Руслан, а его стеснительный братец лишь кивал да поддакивал.

— Что, с утра прямо рассказывать?

— Ну, если помнишь.

— Да помню, чего ж не помнить-то? Утром на зарядку бегали, потом, после завтрака, в кружок пошли, ну, в судомодельный, мы туда все трое записались. Потом новую речевку репетировали, а вечером, после полдника, концерт был — Тема там стихи читал, между прочим — сам сочинил. Мы, как он сочинял, видели.

— А ничего необычного в друге своем не заметили? Ну, может, молчалив был, задумчив…

— Темка-то? Так он и так задумчивый. Не, ничего такого не было…

— Погодь! — в дело неожиданно вмешался Вовка. — Да как же не было-то? А котлеты?

— Что за котлеты?

— Да за обедом… В столовой лишние иногда остаются, так он выпросил и нас еще отправил просить, а суп, между прочим, не доел!

— Конечно, не доел, я тоже не доел — суп-то рыбный был, вспомни!

— Так-так, — быстро покивал Ратников. — Котлеты, значит. И еще — бутерброды?

— Да, и бутерброды. Но те — вечером.

— А утром он вас на косу позвал, в будку.

— Не, сказал, у кустов пока ждать, а уж он нас потом крикнет. Мол, показать кое-что хочет.

— Погодь, Рустик! Он нас вообще утром брать с собой не хотел, один хотел слинять, мы его еще пристыдили.

— Да, да, было такое. Темка начал — типа я сейчас без вас пройдусь быстренько, а потом мы его все же уговорили — не по-товарищески это, одному! Ведь верно?

— Верно, парни, верно.

— Ну, а потом — крики услышали. А дальше вы уже знаете.

— Знаем. И что, никого не видели?

— Никого. Только… Тему. А если не Тема, так кто это тогда был-то?

— Не сомневайтесь, узнаем. Хорошо б побыстрей Артема найти — потому вас и расспрашиваем, уж извините.

— Да мы готовы, готовы, спрашивайте, что хотите!

— Приятель ваш с утра во что одет был?

— Как обычно — в шорты и майку.

— Майка светлая, да, а шорты какого цвета?

— Темные.

— Темно-синие или черные?

Вот тут ребята озадаченно замолкли.

— Ну… темные, это точно…

— А светлых у него и не было, — усмехнулся Ратников. — Специально не взял, чтоб не пачкать. Значит, какие точно — с уверенностью сказать не можете?

— Не, дяденька, не можем.

— Ладно, спасибо — помогли!

— А вы, когда Тема найдется, нам…

— Сообщим обязательно! Телефон только дайте… — Ганзеев с готовностью вытащил мобильник.

— Ой, мой запишите…

— И мой…

Блондинка, до того неотступно наблюдавшая за ходом беседы, отошла, но вскоре вернулась с большим кувшином.

— Вино свое. Выпейте, в жару лучше нету!

Приятели не отказались, выпили, да не по одной кружке, а уж потом, поблагодарив хозяйку — и еще раз ребят, — направились к выходу.

— Темнеет уже, а нам еще ехать.

Платками им вослед не махали, но проводили куда приветливее, нежели встретили.

— Ну? — усаживаясь в машину, обернулся Миша. — И что ты обо всем этом думаешь?

— Тоже, что и ты! — опер хитро прищурил левый глаз. — Твой Темка и тот, утонувший, были знакомы! Мало того, это именно ему, утопленнику, Артем таскал в будку еду… Ну и кем бы этот парнишка мог быть?

— Черт… А ведь скорее всего — побегушник! Из лагеря какого-нибудь выгнали, или сам откуда-нибудь сбежал — например, из детского дома.

— Или из спецприемника, из интерната, от цыган… от кого угодно!

— Надо девчонкам сказать… ну тем, гарным дивчинам из детской комнаты.

— Мишель! «Детских комнат» с семьдесят восьмого года нет, есть отделения по делам несовершеннолетних.

— Да ла-адно, не суть. Сергей, трогай.

— Куда прикажете, господа? — запуская мотор, поинтересовался водитель.

— Домой, Сережа, в лагерь. Надеюсь, местечко там для нас сыщется?

— Да сыщется, конечно. А лучше я сейчас начальнице позвоню — чтоб уж точно.

— Звони, звони, Сережа, а то свалимся, как снег на голову. — Веселый Ганс радостно потер руки и хлопнул Ратникова по плечу. — Не журись, Миха! Отыщем твоего Темку, зуб даю — отыщем!

Алевтина Матвеевна, несмотря на поздний час, встречала гостей лично.

— Не утонул Артемка-то, говорите?! Господи, радость-то… А кто же тот мальчик? И… Артем-то где? Сбежал? Не сбежать не мог — зачем? Может, заблудился где в плавнях?

— Тогда, наверное, позвонил бы.

— Тут у нас не везде связь, да и телефон разрядиться мог. Ну мог ведь?

— Да мог.

— Или вообще он его потерял, телефон свой. Мы всегда родителей предупреждаем — ответственности не несем. Ой, да что я! Голодные, поди? Пошли-ка в столовую, там у нас и девочка уже чай пьет… инспектор детский.

— Опаньки! — Василий радостно потер ладони. — Вот и тут кое-что узнаем. Так сказать, из первых рук! Ведите нас скорей, любезная Алевтина Матвеевна, ужас, как есть хотим, прямо ночевать негде.

К огорчению Ганзеева, девушка оказалась без косы — не Оксана, но тоже вполне симпатичная, старший лейтенант. Звали ее Людой.

— На последний автобус опоздала, теперь только утром будет, — помешивая ложечкой чай, улыбнулась инспекторша. — Ну да ничего, не впервой, этот лагерь — на моем участке. Так что — в своем праве, ночую, где хочу!

— Оч-чень, оч-чень верно замечено! — не преминул поддакнуть Веселый Ганс и облизнулся, когда дебелая повариха поставила на стол миски с макаронами, котлетами и подливой.

— Подливка — это хорошо, вкусно!

— Кушайте на здоровье! — присела рядом начальница. — Может… настойки хотите? Так, с устатку.

— А есть? — тут же переспросил Василий с интонациями потерпевшего кораблекрушение, вдруг увидевшего совсем рядом землю.

Алевтина Матвеевна усмехнулась:

— Да найдется. Сейчас, принесу.

— Ну? — доев макароны, Ратников посмотрел на Люду. — Как поиски?

Девушка улыбнулась:

— Ищем. У меня, кстати, раньше к вам вопрос был… ну, когда думала, что тот погибший мальчик — ваш приемный сын.

— А что за вопрос? Давайте, давайте, спрашивайте?

— Ну, — инспекторша чуть смущенно пожала плечами. — Теперь уж это не к вам… а к кому — не знаю.

— Ну, Людочка, — светски улыбнулся Ганзеев. — Скажите, раз уж начали — в чем там дело-то? Просто изнемогаю от любопытство, что же такое вы хотели спросить у моего друга? Прямо теряюсь в догадках.

Ратников хохотнул: ишь ты, павлин, распустил перья!

— Ну… раз вы так просите…

Люда принесла лежавшую на скамейке у окна папку, раскрыла…

— Вот! — фотографию она протянула вовсе не Василию, а Мише. — Что скажете?

— А что это? — Михаил и в самом деле не очень понял, что было изображено.

— Увеличенный и обработанный снимок того, что было под мышкой у погибшего мальчика.

— Так-так-так-так-та-ак! — внимательно вглядываясь в фотографию, задумчиво протянул Ратников. — Буквы какие-то… древнерусские. Ну да… «И. Мир». Что за «мир»? Клеймо какое-то!

— Вот и я думаю — очень похоже на клеймо! Может быть, здесь и зацепка — откуда ребенок сбежал, зачем?

— Ай, Людмила, ай, молодец, — похвалил Ганзеев. — Замечательно рассуждаете! Нет, в самом деле.

В этот момент в столовую вернулась начальница с саквояжем, из которого и достала бутылочку смородиновой наливки, столь чудесного цвета и изысканного запаха, что попробовать не отказался никто, даже инспекторша.

Так вот, вчетвером и выпили: за успех в поисках.

Ганзеев снова принялся болтать, а вот Михаил как-то рассеянно смотрел в тарелку. Еще бы… Возникла уже у него одна догадка, о которой никому нельзя было рассказать, чтобы не приняли за полного и конченого психа.

Ну, конечно — клеймо! «И. Мир» — Ирина Мирошкинична, боярыня из древнего и влиятельного новгородского рода… Главарь банды людокрадов в тринадцатом веке!