Дилемма

Днем раньше 8 июня, суббота 08:00–09:00 Адам

ПУСТЬ ЛИВИЯ ЕЩЕ ПОСПИТ. Я вылезаю из постели, тихонько потягиваюсь под дуновением теплого воздуха из открытого окна. Подавив зевок, смотрю на небо: ага, ни единой тучки. Лив будет рада. Погода – чуть ли не единственное, что она не в состоянии контролировать, из всего связанного с ее сегодняшней вечеринкой. Всем остальным она уже несколько месяцев плотно занимается. Хочет, чтобы все было ну прямо идеально. Но последние несколько уик-эндов без конца лил дождь, все больше портя ей настроение.

Я наблюдаю, как мерно поднимается и опадает ее грудь, как слегка трепещут опущенные веки. У нее такой мирный вид, что я решаю не будить ее, пока не сварю кофе. Нахожу одежку, в которой был накануне вечером. Натягиваю джинсы. Приминаю волосы, надевая футболку через голову.

Спускаюсь на кухню. Лестница скрипит у меня под ногами. Мёрфи, наша австралийская овчарка, белая с рыжими и коричневыми пятнами, спит в своей корзинке возле печки, но, заслышав скрип, поднимает голову. Я ненадолго опускаюсь рядом с псом на корточки, спрашиваю, как у него дела, хорошо ли он поспал, рассказываю, что сам я спал так себе, проснулся из-за кошмара. Сочувственно лизнув мне руку, он снова опускает голову. Мёрфи готов продрыхнуть хоть весь день. Ему уже пятнадцать, и в нем куда меньше энергии, чем прежде. И отлично: со мной в этом смысле та же история. Мёрфи обожает традиционные ежедневные прогулки, но дни наших долгих совместных пробежек остались в прошлом.

Мими, кошка нашей Марни, темно-рыжая, с желтыми и коричневыми полосками, вечно ведет себя как чистопородная, хотя она кто угодно, только не аристократка. Она лежала, свернувшись клубком, но теперь плавно разворачивается и подходит потереться мне об ноги, напоминая о своем существовании. Я наполняю им обоим миски, потом наливаю чайник. Включаю. Бормотание нагреваемой воды нарушает тишину. Выглядываю в окно. Громадный белый шатер чем-то похож на опасного зверя, сжавшегося перед прыжком: вот-вот вскочит на террасу, проглотит дом целиком. Тут я вспоминаю кошмар, из-за которого проснулся. Мне снилось, что шатер унесло ветром. Я постепенно распутываю сон: ну да, я стоял на лужайке возле дома, вместе с Джошем и Марни, и тут поднялся ветер, он все усиливался, мягкий шелест листьев перерос в зловещее шипение, а потом в оглушительный рев, сорвавший листья с веток, швырнувший их в воздух, затянувший в свой вихрь и гирлянды лампочек, развешанные на деревьях.

– Осторожно! – вскрикнул Джош, когда ветер обратил свою ярость на шатер. И Марни, прежде чем я успеваю ее остановить, бежит к шатру, хватается за откидную полу.

– Марни, отпусти! – заорал я. Но ветер заглушил мои слова, Марни меня не услышала, и шатер унес ее в небо, так высоко и далеко, что мы уже не могли ее разглядеть.

Рассказать Лив – только посмеется: мол, оказывается, не на ней одной сказывается предпраздничное волнение. Я беспокойно отхожу от окна, еще раз потягиваюсь, задев кончиками пальцев потолок нашего старенького коттеджа. Даже не знаю, когда это Джош успел меня перерасти, но он уже какое-то время может, подняв руки на головой, как я сейчас, положить ладони на потолок.

Его рюкзак там же, куда он его бросил накануне: на краю стола, рядом с двумя пластиковыми пакетами. Я сбрасываю все это на пол и критическим взглядом окидываю стол. Это одно из моих самых ранних произведений, нехитрое сооружение из лакированной сосны, которому я пытался придать индивидуальность, укрепив ножки специальными поперечными элементами, похожими на мостик: отголосок моих давних мечтаний стать инженером-строителем. Ливии поначалу не нравилось, что под столом из-за этого мало места. А теперь она обожает сидеть на своей скамейке, подложив под себя подушечку, опустив ноги на одну из этих поперечин и уютно прислонившись спиной к стене.

Чайник, вскипев, с щелчком выключается. Наполнив кипятком кофейник, я оставляю его настаиваться и отпираю дверь в сад. Этот звук вспугивает черного дрозда, сидящего в кустах поблизости. Паническое хлопанье крыльев – он стремглав взлетает в небо. И я невольно вспоминаю, что Марни скоро вернется домой, она уже в пути.

Улыбаясь при мысли, что опять ее увижу (девять месяцев разлуки – долгий срок), пересекаю террасу, поднимаюсь по пяти стершимся садовым ступеням, радуясь ощущению грубого камня под босыми ногами, а потом – ощущению росистой травы газона. Утренний воздух отдает влажным перегноем, уж не знаю почему. Видимо, это как-то связано с розами, которые разводит Ливия. Их у нее целая огромная клумба, в правой части сада, перед деревянной изгородью. Проходя мимо, я улавливаю фантастический аромат «Милой Джульетты». А может, это «Леди Эмма Гамильтон». Никогда не запоминаю сорта, хотя Ливия часто мне о них говорит.

Обхожу шатер, убеждаюсь, что все колышки как следует забиты в землю (со смутной мыслью, что мой кошмар мог предвещать что-то вполне реальное), и вижу, что его поставили на самых задах, почти впритык к моему сараю, оставив лишь узкую щель, в которую я едва могу протиснуться. Понятно, зачем это понадобилось: чтобы освободить место для столиков и стульев, которые поставят перед шатром. Но если можно обижаться на шатер, то вот вам, пожалуйста, я сейчас как раз это и чувствую.

Я сажусь на низенькую каменную стенку напротив забора – она разделяет лужайку пополам. Пытаюсь представить себе, как будет выглядеть наш сад сегодня вечером, когда тут будет бродить сотня гостей, на яблоне и вишне зажгутся гирлянды – и, конечно, воздушные шарики везде, где только можно. Я всегда подозревал, что Ливия захочет отметить свое сорокалетие с размахом, но по-настоящему осознал, с каким размахом, лишь несколько месяцев назад, когда она заговорила о кейтерах, о шатрах, о шампанском. Мне показалось, что это уже чересчур, и я даже расхохотался.

– Нет, я серьезно, Адам! – рассердилась она. – Я хочу, чтобы все было по-особому.

– Я знаю. Так и будет. Просто мне кажется, что выходит немного дороговато.

– Ну прошу тебя, не порть мне удовольствие, – взмолилась она. – Я даже пока еще не выяснила, как и что. И в любом случае деньги тут не самое главное.

– Лив, деньги тоже важны, – ответил я, сожалея, что пришлось об этом заговорить. – Джош летом уезжает, а Марни в Гонконге, какое-то время нам надо быть поаккуратнее. Сама понимаешь.

Она посмотрела на меня. Я отлично знаю этот ее взгляд. Виноватый.

– Ну что такое? – спросил я.

– Я специально копила, – призналась она. – На этот праздник. Уже несколько лет откладывала. Не какие-то огромные суммы – по чуть-чуть. Прости, я должна была давно тебе сказать.

– Да все в порядке, – ответил я, невольно подумав: может, она не сказала мне из-за того раза, когда я ухнул ее сбережения на мотоцикл? До сих пор морщусь, когда про это вспоминаю, хоть это и было много лет назад, еще до рождения Марни.

Эта мысль о Марни напоминает мне кое о чем. Я пробираюсь обратно к дому и, переступив через Мими, которая вечно умудряется попасться мне под ноги, отыскиваю свой телефон там, где накануне вечером оставил его заряжаться, – рядом с хлебницей. Как я и надеялся, от Марни пришло сообщение:

Па, не поверишь – мой рейс задерживается, на пересадку в Каире я опаздываю. А значит, и в Амстердам прилечу слишком поздно, на рейс до Лондона тоже не успею пересесть. Паршиво, но ты не переживай, я как-нибудь доберусь. Может, меня вообще пристроят на прямой рейс и я буду даже раньше, чем мы думали! Напишу, как только окажусь в Хитроу. Люблю, целую!

Вот черт. Мне очень нравится оптимизм Марни, но что-то я сомневаюсь, чтобы ее пристроили на прямой рейс до Лондона. Скорее всего, заставят ждать в Каире ближайшего подходящего самолета до Амстердама. Уже не в первый раз недоумеваю: зачем я согласился, чтобы она добиралась домой таким кружным путем?

Начиная планировать свой день рождения, Ливия не представляла себе одного – что на празднике может не оказаться Марни. Собственно, мы всегда знали, какого числа будем отмечать, и Марни, узнав, что будет в этом году учиться в Гонконге, первым делом проверила, когда у нее намечаются экзамены. Но с тех пор даты успели измениться.

– Теперь у меня экзамены третьего, четвертого и пятого июня, а потом тринадцатого и четырнадцатого, – сообщила она нам по фейстайму еще в январе, краснея от досады. – Просто не верится, что я пропущу праздник.

– А если я перенесу его на пятнадцатое? – спросила Лив.

– Все равно не успею прилететь, у нас же такая разница во времени.

– А если двадцать второго?

– Нет, потому что тогда Джош не сможет, – напомнила Марни. – Он как раз в этот день улетает в Нью-Йорк, забыла? Нарочно подгадал так, чтобы после твоего праздника. И билет у него уже есть, поменять не получится. Мне дико жалко, ма, я бы рада что-нибудь сделать, но не могу.

Мы несколько часов пытались изобрести какой-нибудь обходной маневр, но в конце концов пришлось смириться: Марни не успеет на праздник. Для Лив это был колоссальный удар. Она даже хотела вообще отменить запланированную вечеринку и на сэкономленные деньги купить билеты в Гонконг, чтобы отметить свой день рождения там. Но Марни ей не позволила:

– Ма, я не хочу, чтобы ты отказывалась от этого праздника, ты же о нем столько мечтала. И Джош по-любому не смог бы, он же будет сдавать выпускные. А мне надо заниматься, я бы все равно не сумела провести с вами так уж много времени. Да и па слишком занят своей работой, он не может взять больше недели отпуска. А приезжать меньше чем на неделю нет смысла, тем более когда столько выложишь за билеты.

А потом, три недели назад, она прислала мне эсэмэску:

«Па, ты что маме даришь на ДР?»

«Кольцо, – написал я в ответ. – С бриллиантами. Но ты ей не говори, это сюрприз».

«А еще один сюрприз не хочешь ей сделать?»

«Какой?»

«Можно я с тобой по фейстайму? Там мамы нет рядом?»

«Нет, она поехала искать себе платье для вечеринки».

«Супер. Надеюсь, найдет. Кстати, про вечеринку…»

Тут мой телефон зазвонил, и она мне рассказала, уже в видеорежиме, что нашла дешевый вариант перелета – из Гонконга в Каир, потом из Каира в Амстердам, а из Амстердама в Лондон.

– Я все рассчитала. Если в четверг выеду сразу после экзамена, буду в Лондоне уже в субботу вечером, а домой приеду часов в девять. Как тебе, па? Что скажешь? Маме будет сюрприз.

Она сидела в белом шезлонге, в комнате общежития, которую делила с Надей, студенткой из Румынии, и за ее спиной виднелось диванное покрывало, которое она взяла с собой из дома: основная его часть лужей растеклась по полу. На ней была одна из моих старых футболок, а темно-рыжие, цвета красного дерева волосы она собрала в пучок на темени, видно, как обычно, удерживая их там с помощью карандаша. Меня всегда изумляло, как ей это удается.

– Думаю, она будет в восторге, – ответил я, подхватывая Мими и устраивая ее у себя на коленях, чтобы они с Марни видели друг друга. – А когда тебе надо будет обратно?

Марни у себя в комнате нагнула голову поближе к экрану, шепча ласковые слова и посылая Мими поцелуи.

– Не раньше среды, – сообщила она мне. – Получается, проведу с вами почти четыре дня. На обратном пути мне уже не надо будет через Амстердам, так что сумею вовремя вернуться к Гонконг – успею к следующему экзамену, он у меня в четверг.

– Столько перелетов просто ради того, чтобы провести тут всего несколько дней, – заметил я, хмурясь.

– Ну, всякие бизнесмены же постоянно так летают, – возразила Марни. Она то и дело опускала взгляд куда-то вниз. Видимо, на свой телефон: проверяла – не пришло ли сообщение. У нее был поздний вечер, и мне вдруг показалась очень странной сама мысль о том, что у нее ведь своя жизнь в Гонконге, своя отдельная жизнь, из которой мы с Лив знаем лишь обрывки.

– А ты прямые рейсы не смотрела? – спросил я.

– Смотрела, но они все стоят на сотни фунтов дороже. А этот вариант, с пересадками в Каире и Амстердаме, – шестьсот пятьдесят. Половину могу из своих сбережений покрыть. Если ты мне одолжишь на вторую половину, я тебе отдам, как только смогу.

– Я вообще не хочу, чтобы ты вкладывалась в свой билет. Пусть это будет часть моего подарка твоей маме.

Она одарила меня одной из своих фирменных улыбок-до-ушей и потянула за висящее у нее на шее золотое ожерелье, которое я не видел раньше.

– Спасибо, па, ты самый лучший! Короче, мне что – искать такой билет? Пока они не подорожали.

Мне пришлось выдержать нешуточную внутреннюю борьбу, честное слово. Мне хотелось сказать ей: да купи ты билет на прямой рейс, чтобы не суетиться с этими двумя пересадками. Но не далее как накануне я велел Джошу купить билет в Нью-Йорк с пересадкой в Амстердаме – не только потому, что это дешевле, но и потому, что мне казалось, пора уже ему понюхать настоящую суровую жизнь, а то пока ему все как-то слишком легко дается. Как бы я объяснил, почему потратил на Марни несколькими сотнями больше, чем можно было бы, при том что буквально только что отказал Джошу в лишних полутора сотнях? И потом, стоит ли оно того, рассуждал я: зачем ей возвращаться домой исключительно ради праздника, если уже через четыре дня придется лететь обратно? Я взглянул на ее хорошенькое личико, освещенное настольной лампой, стоящей рядом с ее компьютером, и все возражения, какие у меня могли появиться, тут же растаяли как дым. Начнем с того, что она невероятно походила на свою мать. И потом, я отлично знал, в какой восторг придет Лив, если Марни неожиданно объявится на ее дне рождения.

– Только при одном условии, – заявил я, остро чувствуя немигающий зеленый взгляд Мими, взиравшей на меня снизу вверх. – Никому не говори – ни Джошу, ни Клео, никаким друзьям-подругам, а главное – тете Иззи. Никому не говори, что ты летишь домой. Пусть для всех это будет сюрприз.

– Никому ни слова, обещаю. Спасибо, па. Я тебе уже говорила, что ты самый лучший?

Для Ливии на сегодня приготовлено немало сюрпризов, но нежданное появление Марни на ее празднике явно станет главным из всех.