Всю ночь до утра Динь-Даг пролежал на голой, мокрой от дождя мостовой. Лежать было тоскливо и холодно. Было жалко старого доктора, который ночью бросился спасать человека, совсем не думая о себе, и умер от жестокого сердечного приступа.
Редко-редко проходили по улице люди. Но никто не видел Динь-Дага и никому до него не было дела. Забыв о дожде, медленно шли, обнявшись, юноша и девушка. Юноша говорил о вечной любви, а девушка спрашивала, что такое вечная любовь, и смеялась. Юноша уговаривал свою подругу поехать с ним в Сибирь на большое строительство, где они будут работать и учиться, а девушка не соглашалась. Ей нравился родной город - здесь тоже можно работать и учиться.
Благодушно настроенному, подвыпившему старику было тесно на тротуаре. Он шел по мостовой и рассуждал сам с собой.
- Ну вот, выпил я, значит, на три рубля, - бормотал старик и посмеивался. - На три рубля! Да! А Сашка мой... это сын, значит, мой, - объяснял кому-то старик, - Сашка сто раз по три получает. Это, значит, триста. Арифметика! Сашка пришлет... Да Веруха, дочка, пришлет... да пенсия. Вот я и сыт, старый...
Старик остановился. Он увидел Динь-Дага. Хотел нагнуться, потом раздумал и засмеялся:
- А на что ты мне, пятиалтынный? Мелочь ты! Ничего я не куплю на тебя. Не могу же я тащить тебя в милицию, как находку. Некогда мне...
Старик перешагнул через Динь-Дага и пошел своей дорогой. А Динь-Даг обиделся. Он даже чуть позеленел от злости и с горечью подумал: "Быть бы мне хоть рублем, тогда старик не перешагнул бы через меня!"
Мчалась на бешеной скорости машина, закрутила Динь-Дага колесом и подбросила высоко вверх. Динь-Даг больно ударился об асфальт, жалобно звякнул и остался лежать.
Вышла под утро близорукая дворничиха, взмахнула метлой и, сама того не заметив, загнала Динь-Дага на край мостовой. Давно Динь-Даг не чувствовал себя таким одиноким, заброшенным и беспомощным.
А город уже проснулся. Люди вышли на улицы и спешили по своим делам. На стройке многоэтажного дома подъемный кран уже разворачивал свой длинный хобот. Со стороны гавани доносились призывные гудки пароходов. Дождь кончился, и асфальт мостовых посверкивал солнечными блестками.
Неизвестно, сколько бы времени пролежал Динь-Даг на мостовой, если бы его не заметил и не подобрал двенадцатилетний школьник Вася Чижиков. Шел Вася по улице, а ходить он предпочитал больше не по тротуару, а по мостовой и то не по прямой, а замысловатыми зигзагами. Торопиться Васе было некуда. Он шел и зевал по сторонам. И вдруг видит: лежит и сверкает дождевой капелькой монетка. Конечно, Вася поднял ее и принес домой.
Когда пришел с работы отец, мальчик показал ему монету и сказал:
- Папа, смотри, какой я счастливый!
Отец пришел с товарищами по работе. Он принес множество разных свертков. Тут были колбаса, консервы, рыба, печенье, конфеты.
- Счастливый, - подтвердил отец. - И мы счастливые. Скажи маме, чтобы накрывала на стол. У нас сегодня праздник!
- Какой? - полюбопытствовал сын. - Нашей бригаде присвоили звание бригады коммунистического труда! Вот какой у нас праздник!
Вася слышал о таких бригадах. Но он никогда не думал, что бригада строителей, в которой работал папа, будет носить это высокое звание. Он был горд за своего отца и его товарищей. Они теперь будут работать в бригаде коммунистического груда!
Вася хотел расспросить о том, как работают в таких бригадах. Но тут он увидел на столе найденного Динь-Дата и спросил:
- Пала, а при коммунизме денег не будет?
- При полном коммунизме денег не будет, - сказал отец. - Тогда они будут ни к чему.
Услыхав слова Васиного отца, Динь-Даг страшно удивился. Не будет денег, значит, не будет и его, Динь-Дага.
Отец словно почувствовал это удивление Динь-Дага. Он взял со стола монетку и громко оказал:
- Вас тогда не будет. Будете вы только в музеях да у коллекционеров.
Все сели за праздничный стол. Вася вместе со всеми пил чай, ел бутерброды и слушал разговор отца с гостями о работе бригады и о будущей счастливой жизни, которая называется коммунизмом.