Дистанция

Глава 7 Келлер

Покинув Сиенну, я поехал прямиком в ресторан Данте в Бруклине, «У Рико». Скажем так, он, мать его, еще не скоро захочет высказывать свое мнение. Примерно до конца его жизни.

Лука хотел, чтобы я передал клану послание, и я выполнил его поручение. Просто Данте не повезло подвернуться под руку, когда во мне кипела ярость, которую было необходимо выплеснуть. Но выплеснуть ее я хотел на Джейми.

Толкаю деревянную дверь ресторана, и под пальцами осыпается красная краска. Болтовня на итальянском и смех тут же стихают. Данте и четверо пожилых мужчин сидят в центре ресторана за круглым деревянным столом. На нем разбросаны игральные карты и доллары. Сигарный дым заполняет пространство плотной пеленой, и когда я резко вдыхаю, ядовитые химикаты обжигают горло. Не говоря ни слова, подхожу к столу и выдвигаю белый складной металлический стул. Он со скрипом скользит по неровному полу, я разворачиваю его спинкой к столу и устраиваюсь перед игроками. Все взгляды устремлены на меня. Ни с чьих губ не слетает ни звука, и каждый выглядит так, словно увидел привидение. Я неторопливо вынимаю из пистолета магазин, и бронзовые пули одна за другой со звоном падают на сосновый стол. Звенящую тишину в пустом помещении нарушает лишь капающая в дальнем углу вода. Я швыряю теперь уже пустое оружие с такой силой, что пули отскакивают от деревянной поверхности, и замечаю, что никто даже не вздрагивает, ведь все слишком напуганы, чтобы хотя бы пошевелиться.

Они знают, зачем я здесь. Знают, кто я и кто меня послал.

Зажав пулю между большим и указательным пальцами, я молча поднимаю ее. Затем впечатываю ее Данте в грудь.

– Глотай, – приказываю я.

– Что? Нет. – Его голос дрожит.

– Повторяю в последний раз. Глотай, – мгновенно требую я.

Лучше ему меня сегодня не раздражать.

Он медленно забирает пулю из моих пальцев. Я чувствую, как его трясет. Его глаза широко распахнуты, в них читается мольба найти другой выход.

Что ж, обойдется.

Подняв пулю, он зажимает ее губами, а его кадык скачет вверх-вниз. Достаю из носка блестящий металлический нож и приставляю его к шее Данте слева, к сонной артерии. Легонько надавливаю, и лезвие рассекает верхний слой кожи, отчего из раны начинает медленно сочиться кровь.

Похоже, мои действия все же мотивируют его выполнить мою команду. Пуля оказывается у него во рту, и он ее глотает. Она начинает проходить по горлу, и его пробирает кашель.

Я прекращаю давить ножом на его шею. Его тело слегка расслабляется от облегчения.

Поднимаю еще одну пулю, вдавливаю ее ему в лицо, и он широко распахивает глаза.

– Еще одну.

Его так называемые друзья в ужасе наблюдают за происходящим.

На этот раз он быстрее хватает пулю и глотает ее, стараясь сдержать рвотный позыв, когда та скользит в его глотку.

– Хорошо. Теперь открой рот и высунь язык. – Он повинуется, но его челюсть подрагивает.

Перехватив в руке маленький, но смертоносный нож, я отнимаю кончик его языка. Ощущение такое, будто разрезаешь кусок хорошо прожаренного стейка. Из его рта по подбородку рекой течет кровь.

Я поднимаю крошечный кусочек мяса и подношу его к открытому рту Данте.

– Обещаю, это последний раз. Глотай.

Лука хотел, чтобы я передал послание. Думаю, задача выполнена. Витающий в воздухе страх кажется осязаемым.

Зажимая рот, он проглатывает кончик языка и забрызгивает кровью мой пиджак.

– А за это ты, мать твою, оплатишь химчистку, – цежу я с отвращением и бросаю испачканную одежду на залитый кровью пол. – Итак, ты в последний раз обсуждал дела Луки с Фальконе. Я ясно выражаюсь? Если мы услышим хоть намек на то, что ты ступил на их территорию, ты получишь пулю прямо между глаз.

Он отчаянно кивает в ответ, прикрывая рукой рот, из которого сочится кровь.

Домой я возвращаюсь уже с первыми яркими лучами солнца, ласкающими кроны деревьев Центрального парка. Окровавленная одежда отправляется в сумку, с ней я разберусь позже. Я иду принять ледяной душ, пытаясь выбросить из головы образ Сиенны, скачущей на моей руке.

Ни хрена не получается.

Остаток недели я тренируюсь с Грейсоном. Мне нужно занять руки, только бы не писать Сиенне. Боже, как же сильно я ее хочу.

Хочу обладать ею, заявить на нее права и наречь своей.

Хочу защищать ее и заботиться о ней.

И именно поэтому я не позволяю себе писать ей.

Не стоит втягивать ее в мои проблемы. Связываться со мной опасно. И с моим образом жизни заводить отношения с женщиной – значит проявить слабость. А этого я допустить не могу.

И меня это, черт возьми, злит. Кто она и почему имеет надо мной такую власть?

Воспоминание о том, как ее бывший прижал ее к стене, что-то всколыхнуло во мне, нечто совершенно чуждое. А когда я увидел, как она врезала ему по яйцам, я ощутил гордость. В ней явно горит огонь, она абсолютное совершенство, облеченное в изящную форму богини.

Нужно просто прекратить думать о ней. Уж если наркоманы способны резко завязать со своей пагубной привычкой, то перестать вспоминать о женщине, которую даже не трахал, не должно быть слишком сложно.

Поэтому остаток недели я не вылезаю из зала «Короли», тренируя каждую мышцу. Каждый прорабатываемый элемент позволяет отвлечься мне от мыслей.

«Короли» – это наш с Грейсоном тренажерный зал. Мы открыли его, когда Лука назначил Грейсона моим тренером. Он тогда только закончил служить в морской пехоте, а Лука умудрился заключить сделку, спасшую меня от тюрьмы, и тем самым вытащил меня с улицы.

С тех пор Грейсон помогает мне приводить себя в форму. Он не терпит нытья, и лишь его мне не так просто отправить на ринге в нокдаун.

Вероятно, пока я, будучи приемным, вечно дрался на улице, наши отношения с Лукой складывались не лучшим образом. Меня не интересовала дисциплина. Не говоря уже о том, чтобы меня наставлял парень меньше меня и всего на пять лет старше. Сейчас же, шесть лет спустя, я не могу жить без этого сварливого мерзавца. Ближе них с Лукой у меня никого нет, они – моя семья.

До моего боя за титул бесспорного чемпиона[4] осталось всего два месяца. У меня уже есть три пояса, и дальше я держу курс на мировой титул от Всемирного боксерского совета[5]. На моем пути стоит русская машина ростом шесть футов четыре дюйма[6]. Он на дюйм ниже и чуть худощавее меня, поэтому способен наносить более стремительные удары и ему легче защищаться. Но мои козыри – это сила и мастерство. Исход боя в боксе на девяносто процентов зависит от ментальной установки. Стоит мне войти в раж, и меня не одолеть. Я непобедим, и это связано не только с удачей.

Этот бой важен не столько потому, что благодаря ему я стану бесспорным чемпионом по боксу. Он – ключ к моей свободе. К жизни вдали от мафии. Он может подарить мне возможность сосредоточиться исключительно на спорте и прожить остаток дней, не оглядываясь через плечо. Грейсон понимает, что поставлено на карту, и, черт возьми, он истязает меня тренировками.

Бросив спортивную сумку на скамью для жима лежа, я направляюсь в кабинет. И хотя стоило бы постучать, я не стану; это наш кабинет, а не только его. Рискну предположить, что в понедельник утром там точно никто не будет трахаться, но Грейсон непревзойденный плейбой, и ему чихать, какое время общественность считает приемлемым для занятий сексом.

Врываясь в дверь, я кричу:

– Тук-тук, ублюдок! – Черт, обожаю бесить этого здоровяка.

Грейсон отвлекается от телефона и бросает на меня сердитый взгляд. У нас есть вращающиеся кожаные офисные стулья, но мы в них не помещаемся. Грейсон всего на дюйм ниже меня, но у него такое же крепкое, мускулистое телосложение. Он себе не изменяет и вечно стрижет песочные волосы в стиле баз-кат. Полагаю, от старых привычек, возникших за время служения в морской пехоте, избавиться не так просто. Хотя откуда мне об этом знать. Он, мать его, не распространяется о своих армейских буднях. Я много лет пытался вытянуть из него хоть какую-то информацию, но он замыкается в себе и уходит от вопросов. Похоже, он просто не хочет об этом говорить. Я точно знаю, что у его молчания есть причина, но мы с Лукой решили не донимать его. Грейсон, в свою очередь, в курсе о моих связях с мафией. Черт подери, он дружит с Лукой, так что вряд ли такую деталь возможно сохранить в тайне.

Вероятно, поэтому мы похожи на братьев. Мы понимаем боль друг друга, но не бередим раны. Мы не обязаны вправлять друг другу мозги, нам достаточно время от времени быть друг для друга грушами для битья.

– Слышал, ты на выходных повеселился с Данте, – ухмыляется Грейсон.

– Теперь ты вряд ли его услышишь, – посмеиваясь, говорю я.

– Ты больной ублюдок, Кел. Еще слыхал, что он взорвал унитаз, когда решил сходить в туалет. – Лучше бы ты сказал мне то, чего я не знаю. – Тренируешься сегодня?

– А на кой хрен мне еще сюда приходить? У нас через два месяца важный бой. Не забыл? – издеваюсь я.

– Ой, иди ты, конечно, помню. Просто ты никогда не удостаиваешь это место своим присутствием по понедельникам. Хотя женская группа по боксу будет не против полюбоваться на тебя, – подмигивает он.

Поясню, Грейсон – настоящий дамский угодник. Стоит нам куда-нибудь выбраться, и он не упускает возможности улыбнуться кому-нибудь и бросить несколько слащавых фраз, вызывая у меня испанский стыд. Я еще ни разу не видел его с одной и той же женщиной больше одного раза.

Однако он умеет умасливать женщин.

Я же не флиртую. Не ухаживаю и, разумеется, не веду светских бесед, занимаясь сексом. Однако вполне представляю, как Грейсон кого-то трахает и шепчет им всякие милые пустяки. Я подобным не занимаюсь. Точнее, так было до нее, а ведь я едва ее вкусил.

И именно из-за нее я тренируюсь в понедельник.

Обычно по понедельникам у меня хватает своих дел: заняться промо, подготовить клуб, выполнить поручения Луки. Но сейчас мой мозг неспособен сосредоточиться ни на чем, кроме нее. Поэтому я решил заняться тем, что у меня получается лучше всего.

Выбивать из людей дерьмо, чтобы заглушить чувства.

Нужен ли мне психотерапевт? Мать его, наверняка. Но пока помогает и мой метод.

Всего через два месяца я смогу думать только о боксе и «Конечной зоне». Никаких поручений от Луки, никакой необходимости постоянно быть начеку.

Обмотав руки и надев перчатки, выхожу на ринг. На матах куча дамочек средних лет, бьющих кулаками воздух. Я и забыл, что в дневное время суток мой тренажерный зал – гребаный клуб мамаш.

Грейсон выходит на ринг в боксерском шлеме.

– Боишься, что я тебя нокаутирую, слабак? Сними гребаный шлем! – кричу я на весь ринг.

– Не-а, не стану я его снимать. У тебя сегодня странное настроение, а мне на этом милом личике только синяков не хватало, – поддразнивает он.

Добежав до центра ринга, я провожу первую серию ударов по лапам. Грейсон резко выбрасывает их в мою сторону, а я ухожу влево, вправо, влево и уклоняюсь. Мы тренируемся, пока мои легкие не начинают гореть, пот не заливает глаза, а жилет не промокает насквозь.

Как только я вхожу в раж, весь мир уходит на задний план. Это прекрасно.

В голове становится пусто, и перед собой я вижу только противника; на самом деле это опасная ситуация.

Силы моего удара хватит, чтобы убить. Если разум отключится, ничто не остановит дьявольщину, льющуюся по моим венам.

Я на секунду останавливаюсь, намереваясь перевести дыхание, и осознаю, что в зале царит мертвая тишина. Я гляжу на группу мамочек и понимаю, что все они смотрят на меня с открытыми ртами, но избегают моего взгляда. Они оцепенели. Их страх почти осязаем.

Откуда-то издалека до меня доносится голос Грейсона:

– Келлер! Келлер, черт возьми, прекрати сейчас же! – орет он рядом.

Твою мать.

Срываю с себя жилет и прилипшую к телу из-за пота футболку и вытираю ею лоб, пытаясь выровнять дыхание. Не обращая внимания на напарника, ныряю под канаты и устремляюсь в душевую.

Если он способен кричать на меня, значит, я точно его не убил. Черт. А ведь мог.

Приняв холодный душ и одевшись, возвращаюсь к Грейсону, который теперь и сам молотит боксерскую грушу. Похоже, я здорово его разозлил.

– Грейс! – привлекаю я его внимание.

Отодвинув грушу в сторону, он подходит ко мне.

– Какого черта там произошло, Келлер? – спрашивает он, указывая на ринг. – Ты полностью отстранился. Это охренеть как опасно. Во время боя ты должен думать головой, иначе кого-нибудь убьешь, – выплевывает он, в отчаянии потирая лицо руками. – Иди домой и разберись в том, что тебя гложет. Господи, да хоть трахни кого-нибудь. Тебе нельзя терять самообладание. Боксер без крепкой психики ничто. Не забывай об этом. – Повернувшись ко мне спиной, он продолжает наносить удары. Думаю, на ее месте он представляет меня.

Следующие несколько дней я тренируюсь как безумный, при этом стараясь не нарываться на Грейсона. Нам нужно остыть.

Всякий раз, когда не удается сосредоточиться на тренировках, я мысленно возвращаюсь к Сиенне. Интересно, думала ли она обо мне? Хотела ли написать? Снится ли ей каждую ночь, как я ее трахаю, или такие сны посещают только меня?

Это ненормально, я на грани одержимости.

Я нашел ее в соцсетях. Ничего не мог с собой поделать. Думал, если просто увижу ее, то смогу охладить свой пыл, но не помогло. Закончилось тем, что я был крайне возбужден, вспоминая о ее фотографиях, которые она выкладывала на своей странице.

Нужно выбросить эту женщину из головы, пока не стало слишком поздно.