Дитя божье

ВОТ ЗДЕСЬ, — сказал шериф своему помощнику.

Хорошо. Езжай до вершины и развернись.

Они ехали дальше по раскисшей дороге, слегка подпрыгивая и выпуская длинные пласты мокрой грязи из-под колес, пока не уперлись в разворот в конце дороги. Посмотрев вниз, можно было увидеть колеи, которые уходили в бурьян, и разглядеть, где были повалены молодые деревья, а где следы шин уходили дальше по склону горы.

Вон она лежит, — сказал помощник шерифа.

В глубоком овраге в ста футах под ними лежала перевернутая на бок машина. Шериф не смотрел на нее. Он смотрел назад по дороге в сторону разворота. Жаль, что мы не приехали сюда дня три назад, когда на земле еще лежал снег, — сказал он. Давай спустимся и посмотрим.

Они встали сбоку от машины, подняли дверь и помощник залез в салон. Через некоторое время он сказал: Здесь ни черта нет, шериф.

А в бардачке?

Ничего.

Посмотри под сиденьями.

Я уже посмотрел.

Посмотри еще раз.

Когда он вышел из машины, у него в руке была пробка от бутылки. Он протянул ее шерифу.

Что это? — спросил шериф.

Вот.

Шериф посмотрел на пробку. Давай откроем багажник, — сказал он.

В багажнике лежали запасное колесо, домкрат, гаечный ключ, какие-то тряпки и две пустые бутылки. Шериф стоял, засунув руки в карманы, и смотрел назад по склону оврага на дорогу. Если бы ты хотел добраться отсюда до дороги, — сказал он, — а ты бы хотел, если бы был здесь, — как бы ты пошел?

Помощник показал. Я бы пошел прямо по этому оврагу, — сказал он.

Я тоже, — сказал шериф.

Как думаешь, куда он пошел?

Не знаю.

Как долго, ты сказал, его старуха говорит, что его нет?

С вечера воскресенья.

Они уверены, что девушка была с ним?

Так говорят. Они были помолвлены.

Может, они уехали через лес или еще куда-нибудь.

Их не было в машине, — сказал шериф.

Не было?

Нет.

А как она сюда попала?

По-моему, кто-то ее сюда столкнул.

Может, они вместе сбежали. Лучше выяснить, сколько он задолжал за машину. Это может быть то, что…

Уже выяснил. За нее заплачено.

Помощник шерифа поддел носком ботинка несколько мелких камней. Через некоторое время он поднял голову. Ну что ж, — сказал он. Как вы думаете, куда они могли деться?

Я думаю, что они там же, где и та девушка, которая была с тем парнем, которого мы нашли здесь.

Она должна была пойти с парнишкой Блалока, с которым мы разговаривали.

Что ж, да. Эти молодые люди живут на всю катушку, по крайней мере, некоторые из них. Пошли.

Они прошли по дороге до разворота. На дальней стороне они обнаружили следы обуви в грязи вдоль края дороги. Дальше по кругу они нашли еще больше следов. Шериф просто кивнул на них.

Что скажете, шериф? — спросил помощник шерифа.

Ничего. Возможно, кто-то вышел поссать. Он смотрел вдаль по дороге. Как ты думаешь, — спросил он, — если толкнуть машину отсюда, она сможет доехать до того места, где мы припарковались, и съехать с дороги?

Помощник шерифа посмотрел вместе с ним. Ну, — сказал он. Это возможно. Я бы сказал, что это возможно.

Я тоже, — сказал шериф.

НОВЫЕ БОТИНКИ Балларда засосало в грязь, когда он подошел к пикапу. Винтовка была у него под мышкой, а фонарик — в руке. Когда он подошел к пикапу, то открыл дверцу, включил фонарь и увидел в его желтом свете бледные лица парня и девушки, обнимающих друг друга.

Первой заговорила девушка. Она сказала: У него оружие.

У Балларда онемела голова. Казалось, они собрались здесь втроем для какой-то другой цели, нежели была у него изначально. Он сказал: Покажите ваши водительские права.

Ты не из полиции, — ответил парень.

Это уж мне судить, — сказал Баллард. Что вы здесь делаете?

Мы просто здесь расположились, — ответила девушка. На плече у нее была веточка папоротника из марли с двумя розами из бордового крепа.

Вы собирались трахаться, не так ли? Он наблюдал за их лицами.

Ты лучше следи за языком, — сказал парень.

Хочешь меня заставить?

Опусти винтовку и я заставлю.

Рискни, — сказал Баллард.

Парень дотянулся до приборной панели, включил зажигание и начал крутить стартер.

Хватит, — сказал Баллард.

Двигатель не заводился. Как только парень протянул руку, чтобы схватиться за ствол винтовки, Баллард выстрелил ему в шею. Он упал боком на колени девушки. Она сложила руки и подставила их под подбородок. О нет, — сказала она.

Баллард дослал в патронник еще один патрон. Я говорил этому дураку, — сказал он. Разве я не говорил ему? Не знаю, почему люди не хотят слушать.

Девушка посмотрела на парня, потом на Балларда. Она держала руки в воздухе, как будто не знала, куда их деть. Она спросила: Зачем ты это сделал?

Все зависело от него, — ответил Баллард. Я говорил этому идиоту.

О боже, — сказала девушка.

Тебе лучше уйти оттуда.

Что?

Вон. Выходи оттуда.

Что ты собираешься делать?

Узнаешь, когда время придет.

Девушка оттолкнула от себя парня и, скользнув по сиденью, ступила в дорожную грязь.

Повернись, — сказал Баллард.

Что ты собираешься делать?

Просто повернись и не обращай внимания.

Мне нужно в туалет, — сказала девушка.

Можешь не беспокоиться об этом, — сказал Баллард.

Повернув ее за плечо, он приставил дуло винтовки к основанию ее черепа и выстрелил.

Она упала, как будто кости в ее теле в мгновение ока стали жидкими. Баллард попытался поймать ее, но она рухнула в грязь. Он схватил ее за шкирку, чтобы поднять, но материя разошлась в кулаке и в конце концов ему пришлось прислонить винтовку к крылу машины и взять ее под мышки.

Он потащил ее через сорняки, пятясь задом и оглядываясь через плечо. Ее голова болталась, по шее текла кровь. Баллард стащил с нее туфли. Он тяжело дышал и белки его глаз дико светились. Он положил ее в лесу, не доходя пятидесяти футов до дороги, и бросился на нее, целуя еще теплый рот и ощупывая под одеждой. Внезапно он остановился и привстал. Он приподнял ее юбку и посмотрел на нее снизу вверх. Она обмочилась. Ругаясь, он стянул трусики и промокнул бледные бедра подолом юбки. Он успел спустить брюки до колен, когда услышал, как завелась машина.

Звук, который он издал, был не похож не тот, что могла бы издать девушка. Сухое всасывание воздуха, немой ужас. Он вскочил, натягивая штаны, и рванул через кустарник к дороге.

Обезумевший горный тролль, цепляясь одной рукой за окровавленную штанину, с диким криком вырвался из леса и помчался по проселочной дороге за машиной с выключенными фарами, наполовину скрывшейся в поднявшейся пыли. Он несся вниз с горы, пока не запыхался и не перешел на шаг. Вскоре он остановился, чтобы застегнуть ремень, и пошел дальше, держась за бок, ссутулившись, тяжело дыша и говоря про себя: Ты далеко не уйдешь, мертвый сукин сын. Он уже спустился с горы, когда понял, что у него нет винтовки. Он остановился, но затем все равно пошел дальше.

Выйдя на дорогу, ведущую в долину, он посмотрел вниз, на шоссе. Дорога в лунном свете лежала под легким шлейфом пыли, как река под мантией тумана, насколько хватало глаз. Сердце Балларда окаменело в груди. Он присел на корточки в дорожной пыли, пока дыхание не восстановилось. Затем он поднялся и снова начал подниматься в гору. Сначала он пытался бежать, но не мог. На то, чтобы преодолеть три мили до вершины, ушел почти час.

Он нашел винтовку там, где она соскользнула с крыла пикапа, проверил ее и пошел дальше в лес. Она лежала так же, как он ее оставил, и была холодной и окоченевшей.

Баллард выкрикивал проклятия, пока не задохнулся, потом встал на колени, взвалил ее себе на плечи и с трудом поднялся. Спускаясь с горы с этим грузом на спине, он был похож на человека, которого одолевает какой-то призрачный суккуб в виде сидящей на его спине мертвой девушки, раскинувшей ноги в стороны, словно чудовищная лягушка.

БАЛЛАРД НАБЛЮДАЛ за ними из седловины на горе, задумчиво сидя на корточках с винтовкой в руках. Дождь шел уже третий день. Ручей далеко внизу вышел из берегов, поля были затоплены, в простынях стоячей воды виднелись зимние сорняки и кормовые растения. Волосы Балларда свисали с его худого черепа длинными мокрыми прядями, с волос и с кончика носа капала мутная вода.

Ночью на склоне горы мерцали лампы и факелы. Припозднившиеся зимние весельчаки среди деревьев или какие-то охотники звали друг друга в темноте. В темноте Баллард прошел под ними, пробираясь со своим потрепанным скарбом по каменным туннелям внутри горы.

Ближе к рассвету он вылез из норы на дальнем склоне горы и осмотрелся, как сурок, прежде чем выйти на серый и дождливый дневной свет. Взяв в одну руку винтовку, а в другую одеяло со снаряжением, он направился через редкий лес к расчищенной земле.

Он перелез через забор на полузатопленное поле и направился к ручью. У брода ручей был вдвое шире, чем обычно. Баллард изучил воду и пошел дальше вниз по течению. Через некоторое время он вернулся. Ручей был совершенно непрозрачным. Густая, кирпичного цвета вода шипела в камышах. Он наблюдал, как утонувшая свиноматка с розовыми торчащими над водой ушами, подплыла к броду, медленно покрутилась и поплыла дальше. Баллард спрятал одеяло в зарослях осоки и вернулся в пещеру.

Когда он возвратился к ручью, тот, казалось, разлился еще сильнее. Он нес ящик со всякой всячиной, мужской и женской одеждой и три огромные мягкие игрушки, перепачканные грязью. Добавив к этому винтовку и одеяло, которое он уже принес раньше, он шагнул в воду.

Ручей бешеными крыльями забил по его ногам. Баллард пошатнулся, восстановил равновесие, перехватил груз и пошел дальше. Он еще не успел дойти до русла ручья, как вода уже доходила до колен. Когда она дошла ему до пояса, он начал громко ругаться. Обращенные к воде яростные призывы отступить. Любому, кто наблюдал за ним, было ясно, что он не повернет назад даже если ручей поглотит его. Так и случилось. Он был по грудь в воде, осторожно продвигаясь на цыпочках и смещаясь вверх по течению, когда на него с шумом обрушилось бревно. Он увидел его и начал ругаться. Оно крутилось, обратившись своим широким боком к нему и надвигалось с какой-то одушевленной злобой. Мразь, — закричал он на него, хрипло клекоча в реве воды. Оно надвигалось, покачиваясь и неся с собой окружавшую его по периметру прокладку бледно-коричневой пены, в которой плавали грецкие орехи, веточки, тонкое горлышко бутылки, качающееся из стороны в сторону словно метроном.

Черт побери. Баллард толкнул бревно стволом винтовки. Оно стремительно налетело на него и он схватился за него рукой, сжимающей винтовку. Ящик опрокинулся и поплыл.

Баллард и бревно неслись по порогам ниже брода. Баллард потерялся в столпотворении звуков, винтовка в руке была поднята вверх, как у какого-то безумного героя или потрепанной пародии на патриотический плакат, выплывший из болота, а рот широко раскрыт для выкрикивания клятв, пока бревно не плюхнулось куда-то в глубину, закрутилось, и вода не сомкнулась над ним.

Он всплыл, хрипя и отплевываясь, и стал пробиваться к ивам, которые обозначили затопленный берег ручья. Он не умел плавать, но разве он мог утонуть? Гнев, казалось, поддерживал его. Похоже, здесь сработала какая-то защита. Посмотрите на него. Можно сказать, что он, как и вы, держится на своих ближних. Он заселил берег людьми, взывающими к нему. Раса, которая сосет кровь искалеченных и обезумевших, которая хочет, чтобы их дурная кровь вошла в них, и стала их собственной кровью. Им нужна жизнь этого человека. Он слышит, как они ищут его во тьме, выкрикивая ругательства. Как же он тогда держится? Или, вернее, почему эти воды не берут его?

Добравшись до ив, он подтянулся и обнаружил, что стоит в воде едва ли на фут. Он повернулся и потряс винтовкой, глядя попеременно то на разлившийся ручей, то на серое небо, с которого все так же беспрерывно лил серый дождь, и проклятия, раздававшиеся над грохотом воды, долетали до горы и обратно, как эхо из окон Бедлама[9].

Выбравшись на возвышенность, он разрядил винтовку, складывая патроны в карман рубашки, и начал разбирать ее, сгоняя воду с оружия указательным пальцем и продувая ствол, что-то бормоча при этом про себя. Вытащив патроны, он как мог высушил их, перезарядил винтовку и вставил патрон в патронник. Затем он рысью направился вниз по течению.

Единственное, что он нашел, — это ящик, но он был пуст. Когда он спустился далеко вниз по течению, ему показалось, что он видит игрушечных медведей, покачивающихся на волнах, но они пропали из виду за деревьями, а он был уже ближе к шоссе, чем ему хотелось бы, и поэтому повернул назад.

В конце концов он перебрался выше в горы. Крутое и черное ущелье, в котором пел дикий поток. Баллард на поросшем мхом бревне, согнувшись под своим измазанным грязью матрацом, шел осторожно, держа винтовку перед собой. Как бела вода, как неизменна ее форма в стремительных потоках внизу. Какие черные скалы.

Когда он добрался до лаза на горе, матрац был настолько тяжелым от дождевой воды, что он зашатался. Он пролез через дыру в каменной стене карстовой воронки и втащил матрац за собой.

Всю ту ночь он таскал свои пожитки и всю ночь шел дождь. Когда он протащил последний гнилой, покрытый плесенью труп через лаз и спустился в темный и капающий коридор, дневной свет уже пробился бледно-серой полосой в плачущем небе на востоке. Его следы в черных листьях леса с отпечатками каблуков выглядели так, словно здесь проехала небольшая повозка. Ночью все замерзло. Он прошел через поросшее травой поле, покрытое ледяной паутиной и вошел в лес, где деревья были скованы льдом. Каждая веточка напоминала маленькие черные косточки в стекле, которые плакали или разбивались на ветру. Брюки Балларда замерзли, превратившись в два барабана, которые громыхали на его лодыжках, а пальцы ног в ботинках застыли и потеряли чувствительность.

Он вылез из лаза посмотреть на день, почти рыдая от усталости. Ничто не двигалось в этой мертвой и сказочной пустоши: лес, украшенный гирляндами морозных цветов, сорняки, выбивающиеся из белых хрустальных фантазий, как каменное кружево на полу пещеры. Он не переставал сыпать проклятиями. Какой бы голос ни говорил с ним, это был не демон, а какое-то старое «я», которое время от времени появлялось во имя здравомыслия, рука, которая помогала ему выбраться из ямы его губительного гнева.

Он развел костер на полу пещеры у бегущего ручья. Дым собирался в куполе над пещерой, медленно просачивался вверх через многочисленные трещины и поры и поднимался вверх, словно стигийский туман[10] в мокром лесу. Когда он попробовал взвести винтовку, он обнаружил, что она замерзла. Он уперся коленями в ствол и стал тянуть взводной механизм. Когда винтовка не поддалась, он бросил ее в огонь, но прежде чем она успела обгореть, он вытащил ее из костра и поставил у стены. В почерневший кофейник он накрошил дикого цикория и залил его водой. В огне закипело, зашипело и запело. Темная расплывчатая тень Балларда металась по обшарпанным каменным стенам. Он принес и поставил у огня сковороду с недоеденным кукурузным хлебом, сухие свернувшиеся корки которого лежали в ней, как глиняные черепки в летнем овраге.

В черный полдень он проснулся полузамерзший и стал поправлять костер. Жгучая боль терзала ноги. Он лег обратно. Вода в матраце пропитала спину и он лежал, дрожа, скрестив руки на груди, и через некоторое время снова уснул.

Когда он проснулся, его мучила боль. Он сел и схватился за ноги. Он громко застонал. С трудом переступая по каменному полу, он подошел к воде, сел и опустил ноги в воду. Ручей был горячим.

Он сидел, отмачивая ноги и что-то бормоча. Отдаленно напоминающий плач звук эхом разносился по стенам грота, словно вокруг бормотала стая сочувствующих ему обезьян.

ГЛАВНЫЙ ШЕРИФ ОКРУГА Севир спустился по ступеням здания суда до последнего камня над затопленной лужайкой и окинул взглядом ровную, серую и захламленную мусором воду, которая тихими каналами тянулась по улицам и переулкам. Из воды чуть виднелись верхушки парковочных счетчиков, а слева — слабый намек на движение, тусклое вялое морщинистое течение реки Литл-Пиджен, подталкивающее стоячую воду в домах. Когда помощник шерифа плыл на лодке через лужайку, шериф наблюдал за ним, медленно покачивая головой. Помощник шерифа развернул заднюю часть лодки и стал грести назад, пока транец[11] не стукнулся о каменную площадку.

Коттон, ты чертовски хороший гребец.

Вы чертовски правы.

Где тебя черти носят?

Гребец не отпускал весла, лодка сильно накренилась.

Вы собираетесь плыть стоя, как Наполеон? Я опоздал, потому что выписывал Биллу Скрюггсу штраф.

Штраф?

Да. Я поймал его, когда он плыл по Брюс-стрит на моторной лодке.

Дерьмо собачье.

Помощник шерифа усмехнулся и опустил весла. Разве это не самая чертовски интересная вещь, которую вы когда-либо видели? — спросил он.

Моросил мелкий дождь. Шериф смотрел на затопленный город из-под надвинутой на глаза шляпы. Ты нигде не видел старика с длинной бородой, который строит большую лодку? — спросил он.

Они плыли по главной улице города мимо допотопных магазинчиков и маленьких кафе. Двое мужчин вышли из магазина с лодкой, заваленной испачканными коробками и ворохом одежды. Один сел на весла, другой пошел по воде сзади.

Доброе утро, шериф, — окликнул его мужчина в воде, подняв руку.

Доброе утро, Эд, — ответил шериф.

Человек в лодке кивнул подбородком.

Мистер Паркер вас видел? — спросил человек в воде.

Мы как раз собираемся туда.

Кажется, неприятности должны сближать людей, а не заставлять одних грабить других.

С некоторыми людьми ничего не поделаешь, — сказал шериф.

Это точно.

Они поплыли дальше. Берегите себя, — сказал шериф.

Хорошо, — ответил человек в воде.

Они подплыли к входу в хозяйственный магазин и помощник шерифа опустил весла. Внутри при свете фонарей двигались люди, тяжело протискиваясь сквозь воду. Один человек забрался в витрину и через разбитое стекло посмотрел на шерифа.

Привет, Фэйт, — сказал он.

Здравствуйте, Юстис.

Оружие — это самое ценное, что они взяли.

Вот что им было нужно.

Я даже не знаю, сколько. Думаю, мы еще целый год будем находить что-то из того, что они украли.

Сможете назвать номера?

Не раньше, чем вода отступит. Если она вообще отступит. Инвентаризационные ведомости в подвале.

Да, уж.

Завтра должно проясниться. Хотя сейчас мне уже все равно. А вам?

Это худшее, что я видел за свою жизнь, — сказал шериф. В 1885 году, вроде, был такой потоп. Говорят, весь город был под водой.

Это правда?

Я слышал, — сказал помощник шерифа.

Я знаю, что он горел около полудюжины раз, — сказал владелец магазина. Вы полагаете, что существуют такие места, где милосердный Господь не хотел бы, чтобы в них жили люди?

Возможно, — сказал шериф. Но если это так, то ему придется иметь дело с кучкой упрямцев, не так ли?

Будь он проклят, если это не так.

Я могу вам чем-нибудь помочь?

Нет, черт возьми. Мы пытаемся спасти хоть что-то. Не знаю. Это просто адский беспорядок.

Ну. Когда получите эти номера, дайте мне их. Скорее всего, они обнаружатся в Ноксвилле.

Я бы предпочел, чтобы сукины дети, которые их украли, всё вернули.

Я понимаю, что вы имеете в виду. Мы сделаем все, что в наших силах.

Что ж.

Ну, давайте я заведу свой мотор и мы поплывем за почтой.

Помощник усмехнулся и погрузил весла в серую воду среди бутылок, досок и плавающих фруктов.

Поговорим позже, Фэйт, — сказал хозяин магазина.

Хорошо, Юстис. Мне не нравится, что к вам вломились. Ну что ж.

Они проплыли вверх по улице, причалили лодку к ступеням почтового отделения и вошли внутрь.

Доброе утро, шериф Тернер, — сказала приятная женщина из-за зарешеченного окна.

Доброе утро, миссис Уокер, как поживаете?

Мокро. А вы как?

Есть что-нибудь?

Она просунула под решетку сверток с почтой.

Это то, что нужно?

Да.

Он пролистал почту.

Вы нашли кого-нибудь из тех, кто пропал из машин?

Когда мы найдем хотя бы одного, мы найдем их всех.

А когда вы найдете хотя бы одного?

Найдем.

Я никогда не думала, что существует место, где будут твориться такие злодея, — сказала женщина.

Шериф улыбнулся. Раньше было хуже, — сказал он. Когда они возвращались по Брюс-стрит, их окликнули из окна наверху. Шериф откинулся назад, чтобы посмотреть кто говорит и прищурил глаза от мелкого дождя

Ты плывешь в суд, Фейт?

Конечно.

Как насчет подвезти?

Давайте.

Только дай мне взять пальто, я сейчас спущусь.

Пожилой мужчина появился на вершине лестницы, поднимавшейся сбоку от кирпичного здания магазина. Закрыв за собой дверь, он поправил шляпу и осторожно спустился по ступенькам. Помощник шерифа отступил назад, пока задняя часть лодки не уперлась в ступеньки и старик, крепко ухватившись за плечо шерифа, шагнул внутрь и сел.

Старуха мне сегодня сказала: Это кара. Расплата за грехи и все такое. Я ей ответил, что каждый житель округа Севир должен быть гнилым до мозга костей, чтобы заслужить такое. Может, она так и думает, я не знаю. Как поживаете, молодой человек?

Отлично, — ответил помощник шерифа.

Вот человек, который может рассказать тебе о «Белых Колпаках»[12], - сказал шериф.

Люди не хотят об этом слышать, — сказал старик.

А вот Коттон сказал, что ему это кажется хорошей идеей, — сказал шериф. Держать людей в узде.

Старик изучающе посмотрел на гребущего помощника шерифа. Не верь этому, сынок, — сказал он. Они — кучка ничтожных воров, трусов и убийц. Единственное, что они делали, это избивали женщин и лишали стариков их сбережений. Пенсионеров и вдов. И убивали людей по ночам в их постелях.

А как же «Синие Биллы»?

Их организовали для борьбы с «Белыми колпаками», но они были такими же трусливыми. Если они слышали, что «Белые колпаки» едут куда-нибудь, например в Пиджен-Фордж, они тоже отправлялись туда, убирали доски с моста и ложились в кустах так, чтобы было слышно, как кто-нибудь будет падать. Они охотились друг за другом по всей округе в течение двух лет и так и не встретились, кроме одного раза, и то случайно и в узком месте, где ни один из них не мог убежать. Нет, это были жалкие люди, каждый из них был сукин сын на триста шестьдесят градусов, что, по словам моего папы, означало, что они сукины дети, с какой стороны ни посмотри.

Чем же всё закончилось?

В конце концов, случилось так, что один человек, у которого было немного мужества, выступил против них, и это был Том Дэвис.

Он был рабочей лошадкой, не так ли, мистер Уэйд.

Он был таким. Он был всего лишь помощником шерифа Милларда Мейплза, когда тот накрыл «Белых колпаков». Он совершил три или четыре поездки в Нэшвилл, заплатив за это из собственного кармана. Добился от законодательного собрания принятия законопроекта о присоединении окружного суда к уголовному суду в Ноксвилле, чтобы в Севирвилле появился новый судья, а затем начал преследовать «Белых колпаков». Они пытались убить его всеми способами. Даже натравили на него здорового негра, когда он возвращался из Ноксвилла. В те времена можно было добраться на пароходе. Этот негр перебрался с лодки на пароход прямо на середине реки и достал пистолет, чтобы пристрелить его. Том Дэвис отобрал у него пистолет и просто доставил его в тюрьму. К тому времени «Белые Колпаки» уже массово покидали округ. Ему было все равно, куда они уезжают. Он привозил их из Кентукки, из Северной Каролины, из Техаса. Он уезжал один, пропадал на несколько недель и возвращался с ними на веревке, точно с небольшим табуном лошадей. Он был самым что ни на есть, крутым мужиком, о котором я когда-либо слышал. Имел образование. Был школьным учителем. Со времен Гражданской войны в округе Севир не было ни одного демократа, но когда Том Дэвис выставил свою кандидатуру на пост шерифа, они избрали его.

Вы ведь не помните наводнение 1885 года? — спросил помощник шерифа.

Ну, поскольку это был год моего рождения, я помню его несколько смутно.

В каком году повесили этих двоих, мистер Уэйд?

Это было в 99-м году. Это были Плис Уинн и Кэтлетт Типтон, которые убили чету Уэйли. Подняли их с постели и снесли им головы на глазах у их маленькой дочери. Они просидели в тюрьме два года, подавая апелляции и прочее. В этом деле был замешан и Боб Уэйд, который, с гордостью могу сообщить, мне не родственник. Думаю, его посадили в тюрьму. Типтона и Уинна повесили на лужайке перед зданием суда, вон там. Это было примерно в первых числах года. Я помню, что там еще висели венки из остролиста и рождественские свечи. Поставили большой эшафот с люком, в который они должны были упасть. Люди приехали в город еще накануне вечером. Многие из них спали в своих повозках. Разложили одеяла на лужайке у здания суда. Где угодно. В городе нельзя было поесть, люди выстраивались в очередь по три человека. Женщины продавали сэндвичи на улице. Том Дэвис к тому времени стал шерифом. Он привел их из тюрьмы, с ними были два проповедника, жены их висели у них на руках и все такое. Как будто они шли в церковь. Все они поднялись на помост и запели, и все стали петь вместе с ними. Все мужчины держали свои шляпы. Мне было тринадцать лет, но я помню это, как будто это было вчера. Весь город и половина округа Севир пели I Need Thee Every Hour[13]. Потом проповедник прочитал молитву, жены поцеловали своих мужей на прощание и сошли с эшафота, повернулись, чтобы посмотреть, как спускается проповедник, и стало очень тихо. А потом люк распахнулся под ними и они упали вниз и висели там, дергаясь и пинаясь, не знаю, минут десять или пятнадцать. Никогда не думайте, что повешение это быстро и милосердно. Это не так. Но это был конец «Белых Колпаков» в округе Севир. Люди не любят говорить об этом и по сей день.

Думаете, тогда люди были злее, чем сейчас? — спросил помощник шерифа.

Старик смотрел на затопленный город. Нет, — сказал он. Нет. Я думаю, что люди не менялись с того дня, когда Бог впервые создал их.

Пока они поднимались по лестнице в здание суда, он рассказывал о том, как на горе Хаус жил старый отшельник, лохматый гном с волосами до колен, который одевался в листья, и о том, как люди ходили к его норе в скалах, бросали камни, не решаясь войти, и звали его выйти к ним.

ВЕСНОЙ БАЛЛАРД наблюдал за тем, как два ястреба сцепились друг с другом и рухнули вниз, взмахнув крыльями беззвучно оттолкнулись к солнцу, чтобы затем вновь упасть, мелькнув над деревьями, распространяя свой пронзительный зов. Он смотрел им вслед, пытаясь понять, не ранен ли один из них. Он не знал, как спариваются ястребы, но знал, что все существа дерутся. Он сошел со старой дороги для повозок в том месте, где она заходила в ущелье, и пошел по тропе, по которой ходил когда-то, пересекая склон горы, чтобы осмотреть места в которых когда-то жил.

Он сидел, прислонившись спиной к скале, и впитывал ее тепло — холодный ветер все еще трепал редкий высокогорный орляк и хрупкие серые папоротники. Он смотрел, как пустая повозка поднимается по долине, раскинувшейся под ним, как вдалеке раздается ее грохот, как мул останавливается посреди брода, а грохот уже неподвижной повозки катится дальше, как будто звук придает форму всему сущему, пока оно не достигает его ушей. Он смотрел, как мул пьет, а потом человек на сиденье повозки поднял руку, и они снова, теперь уже беззвучно, выехали из ручья на дорогу, и снова раздался далекий приглушенный деревянный гул.

Он наблюдал за тем, как всё меняется в долине: серые поля, что становятся черными под расчерчивающим их плугом, медленно покрывающиеся зеленью деревья. Сев на корточки, он опустил голову на колени и заплакал.

ПРОСНУВШИСЬ ВО МРАКЕ пещеры, он услышал свист, как когда-то в детстве, когда он лежал в темноте в своей постели и слышал, как отец, возвращаясь домой, словно одинокий волынщик что-то насвистывает на дороге, но единственным звуком был шум ручья, который бежал вниз через пещеру, чтобы влиться в неизвестные моря у центра земли.

В ту ночь ему приснилось, что он едет через лес по невысокому хребту. Внизу он увидел оленей на лугу, где солнце падало на траву. Трава была еще влажной и олени стояли в ней по грудь. Он чувствовал, как позвоночник мула прогибается под ним и покрепче обхватил ногами туловище мула. Каждый листок, который касался его лица, усиливал его тоску и ужас. Каждый падающий листок больше никогда не встретится ему снова. Они опускались на его лицо, словно вуаль, уже пожелтевшие, их жилки были похожи на тонкие кости, сквозь которые просвечивало солнце. Он решил ехать дальше, потому что не мог повернуть назад, а мир в тот день был прекрасен как никогда, и он ехал навстречу своей смерти.

В ОДНО ПРЕКРАСНОЕ МАЙСКОЕ УТРО Джон Грир отправился копать выгребную яму возле своего дома. Пока он копал, Лестер Баллард в жутком парике и юбке вышел из-за водокачки, поднял винтовку и слегка натянул курок, придерживая спусковой крючок и опуская его в выемку, как это делают охотники.

Когда он выстрелил, мимо плеча Грира проносилась лопата с кучей земли. Еще долго после того, как грохот винтовочного выстрела затих у подножия горы, он слышал звеневший над головой человека обреченный звон, когда тот застыл с поднятой лопатой, на которой ярким пятном расплющился маленький кусочек свинца, а человек смотрел на нечто, что стояло поодаль и ругалось про себя, работая винтовочным затвором, — привидение, созданное из пустоты и целящееся в него с таким страшным намерением. Он отбросил лопату и бросился бежать. Баллард выстрелил ему в туловище, когда он пробегал мимо, и прошил насквозь, замедлив его движение. Он выстрелил в него еще раз, прежде чем тот завернул за угол дома, но не смог определить, куда попал. Сам он уже бежал, не переставая ругаться, на ходу перезаряжая винтовку. Он обогнул угол дома и чуть не подвернул ногу, когда поворачивал и делал резкий вираж по грязи. Зажав винтовку в одной руке и держа большой палец на спусковом крючке, он взбирался по ступенькам безумной прыгающей походкой и мчался к двери.

Это выглядело так, как будто он зацепился за конец пружинного троса или какого-то занятного приспособления для создания киношных трюков. Дверь поглотила его и выплюнула почти одновременно назад со страшной силой, вращающегося, с отлетевшей в замысловатом парящем жесте рукой в бледно-розовом облаке крови и разорванной одежды, с винтовкой, беззвучно прыгающей по доскам крыльца посреди грохота. Баллард некоторое время тяжело сидел на полу, а затем упал во двор.

Несмотря на то, что Грир сам был ранен в верхнюю часть груди, он, шатаясь, вышел из дверей, сжимая ружье, и спустился по ступенькам, чтобы посмотреть что за тварь он подстрелил. У подножия ступенек он поднял то, что показалось ему париком, и увидел, что это высохший человеческий скальп.

БАЛЛАРД ОЧНУЛСЯ В КОМНАТЕ, темной до черноты.

Он очнулся в комнате, которую освещал день.

Он очнулся в комнате на рассвете или в сумерках, так и не понимая где он находится. Пылинки, пройдя сквозь невидимую полосу света, на мгновение беспорядочно вспыхнули и поплыли, как мельчайшие светлячки. Он некоторое время изучал их, а затем поднял руку. Рука не поднялась. Он поднял другую и тонкая полоска желтого солнечного света упала на его предплечье. Он оглядел комнату. Несколько кастрюль из нержавеющей стали на железном столе. Кувшин с водой и стакан. Баллард в тонкой белой больничной рубашке в узкой белой комнате, лжеапостол или ничем не брезгующий преступник, творящий мерзости, вурдалак на полставки.

Через несколько минут он полностью пришел в себя и начал наощупь искать пропавшую руку.

На кровати ее не было.

Он стянул простыню с шеи и без удивления посмотрел на огромные валки бинта на плече. Он огляделся. Комната была лишь чуть шире кровати. Позади него было небольшое окно, но он не мог выглянуть в него не изогнув шею, а ему было больно это делать.

Никто с ним не разговаривал. Пришла медсестра с жестяным подносом и помогла ему сесть прямо. Баллард все еще пытался держать равновесие при помощи отсутствующей руки. Чашка супа, чашка заварного крема, четверть пинты сладкого молока в вощеной картонной коробке. Баллард поковырял ложкой еду и лег.

Он лежал, погрузившись в сон. Трещины в пожелтевшей штукатурке потолка и стен, казалось, проникли в его мозг. Он мог закрыть глаза и все равно видел их. Тонкие трещины, пересекающие пустоту его изъеденного ржавчиной сознания. Он посмотрел на запеленатую культю, выпирающую из короткого рукава рубашки окружной больницы. Она была похожа на огромный забинтованный большой палец. Ему стало интересно, что они сделали с его рукой, и он решил спросить.

Когда медсестра принесла ужин, он спросил: Что они сделали с моей рукой?

Она качнула столешницу и поставила на нее поднос. Вам ее отстрелили, — сказала она.

Это я знаю. Я просто хотел узнать, что они с ней сделали.

Я не знаю.

Для вас это не имеет никакого значения, не так ли?

Нет.

Я узнаю. Я могу. Что это за человек, который все время стоит у двери?

Он помощник окружного прокурора.

Помощник окружного прокурора.

Да, — сказала она. А что с человеком, которого вы застрелили?

Что с ним?

Вы даже не хотите узнать, жив он или мертв?

Ну.

Он принялся разворачивать столовые приборы из льняной салфетки.

Что? — спросила она.

Ну, он жив или мертв?

Он жив.

Она наблюдала за ним. Он набрал ложкой яблочное пюре, посмотрел на него и снова положил. Открыл пакет молока и отпил из него.

Вам ведь все равно, похоже? — спросила она.

Да, — ответил Баллард. Я бы хотел, чтобы этот сукин сын сдох.

ОН ЕЛ, СМОТРЕЛ НА СТЕНЫ. Он пользовался судном или ночным горшком. Иногда он слышал радио в другой комнате. Однажды вечером к нему пришли охотники.

Некоторое время они о чем-то переговаривались за дверью. Затем дверь открылась и комната наполнилась людьми. Они собрались у кровати Балларда. Он спал. Он приподнялся на кровати и посмотрел на них. Кого-то он знал, кого-то нет. Его сердце сжалось.

Лестер, — спросил грузный мужчина, — где тела?

Я ничего не знаю ни о каких телах.

Нет, знаешь. Скольких людей ты убил?

Я никого не убивал.

Еще как убивал. Ты убил дочь Лейна и сжег ее и ребенка вместе с домом, и ты убил людей в припаркованных на Лягушачьей горе машинах.

Я никогда этого не делал.

Они молчали, глядя на него. Потом мужчина сказал: Вставай, Лестер.

Баллард потянул за одеяло. Мне нельзя вставать, — сказал он.

Мужчина протянул руку и откинул одеяло. На простыне лежали бескровные желтые ноги Балларда.

Вставай.

Баллард одернул подол больничной рубашки, чтобы прикрыться. Он перекинул ноги через край кровати и просидел так с минуту. Затем он встал. Потом снова сел и обхватил руками маленький столик. Куда мы идем? — спросил он.

Кто-то в глубине толпы что-то сказал, но Баллард не расслышал.

Это все, что у тебя есть из одежды?

Не знаю.

Они открыли шкаф и заглянули внутрь, но там было только несколько швабр и ведро. Они стояли и смотрели на Балларда. Он выглядел неважно.

Нам лучше убираться отсюда, если мы собираемся что-то сделать. Эрл, скорее всего, пошел за шерифом.

Пошли, Баллард.

Они подняли его, подтолкнули к двери и закрыли ее за собой. Он оглянулся на кровать. Потом они пошли по широкому больничному коридору. Мимо открытых дверей, где лежащие в постелях люди смотрели, как он уходит, линолеум холодил слегка подкашивающие ноги.

Была прохладная ясная ночь. Баллард поднял глаза вверх, к холодным звездам, которые висели над фонарями больничной стоянки. Они пересекли черный асфальт, влажный от недавнего дождя. Мужчины открыли дверь пикапа и приказали Балларду залезать. Он забрался в кабину и сел, сложив голые ноги вместе перед собой. Мужчины залезли с обеих сторон, мотор завелся, зажглись фары и на стоянке появились огни других легковушек и пикапов. Балларду пришлось, как ребенку, сдвинуть колени, чтобы мужчина смог добраться до рычага переключения передач. Они выехали со стоянки и поехали по улице.

Куда мы едем? — спросил Баллард.

Все узнаем, когда приедем, — ответил водитель.

Они выехали на шоссе в сторону гор — караван пикапов и легковых машин. Они остановились у какого-то дома. Из машины, ехавшей сзади, вышел мужчина и подошел к двери дома. Женщина впустила его внутрь. Внутри под бликами голой лампы была можно было разглядеть эту женщину и ее детей. Через некоторое время мужчина снова вышел, спустился к пикапу и сунул в окно сверток. Передайте ему, чтобы он надел это, — сказал он.

Водитель передал сверток Балларду. Надевай, — сказал он. Это был комбинезон и армейская рубашка.

Баллард положил одежду на колени и они снова поехали по дороге. Свернув на грунтовку, они проехали через невысокие холмы, на которых черные сосны проносились в свете фар на поворотах, затем свернули на другую дорогу, поросшую травой, и наконец выехали на высокий луг, где в свете звезд виднелись остатки лесопилки. Сарай с наглухо заколоченными окнами. Штабеля серых пиломатериалов, куча опилок, в которых жили лисы.

Водитель пикапа открыл дверь и вышел. Рядом остановились другие машины и вокруг них стали собираться люди. Послышался приглушенный шум голосов и закрывающихся дверей. Баллард остался один в своей ночной рубашке на сидении пикапа.

Пусть Отис присмотрит за ним.

Почему бы нам просто не отвести его сюда.

Пусть там посидит.

Почему он не оделся?

Дверь пикапа открылась. Не замёрз? — спросил мужчина.

Баллард тупо посмотрел на него. У него болела рука.

Скажи ему, чтобы он оделся.

Он хочет, чтобы ты оделся, — сказал мужчина.

Баллард начал шарить в свертке в поисках дырок для рук или ног.

Отис, присмотри за ним.

Думаю, нам нужно связать ему руку.

Можно привязать его руку к одной из ног, как мулу.

Джерри, положи эту банку туда, откуда взял. Это серьезное дело.

Баллард надел рубашку и попытался застегнуть пуговицы. Он никогда не пробовал застегивать рубашку одной рукой и у него это плохо получалось. Он натянул комбинезон и застегнул ремни. Они были мягкими и пахли мылом, а внутри было место еще для целого Балларда. Он заправил свободный рукав рубашки внутрь комбинезона и огляделся. Человек с дробовиком, сидевший на корточках в кузове пикапа, наблюдал за ним через заднее стекло. На холме у лесопилки горел костер, вокруг которого собрались люди. Баллард нажал кнопку на дверце перчаточного ящика перед собой и она открылась. Он порылся в бумагах, ничего не нашел. Он снова закрыл дверцу. Через некоторое время он опустил стекло.

Сигареты не найдется? — спросил он.

Мужчина наклонился вперед и протянул пачку сигарет к открытому окну. Баллард взял одну и сунул ее в рот. А спички есть? — спросил он.

Мужчина протянул ему спичку. А рожа не треснет? — спросил он.

Я не просил меня сюда привозить, — сказал Баллард.

Он чиркнул спичкой о приборную панель, зажег сигарету и закурил, сидя в темноте и наблюдая за огнем на холме. Через некоторое время с холма спустился человек, открыл дверь и сказал Балларду, чтобы он выходил. Он с трудом спустился вниз и стоял там в своем комбинезоне.

Поднимай его, Отис.

Баллард под дулом ружья поднялся на холм. Он ненадолго остановился, чтобы закатать брючины комбинезона. У костра он стоял и смотрел вниз на свои босые ноги.

Баллард.

Баллард не ответил.

Баллард, мы позволим тебе облегчить себе жизнь.

Баллард ждал.

Ты покажешь нам, где ты спрятал этих людей, чтобы их можно было достойно похоронить, а мы вернем тебя в больницу и позволим тебе попытать счастья с законом.

У вас все схвачено, — сказал Баллард.

Где их тела, Баллард?

Я ничего не знаю ни о каких телах.

Это твое последнее слово?

Баллард сказал, что да.

Ты понял, что это за шнур, Фред?

Конечно.

Из круга вышел человек со смотанным замасленным стальным тросом в оплетке.

Придется привязать эту руку. У кого-нибудь есть веревка в грузовике?

У меня есть.

Спроси его, Эрнест.

Да, Эрнест.

Мужчина повернулся к Балларду. Что ты хотел от этих мертвых женщин? — спросил он. Ты их трахал?

В свете костра лицо Балларда забавно подергивалось, но он ничего не сказал. Он оглядел своих мучителей. Человек с тросом разматывал его по земле. К концу троса было приделано кольцо, в которое трос был продернут. Он напоминал огромную ловушку для кроликов.

Ты знаешь, что это был он, — сказал мужчина. Просто возьмите это на себя.

Кто-то обвязал веревкой руку Балларда. Стальной трос перекинулся через его шею и лег на плечи. Было холодно, пахло маслом.

Затем он зашагал вверх по склону к лесопилке. Они шли рядом, осторожно ступая, помогая ему не скатиться вниз. Пламя от костра вычерчивало их неровные тени на верхнем склоне холма. Баллард один раз поскользнулся, его подхватили и помогли идти дальше. Они остановились на площадке восемь на восемь над ямой с опилками. Одному из мужчин помогли подняться к верхним балкам и передали ему свободный конец троса.

Его часом не накачали наркотиками, Эрнест? Мне бы не хотелось, чтобы он не соображал, что с ним происходит.

По-моему, он вполне себе бодр.

Баллард повернул голову в сторону говорившего. Я скажу вам, — сказал он.

Что именно?

Где они находятся. Тела. Вы сказали, что если я расскажу, вы меня отпустите.

Что ж, лучше расскажи.

Они в пещерах.

В пещерах?

Я спрятал их в пещерах.

Ты сможешь их найти?

Да. Я знаю где они.

БАЛЛАРД ВОШЕЛ В ПЕЩЕРУ, служившую ему домом, в сопровождении восьми или десяти человек с фонарями и лампами. Остальные развели костер у входа и уселись ждать.

Они дали ему фонарик и пристроились за ним. По узким капающим коридорам, через каменные залы, где из пола повсюду торчали хрупкие шипы, а в каменном русле бежал в непроглядной темноте ручей.

Они пробирались на четвереньках между сдвинутыми плоскостями плит вверх по узкому ущелью и Баллард время от времени останавливался, чтобы поправить штанины своего комбинезона. Его сопровождающие время от времени удивленно переглядывались.

Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное?

Когда я был мальчишкой, мы часто лазили в эти старые пещеры.

Мы тоже, но я никогда не знал об этом месте.

Внезапно Баллард остановился. Балансируя одной рукой, с фонариком в зубах, он взобрался на уступ и пошел по нему, прижавшись лицом к стене, снова поднялся вверх, цепляясь босыми пальцами за камни, как обезьяна, и пролез в узкую расселину в камне.

Они смотрели, как он уходит.

Черт побери, тут слишком узко.

Я думаю, как нам протащить тут тела, если мы их найдем.

Ну, кто-нибудь, посветите туда и пойдемте.

Вот, Эд. Держи фонарь.

Первый человек пошел по уступу и забрался в дыру. Он повернулся боком и опустился.

Подай мне сюда фонарь.

Что за беда?

Черт.

Что такое?

Баллард!

Имя Балларда затихло в череде удаляющихся отголосков в дыре, куда он ушел.

В чем дело, Томми?

Этот мелкий сукин сын.

Где он?

Господи, он исчез.

Давай за ним.

Я не могу пролезть в эту дыру.

Ну, поцелуй меня в задницу.

Кто самый маленький?

Эд, я думаю.

Иди сюда, Эд.

Они подняли следующего человека и он попытался пролезть в отверстие, но не смог.

Ты видишь его свет или что-нибудь еще?

Нет, ни черта.

Кто-нибудь, позовите Джимми. Он может пролезть сюда.

Они смотрели друг на друга, собравшись там, в бледных и разбегающихся лучах своих фонарей.

Ну и дела.

Вы думаете то же, что и я?

Еще как думаю. Кто-нибудь помнит, как мы пришли?

Вот, блядь.

Нам лучше держаться вместе.

Как думаешь, есть еще один вход в эту дыру, в которой он находится?

Не знаю. Может, оставить кого-нибудь сторожить?

Мы можем больше никогда его не найти.

В этом есть доля истины.

Мы можем оставить свет за углом, чтобы было похоже, что кто-то остался и ждет.

Ну.

Баллард!

Мелкий сукин сын.

На хуй это все. Пошли.

Кто хочет идти впереди?

Думаю, я смогу найти выход.

Ну так иди.

Черт побери, если этот мелкий ублюдок не оставил нас в дураках.

Думаю, он разыграл всё заранее. Не могу дождаться, когда расскажу ребятам снаружи, что произошло.

Может быть, нам лучше поменяться, и посмотрим, кто веселее расскажет.

Следите за своими головами.

Ты ведь знаешь, что мы сделали?

Да. Я знаю, что мы сделали. Мы вытащили этого мелкого уёбка из тюрьмы и выпустили его на свободу, где он снова сможет убивать людей. Вот что мы сделали.

Именно так.

Мы его поймаем.

Возможно, это он нас поймал. Ты помнишь это место?

Ничего я не помню. Я просто шел за тем, кто был передо мной.

В ТЕЧЕНИЕ ТРЕХ ДНЕЙ БАЛЛАРД исследовал пещеру, в которую попал, пытаясь найти другой выход. Ему казалось, что прошла неделя и он удивлялся тому, что батарейки в фонарике еще держатся. Он полюбил дремать, просыпаться и снова идти вперед. Он не мог найти ничего, кроме камня, на котором можно было бы спать и сон его был краток.

Под конец он постукивал фонариком по ноге, чтобы поддерживать его тусклое оранжевое свечение. Он вынимал и снова вставлял батарейки, заднюю и переднюю. Один раз он услышал голоса где-то позади себя, а один раз ему показалось, что он увидел свет. Он направился к нему в темноте, чтобы не выдать себя на случай, если этот свет был светом фонарей его недругов, но ничего не обнаружил. Он встал на колени и попил из лужи накапавшей воды. Отдохнул, снова попил. В луче фонаря он наблюдал за крошечными полупрозрачными рыбками, плавающими в неглубоком каменном бассейне, чьи кости словно тени просвечивали сквозь их хрупкую слюдяную оболочку. Когда он поднялся, вода качнулась в его пустом желудке.

Он вскарабкался, как крыса, по длинному скользкому обвалу и вошел в длинную пещеру, заполненную костями. Баллард, обошел вокруг древней костницы, пиная кости. Коричневые и покрытые язвами остовы бизонов, лосей. Из черепа ягуара он выковырял единственный оставшийся в нём клык и спрятал его в нагрудный карман своего комбинезона. В тот же день он подошел к отвесному обрыву и когда он попытался посветить вниз угасающим светом своего фонаря, то луч соскользнул по мокрой стене и исчез в кромешной тьме.

Он нашел камень и бросил его вниз. Он падал беззвучно. Падал. В тишине. Баллард уже повернулся, чтобы достать еще один, когда услышал далеко внизу едва различимый всплеск, словно от камешка, брошенного в колодец.

В конце концов он пришел в небольшую пещеру с тонкой полоской дневного света, проникавшего сквозь щель в потолке. Только сейчас ему пришло в голову, что ночью он мог проходить мимо других таких проемов в верхний мир и не знать об этом. Он просунул руку в щель. Он пытался. Он царапал грязь.

Когда он проснулся было темно. Он пошарил вокруг, достал фонарик и нажал на кнопку. Бледно-красная нить зажглась в лампочке и медленно погасла. Баллард лежал, вслушиваясь в темноту, но единственным звуком, который он слышал, было биение его сердца.

Утром, когда свет в расселине тускло осветил его, этот дремлющий пленник выглядел таким неприкаянным во глубине своего каменного гроба, что можно было сказать, что он был почти прав, считая себя столь тяжко согрешившим против богов.

Он работал весь день, расширяя отверстие то куском камня, то голой рукой. Он спал, работал и снова спал. Или рылся среди пыльных останков, ища среди острых и изогнутых, точно иглы для шиться парусов, обломков костей с выеденным начисто мышами костным мозгом, целый гикори[14]. Он не нашел ни одного, да и есть не хотелось. Он снова уснул.

Ночью он услышал гончих и стал их звать, но чудовищное эхо его голоса в пещере вселило в него страх и он больше не стал этого делать. Он услышал, как в темноте забегали мыши. Возможно, они свили гнездо в его черепе и вывели своих крошечных лысых и пищащих детенышей в извилистых пещерах его головы. Его кости были отполированы, как яичная скорлупа, сороконожки спали в извилинах мозга, его ребра изгибались в темной каменной чаше, стройные и белые, словно костяные цветы. Ему нестерпимо захотелось, чтобы какая-нибудь грубая повитуха вытащила его из этого каменного чрева.

Утром между ним и небом появилась паутина. Он схватил горсть камней и швырнул ее в щель. И снова, пока от паутины не осталось и следа. Он собрался и начал копать.

Он просыпался, прислонившись головой к стене, с куском камня в руке и снова начинал копать. Поздно вечером он отвалил тонкую каменную пластину и она с грохотом упала вниз. Выворачивая ее, он распорол себе палец и теперь так и сидел держа его во рту: затхлый вкус земли смешивался с железистым привкусом крови. Из образовавшегося отверстия сыпалась сухая земля. На фоне неба виднелись верхушки деревьев.

Взобравшись наверх, он снова принялся за работу: теперь он непрерывно бил по цельному камню. Он слоился и крошился, а Баллард использовал наиболее крупные куски в качестве молотка и совка. Перед наступлением темноты он смог просунуть голову и выглянул наружу.

Первое, что он увидел, была корова. Она находилась примерно в ста футах от него, в поле, за лесом, недалеко от которого он высунулся, а за коровой был амбар, а за ним дом. Он посмотрел на дом в поисках признаков жизни, но ничего не увидел. Он опустился обратно в свою нору и лег отдохнуть.

Прошло несколько часов после наступления темноты и уже стояла глубокая ночь, когда он наконец вынырнул из-под земли. Внизу, в доме, горел свет. Он пошарил среди звезд в поисках хоть какого-то ориентира, но небо имело другой вид, которому Баллард не доверял. Он прошел через лес, перелез через забор и пересек поле, пока не вышел на дорогу. Он никогда не был в этом месте. Увидев, что дорога ведет в гору, он пошел в ее сторону и вскоре уже ковылял по ней, ослабевший, но бодрый; ночь была настолько прекрасной, насколько можно было только пожелать и в воздухе уже витал слабый аромат жимолости. К этому времени он не ел уже пять дней.

Он не успел далеко уйти, как позади него показался церковный автобус. Баллард забрался в придорожный бурьян и присел там, наблюдая. Автобус прогрохотал мимо. Он был весь освещен, и лица внутри проступали каждое в своем стекле, каждое в профиль. На заднем сиденье маленький мальчик смотрел в окно, прижавшись носом к стеклу. Снаружи ничего не было видно, но он все равно смотрел. Проезжая мимо, он посмотрел на Балларда, а Баллард посмотрел на него. Потом автобус обогнул поворот и скрылся из виду. Баллард вылез на дорогу и пошел дальше. Он пытался вспомнить, где видел мальчика и тут до него дошло, что мальчик похож на него самого. Эта мысль вызвала у него дрожь, и, хотя он попытался стряхнуть этот образ на стекле, тот не уходил.

Дойдя до шоссе, он пошел по полю. Спотыкаясь, он пробирался по комьям свежевспаханной земли и наконец подошел к реке. Берега реки были завалены мусором и бумагами после половодья, деревья занесены илом, а в ветвях на фоне неба гудели огромные пчелиные гнезда.

Когда он приблизился к городу, закричали петухи. Возможно, они почувствовали просвет в ночной темноте, который путник не мог разобрать, хотя и следил за востоком. Возможно, в воздухе повеяло свежестью. Повсюду на спящей земле они кричали и отвечали друг-другу. Как в старые времена, так и сейчас. Как и повсюду на Земле.

Уже рассвело, когда он стоял перед регистратурой окружной больницы. Ночная дежурная медсестра как раз спускалась в холл с чашкой кофе и обнаружила Балларда, прислонившегося к стойке. Похожий на сорняк круглолицый человек был запеленут в непомерно большой комбинезон и весь перепачкан красной грязью. Его глаза запали и слезились. Я должен быть здесь, — сказал он.

ОН ТАК И НЕ БЫЛ ПРИЗНАН виновным в совершении какого-либо преступления. Его отправили в государственную больницу в Ноксвилле и посадили в камеру по соседству с сумасшедшим, который вскрывал черепа людей и ел их мозги ложкой. Баллард время от времени видел его, когда их выводили на прогулку, но ему нечего было сказать сумасшедшему, а тот уже давно онемел от чудовищности своих преступлений. Засов его металлической двери был закреплен погнутой ложкой и Баллард однажды спросил, не та ли это ложка, которой сумасшедший ел мозги, но ответа не получил.

В апреле 1965 года он заболел пневмонией и был переведен в университетскую больницу, где прошел курс лечения и, по-видимому, выздоровел. Его вернули в больницу штата в Лайонс Вью, а через два дня нашли мертвым на полу своей камеры.

Его тело отправили в государственную медицинскую школу в Мемфисе. Там, в подвальном помещении, его законсервировали формалином и перевезли на каталке, чтобы он занял свое место среди других недавно умерших людей. Его разложили на столе и стали разделывать, вырезать, препарировать. Его голову распилили и извлекли мозг. Мышцы отделили от костей. Вынули сердце.

Его внутренности были извлечены и разделены, а четверо молодых студентов, склонившихся над ним, словно древние гаруспики[15], возможно, увидели в этих знаках чудовищ похуже. По истечении трех месяцев, когда занятия закончились, Балларда соскребли со стола в полиэтиленовый пакет и вместе с другими такими же, как он, отвезли на кладбище за городом и там похоронили. Школьный священник совершил простую службу.

В АПРЕЛЕ ТОГО ЖЕ ГОДА мужчина по имени Артур Огл вечером вспахивал поле на склоне горы, когда плуг вырвался у него из рук. Он оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как его упряжка мулов исчезает в земле, унося с собой плуг. Он осторожно подполз к тому месту, где их поглотила земля, но там было темно. Из-под земли дул прохладный ветер, а далеко внизу слышалось журчание воды.

На следующий день двое соседских мальчишек спустились в провал на веревках. Мулов они так и не нашли. Зато они обнаружили пещеру, в которой на каменных уступах в неподвижных позах лежали тела нескольких человек.

Поздно вечером главный шериф округа Севир с двумя своими помощниками и еще двумя людьми пересекли поле у старого ружейного магазина Вилли Гибсона, где они оставили машину, перешли ручей и пошли по старой бревенчатой дороге. Они несли фонари, мотки веревки и несколько муслиновых плащей, на которых по трафарету было написано «Собственность штата Теннесси». Главный шериф округа Севир сам спустился в провал и осмотрел находящийся там мавзолей. Тела были покрыты адипоцером — бледно-серой сыровидной плесенью, характерной для трупов в сырых местах, а на них, как на гниющих в лесу бревнах, росли гребешки светлого грибка. В пещере стоял кислый запах с примесью аммиака. Шериф с помощником сделали из веревки петлю, накинули ее на верхнюю часть тела первого трупа и туго затянули. Они стащили ее с плиты и поволокли по каменному полу коридора к месту, где дневной свет падал на стену провала. В наклонной шахте, освещенной наполненным порхающими мотыльками светом, они дернули свисающую сверху веревку. Когда она спустилась, они прикрепили ее к веревочной петле, затянутой на трупе и снова дернули. Веревка натянулась и первая из мертвых девушек села на пол пещеры, а руки, тащившие веревку наверх, управляли ей словно кукловод куклой в кукольном театре. С подбородка трупа упали серые мыльные сгустки. Она поднималась, раскачиваясь. Она обвисла в петле. Капала серая слизь.

Вечером по бревенчатой дороге спустился джип с прицепом, в котором лежало семь тел, обвязанных муслином, точно огромные окорока. Когда они спускались в долину в наступающей темноте, ночные ястребы, взмывая из пыли на дороге перед ними, бешено били крыльями и их красные глаза светились в свете фар, словно драгоценные камни.