Дитя Ее Высочества (СИ)

Глава 13

«Печальная участь, — грустно согласилась юная принцесса, глядя на догорающие останки еретика. — Но от этого запаха у меня разыгрался аппетит. Так заманчиво пахнет поджаренной корочкой!»

Многое ли ты знаешь, мой юный друг, о столь грозной службе нашей святой матери церкви, как инквизиция? Позволь мне раскрыть завесу тайны над этим грозным, но справедливым орудием борьбы с ересью. Запомни: основной задачей данного органа являлось определение, вправду ли подозрениваемый виновен в преступлениях против веры.

Служители инквизиции огромное значение придавали чистосердечному признанию. Конечно, не все их методы понятны и близки нам. Но и времена тогда были иные — гораздо более суровые. Враг Человеческий свободно ходил по миру, сея грех в невинных душах. Потому наравне с обычными допросами, применяли ещё и дознание особое. Но если подозреваемый не умирал в ходе следствия, а признавался в содеянном и раскаивался, то материалы дела передавались в суд. Внесудебных расправ инквизиция не допускала. А это свидетельствует о справедливости святых отцов и их беспристрастности.

Старший судья допрашивал свидетелей в присутствии секретаря и двух священников. Которым было поручено наблюдать, чтобы показания верно записывались, или, по крайней мере, выслушивались полностью. Таким образом, у инквизитора складывалось беспристрастное мнение о происшествии, и картину он видел со всех сторон.

Суд защитников веры далеко превзошёл современный по справедливости устройства. В инквизиции не существовало обвинителей или въедливых прокуроров. А сознание еретика в грехе служило обвинением и ответом. Если грешник признавал себя виновным в одной ереси, напрасно уверял он, что он не виновен по отношению к другим. Ему не разрешалось защищаться, потому что преступление, за которое его предали суду, было уже доказано. И это правильно, ибо оступившийся один раз не мог не оступиться во второй.

К чему я это говорю? А давай вернёмся к нашим смелым героиням — и ты поймёшь, зачем я раскрывал тайны церковного судопроизводства. За мной, мой верный слушатель!

Итак, дружок, нам с тобой, вслед за нашими храбрыми путешественницами, предстоит посетить ещё один город славного королевства Анкалов. Не кажется ли тебе, что вояж наш начинает походить на занятную туристическую поездку? Но, согласись, есть в этом определённая прелесть.

Итак, ищущие приключений, а, заодно, и незаконного ребёнка принца девы, приближались к главным воротам небезызвестного города Ретца. А пока они, пробираются меж телегами торговцев, фургонами крестьян, спешащих попасть на базарную площадь до открытия рынка, и забивающих тракт бездельниками всех видов и мастей, позволь мне коротко познакомить тебя с достопримечательностями этого местечка.

Главной знаменитостью сего города на протяжении нескольких деятелей, а в наши с тобой времена и столетий, считалась вдовствующая королева Анкалов, достопочтимая — Миарта Тарнистарская. В молодости больше известная как Миарта Шалая. И речь не о памятнике, как ты мог бы подумать, дружок. Во времена, про которые я веду рассказ, сия госпожа находилась в весьма добром здравии и почти ясном рассудке. Это потом от неё остался один памятник, да и тот голуби весь засидели.

Бабка ныне правящих венценосных братьев на протяжении всей своей жизни слыла дамой эксцентричной. Настолько эксцентричной, что Его Величество Данкан Справедливый прилюдно заявил, будто мать его отца давно уже померла. А слухи, что она проживает в Ретце — слухи и есть, не более. На что любящая бабуля, не менее публично, ответила: «Не дождёшься, молокосос!» и показала — прости, мой друг, но из истории фактов не выкинешь — фигу.

Так вот, будучи ещё женой Дарейна III и никаких внуков не имея, Миарта супруга своего, как водится, невзлюбила. И решила, что вдовий покров ей будет гораздо больше к лицу. А надо сказать, во времена её молодости в моду только вошли утончённые и особо изысканные яды. Вот с помощью этих ядов и намеривалась красавица отправить постылого муженька на встречу с Отцом.

Но Дарейна дураком тоже никто не называл. Так они и жили в счастливом супружестве тридцать лет: она опробовала за семейными обедами все новые отравы и выписывала со всех концов света алхимиков. А он испытывал на себе противоядия и собирал вокруг себя прославленных медиков. В общем, вклад в науку эта венценосная пара внесла немалый.

Прошло время и король, как и любой человек, помер-таки. Яд ли его отправил на тот свет, застарелый сифилис или просто старость, осталось неизвестно. Но радовалась Миарта недолго. Потому как на престол взошёл её собственный сын. А Данан, в отличие от своего отца, науками не увлекался. И иметь под боком матушку, тяготеющую к совсем не безопасным увлечениям, не желал. Потому и отправил её в родовую вотчину, то есть в Ретц.

Видимо, потрясение было действительно сильно. Миарта неожиданно для всех преобразилась неузнаваемо. Никогда не отличающаяся набожностью, она вдруг переоделась в чёрное, стала употреблять в пищу исключительно постные продукты. Велела поснимать в замке все зеркала и картины, портьеры заменила черными же тряпками, а позолоту, фрески и иные украшения замазала. В смысле, не собственноручно, конечно, но итог один. Некогда прекрасный замок Ретц, задумчиво глядящийся в воды одноименной реки, превратился в склеп.

Ну и — финальным аккордом — вдовствующая королева объявила свой город столицей инквизиции. И с тех пор это место стало самым святым и набожным во всем королевстве. Тут даже котята на свет появляться перестали, ибо кошки боялись грешить.

Потому-то Ее Высочество нисколько не удивилась, увидев возле городских ворот не стражников, а монахов в коричневых рясах. Правда, исключительно на милость Отца святые братья не полагались. И из-под широких рукавов виднелись кольчуги. Однако встретили они путников не привычным: «Куды прешь?» и даже не вежливым аналогом: «Какого забыл в стенах города?», а «Благословен твой путь, грешник!».

Принцесса подумала, но с привратниками спорить не решилась. Во-первых, она действительно надеялась, что путь её благословен. А, во-вторых, и впрямь полагала себя грешницей. Потому как приходилось ей и мясо есть в постный день, и мылась она частенько, теша тело своё. Да и врать, если признаться, ей доводилось. Но, в конце концов, это не те грехи, из-за которых стоит полемику поднимать.

— Славен Отец и слово его на небесах и на земле, — ответила Ларелла, как и подобает скромному и набожному человеку.

— Куда ты направляешься, путник, и с какими целями прибыл в славный город Ретц? - продолжал допытываться привратник.

— А может вам это стоит спросить у своих наставников, святой брат? — не к месту встрял рыжий. — Говорят же, что они напрямую общаются с Отцом. Тот всю нашу подноготную и поведает.

Ах да! Я совсем забыл, дружочек! Прости мою стариковскую рассеянность. Дело в том, что Лара решила прихватить спасённого блудодея с собой. Может быть, и не подобало столь юному и невинному существу обладать такой циничной подозрительностью, но принцесса предположила, что Григо Родс соврёт — возьмёт совсем недорого. Потому она и велела ехать красавчику с ними. Пообещав, что, как только они отыщут ребёнка, не только отпустить его на все четыре стороны, но и ещё заплатить сверху.

Как ни странно, но плут, кажется, обрадовался. И охотно последовал за путешественницами. Даже не пытаясь сбежать по ночам или кошельки у них стырить. Но девушки все равно сторожко приглядывали за ним. Особенно по ночам.

Так вот, эта ходячая неприятность вмешалась в разговор принцессы с привратником совсем некстати и в свойственной ему хамской манере. Святой брат, конечно, поднял голову, и даже широкий капюшон сдвинул на выбритую тонзуру, чтобы хорошенечко рассмотреть наглеца и охальника. И на брылястом лице стражника медленно расползлась весьма довольная улыбка.

— Ба! — возрадовался он, словно видя перед собой давно потерянного брата. — Кого я вижу? Не господин ли Родс к нам припожаловал снова?

— Он самый. Причём всей своей примечательной персоной, — приосанился певун.

— Как же я вас видеть-то рад! — возликовал охранник. — За вас же аж десять золотых назначено!

И свистнул так, что у принцессы уши заложило, а её конь изумлённо присел на задние ноги. Впрочем, вполне возможно, что лошадь поразил не свист, а с десяток коричневых ряс, возникших в воротной арке, словно из теней соткавшись.

Впрочем, рыжего не их появление, ни злобно поблёскивающие пики в руках святых братьев не смутили. Он преспокойно спешился и даже спиной к стражникам повернулся, сложив руки на пояснице — чтобы вязать было удобнее.

— Это не тот город? — протянула Ларелла, нехорошо щурясь.

Рыжий нахал в ответ кивнул, а его вечная нагловатая улыбка стала только шире.

— И теперь мне опять предстоит спасти твою жалкую шкуру, чтобы ты проводил нас в нужное место?

Певун, ничуть не смущаясь, снова кивнул.

— Ты знаешь кто? — прошипела принцесса, едва сдерживаясь, чтобы не плюнуть самым вульгарным образом.

— В Ретце я инкуб[19]! — гордо сообщил рыжий.

И подмигнул, подлец.

Каждый, кто хоть раз сталкивался с чиновниками, знает, что хуже этой породы Нечистый ничего не придумал и вряд ли придумать сможет. А главной неприятной особенностью сих господ является страсть подержать, промариновать посетителя в неведенье и тоскливом ожидание. Видимо, визитёр, изнывающий в предвкушении приёма, повышает их и без того раздутое чувство собственного достоинства до небывалых размеров.

И скажу по секрету, что худшие представители чинушеской братии встречаются даже не среди налоговиков или судебных крючкотворов, а среди церковников.

Вот и секретарь суда инквизиции заставил нежнейшую Лареллу ждать более двух часов. При этом его секретарь — в смысле, секретарь секретаря — без всякого стеснения заявлял, что господин секретарь сначала обедал, потом отдыхал после принятия пищи, молился, а следом общался с секретарём старшего секретаря секретариата судейской коллегии.

Окончательно запутавшись в секретарях, принцесса было присмирела. Но смирения её хватило ненадолго. Горячий юный нрав, не выдержав пытки ничегонеделанья, взбунтовался и захватил власть над холодной рассудительностью. Право слово, стоило бы ему это сделать раньше. Так как благодаря кинжалу, приставленному к дурно выбритой и грязноватой щеке, важный задохлик за столом моментально вспомнил: дворянскую честь и уважать стоит. А его начальник немедленно освободился. Впрочем, Лара подозревала, что он и раньше ничем важным не занимался.

И истина, как всегда, оказалась где-то рядом. Секретарь суда с сосредоточенным видом, сведя крысиные глазки к бугрящемуся наростами, похожему на картофелину носу, выстригал из бумаги дамский силуэт. Как показалось принцессе, силуэт пребывал в не слишком пристойной позе, да и одежды на нем недоставало. Но, как известно, искусство витинанки[20] — дело сложное. И окончательный результат можно оценить только после окончания же работы. Но посетителю, явившемуся столь не вовремя, мужчина абсолютно точно рад не был. Хотя от своего занятия не оторвался даже для того, чтобы глянуть, кто там пришёл.

— С кем имею честь? — буркнул секретарь недружелюбно и так, что стало моментально понятно: беседа с Ларой для него является честью весьма сомнительной.

— Моё имя вам вряд ли что-то скажет, — развязно сообщила Её Высочество, без приглашения усаживаясь в кресло, да ещё и ноги в пыльных ботфортах на край стола закинула.

При этом королевский перстенёк, так удачно помогший правому делу один раз, ненавязчиво покачивался на цепочке поверх одежды.

Секретарь подслеповато прищурился на блестящую штучку и отложил своё творчество в сторону. Откинулся в кресле, сплетя сучковатые пальцы поверх сутаны и всем своим видом продемонстрировал, что готов внимать. Не то чтобы инквизиция королевской власти опасалась. Но со светскими церковь предпочитала в конфликты не вступать. Мало ли что? Короли — они такие. Сегодня набожные и подчиняющееся. А завтра вожжа под хвост попадёт, и объявят государственной религией поклонение цветущему кактусу. И что ты с ним сделаешь? Конечно, на костре-то и миропомазанника спалить можно. Только это дело хлопотное.

— Меня интересует дело Григо Родса, — коротко сообщила принцесса. — В чем состоит суть обвинений?

— А я-то думал! — секретарь явно расслабился и потянулся за своими ножничками. Правда, стричь ничего не стал, просто в руках их вертел. — Инкуб он — и вся недолга.

— Инкубов не бывает, — не подумав, фыркнула Лара.

— Это вы так от молодости лет считаете, юноша, — с видом умудрённого старца изрёк секретарь. — Просто демоны предпочитают людей постарше, с опытом. Им зелень младенческая ни к чему.

— И часто вас посещают инкубы? — безмятежно поинтересовалась любопытная Ларелла.

— Суккубы, — надменно поправил её служить святого знамения и факела.

Да только тут же осёкся, сообразив, что ляпнул он явно не по делу.

— Так вас суккубы навещают? — ещё безмятежнее спросила принцесса — из природной и ничем не замутнённой вредности спросила. — И как часто?

— Вам чего надо-то? — насупился секретарь, и ножнички свои снова отложил.

— Подробности!

— Да как вы смеете? — неожиданно тонким фальцетом вскричал обладатель стремительно багровеющего носа.

— О, святые Небеса! Подробности по делу Родса меня интересуют, — в изнеможении прикрыв глаза ладонью, успокоила его принцесса.

Склонность людей нервничать и впадать в истерики на пустом месте ей начинала надоедать. Ну, подумаешь, посещают тебя демоны? Разве для верного служения во благо инквизиции здравый рассудок нужен? А, может, и с рассудком у тебя все в порядке. И по ночам через окно в спальню пробирается пылаемая страстью жена булочника, желающая остаться неузнанной? Кому какое дело до этого?

— Так какие тут могут быть подробности? — остывая медленно, как печь, пробормотал секретарь. — Соблазнил, понимаешь, трёх невинных девушек. Между прочим, дочерей уважаемых людей!

— То есть, они не родственницы были? — уточнила Ларелла, старательно отгоняя от себя совсем неподобающие видения рыжего в окружении тройняшек.

И откуда такие фантазии могли взяться в головке невинной принцессы? Может, и правда дело без инкубов обошлось?

— Если бы! — фыркнул секретарь. — Нет, не родственники. Но их родители все равно люди в городе очень уважаемые, хоть и в родстве друг с другом не состоят. А девочки, должен я вам сказать, весьма приличные — скромные и набожные. Теперь вот все трое к постригу готовятся, чтобы грех свой под платом Невест Небесных скрыть. Тоже дело благое, конечно, но…

— Не хорошо дев невинных совращать, я понимаю, — перебила явно собирающего удариться в демагогию секретаря Лара, — но за что же его в демоны записывать?

Честно говоря, вся эта ситуация Её Высочество уже всерьёз раздражала. Кажется, рыжего было проще холостить, чем разгребаться с ордами невинных дев, этой самой невинности по вине певуна лишившихся.

— Так он их в одну ночь соблазнил, — пояснил недогадливой принцессе секретарь.

— Ну, му-ужи… В смысле, я хотел сказать, грех это, но…

— А проживают они в разных концах города.

— Н-да, проворство, конечно, удивительное, но…

— И совершил он своё грязное дело в течение не более трёх часов.

— Беру свои слова обратно, — почесала ногтем кончик носа Её Высочество, — он не инкуб, и не мужик. Он кролик. Но это уж точно не преступление.

— И все три девицы, околдованные чарами злого духа, помогли ему получить в банках своего отца займы. Которые он, между прочим, не вернул. И не вернёт. Так как немедленно спустил все деньги за игрой в кости.

— И велики ли суммы? — кисло поинтересовалась Лара, начиная тосковать.

Если в дело вступали деньги, то отвертеться от костра становилось затруднительно.

Секретарь посмотрел на посетителя многозначительно и, нацарапав на бумажке цифры, подвинул листочек Ларелле. Та только глаза на написанное скосила. И тяжело вздохнула.

— Он однозначно инкуб, — признала своё поражение принцесса.

— А я вам о чем толкую? — довольно ухмыльнулся секретарь, снова откидываясь в кресле и складывая руки на животе.

Конечно, средства у Её Высочества имелись. Но это путешествие и без того обошлось совсем не дёшево. А кошель с каждым днём стремительно худел и сам собой поправляться не собирался. Ситуация вырисовывалась весьма затруднительная.

Все-таки жители королевства Анкалов, при всей своей любви к крепким напиткам, в умении винопития северянам проигрывали. Конечно, если уж быть совсем откровенными, то ни один только природный талант и приобретённая при дворе отца-императора, очень такой вид досуга уважающего, сноровка позволила Ларелле удержаться на ногах. Верная Фрейда, сливающая каждый третий стакан в бурдюк, спрятанный под столом, немало помогла.

Так или иначе, хотя в голове принцессы слегка и шумело, а косяки явно открыли охоту на Её Высочество, результат был совсем неплох. Толстый монах, принадлежащий к ордену Братьев Защитников, спал на столе, сотрясая стены кабака могучим храпом человека с кристально чистой совестью. В расплату за обильный ужин и ещё более обильную выпивку, оставив девушкам свою рясу и папку, в которой хранились бумаги по делу неугомонного певуна. Правда, по поводу взымаемой платы он остался в счастливом неведенье. Но зачем же смущать и без того не слишком натренированный разум святого брата лишними подробностями?

Следует упомянуть, что бумаг этих имелось совсем немного - только жалобы отцов жертв, да свидетельские показания самих обесчещенных. Но, собственно, объём документов Лару не слишком и интересовал. Одеяние монаха, крепко попахивающее потом и кислым вином, позволяло проникнуть в зал суда и узнать, как и что там происходит. Так как Её Высочество от дел церковных, а тем более инквизиторских, была далека. И не слишком хорошо представляла себе, как следует поступить в подобной ситуации.

Оставив Фрейлину приглядывать за отдыхающим монахом, принцесса пешком прогулялась до дома святого Антипия, где должно было состояться слушанье. Свежий воздух помог развеяться лишнему хмелю, оставив как раз такой запас отчаянной храбрости, который помогает безумцам выйти сухими из любой ситуации.

В зал Лара попала без особых сложностей. Справедливости ради стоит заметить, что на неё и внимания-то никто не обратил. Братья Защитники считались мало уважаемым орденом. И не только потому, что на них возложили сомнительную честь защищать еретиков, придавая судебному процессу видимость справедливости. Просто в это братство традиционно принимали людей низших сословий, не отягощённых избыточными знаниями и умом. А зачем такой сомнительный багаж защитнику? Только лишние печали на свою душу взгромождать.

Начало заседания откладывалось. Зато это промедление позволило Ларелле рассмотреть и подсудимого, и судей. Собственно, рыжему, который умудрился даже на каменной скамье развалиться весьма вольготно, а, главное, безмятежно, она уделила минимум внимания. Отметив только, что даже кандалы его не смущали. Больше принцессу интересовали господа инквизиторы.

С секретарём она уже была знакома. Второй судья особого интереса также не вызвал, ибо принадлежал к той породе робких крысок, которые щерятся исключительно по велению начальства. Собственно, они все делают согласно этому велению - открывают рот, противоречат и даже до ветру ходят.

А вот главный судья — просто он сидел в кресле, спинка которого была выше двух остальных — заставил Ее Высочество занервничать. Инквизитор мог похвастаться высохшим лицом убеждённого аскета, нервными, постоянно двигающимися руками, кривящимися губами. И горящими глазами фанатика-садиста. Из тех, у кого аппетит пропадает, не обвини он перед обедом в еретичестве хотя бы хомячка.

Наконец, начало заседания было объявлено. И Ларелла с удивлением узнала, что судить, собственно, в данный момент никого и не собираются. Поскольку обвиняемый не признал себя виновным — читай, не согласился с тем, что он инкуб — господа инквизиторы собрались дабы обсудить: как бы половчее от него это самое согласие получить.

— Ну, давайте начнём по маленькой, — задумчиво протянул секретарь, пощипывая бугристый кончик носа и оценивающе разглядывая подобравшегося рыжего. — Предлагаю лёгонькое: дыба, тисочки и вырывание ногтей.

— Да ты посмотри на этого бугая, — недовольно отозвался крысёнок. — Эдак мы с ним неделю возиться будем. Железная Дева — и признание лежит на столе.

Её Высочество судорожно пыталась припомнить, что такое Железная Дева. В памяти всплыл мельком увиденный где-то саркофаг по форме человеческого тела, изнутри усеянный шипами. Видимо, когда в инструмент запихивали преступника, эти шипы впивались в тело. А такой исход принцессу не устраивал вовсе. Не то чтобы она хотела вставать на дороге правосудия. Просто после таких процедур певун вряд ли сможет дальше путешествовать.

— Право слово, ваши наклонности, коллега, меня порой пугают! — поморщился секретарь, и Лара в унисон с рыжим облегчённо выдохнули. — А на казнь опять кусок мяса волочь? Народ и так ропщет, поговаривают об излишней жестокости. Знаете ли, дорогой мой, реноме уронить просто. Поднять потом сложновато.

Видимо, облегчение было преждевременным.

— Мне о реноме думать не следует, — окрысился крысёныш. — Я заёмных касс, как вы, не держу. Для меня служение Церкви - вся жизнь. Но не хотите Деву, давайте водой его испытаем.

— А это как? — робко пискнула Лара.

— Присылают всякий молодняк. А ты им объясняй прописные истины, — скроив брезгливую мину и не слишком понижая голос, буркнул положивший жизнь во славу благого дела. — Это когда подозреваемого опускают головой в чан с водой - холодной или горячей, по нашему решению — и держат, пока он в своих прегрешениях не сознается.

Секретарь, присмотревшись к неоправданно неосведомлённому защитнику, что-то заподозрил. Но отвернулся в сторону, всем своим видом демонстрируя, что от дискуссии, а, возможно, и от самого дела, он самоустраняется.

— А если он, преступник в смысле, не захочет сознаться? — настаивала принцесса, подумавшая о нехорошем.

— Тогда держат, пока не сознается, — пожал плечами крысёнок, дивясь подобной наивности.

Рыжий испуганно сглотнул. И получилось это так выразительно, что Лара его с другого конца зала расслышала. Впрочем, и саму принцессу начинало мутить.

— А может, что-нибудь традиционное? — предложила она. — Экзорцизмы там, изгнание беса?

— Какое изгнание? — инквизитор потерял к защитнику остатки уважения. — Он сам — демон!

— Так ведь не доказано же…

— Чего тут доказывать? По морде все видно — инкуб!

Лара с таким доводом была не согласна. Она не знала, можно ли по морде определить инкуба. Только вот певун сейчас походил на кого угодно, но только не на коварного соблазнителя. Пожалуй, его бы стоило назвать человеком, находящимся на грани обморока.

— Экзорцизмы против сына Нечистого неэффективны, — вдруг изрёк до этого молчавший и сидящий как истукан главный судья. — Потому назначаю этому отродью дыбу, затем котёл с холодной водой и, напоследок, вырывание суставов. А там и спалим, помолясь.

— А если он после дыбы сознается? — запаниковала Лара. — Или даже до неё?

— И что? — фыркнул крысомордый. — Мы ему так и поверим? А вдруг его признание неискренним будет? Дело до конца доводить надо.

Ее Высочество почувствовала, что она сама находится на грани. Только не обморока — такими слабостями она отродясь не страдала. А грандиозного провала всей операции. И это тревожило.

Сказать, что идея самой принцессе казалась сомнительной — это ничего не сказать. Но плана более умного в её светлую головку не пришло, а времени оставалось катастрофически мало. Она не знала, сможет ли весёлый блудодей, привыкший из всех передряг выходить целым, пережить попытку добиться от него «правды». Или в процессе отправится на встречу к Отцу. Но в том, что после общения с палачами инквизиции — людьми, несомненно, увлечёнными и преданными профессии, как и все в этой организации — рыжий лично для неё будет бесполезен, нисколько не сомневалась.

Поэтому и пришлось действовать по плану, как и её собственный костюм, сшитым на живую нитку.

Залезть по стене к окну, ведущему в спальню старшего судьи, особых проблем не составило. Хотя хвост мешал невероятно. Он оказался тяжёлым и постоянно путался между ног, пытаясь подло захлестнуть щиколотку. Да к тому же так и норовил стянуть шоссы вместе с брэ. А демонстрировать свой, несомненно, очаровательный зад, пусть даже и кустам ночного жасмина, Её Высочество не собиралась. Поэтому приходилось одной рукой цепляться за ветки плюща, а другой придерживать сползающую одежду.

Но, в конце концов, трудный подъем она преодолела. Проникнуть через окно в комнату тоже было несложно. По летнему времени ставни даже на ночь не закрывали, а отпереть запор помогло колечко с маленьким бриллиантом. Правда, пока Лара вырезала стекло, с неё успело семь потов сойти. Скрип, казалось, просто обязан был перебудить всю округу. Но как ни странно, не разбудил даже мирно посапывающую собаку на заднем дворе.

А дальше можно и отдышаться, поправить костюм и принять нужную позу. Коровий хвост, как и рога, добыла верная Фрейда, купив их у недоумевающего мясника. И как раз с рогами-то девушкам пришлось помучиться. На голове они держаться отказывались. Но предприимчивая принцесса проблему решила. Прибила их гвоздиками к дощечке, дощечку водрузила на макушку и натянула сверху берет, в котором проколупала две дырки. Правда, конструкция получилась не слишком устойчивой. Но она же не собиралась инквизитора акробатическими кульбитами поражать, верно?

Её Высочество уселась на подоконник, закинув ножку на ножку и небрежно помахивая хвостом.

— Эй, презренный! — позвала она негромко, — хватит дрыхнуть, к тебе гости!

Конечно, это стоило бы сказать громовым голосом и выпрямившись в полный рост. Но к такой мизансцене просто напрашивались клубы дыма и огонь на заднем фоне. А ни того, ни другого под рукой не имелось. Говаривали, что алхимики могли и не такое. Но где ж их взять-то, алхимиков? Поэтому свой выбор Лара остановила на образе кокетливого Нечистого.

Правда, задел как-то не удался. Потому что ответом на её призыв стало мерное посапывание.

— Презре-енный! — повысила голос принцесса. — Просыпаться собираемся?

Кричать и рычать девушка не рисковала, не желая привлекать ненужного внимания. Но Лару инквизитор продолжал нагло игнорировать. Её Высочество задумалась: не треснуть ли его по лысой макушке канделябром. Но отмела идею как чересчур действенную.

— Презренный, мать твою! — шёпотом рявкнула Ларелла.

Видимо, упоминание матери возымело на судью чудодейственный эффект. Он не только перестал сопеть, но и, словно подброшенный, вскочил на четвереньки, таращась белыми от ужаса глазами на Её Высочество.

В принципе, реакцию инквизитора Лара вполне понимала. То, что при свете дня или хотя бы свечей выглядело как соблазнительный придворный макияж, ночью смотрелось жутко. Белое лицо, алые — впрочем, в полумраке казавшиеся серыми — губы и зачернённые глаза. Любой от страха икать начнёт! Хотя, справедливости ради стоит заметить, что некоторые, особенно впечатлительные кавалеры, и днём заикались при виде эдакой-то красоты.

— Ну, привет, что ли? — хамовато поприветствовала судью принцесса, разглядывая костлявый зад, обтянутый ночной рубашкой, и съехавший на ухо колпак. — Или надо пафосней? Что-нибудь: «Вот мы и встретились, враг мой!»?

Судья замотал головой, то ли соглашаясь, что без пафоса лучше. То ли просто пытаясь избавиться от наваждения.

— Ладно, у меня в Преисподней и без тебя дел куча. Церковники не пытаны, монахи серу не лизали, инквизиторам кишки на веретена не намотали. Так что я коротенечко…

— Изыди! - тоненьким голоском возопил судья и размашисто осенил себя святым знамением. — Изыди, враг человеческий!

— Почему враг-то? — даже для себя неожиданно обиделась Лара. — Впрочем, ладно. Ты, я смотрю, вообще склонен к поспешным выводам. Короче…

— Изыди, приказываю тебе! — упорствовал в своих начинаниях священник и даже забормотал что-то на слабо знакомом языке.

Страстно так забормотал, с чувством. Ларелла аж заслушалась.

— Ну, ты пока развлекайся, только уши-то открытыми держи, — вспомнила о деле принцесса. — Что бы мне два раза не повторять…

Но судья, кажется, всерьёз вознамерился ей права слова не давать. Из-под подушки, резко, словно стилет, он выхватил святой символ и осенил Её Высочество уже им.

— Ты ещё по лбу постучи, — меланхолично посоветовала Лара.

И тут же осеклась, подозрительно следя за инквизитором. С него сталось бы, он и постучать мог. И что-то подсказывало: отнюдь не себе.

К счастью, намёк до фанатика не дошёл. С удивлением и даже разочарованием глянув на символ, он отбросил его в сторону, и проворно соскочив с постели, просеменил к шкафчику. Ларелла решила ему не мешать. По всему выходило, что пока у судьи не закончатся методы борьбы с «врагом человечества», святой человек не успокоится и требования не выслушает.

Правда, уже в следующее мгновение принцесса о своём решении пожалела. Потому что прямо ей в лицо влетел залп воды. Холодной, между прочим.

— Обалдел? — рявкнула Её Высочество, ничуть не хуже, чем сам Нечистый.

— Это святая вода, — не без гордости заявил судья. — Изыди!

— Ну, все, ты мне надоел!

Принцесса спрыгнула с подоконника, одной рукой придерживая сползающие под весом хвоста шоссы. И сграбастала инквизитора за ворот ночной рубахи, подтягивая его к себе. Тот, от удивления видно, поддался.

— Слушай сюда, умник, — разъярённой змей прошипела нежная Ларелла. — Завтра же поутру выпустишь моего слугу.

— К-которого? — проблеял уже на все согласный инквизитор.

— А всех выпустишь! — подумав, приказала великодушная принцесса. — Так честнее будет. Говорить, что случится, если ты меня не послушаешь, надо?

Святой человек яростно замотал головой, наглядно демонстрируя свою догадливость.

— Ну, вот и славно, — порадовалась Лара. — Бывай, враг мой.

Её Высочество действительно слишком спешила удалиться. Во-первых, она опасалась, как бы судье не пришло в голову попробовать на ней ещё какие-нибудь действенные методы защиты от сил Тьмы. Кислоту, например. Или летающие острые предметы. А, во-вторых, брэ на ней уже только на честном слове держались. Причём, кто его давал, неизвестно. А потому и веры в него было немного.

В общем, спешила она. А потому позабыла о воде, разлитой на подоконнике. Впрочем, со стороны исчезновение Нечистого выглядело, наверное, эффектно. Да и приземлилась Лара не в кусты, которые при падении неизбежно нашумели бы, испортив столь неожиданный уход, а на клумбу.

Только вот какой-то гад догадался засадить её розами. Шипастыми. Но принцесса мужественно закусила губу и даже не вскрикнула. И правильно, негоже повелителю Преисподней от боли выть.