Диверсант [HL]

Глава 1 ШОК

Парень не понравился Александру сразу. Чёрная куртка, чёрная вязаная шапочка на голове, глаза карие, и зрачки расширены, как у наркоманов. В руке сумка китайская, какие раньше челноки таскали. Однако в принципе — что с того, понравился парень ему или нет? Кого только в аэропорту ни встретишь — от кавказцев до причудливо одетых индийцев. И что с того? Может, я им тоже не нравлюсь своей славянской внешностью. Однако какое-то смутное беспокойство, лёгкая тревога в душе поселились.

Александр посмотрел на часы. Уже скоро. Сейчас 16–20, самолёт из Екатеринбурга должен приземлиться через пять минут.

И почти сразу по громкой связи диктор объявила: «Совершил посадку самолёт ТУ-154 рейсом 268 из Екатеринбурга. Просим встречающих…»

Дальше Александр уже не слушал, начал не спеша продвигаться в зал прилёта. А чего спешить? Пока трап подадут, пока пассажиры выйдут, счастливые оттого, что перелёт позади и они на земле, да пока багаж получат. Если у Антона сумка небольшая, так появится быстро.

Антон — его старый, ещё с армии, друг. Вместе лямку в учебке тянули, где, собственно, и познакомились. Потом двухгодичная служба сержантом в 22-й бригаде спецназа ГРУ в Батайске. Если кто не знает, ГРУ — это Главное разведывательное управление Генштаба. Создано оно было для ведения разведки и уничтожения мобильных ядерных средств противника в его глубоком тылу, а также проведения диверсий и организации партизанского движения. Разумеется, в случае войны.

Поначалу без привычки служить было тяжело. И не из-за дедовщины пресловутой, а из-за физических перегрузок. Попробуй выполнить учебную задачу, пройдя перед этим марш-бросок километров на сорок с полной выкладкой, да скрытно, за чем рьяно следили офицеры-посредники. Обнаружили себя, считай — задание провалили. Потому передвигались больше по звериным тропам, да ещё так, чтобы веточку какую случайно не сломать, травку не помять. При этом шли строго след в след, и не столько из-за примятой травы, сколько из-за того, что если первый мину не усмотрит, подорвутся не все. Да и следов меньше остаётся. Поди разбери, один человек прошёл или несколько.

Антон был парнем физически крепким, выручал Александра. То скатку его заберёт — пусть и ненадолго, то разгрузку. Но и Антону с Александром интересно было: тот знал уйму разных историй и помогал сочинять письма любимой девушке Антона. Молчун был Антон: «да» и «нет» — и весь разговор. И писал коряво — буквы неровные, как пьяные. Уж сколько лет после армии прошло… Александр прикинул: «Так, сейчас мне тридцать шесть, демобилизовался я в двадцать. Выходит, дружбе нашей уже восемнадцать лет».

Встречаются они иногда, раз в два-три года. По этому поводу Александр отгулы берёт, знакомит Антошку со столицей. Много в Москве интересных мест, всё сразу и не покажешь. Вот Исторический музей недавно открылся — после затяжного ремонта, да Антон просил сводить его в Сокольники, в музей восковых фигур. А уж вечерком — непременно водочки, да чтобы из морозилки была, лилась тягуче, а бутылка чтобы морозцем по стеклу подёрнута. И закуска: чтобы обязательно огурчики домашней солки, что Александр брал на Дорогомиловском рынке, да грибочки маринованные, лучше грузди, да под чёрный хлебушек. Вкуснотища! А потом — картошечку, жаренную с сальцем. Сало Саша покупал на Киевском вокзале, у приезжих украинцев. Надо же! Раньше самостийные братья-славяне кричали на каждом углу — дескать, объели их москвичи! А теперь сало своё сами в Москву везут, добровольно. Чудны дела Твои, Господи!

В предвкушении встречи с другом и последующего застолья Саша потёр руки. На глаза снова попался давешний кавказец в чёрном. Тьфу, чтоб тебе! Как чёрный ворон! Александр вытянул шею, пытаясь через головы встречающих увидеть Антона.

Сзади кто-то дёрнул за руку.

— Земляк, едем в Москву! Недорого, всего три штуки, — предложил нагловатый таксист, крутя на пальце связку автомобильных ключей.

Ответить Александр не успел. За спиной таксиста сверкнула яркая вспышка, в уши ударил тяжкий грохот. Со звоном посыпались стёкла, раздались крики ужаса. «Кавказец!» — мелькнуло в затухающем сознании, и Александр отключился.

Как ему показалось, в себя он пришёл довольно быстро. Вот только непонятно было, где он и почему так светло.

Саша поднял голову и изумился: он лежал на берегу маленькой речки и, что удивительно, было лето. Журчала вода, трава зеленела и одуряюще пахла, над ней летали шмели. Было тепло, даже жарко.

Что за чёрт! Александр хорошо помнил взрыв в аэропорту и то, как его прикрыл от осколков таксист, принявший на себя порцию смертоносного металла. Но ведь тогда был январь, холодно.

Александр поднялся, сел и оглядел себя. Вся левая сторона куртки была посечена, в прорехах белел синтетический наполнитель. Сняв куртку, он критически её осмотрел. Ну и досталось ей, пожалуй, бомжи носят лучше. А ведь почти новая.

Александр пошарил по карманам, забрал сотовый телефон и ключи от квартиры, куртку же оставил на берегу. Он нахмурил лоб, соображая, что произошло. По идее, он должен сейчас быть в аэропорту Домодедово и лежать на бетонном полу, а не на берегу речки.

И что ещё удивляло — почему лето? И как он сюда попал? Ушёл в шоке после взрыва? Могло такое быть. Но лето? Не полгода же он сюда шёл?

Для начала надо позвонить Антону — он ведь его встречал.

Достав телефон, Александр набрал привычный номер. Но телефон показывал «поиск сети» и на вызовы абонентов не реагировал. Ладно, с этим позже можно разобраться. А сейчас надо выйти к людям, узнать — где он.

Александр стал внимательно осматривать окружающую местность. Вдали, едва различимые на фоне леса, стояли несколько домов. Туда он и направился. Шёл быстро, дышал размеренно, как и учили в спецназе.

Вот и дома. Александр испытал лёгкое разочарование: к бревенчатым избам вели деревянные столбы с электрическими проводами, а телефонного видно не было. А он так надеялся позвонить!

Александр постучался в дверь бревенчатого дома.

На стук вышла вполне ничего себе девушка, лет восемнадцати, как раз во вкусе Александра: не худая, не толстая, есть на чём глаз остановить.

Саша спросил:

— Девушка, я заблудился немного, не подскажете — что это за деревня?

— Так Богдановка же!

Минуту Александр переваривал услышанное. Что-то он не припомнит такое название населённого пункта близ Москвы либо в Подмосковье, хотя коренной москвич. А впрочем, чего удивляться? После армии он устроился в метро, закончил курсы, работал помощником машиниста, потом — машинистом, и больше времени проводил под землёй, чем на ней. А за город выбирался всего несколько раз с друзьями — на дачу: шашлыки пожарить, пива попить.

— Не соображу что-то, где это — вы уж меня простите, пожалуйста… А район какой?

— Пинский.

— Вы хотите сказать, что я в Белоруссии?

— Да, именно так.

Похоже, девица не шутила, да и говор у неё странный — не акающий, как у москвичей.

Первое, что пришло ему на ум — Пинские болота. Откуда, из каких уголков памяти он вытащил эту ассоциацию?

— И болота у вас здесь есть? — уточнил он.

— Полно вокруг, — первый раз за всё время разговора улыбнулась девушка, — но не только болота. Речки ещё есть, озёра.

— А какое сегодня число?

— Первое июля, десятый день войны, — снова посерьёзнела девушка, не спуская с незнакомого парня ставшего вдруг подозрительным взгляда.

Наверное, его после взрыва всё-таки контузило. Девушка о войне говорит, он сам понять не может, куда его занесло.

— Месяц, год, какой вы говорите? — переспросил изумлённый Александр.

Тут уж девушка удивилась:

— Я и говорю — первое июля тысяча девятьсот сорок первого года.

— Правда?!

Внезапно Александр услышал странный незнакомый гул, идущий откуда-то сверху. Гул был натужным и ничего хорошего живущим на земле не обещал. Он предупреждал: «Везу-у, везу-у-у…»

Александр поднял голову и увидел идущие ровным строем звенья тяжело груженных самолётов, по-видимому — бомбардировщиков, сопровождаемых юркими истребителями.

Олеся проследила за его взглядом и тоже увидела самолёты:

— Опять летят!

— Кто «летят»?

— Да самолёты ж фашистские! Города русские бомбить полетели! А наших самолётов что-то не видно! Кто же остановит эту чёрную силу? — с горечью в голосе проговорила она.

И это заставило Александра поверить в страшную, неправдоподобную, но реальность. Шок и столбняк! Так сильно его никто в жизни не удивлял.

— Вы не контужены, товарищ? — участливо поинтересовалась девушка.

— Был взрыв, куртку посекло, а на мне — ни царапинки, — честно ответил он.

— А, понятно! Вот вы всё и забыли. Сами-то откуда будете?

— Из Москвы.

— Из самой столицы? И Сталина видели?

— Нет, только на фотографиях.

— Да что же мы в дверях стоим, вы же, наверное, есть хотите? Проходите в избу!

Александр прошёл в комнату. Обстановка бедноватая: кровать с панцирной сеткой и никелированными шишечками, домашний коврик на полу и уж совсем древний круглый репродуктор в углу.

Вошла девушка, неся крынку молока и каравай хлеба.

— Вы уж извиняйте, товарищ москвич, разносолов у меня нет — чем богата…

Она налила в кружку молока, отрезала ломоть хлеба.

Особо есть Александр не хотел, но, учитывая обстоятельства, решил подхарчиться — ещё неизвестно, когда придётся поесть в следующий раз.

Молоко оказалось очень вкусным: густым, с толстым слоем сливок вверху, да и хлеб отличный — с хрустящей корочкой.

Александр выпил всю крынку, умял половину каравая; смахнув крошки со стола в ладонь, закинул в рот.

— А что сейчас в мире творится, где фронт?

— Отступают наши, по всем фронтам отступают. Говорят — немцы Борисов взяли и Бобруйск.

— Это далеко отсюда?

— Двести километров в сторону Москвы. Мы в немецком тылу уже.

— Немцы здесь были?

— Чего им тут, в болотах, делать? Они по дорогам прут. Я их не видела даже.

— Даст Бог — и не увидишь.

— Я комсомолка, и в Бога не верю.

— А зря! Только в него и можно верить, остальные врут.

Девушка обиженно поджала губы.

— Ну а власть у вас в районе какая-нибудь есть?

— Не знаю. Отца в армию неделю назад забрали, про Пинск не слышала ничего.

Александр сидел в полной растерянности. Ладно бы контузия была, а то ведь — сорок первый год! А может, девушка ненормальная, а он ей поверил…

— Радио работает?

— Нет, конечно, — вздохнула девушка.

Надо зайти к соседям, у них узнать.

Александр встал, поблагодарил девушку за угощение.

— Как тебя звать, красавица?

Щёки девушки вспыхнули румянцем — так в деревне её никто не называл.

— Олеся.

— В деревне живёт ещё кто-нибудь?

— Одни старики и старухи остались. Из молодёжи до войны одна я была. А мужиков в армию призвали. Вы-то почему не в армии? Или больной?

— Ага, больной, — отшутился Саша.

— А с виду — так и не скажешь, — покачала головой Олеся.

— Подскажи-ка, Олеся, в какую сторону шоссе?

— А вам какое? Если на север, то будет Минское, до него часа три пешком. Если на юг, так Пинское будет, до него поближе — часа два идти. И железная дорога там же.

Александр снова уселся и задумался. Если всё услышанное от девушки — правда, то надо обдумать ситуацию. Идти к своим, прорываясь через линию фронта? Далековато, а главное — если и выйдет, так документов нет, назвать адрес и место работы не может. Ведь НКВД проверять будет, а в отделе кадров метрополитена гражданин Дементьев Александр, тридцати шести лет, москвич, не судимый, беспартийный — не значится. Стало быть — шпион! И по законам военного времени его — к стенке! Александр передёрнул плечами, представив такую перспективу.

Ещё вариант — отсидеться здесь, в этой Богдановке. Но рано или поздно сюда заявятся немцы. Кто такой? Почему здорового мужика в армию не взяли? А может — партизанить оставили? Перспектива незавидная.

А впрочем… Его в мирное время готовили к разведывательно-диверсионной деятельности во вражеских тылах — на случай войны. Сейчас война, и тыл самый что ни на есть вражеский. Он хоть и не призван, но, попав в непредвиденную ситуацию, должен действовать по совести, по велению души и в соответствии с его представлением о воинской чести. Враг топчет его землю, убивает его соотечественников, значит — и поступать ему надо соответственно.

Правда, спецназ действует по заданию разведупра. Рейды короткие: выброска в тыл врага, проведение акций и возвращение к своим. Сейчас же у него рации нет, начальства и задания нет — даже оружия нет. Но это ещё не повод сидеть сложа руки. И Богдановка эта как база хороша. Местность глухая, лесистая, с болотами, по обеим сторонам в отдалении — шоссейная и железная дороги. Тяжёлая техника здесь не пройдёт, а самому спрятаться можно запросто. Вот только загвоздка остаётся — как легализоваться. Он сейчас не в рейде, сколько времени пробудет — неизвестно, надо же где-то есть, мыться, в конце концов, чтобы не отличаться от людей.

Александр посмотрел на Олесю, спокойно занимавшуюся домашними делами.

— Вот что, Олеся. Можно я у тебя какое-то время поквартирую? Только вот платить мне нечем, могу лишь натуральной оплатой: забор там поправить, травы для коровы накосить, дров наколоть. Мужик-то в хозяйстве всегда надобен.

На некоторое время повисла тишина. Было видно, что девушка удивлена. Она думала — беженец, да ещё без памяти, контуженый, а он пожить просится. На бандита вроде не похож, хотя сама она их никогда не видела. Места в избе хватает, но… деревенским только повод дай для пересудов.

— Ну хорошо, — неуверенно ответила Олеся. — Однако спать вы будете не в избе, а на сеновале, на заднем дворе. И чур только — не курить.

— Я вообще не курю.

— Тогда договорились. Подождите, я сейчас вас отведу.

Девушка вытащила из сундука дерюжину, подушку, тонкое одеяльце и всё это вручила Саше.

— Идите за мной.

Они вышли из избы, повернули на задний двор, миновали коровник. На отшибе стояла баня и сарай.

Девушка шла первой, Саша — сзади и невольно любовался фигурой Олеси.

Хозяйка распахнула широкую дверь. Одна половина сарая была пуста, в другой находилось сено.

— Здесь и располагайтесь.

— Спасибо, — Саша разостлал на сене дерюжку, бросил на неё подушку и одеяльце.

В сарае одуряюще пахло разнотравьем.

— Как вас звать-то?

— Ой, извините — забыл представиться. Александр, тридцать шесть лет, москвич.

— У-у-у! Старый уже! — рассмеялась девушка.

Александр чуть не поперхнулся. Это он-то в свои тридцать шесть — старый?! А с другой стороны — он ведь её в два раза старше. И вообще — всё относительно. Перед самым призывом в армию ему тридцатилетние казались почти дедами.

— Отдыхайте сегодня, Александр, завтра за дровами пойдём.

— Слушаюсь, хозяйка! — Александр шутливо поклонился.

Олеся ушла. Саня же улёгся на дерюжку и закинул руки за голову — так легче думалось. Во-первых, надо придумать легенду — кто он и как сюда попал. Во-вторых, что Олесе сказать соседям, если они поинтересуются её постояльцем?

Если беженец и идёт из Бреста, от родни — то почему бы ему не вернуться к ним? Не пойдёт. Тогда — версия о разбомблённом поезде. Правдоподобно, по крайней мере — для Олеси. Она пока вопросов не задавала, но спросит обязательно, женщины — народ любопытный.

А вот соседи? Чужой человек в деревне заметен сразу, это не Москва или Питер, где жильцы подъезда не всегда знают соседей. Если сказать, что родственник, то почему живёт на сеновале, а не в избе?

Александр перебирал один вариант за другим, пока не остановился на дезертире… Уклонился, мол, от призыва в Красную Армию, не хочет служить ни Сталину, ни Гитлеру. Вот и подался к дальней родне в глухомань, от любых властей подальше. Учитывая, что в Западной Белоруссии, не так давно присоединённой к СССР после известного договора Молотова — Риббентропа, жители ещё не очень верили Советам, это могло пройти.

До самого вечера Александр обдумывал свою легенду, поведение и будущую деятельность. Не такой он представлял себе войну — в отрыве от своих, без боевого задания, и самое паршивое — без поддержки и сроков возвращения.

Но и преимущество у него, в отличие от пехотинца или танкиста, было. Его этому учили! Для рядового любой армии попасть в окружение — стресс, ситуация нештатная, из которой нужно выбираться. А для диверсанта — норма.

Одно уязвимое место, правда, в его плане есть — Богдановка. Спецназ ГРУ — это разведка тактическая, армейская. Забраться в ближний тыл, километров за сто-триста, навредить посильнее и уносить ноги.

Это первое управление КГБ, переросшее затем во Внешнюю разведку, занимавшееся разведкой стратегической с агентами под прикрытием — теми же дипломатами, журналистами, торговыми представителями. И агенты-нелегалы тоже у них — вроде небезызвестной Анны Чапман. Скрупулезная работа, подготовка годами ведётся, и работать нелегалу приходится в чужой стране десятилетия, а то и всю жизнь. Изучать страну внедрения надо тщательно, знать все мелочи, на которые в обыденной жизни внимания не обращают, а внимательный взгляд меж тем сразу заметит: ботинки не так зашнурованы, сигарету не так затушил, швейцару чаевых много дал, машину припарковал не как, скажем, француз.

В каждой стране свои особенности. Если итальянец, то почему пасту не любишь? А парень, может, и слово-то это впервые услышал в разведшколе — вырос на картошке. Откуда ему знать, что паста бывает с сыром разных сортов и с прочими приправами? Нет, стратегическая разведка — иной уровень, своего рода высший пилотаж при максимальном самоотречении и самопожертвовании. И построена она фактически на патриотизме, поскольку оплачивается не по результату. Кто припомнит хоть одного разведчика, ставшего олигархом? И славы там не заработаешь. Только единицы из них становятся известными, да и то после громких провалов. Спецназ же — другое: своего рода боевики, кулак, бьющий в уязвимое место врага. Ударил — отошёл. В положении же Александра отходить некуда. Родни нет, документов нет. Для немцев он однозначно враг, для своих — неизвестно кто, человек ниоткуда. Ни одну серьёзную проверку среди своих в НКВД он не выдержит. Такого лучше в лагерь определить или расстрелять.

Потому по мере размышления его убеждение остаться в немецком тылу только окрепло. Но вот проблема — где развернуть свою деятельность? Ведь даже волк не режет овец вблизи своего логова. Так и ему надо вести боевые действия вдали от Богдановки.

И опять вставала масса вопросов: где хранить оружие, взрывчатку — не на сеновале же? В том, что он быстро обзаведётся необходимым, Саша просто не сомневался. Ведь что такое «спецназ»? Профессиональные убийцы! Точно так же в других странах. Война и разведка с диверсиями не делается в белых перчатках. Это — тяжёлый, грязный, кровавый труд.

Долго вертелся на дерюжке Александр, думы тяжкие в голову лезли. Начать с того, как он здесь оказался. Почему именно он? Или это связано со взрывом в аэропорту? Жив ли Антон, или не успел дойти к месту взрыва? Эх, подойди он немного попозже — ну хоть на минуточку, сейчас бы уже сидели с Антоном за столом, в однокомнатной Сашиной квартирке, что в проезде Соломенной сторожки, вспоминали молодость.

Всё-таки сон сморил. Саша всегда следовал золотому армейскому правилу: солдат спит — служба идёт, ведь неизвестно, когда ещё удастся поспать вдосталь.

Утром он проснулся от незнакомых звуков, пытаясь понять, что это. Как оказалось — Олеся доила корову, и тугие струи молока били в подойник.

Всё-таки Саша до мозга костей горожанин. Научили его в спецназе многому: ходить бесшумно по лесу, маскироваться, сливаясь с местностью, выживать, питаясь съедобными растениями да разными жучками-червячками. Но живую корову он видел только издалека, из окна машины, а как доят — не видел никогда.

Встал быстро, сложил в узел подушку и одеяло. Выскочил во двор, по-быстрому сделал физзарядку, обмылся у колодца. Водичка чистая, вкусная, но ледяная — аж зубы ломит.

Из коровника Олеся вышла с полным подойником молока.

— Доброе утро, Олеся!

— Доброе, Саша! Идите в избу, завтракать пора.

Они поели вчерашней варёной картошки, попили парного молока с домашним караваем.

— Вот что, Олеся. Если в деревне кто спросит про меня, говори — дальний родственник, от призыва в Красную Армию скрывался. А теперь — и от немцев. И называй меня на «ты» — родственник всё-таки, если ты, конечно, согласна.

— Хорошо. Теперь — в лес. На сеновале верёвки на стене висят, возьми.

Саша сходил, снял со стены сеновала связку коротких верёвок, поискал глазами топор — не нашёл. Странно: идти в лес за дровами — и без топора и пилы, Однако Олеся лучше знает — она местная. Как говорится, в каждой избушке свои погремушки. Его дело — хозяйке с дровами на зиму помочь. Впрочем, печь топится и летом, готовить-то надо на печи… А газа в деревне отродясь не было. К тому же вылазка в лес ему полезна — подходы к деревне запомнить надо, на местности сориентироваться. Карты, даже самой захудалой ведь нет, и придётся всё запоминать.

Далеко идти не пришлось, лес был рядом.

Олеся и Саша собирали валежник. Потом они увязали его в две вязанки, причём для себя Саша связал прямо-таки огромную, едва поднял.

— Смотри не надорвись, беженец, — пошутила Олеся, — лечить я не умею.

Однако Саша отмолчался и продолжал тащить вязанку. «Лучше бы пилу взять, — подумал Саша, — валежник нести неудобно — широкий, цепляется за кусты, а в печи прогорит быстро. Не то — попиленные деревья: и жару больше, и горят дольше. Ещё бы тележку для перевозки не мешало. Ага, ещё бы грузовичок тебе», — усмехнулся своим мыслям Александр.

Поход в лес занял полдня. Ещё часа два Саша рубил валежник, чтобы в печь вошёл. Куча дров получилась изрядной.

— Да здесь на неделю хватит! — радостно всплеснула руками девушка, увидев результаты его труда.

Довольный похвалой, Саша оглядел кучу дров и солидно сказал:

— Пилу бы да тачку или тележку какую-нибудь — на зиму дров запасти надо, валежником не натопишь.

— Отец ещё угля на зиму брал, да где ж его сейчас возьмёшь? Война! Мой руки, кушать будем.

Пока Саша рубил валежник, Олеся приготовила драников, выставила на стол розоватое, тонкими ломтиками нарезанное сало, малосольные огурчики.

Когда Саша уселся за стол, Олеся обвела глазами угощение и горестно вздохнула:

— Эх, был бы отец дома!

— Не горюй, — отозвался Александр, — вернётся ещё твой батька.

— Когда-то это ещё будет…

— Погоним немца — вернётся!

— Боюсь я! Вон, война только началась, а немцы уже куда продвинулись! Вот ты взрослый — объясни мне, почему Красная Армия отступает?

— Врасплох они нас застали, — привёл ставший потом расхожим аргумент Саша.

Не мог же он, в самом деле, рассказать ей о чистках в армии 37–39 годов, когда были репрессированы командиры армий, дивизий, полков, а также о том, что на их место встали неопытные, малообразованные партийные выдвиженцы, ничего не понимающие в тактике и тем более в стратегии. И о многих других причинах вроде сталинского приказа «не поддаваться на провокации». В ангарах стояла боевая техника, но горючего и боеприпасов к ней не было. Мало того, военнослужащие не умели с новой техникой обращаться: в баки дизельных танков заливали бензин, коим питались Т-26 и БТ. Таким образом, много техники было выведено из строя.

А укрепрайоны вдоль старой государственной границы? После пакта Молотова — Риббентропа из дотов было снято вооружение, а сами укрепления разрушены. Новые же никто построить не успел, да этим и не особенно заморачивались — ведь существовала сталинская доктрина: врага будем бить на его территории, победим малой кровью! Дозакидались шапками!

Саша набил рот драниками со сметаной. Ну и вкуснятина! Умеют же белорусы делать из картошки, бульбы по-ихнему, прямо-таки объедение! Прожевав, спросил Олесю:

— Никаких сообщений с фронтов нет?

— Сама бы хотела знать, да радио не работает. А почему врасплох застали? — вернулась она к прерванному разговору. — Ведь товарищ Сталин должен был предвидеть, знать.

— Я же за него тебе ответить не могу, — резонно рассудил Саша. — Да, я после обеда пойду пройдусь по округе.

Олеся покачала головой, осуждая. Какие могут быть прогулки, когда война?

Пообедав, Саша поблагодарил Олесю и, выйдя из избы, не спеша направился из Богдановки на юг. Через полчаса он добавил шагу, а потом и побежал, благо дорога была хоть и грунтовой, но ровной. Бежал ровно, сохраняя дыхание.

Неожиданно для него за деревьями раздался перестук колёс. Александр метнулся к ближайшим кустам и, пригибаясь, осторожно двинулся вперёд.

Через полсотни метров деревья кончились и открылась насыпь с железнодорожными путями. На рельсах стояла ручная дрезина, возле неё — два немца, и, судя по тому, что они осматривали рельсы и стрелочный перевод — явно технические специалисты. Один, в очках, похоже, был старшим — на ремне у него висела кобура с пистолетом. У другого, долговязого, за спиной болталась винтовка «Маузер 08К».

Пока Александр соображал, как подобраться поближе и остаться при этом незамеченным, немцы уселись на дрезину и взялись за рычаги. Постукивая на стыках рельсов колёсами, дрезина медленно укатила за поворот.

— Ваше счастье, фашисты, задержись вы немного — и я бы забрал ваше оружие, — процедил огорчённый Александр.

Впрочем, два немца — слишком незначительная цель. Со слов Олеси, недалеко должна быть небольшая станция Лобча. Надо разведать, что творится на ней.

Александр вышел на тропинку, ведущую вдоль насыпи, и едва успел пройти сотню метров, как далеко позади услышал шум приближающегося состава. Впереди пыхтел паром паровоз. «Тьфу, по своей земле ходить не дают!» — Александр снова нырнул в кусты.

Через несколько минут мимо, натужно пыхтя, прокатил паровоз — советский, серия «ФД», за ним — длиннющий состав, почти сплошь из платформ, на которых стояла укрытая брезентом военная техника.

— О! Вот эта цель по мне! Только мины не хватает — так это дело наживное…

Состав стал сбавлять ход, заскрежетали колодки, запахло жжёным железом. Медленно втянувшись на станцию, эшелон остановился.

Александр прошёл следом, затем взобрался на дерево — залез повыше. Отсюда станцию было видно как на ладони.

Она была небольшой — всего три пути. На двух стояли составы. На одном — только что пришедший эшелон с платформами, на другом — цистерны, наливник. «Вот бы на него наши бомбардировщики навести! — с досадой подумал Саша. — Но рации нет, да и позывных я не знаю».

Он наблюдал и запоминал. У входных стрелок прохаживается часовой, у выходных, скорее всего, — тоже. А есть ли они по периметру — отсюда не видно. Скорее всего, немцы не успели поставить. «Это мне на руку», — обрадовался Саша.

Снизу послышался шорох. Александр перегнулся через ветку. Внизу, под деревом улёгся молодой парнишка лет четырнадцати-пятнадцати. Занятно! Чего бы ему тут лежать, хоронясь? Ну и шёл бы себе по делу.

Паренёк немного понаблюдал за станцией, потом вытащил из-под рубашки две немецкие гранаты с длинными деревянными ручками, прозванные на фронте «колотушками». Слабоватые, с большим временем горения запала после выдёргивания чеки, чем нередко пользовались наши бойцы. При падении такой гранаты в наш окоп бойцы успевали схватить её и швырнуть обратно. Правда, и немцы вскоре нашли «противоядие». Выдернув чеку, они секунду-другую держали гранату в руке и лишь потом бросали.

Паренёк явно затевал теракт, намереваясь швырнуть гранаты в немцев. Пока кидать было не в кого, но в любую минуту могла показаться ручная дрезина или пройти патруль. Если начать медленно слезать с дерева, паренёк мог испугаться и убежать. Окликнуть? Эффект мог оказаться таким же. Надо прыгать, чтобы застать его врасплох.

Александр медленно, стараясь не произвести шороха, стал спускаться, наблюдая за пареньком. Пока тот ничего не заподозрил.

Когда высоты осталось метра четыре, Александр оттолкнулся от дерева, приземлился на полусогнутые ноги и сразу упал на бок. Перекатился и навалился на паренька, не давая ему возможности вытянуть вперёд руки и схватить гранаты.

Паренёк был настолько ошарашен неожиданным появлением Александра, что даже не дёргался.

— Лежи тихо, не то пришибу! — пообещал Александр. — Ты кто такой?

— Отпустите меня, дяденька, — заныл паренёк, — я просто мимо проходил.

— Ну-ка, потише! Ага, мимо проходил, прилёг отдохнуть, а гранаты рядом положил. Так?

Паренёк лишь шмыгал носом.

— Как тебя звать?

— Мыколой.

— Где гранаты взял?

— С грузовика украл. На дороге машины немецкие стояли, в кузове — ящики. Я думал — консервы в них, упёр ящик. А там… — парень головой показал на гранаты.

— И немцы тебя не видели?

— Не-а. Они уехали сразу же.

— Повезло тебе, парень. Если бы заметили — застрелили.

— Так не заметили же!

— Сейчас-то их чего сюда принёс?

Паренёк насупился и молчал.

— Ага, в героя решил поиграть. Погибнешь по-дурному ведь!

— Зато хоть одного гада убью! — в голосе паренька появилась злость.

— Э нет, так не пойдёт! Ты одного убьёшь, тебя убьют, и счёт будет «один-один». А ты убей сто и останься в живых.

— Умный больно! Сам-то почему не в армии?

— Не твоё дело. Хочешь серьёзный урон немцам нанести?

— А то!

— Где твой ящик с гранатами?

Парень отвернулся — не хотел отвечать.

— Вот что, Коля. Неси ещё штуки три-четыре, и кусок верёвки. Найдёшь?

— Найду! — дерзко ответил парень.

— Тогда чего лежишь? Неси! Я здесь ждать буду.

— А не обманешь, дяденька?

— Ты ещё здесь?

Паренёк вскочил и скрылся между деревьями.

Начало смеркаться. Прошло полчаса, час… «Не нашёл меня или мамка не отпустила», — подумал Александр. И почти сразу недалеко зашевелились кусты.

— Дядько, вы где?

— Тише ты, ползи сюда.

Шумно, как кабан на тропе к водопою, подобрался Мыкола. Из-за пазухи он достал четыре гранаты и кусок бельевой верёвки. Самое то!

Александр верёвкой стянул все гранаты в связку, причём одну гранату — ручкой в другую, противоположную от остальных сторону.

— Это что будет? — спросил Мыкола, до того внимательно глядевший за действиями Александра.

— Называется — связка. Одна граната слабая, а вместе — уже кое-что. Хочу во-о-от тот эшелон с цистернами взорвать.

— Ой, дядько, не ходи! Там немец с винтовкой, часовой ихний.

— Поможешь?

Парень кивнул.

— Тогда делаем так. Берёшь гранаты и идёшь со мной. Когда до часового останется немного, я дам знак. Будешь лежать тихо и считать. Как отсчитаешь две минуты, так шумни.

— Крикнуть, что ли?

— Ни в коем случае. Кинь камешек.

— Куда?

— Куда хочешь. Нужно, чтобы немец услышал и в твою сторону повернулся.

— Понял. А потом?

— Любопытный ты. А потом я тебя позову. Берешь гранаты — и ко мне. Всё понял?

— Всё.

— Тогда идём.

Уже стемнело, и они пошли по тропинке вдоль железной дороги открыто, не скрываясь.

Но вот впереди показалась тускло освещённая входная стрелка. За ней едва проглядывались цистерны.

— Уходим с тропинки в лес, — скомандовал Александр.

Они подошли к началу станционных путей совсем близко. Чёрт! Он не смог приметить время смены караула — отвлёкся на парня.

— Вот что, Мыкола, — прошептал он парню на ухо, — теперь сиди здесь тихо, как мышь, и считай. Потом бросишь камешек.

— Я помню, — едва слышно прошептал в ответ Мыкола. Парня колотила крупная дрожь.

Александр упал за кусты и быстро пополз к входной стрелке. Тусклый огонь её фонаря служил ему ориентиром. Он замер слева от стрелки, напряженно вглядываясь в темноту. Где-то здесь находится часовой — вот только где он? Ни огонька от сигареты, ни запаха табачного дыма, ни движения. Ну не может такого быть, чтобы педантичные немцы пренебрегли охраной. Да, они сейчас рвутся вперёд, считая, что смятые первым ударом советские части будут отходить, оказывая слабое сопротивление. Командиры их в эйфории от первых побед, внимание к тылам и коммуникациям ослаблено. Но ведь есть устав и порядок, и, следуя его духу и букве, тут должен быть часовой.

Секунды тянулись, а немец себя не обнаруживал.

Наконец по рельсу едва слышно ударил камешек. Почти тут же раздались шаги. Из-за цистерны вышел часовой. В руках он держал винтовку с примкнутым штыком. По матовому отблеску от фонаря стрелки Александр определил его положение.

Немец, всматриваясь в темноту, громко сказал:

— Хальт!

Александр, предусмотрительно снявший туфли, в одних носках подобрался к часовому сзади. В последнюю секунду немец почувствовал опасность и попытался повернуться, но Саша резко ударил его ребром ладони по шее. Немец обмяк, пошатнулся, а Саша схватил обеими руками его голову и резко крутанул в сторону и вверх. Раздался хруст. Готов!

Выпавшая из рук немца винтовка ударилась о рельс, громко звякнув.

Саша подхватил немца под мышки и потащил в сторону. Господи, он только сейчас заметил, как подошвам ступней больно от гравия!

Немца он швырнул за стрелку, в темноту.

Где-то тут он снимал туфли. Александр начал шарить руками, нашёл свою обувь, обулся. Вот теперь он готов воевать!

Александр сделал несколько шагов в сторону Мыколы, однако паренёк сам вышел ему навстречу.

— Дядько, ну что?

— Я же приказал — меня ждать.

— А вдруг тебя уже убили?

— Тогда тебе уходить надо было.

— Нет уж, я бы гранаты кинул, — парень показал связку гранат в руке.

— Давай их мне, а сам уходи отсюда. И чем быстрее, тем лучше — сейчас здесь будет жарко. Смотреть можно, но издалека.

Парень нехотя отошёл.

— Да уходи же ты, мешаешь, — свирепо прошипел сквозь зубы Саша. А сам повернулся и побежал к стрелке.

Положив связку гранат под фонарь, чтобы было видно, он подобрал винтовку, бросился к немцу, расстегнул на нём ремень с подсумками и нацепил их на себя. Потом подхватил связку гранат и, не таясь, побежал вдоль эшелона. У третьей от хвоста цистерны остановился и повернул в сторону. Пожалуй, хватит.

Саша сорвал с плеча винтовку, на затыльнике затвора перекинул флажок предохранителя, передёрнул затвор и тут же выстрелил в середину цистерны. Почти сразу же раздался журчащий звук, остро запахло бензином.

На здании станции вспыхнул прожектор, завыла сирена.

Саша взялся за связку гранат, открутил фарфоровую пробку в рукоятке и дёрнул её. Услышав щелчок взрывателя, что было сил швырнул гранаты к цистерне и упал ничком.

— Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь, — шептал он, считая секунды.

Раздался взрыв, ослепило вспашкой.

Честно говоря, Саша ожидал большего. Но от пламени взрыва воспламенился вытекший из пробитой цистерны бензин. Скоро здесь будет бушующее, всепожирающее пламя, настоящий ад.

Со стороны вокзала слышались крики, топот бегущих солдат. Саша подхватил с земли винтовку и бросился бежать прочь от станции. Увидеть его за стеной бушующего пламени было невозможно, и он бежал по тропинке не скрываясь.

Пробежать успел метров триста, когда из кустов его окликнул знакомый голос:

— Дядько, ты жив?!

И столько было радости и ликования в его голосе, что Саша остановился.

— Уходи, Мыкола. Тебе сейчас со мной нельзя — опасно.

— Я с тобой воевать хочу!

— Не могу тебя с собой взять — один я. Иди домой, мать, небось, переживает. Давай завтра встретимся у Белого озера. Знаешь такое?

— Знаю.

— Тогда вечером.

— Не обманешь, дядько?

— Слово даю!

Паренёк сорвался с места, пересёк пути и исчез в лесу. Опасно втягивать его во взрослые игры, но с Сашей он хотя бы под контролем будет. Паренёк боевой, рвётся немцам насолить, и сам по глупости куда-нибудь влезет.

Саша обернулся. Полнеба было освещено заревом. Потом раздался взрыв, за ним — ещё один. Вверх взметнулось пламя. «Всё, разгорелось, теперь не потушат! — злорадно подумал Саша. — Не зря день прошёл. Теперь надо сматываться, и как можно скорее».

Саша бежал по дороге, пока не споткнулся о корень дерева и упал. А после удара в мозгу как высветило: чего же он прямиком в Богдановку бежит? Или совсем забыл все премудрости, которым учили в спецназе? Насколько помнил Александр, слева от дороги была небольшая речушка. Вот туда он и направился.

Память его не подвела, речушка оказалась именно там. Метра четыре шириной, едва по пояс, да и то не везде. По ней и пошёл Саша. Кто его знает, вдруг у немцев есть собаки? А у него на такой случай даже махорки нет — следы посыпать. Едва не прокололся. «Старею, всё забыл!» — укорял себя Александр.

Так он шлёпал по воде не меньше километра, а совсем перед селом выбрался из реки, весь мокрый. Потихоньку пробрался в свой сарай, повесил сушиться на верёвку мокрую одежду, сам же улёгся на дерюжку и — спать. И так от ночи едва половина осталась, да и устал с непривычки.

Проснулся он от ударившего в глаза света. Открыл глаза и зажмурился: дверь распахнута, и в лицо солнечный свет бьёт. А в дверном проёме Олеся стоит, и тоненькое платье солнечные лучи насквозь пронизывают, не скрывая фигуры. Аж залюбовался Саша, не в силах оторвать взгляда от грациозного стана юной девушки.

— Поднимайся, родственник! Уж солнце давно встало, лентяй!

Взгляд девушки упал на верёвку с сохнувшей одеждой. Олеся подошла, пощупала влажные брюки и рубашку, спросила недоумённо:

— Сырая-то одёжа отчего? Дождя несколько дней не было.

— Оступился в ручей вчера вечером, — только и нашёл что сказать ей в ответ Саша.

Он присел на дерюжке и пяткой старался как можно незаметнее протолкнуть подальше в окно винтовку, приклад которой предательски выглядывал.

— Хм, ну ладно. Умывайся, и идём завтракать.

Олеся вышла, а Саша перевёл дух. Впредь надо быть аккуратнее. А если бы кто чужой вошёл?

Он ногой протолкнул винтовку подальше в окно — после завтрака надо найти ей удобное укрытие. На улице её не спрячешь — заржавеет, если дождь пойдёт. А без оружия нельзя. Великовата винтовка, пистолет бы раздобыть. А уж автомат — так совсем красота. Только доставать их придётся с боем, просто так их никто не отдаст.

Пока он умывался во дворе, подошла Олеся.

— Вот, возьми отцову одежду, пока твоя сохнет.

— Спасибо!

Саша натянул старые штаны и застиранную почти до белизны, но без дырок, рубашку. Оглядел себя: сгодится, теперь от местного не отличить, а то джинсы выделяли его среди местных, а ему, наоборот, надо с ними слиться.

Они поели драников, запили молоком.

— В лес пойду, за дровами, — поблагодарив Олесю за вкусный завтрак, заявил Саша, Взяв верёвку и топор, он отправился в лес, только сегодня — в другую сторону. Необходимо было изучить все подходы к деревне, чтобы не заблудиться ночью.

Александр прошёлся по лесной дороге, запоминая повороты и укромные места — вроде вывороченного пня.

Свалив дерево-сухостой, он порубил его на куски и, связав вязанку, понёс к дому Олеси.

Едва он подошёл к сараю и свалил вязанку с плеч, как из избы выскочила Олеся.

— Ой, а я новость услыхала! Представляешь, у немцев в Ловче целый эшелон сгорел. Взрывалось и горело ужас как! Говорят, даже в Дубовке и Борках зарево видно было.

Олеся наклонилась поближе к Александру и прошептала:

— Говорят, партизаны… Целый отряд налетел на станцию. Немцев постреляли, а эшелон сожгли.

— Да ну, враки! Откуда тут партизанам так быстро взяться? Война всего две недели идёт. Наверное, наши с самолётов разбомбили.

— Ага, как же! — горячилась Олеся. — А почему никто самолётов не слыхал? — Она посмотрела на Александра, как на неразумное дитя, пожала плечами и ушла в избу.

Ладно, пусть думает что хочет, лишь бы на него подозрение не пало. У женщин язык длинный, сболтнёт соседям — пиши пропало. Обязательно найдётся паскуда, немцам донесёт.

Саша поколол дрова, сложил их в поленницу под навес, сунул топор за пояс и снова отправился в лес, на дорогу, и ходко — по ней. Где-то там должно было быть озеро Белое.

Впереди забренчал колокольчик. Александр сбавил ход и пошёл уже неспешной походкой. Осторожность его оказалась нелишней.

На полянке паслись две козы, на шее которых висели на верёвочках маленькие колокольчики. Они позванивали при каждом движении.

Коз пас старик с седой окладистой бородой.

— Здравствуйте, дедушка, — поприветствовал его Саша.

— И тебе доброго дня, сынок.

Дед пытливо всмотрелся в лицо Александра подслеповатыми, выцветшими от времени глазами, пытаясь припомнить, чей это сын.

— Не подскажете, где озеро Белое?

— Э, сынок, по дороге к нему не пройдёшь. Дорожка эта скоро кончится — версты через две. Там ещё два пня рядом стоять будут. Так ты прямо не ходи — топь там, сгинешь. От пеньков направо тропка идёт, вот она тебя к озеру-то и выведет.

— Спасибо, добрый человек, за совет! — Саша приложил руку к сердцу.

Едва дед с козами скрылся из виду, как он побежал. По его прикидкам, до озера ещё час быстрым шагом, а ему надо успеть осмотреть берега, подходы. Лучше перестраховаться, вдруг Мыкола попался и на встречу немцев приведёт? Конечно, не должно бы, но бережёного Бог бережёт.

Когда Александр уже притомился слегка и хотел сделать привал, открылось озеро. Небольшое — около километра диаметром, почти круглое, берега камышом да осокой поросли.

Не поленился Саша, по берегу вокруг обошёл, подмечая — нет ли окурков или свежих следов на траве? Место глухое, отдалённое, могли и окруженцы тут остаться. Землянку или блиндаж тут не вырыть — почва влажная. Но так лето же сейчас, можно в шалаше жить. Одно плохо — комарьё донимает. Пока бежал, всё хорошо было, а как пошёл неспешно, враз лицо и руки облепили живодёры-кровососы.

Александр зачерпнул у берега илистой грязи и вымазал им лицо и руки, заметен не так будет, да и комары меньше донимать станут. Ха, двойной эффект в одном флаконе.

Он выбрал себе удобное местечко — рядом с тропинкой, где репейник погуще рос, да и заполз в него. Сверху листья широкие нависают, закрывают от взглядов. Близко стоять будешь, — и не углядишь.

Немного повозившись, Александр выбрал удобную позу и замер. Теперь вся надежда на слух. А комарьё над ним так и вьётся, так и звенит.

Прошёл час, пошёл второй… Александр поглядел на часы. Есть охота, пора бы уже парню быть.

Заверещали сороки в лесу, смолкли птицы. Значит, приближается кто-то.

Вскоре послышались шаги. На тропинку вышли двое, остановились в шагах десяти от Александра.

— И где, Мыкола, твой партизан?

— Обещал быть, — шмыгнул носом подросток.

Александр сразу узнал его голос. А вот кто второй? Саша медленно отодвинул лист лопуха.

Рядом с Мыколой стоял мужик вполне призывного возраста в гражданской одежде. Что ж ты не в армии, дядя? Нет, надо ещё понаблюдать, терпения ему не занимать.

— Ох, комары жалят, брат.

«Неужели брата привёл? Вон, братом назвал».

— Может, костерчик развести?

— Ты шо, сказывся? Дым издали виден будет. Терпи!

Оба ещё немного потолкались на берегу озера, но через полчаса терпение их иссякло.

— Нет, не придёт твой знакомый. Видно, обманул он тебя или просто не захотел. Домой надо идти, стемнеет скоро.

«Пора выходить, — решил Александр. — Зачем-то ведь Мыкола привёл мужика?»

Он поднялся и неслышно сделал несколько шагов:

— День добрый!

От неожиданности и испуга оба подскочили.

— Тьфу ты, испугал!

— Здравствуй, дядько! — это Мыкола. Он явно обрадовался встрече.

— Тогда знакомь меня, Мыкола.

— Мой двоюродный брат, Михась, — представил Мыкола своего спутника. — Между прочим, на железной дороге работает.

Мужчины пожали друг другу руки, испытующе глядя в глаза.

Михась Александру понравился: взгляд спокойный, уверенный, рукопожатие сильное.

— Мне тут Мыкола рассказал трошки о вчерашнем, — начал Михась.

— А что вчера? Ничего и не было! — заметил Александр.

— Как не было? А взрывы? Народ только об этом и говорит.

— Цистерны сгорели? Так это случайность!

— Не сами же они загорелись!

— Ты лучше скажи, что немцы делают!

— Говорят, что это вылазка окруженцев. Мол, разрозненные части красных пробиваются к своим, вот и устроили пожар. Испорченные цистерны они тягачами сбросили с путей. А на всех станциях охрану усилили.

— Ты кем работаешь?

— И при советской власти и при немцах — кочегаром на паровозе. Как немцы пришли, сразу всех переписали, кто на железной дороге работал, и обязали выйти на свои места. Начальник станции — немец, охрана тоже немецкая, из тыловиков. А остальные — наши.

— Занятно!

— Стало быть, всё сам, своими глазами видишь?

— Не больно-то посмотришь. Кроме паровозной бригады — машиниста, его помощника и кочегара, — на каждом паровозе немецкий охранник едет, с оружием. Смотрит, как бы мы чего не натворили.

— Не доверяют, стало быть? А сейчас-то чего пришёл?

— Познакомиться хочу, может — в чём-то полезным могу быть.

— Можешь. Во-первых, посмотри, что возишь, какие грузы. Во-вторых, взрывчатка нужна. Сможешь достать?

— Постараюсь, но сам понимаешь — сложно.

— Было бы просто, в магазине бы купил.

— А сколько надо?

— Чем больше, тем лучше. Чтобы мост взорвать или эшелон под откос пустить, килограммов пять-семь надо.

— А я знаю, где взрывчатку взять можно, — вмешался раньше молчавший Мыкола.

Мужчины повернулись к нему.

— В урочище, где грибы в прошлом году собирали, ящики со снарядами есть. Много!

— А ты откуда знаешь?

— Видел, — огрызнулся Мыкола.

— Вот что, Мыкола. Ты потихоньку припрячь их в укромное место — только чтобы не видел никто. Потом мне покажешь.

— А не взорвутся? — опасливо спросил Михась.

— Если взрыватели не стоят, не опасно. Снаряд — он опасен, если им выстрелили, да он не взорвался. Давайте договоримся: через три дня соберёмся у Ловчи — на том месте, где мы с Мыколой встретились. Годится?

— Годится.

Пожав друг другу руки, мужчины разошлись.

Саша шёл и рассуждал: «Надо будет сходить с Мыколой, посмотреть, что за снаряды. Они ведь разные бывают. Если бронебойные, так ими не взорвёшь ничего — железная болванка. Шрапнельные тоже не подойдут — начинены шариками да вышибным зарядом. А фугасные в самый раз будут. Вопрос только в том, сколько снарядов и какого они калибра».