Старшему брату было под тридцать. Он уже лысел и, наверное, поэтому стригся почти наголо, делая вид, что так и задумано. Второй выглядел постарше Оли и помоложе доктора. Маша не дала бы ему больше двадцати двух. Однако главным здесь был он. Ганс называл его брат иерей, а лысеющего – брат казначей.
Началось все с обычных поцелуйчиков. Потом братья, отослав Ганса, уселись вдвоем за один письменный стол, как судьи. Сестра осталась стоять, потому что третьего стула в комнате не было. Ей задавали пустые вопросы: «Как доехала?», «Как тебе наша обитель, нравится?» Маша на все кивала: хорошо, отлично, полный восторг. Братья не замечали ничего особенного, и Маша поняла, что их совсем не интересуют ее ответы. Они просто тянут время.
Вошел Ганс с желтым чемоданом. Так и притаранил его вместе с женским бельем. У брата казначея сразу заблестели глаза. Сцапав чемодан и протянутый Машей брелок с ключиком, он скрылся в соседней комнате. Насколько Маша разбиралась в планировке странного дома, окна там не было. Значит, пошел в темноту, пленку проявлять.
Настал критический момент. Теперь все зависело от того, какую пленку вложили проверяющие в коробку с конфетами. Если просто чистый кусочек, то все в порядке, Маша заменила его таким же. Брат казначей увидит, что пленка не засвечена, и успокоится. Но ведь они могли вложить и часть отснятого кадра. Тогда, конечно, Машин чистый кусочек никого не обманет.
Ганс встал у двери, как будто случайно перекрыв Маше путь к отступлению. Пистолет ее остался в келье. Нельзя же таскать его с собой, когда на тебе легкая одежда, а братья и сестры норовят обняться. Она подумала, что так и сгорит, не имея при себе оружия. Впрочем, особых надежд на пистолет убитого телохранителя уже не было. Слишком далеко дом, и слишком вокруг много честных гансов…
Брат казначей вернулся минут через пять и строго уставился на Машу. Краем глаза она видела, как подобрался Ганс у двери. Точно, выход перекрывает. Бежать! Ганса она сделает походя, он только с виду накачанный, а характера нет. На маму обиделся, так теперь его преподобные братья лепят, как тесто…
Пауза что-то затянулась. Брат казначей пялился, хмуря брови; брат иерей смотрел со вниманием, но со стороны, как в театре. И тут до Маши дошло, что ее как маленькую берут на строгий взгляд. Нет у них ничего против нее! Слишком быстро закончил свою проверку брат казначей. За пять минут можно только убедиться, что пленка не начала темнеть в проявителе, стало быть, не засвечена. А если бы брат казначей ожидал увидеть на пленке картинку, то проявлял бы ее по всем правилам, с полчаса.
Брат иерей переглянулся с братом казначеем и экономным движением пальца показал Гансу на дверь.
Мир с вами, братья, – пятясь, попрощался Ганс. – И с тобой мир, сестра!
«Сестру» он сказал с особенной теплотой.
Когда за достойным сыном счастливой матери закрылась дверь, брат казначей по-свойски подмигнул Маше и доверительно заметил:
А как хотелось заглянуть! Маша кивнула.
Брат казначей с загадочным видом направился в темную комнату. Дверь он оставил распахнутой; Маша увидела на столе открытый чемодан, брошюрки, коробку конфет и кюветку, в которой проявлялась злосчастная пленка. Похудевший чемодан брат казначей выставил за дверь:
Забирай.
Вернулся к столу с конфетами в руках и, посмеиваясь, показал брату иерею снятый с коробки целлофан. У Маши сердце ушло в пятки: на просвет было видно, что целлофан сплошь заляпан отпечатками ее израненных пальцев! Однако братья отнеслись к этому с юмором.
Хотелось заглянуть, ой как хотелось! – Дразня Машу, брат казначей на волосок приоткрыл коробку и захлопнул. – Иди сюда, так и быть, покажу!
Маша, изображая любопытство, подошла к столу. Начинался разговор, по-настоящему интересный братьям, поэтому до них быстро дошло, что сестра Мария уж слишком немногословна. Брат иерей спросил, что с ней, и Маша написала в блокноте про автомобильную аварию.
Очень жаль, – опечалился брат иерей.
Наоборот, в случае чего не будет утечки.
Нам же не чтец-декламатор нужен, – сказал казначей. – By компрене?
Иерей намек понял и закивал, ему понравилась мысль. А Маша «компрене» только наполовину: в случае чего немая не проболтается. Осталось узнать, что это за случай такой, которого боится брат казначей.
– Сестра, а кто-нибудь знает об аварии? – спросил казначей.
Подумав об Оле и Соне, Маша показала два пальца. Брат казначей с довольным видом кивнул, и тогда она поняла, что у него-то на уме Ганс и брат-1. И еще Оля сказала об аварии врачу – всего, значит, пять человек, а не два.
Маша не стала исправлять свой нечаянный обман. Народ здесь сочувственный; можно не сомневаться, что Соня и Оля расскажут о ее беде другим сестрам, и к вечеру об аварии будут знать все. Брат казначей никогда не докопается, кто первый запустил тайную информацию (а она тайная, потому что в той аварии погиб человек)…
У врача была? – спросил брат иерей. «Была», – кивнула Маша.
Ну и отдыхай пока, не будем тебя мучить. Братья не поинтересовались, что сказал врач.
Значит, сами у него спросят. Плохо. Маша надеялась, что сотрясение мозга еще долго будет ее выручать. На него списались бы все ошибки. Как после аварии, когда Ганс, не получив чмоки в щечку, заподозрил в Маше чужую, а брат-1 ему – мол, что ты хочешь, когда она головкой ударенная!… Но врач не нашел сотрясения, и надо обходиться без этой палочки-выручалочки.
Маша взяла чемодан и пошла. Недолгий разговор вымотал ее, как землекопа. По спине ручьями тек пот; она боялась, что платье промокло насквозь и это заметно со стороны.
– Сестра! – окликнул ее брат иерей. Догнал и с ухмылкой вручил конфеты: – Поправляйся! Молодец, преподобного увидишь.
Итак, первое испытание было пройдено. Теперь она в безопасности, пока молчит. Посвященная пятой ступени Мария Соколова знает секреты братства, о которых едва ли написано в брошюрках на книжной полке. Поэтому стоит Маше Алентьевой заговорить, как она себя выдаст. Хотя брошюрки все равно надо почитать.
Врач дает ей на выздоровление день-два. Можно промолчать и три, но не больше, а то как бы врач не вывел ее на чистую, воду. Если самозванка уехала вместо Маши в Укрополь, задурив мозги водителю ФСБ, то за три дня Дед, скорее всего, даже не хватится пропавшей внучки. Значит, нужно бежать самой.
Первый этап – смыться с базы – казался самым легким. Базу могут охранять снаружи, от чужих, а следить, чтобы свои не разбежались – вряд ли. Наверное, какая-то машина ездит за продуктами, надо же народ кормить. Словом, варианты найдутся. А дальше все будет зависеть от того, где эта проклятая база.
Кусачие рыбки не шли из головы. Ну, нет таких на Черном море! Что, Машу рыбы не кусали, что ли?!