Дневник беременной или Лучшее средство никого не убить

- А, Бог ему судья, Стэнка, - великодушно изрекла Солена. - Зато я за тебя теперь спокойна и рада.

- Что не позарилась на его деньги за парик? - прищурилась она на девушку. - Месть дороже.

- Ой, ты вот сейчас такое... - срочно скривилась Солена. - Я рада, что теперь душе твоей, когда придет твой срок, будет добро.

- Откуда сия новость?

- А ты разве не знаешь, что колокол, купленный на деньги человека, звонит и для него? Каждый свой раз. А душе от его звона на небесах покой и благодать.

- Ну, надо же, - с улыбкой, вскинула глаза к небу Стэнка. - Красиво.

- Ага, - вздохнула Солена. - И радостно так... А ты эту песню знаешь?

- Какую?

- Про голубку и орла?

- Ага.

- Давай теперь ее?

- Давай, - и снова затянули:

- Ох, как залЮбилась голубушка с орлом!

От когтей могучих смято ей крыло!

Век теперь ей в поднебесье не летать!

Друга милого в окошечке ей ждать!..

Так и орали до самых своих Стожков...

К церковной калитке подъехали перед закатом. И по пустоте и тишине вокруг, опытная Солена вынесла вердикт:

- Служба идет.

- Где? - заозиралась с телеги Стэнка.

- Так в храме. Где ж еще? Каждый день в это время. Как раз к ней угадали.

О, "угадали", не то слово - зрителей изрядно будет. Хотя Стэнка сама толком не знала: надо ли ей это. Главное, чтоб староста узнал, что колокол и без него в Стожки вернули и догадался: за чьи леи. А что до остального... до остальных...

- И что теперь мы станем делать?

Солена, соскочив с телеги, отряхнула с юбки пыль. Потом решительно уставилась в окованные двери церкви:

- Будь здесь, колокол карауль. А я пойду вовнутрь, дождусь там окончанья Службы и отцу Зоилу скажу, что, ну... - и глянула на Стэнку. - Будь здесь.

- Ага, - вздохнула та.

Сидеть пришлось недолго. Вскоре дверные створки отворились, первыми выпустив на свет детей. Те тут же с криком бросились к калитке. Стэнка - нервно подобралась.

- А это он и есть?!

- Ого! Какой большой!

- И с буквами. А можно его потрогать?

- Гляди, на нем кресты и фигурки.

- А позвонить в него?

- Стэнка! - растолкал галденье вихрастый Ерш, средний сын вдовы Малуши. Правда, сейчас он был причесан и лыбился во весь щербатый рот. - Стэнка, здорово!

Девушка заулыбалась в ответ. Ей Ерш всегда нравился - самостоятельный и не болтун:

- Здорово.

- Ну, я теперь стану настоящим звонарем, - заявил тот, подпрыгнув на телегу.

- С чего, вдруг? - сдвинулась радушно Стэнка.

- Так полная ж "семья" у нас сейчас: "колокол-отец", Благовестник, "колокол-дитя", Зазвон, и ты вернула "колокол-мать", Подзвон.

- Ох, девонька! - обернулись оба на старческое оглашенье. - Не иначе сам Бог тебя благословил! Это надо ж, - поджав губки, закачала головой бабка Ружана. - Не иначе...

- Ну, я... - растерялась Стэнка, обводя взглядом толпу вокруг телеги.

Она теперь пополнилась и взрослыми. На миг среди других мелькнула голова Натушки. Девушки встретились глазами, Натушка прыснула, скосившись на сестру. А Стэнка, вдруг, вспомнила: сегодня же была просидьба... Судя по важному адиному лицу, прошла она успешно. Ага, а где ж их батюшка?

- Какая новость радостная, - нарисовался и он сам с торца телеги. И вперился глазами в колокол (может, не их?).

- Радостная, да, - вернулся к Стэнке голос. - И с вас, господин, забота спала челом бить по дворам. Хотя теперь ведь деньги собранные опять надо...

- Какая новость... радостная, - поднял тот глаза на девушку. - Ты - мо-лодец.

- Еще какая... "молодец", - дополнил, ухмыляющийся сбоку господин Новик.

Друг его пришлепнул ладонь к борту телеги:

- Добро... Теперь его втащить наверх бы, на колокольню, и закрепить на балке... Отец Зоил?

И Стэнка только сейчас заметила стоящего рядом с ней священника. Тот перевел внимательный взгляд с главы деревни на травницу:

- Поступок, достойный всех похвал, сестра Стэнка.

- Спасибо, - скосилась оная на хвост кобылы. Ну а куда еще коситься? Кругом глаза и уши. Уши и глаза.

Священник с расстановкой повторил:

- Поступок, достойный всех... похвал.

- Теперь Стожкам не стыдно будет за колокольный звон, - открыл рот дядька Прохор.

- А Стэнке - медаль на грудь?! - выкрикнули из толпы.

- Медали государь дает! А Стэнке надо...

- Ленточку?

- Ага, атласную в косу!

- Не, на грудь именную!

- И званье... это... "Почетный коло-коло... колоко-ло...

- Да уж молчи!

- Колоколоносец! Вот!

- Ох, я пойду, - пылая до ушей, выдохнула Стэнка, сползая вниз с телеги. - Святой отец, не отошли бы вы...

- Я знаю, как сестру Стэнку наградить! - вдруг, огласился тот.

- Чего? Да мне не надо...

- Сестра Стэнка в понедельник после утренней Службы придет на... именное послушанье!

- Ах! - хором выдохнули девы из толпы.

Стэнка уперлась взглядом в отца Зоила:

- Куда прийти?

- На "именное послушанье", - повторил тот, прищурившись. - Сестра Ружана объяснит.

- Ах, "объяснит"?

- Ой-й, она придет! Уходим, Стэнка... Ерш!

- Ага, Солена! Лошадь с телегой к дому пригоню!

- Пошли отсюда, пока всё не испортила, - схватив подругу за руку, поволокла ее Солена прочь...

Стэнка всю дорогу возмущалась:

- Нет, это надо же! На "именное послушанье"! Как будто у меня своих дел... Солена, а что это?

- Ну, - остановилась та перевести дух. - Послушанье - работа в церкви. Прибраться там, покрасить что, помыть.

- Да чтоб тебя! За что?! Вот делай добро людям!

- Это да, - скривилась ей подружка. - Ой, я о другом.

- О чем?

- Послушанье, это - заветная мечта всех наших девушек, которые, ну...

- О-о... - зажмурила глаза Стэнка. - Я... поняла...

___________________________________________

1 - Смотрины, сватовство и обручение за одним столом. В лучшем случае заканчивается дарением свадебного перстня женихом невесте. В худшем - просто "столом".

2 - Здесь имеется в виду воспаление яичников, последствием которого является выпадение волос, а в 60-70% случаев - бесплодие.

3 - Стандартный дом в береднянской деревне делится на три части: кухню, горницу и избу. Последняя составляет две четверти всего пространства и характеризуется тоже "стандартными" лавками под окнами вдоль стен, обеденным столом в красном углу и металлической печкой, выходящей дымоходом в большую печь на кухне. А дальше - на вкус хозяев и их кошелек.

ГЛАВА 4

Луна в окне висела - руку протяни и дотянешься. Луна. Повелительница жизни в этом мире. А почему? Потому что покровительствует женщинам. Вот так вот... А муж мой крепко спит. Как я его оставила, так и сопит на левом боку. Лишь обхватил вместо меня мою нагретую подушку: попробуй отбери. И как мы раньше спали друг без друга? Это какое-то таинство. Волшебство - делить всю жизнь одну постель на двоих. Как и ее саму, все проблемы, беды, радости... Спит и сопит. Такой беззащитный с этой подушкой. И, вдруг, вспомнилась совсем другая - через стену. В уже давно готовой детской комнате для сына, в "кроватке рыцаря", благоухающей отдушками и свежей пихтой. Он сам ее выбирал. Как и одеяло, простыни, ковер и игрушки. Всё сам... А где в это время была я?.. "Спала", тысь, моя майка. Медведица... А ты, любый, спи.

- О-ой.

- Агата, ты чего? - вот и выспался.

- Ничего, - приложила я руку к животу.

Ник спросонья потер глаза:

- Малыш? - тихо спросил.

Я кивнула:

- Ага.

- Опять?

- А что ты хочешь?

- Хочу, чтобы... - задумался и зевнул. - чтобы вы оба успокоились и уснули до утра. Иди ко мне.

- Ага, - и что еще в этой жизни надо?

Оказалось, что многое...

С самого утра пришлось очень много побегать. Хотя толку от этого - ничуть, потому что, когда "бегать" по комнатам и коридорам начинаю я, все остальные замирают и вписываются в стены. Отсюда результат, то есть прогресс нулевой. Зато участие мое оказалось бесценным. В смысле, "не оценили" ни Варвара ни Ник:

- Агата, уж я сама бы заплелась, а ты... что... ай, так рано, ай, встала то?

- Не дергайся под руками, дитё. Распустила я вас... Нет, некрасиво получилось. Сейчас правую косу снова расплету и...

- Агата!

- И не кричи.

- Любимая, а где мой старый свитер под панцирь?!

- Зачем тебе старый то?

- У меня учения сегодня. Зачем мне новый?

- Понятно. Он... он... сейчас в гардеробной гляну.

- Ай!

- Варенька, прости. В общем, действительно, завязывай бантик сама... Ай!

- Что, малыш опять?

- Нет. Я вспомнила, что бутерброды тебе не настрогала.

- Кому?! - в два испуганных голоса.

- Кому?.. - замерла я на миг. - Любый, и тебе тоже. Я сейчас! Я успею!

- И зачем она так рано встала то?

- Варя, давай, натягивай пальто и отходи, я прикрою, - из прихожей шепотом, но я расслышала... Неблагодарные. Распустила я их со своей "стрессовой беременностью".

- О-ой, сын мой. Ты тоже, видно, недоволен. Причем, больше всех.

А потом я побежала к нашему лекарю-зануде. Долго выслушивала его строгие нотации под кивки мамы и сопение приглашенного из Совета магов светила (точно, он задумал меня увековечить!) и с чувством осуществленного "материнского долга" понеслась дальше по магазинам. Дома прибралась и наготовила в запале целых два с половиной блюда (манник испекся, но подло просел) и, наконец, ровно в половине шестого рухнула спать...

Оказывается, у нас скрипит пол:

- Ты куда?

Муж мой замер на одном колене у моего изголовья (может, это колени его скрипят?) и улыбнулся во мраке спальни:

- Мне снова пора. Я ненадолго заскочил.

- Вот наглец, - с чувством выдала я. Потом зевнула во весь рот.

- Это почему? - Ник даже не удивился, просто, беседу поддержал.

- Я столько наготовила, а он...

- Любимая, у меня еще дела на службе. Обещаю, когда вернусь, обязательно...

- И давно ты мне изменяешь?

А вот теперь он удивился. Нет, оскорбился:

- Я-я?

- Ага. Неужели они лучше?

- Они?!

- Ну да. Оладушки Нинон. От тебя ими разит. А я столько наготовила.

- Пф-фу, - выдул Ник и осел на пол. - Ну ты даешь... Это в обед еще было. И что, даже ароматами прокуратского курятника не перебило?

- Неа. Ты на вопрос не ответил. Давно?

- Нет, - тряхнул мой муж растрепанной головой. Она у него всегда такая после шлема. - Честное слово. Просто... - и, вдруг, смолк.

Я приподнялась на локте и прищурилась:

- Повод был?

- Что? - переспросил меня Ник. - А-а... Я Варвару в Гусельницы на выходные отпустил. Они с Нинон там какую-то рассаду сеять в ящики будут, а ты спала и мы тебя будить не стали... Любимая, мне надо назад. Отчеты писать.

- Ну и иди, - вздохнула и вновь откинулась на спину.

Муж навис сверху:

- А ты спи. Уже ночь почти.

- Ага.

- Любимая?

- Что?

- Как ты себя чувствуешь?

- Как обычно, "бочкой на волнах", - провела я пальцем вдоль его носа.

- И-и...

- Ник, все нормально. Иди.

- Угу. А ты - спи, - и чмокнул меня в мой собственный. Я подставила губы, приложился и туда. - Я... пошел. Если что...

- Ты, видно, оладушек переел, - огласила я свой вердикт. После чего Ник молча со вздохом свалил из поля обзора (живот дальше смотреть не дает).

Однако Стэнку я рассмотрела прекрасно. Она тоже проникновенно вздохнула:

- Доброго дня, Агата.

- Привет. И тебе, доброй ночи. Или на небе всегда солнце?

- Всегда ясно, - просветили меня. - Как твоя жизнь?

- Как обычно, - вновь оповестила я. - Смиренно пощусь и удивляю окружающих. Сегодня господина лекаря удивила.

- Чем?

- Тем, что похудела. Занудствовал больше обычного. Но, кажется, остался доволен. Он ведь думает: я его заветам, наконец, вняла. Как считаешь: стоит господина Блинова разочаровать?

Стэнка сделала попытку улыбнуться:

- Считаю: какая разница, чьим?

- А вот ты мне сейчас и поведай.

- Следующее послушание?

- Ага.

- Благие дела.

- То есть? - по-деловому уточнила я.

- Добрые, - качнула головой Стэнка. - Хорошие. Неважно, для людей или других Божьих тварей. Главное, с душой. Я понятно выражаюсь?

- Стэнка, не занудствуй хоть ты, - и вздохнула. - Я поняла.

- Тогда пошли на кухню?

- Зачем?

- Ну, я обычно там тебе свои рассказы рассказываю.

- А-а, - открыла я рот. - А вот сегодня будешь здесь. Настроения нет куда-то тащиться. Так... спокойнее, - и приложила к животу руку.

Повествовательница моя скосилась туда же:

- Добро. Тогда слушай.

- Внимаю...

____________________________________________

4 апреля.

На пиковом месте вернулся мой муж. Пришлось срочно прерваться, что очень трудно подвязалось с моим "обетом смирения". Ибо "дюже интересно", но, пристрелите меня арбалетным болтом, непонятна до сих пор причина моих ограничений.

Без четверти пять утра. Сажусь писать и эту стэнкину историю. Причина не ясна до сих пор, так как вместо чувства праведного осуждения у меня появилась стойкая зависть к травнице (неужели я до такой степени греховодна?)

Короче, дело было в понедельник, назначенный для исполнения "именного послушанья"...

Вот сколько раз ни зарекалась травница держать все мысли и посулы при себе... опять испортила погоду (в воскресенье - дождь). Так бабушка Стэнке всегда втолковывала: "нельзя грязнить потоки". Имеются в виду "потоки жизни". А как их не грязнить? Хотя вот матом про священника. Пусть, наедине с собой...

- Ох, прости нас, Бог.

Стэнка скосилась на Солену:

- А ты чего зашлась? - и с болью повела плечом. - Ой-й, ведь не тебе, а мне после пяти стожков с утра, туда идти?

- Я за тебя тревожусь, - проблеяла подруга.

- Тогда пошли со мной.

- Что ты. Послушанье - именное. Мало ли, чего отец Зоил...

- Ох, я б сейчас...

- Стэнка!

- В баньку, да с веничком. А ты о чем подумала? - и улыбнулась, правда, криво. - Ладно. Хоть проводи тогда до церкви.

- Ага. Косынку не забудь.

- На голову мою глянь. Я - в ней. И хватит секотить. И без тебя, ой-й...

- Стэнка, это ж - честь.

- Ну, да, "честь". А для тех, кто спит и видит себя "матушкой(1)", вообще, блаженство неземное.

Солена прыснула, потом перекрестилась:

- О-ох, грех то. Хотя по мне, так ни у одной сон тот - не вещий.

- Это почему?

- Так он всем улыбается и привечает, но никого отдельно.

- Ага. Всех и никого, - повторила Стэнка. - Странно.

- А что тут странного? К приветливости сан обязывает, ведь он - посредник между людьми и Богом, а сердце... - и вздохнула. - Сердцу - не прикажешь, какую женщину любить. И если уж отец Зоил кого и выделяет, то...

- Кого? - откликнулась ей Стэнка - дюже интересно.

- А, бабку Ружану.

- Что?!

- Ага. Та в храме - каждый Божий день.

- О-о, - открыла Стэнка рот. - Я представляю.

- Что именно?

- Их у алтаря.

- Да ну тебя, - Солена махнула рукой и снова не сдержалась: отец Зоил с бабкой Ружаной. Поджавшей губки и в фате... - А-ха-ха-ха-ха! - вот так и хохотали всю дорогу, пугая кур и собирая взгляды. Потом Солена присмирела (когда свернули к озеру и впереди блеснули купола). - Мне знаешь, что вообще кажется?

- Скажи, - и Стэнка сникла.

- Отец Зоил догадался, что неспроста ты колокол наш выкупила.

- Солена, откуда ему то знать?

- Ну-у... он много знает про всех нас, - задумчиво скосилась та в озерные камыши.

- О-о. "Тайна исповеди"... А про меня откуда? Я ж... - и смолкла, открыв рот. - Соле-на?

Подружка фыркнула:

- А что? Я только про себя ему всегда, но...

- Но-о?

- Но, наши жизни так заплетены...

- И-и? - сузила глаза Стэнка.

- И я иногда не замечаю, когда рассказываю уже и про тебя. А он не останавливает.

- Матушка моя!

- Но, и не спрашивает никогда специально!

- Конечно! - надула щеки травница. - Зачем ему "специально спрашивать", когда и так всё выложат. И что ты про меня...

- А мы уже пришли, - воодушевленно дернула подружка за калитку. Потом, вдруг, замерла. - Стэнка... я только доброе всегда. Ведь ты - добрая. Ты...

- Ладно, - вздохнув, смирилась та. - Что теперь то? Знает он, и знает. Да и какая мне, вообще, разница? Только, в следующий раз, ты, это, за двоих и причащайся.

- О-ой.

- Опять, "грех"? - уточнила, застыв на крестное знаменье. - Уф, ну...

- ... с Богом, - подхватила, сама крестясь, Солена.

- Ага. С Богом. Ну, я пошла, - и боком проскользнула в дверную тень...

Стэнка в последний раз наличествовала тут своей персоной... давным-давно. Тогда от сквозняков трещали свечи. И окна были все покрыты узорами, похожими на корни изо льда. Сейчас же под сводами носились воробьи. Теплый ветер из открытых створок лениво качал дым ладана напополам с ромашкой. Ее букеты стояли здесь везде: у икон, на узких подоконниках, на столике в хорах(2). А расписные стены привычно не давили своими божественными яркими картинами. Стэнка, оглядевшись от дверей, пришла к решенью: "Наверно, потому что, пусто и тихо"... Покойно... И расслабленно вздохнула. Потом еще раз огляделась, уже внимательней: "А дальше что?".

- ... а я вам говорю, - через мгновенье открылась слева боковая дверь. - пора уж вам, обеим, - бабка Ружана с ведром в одной руке и с тряпками в другой, сунула подмышку тряпки и перекрестилась. - День добрый, девонька. Пришла?

За нею следом, пыхтя под горами половиков, возникли Марыля с Каролинкой (первой "красотой" в Стожках). Девы, косясь на травницу, бросили свои поклажи рядом на скамью.

- Так мы еще и пол вам мыть поможем, - робко продолжила Марыля. - Баба Ружана? А?

Каролинка сдвинула свои густые брови:

- Работы много здесь, - и по-деловому обозрела храм. - Так мы бы...

- Домой идите, - прошипела в ответ старушка. - Сама помою и всё тут застелю... Кому сказала? Кыш, - и проводила строгим взглядом обеих до дверей. Да, у нее авторитет здесь явный. А вот торчащую по-прежнему у входа Стэнку вновь одарили "неавторитетным" взглядом. - А ты чего стоишь?

- Я? - как можно тише, чтоб не отдаваться в сводах, выдохнула та. - Так, а что мне...

- А вот тебе работа как раз есть. Иди сюда.

- Иду, - вздохнула девушка.

"Наставница" ее просеменила до первой иконы на стене:

- Вот, - кивнула на нее. - Будешь омывать.

- Что делать? - переспросила Стэнка.

- Стирать пыль с рам.

- Срамную пыль?

- Да ты... - выпучила глаза старушка. Потом опомнилась. - Рамы мокрой тряпкой шоркать, а сами иконостасы - сухой и мягкой, прости нас, Бог. Вняла?

- Ага.

- Пройдись по всем. Их тут немного осталось после охальника этого, отца Криспа. А как с иконами закончишь, омой перегородку с алтарем.

- Ага.

- И подоконники все.

- Ладно.

- Потом перила и столик на хорах.

- Добро. А может, и люстры на цепях спустить? - "наставница" поджала губки, Стэнка уверила. - Я могу.

- Может она... Отец Зоил велел лишь это. И, да: сначала осеняй себя знаменьем. Перед мытьем.

- И подоконников?

- Ох, девонька... Святых и Божьих ликов. Ведро и тряпки - тут. Я - рядом, - и, бубня под нос, пошла назад, откуда и пришла.

А Стэнка тут осталась. Среди "Святых и Божьих ликов". По кругу обозрела плацдарм работ и опустила взгляд в ведро:

- Вот оно какое, "именное послушанье"... Начнем, - и засучила рукава...

Сначала она, конечно, "трепетала". Когда водила тряпкой поверх Святых сияний. Хотя с чего? И дома ведь стоят иконы - привычное занятие их "омывать". Да и сияние точно такое. И... привыкла. Заглядывала лишь в лики, читала вензельный премудрый шрифт:

- Святой князь Иоанн Владимир. Ага......... Святая княгиня Анна Неда... Красивая... А вот теперь...еще красивей............. Ух, ты. Зоил. Святой мученик... После жесто-ких истя-заний был усечён мечом за обли-чение правителя города в отсту-пничест-ве и бесчестии... Нет, не похож...

А уж когда дошла с ведром и до хоров, то вовсе осмелела, начав тихонько петь:

- ... В эту ночь святую

Пастушки не спали,

Ангел прилетел к ним

Из небесной дали.

Страх объял великий

Тех детей пустыни.

Он сказал: "Не бойтесь -

Миру радость ныне...

- С-стэнка?

- Радость и... - и открыла глаза... - Ой-й, - отец Зоил с новой скамьей наперевес и бабка Ружана застыли с другой стороны от перил. Стэнка, глядя на них, открыла рот... (нет, не рассказывать же, что воплощала сейчас мечту "спеть на хорах"). - Простите.

- У вас голос красивый, - произнес и глухо кашлянул Святой отец, облаченный в простую рубаху и штаны. Поэтому, наверно, Стэнка от смущенья быстро опомнилась.

- Ты всё закончила? - "приложила ее обратно" бабка.

- Ага, - глядя на захромавшего прочь со скамьей мужчину, кивнула травница.

Он остановился:

- Так скоро?

- Можете проверить, - а вот теперь она совсем вернулась в жизнь.

Священник же, как будто, растерялся:

- Проверить вас и в мыслях не было. Просто...

- "Просто"? - сузила Стэнка глаза.

- Ваше послушанье еще не завершилось.

- Отец Зоил, так вы ж ее...

- Сестра Ружана... я... скамью эту сейчас поставлю, наконец, и сам сестре Стэнке покажу, что нужно еще сделать, - и, развернувшись, хлопнул оную к стене. Потом расправил спину. - Идемте, сестра Стэнка?

- Да как скажете, Святой отец, - выдавила та и шлёпнула в ведро с водою тряпку...

Они вдвоем прошли всё тот же левый коридор со входом в дом настоятеля в конце. И через дверь справа оказались на заднем дворе церкви. Стэнка тотчас прикрыла глаза от яркого, после полумрака, света, вдохнув запахи травы, свежего кедра с примесью дымка, и...

- Вот, - тень от отца Зоила качнулась, открывая полностью всю ширь двора.

- Мел, - да, и еще пресный вкус меловой "каши".

- Угу, мел, - опустил Святой отец рядом в траву ведро с белилами. - Мы сами храм уже закончили и колокольню. Остался лишь проход от дома и одна домашняя стена. Добелите?

О-ох, а у нее есть выбор?.. Есть, конечно. Стэнка вздохнула "для образа" и, уперев руки в бока, глянула по сторонам:

- А-а...

- Кисти я дам, - скоро кивнул Святой отец. - И может, что переодеться? В доме есть.

- Не надо. Не на танцы ведь сюда пришла.

- Здорово, Стэнка!

Ух, ты! Ерш, оседлавший еще одну скамью, ей весело оскалился. Потом прочистил свой рубанок и сдул с досок завитки из кедра. Пасущаяся рядом гнедая лошадь тут же потянулась к этой россыпи в траве. Прямо, как Стрекоза - та тоже любит стружки грызть. Стэнка, глядя на эту "лепоту", непроизвольно расплылась в улыбке.

- Тогда, может, отдохнете сначала?

- Что? - и вмиг подобралась. - Нет. Где ваши кисти?

- Как скажете, - дернул мужчина плечом. И хромая, пошел к сараю...

Время за работой летит, как птица. Это безделье - "тягучая смола". Вот так и Стэнка, уверенно втирая в кирпичные зазоры мел то длинной мочальной кистью, то короткой, "домахалась" почти до полудня. Еще немного и солнце войдет в зенит. Да и еще столько - она уже закончит затянувшееся именное послушанье. Хотя... нравилось ей тут, чего душой кривить? Как тогда отец Зоил про ее собственный дом сказал? "И место - хорошее. Тихое и светлое". Вот-вот.

- А еще я карпов на мотылей ловлю, - Ерш, закончивший с обстругиванием новых скамей чуть раньше, теперь занимал Стэнку, торчащую на старой и кривой у стены. Та в очередной раз визгливо скрипнула (скамья). Ерш с чурбачка продолжил. - Но это дюже муторно.

- А поче-му? - отстранившись, с прищуром обозрела Стэнка свои труды.

- Так их же, мотылей, сначала самих словить надо, - резонно хмыкнул Ерш.

- Понятно, - ви-и-ик. - О-ой.

- Ты, это, осторожней, а то слетишь, - скосился мальчуган на ненадежную опору.

- Я? - удивилась Стэнка. - Не-ет. Высота не та.

- "Не та" для чего?

- А для полета, - засмеялась девушка. Шедший мимо с охапкой дров Святой отец ей улыбнулся и нырнул в дверь коридора. Стэнка проводила его взглядом. - Я знаешь, что думаю?

- Пока не ведаю, - потер облезлый нос Ерш.

- Мне вторая скамья нужна - поставить вот на эту. Чтоб дотянуться до непробела над окном.

- Так если там длинной кистью?

- Нет. Тогда я стекло забрызгаю, - скривилась она в свое, щедро забрызганное отражение в окне. И спрыгнула в траву. - Есть еще? Не все успели поколоть на дрова?

Мальчишка заозирался по сторонам:

- Есть, вижу!

Тут же они приперли "обреченную" от поленницы рядом и водрузили сверху на другую. Стэнка, подхватив рукою юбку, осторожно сбоку влезла... Постояла наверху, качаясь под удвоившийся визг, хмыкнула и потянулась за ведром с белилами. Ерш, придерживающий конструкцию с другой стороны, тихо выдохнул:

- Ты только... осторожно.

- А то, - шепнула ему Стэнка. - Мне немножко. Я лишь вот тут и... ой, - ви-ик.

- Стэнка!

- Ой... - ви-и-ик, тр-ресь!

- Стэнка, я держу!

- Ой! Ма-атушка моя!!! - спиной вперед опять же, не слетишь.

- Высота не та? - словивший ее в руки отец Зоил, прищурился, глядя в распахнутые Стэнкины глаза.

Она кивнула:

- Ага-а.

- Я так и понял, - серьезно огласил мужчина.

- Ве-дро... мешает, - и оба посмотрели на дужку, крепко зажатую в девичьей руке.

- Отец Зоил! - подпрыгнул сбоку Ерш. - А вы ее так ловко поймали! Я б не успел!.. А чего вы ее держите то до сих пор? Стэнка, ты... обезножила, что ли от страху?

- Сам ты, - мотнула ногами та. И тут же была на них опущена. - Спасибо.

- Пожалуйста, - поддергивая рукава, буркнул мужчина. - Я думаю, мне самому теперь лучше... закончить.

- Так скамейка то, того? - почесал вихрастый чуб Ерш.

- А я... с чурбачка, - направился к нему Святой отец. - Сейчас его... о-оп... А вы что встали? - пропыхтел он мимо них.

- А что нам делать? За штаны вас подержать? - удивилась Стэнка.

- Ты чего? То - грех, наверно, - дернул ее малец саму за юбку.

- Грех - не помочь ближнему... мудрым наставленьем, - взобравшись, сощурился на стену над окном Святой отец. - Я отсюда границ не вижу. Так что, "наставляйте", - и обмакнул в белила на дне ведра кисть.

Ох, ну это всегда за милу душу! "Наставлять"! И Стэнка, подбоченясь, первой начала:

- Малюйте ровнее! Щели не пропускайте меж кирпичей!

- Стэнка, ты чего?

- А "чего" я? - скосилась на мальца.

- Святые отцы не могут, того...

- Еще ровнее малюйте!

- Вот того этого, - прошипел на нее Ерш. - "Малевать".

- Опять, что ли, "грех"? - сдвинула травница брови.

- Ага, наверно.

- А что они тогда "могут"?

- Ну, не малевать, это - точно.

- Ага... И не мазать?

- Ну-у, - застыл в раздумье малец.

- Ну, а что тогда? - фыркнула Стэнка.

- Я не знаю, - выдул носом Ерш.

- Не знает он.

- Вы что там замолчали?! - уточнил с чурбачка бурно обсуждаемый.

Консультанты его уставились друг на друга:

- А-а... - скривилась девушка. - Живо-писуйте ровно полосами.

Святой отец замер к ним спиной:

- Что мне... делать?

- Ой, да, делайте вы, что хотите! - в сердцах, под ошалелым взглядом Ерша, выдала она. - Только не кругами и зигзагами, а ровно! Потому как я вела кистью снизу вверх и сверху вниз, и когда свет сбоку будет на полосы падать, то...

- А хорошо у тебя, девонька, послушание проходит, - теперь они застыли дружно все втроем. Бабка Ружана, опустив свое ведро на землю, поджала губки. - Складно так. Бог в помощь, отец Зоил!

- О-о, - закатила та к небу глаза. - Да я...

- Брат Ерш, а не пора ли тебе? - спрыгнул с чурбачка Святой отец. Малец вмиг от этой речи отмер. - И сестру Стэнку позови.

- Куда? - спросила оная.

- На нашу колокольню, - пояснил священник, прицельно глядя в бабку Ружану. - Ей, наверное, интересно будет.

- Да-а, - басом уверила та. - Конечно.

- А вы мне, отец Зоил... - козликом подпрыгнул Ерш.

- Отмашку дам. Снизу.

- Стэнка! - и оба с места рванули за угол дома...

У каждого - свой мир. Большой иль маленький, в зависимости от того, что в жизни повидал. Мир Стэнки Дивнич ограничивался половиной их княжества с "сердцем" в родных Стожках. И "сердце" это билось сейчас... Как же оно билось!

- А вон, гляди, мой дом! И овраг у погоста вижу!.. А вон дядька Прохор по дороге едет!

- Стэнка, не выпади.

- Ой, я и дом Солены вижу! А вон она сама! А если...

Ерш, торчащий рядом у перил, поспешно шикнул:

- Не вздумай ей орать. Сюда вообще нельзя никому, кроме Святого отца, ну, и меня.

- А-а, - открыв рот, засмеялась Стэнка. - Ты ж у нас - звонарь, - и потрепала мальчишку за вихры.

Тот, вдруг, смутился:

- Ну, я еще учусь пока.

- Ага... учись, - и переметнулась на другую сторону балкона. Отсюда хорошо просматривалось озеро с кромкой высокого густого леса, островками камышей на отмелях и болтающимися на волнах белыми гусями. Дети плескались у берега. Один разбежался и нырнул с мостка... Даже здесь был слышен визг других. Стэнка заскользила взглядом дальше, остановив его на месте, которое всегда считала "потайным" - заросшей ивами и камышом, тихой заводи напротив церкви. И удивленно потянула носом. - Так вот откуда дымом...

- Ну, так, - важно хмыкнул Ерш. - Там банька здешняя на берегу. Говорят, ее Святой отец построил, который еще до отца Тита был.

- По-нятно, - протянула девушка.

Ерш продолжил:

- Я там бывал не раз, при отце Зоиле, конечно. Там хорошо. Мосток под крышкой есть прямо из предбанника, с которого можно в воду нырять и на том мостке стол...

- Брат Ерш! - и оба махом перевесились с перил вниз.

Отец Зоил, стоящий на углу дома, взмахнул рукой. Малец в ответ нервно дернулся:

- Ой!

- Ты чего?

- Ой! Это знак мне. Отмашка. Значит, полдень на часах и... и... - подхватил Ерш веревки от колоколов, завязанные в общий узел на конце, спешно перекрестился и...

Бум-м-м! Бом-м! Дон-н-н! Стэнка от неожиданности обмерла. Дон-н-н! Бом-м! Бум-м-м! Бум-м-м! Бом-м! Дон-н-н!.. Бум-м-м! Бум-м-м! Бум-м-м!......... Под конец она почти оглохла. Ерш же от счастия летал:

- На каждый праздник - свой колокольный звон! - подпрыгнул он к перилам. - Да и на каждый случай жизни! Полуденный: сначала в одну сторону по очереди, начиная с Благовестника, потом наоборот. И так - три раза, а потом лишь в Благовестник - двенадцать раз. Уф-ф. Тут главное, в счете не сбиться.

- Ага. И не оглохнуть.

Мальчишка, вскинув брови, изумился:

- Тебе что... не понравилось?

- Понравилось, - призналась Стэнка. - Мне даже, когда привыкла, показалось будто я сама, как звон, лечу. Над Стожками... Что? Это - грех?

- Ну-у, - важно выдул носом Ерш. - Не грех, наверно... Слазим?

Травница, вздохнув, кивнула:

- Слазим.

У двери внизу их ждал Святой отец. Улыбнулся смущенному Ершу и, глядя на мальца, спросил:

- Было интересно, сестра Стэнка?

- Да, - вновь кивнула та. - Мое именное послушанье теперь...

- Закончилось. И-и...

- Что?

Мужчина перевел взгляд на нее:

- Надеюсь, вам оно вышло не сильно в тягость?

Стэнка растерялась:

- Не-ет. Даже...

- Что? - быстро спросил он.

- Понравилось. Да, понравилось.

- Понравилось? - выдохнул Святой отец. - Тогда, возможно, и следующее вам понравится, - и, не дав девушке сказать, добавил. - Зависит от того, как вы относитесь к бане. Настоящей, по-черному(3). Потому что здесь она такая.

- А-а... - а вот теперь Стэнка, нет, не растерялась. Она лишилась речи. - Мне-е...

- Что? - уточнил мужчина под удивленный взгляд Ерша. - Я глупость предложил?

- Не-ет, - мотнула головой она. Отчего же "глупость"? Просто воплотил в жизнь еще одну мечту: хоры, залезть на колокольню, баня с... - А веник у вас есть?

- Есть. Так вы...

- Добро.

- Добро?

- Ага.

- Вот и отлично, - вскинул ко лбу ладонь Святой отец. - Сначала баня, а потом - обед. Ведь время как раз... Брат Ерш?

- Да, отец Зоил?

- Проводишь сестру Стэнку до нашей бани? Покажешь ей там всё?

- Конечно, - важно оповестил малец. - Стэнка?

- Ась? - оторопело повернулась та к Ершу.

- Пошли?

- Ага, пош-ли.

Сначала по тропинке через двор, потом нырнули под густые ивы на берегу. Стэнка и слова больше не произнесла, осмысливая всю дорогу: что с ней? И как она могла в один день постигнуть столько? Столько разглядеть? В итоге оказавшись в месте, о котором и мечтать не смела. В запретной части мира.

- Вот это - наша баня.

- Матушка... моя.

Она попала в... рай. Ой, то - опять грех. Хотя у травниц "рай" особый. Из трав, цветов и спелых ягод, струй воды из родника, камней, прогретых солнцем, сизого тумана, прелой земли... Всё это она, вдруг, разглядела, закрыв глаза и лишь вдохнув. Лишь переступив порог. Повсюду: на земляном полу, узких полатях, лавке было набросано свежее сено. Пучок из трав плавал в котле с водой на каменной печи. А жар сухой, духмяный обволок и сжал в объятьях: вот только "Ах!" и не дышать, не думать ни о чем... Рай...

Стэнка сидела на лавке, раскинув руки и... млела. Рядом - ушат с горячей мыльной водой. Мокрые волосы рассыпаны по опущенным плечам. Капли с них щекочут кожу, собираясь по обмякшему распаренному телу в струйки. Струйки эти медленно бегут вниз... бегут... бегут...

- Сестра Стэнка? Вы там...

- Да-а-а?

За дверью что-то брякнуло. Потом вновь стихло:

- Может... хм-м... просто, я не знаю, может, в деревне так принято, чтоб по часу в бане...

- Да-а-а... - ну, ничего себе, уж целый час.

- Угу... Я всю еду сюда принес, - вновь огласилась дверь. - Вы уже попарились? Там веник в ушате в углу, если еще нет.

- Не-ет.

- Нет? - переспросили удивленно. - Ну тогда...

- А вы-то сами паритесь, Святой отец?

- Я?! Конечно, - усмехнулся он.

Стэнка расплылась в улыбке. Потом блаженно потянулась:

- Так может, меня тогда сами и... попарите? Или...

- По-парить? Вас?

- Ага-а. Или и это грехом считается?..

- Ладно.

- Что?! - опомнившись, вскинулась она.

За дверью повторили:

- Ладно. Там на гвозде справа от двери висит старая простынь. Она чистая. Накиньте на себя.

Стэнка, подпрыгнув с лавки, распахнула рот: вот что за дурь? И чем навеяло? Всё эта баня! "Рай". О-о. И что теперь?.. Где эта простынь его? Нашла глазами, сдернула и быстро обмоталась. Получилось по плечи и чуть выше колен. Что дальше?.. Тишина... Сам передумал? Скорей, одумался...

- Святой отец? - пропищала Стэнка, придерживая простынь на груди.

- Вы уже готовы? - строго спросили с той стороны.

Она вздохнула, закатив глаза к сажному потолку:

- Ага.

Низкая дверь скрипнула и вместе с порывом свежего воздуха, порог переступил Святой отец. Ни капельки смущенья на лице. Рукава рубахи и штаны - закатаны, босой. А может, у них так принято? Особый церковный ритуал? "Изгнанье бесов веником"? А-а, что теперь то?

- Готовы, значит? - глядя девушке в глаза, произнес он. - Тогда, ложитесь на полати.

Стэнка, сглотнув слюну, кивнула и быстро заскочила наверх. Поёрзала немного, устраиваясь на животе, и с вытянутыми руками замерла, даже глаза закрыла. Мужчина тоже молча, достал дубовый веник из ушата, встряхнул его от капель, чем-то погромыхал и... пш-ш-ш-ш-ш-ш... ковшом с водой на камни. И девушку накрыла новая волна... Шлёп. Пробно приложился к ее ногам горячий мягкий веник. Шлёп, шлёп...

- Сестра Стэнка?

- Ага? - открыла она один глаз.

- Вам что, плохо или больно?

- Нет, - теперь Стэнка и голову приподняла. - С чего, вдруг?

Мужчина усмехнулся:

- Тогда расслабьтесь.

- Но, я...

- Просто расслабьтесь и всё.

- Ага, - вздохнула и уронила голову назад в сено. Потом... расслабилась.

Понеслась мыслями, хотя сначала потащилась: а если представить, что это ее Петр парит?.. Шлёп, шлёп, шлёп, шлёп... Или Солена? Нет, Солене париться нельзя. Тогда, Петр... Петр... Шлёп, шлёп, шлёп, шлёп... Ага. Парит веником. Потом вот также водит им по ногам. Надавливает, отпускает. Потом вновь шлёп, шлёп, шлёп... Теперь - по рукам, плечам... М-м-м.

- Теперь... перевернитесь.

- Что?.. А-а...

И снова шлёп, шлёп, шлёп, шлёп... Как хорошо то... Нет, это - рай... Шлёп, шлёп, шлёп, шлёп... И по ногам. Так нежно, будто гладит... рукой. И снова шлёп, шлёп, шлёп... М-м-м. Ой! Отдернула согнувшуюся в колене ногу. Святой отец над ней застыл... Стэнка приоткрыла глаза... и встретилась с ним взглядом.

- Закройте их, - выдохнул мужчина.

- Зачем? - уточнила Стэнка.

- Ну, как скажете... о-оп! - щедро окатил ее прохладною водой.

Стэнка подпрыгнула, едва не стукнувшись макушкой об потолок:

- Вы что это? Вы...

- Это вместо спасибо? - поставил он пустой ушат на лавку.

Девушка хватила горячий воздух ртом один раз, второй и выдохнула, наконец:

- Спа-сибо.

- Пожалуйста, - развернулся Святой отец и вышел, через мгновенье огласив окрестность целым взрывом из брызг.

- Куда это он? - растерянно пробормотала Стэнка. - А-а, в воду с мостка нырнул, - и поползла с полатей. Пора заканчивать уж с "райской баней". Пора...

Наружу она вышла осторожно: сквозной предбанник пуст и двери нараспашку. Ну что ж, ведь одевалась в бане, правда осталась до сих пор босой. Босой прошлепала и на мосток. И здесь одна. Лишь чуть заметные следы мокрых мужских ступней от лужи на крайних досках ведут обратно же в предбанник. Значит, он ушел... Ушел. А что теперь она? Пора и ей, хотя... "Я всю еду сюда принес". И в правду, на мостке налево - накрытый стол, что-то в тарелках под длинным полотенцем. Отдельно в стороне - пузатый чайник под еще одним, с ним рядом - кружки... Стэнка неуверенно нахмурилась: еще не голодна, вот только если чаю? После такой-то бани - самое оно. И снова огляделась, прислушалась: одна и тишина. Сама себе хозяйка. Ну, а раз так... села на диванчик вдоль стола:

- Какой чай пьют священники? - и подняла крышку. - О-о, с мятой.

- Вкушение еды без освещенья - чревоугодие, - застыл в дверном проеме отец Зоил. Глаза смеются, мокрые волосы зачесаны назад и сам уже переодет, правда, опять в мирское. - Это вам, - качнулся к Стэнке, набросив ей на плечи покрывало, и быстро отодвинул от стола стул.

- Спасибо, - растерялась та. - Я...

- Что? - сдернул мужчина полотенце с еды.

- Я не успела еще.

- Вот и хорошо, - вздохнули ей в ответ. - Глаза всех, Господи, смотрят на Тебя с надеждою, так как Ты каждому в свое время даешь пищу, отверзаешь Твою щедрую руку, чтобы всех живых наделить милостями. Аминь.

- Аминь.

- Теперь обедаем.

- Ага...

Обедали сначала молча. Оказывается, Стэнка голодна. И с удовольствием жевала парное мясо с зеленью, картошку, еще горячую, соленые огурчики, макала в сметану лук...

- Очень вкусно, - руку потянул туда же Святой отец.

Стэнка с набитым ртом, кивнула:

- Ага. И с... солью еще.

- Я сроду так не ел. Чтоб, столько лука враз.

- Ну, вам не целоваться, - обтерла рот ладошкой Стэнка.

- Мне? - глянул на нее Святой отец. - А-а, запах... А эти пирожки вы ели?

Травница прищурилась:

- Я - нет. Они - не для меня.

- Не понял, - нахмурился мужчина.

- О-о. Там внутри, вместе с грибами травка есть одна. Дюже вонючая, но не в том суть.

- А в чем?

- Ее и приворотною считают, некоторые, - и засмеялась, глядя на мужчину. Тот тряхнул головой: видно вспомнил, кто пирожки принес. - Да вы не беспокойтесь. Она - "пустая" в этом деле. А настоящих зелий мне не заказывали... Что?

- Ничего... А вы, сестра Стэнка, и такое... творите?

- Нет. Я тело лишь лечу. Душа - по вашей части.

Отец Зоил выдохнул. Травница потерла нос.

- А как диагноз ставите? - откинулся он на стуле.

- Диа-гноз? - переспросила Стэнка.

- Как выясняете причину болезни?

- А-а. Просто "вижу" ее.

- Так просто? - сузил он глаза.

- Да. Вот вы - здоровы. Бабушка б моя сказала: "Как бык на пастбище". А ваша хромота... - промедлила она.

- И-и? - сузил глаза Святой отец.

- Она - от раны на бедре. Ведь так?

- Так, - усмехнулся он. - Надо же... А что вы еще "видите"? Во мне?

Стэнка закусила губу. Потом вздохнула: сам ведь спросил.

- Что я вижу... Священник вы недавно. До этого, скорей всего, вы были... воином. Но, это я не "вижу". Просто, дошла умом. А то, что "вижу"... Зоил - не ваше имя.

- То есть? - глухо огласился он.

- У вас оно - другое. "Зоил" похоже на зимнюю зарю, а ваше ближе к воде. Но, это - не мое дело. Наверно, вы поменяли его, когда стали священником.

- Нет.

- Нет? - вскинула брови Стэнка.

- При рукоположении имя не меняют. Лишь при постриге в монахи. Но, вы правы.

- В чем?

- Мне его пришлось менять. Моего первого не было в синодальном месяцеслове. Оно - не православное.

- А какое оно?

- Простое, - дернул он плечом. - Меня раньше звали Владом. Влад Гулан. Впрочем, фамилия осталась.

- Влад, - выдохнула Стэнка и повторила. - Влад... Как тихая волна.

Мужчина глянул на нее с внимательным прищуром:

- Как волна... Еще четыре годины тому назад я был государевым солдатом.

- О-о, - открыла рот девушка.

- Мой гарнизон стоял на юго-западной границе. Место неспокойное. Полно и нечисти и полудиких кочевников. Однажды на нас напали и взяли пленного. Мы начали преследование, сами угодив в ловушку... - нахмурясь, замолчал Святой отец. - Я тогда один остался жив. Всех остальных баргесты перегрызли, прирученные их племенным шаманом. Оттуда у меня и рана на ноге. Два дня я полз назад. И впервые в жизни, молился. Тогда и клятву дал: если останусь жив... - встал он из-за стола и отошел к перилам. - Если останусь жив, всю жизнь свою отдам Богу и больше никогда не стану убивать... Вскоре меня, уже в беспамятстве, нашли монахи из приграничного монастыря. И там долго отхаживали. А прямиком оттуда я подался в семинарию учиться. Стожки - мой первый в новой жизни приход. Вот так, сестра Стэнка, - улыбнулся Святой отец. - Так что, вы правы во всем. Хоть и не ведьма.

- А-а, - криво улыбнулась та. - Запомнили.

- Как же такое позабудешь? - засмеялся он. - А настоящих ведьм я видел. И вот они, как раз, "ведьмами" не представлялись... Сестра Стэнка?

- Что? - дернула она покрывало на себя.

- Давно вы сирота? Или это - очень личное?

- В наших Стожках нет "очень личного". И причина моего сиротства ни для кого не тайна.

- Тогда, в чем она? - вернулся опять за стол мужчина.

Стэнка улыбнулась:

- Как и у трети всей округи. Чума. Тоже четыре годины взад. Матушка моя тогда заставила отца увести меня отсюда подальше. Тот и увел к бабушке по материнской доле. В самый глухой приграничный бор. Она вообще, странная была. Даром обладала огромным, но не делилась им ни с кем. Жила отшельницей. С птицами говорила, зверьми, цветами... - смолкла Стэнка под пристальным взглядом отца Зоила. - Мы вместе прожили с ней целую годину. В ее избушке. Она меня учила и ворчала постоянно, что я - невнимательная и не умею слушать себя. А я... не знаю... Я старалась и все время ждала, когда за мной придет отец, как обещал, когда прощался... Первые шесть месячин ждала, а потом, вдруг, поняла, что он не придет. И стала собираться назад сама. Бабушка меня, конечно, не пускала, но вскоре слегла... Она все время старая была, сколько ее помню, а тут... я схоронила ее в начале красавика(4). И через восемь дней вышла из леса, по дороге в Бреговины. Вы по ней же с кедровой вырубки... - Святой отец кивнул. - И первым, что увидала, было пепелище нашего дома. Его сожгли.

- Почему? - кашлянул мужчина.

- Боялись, что зараза оттуда вновь вернется, - объяснила Стэнка. - Тогда четверть Стожков так полыхала. Да только, к моему возврату, они уже отстроиться успели, почти все.

- А ваши родители, значит...

- Ага, - кивнула девушка. - Прямо в этом доме. Матушка, отец и мой старший брат, Макар. Все... Я первым делом их останки откопала и схоронила, как положено. Отца Криспа напугала: явилась к нему вся в саже и земле, давай требовать, чтоб он их всех отпел. Он согласился, когда меня признал.

- А потом?

- Потом?.. Поселилась в нашей баньке. Дядька Прохор дал мне еще козленком Стрекозу, и я сразу начала строить новый дом. На месте старого. Это тоже было вроде "клятвы", - засмеялась она. - Ну, что буду жить я хорошо, то есть, за всех их. Там, в старом доме, в погребе у матушки была затырка в банке из-под леденцов. Она на свадьбы нам копила с братом. Я всю ее потратила на стройку... А две годины взад уже перебралась из баньки в новый дом... Это - всё. Я даже больше рассказала, чем вы просили, - закончила Стэнка созерцать кувшинки на воде и подняла глаза...

"Я даже больше рассказала, чем вы просили"... Зачем? Кому? Священнику? Чего ждала в ответ? "Бог каждому дает по силе ношу". Или: "В смиренье - смысл"?.. И обмерла: глаза ее отца смотрели на нее. Столько в них было любви и пониманья, что девушка дышать забыла. Хлопнула своими под этим невозможным взглядом. Мужчина за столом опомнился:

- Я-я... заказал себе косу, - и улыбнулся, вдруг, смущенно.

- Зачем? - тряхнула Стэнка головой.

- Буду учиться косить... А чай уже остыл. Надо чайник в печь пихнуть на угли и...

- Не надо, - подскочила она с диванчика, стаскивая покрывало с плеч. - Мне уже пора. И...

- Что? - поднялся следом Святой отец.

- Спасибо вам.

- За что?

Стэнка глянула еще раз в родные теплые глаза... Нет, то невозможно, сон, бред, наважденье. Но, всё ж, сказала:

- За этот день. Весь... целиком...

Пока она домой бежала, как и была, босой, с распущенными волосами, всё думала... и улыбалась своим мыслям, зажав в руках по туфле. На полдороги вспомнила: косынку, все ж, забыла. Остановилась, качнула головой и побежала вновь, у собственных ворот столкнувшись с тылом подружкиным:

- Ах ты, гульня, к-кому с-сказала, домой, - где ж ей с козою Стэнки совладать? Зачем вообще пасти взялась?

- Здорово!

- Ой! - обернулись обе на этот клич: Солена и Стрекоза.

- Мэ-э-э! - тут же оскорблено выдала вторая.

Первая уперла руки в бока:

- Ты что так долго то? Я тут с твоей...

- Она тебя выгуливала? - хлопнулась перед козою на колени Стэнка. - За рога? - и чмокнула ту в серый нос.

Коза от изумленья глаза выкатила с длинными зрачками. Солена тоже (правда, нормальные):

- Стэнка, ты чего?

- Ничего! - подпрыгнула с травы та. - День сегодня - добрый. И жизнь - добрая. И как же я вас люблю.

- А-а, - открыла подружка рот. - Ну-ну, - и опомнилась. - Ох, давай, рассказывай: чем там занималась. А то вид дюже довольный. Неужто, смылась через задний двор и проболталась невесть где?

- Я?! - возмутилась травница. Потом с прищуром посмотрела на подругу. - Ладно, расскажу, - а про себя добавила: "Не всё"...

_____________________________________

1 - Супруга настоятеля храма.

2 - Угловой огороженный пьедестал, предназначенный для церковного хора.

3 - Баня "по-черному" отличается от современной бани ("по белому") отсутствием трубы из печки. Поэтому, в процессе топки весь дым выходит на улицу через открытые дверь и оконце, оседая сажей на стенах и потолке. Но, не смотря на это, баня по-черному имеет ряд весомых преимуществ, так как нагревается гораздо быстрее, жар держит дольше, а сажа прекрасно чистит воздух от микробов и неприятных запахов.

4 - Апреля по-береднянски.

ГЛАВА 5

Я раньше не понимала выражения про женскую "силу" одновременно "слабость", обозначая второе элементарным "шантажом в свою родную пользу". "Милый, ой!". "Сиди, я сам!". И так далее в зависимости от цели и пути. Но, то было убеждение почти бесполого рыцаря Прокурата с амбициями и трудоголизмом. И у него уж точно не имелось шансов обрести нормальную семью и данную "святую истину". Однако вместе с осознанием ее меня постигла и другая: "Женщина имеет право на слабость лишь рядом с сильным мужчиной". Выражаясь по иному: "театра нет без зрителя". Кстати, о "театре". И моих женских слабостях. Еще будучи в Чидалии, я составила список собственных желаний, к воплощению которых меня сподвиг мой любый муж. В перечень вошли всего три скромных пункта (муж ведь "любый"), два первых из которых уже осуществились... Сложно выражаюсь? Так я ночью "Ладмения. Будни" всю перечитала. Короче, в радуге на Море радуг я уже была (и даже в ней купалась), ледоход во всей красе на Шалбе лицезрела. А вот с последним... тут Ник решил меня переиграть. Упростить себе жизнь...

- ... а этот наш мутный знакомец жениться снова отказался. Нет, он то, как раз, не против, а вот жена его последняя... - и Эрик сделал страшное лицо, видно пытаясь воссоздать физиономию совсем мне неизвестную.

Однако я поверила:

- Ага.

Эрик воодушевился:

- И свадьбы они летом лишь гуляют, среди своих цветов. Ритуал такой эльфийский. Я сам не видел, да и в Лазурный лес лишь на заданье год назад, в январе...

- Ага, я поняла.

- Но, ведь спектакль тебе понравился?

- Мне очень, - встряла нарядная Варвара. - "Свадьба Друва-лана с прекрасной, как ее, Тинрин", - и заёрзала по скамейке. - Мороженого бы еще. А ты, Агата, хочешь?

- Мороженого постного в природе нет, - скривилась я не хуже Эрика.

Тот и вовсе от перемены темы воспрял:

- "В природе" есть замороженный фруктовый сок. Так может, в "Ледяную птичку"? А, девушки? Здесь от парка недалеко.

О, мне б сейчас наоборот, в "нагретую постельку", но... благие дела.

- Ладно. Только...

- Там туалет красивый. С картинками и геранью в горшках.

- Варвара?

- А что? Ведь ты же про него?

- Кх-ху, - кашлянул рыцарь в кулак. - Так мы идем?

Ну, надо же, смутился он. А вот не надо было. А что "не надо" то?.. А! Мужа заменять. Подумаешь, дела по службе, вызвали к Верховному его. А этот - тут как тут. Хотя... пусть привыкает. Варвара наша вон какая красавица растет. И умница. Особенно, когда молчит.

А список у меня теперь есть новый. "Дела на благо" в дневнике. От "благ" этих первыми пострадали дамы из Гусельниц - я им затеяла в лавке ремонт. Давно же собирались и доски в полу гнилые поменять и рамы на окнах, да всё дела-дела. Зато теперь... подумаешь, трех кукол после не досчитались и сундучка (в нем, видно, и уперли). Зато пол не скрипит, в окна не дует и обнаружили заначку деда под порогом: пятнадцать сребеней с колечком "Милому дружку"... Ну и семейка... Вторым в новом моем списке шел мой же дважды бывший начальник, Глеб Анчаров. Его я пригласила к нам на ужин. Готовил его, конечно, Ник. Я - развлекала гостя. Тот удивленно-настороженно косился поначалу, потом расслабился:

- А хорошо у вас, - вздохнул, глядя в пылающий камин.

Ага, романтика: дрова трещат, вино искрится и темы...

- Ты б тоже женился, - облагодетельствовала я советом.

- Придет срок и женюсь, - улыбнулся Глеб. Потом добавил. - Мне, еще в студенчестве, авгур один предрек жену и сына. И даже описал. Жену.

- Да что ты? - заинтересованно зевнула я. Ник потер свой нос и хмыкнул. Глеб кивнул:

- Угу. Сказал, что будет "волевая и огненная". А еще брюнетка.

- Типичный маг огня.

- Угу. Так что... дождусь свою.

- Глеб?

- Что, Агата?

- Я про Бередню сейчас подумала. Ты не помнишь: в Стожках тогда, восемь лет назад, храм действующий был?

- Да-а, - протянул он. - Вполне.

- А информацией о человеке по имени Новик Прица не располагаешь?

- Я после ареста Стэнки Дивнич еще на день в Стожках остался, - глядя на меня, прищурился мужчина. - Нужно было выявить другие контакты инкуба и... Новик Прица... - задумчиво поскреб за ухом.

- Агата, тебе зачем? - качнулся ко мне Ник.

Я сморщилась:

- Так просто. Любопытно.

- "Так просто"? - одарили меня еще одним пристрастным взглядом.

- Агата, я вспомнил...

- Агата, ты какой сок будешь?

- Что?

Кудрявый разносчик у края столика выжидающе застыл, Эрик терпеливо повторил:

- Сок замороженный из вишни, смородницы, крыжовника, медовый с ликером, апельсиновый с...

- Мне вот первое, пожалуйста, - подмигнула я Варваре.

Та важно открыла ротик напротив:

- Ну а мне... да как обычно.

- Мороженое с мармеладом и черникой?

- Совершенно верно.

И разносчик развернулся. Я приподняла брови. Не ребенок косы лишь расправил... Да. И что еще я "проспала"? Ее грамоту за правописание? Мамины курсы экстремальной верховой езды? Присоединение Джингара к Эйфу?

- А который сейчас год?

- От начала мира? - уточнил на всякий случай Эрик, оторвав рассеянный взгляд от окна. Знакомое выражение. Не иначе мужу моему докладывает ментально.

- Ага-а, - протянула я. - Привет передавай.

- Угу, - кивнул тот и замер. - Кому?

- Ой, да ладно. Где он сам то?

- Я не сильно опоздал?

- Ник! - первой удивилась и обрадовалась Варя.

И уже через секунду бок мой правый одарили родственным теплом:

- Извини, любимая. Эльфийская свадьба в реале всё равно за мной. Летом выбью спецпропуск в Лазурный лес и...

- Извиняю, - вот что значит, "благостный настрой".

Однако Ник его ничуть не оценил. Лишь глянул в мои глаза внимательно:

- Как ты себя чувствуешь?

- Нормально, - отмахнулась я. - Бултыхаюсь на волнах... А ты что из местных чудес будешь?

- Я? - почесал он свой затылок. - Тоже, что и ты. Сейчас закажем...

В общем, вечер наш исправился и покатил нормальным курсом. Милым и семейным. Вплоть до самой ночи.

Ночью ко мне привычной нудной гостьей прибыла бессонница. А я скучала по другой. Скучала, звала, ругалась (литературными словами), но Стэнка так и не пришла. Не присквозила. Хотя прошло уж десять дней. Мне даже сон приснился. В нем была она на берегу реки. Солнце слепило глаза, травница смеялась, полоща белье с мостка, и всё вокруг казалось радостно-спокойным. Таким, что я... проснулась. Было это день назад. Точнее, ночь...

- Вот зайчиков еще бы пасторальных, - пробубнила, сползая с кровати. - на тот бережок.

Муж мой натренированно проснулся:

- Агата?

- Спи. Я - по обычному маршруту.

- Я - с тобой, - вдруг, подорвался он.

Вот это да!

- Ник, ты чокнулся... И где же эти... тапки?

- Сейчас подам, - зевая, обул меня он. - Пошли.

- Куда?

- По твоему "обычному маршруту". Ты - в туалет, а я - на кухню. Чайник поставлю, мяту с душицей заварю. Ты ведь обычно...

- Ага, - сузив глаза, оповестила я.

Ник свою угрозу воплотил, и к моему приходу под медным чайником вовсю плясало магическое пламя, подпрыгивала над паром крышка. Ник сдернул чайник с плиты, влил кипятка в подставленную кружку, пустив по тихой кухне аромат. Водрузил мой чай на стол, придвинул сахарницу, мед, варенье, вспомнил про ложечку. Я - следила, молчала и ждала. Наконец, он сел за стол:

- Как ты себя...

- Где наша сковородка?

- Агата, ты чего?

- А ты чего? - душевно зашипела (Варвары тут лишь не хватает).

Мой муж вздохнул:

- Чай пей.

- Спасибо, не хочу.

- А может, рагу твое овощное разогреть?

- Ник?

Он тоскливо уставился в шар света над столом:

- Скажи, любимая, мне: что с тобой?

Вот и начало.

- Ничего.

- "Ничего"? Ты соблюдаешь пост. Но, с этим, ладно - на пользу, наш лекарь говорит. Стала, вдруг, тихой и задумчивой. Все время бледная. Когда одна, разговариваешь вслух и постоянно что-то пишешь в своем дневнике.

- Это тоже - к "нашему лекарю".

- Все перечисленное? - уточнил мой муж.

Я задумалась и постаралась быть честной:

- Нет... Ник, все нормально.

- А малыш...

- А что, "малыш"?

- Он очень беспокойный. Хотя в этот период должно быть наоборот.

- Кто тебе сказал?

- Я... читал.

- Так, наверняка, про обычных беременных, а не обремененных беролаков.

- Агата, расскажи мне: что с тобой? Я должен знать. Чтоб быть готовым.

- К чему, мой любый? - и в правду, интересно.

- Ко всему.

Вот это да...

- Ник?

- Что?

- Спать пойдем.

- Агата?

- Я сейчас лишь одного хочу: чтоб ты меня обнял, прижал к себе и мы с тобой уснули вместе.

- О-ох... Ну что с тобой поделать?

- Спать пошли?..

- Спи, любый. Спи.

Бессовестно, конечно, накладывать на Ника заклятье сна, но... я должна ее увидеть. Должна.

Сегодня ночью она пришла. Встала тихо у стола. Я тоже молча уткнулась взглядом в полотенце на крючке сквозь мутный силуэт. Потом не выдержала:

- Стэнка, я тебе, хотя б немножко, помогаю?

- Да. И с каждым днем все больше. Тебя это тревожит?

- Не знаю, - и мотнула головой. - Я не знаю. Я лишь надеюсь, что все не зря. И... ты мне снилась.

- Я в снах не разбираюсь, - вздохнула травница.

- Я - тоже... Что следующее у нас?

- Самое большое твое благое дело. И самое сложное. Ты должна быть к нему готова.

- К чему? - посмотрела я в глубокие глаза.

- Я расскажу, когда закончу свой последний рассказ...

__________________________________________

15 апреля.

- Стэнка, подружка, теперь ведь тебя точно возненавидят все наши стожковые невесты, - такой вердикт после рассказа вынесла Солена, страдальчески вздохнув.

Будто до дня минувшего она была примером. Образчиком. Хотя вчера еще травница задумалась. Но, ненадолго. А теперь и вовсе...

- Красота и... благолепие, - потягиваясь безмятежно, застыла напротив распахнутого в палисадник окна. И повторила. - Красота.

Воробьи в кустах сирени согласно ей загалдели. Ветер взметнул от земли запах жасминов и чистой росы. Черная корова повернула к окну Стэнки голову, брякнув колокольчиком на шее. Зевающий пастух шугнул ее к остальным, медленно идущим вдоль улицы на выпаса. Солнышко выглянуло из-за тучи, скользнуло по травнице своим лучом...

- Куда?! От я тебя, а ну сворачивай, лахуд... Благословите, отец Зоил!

Утро за распахнутым окном обещало еще один добрый день... Что?!

- Бог благословит, брат Остромир.

- Что-о? - и Стэнка из этого окна чуть не упала, но, разглядела. Сначала длиннющую косу, приткнутую к штакетнику палисадника, а потом и... - Матушка моя, - нырнув назад, упала она на лавку и приложила руку к груди. - Матушка моя.

Стук в ворота, вежливый, но настойчивый, сподвиг ее захлопнуть рот. Девушка еще несколько мгновений так и сидела. Под стук за окном и биение собственного сердца. И подскочила открывать.

Мужчина с другой стороны ворот был облачен по-прежнему, в обычную одежду, причесан и свеж. Но, вдруг, растерялся: глянул с улыбкой на запыхавшуюся Стэнку. Та в ответ тоже замерла:

- А-а! Б-лагословите, Святой отец, - и, шагнув вперед, склонилась.

- Бог вас благословит, сестра Стэнка, - легла ей на макушку большая ладонь и медленно скользнула над ухом. - Я...

- Что? - вскинула девушка глаза.

Священник качнул головой:

- Я вашу косынку принес. Вы ее вчера в бане забыли.

- А-а. Спасибо.

- И еще, у меня будет просьба.

- Какая?

- Научите меня косить. Где-нибудь на вашем месте.

- Косить? На моем наделе?

- Ну да. Мне вчера заказ мой отдали и...

- Добро.

- А если нам прямо сейчас?

- Пойти косить?

- Пойти учиться. Или я вас от дел отрыва...

- Не-ет!

- Ну, тогда, отлично. То есть, добро. У меня время свободное появилось: утренние Службы пока отменены, на период страды. Так что, надо его с толком использовать.

- Для вашей лошади? А как ее зовут?

- Лошадь мою? Мушка. Только ей провиант Синод предоставляет. Мы с Мушкой на пару на его жаловании.

- Понятно... Ой!

- Что? - замер отец Зоил.

- А косу то мы вашу...

- Забыли... - и оба, глядя на оставшийся за спинами дом травницы, засмеялись.

Однако на выбранной Стэнкой поляне, отец Зоил явил собой (вот он, точно) "образчик" усердия. Девушке хватило лишь раз показать, как он забрал у нее тяжелую косу:

- Теперь - моя очередь, - сказал, прицельно глядя в высокую траву перед собой и...

- Резче!..

- Так?..

- Ага!.. Прямо над землей и острием в нее не тычьте!.. И спину прямее!.. Добро! - сама с ладонью у лба застыла. - Шаги ровнее! Два шага и замах! Не надо суеты! Лишняя трата сил!

- Понял!.. У меня получается? - обернулся он с сияющим лицом.

Травница в ответ кивнула и тоже расплылась в улыбке:

- Ага, получается.

Ш-ш-жум. Ш-ш-жум, широко расставляя ноги, пошел он дальше по прокладываемой упавшей травой полосе. Ш-ш-жум. Ш-ш-жум, пела его отточенная коса. Девушка смотрела мужчине вслед: как он старается. Как ходят под рубахой его широкие плечи. Как ветер полощет ее на стройной фигуре и играет длинными золотыми волосами... Ш-ш-жум. Ш-ш-жум... Как он хорош теперь. Как слаженно вписывается в эту лесную поляну со своей поющей косой и Стэнка на миг даже представила, будто отец Зоил - простой деревенский мужик за обычным занятьем, а она сама... Матушка моя... И только сейчас поняла, что пропала. По-настоящему, пропала. Все ее девичьи мечты сложились в целостную картину: тоска по родительской заботе, защите старшего брата и любви единственного суженого. Мечты эти слились и воплотились в одном лишь человеке на свете. Нет, не в священнике и не в отце Зоиле. Во Владе. Владе Гулане. Стэнка пропала...

- Сестра Стэнка?

- Что? - выдохнула она, открыв глаза.

Мужчина, стоящий напротив, вытер со лба рукавом пот:

- А вы можете домой идти. Я сам тут всё. Я же научился.

- Добро.

- Что с вами? Вы где витаете? В каких далях? - улыбнулся Святой отец.

Ох, если бы он знал. И чем она теперь лучше той же Марыли или Каролинки?.. Да хотя бы тем, что ОН сейчас стоит пред ней, Стэнкой Дивнич. Лишь руку протяни и дотронешься, почувствуешь:

- Ничего. То бишь, нигде. А вы долго не косите - роса уже почти сошла. А потом заходите ко мне. Я квашню с вечера поставила, - и довольно улыбнулась. - Вы с чем пирожки любите? Настоящие, без приворота?

- Я? - радостно переспросил Святой отец и взметнул к небу лицо. - Да хоть с чем... А вообще, со щавелем в сахаре. Очень.

- Добро. Будут вам пирожки со щавелем в сахаре вприкуску со стрекозиным молоком. Только...

- Обязательно приду.

- Ага, - и все с той же улыбкой, развернулась к Стожкам...

Вся последующая седмица пролетела легким перышком по ветру. Да и Стэнка сама летала. Только этот ее "полет" ни в какое другое сравнение не шел, а именовался просто и тихо "счастьем". В состоянии счастья взметнулся в небо на полянке стог сочного прогретого сена, был подправлен огородный забор, освоен десяток новых рецептов и столько оговорено-рассказано, что хоть книгу пиши "Про подвиги и волшебство". Стэнка и сама не заметила, как они с отцом Зоилом перешли с "выканья" на интимное "ты". Впрочем, этим их "интим" пока кончался и то - еще одно открытие для девушки, знающей силу поцелуев и мужских ласк. А оно ей пока не надо было. Хватало и того, что он - рядом... Он. Вот с именем мужским как раз загвоздка вышла, потому как называть своего суженого Зоилом Стэнка категорически не могла, а Владом именовала лишь про себя, да еще тихим шепотом: "Вла-д"...

На восьмой день утренний дождик вспугнул Стэнку с "Вла-дом" от огородной печи прямиком в пустой тихий дом. Да они уж успели всё, и хозяйка дома в доказательство водрузила на стол в избе огромную миску жареных пирожков в подтеках сока. Отец Зоил втащил за ней следом тазик с посудой и прошествовал с ним прямиком в кухню:

- Молоко в погребе?! - огласился из-за занавески.

Стэнка сама себе кивнула от стола:

- Ага! - а потом в очередной раз подумала: "Счастье... И неужели люди так годинами живут? Десятками годин?.. А может, они со временем забывают, что живут в этом счастье? Привыкают к нему, как к венику у двери или новым оконным занавескам?.. Надо, кстати, их поменять. Повесить те, с вышитыми ландышами и...

- Ты где-то опять витаешь, - с улыбкой произнес отец Зоил, опуская на стол крынку и кружки.

- Витаю, - откликнулась ему Стэнка. - Садись. Я - сама, - и взяла крынку в руки.

Мужчина послушно опустился на лавку, не отрывая от Стэнки взгляда:

- У тебя...

- Что? - выдохнула она.

- Нос в муке. Иди ко мне, я оботру... - она даже глаза закрыла, когда он осторожно провел теплым пальцем по носу. Тихо вздохнул и, приподнявшись... чмокнул девушку в самый кончик. Стэнка вздрогнула. - Ты... чего?

- Ничего, - и замотала головой. - Ничего, - рука ее сама потянулась к намокшей от дождя золотой прядке на лбу, но на полпути замерла. Мужчина перехватил ее, пропустив собственные длинные пальцы между маленькими девичьими, потянул на себя. - Значит, так священники дев обольщают? - две руки сомкнулись за мужской головой.

- Не знаю, - шепотом откликнулся ей отец Зоил. - Я священником еще не "обольщал" никого. Поэтому, на всякий случай: ты позволишь мне тебя... поцело...

- О-ой, - и оба обернулись к двери. Оторопевшая Солена сползла по стенке на табурет у косяка. - О-ой...

- А дальше то что? - глядя на нее, засмеялись "застигнутые".

Солена открыла рот:

- Благословите, отец Зоил. И я, наверно... пойду.

- Солена, ты куда? - разомкнула Стэнка руки.

Мужчина встал с лавки, направившись к двери:

- Бог благословит, сестра Солена, - улыбаясь, перекрестил ее, приложился к светлой макушке пятерней и обернулся назад. - Я за третьей кружкой?

- Ага. А ты давай, проходи от порога за стол. Или "благовония" не чуешь?

- Чую, - глядя вслед мужчине, кивнула подружка.

- То-то же. Пирожки с творогом и медом. Удались сегодня, а вчера мед весь в сковородку утек... Солена, ты чего? - и уставилась в растерянное девичье лицо.

Та качнула головой:

- Если б я... - но, осеклась при виде вернувшегося отца Зоила.

- Все готовы? - проконтролировал тот посадку за стол и после молитвы спросил. - Как поживаете, сестра Солена?

- Ой, - вновь зашлась она в смущеньи. - Спасибо, благодарствую. А я... уф-ф, дело у меня к вам, отец Зоил.

- Так я слушаю.

Солена скосилась на Стэнку:

- У меня просидьба через три дня. И, вообще-то, батюшка хотел сам вас на нее пригласить, но, раз уж...

- Солена! Радость какая! Разродился твой Леош! - подпрыгнула из-за стола Стэнка и повисла на качнувшейся подружке.

Последняя теперь и пятнами пошла:

- Ну-у... Отчего ж, "разродился" то? Как полагается всё у нас... Отец Зоил?

- Да, конечно, - уверил тот, глядя на эту сцену. - Только время скажите заранее. Стэнка, пожалуйста, сядь. А насчет сроков, церковь наставляет годину за девушкой ухаживать.

- Чего? - обмерли обе "девушки".

Мужчина кивнул:

- Угу. Чтобы узнать друг друга хорошо, а уж потом...

- Матушка моя, - опустилась Стэнка назад на лавку. - Ну, ничего себе... "срок".

И каждый вспомнил про пирожки, которые, кстати, и в правду "удались". А вот после, над уже опустевшей миской, отец Зоил расслабленно выдохнул:

- Благодарствую.

- И вам ответно благодарствую, - отозвалась ему Стэнка (стряпали ж вместе).

Солена лишь глазами хлопнула - ей такое зрелище впервые видеть.

- А ко мне завтра два проверяющих из епархии приезжают, - продолжил Святой отец.

- Зачем? - мигом вскинулась Стэнка.

- Не знаю, - дернул он плечом, потом задумался. - Я здесь уже две месячины. Может, так и положено. А ты... - и глянул в стэнкины глаза. - сегодня на вечернюю Службу придешь?

О-ох. Придет ли она? Да за седмицу - ни разу. Да что "за седмицу"?..

- А мы вместе с ней, - оповестила подружка. - Так ведь, Стэнка?

- Придем.

- Вот и добро, - улыбнулся отец Зоил. - А сейчас мне пора. Стэнка, ты меня проводишь?

- Конечно, - и почему так время быстро летит?.. Надо еще раньше вставать...

Вот в этот раз подруги пришли в церковь вовремя. Она уже была полна людей, переминающихся вдоль расписных стен. И девы в количестве пяти нетерпеливо торчали на хорах. На появление Стэнки первыми среагировали именно они - локтями друг друга по очереди: сестра Марыли, сама Марыля, конопатая Душица, Каролинка. Последней досталось Натушке. С ней Стэнка взглядом и встретилась. Натушка свой отвела и присоединилась к шушуканью подружек. Уф-ф... Если уж она, то, неужто "пророчество" Солены - вещее? И травница уткнулась глазами в окно сбоку. В аккурат до момента, когда алтарные двери распахнулись, и из них медленно появился отец Зоил, схожий с золотым сосудом в своем золотом фартуке, опоясанном золотым поясом и в надетой сверху золотой накидке. Венцом же - золото собственных кудрей. Стэнка едва не ахнула от такого небывалого вида. Девы на хорах вмиг затянули: "Господи, помилуй. Господи, помилуй". Отец Зоил взглядом нашел в толпе травницу. И вечерняя Служба началась.

Длилась оная недолго, но показалась Стэнке чем-то неземным и бесконечным. И пока люди в ответ на пение отца Зоила и молитвы, крестились и кланялись, она тоже всё делала, но природу мага никто не отменил. И по природе своей Стэнка видела сейчас много: кто чистосердечно радеет, кто пришел в храм просто так. Но, главное - ее единственный суженый, от которого исходил по сторонам свет и глаза его лучились, а голос, уносясь под свод, был схож с голосом Божьим - строгим, повелительным. Нет, это был теперь не ее Влад Гулан. Она зрила то вполне четко и понимала - мир вокруг тоже чужой. Это мир, в котором она - гостья, приглашенная по щедрости хозяина ради того, чтоб явить ей свою силу. Она - лишь гостья тут. Постижение этого и напугало Стэнку и потрясло. Поэтому, когда двери в алтарь за отцом Зоилом закрылись, а стожковцы начали по одному выходить вон, девушка так и осталась стоять, не дыша.

- Стэнка, уходим... Стэнка? - донесся извне голос Солены.

- Ась? - обернулась она к подружке и заметила идущую к их паре бабку Ружану. Важный вид оной и сжатые в нить губы окончательно вернули Стэнку в свой мир. - Служба закончилась?.. Пошли.

- Доброго дня, девоньки, - не успели.

- И вам того же, баба Ружана, - поздоровалась подружка травницы.

- Здравствуйте, - следом произнесла Стэнка.

Бабка явила на лице подобие улыбочки:

- Девонька, нам бы поговорить с тобой.

- Это зачем? - благовидная Солена на удивление Стэнки скривила рот не хуже старческой "гримасы". - Зачем вам с ней "поговорить"? - тихо прошипела она. - О чем вам, баба Ружана, с ней говорить?

- А надо, - опешила от такого обращения бабка. - И... дело не твое.

- Стэнка, нам пора, - вовсе набычилась Солена.

- Девонька, пойдем, - дернула Стэнку за рукав бабка Ружана.

- Стэнка, ты...

- Добро, - выдохнула травница. - Солена, ты меня только... подожди, - и под хмурый подружкин взгляд, пошла за бабкой к боковой двери храма. Вскоре они вышли на заднем церковном дворе. Стэнка с нахлынувшей тоской обвела взглядом весь здешний бело-зеленый простор, задержав его на стене дома настоятеля, недавно беленой, потом, вслед за бабкой покорно села на лавку рядом с ним. - О чем будем говорить? - хотя, спросить бы стоило: "Что я могу еще узнать из того, что не поняла?"

Бабка Ружана поддернула на голове платок:

- Об жизни, девонька. Об жизни.

- А-а, - подняла к небесам глаза Стэнка.

- Ага, - хмыкнула ей бабка. - Ты ведь решилась у нас матушкой стать?

- Кем?

- Супружницей отца Зоила, - сузила она глаза. - Или не так? Или брешет народ, что он у тебя каждый день пропадает? Что вы с ним воркуете, как два голубка? Что ты его потчуешь да привечаешь в своем дому?

- "Потчую да привечаю"? - переспросила Стэнка. - Да. То - правда. Насчет его "пропажи", Святой отец в своем собственном доме живет и у меня - лишь с утра и до обеда. А про "голубков", то нам и человечьим языком прекрасно говорится. Что-то еще интересует про мою жизнь?

Собеседница в ответ и бровью не повела. А с чего, когда для всех в Стожках такая стэнкина манера разговора привычна? Она лишь вздохнула тяжело:

- Твоя жизнь, - и сжала в костлявых пальцах вышитый край фартука. - В том то и беда, девонька, что это - уже не "твоя жизнь".

- А чья же? - открыла Стэнка рот.

- Ты меня послушай, а потом будешь крыситься, - задушевно проговорила старушка. - Я ведь к тебе всегда с добром. Или не так?

- Так. И что с того? - мотнула Стэнка головой.

- А раз так, - подпрыгнула на лавке бабка Ружана, - то лучше от меня, а не от... да хоть от кого у нас.

- Ладно, говорите, - и травница тоже подобралась, приготовилась.

Бабка же интимно сдвинулась к девушке ближе:

- Я ведь знаю, что ты себе лучшей доли ждешь. Все мы, бабы о ней мечтаем, - напевно начала. - Да не всем выпадает эта доля. Лишь тем, кто заслужил. А почему я сказала, что речь не о твоей жизни, так все просто - ты ведь долю свою решила с отцом Зоилом разделить? Во-от. А отец Зоил... - звучно потянула она носом. - Дюже зауважали его у нас. За советом идут, в гости приглашают, рассудить споры просят. И счастье такое Стожкам выпало за столько годин - раз. Чтоб священник был добрый, честный, отзывчивый. А ваши с ним "любованья"... Ты ведь... знахарка. Знающая знахарка, но, по естеству своему от Бога далекая.

- Я, вообще то, крещеная, баба Ружана, - хмуро уточнила Стэнка.

Та кивнула:

- Крещеная. То - правда. А когда ты в последний раз в храме была по доброй воле? Когда пост соблюдала? Исповедовалась? К иконам свечки ставила? Молилась перед ними? Когда?.. Во-от. А матушка для Святого отца, его сподвижница и направительница. Ведь сказал Бог: "Если двое молятся за меня - я уже меж вами". Матушка живет чаяниями паствы не меньше своего супружника. Да еще порядок в храме наводит, ведет себя тихо и скромно, ходит, опустив очи долу. Потому как по ней судят и о Святом отце и уважать ее, значит, должны не меньше его. Ты готова так свою жизнь развернуть? Изменить ее совсем в другую сторону?.. Чего молчишь, девонька?..

Ох, она могла бы, конечно, сказать. О том, например, что ни одна из невест местных на эту роль не подходит, хоть и не "знахарки". И куда денется эта же бабка Ружана без стэнкиного настоя от ломоты в костях. Что, народ в Стожках, по мнению Стэнки, имеет понятие о "праведной жизни" как ее Стрекоза о написании букв. Но, в одном бабка Ружана права: это уже не ее жизнь. Это - жизнь ее суженого, за которую он давал клятву и теперь никогда не отступится. Поэтому Стэнка просто встала с лавки:

- Я не в силах изменить то, над чем власти не имею. Прощайте, - и пошла в обход дома прочь...

Следующие три дня прошли для Стэнки, как во мраке ночи. Нет, она жила, существовала, с рассвета убегая в лес за травами, и появляясь дома лишь с закатом. Не помогали уговоры Солены и стук в закрытые ворота ее любимого. Он приходил лишь раз... при ней. А без нее... Она не знала, не хотела знать. Все для себя решила, значит, за двоих. "...ты ведь долю свою решила с отцом Зоилом разделить?". Их разделил Бог своим сиянием. А с Богом справиться ей не по силам. Сама же сейчас лишь с призраком равнялась: круги под темными глазами и вздрагивание от дуновенья ветра. А на четвертый день решилась выбраться до деревенской лавки.

Специально время угадала, чтобы на улицах покой и пустота. И в правду, не встретилась ни с кем. Лишь на обратном пути...

- День добрый, Стэнка!

Коляска остановилась в аккурат напротив. Мужчина на ее скамье застыл.

- И вам того же, господин Новик, - произнесла сквозь зубы.

Тот нисколько не смутился. Напротив - оскалил в улыбке свои:

- Давно мы не видались. Где пропадала? С кем?

- Не ваше дело, - Стэнка, перехватив в руках набитую корзину, двинула дальше.

Мужчина вскинул вожжи - видно, настроен он всерьез. Да ей какое дело? И девушка уже открыла рот, чтоб то сказать, но... матушка моя, увидела идущего навстречу Святого отца.

- Стэнка, я просто поговорить хочу.

- Да-а? - протянула она, не отрываясь от фигуры в черной рясе:

Господин Новик метнул туда же взгляд. И вмиг нахмурился:

- Да. И хватит бегать от меня. Я урок прежний усвоил, а ты вот - нет. Так что...

- Подвезите меня.

- Что?!

- Да чтоб, - закусила Стэнка губу. - Подвезите меня до дома. Или...

- Добро! - сдвинулся он на другой край скамьи. - Руку...

- Я сама, - и запихнув сначала свою корзину, быстро вскочила наверх.

Господин Новик стеганул вожжами лошадь, разворачивая ее в ближайший переулок:

- Н-но! - Стэнка едва успела ухватиться за боковину, чтоб не слететь - Так говорить теперь со мною будешь?

- О чем?

- О нас с тобой.

- Вот это - новость! Вам ветром голову надуло?

Мужчина даже головы "надутой" не повернул:

- Я предлагаю тебе работать на меня.

- Работать?.. Ой, погодите, я второй рукой схвачусь, чтоб не упасть.

- Стэнка, я серьезно!

- Я тоже шутить не настроена. Что за "работа"? Мне и самой справно работается на себя. Или вы решили знахарем стать?

- Нет. Ты будешь ездить со мной на сделки с компаньонами и примечать: кто из них врет, кто говорит правду. Это как раз тебе по силам. Или я не прав? - и с вызовом взглянул на Стэнку.

Та открыла рот:

- Вы это...

- Серьезно, - кивнул он. - Вполне серьезно. Я раньше думал: люди брешут про тебя. Что ты, ну, ведьма, уж прости. А вот когда сам на своей шкуре испытал, то понял: нет, не брешут. И я помочь хочу.

- Кому? - сузила травница глаза.

Мужчина недоуменно хмыкнул:

- Как "кому"? Тебе. Ведь ни от кого вокруг ты помощи тут не дождешься. Или не так? А, душа моя? Если нет, чего тогда ты бегаешь от нашего священника? Уж точно, помощь Бога не нужна. И правильно: против природы не попрешь. Зачем же гробить ее ценный дар? А я ведь тебе деньги предлагаю. И не малые. Сама подумай, ты...

- Заткнитесь.

- Что? - опешил господин Новик. - Что ты сказа...

- Заткнитесь, - забилась в висках у Стэнки кровь. - Заткнитесь навсегда на эту тему. Вам понятно?

- П-пр-ру!.. Еще раз... повтори, - играя желваками, проговорил господин Новик.

Стэнка развернулась на скамье и вздернула вверх бровь:

- Добро... Вы помощь предлагаете? А где она была, когда я бревна старого дома разбирала? Сама? Когда хоронила своих родных? А помогли вы матушке моей, когда она просила вас достать лечебного уксуса хотя бы для детей? Нет, вы с нашим старостой, закрылись за воротами, обдымокурились, пока не вымерла четверть Стожков. Вы думаете мне те же "люди" не рассказали потом? Ну а теперь, мне помощь. Да с чего? Вы думаете, я не знаю, какие дела вы вертите? Каким богам втихушку молитесь? Чьи обереги носите рядом с крестом? Да я и имена ваших "богов" произносить стыжусь. Мне помощь! Ха! Да пусть они и помогают! Только учтите: цена той помощи будет большой. Да и не леями.

- Да ты... - пошел мужчина пятнами. - Да ты... как смеешь вякать на меня?

- Вот только троньте, - прошипела Стэнка, вся подобравшись.

Мужчина шумно задышал, сузив глаза, и, вдруг, усмехнулся:

- Не бойся, - произнес он тихо, но по спине у Стэнки побежал недобрый холодок. - Не бойся, - вновь повторил. - Тебя не трону. Урок я выучил. Но, знай, душа моя, ты очень сильно пожалеешь о своих словах.

- Я пожалею? - уточнила Стэнка.

Ей в ответ кивнули:

- О-очень сильно... Слазь. Мы приехали.

Стэнка обернулась, в тумане гнева не признав свой дом. И спрыгнула с коляски, чуть успев схватить корзину. А господин Новик, понукая лошадь, умчался прочь...

Ох, что ж она наделала? Ведь зарекалась держать себя в руках с такими вот людьми. Недоброе предчувствие змеей закралось в грудь, обвило и больно сжало сердце. Что ж она наделала? И стало, вдруг, тоскливо безнадежно, как в тот день, когда вернулась из лесу к родному пепелищу. Стэнка вновь обвела глазами дом: стоит. Молчит. Лишь окнами глядит, как будто бы с укором.

- За что? За что мне это? Разве я виновата, что родилась такой? - спросила Стэнка свои окна... "Виновата", - ответили они: "Но не за дар, за выбор. Он - тебе по силам". И девушка, взвыв в голос, побежала в свой дом, но, бросив корзину у крыльца, вдруг, оказалась в сарае с сеном. Упала в него и заревела. Громко, с душой. - Мама, матушка моя! Прости! Прости, отец! Макарка, и ты тоже!.. И ты, мой суженый! О-о-о!..

- Стэнка?!.. Стэнка, ты где?! - услышав этот голос, Стэнка замерла и села, подскочив. Прихлопнула ко рту ладонь. Зов повторился уже ближе, дверь с шумом распахнулась, ослепив ее лучом. Мужчина в дверном проеме охнул, в два шага оказавшись перед ней. - Что произошло? Он тебя...

- Не-ет, - мотая головой, в ладошку промычала та. - Нет.

Святой отец вмиг рухнул на колени и, подхватив, прижал Стэнку к себе.

Она в его объятьях стихла, лишь всхлипывать решаясь.

- Ты глупая, - баюкал он ее. - Какая же ты глупая. И почему не рассказала мне про тот ваш разговор с сестрой Ружаной?.. Почему? И пряталась? В лес убегала? Девочка моя... Ведь расскажи ты раньше...

- И что? - выдохнула Стэнка в мужскую грудь.

- Я б рассказал тебе о травнице, что выходила меня в монастыре. Она всю жизнь там прожила и говорила: "Каждую травку благословил Господь: "Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя. Вам сие будет в пищу". В пищу, значит, в пользу, на здоровье". Так она говорила. А ты...

- А я...

- Девочка моя, решила за двоих. Кого пыталась обмануть? Себя? Меня иль Бога?

- Я испугалась, - прошептала Стэнка.

- Чего? - сжал он руками девичье лицо. - Чего ты испугалась?

- Не тогда, сейчас. Я испугалась, какой бы стала, если бы не ты. Могла бы стать.

- Дар, он как нож. И только нам решать: резать им хлеб иль убивать.

- И это тебе травница сказала?

- Нет, - засмеялся Святой отец. - Сам своим умом дошел. И я еще тебе сказать хочу.

- Так говори.

Мужчина пальцами мазнул по мокрым стэнкиным щекам:

- Когда на празднике тебя пихнули в круг, я растерялся, хоть и молился увидеть вновь. А потом решил: "Поймаю - будет моей".

- Я то видала, знаю, - улыбнулась Стэнка. - Мне было видение, но позже, когда стояла на камне, где мы с тобой и познакомились. Но, я не поверила. А ты...

- А я... - подул он ей в глаза. Стэнка зажмурилась, почувствовав на веках поцелуи. Они покрыли все ее лицо, обдав дыханьем губы. Лишь на миг. Последний миг перед паденьем или взлетом. И... утонула, не дыша. Вся растворилась в суженом.

Он же отпрянул, заглядывая ей в глаза, будто ища ответа. А что она могла?

- Я буду лучшей матушкой на свете. Клянусь.

Мужчина засмеялся:

- Девочка моя, я так люблю тебя, - и вновь припал к ее губам...

Дома, на закате, они при свете лампы отчищали рясу. И смеялись. Потом Стэнка расчесывала золотые мужские пряди, вынимая сено и оттуда. И каждую травинку сдувала со своей ладони, будто колдовала.

- Что ты там делаешь? - застыл Святой отец на табурете.

- Молчи, - поцеловала Стэнка его макушку. - Ты просто не представляешь, какое это счастье.

- Угу, - дернул плечами он. - "Какое счастье"... Я завтра уезжаю.

- Куда? - метнулась Стэнка к его лицу.

- Те проверяющие из епархии мне обещали дать иконы в наш храм. Еду за ними в столицу.

- И надолго?

Святой отец словил рукою стэнкину косу, провел ее хвостом себе по лбу:

- Седмица точно уйдет. А потом...

- Что?

- Будем учиться на "курсах матушек", - сказал вполне серьезно.

- А что, такие курсы есть? - изумилась Стэнка.

- Угу. Я буду лично проводить. Начнем с уроков воздержания от... скоромной пищи. Я много рецептов знаю на дни поста. Мы ж в семинарии сами себе готовили.

- Ага, - расплылась в улыбке Стэнка. - Это я могу.

- Вот и добро. Ты колдовать закончила? И... мне пора.

- Пора.

- Угу. Давай прощаться на седмицу?

- Давай, - заныло сердце девичье.

Святой отец, поднявшись, обхватил руками Стэнку:

- Все будет хорошо. Нас Бог ведет с тобой. Пропасть не даст...

Вот Стэнка так себе и повторяла: "Нас Бог ведет с тобой. Пропасть не даст". Все следующие семь дней к ряду... Потом еще семь... Два. И с каждым днем неотвратимей впадая в панику, бродя ночами вдоль темных окон храма... "Нас Бог ведет". На день семнадцатый, увидев свет в его окне, примчалась. Долго стучала в дверь. И, наконец, ее открыли.

- Вы кто? - седой мужчина запахнул халат и отступил под взглядом Стэнки. - Вы...

- Где он?

- Вы про... отца Зоила? - скривился тот.

Стэнка мотнула головой, схватившись за косяк:

- Да, - и по лицу мужчины поняла, прочла по выраженью. - Что... с ним?

Тот охнул и перекрестился:

- Может, зайдете?

- Что с ним? - глухо повторила Стэнка.

- Он... погиб. В дороге уже сюда напали тати. Их было трое. Он - один. Ударили ножом в спину, но он еще сутки жил. А вы... - мужчина распахнул глаза. - Вы - Стэнка?

- Да-а, - еле разлепила губы.

- Он ваше имя повторял, и передать просил тому, кто будет вместо него тут в храме. Меня отец Эммануил зовут... Просил сказать вам: "Нас Бог ведет с тобой. Пропасть не даст".

- А-а-а! - взвыла Стэнка. - А-а-а!!!

Ее нашли под вечер следующего дня в том же сарае, в сене. Петр и Солена. Она лежала в луже крови, замерзшая и чуть живая. Все повторяла: "Нас Бог ведет". Мужчина, не на шутку испугавшись, сдернул с плеч куртку и накрыв ей девушку, понес домой. Солена молча следовала рядом, открывала двери. А позже, у постели Петр лишь хмуро спросил:

- Ты потеряла ребенка. Чей это был?.. Мой?

Стэнка разлепила веки, взглянула безучастно в потолок и на подружку, державшую ее за руку. И тихо сказала:

- Да.

Ее любовь, единственный и непорочный. Он самый лучший. Таким он и останется. Для всех...

________________________________________________

Я словно слышу каждый вдох весны. Как набухают соком почки на вербе за окном. Как ветер ворчливым дворником гоняет пыль по тротуару. Как солнце апрельское усердно превращает в воду остатки снега по теням. Я слышу жизнь вокруг... Как можно ее столько лет не слышать? И принимать, как данность: пришла пора, ушла пора. Теперь ее я слышу. И люблю. За каждый день, минуту и секунду. За каждый лучик и дождинку. Ведь потому что всё уходит. Теперь я это слышу. Вокруг себя. И слышу ЕГО сердечко внутри. И голос. Тихий... "Мама". Я - "мама". Теперь я это тоже слышу.

- Что ты хотела мне сказать?

Моя родительница поджала губки, сидя в кресле. Тетя Гортензия вздохнула из соседнего, перебирая в пальцах бахрому на шарфе. Ник просто отвернулся к окну. Что он там видит? Тоже, что и я. Ведь мы с ним - целостность, поделенная на троих. На четверых. Однако "четверть" наша еще в трудах, а мы с утра собрались на совет. И по какому поводу?

- Ох, доча...

- Мама, что ты хотела мне сказать?

- Катаржина, раз уж всё затеяла, чего теперь молчишь? - сжала в руках шарф тетка и уставилась на маму.

- Ладно, - выдохнула та, переведя взгляд на меня. - Ладно...

- А хочешь, я начну?

Три пары глаз расширились в ответ.

- Любимая?

- Ник, это невыносимо. Мама, скажи мне: какая у твоей ветви в роду фамилия?

- Я... не помню, - растерялась она.

- Ты не знаешь. А почему?

- Память...

- Мама!

- Доча, что ты хочешь?

- Ты не знаешь по одной простой причине: она отсутствует. Ведь так? Я это поняла, когда писала работу по семейной геральдике в пятнадцать лет. И сначала пристала по данному вопросу к тебе, но ты меня послала...

- В госархив. Я помню.

- Ага... Дар малумтелепатии передается в нашей родовой ветви по женской линии. И через поколенье из-за трудности вынашивания ребенка. Это со временем пришло, такой "отсев". Либо сама мать - малумтелепат, либо его рожает. Другого варианта нет. Подобные две родовые ветви есть еще в Ладмении. Одна - в Чидалии. И везде - лишь женщины. Что ты так смотришь на меня? Я до архива тогда дошла... А мальчики... маль-чики...

- Любимая...

- Ник, мальчики у нас не выживают. Они умирают либо еще в утробе, либо при родах... Мама, тетя Гортензия, у моей бабушки...

- Был самым первым, - дрожащим голосом ответила тетка. - Отец все время ее состояние контролировал, но в самый ответственный момент не справился и чуть не потерял в итоге обоих сразу. Второй без проблем явилась на свет твоя родительница. Потом уж - я. А больше они рисковать не стали, - и замолчала.

Ник сглотнул слюну:

- Почему вы раньше мне всё не рассказали? И ты, Агата?

- Почему? - переспросила я. - Из-за самонадеянности и...

Безразличья. Вот оно, то слово. Единственно правдивое. Но, как его произнести вслух? Тому, кто ждал так сына? Любил его заранее за нас двоих?

- Агаточка?

- Да-а?

- Лекарь наш пообещал, что примет меры. И он их примет обязательно. Это твой дед надеялся лишь на себя, а он Совет магов весь соберет в "ответственный момент".

- Ладно. Я обещаю сделать всё, что нужно. Всё, что от меня зависит.

- Агата, я тоже буду рядом. И если вопрос встанет... - Ник в три шага преодолел всю комнату и обхватил меня руками, прижал к себе.

- Я так люблю тебя.

- Агата...

- Я так тебя люблю. Тебя и... ты имя выбрал, наконец?

- О-ох, доча, ох.

- Я выберу, - провел он рукой мне по волосам. - А ты пообещай, что больше одна - ни шагу никуда. Я отпуск с завтрашнего дня возьму.

- С завтрашнего дня?

- Угу, - кивнул Ник.

- Значит, с завтрашнего дня?.. Ни шагу. Обещаю.

- Любимая... - насторожился он, но тут вмешалась мама:

- Вот и славно! А я ведь переживала: как ты воспримешь эту новость. Боялась и все надеялась, до последнего, пока Николас не начал за тебя тревогу бить. Значит, ты всё знала? И поэтому чудила? С постованием своим и...

- ... ремонтом нашим, - шмыгнула носом тетка. - Ну, теперь-то ясно, за что пропали...

- Тетя Гортензия, я еще позапрошлым летом вам говорила избавиться от той ритуальной шаманской куклы. Так что, теперь кому-то крупно с ней свезло.

- Ой, да забудь, - всплеснула она рукой с зажатым шарфом. - Сундук мне больше жалко. Он - из коллекции осмерской мебели. Помнишь тот "базар кабир" в Джингаре, когда мы Вареньку...

- Ага, конечно... Ник, нашел бы ты его? Вернул несчастной?

- Николас? - вытянула тетка шею.

Мой муж вздохнул мне в ухо:

- Хорошо, - и поцеловал в него. - Сегодня и займусь. Ты с нами в Гусельницы?

- А Варвару с урока рисования кто встретит? - удивленно отстранилась я. - Накормит кто?

- Понят-но, - протянули мне в ответ, ведя усиленный мыслительный процесс.

Ах, любый мой, мы - целостность. И в силах предугадать и мысли и слова друг друга. Но, ты забыл, что я - "обремененный беролак". А это значит: умножь мои способности на два, прибавь к ним наглость, упёртость, отними правдивость. В итоге что получится?.. Не знаешь. Ах, любый мой...

Софико явилась точно в срок. Удивленная, но настроенная всерьез. Я обозрела ее с головы до ног и запустила в квартиру:

- Проходи.

- Агата, а что случилось то? - засуетилась она с пуговицами на пальто.

- Да ничего, - отступив в сторонку, сложила я руки на животе. Сын мой в очередной раз "возмутился". - О-ой.

Подруга замерла у вешалки:

- Точно "ничего"? Я, когда с курьером твою записку получила, и потом, всю дорогу сюда на возчике, в догадках мучилась.

- Ага. Разгадку сразу не обещаю. Проходи, давай, - и первой пошлепала на кухню. Софико - за мной. - Мне помощь твоя нужна.

- И в чем?

- Чай будешь?

- Спасибо. Агата?

- Что? - обернулась я с чайником в руке.

- Ты выглядишь неважно. И бледней обычного.

- Софико, все нормально, - и сморщилась на новый пинок в живот. - Мне нужно отлучиться по делу. Очень важному и...

- Ник - не в курсе, - понятливо скривилась та.

Я вздохнула и кивнула:

- Ага. В этом и проблема. Ты меня прикроешь.

- Это - как? - хлопнула подруга ресницами.

- Варвару встретишь с занятий, накормишь. Я приготовила обед. Скажешь, что я в магазин ушла. И маме моей - тоже самое, если нагрянет.

- А ты куда?

- По делу, я же говорю.

- "Очень важному", - повторила она, уставясь в чашку с чаем. - Агата?

- Что?

- Я помогу тебе... Раз ты так... настроена. Раз надо.

- Ага. Мы же - подруги. А подруги друг другу помогают.

Женщина улыбнулась:

- Помогают. Надеюсь... да я знаю, раз...

- Надо, Софико. Мне очень надо. Мне тоже надо помочь. И я уже пошла.

- Иди, подруга, - и, вдруг, встала. - У меня кроме тебя подруг нет. Никогда их не было. Агата?

- У меня - тоже, - остановилась я на секунду.

- Береги себя и сына.

Я постараюсь. И, превозмогая боль, оделась. Софико, выйдя следом, больше ни слова не произнесла. Просто молча встала у косяка в прихожей. А мне внезапно захотелось ее обнять, но... зачем пугать и без того напуганную? Поэтому, я не оборачиваясь, вышла в парадную.

В нашей бакалее на углу было полно народу. Раскупали яйца к Пасхе, попутно обсуждая рецепты куличей, и на каком развале свежее творог. Я тоже медленно прошлась вдоль благоухающих прилавков и, вынув из кармана своего пальто платочек, незаметно сунула его за тумбу со цветком. Вот так, мой любый. Для тебя я - здесь. Ты ведь часто мне говоришь: "Что так долго можно разглядывать на полках в магазинах? Так пусть твоя метка-ориентир и поторчит вместо меня". Сама же направилась наружу и вскоре обозначила подвал.

- Ух ты!

Здесь весна была, но ветер с оттаивающей тихой речки немилосердно закрутил в холодный вихрь. И занавесь на входе в пещеру хлопнула, поддав мне в спину. Я замерла, удивленно открыв свой рот: огонь горит, над ним висит котел с водой. Повсюду свечи зажженные и пахнет травами. А где же...

- Пришла.

И рот мой открылся еще шире - Стэнка стояла за костром вполне реальной женщиной, не духом бестелесным. Я даже бусы на тонкой ее шее разглядела. Бирюзовые. И почему то остановила взгляд на них. Именно на них:

- Я много думала.

- Ага, - улыбаясь, кивнула травница. - И что?

- Я много думала, - повторила я, не отрывая взгляда от этих, чтоб их, бус. - И пришла к выводу, что ты не виновата в его смерти.

- Чьей?

- Своего суженого. Только скажи мне: господина Новика...

- Не я, - мотнула она головой. - Он сам... погиб. От Стожков за много верст. На лесосплаве своем. Он и трое его подельников. Их всех разом бревнами. И... понимай, как знаешь. Ты же - маг.

- Он сам?.. Я - маг... И поняла. "Нас Бог ведет".

- Агата? - качнулась Стэнка от костра.

Я подняла глаза и вновь скривилась от боли:

- Что...ты хотела от меня? Какое дело у нас последнее? Мне надо успеть. Обязательно успеть.

- Агата, - тихо повторила Стэнка.

- Говори! О-ой... Говори же! И почему сюда мне надо было? В отшельничью нору?

- Здесь место особое. Ты разве сама не чуешь? "Тихое и светлое". Так он говорил, мой суженый.

- Стэнка... зачем... о-ох, зачем, - и ухватилась за живот. - вода кипит зачем?

Девушка, вдруг, засмеялась:

- Какая же ты глупая, Агата.

- Почему?

- У тебя схватки начались, а ты: "Почему? Зачем?"

- Тысь, моя майка! Стэнка! Не успели... Ой... Что же теперь делать то?

- Рожать, дурная дева, - и подхватила меня под руку.

В следующую секунду всё вокруг поплыло, я снова поймала взглядом ее бусы, теперь лишь в дюймах от себя... потом исчезли и они. И время застыло в отшельничьей норе...

- Кричи! Кричи и тужься!

- О-ой... Стэнка!.. Все не так должно быть... Не так.

- А как?.. Тужься.

- Стэнка, я боюсь. Мне так больно... Я боюсь.

- Боли бояться - нормально.

- О-ой... Я боюсь потерять его. Сына.

- Ты его не потеряешь. Если будешь тужиться и слушаться. Тужься!

- А-а-а!.. А как же... Совет магов?

- Спать укладываются, наверно.

- Ч-что?

- Тужься, чтоб тебя! Ночь скоро, говорю!

- А-а-а! Я тужусь... О-ой... Стэнка?

- Ась? - застыла она надо мной. Лицо - в морщинках, недовольное и такое близкое.

Я протянула руку, но вцепилась в ее косу и тут мы заорали обе:

- А-а-а!!! А-а-а!!!

- Добро! Еще! И волосы мои!

- А-а-а!!! Ник! Ник!.. А-а-а!!!

- Давай! Еще!...................... Добро... Добро... Во-от... Агаточка, еще немножко. Крошку еще.

- Стэнка... я не могу.

- Ты хочешь его? Ты его желаешь?

- Больше жизни.

- Так давай!

- А-а-а!!!.. А-а... О-о.

- О, Пресвятая Мати Богородица,

Соходи с престола Господня.

И бери свои золотые ключи,

Отпирай мясные ворота,

И выпускай младенца на свет и на Божью волю!

Во веки веков. Аминь!.. Аминь!.. Аминь!

- Уа-а! Уа-а-а! У-а!

- Агата!.. Стэнка?.. Что здесь... происходит, хоб меня забери?

- Ник, любый мой, заткнись... Дай мне послушать.

- Уа-а-а!

- Агата, - рухнул он рядом на колени.

- Ник, раз ты ее и здесь нашел, то помогай, - пробурчала от моих раскинутых ног, травница. - Я сына вашего обмою, а ты - за простынями чистыми.

- Угу, - тряхнул Ник головой. - Я - сейчас. Агата?

- Всё нормально. Всё... - и с чистой совестью ушла в глубокий "материнский" сон...

Ранний апрельский рассвет уж пробивался в щели занавеси на пещерном входе. А свет от костра по-прежнему плясал по стенам и на лицах говорящих. Они старались это делать тихо, сидя рядом с топчаном. На топчане же спали я и сын... наш с Ником сын.

- Живой.

- Что? - обернулся Ник и скоро подскочил с рогожки. - Что ты сказала?

- Он - живой. Стэнка?

- Ась?

- Спасибо тебе. Вот как получилось всё.

- Ага.

- А я, кажется, поняла.

- Что именно ты "поняла"? - спросил мой муж.

Я отогнула край покрывала на ребенке:

- Стэнка, а ведь ты права. Я - глупая. Я думала: тебя спасаю, а на самом деле, это ты спасала нас. Меня и сына. Ведь так?

- Ну, - усмехнулась она. - А как бы мне еще тебя заставить измениться?

- А вот я что-то не понял, - нахмурил лоб Ник. - Кто кого "спасал"? Стэнка, ты здесь откуда вообще?

- С неба, - тихо засмеялась я. - Откуда ей еще являться?.. Стэнка?

- Да. Мой суженый - со мной. Мы с ним теперь навеки вместе. И вся моя семья: матушка, отец и брат.

- И вам всем там хорошо?

- Да. Хорошо и спокойно.

- И ты сюда спустилась только ради того, чтоб...

- Мы обе помогли друг другу. Ты это очень скоро поймешь. А мне - пора, - и встала. - Прощайте. Дочерей родишь и без меня.

- "Дочерей"? - выдохнул Ник. - Агата, я ничего не понял. И мне это совсем не нравится.

- Есть в этом мире истины понятные, а есть и те, которые нам не постичь, - вздохнула Стэнка. - Зато законы жизни на всех одни... Прощайте. Берегите себя, своих детей и мою дочь. Я благодарна вам за нее, - и медленно растаяла.

Ник почесал затылок:

- Да-а...Раньше она проще выражалась. А ты, любимая, мне все расскажешь. Это точно.

- Ага, - глянув на сына, улыбнулась я. - На тебя похож носиком и упрямыми губами. Только я глаз его еще не видела.

Ник тихо засмеялся:

- Черные.

- Что?

- Черные, как агат. И... я имя ему новое придумал. Ну, не придумал, а выбрал.

- Давай, жги, - кивнула я.

- Оно одно и одновременно два. Можно звать в двух вариантах. Это на тот случай, если тебе один из них снова не понравится. И...

- Ник...

- Ну... Владислав.

- Что?.. Кто?

Ник смущенно скривился:

- Опять не нравится?

- Имя повтори.

- Владислав. Можно его будет звать и Владом и Славеком. Два имени в одном... Любимая, тебе...

- Мне... нравится. Мне очень нравится.

Теперь я и это поняла...

Февраль - Апрель 2014 года