Дневник призывателя

Подошел чуть ближе, чтобы расслышать все, что слетает с ее уст. Может я смогу ей помочь? Или утешить. Я очень внимательный слушатель. Если что, могу дать совет или позволить поплакать в плечо.

– Мы ведь вместе планировали поехать на юг. Солнце, море, песочек. Он бы наконец-то отдохнул от своей проклятой работы! А он… – всхлип. – Он! Нет, надо еще заработать. Надо еще. Совсем себя не жалел. Все хотел, чтобы у нас все было самое лучшее, а толку-то теперь? Никакого! Понимаешь, подруга, нет человека. Был и нет.

Она с птичницей общается? Точнее жалуется. Если та начнет отвечать, то мне станет страшно.

Девушка тем временем потерла петушиный бок и осела на землю, закрыв лицо руками, обтянутыми тонкими перчатками.

– Девушка, вам плохо? – забеспокоился я. Надо ее это… в чувство привести! У меня где-то был нашатырь. Или это все же как-то не так делается? Да, точно. А вот валерьянки как раз таки и нет.

Но ничего не понадобилось. Она тихо покачала головой.

– Нет, мне хорошо, – саркастично улыбнулась сквозь веер изящных пальцев. Кольца нет. Значит, она не про мужа говорит. – Брата только сегодня похоронила. Отойти надо. Понять. А жить… Жить можно только здесь и сейчас. Прошлого нет, а будущее может и не наступить.

Брат. Я с сомнением вспомнил свою сестру. Из-за нее я бы так убиваться не стал. Мне на нее все равно. А ей на меня?

У девушки же с братом была явно особая связь. Он был ей действительно дорог. Если честно, то я даже завидую.

Глянул на нее иначе, но не увидел ничего, кроме темного силуэта. Вздохнул и сосредоточился на реальности.

Девушка поднялась, опершись на мою руку и, отряхнувшись, пошла к краю. На меня она не смотрела, брела как в тумане.

Очнулась только у самого края. Постояла там пару мгновений и все же обернулась.

– Здесь и сейчас, запомни, – по губам ее скользнула печальная улыбка, а я вздрогнул, как током ужаленный.

Сапфировые глаза. Каштановая прядь. Слишком знакомо.

Сердце забилось быстрее, к горлу подкатил ком, а по пальцам прошелся холод, будто они решили покрыться инеем. Выдохнул облачко пара и вздрогнул. Слишком резко похолодало.

Невольно взглянул на табло. Сколько там осталось до поезда? Неужели? Да. Двенадцать минут. Осталось ровно двенадцать минут. Черт возьми, двенадцать!

Апостолы, рыцари, лепестки, минуты.

Я сплю?

Потер глаза. Ущипнул. Куснул губу. Ничего. Значит, это не сон. Все это происходит на самом деле. Дьявол!

Не думая больше об этом, кинулся вперед. Все словно в замедленной сьемке. Ууу, и голова кружится. Надпись плывет. Но я слышу. Слышу! Поезд уже близко. Он нещадно шумит, но звук какой-то иной. Будто сотни когтистых лап скребут по стенкам тоннеля. Кто-то сглатывает и скрежещет зубами. Утробно урчит.

Почему никто больше ничего не слышит?! Почему всем всегда все равно? Что в детстве, что сейчас!

Что? Причем тут эта мысль?

– Не садись в него. Живой ведь еще. А если все же мозгов не хватит, то замри, как мышь под веником, и реже дыши. Если контролер поймет, то назад не вернешься, – снова прозвучало за моей спиной. Голос хриплый, низкий. Тяжелый, как грозовая туча.

Моя тень.

Он снова тут.

Но я его не слушаю. Мне нужно спасти девушку. Спасти любой ценой.

Вот же она! Совсем близко. Но кто-то крепко держит меня за руку.

Попытался стряхнуть неожиданное препятствие, но безуспешно. Хватка стальная, словно я попался в капкан. Злюсь, топчась на месте.

– Пусти, – прорычал я и зло обернулся. Я не разглядывал лица, мне оно было не интересно. Только рука. Сильная крепкая мужская рука с длинными пальцами, обхватившими мою чуть выше локтя. Посреди пястья родинка. Она будто пульсирует в моем сознании. Становится больше, стирая все о самом человеке.

Он же покачал головой и усмехнулся, сжав чуть сильнее. Еще немного и я услышу, как ломается кость.

Нечто в тоннеле издает жуткий вопль. Захлебывается им и кричит вновь.

– Ну-ну, сдохнешь же. Не дури. Изображай, как всегда, хорошего мальчика. В моих снах ты всегда послушный.

– Это ты мне снишься! – возмутился я и дернулся вперед.

Он все же отпустил, так что я чуть не упал, сделав по инерции несколько шагов вперед.

– Ну-ну. Только реже дыши, чтобы не попасться контролеру!

О чем он? Почему он не хочет помочь людям, если этот поезд так опасен? Он же предупредил меня! Почему именно меня? Чем я лучше той же девушки? Или он просто шутит и ждет, что я попаду впросак? Но я же видел. Ее глаз… Глаз.

Вот уже и поезд. Подъезжает и распахивает двери. Некоторые люди, встрепенувшись, шагают ему на встречу. Среди них и девушка, знакомая мне по снам, и тот мужчина, что недавно толкнул меня.

– Постойте! Постойте, да подождите вы! – прокричал я, стараясь ухватить ее за руку или платье.

Ага! Попалась. Я помогу ей. Все будет хорошо. Должно быть. Куплю вкусненького и утешу. Посидим в парке, я еще раз послушаю ее историю. Ей необходимо выговориться, пусть и не для того, чтобы смириться с потерей дорогого человека, но принять ее. Понять, что ее страдания, не сделали бы ее брата счастливым.

Девушка вздрогнула от моего прикосновения и застыла. Миг. Еще один. Не оборачивается, только подрагивает. Я неуверенно взял ее за плечи и развернул к себе. Ей все же определенно плохо. Ей бы отоспаться, а не торчать тут.

– Вы точно в поря…

Предложение я закончить не смог. Ее лицо, точнее правая его половина. Охх, боже.

Сглотнул и отступил, опустив руки. Девушка же невидяще продолжила путь. С ее уст слетала молитва, а с подбородка капала кровь. Все как в моем сне.

Кровь сливается в лужи, течет к краю платформы, льется вниз.

Я беспомощно смотрел ей в след и не знал, что мне теперь делать. Мой повторяющийся кошмар ожил, вот только теперь я не мог проснуться.

Девушка с изуродованным лицом, мужчина с удавкой на шее. Они застыли в моем разуме, замершие на сиденьях поезда. Откуда у того мужчины удавка? Зачем? Куда делась его уверенность?

Поезд заурчал, распахнул пасть, полную острых, кинжалообразных зубов в несколько рядов и облизнулся, сыто заурчав. Миг и вот он уже скрылся, перебирая крупными когтистыми лапами, похожий на жуткую монструозную сколопендру. Огромную и голодную.

Бесконтрольно отступил еще на пару шагов.

– Ну что? Спас? – на мое плечо опустилась ладонь.

– Я…

– Им уже не помочь. Они мертвые. А вот эта тварь – призрачный поезд, забирает души. Чистит так сказать, чтобы они не стали скверной, падалью станции или охочими до плоти тварями. Катает их по теневому метро, как родненьких, пока не переварит.

– А как же… Я ведь, – сглотнул, – живой.

– Вот и умница. Мозгов хватило. Есть еще что-то в твоей башке, – постучал по моей голове так, что я поморщился. – Если живой человек попадет в него, то ему лучше почти не дышать. Тогда и сойдет на нужной ему станции. Правда, со временем у него будут проблемы. Оно просто не сдвинется. Сойдет в ту же секунду, в которую сел, только далеко от стартовой точки. А вот если контролер поймет, кто к нему попал, то пробьет билетик, и тогда кататься человеку до скончания веков. Пока не помрет. От голода, холода, нехватки воздуха или чего еще. Этот поезд умеет ходить сквозь стены, такое не каждый переживет.

Незнакомец вздохнул и убрал руку.

– А если… – я вновь обернулся, но никого не увидел. Моя тень исчезла.

Интересно, был ли он на самом деле или… Нет, он определенно был. И вновь меня спас. Я ведь не знаю, как бы перенес поездку в этом поезде. Может, и не выдержал бы. Умер бы там, став обедом для этой твари.

Мысленно оборвал себя, прислушавшись к вновь заигравшему плееру. Нужно будет еще в пекарню зайти – дед просил взять какой-нибудь сладкой выпечки.

Когда же я садился в вагон, то вновь увидел человека в тени замурованной арки. Значит, мы с ним еще встретимся.

Глава 2. Тени

Из метро вышел достаточно поздно. Кажется, уже перевалило далеко за полночь. До дома же мне еще брести и брести. Хотя это не так уж и плохо. Хоть приведу в порядок мысли.

Ночь восхитительна. Она обволакивает все и вся, словно заботливая мать, дарующая умиротворение, и в то же время она безжалостная богиня, способная напугать до изнеможения или даже убить. Ночь время отдыха, сна, удовольствия и страха. Она для всех и ни для кого.

Я бы сравнил ее с бабочкой, чьи крылья пропитаны ядом. Смотри сколько душе угодно, но за прикосновение придется заплатить.

В принципе же у всего есть своя цена. Так почему бы не поиграть с ней? Рискнуть, чтобы насладиться сполна, познать ее тайны и прочувствовать силу.

Смеюсь, конечно, но воздух в ночное время и правда, совсем другой. Пьянящий и дурманящий. Он как хороший сидр или крепкое вино. По весне он еще сладит ароматом сирени и меда. Так же порой мне чудятся мягкие нотки вереска.

«Из вереска напиток

Забыт давным-давно…».

Сезонное помутнение, не более. Единственное, что вечно – это хвоя. Ель, сосна, кедр. Они по многим сказаниям и былям погуляли. Побыли мировой осью, героями детских рассказов и неизменным символом праздника. Хотя любопытно и то, как они из язычества перекочевали в христианство. Тоже что ли Красно Солнышко мимо проходил?

Впрочем, все логично подвели, а главное красиво.

Близ пещеры, где появился Спаситель, тянулись к небесам пальма, олива и ель. Первые две даровали младенцу свои вкусные плоды, а ель осталась в стороне. Грустила и страдала, боясь испортить праздник. Что с нее взять? Иголки? Твердые шишки? И заплакало древо от огорчения, почувствовав свое бессилие. Это увидели небеса, и посыпались с них звезды. Тогда и произошло чудо – ель стала настолько прекрасна, что младенец был поражен и радостно заулыбался. Ель же хоть и возрадовалась, но не поддалась гордыни, за это она и стала символом праздника. Связью земли с небесами, а значит и людей с Богом.

Мировое древо, ты ли это? Просто очень похоже.

В древности люди и вовсе обожествляли природу. По их мнению, у каждого дерева был свой собственный дух, способный, так или иначе, влиять на погоду или разум созданий, находящихся рядом с ними. Чаще всего этих существ мысленно селили именно на хвойных, считая, что такие растения лучше всего отражают их суть.

В язычестве духов леса именовали лешими. И я склонен верить, что хранители живут и по сей день. Все же со многими фактами и с тем, что видишь собственными глазами трудно спорить.

А я видел. Многое. Очень многое. Читал же еще больше.

Поэтому теперь прежде, чем войти в лес, подстраховываюсь – выворачиваю наизнанку что-то из одежды – чаще всего носки, оставляю на пне вареные яйца (излюбленное угощение лешего), вяжу на ель яркую ленту. Это задобрит лесного владыку настолько, что я смогу не только не опасаться его козней, но и рассчитывать на милость, то есть он убережет меня и от зверей и от плохих мест. В лесу их довольно много. В одних не слышны звуки, в других по-иному течет время, а третьи могут и свести с ума. А оно мне надо? Думаю, что нет.

Ленточку я обычно повязываю красную, как символ жизни. Самое-то для ели, олицетворяющей собой бессмертие. Все меняется, а она остается.

Наряжать же ее стали еще в средневековой Германии, в бородатом 1513. До России традиция добралась аж в девятнадцатом веке, благодаря тем же немцам, проживающим в Санкт-Петербурге. Правда, тогда ее подвешивали корешком к потолку. Когда мы ее перевернули непонятно, но факт. Теперь ставим ее просто на пол или табуретку, после чего украшаем.

Мы с дедом наряжаем елку вдвоем – раньше с нами была еще и Леска, но сестренка выросла, теперь у нее совсем другие заботы и желания, достаем ящик с советскими игрушками и пару небольших мешочков конфет. Развешиваем гирлянду с огоньками и мишуру, а на верхушку крепим пику. Прежде была звезда, но сестра ее разбила, когда еще под стол пешком ходила. Утащила и шмякнула об пол. Мама тогда еще злилась, что ей эту безделушку откуда-то привезли, что она не просто дорогая, а бесценная.

«Это эксклюзив! Единичный экземпляр», – удрученно вздыхала она. Тогда мама еще чем-то интересовалась, пусть и всего лишь звездой. И тогда мне не хотелось, чтобы она расстраивалась.

Но что было поделать? Склеить звезду было нереально. Купили пику. Особой разницы я все равно не видел. Да и на праздниках за столом после исчезновения бабушки собираемся теперь только мы с дедом. Ничего нового.

А мелкому мне было обидно. Смотрел на картинки, завидовал чужим семьям, сияющим счастливыми улыбками. А толку-то? Повторить мы могли только убранство елки.

Вначале мне и правда, это было интересно. Мы добавляли к игрушкам и конфетам орехи, пряники, поделки из цветной бумаги. Еще мне можно было завернуться в мишуру и бегать по дому. Или ждать, когда придет Дедушка Мороз. Но я засыпал гораздо раньше, чем приходил сказочный старик.

Потом я вырос. Уверился, что подарки приносит мой дед и… Наверное, меня больше не должны веселить все эти праздники, ожидания и ночные посиделки с дедом, а так же мне не стоит верить в чудеса и волшебство. Возможно, мне даже надо, как и отцу, уйти в какое-то дело с головой. Счета, важные бумаги, какие-то акции. Чем он вообще занимается? Думаю, если бы я начал интересоваться его работой, то он бы меня заметил. Но я посвятил себя иному, миру, который не доступен большинству. Просто я видел больше, чем другие люди. То же сегодняшнее метро чего стоит. Та девушка до сих пор замирает перед моим внутренним взором. Ее красивое лицо и необыкновенные глаза, а потом кровь и увечье. Мертвая. Безвозвратно мертвая. Тонущая в кровавой реке, откуда взирают вырванные очи, слепые и обезличенные.