Дневник Симоны

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Райан запоздало сообразил, что прервал рассказ Симоны. Он злился на себя за то, что не почувствовал этого сразу же. Следовало подбодрить ее, заставить рассказать ему все.

Но теперь она вновь замкнулась. Настояла на том, чтобы заварить чай, поэтому они направились на кухню, закутавшись в халаты.

Наблюдая за ее дрожащими руками, Райан остро ощутил свою беспомощность. И отчаяние. Симона столько сделала для него! Райан знал, что будет вечно благодарен ей за то, что она убедила его поехать к отцу. Но даже это не могло сравниться с тем счастьем, когда они стали близки…

Они уселись с чашками на диван, и Райан ощутил, как снова нарастает напряжение.

— Симона, есть что-то, о чем тебе нужно поговорить?

Она покачала головой, залпом выпила свой чай и поставила чашку на столик.

— Я хочу рассказать тебе все, Райан. Но не могу. Это слишком ужасно. Не понимаю, как я сумела рассказать это Белл и Клер на Гималаях. Я не смогла повторить это даже своему дедушке.

— Это тот самый дедушка, который не хочет с тобой разговаривать?

Симона уныло кивнула.

— Я обещала Белл и Клер. Мы заключили договор, и я решила вернуться в Сидней, пойти к своему дедушке и все ему рассказать, вымолить прощение. Но я избегала его долгие годы, и теперь он не хочет даже видеть меня, — она с трудом сглотнула. — Во всем виновата только я. Не знаю, что мне теперь делать…

— Но ты чувствуешь, что должна сказать ему? От этого зависит твое счастье?

— Да. Но… — она закрыла лицо ладонями. — Наверное, я никогда не смогу оставить это позади. Думаю, мне нужно написать ему письмо.

Райан взял ее за руку и нежно поцеловал.

— А не лучше ли поехать к нему без предупреждения и отказаться уходить до тех пор, пока он тебя не выслушает.

Симона побледнела.

— Я не могу!

— Можешь, Симона, — он крепко сжал ее ладонь. — Ты знаешь, что это тебе нужно, значит, сможешь.

— Как я смогу рассказать ему все, если он даже не хочет меня видеть? Разбить палатку под окнами и жить в ней, пока дедушка не согласится выслушать меня? Лечь поперек выхода, и пусть перешагивает?!

— Уверен, такие радикальные меры не понадобятся. Он сменит гнев на милость сразу же, как только тебя увидит.

— Хотела бы в это верить… — Через мгновение на ее губах появилась легкая улыбка. — Тебе этот разговор ничего не напоминает?

— Что ты имеешь в виду?

— То, как мы сидели на пляже и я уговаривала тебя отправиться к отцу.

— Это был один из лучших советов, которые я когда-либо получал, — он нежно прикоснулся рукой к ее щеке. — И сейчас ты должна последовать такому же совету.

— Но ведь я не такая смелая, как ты.

— А я поеду вместе с тобой, — решительно заявил он. — К твоему дедушке. Мы разберемся с этим вместе.

Симона сидела очень тихо, глядя в пол.

— Райан… это слишком великодушно с твоей стороны. Я не должна была взваливать свои проблемы на тебя. В конце концов, мы знаем друг друга очень недолго.

Он криво ухмыльнулся.

— Разве? В таком случае я, очевидно, знал тебя еще в прошлой жизни. У меня такое ощущение, что мы знакомы уже целую вечность.

Симона обернулась к нему.

— И ты правда поедешь вместе со мной? Серьезно?

— Честное слово, Симона. Я отправлюсь с тобой и больше не желаю слышать никаких возражений.

Она молча сидела на стуле, осознавая сказанное.

Райан понял, что она приняла окончательное решение, по тому, как сначала напряглись, а затем расслабились ее плечи, словно она сбросила со спины тяжелую ношу.

— И когда мы поедем?

— Тебе решать. В конце концов, ты же сама себе начальник. Почему бы тебе не взять завтра выходной?

Уверенность покинула Симону, стоило ей открыть ворота, чтобы Райан смог въехать на территорию усадьбы ее дедушки.

Все в Маррейвинни было ей печально знакомо — голубоватые холмы, затянутые прозрачной дымкой, длинная, извилистая дорожка, которая вела к загону, большая река, шелковистой нитью тянувшаяся вдалеке, и запруда, куда по вечерам кенгуру приходили на водопой.

Сам дом, представлявший собой старинный кирпичный особняк с верандой, был напоминанием о колониальных временах. Симона словно вернулась в золотые дни своего детства. Если бы только…

Стоило только Райану подъехать к дорожке, которая вела к дому, как навстречу машине выбежали две овчарки и бешено залаяли.

— Вот черт, — пробормотала Симона. — Замечательное начало.

Девушка, нервничая с каждой секундой все больше, взяла свою сумочку.

Райан ободряюще улыбнулся и подмигнул ей.

— Я знаю, через что тебе предстоит пройти. Но помни — я рядом с тобой. Буду с тобой и потом, когда все закончится.

Симона кивнула в ответ и благодарно улыбнулась, чувствуя себя виноватой перед Райаном. Бедный, он еще не знал, что ему предстоит услышать…

Как только они вышли из машины, собаки прекратили лаять. Животные обнюхали людей и радостно завиляли хвостами.

— Видишь, — сказал Райан. — Это не сторожевые собаки, а домашние любимцы.

Мужчина взял Симону за руку, и вместе они подошли к дому.

Девушка втайне надеялась, что Райан возьмет инициативу в свои руки, но тот чуть отошел назад, предлагая Симоне самой сделать решающий шаг.

У двери висел старомодный звонок-колокольчик. Симона дернула за цепочку, чувствуя, как руки становятся влажными от волнения.

Райан быстро поцеловал девушку в щеку. Они подождали чуть-чуть…

Потом еще чуть-чуть…

И еще немножко…

— Похоже, никого нет дома, — произнесла Симона, чувствуя странную смесь вины и облегчения. — Тогда давай возвращаться. Видимо, лучше будет все-таки отправить письмо.

— Подожди, кажется, кто-то идет.

Райан оказался прав: в доме послышались приглушенные шаги, тихо скрипнула половица.

Наконец дверь открылась. За ней стоял ее дедушка, сильно постаревший и похудевший, но в остальном — такой, каким Симона его помнила. Он был одет очень аккуратно. Волосы уже давно побелели, но он был по-прежнему красив, силен и строен.

Симона попыталась заговорить, но горло сдавило от волнения.

— Чем могу помочь? — спросил он хорошо поставленным баритоном, таким знакомым, что Симона едва удержалась от слез.

Джонатан Дейнтри перевел взгляд с Райана на Симону.

— Симона? — Его голос дрогнул. — Что ты здесь делаешь?

— Здравствуй, дедушка.

Именно этого момента она так ждала. И так боялась.

Она быстро взглянула на Райана, и он ободряюще улыбнулся ей.

— Мне нужно поговорить с тобой, дедушка. Можно нам войти?

Он ответил не сразу, и Симона вспомнила о хороших манерах.

— Прошу прощения. Сначала нужно вас познакомить. Дедушка, это Райан Таннер.

Мужчины пожали друг другу руки.

Глаза Джонатана Дейнтри сузились, когда он обернулся к Симоне.

— Вы проделали долгий путь. Должно быть, это важно. Полагаю, вам лучше войти.

— Спасибо.

У Симоны пересохло во рту, когда они следовали за ее дедушкой в гостиную — элегантно обставленную комнату с высоким потолком. На окнах висели шторы, стены были оклеены светлыми обоями, на паркетном полу лежали настоящие восточные ковры.

Джонатан остановился и с любопытством посмотрел на Райана.

— Вы случайно не состоите в родстве с печально известным Джорданом Таннером?

— Да, сэр, я его сын.

Старик внимательно и напряженно смотрел на Райана.

О, господи, подумала Симона, чувствуя, как паника возвращается, угрожая затопить ее разум. Что такого мог сделать отец Райана, чтобы так расстроить дедушку?

— Ваш отец — интересный человек. Когда я еще занимался политикой, он прислал мне письмо, в котором сообщал, что все мои действия ошибочны, а значит, нелепы.

Райан спокойно улыбнулся.

— Очень похоже на моего отца.

Джонатан криво усмехнулся.

— Он и в самом деле интересный человек, — повторил старик. — Прошу вас, садитесь.

Девушка была очень благодарна Райану за то, что он сел рядом с ней, на диван с высокой спинкой.

Дедушка сел напротив посетителей.

— Что ж, Симона… Говоря правду, ты — последний человек, которого я ожидал увидеть, открывая дверь. — Он никогда не любил ходить вокруг да около, предпочитая сразу брать быка за рога. — Полагаю, в присутствии мистера Таннера я могу говорить открыто. Ты много лет избегала встреч со мной.

Симона грустно кивнула.

— Мне жаль, что мы почти не виделись. Это целиком и полностью моя вина. — (Казалось, это признание его удивило.) — Я чувствовала себя из-за этого просто ужасно. И… и надеюсь, что ты поймешь. Видишь ли… это из-за моего обещания маме.

Его лицо побледнело.

— Анджела заставила тебя пообещать больше не видеться со мной?

— Нет, не совсем. Но она заставила меня обещать, что я не расскажу тебе кое-что. А я знала, что если мы будем видеться, как прежде, то я непременно проболтаюсь.

Его губы дрогнули.

— Но сейчас ты все равно хочешь все мне рассказать?

Симона кивнула, чувствуя себя совсем отчаявшейся.

Она должна это сделать!

— Это касается Гарольда Пирсона. И суда. И мамы… — (Джонатан не шевельнулся.) — Есть кое-что, что не было выяснено в суде, — выдавила Симона, ощутив, как ее внутренности сжимаются от страха. Райан сжал ее руку. Спасибо, мысленно поблагодарила его Симона. Она быстро произнесла: — Это должна была быть я.

Дедушка уставился на Симону, не понимая, что она хотела этим сказать. Он взглянул на Райана.

— Она рассказывала вам об этом?

— Нет, сэр, — Райан погладил ее ладонь большим пальцем и ободряюще посмотрел на девушку. — Что ты имела в виду, Симона?

Господи. Вот оно! Нужно произнести эти слова…

— В тюрьму должны были посадить не мою мать. Меня.

Джонатан наклонился вперед.

— Почему?

Она не могла говорить.

— Ты была там? — мягко спросил Райан. — В ту ночь, когда погиб Пирсон?

— Да, — Симона вздрогнула, произнеся это слово. И отвернулась от обоих мужчин. — Это сделала я.

Она ощутила мгновенно повисшее напряжение. Оно казалось одушевленным существом, нависало над ней, подавляло волю…

Ее подбородок начал дрожать, но Симона знала, что уже не сможет отступить.

— Это я толкнула Гарольда Пирсона так, что он упал. Я пыталась остановить его, не дать ударить маму. И я невольно толкнула его, но он был пьян и потерял равновесие… и покатился по ступенькам.

— Симона…

— О, дорогая моя…

Ужасные слова наконец вырвались на свободу.

— Это я убила его.

Прижав трясущуюся руку ко рту, она повернулась к Райану… Но в его глазах не было ужаса, который она так боялась увидеть в них, только глубокое, сильное горе. Она посмотрела на дедушку и прочла в его глазах боль, схожую с ее собственной.

— Мама не позволила мне признаться. Мама сказала полиции, что это она толкнула Гарольда. Она настаивала на своем, а я не могла переубедить ее. Мама не позволила мне сознаться. Она солгала в суде и отправилась в тюрьму. Вместо меня, — ее губы жалко искривились. — И… и я сделала, как она велела…

— Конечно, ты так и сделала, бедная девочка. Тебе было всего пятнадцать лет, еще ребенок… — Джонатан был потрясен, но говорил уверенно. — У тебя не было выбора.

Симона смотрела в пустоту перед собой.

— Мама всегда старалась защитить меня. Она не хотела, чтобы моя жизнь была запятнана смертью Пирсона. Но она не заслужила такого наказания — тюрьмы. И мама не должна была умирать там. Это из-за меня мама умерла. Это я ее убила.

— Нет, все совсем не так! — запротестовал Райан.

— Нет, так. Это моя вина.

— Если уж здесь кто и виноват, то только твой отчим, который наполнил вашу жизнь горем.

— Но ведь я его убила, — всхлипнула Симона и без сил повалилась на диван. Плечи ее сотрясались от рыданий.

— Ты защищала Анджелу, — услышала она голос дедушки. — Это был несчастный случай.

Райан тихо застонал, и этот звук испугал Симону. Что он теперь о ней подумает? В глубине души она почувствовала, как лопнула какая-то струна, которая была натянута слишком сильно.

Симона не знала, сколько времени прошло, прежде чем она, к собственному удивлению, осознала, что ее рыдания стихают.

— Симона, — раздался голос дедушки где-то над ней. — Симона, моя бедная девочка…

Теплая рука нежно похлопала ее по спине, и она подняла голову. Дедушка склонился над ней, его глаза влажно блестели.

Симона с трудом села, чувствуя, что горло горит, и вытерла глаза руками. Только теперь она осознала, что Райан уже не сидит рядом с ней. У Симоны упало сердце. Неужели ее признание оттолкнуло его?

— А где Райан?

— Я хотел немного побыть с тобой наедине. Он ушел на кухню.

Дедушка сел рядом с Симоной.

— Ты… ты сможешь когда-нибудь простить меня? — Ее голос звучал совсем глухо из-за плача.

— Простить? Это я должен просить прощения. Мы, взрослые, подвели тебя. Все. Этот негодяй Пирсон, да и Анджела тоже… Что касается меня… я только жалею, что… — он грустно покачал головой. — Я пытался помочь Анджеле. Нанял одного из лучших адвокатов в стране, чтобы он защитил ее. Но она не хотела принимать мою помощь. И отказалась от его услуг.

— Думаю, она запаниковала. Она больше всего боялась, что умелый адвокат заставит ее признаться. Рассказать, как все было на самом деле.

— Да, — тяжело вздохнул Джонатан. — Если бы только Анджела рассказала обо всем мне… Тебя бы не обвинили и не посадили. Это был несчастный случай, что было бы очень легко доказать. Вы обе не должны были так страдать.

Той частью своего разума, которая все эти годы была способна трезво оценивать ситуацию, девушка понимала, что дедушка прав. Но как вынести мысль о бесполезности жертвы ее матери?

Дедушка дрожащей рукой поправил очки.

— Анджела всегда была упрямой. Она не желала слушать, когда я предупреждал ее, что Пирсон — не самый подходящий человек для брака. До сих пор не могу понять, почему она вышла за него замуж.

Джонатан закрыл глаза, и Симона с легкостью прочла в прорезавшихся новых морщинках его печаль и тоску.

— Прости, что после всех этих лет я вылила на тебя все это.

— Я очень рад, что ты наконец это сделала, — он улыбнулся. — Моя маленькая Симона вернулась ко мне.

— Дедушка… — Она прильнула к старику, и он обнял ее. Она чувствовала знакомый запах его чистой, выглаженной рубашки и его слезы на своих щеках.

И ужасная тяжесть, которая все эти годы была у нее на душе, исчезла.

Они долго говорили… о ее родителях, о ее детстве…

И Симона чувствовала, будто с каждой минутой к ней возвращается жизнь.