Дневник участника Российской антарктической экспедиции

4.Первая встреча с Антарктидой. Станция Новолазаревская и Оазис Ширмахера

24.02.03, Понедельник, (70^о46' ю.ш. и 11^о50' в.д.)

Итак, сегодня должно было состояться то, ради чего я собственно и отправился в эту экспедицию – посещения таинственного материка. С утра мы долбились в припайный лед, но он оказался слишком толстым для "«Федорова»", более 2 м. С налета удалось проскочить лишь метров 150 – 200 и мы увязли в этом льду. После завтрака на вертолетную площадку выкатили наш вертолет – трудовую лошадку МИ-8 и в течении часа приделывали к нему винты и проводили предполетную подготовку. Потом летчики подняли его в воздух полетали вокруг и вновь посадили на палубу, а вскоре нам дали команду грузиться и занимать места. В основном летели полярники нашей 48 экспедиции на смену ребятам, которые отзимовали в 47 РАЭ. Кроме зимовщиков летели еще двое экологов из ААНИИ, в задачу которых входил отбор проб из окружающих озер для определения загрязнений, главный врач экспедиции Горбунов, и мы с Новигатским. Полет продолжался примерно минут 40 и все это время мы летели над абсолютно белой и плоской как блин поверхностью. Как тут было не вспомнить белое безмолвие Джека Лондона!

И вот на горизонте появились желтовато бурые холмы Оазиса Ширмахера, на которых и располагается наша антарктическая станция Новолазаревская. Оазис Ширмахера находится на Берегу Принцессы Астрид на Земле Королевы Мод. Это место названо так в честь немецкого пилота Р. Ширмахера, участника немецкой экспедиции на переоборудованном грузовом судне «Швабенланд», который в 1939г. в процессе исследования Новой Швабии во время облёта местности обнаружил эти горы. Это оказалось одним из редких случаев, когда географическое открытие было сделано с воздуха. В то время гитлеровская Германия проявляла повышенный интерес к Восточной Антарктиде. Существовали планы обустройства в этом районе подводной базы для немецких субмарин. В последствии от этих планах отказались из-за удаленности Антарктиды от основных судоходных путей в Атлантике, но до сих пор существуют легенды о том, что база все-таки была построены в одной из гигантских подледных пещер, имеющихся в районе Оазиса Ширмахера, и что там, якобы, до сих пор прячутся немецкие подводные лодки. Однако, поиски пещер с немецкими подводными лодками до сих пор так ни к чему и не привели.

Справка: «Станция Новолазаревская расположена на юго-восточной оконечности оазиса Ширмахера приблизительно в 80 км от побережья моря Лазарева. Шельфовый ледник со слегка волнистой поверхности покоится на ледяном куполе, простирающемся к северу от станции вблизи залива Ленинградский. С юга подходит склон ледяного щита. Оазис представляет собой скальное образование, протягивающееся тонкой полосой длиной около 17 км и шириной 3 км с запада северо-запада на восток юго-восток. Рельеф типично холмистый с максимальной высотой над уровнем моря 228 м. В оазисе насчитывается до 180 озер. Ледяной покров озер летом, как правило, не тает, однако некоторые озера летом вскрываются. Климат в оазисе обладает преимущественно континентальными характеристиками. Большая часть поверхности оазиса характеризуется отсутствием ледового покрытия не только летом, но и в зимнее время.

Станция была открыта 18 января 1961 г. Координаты станции: 70°46’04” S и 11°49’54” E; располагается она на высоте 102 м над уровнем моря. В число первых строений входили помещение для обслуживания техники, кают-компания, жилой блок и электростанция, гляциологический, магнитный и актинометрический павильоны и вспомогательная площадка. А уже 1976 г. на территории станции размещались около 15 служебных и жилых строений. В 15 км к югу от станции имеется взлетно-посадочная полоса для самолетов на лыжах и на колесах. ВПП расположена на поверхности ледяного купола на высоте 500 м над уровнем моря, имеет длину 1200 м и ширину 60 м, посадочный курс 114^о».

К сожалению, наш прилет омрачился несчастным случаем. Одного из механиков станции, поливавшего перед этим вертолетную площадку, чтобы снизить количество пыли, так шарахнуло тяжелой дверью ангара, которая пришла в движение от ветра, поднятого винтами вертолета, что парня пришлось эвакуировать на судно, где ему срочно сделали операцию, во время которой удалили часть порванного кишечника и желудка.

Мы выгрузили наши личные вещи и оборудование для сбора проб льда воды и снега. С собой мы взяли титановый бур, 4 полиэтиленовых бидона по 40 и 50 л для подледной воды и кернов льда и два 50 л бака для сбора снега. В соответствии с правилами на станциях мы доложили о своем прибытии начальнику станции, и он сказал, что нашим обустройством он займется после обеда. Еще он сказал, что все озера, кроме озера Станционного вскрылись от льда, так что фронт наших работ существенно сократился до этого самого озера. Имеет смысл отбирать пробы одновременно льда, снега и подледной воды – просто вода нам мало интересна. У нас образовалось 3 часа свободного времени, которое мы решили посвятить изучению станции и ее окрестностей.

Начать решили с ледника, который с одной стороны примыкает к станции, возвышаясь над ней на несколько десятков метров. Благодаря нашей подбитой металлическими шипами обуви, мы залезли на ледник без проблем почти за час, но, до самого верха ледника добраться не удалось, т.к. он вздымается идущими друг за другом валами и снизу его максимальную высоту было трудно определить. Постояв на леднике и полюбовавшись открывающимися видами на сам оазис и станцию Новолазаревская мы начали спуск вниз, который как всегда оказался труднее восхождения. По дороге вниз обнаружили жёлто-синий флаг из прекрасной мягкой материи, типа бархата, оставленный каким-то обществом украинских юристов (видно не плохо живут украинские юристы, раз могут себе позволить такие поездки). У нас сразу же возникла грандиозная идея – сделать себе из этого флага коврик на пол в каюту. К сожалению, реализовать идею оказалось значительно сложнее, чем ее придумать. Флаг сильно вмерз в лед и промучившись с ним почти час, пытаясь при помощи швейцарского перочинного ножа выковырять его изо льда, мы отказались от задуманного и подались вниз к станции.

Во время этого похода мы взмокли как мыши, погода в районе станции была великолепной. Температура около нуля, безветренно, солнце и ни единого облачка. Мы же оделись, как для работы в зимнее время, поддели под комбинезоны теплое белье, а еще и шерстяные свитера. Выданные нам комбинезоны были очень теплыми, и, как говорили мне опытные полярники, летом в такую погоду их можно одевать прямо на голое тело, что мы потом и практиковали.

Питание на станции оказалось очень даже не плохим. В обед нас угостили вкусным гороховым супом и хорошо приготовленной печенкой с макаронами и подливой. На судне печень готовят гораздо хуже. Столовая оказалась и библиотекой, с книжным стеллажом у одной из стенок и кинозалом, где имелась видеотехника с подборкой различных видеофильмов. А в кают-компании мы обнаружили стол для пинг-понга, бильярдный стол и разнообразные игры типа шахмат, шашек, шиш-беша, и "блошки", которую я до этого не встречал и как в нее играть не знаю. Кроме того, полярники мне сказали, что у них есть и доступ к Интернету.

После обеда нам предоставили в одном из домиков (балков) большую и вполне приличную по экспедиционным меркам комнату на четверых совместно с экологами из ААНИИ. Перетащив свои вещи из кают-компании в свою комнату, мы переоделись и пошли на оз. Станционное, где нам до конца дня предстояло отбирать пробы. Озеро оказалось недалеко, всего 10-15 минут хода, и мы за два приема перебросили туда все свое оборудование.

Только когда мы приступили к работе, я понял, почему Саша был грустен и не очень-то радовался предстоящей поездке на станцию. В отличие от меня он знал характер предстоящих работ. Бурить озерный лед ручным титановым буром оказалось очень нудным и тяжелым занятием. Сначала надо было научиться забуриваться в лед, что получилось у меня не сразу, а потом сама процедура бурения озерного пресного льда оказалась довольно тяжелым физическим испытанием. На наше счастье лед оказался не толстым, всего 22-25 см, но пробурить надо было 15 лунок, чтобы забить до упора оба 60л бидона. Наилучший результат достигается, когда буришь вдвоем. Становимся друг напротив друга и крутим бур в четыре руки. Нам с Сашей было удобно это делать еще и потому, что мы примерно одного роста и телосложения. Те, кто ростом пониже жаловались, что бур слишком высокий и им трудно с ним работать. После выбуривания кернов мы их описывали и делили на две, примерно равные половины, чтобы отобрать по отдельности в разные емкости верхнюю и нижнюю части колонки.

Закончили с пробами к ужину, при этом довольно сильно устали. Отобранные пробы льда и воды в баках и бидонах подтащили по льду к берегу, с тем, чтобы утром договориться с Володей, начальником станции в 47 РАЭ о выделении транспорта. На себе тащить это на станцию было абсолютно невозможно.

После ужина, решили отобрать пробу воды из Верхнего озера. Дело в том, что наш руководитель Инна Немировская больше всего интересовалась именно этим озером, т.к. в прошлом году получила из него интересные результаты и хотела бы сравнить с пробами этого года. К сожалению, кроме воды из озера ничего отобрать не удалось: ни снега, ни льда – озеро полностью вскрылось к нашему приезду. Интересно, что в Атласе Антарктики, изданном в середине 70-х годов, все эти озера описываются как не вскрываемыми, а они, на самом деле сейчас постоянно вскрываются, что наблюдается, по крайней мере, два года подряд. Еще одно доказательство глобального потепления!? Наша задача по отбору пробы из озера Верхнего облегчалась тем, что это озеро водозаборное для станции, почти на 1/3 его ширины на нем построены мостки, по которым проходит водозаборная труба. По этим мосткам мы добрались подальше от берега и отобрали чистую пробу, предварительно разбив тонкий стеклообразный слой молодого льда.

Сделав дело, направились на прогулку вокруг станции по оазису Ширмахера. Меня заинтересовали породы, которыми представлены окружающие нас скалы. В основном это оказались разнообразные гнейсы, гранито-гнейсы, гранодиориты и т.п. Попадались пегматитовые прожилки с крупно раскристаллизованным полевым шпатом и кварцем. Часто в породах попадаются гранаты, но конечно не ювелирные. Говорят, что наши геологи нашли здесь трубку взрыва с алмазами (кажется на станции Прогресс, хотя это и не точно). На свои вопросы, а есть ли золото, я получал туманные ответы типа "все тут есть". Как правило, жильное золото встречается в породах кислого ряда, которыми в основном и сложен Антарктический щит. Вот только найди его под много метровым и много километровым льдом не просто.

25.02.03, Вторник, Новолазаревская

Встали около 8.00 по местному времени, помылись и пошли на завтрак. Завтрак здесь начинается на полчаса позже, чем на судне, а нас же определили во вторую смену, т.е. в 8.20. После завтрака нам выделили гусеничный транспорт – ГТТ с лихим водителем Петро, для транспортировки наших бидонов и баков с водой и льдом. С Петром, приятным мужиком лет 55-60 мы познакомились еще накануне. Он будучи под сильным газом представился нам и стал выяснять приехали ли мы на зимовку или мы "сезон". ГТТ сначала не заводился т.к. там сломался какой-то подогреватель. Но потом его удалось запустить, и Петр предложил нам доехать с ним до бидонов, а обратно ехать самим. Эта перспектива нас несколько озадачила, но я подписался под этой авантюрой, вспомнив, как когда-то в молодости, еще в 1973 г., сразу же после окончания университета, учился ездить на аналогичной технике на метеостанции в Сковородино, в Амурской области. К счастью, а может и к сожалению, до этого дело не дошло т.к. Петро всё же усомнился в моих возможностях механика-водителя и сам привез нас обратно к месту посадки на вертолет. Перетащив все свои вещи и отобранные пробы к кают-компании, мы решили напоследок еще раз прогуляться вокруг станции. Скорее всего мы уже никогда сюда больше не попадем. Поднялись к установленному на вечный прикол старому вездеходу, которого полярники, почему-то, называют "Пингвин". Провели небольшую фотосессию рядом с ним и внутри, а затем решили подняться на гребень, откуда должна была просматриваться заснеженная Антарктида за пределами оазиса Ширмахера. Гребень этот располагался за Станционным озером, где за день до этого мы отбирали пробы. Поднявшись на этот гребень я очень пожалел, что оставил свою камеру на станции. Перед нами предстала просто потрясающая по красоте картина. Коричнево-бурые, необычной формы скалы контрастировали с открывающимся видом на совершенно белый океан материкового льда и снега, который отходил эдакими застывшими волнами от скал оазиса, превращаясь через несколько десятков метров в абсолютно ровную без единого пятнышка и морщинки белую скатерть.

Во время наших геологических прогулок по оазису Ширмахера я обратил внимание на выемки в гранитных скалах, которые напомнили мне следы волнового или ветрового воздействия на скалы. При ближайшем рассмотрении они и оказалось следами ветрового воздействия (волновое воздействие здесь ожидать не приходится). Такие ниши оставляют небольшие камешки, попадающие в маленькую неровность в породе и под действием ветра, вращаясь в этой нише, разрабатывают ее иногда до существенных размеров. В принципе, ничего особенного, каждый геолог встречался с этим явлением много раз в экспедициях и студентов геологов и географов с этим явлением знакомят ещё на первом курсе. Однако есть одно "но". Я такие выемки тоже наблюдал много раз в разных странах, в основном на пляже, но они были, как правило в мягких породах, не тверже песчаника и являлись, как правило, результатом волновой эрозии. Здесь же ярко выраженные следы ветровой эрозии наблюдались практически в самой твердой на земле породе – в гранитах. Некоторые такие ниши достигали более 15 см в диаметре и до десяти сантиметров в глубину! Это какой же силы должен быть ветер, чтобы подхватывать гранитные камешки и с их помощью вертеть дырки в гранитных скалах! Когда представляешь себе ветер, способный на такое, становится как-то не по себе.

Около 12 часов станционного времени прилетел наш вертолет, и мы сначала дружно разгрузили его от продуктов для зимовщиков и какого-то оборудования, а затем также дружно загрузили его своим инструментарием, бидонами с пробами и бочками из-под горючего. По дороге на судно залетели на Новолазаревский аэродром, представлявший собой кусок ровной белой Антарктиды ничем не отличавшийся от других районов, покрытых континентальным льдом и спрессованным снегом. Здесь добавили еще бочек и в вертолёте стало совсем тесно. Во время полета пролетели над индийской станцией, которая, как я уже упоминал располагается недалеко от нашей, и зимовщики ходят в гости друг к другу, обмениваясь картинами, плакатами и подарками. Индийская станция выглядела несколько новее нашей, да и мусора вокруг было существенно меньше.

К себе на пароход мы вернулись незадолго перед полдником, на который мы не пошли, а взяли причитающийся нам салат и все вместе отметили наше возвращение и приобщение к полярникам в каюте у Инны Немировской. Перед этим я еще успел отснять на видео представление, устроенное нам императорскими пингвинами. Это птица которая своими повадками и внешним видом похожа на человека больше, чем какое-либо другое животное, не считая, может быть обезьян, а по своей любознательности может сравниться только с человеком. При этом любознательность или любопытство пингвинов совершенно бескорыстное. Я имею ввиду, что оно не того толка, как у других животных или птиц, которое связано с возможностью найти что-нибудь съестное. Пингвины к нам приходили исключительно из чистого любопытства и ни на какую пищу, которые наши пытались им давать, они даже не реагировали. Они подходят или посмотреть, что здесь происходит и что это за странные существа к ним прибыли, а некоторые из пингвинов, даже пытаются с нами пообщаться или чего-то от нас настойчиво требуют, но, к сожалению, нам пока не дано их понять. В голову иногда даже приходят парадоксальные и крамольные для ученого мысли – а не были ли пингвины людьми в прошлой жизни?

26.02.03, Среда (69^о57' ю.ш. и 11^о38' в.д.).

С утра подошли к барьеру, но к своей площадке так и не смогли пробиться сквозь льды. Причалили к барьеру, зацепившись за уже вмороженные в лёд кнехты и забурив дополнительно свои. Как выяснилось, этот кусок барьера принадлежит индусам – они устроили здесь свой склад ГСМ. Индийцы разрешили нам использовать свою территорию для разгрузки наших ГСМ с последующей их переброской на нашу станцию. Начали разгрузку, а вскоре подошел и первый вездеход с прицепом – Ишимбай. Весь день ждали, когда нам разрешат выйти на лед для отбора проб снега и льда, но этого так и не произошло. Пообещали выпустить завтра.

На следующий день с утра подойдет наша с Новигатским очередь чистки овощей. Вечером к нам в каюту пришел Петр Богородский, физик из ААНИИ, сидящий за одним с нами столом и предложил свои и своего напарника услуги, сказав, что в восемь рук чистить овощи гораздо сподручней, чем в четыре. Сегодня они нам помогут, а когда настанет их очередь, то мы им поможем. Мы с предложением согласились и потом не пожалели – действительно веселее и очень быстро. Утром все почистили за 45 мину. Заодно и потрепались с Петей о жизни и науке. Он много рассказал об огромном озере, которое нашли сравнительно недавно в центральной части Антарктиды под станцией Восток. У Пети был грант РФФИ для изучению этого уникального объекта. Позже зашел Денис, и наш треп продолжился с новой силой во время которого Саша рассказал смешную историю как он по ошибке сходил на Беломорской биологической станции вместо туалета в колодец с питьевой водой.

27.02.03, Четверг (69^о57' ю.ш. и 11^о38' в.д.).

После завтрака и чистки лука и картошки нас пригласили на инструктаж перед выходом на барьерный лед, а также подписать бумагу о том, что с техникой безопасности работы на льду мы ознакомились. К сожалению, на этом все и закончилось. Уже через час или полтора мы отшвартовались от барьера и ушли опять долбиться в лед. Как нам сказали будем опять пробиваться к первоначальной точке разгрузки, т.к. место где мы были очень удалено от станции и полярникам трудно туда подходить с тяжелой техникой.

11.00. Сейчас судно делает циркуляцию и колет лед вокруг швартовки у барьера, где мы скачиваем топливо и передаем грузы для станции Новолазаревская. Дело в том, что за ночь нанесло припайного льда, поэтому, чтобы не оказаться в затруднительном положении, капитан решил почистить своё рабочее место. Теперь наш выход на барьер, запланированный после обеда, снова откладывается на неопределенное время.

14.30. Примерно в 12 пополудни начали пробиваться через сплошной припай к барьеру по прямой, туда, где стоят наши бочки. Расстояние до барьера я бы оценил около километра. Методика обычная – разгоняемся на участке чистой воды примерно в 100 м и врезаемся в лед. Толщина льда составляет примерно 1.5-2 м и после каждого такого "наезда" судно продвигается на 10-15 или даже меньше метров. После этого отъезжаем назад и опять врезаемся и т.д. Лед колется и дробится. Я все это наблюдал и снимал с пеленгаторной палубы и слышал все сопровождающие этот процесс звуки. Сначала идет как бы шелест, когда судно проходит кашу из мелкого льда. Затем хруст усиливается и слышны удары от бьющихся о борт крупных глыб льда. Одновременно ощущаются толчки и как бы "виляние" судна под ногами, т.к. самые крупные льдины при ударах о борта незначительно изменяют траекторию движения. Затем под хруст и шипение судно носом въезжает на не поддавшийся лед впереди и останавливается. После этого начинается очень характерный треск ломающегося льда. При этом можно видеть, как большие трещины расходятся от носовой части судна на десятки метров в стороны.

Побившись так во льдах около 1-1.5 часов и пройдя всего метров 50-70, «Федоров» отошёл от припая и встал на расстоянии примерно в 100 м, на отдых. На мой недоуменный вопрос, типа "что происходит", Леонтьевич мне ответил, что теперь будем ждать, когда силы природы завершат начатое. Оказывается, наша "долбёжка" была не бессмысленной тратой горючего и сил. Она привела к возникновению динамических напряжений во льду и возникновению внутренних волн, которые, объединенными усилиями и должны закончить начатое «Федоровым» дело, а именно привести к дальнейшему самопроизвольному раскалыванию льдов, что должно значительно облегчить работу судна. Мы же тем временем все вместе отобрали пробы поверхностной воды и плавающей на поверхности ледяной крошки, представленной внутриводными ледяными кристаллами и колотым льдом. Трудно сказать о научной ценности такого материала, но в данных обстоятельствах хочется хоть что-то набрать, если того, что хочется набрать, набрать невозможно.

19.00. Продолжаем стоять в припайном люду. Никто не понимает в чем дело, но нас никто и не спрашивает – мы здесь люди второго сорта. После чая пришла Немировская – у неё опять что-то с компьютером, и она попросила меня его наладить. Делать больше нечего, все пробы для определения микроэлементов я отобрал, так что сижу и стучу по клавишам на Сашином ноутбуке. Кстати, очень сожалею, что не купил в рейс себе ноутбук. Саша правда молодец – совсем меня не ущемляет, и я могу работать на его компе столько, сколько мне требуется.

20.30. Наконец-то поехали, что уже радует, хотя куда поехали, пока, не знаем. Примерно в 21.15 к нам заглянул старый Сашин знакомый ещё по предыдущей 46-й РАЭ, Николай Масолов из инженерной группы и пригласил нас в гости для налаживания знакомства. Там находилась также и его пассия в этой экспедиции – буфетчица Таня, единственная молодая женщина на судне (дам вообще то в экспедиции очень мало и им всем за 50 лет). Продегустировали водку, производство которой наладили в Кейптауне местные русские, поговорили о том о сем. Оказалось, что Коля для души интересуется собаками (в чем стал неплохо разбираться), а вот для дела камушками и особенно бриллиантами. Глубину его познаний в области драгоценных камней мне измерить не удалось, но как мне показалась, она уступала познаниям Николая-собачника (может просто от того, что я в собаках плохо разбираюсь?). К счастью, хотя это произошло по воле случая, мне удалось ускользнуть довольно рано, примерно в 11.30 вечера, а вот Саше не повезло. Он квасил с ребятами до двух часов и даже не помнил, как добрался до каюты.