Дневники сына человеческого, или Хроника Кумранских манускриптов

Глава 5

Ярослав шёл по ночному Иерусалиму впервые и находил его ничуть не хуже ночной Москвы. Но никак не лучше российской столицы, во многом американизированной при помощи современного правительства. И всё же трудно отыскать на планете другой город, содержащий подобную энергетическую ауру. Ярослава Кузнецова радовало в настоящий момент совсем другое, а именно, что даже в далёком зарубежье пришлось работать в одной команде с бывшими москвичами. Ярославу это казалось предзнаменованием чего-то грандиозного.

Собственно, грандиозное уже произошло. Привезённые в израильский исторический институт кувшины с найденными документами оказались ценнейшей находкой, когда-либо попадавшей в руки археологов.

При возвращении назад в Иерусалим, вёл машину Шимон по просьбе Илоны. А девушка забралась на заднее сиденье джипа и всё колдовала с переводом уже добытой из кувшина рукописи.

– Да хватит вам, – полуобернулся к ней Шимон. – Успеем ещё ознакомиться с найденными документами в лаборатории.

– Кстати, – подняла на него глаза Илона. – В институте никто не должен знать, что один из документов я уже достала из амфоры. Договорились?

– Это ещё почему? – не понял Шимон.

– А потому, – ответил за Илону Ярослав. – По идее сосуды должны вскрываться только в специальных боксах. А перед этим все горшки должны быть обработаны высокочастотными волнами и просвечены рентгеновскими лучами и чем-то там ещё. Всё это входит в обязательную программу работы с древними рукописями. И чтобы они не рассыпались при вскрытии, применяют всяческие околонаучные операции. Нашей начальнице здорово повезло, что документ оказался в великолепной сохранности, иначе за такой пергамент ей голову оторвали бы. Я прав?

– Ещё как, – вздохнула Илона. – Не выдавайте меня, мальчики!

– Замётано! – в унисон обещали оба.

А когда прибыли в институт, мужчины даже меж собой, не сговариваясь, старались не упоминать небольшой прокол их начальницы. Работали в лаборатории с утра и до утра. Проводили вскрытие кувшинов как положено, по всем правилам. Сразу же знакомились с содержанием очередного текста, и параллельно решили сделать углеродный анализ самих пергаментов.

Такое решение было принято после очередного вскрытия одного из керамических сейфов: бумаги в кувшине при вскрытии просто рассыпались, превратились в песок. Но это произошло потому, что в амфоре хранились только папирусы. Оказалось, папирус гораздо больше подвержен эффекту полураспада, чем пергамент.

Остальные рукописи не особо капризничали и предъявляли искателям много новых фактов о временах двухтысячелетней давности. Здесь действительно нашёлся Устав ессеев с обрядовыми богослужениями, а также летопись хозяйственного существования общины. Казалось бы, что можно интересного выудить из хозяйственно-бухгалтерских отчётов? Однако Илона из ничего не значащего на первый взгляд учёта сумела выделить и составить реальное житие общины ессеев в первом веке до новой эры и в первом веке уже после Рождества Христова. Получалось, что если Иисус в юношеском возрасте жил среди ессеев, то вполне возможно было обнаружить хозяйственные затраты либо на него самого, либо на первого учителя мальчика первосвященника Закхея.

Правда, Ярославу идея восстановления быта общины казалась довольно-таки сомнительной, а Шимон наоборот, загорелся от неадекватной искры и сорил этими искрами, где надо и не надо.

Ярослав зашёл в ночное кафе, взял себе бокал аперитива, присел за столик и по своему обыкновению начал прокручивать события минувшего дня. Но вспоминать, в общем-то, было нечего. Ближе к полудню ему пришлось уехать из лаборатории института, чтобы навести справки и получить заверенные заключения из криминалистической лаборатории углеродного анализа. Работа криминалистов-углеродчиков тоже была интересной, только очень уж тягомотной. Больше семи часов убил Ярослав на окончательные заключения экспертов. Зато сейчас не оставалось никакого сомнения в том, что найденные документы двухтысячелетнего возраста и что написаны они были именно в то время, когда Сын Божий явился на землю в человеческом теле.

Ярослав забрал все заключения с собой, но возвращаться в институт уже не имело смысла, поскольку стражи порядка, наверное, давно разогнали всех сотрудников. Правда, Илоне удавалось иногда задерживаться чуть ли не до утра, потому что она приходилась племянницей проректору исторического института и на её женские капризы охранники старались не обращать внимания. А вот Шимон, вероятно, уже давно в гостинице. Ярославу не терпелось поделиться с другом своими новостями, а заодно узнать, что нового появилось в работе с документами, пока он отсутствовал. Ярослав набрал на мобильнике номер Шимона и тот почти сразу же ответил:

– Ярик, привет, дружище! Хорошо, что не забываешь. Как дела?

– Да, я друзей не забываю, а вот у кого-то память отшибло, что не мешало бы немножко пораньше звякнуть и спросить – как дела?

– Ну, не ворчи, старик, не ворчи, – примирительно забормотал Шимон. – Ты же знаешь, без твоего ведома мы с Илоной никаких ответственных шагов предпринимать не стали.

– Каких шагов? Что ты мелешь? – не понял Ярослав. – Что там у вас сегодня стряслось?

– Да ничего особенного, в общем-то…

Ярослав Кузнецов не один год знал Шимона. Вместе им приходилось не раз выкручиваться из сложных бытовых ситуаций. Но у них всё получалось слаженно. Только пару раз не удалось удачно преодолеть жизненные рогатки, и оба раза Шимон начинал нести примерно такую же чушь.

– Так, Шимон, – в голосе Ярослава зазвучали стальные нотки. – Значит так, либо ты немедленно и подробно мне всё рассказываешь, либо считай, что наша дружба тебе просто приснилась.

– Ладно тебе, Ярик, не кипешись, – попытался успокоить друга Шимон. – У нас действительно кое-что случилось сегодня… Ну и нюх у тебя!

– Колись, не заставляй меня превращаться в чайник без свистка!

– Послушай, я ничего не собираюсь скрывать, – в тоне Шимона чувствовалось искреннее желание поделиться с другом душещипательными новостями. – Но согласись, не по телефону же мне всё рассказывать!

– Хорошо, – согласился Ярослав. – Я сейчас завис в кафе недалеко от гостиницы. Быстро подруливай сюда, а я пока закажу тебе «Бурбон» со льдом.

– Лады, – буркнул Шимон и отключился.

Ярослав снова хотел набрать номер Шимона, потому что не успел сказать ему название ночного кафе, но передумал, поскольку ближайшее к гостинице ночное заведение было только это. К тому же друзья несколько раз уже «зависали» здесь и вряд ли Шимон будет искать Ярослава где-либо ещё. Так и случилось. Шимон показался вскоре, но растрёпанным видом своим смахивал вовсе не на избранную личность избранной нации, а на видавшего виды московского бомжа. Ярослав окинул друга удивлённым взглядом и даже присвистнул:

– Шимон! Я подозреваю, что в университете сегодня действительно произошло что-то грандиозное. Или я ошибаюсь?

– Да нет, наверное, ничего особенного…

– Постой! Так могут говорить только настоящие московские евреи. На данный момент ты говоришь «да», «нет» или «наверное»? Или три в одном, как положено? Рассказывай, что случилось.

Только Шимон и не думал так вот сразу сообщать любопытные новости, тем более, что его откровенно назвали московским евреем. Он хитро посмотрел на приятеля, отхлебнул глоток «Бурбона» и делано откашлялся.

– Знаешь, Ярик, я не хотел беспокоить твоё сознание до утра, потому как утро вечера мудренее и сегодня не предугадать завтрашнего утра, но твоя проницательность…

– Оставь в покое мою проницательность, – перебил его Ярослав. – Не заставляй клещами вытаскивать из тебя в час по чайной ложке. Не буди во мне зверя.

– Хорошо, хорошо, – согласился Шимон. – Я же хотел как лучше…

– А получается как всегда.

– Ты дашь мне хоть слово сказать, наконец-то в конец?

– Говори. Я тебя внимательно слушаю.

– В общем… В общем, когда ты ушёл, мы приступили к вскрытию очередной амфоры. Илона как всегда просвечивала сосуд рентгеновскими лучами, то есть делала своеобразную томографию предмета, а я… в надеждах жизнь прошла, а светлых дней так и не увидел…

– Ты о чём это?

– Об Илоне.

– Слушай, Шимон!..

– Нет, это ты слушай! – заупрямился Шимон. – Сам вынудил меня к честному признанию, а когда я к этому уже вполне готов, то ты слинять хочешь?! Не получится!

– А я думал, что…

– Индюк думал, да в суп попал, – в свою очередь перебил друга Шимон. – В общем, честно тебе скажу, таких девчонок, как Илона, я никогда не встречал!

– Погоди, – Ярослав уставился на друга неморгающими глазами. – Я тебе про селёдку, а ты мне про баню.

– Какую баню? – искренне удивился Шимон.

– Тьфу на тебя, влюблённый пингвин, – скривился Ярослав. – Что случилось, когда Илона открыла очередной кувшин?

– Я её отважился поцеловать.

– А потом?

– Потом она отважилась заехать мне по уху.

– Замолчи! – Ярослав даже замотал головой и обхватил голову руками. – С тобой всё ясно: ты в очередной раз невозвратно, как тебе кажется, влип, то есть попал в силки, которые расставляет любая женщина, хочет она этого или не хочет. Ты конкретно влюбился, а она?

– Она съездила мне в ухо и сказала, что не время и не место.

– Правильно сделала, – согласился Ярослав. – Но я вовсе не о том. В новом кувшине были какие-нибудь документы?

– Конечно, были, – кивнул Шимон. – Илона как всегда открыла один из свитков, уткнулась в него, примерно час что-то выписывала, потом бросилась ко мне и поцеловала…

– Сама? – озадаченно спросил Ярослав. – А ты, как настоящий избранный настоящего избранного народа тоже съездил ей по уху?

– Идиот! – взорвался Шимон. – Просто Илона обрадовалась, что в этом кувшине хранятся не апокрифы, не уставы и хозрасчётные документы, а дневники самого Иисуса Христа.

– Что? – захрипел Ярослав. – Чьи дневники?

Для Ярослава эта новость действительно была столь важной и необыкновенной, что неожиданной хрипоте в голосе не приходилось удивляться. К счастью, это не задержалось надолго. Хлебнув аперитива, откашлявшись и украдкой взглянув на Шимона, уничтожающего свой «Бурбон», Ярослав снова постарался осторожненько возвратиться к дневному происшествию:

– Послушай, дружище. Что, говоришь, у вас там произошло?

– Илона меня тоже поцеловала. И очень страстно. Но это не был поцелуй влюблённой женщины.

– Ну, вот опять! – сплюнул Ярослав. – Кто про что, а вшивый про баню!

– Что ты привязался ко мне со своей баней, – взвился Шимон. – Нету в Израиле никаких русских бань и не предвидится! Если желаешь кому-то мозги припарить, езжай назад, в Россию!

– Ты забыл к этому добавить – «москаль поганый», – усмехнулся Ярослав. – Я же не против твоей влюблённости. Влюбляйся, сколько хочешь, но дела на безделье не меняй. Что там Илона говорила про дневники?

– Говорит, очень похоже, что эти свитки сам Иисус Христос писал. Но мало ли таких свитков во всём дошедшем до нас историческом наследии?! Пруд пруди – я уверен. Так что ничего нового, скорее всего, там нет, и не ожидается.

– Погоди-ка, – Ярослав попытался чётко выговаривать слова, чтобы до Шимона дошёл смысл сказанного. – Погоди-ка, а раньше Илона радовалась так при прочтении какого-либо документа и бросалась ли с поцелуями ко мне, к тебе или к кому-нибудь из лаборантов?

В рухнувшей на ночной столик тишине ясно сквозили ещё не мучившие нового «влюблённого пингвина» бытовые вопросы. Лишь из другого конца кафетерия, где стоял музыкальный автомат, доносилась какая-то музыка в стиле французского шансона, разбавляя тем самым немудрёные думы, посетившие голову Шимона.

– Ты, вероятно, не в курсе, – продолжал Ярослав, – но нигде и никогда не выплывали на историческую арену манускрипты, сочинённые самим Сыном Божьим. И ни на одном апостольском свитке нет фразы, подписанной Иисусом, дескать, с моих слов записано верно и мною прочитано. Так что не зря Илона подарила тебе неожиданный поцелуй. Если она не ошиблась, то эти пергаменты пока что единственные в мире, через которые Сын Человеческий решил связаться с нами. Чувствуешь, чем пахнет?

При этих словах Шимон сделал гримасу, будто действительно нюхал воздух. Ярик улыбнулся, видя это, но ни слова не сказал. На лице Шимона наоборот играли все мыслимые и неизведанные ещё соображения, воспоминания и выводы. Наконец, столкновение стихий нашло выход во фразе:

– Значит, она не меня любит, а… Тьфу ты, я хотел сказать, что эта находка прославит нас всех. Как считаешь?

– Именно так, – кивнул Ярослав. – Но запомни, что ты для Илоны являешься частью находки мирового значения. И если не желаешь снова угодить в лапы женоненавистничества, то надо всего лишь утвердить в женском сознании истину, что без тебя у неё ничего бы не получилось, что дальнейшая жизнь будет складываться только в твоём присутствии. Если она в этом уверится, то сама тебя никуда не отпустит. А сам ты захочешь ли этого к тому времени? Насколько я помню, женщинам удавалось пленить тебя только до утра. На большее у них сил не хватало. А скорее всего, утром у тебя на роже всегда присутствовала еврейская скотская улыбочка, так что девочки уносили ноги и радовались, что дёшево отделались.

– Скажешь тоже, – отмахнулся Шимон. – Но если уж на то пошло, то я всегда с тебя пример брал. Вспомни свою подленькую пословицу, мол, наше дело не рожать, сунул, вынул и бежать.

– Из тебя хороший ученик получился, – не растерялся Ярослав. – И с этой, навсегда пленившей твоё сердце, то же самое получится. Так что выкини из башки свои любовные бредни и не мешай нашей работе.

– Нет, ты ничего не понимаешь, – возразил Шимон. – Мне хочется окунуться в её волосы, вдыхать тонкий аромат женского тела. Хочется целовать каждый её пальчик, заглядывать в глаза и шептать на ушко какие-нибудь глупости. Хочется любоваться её походкой, слушать, как она говорит, и знать какие мысли рождаются в её изящной головке под аккуратно постриженной каштановой шевелюрой.

– «Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе! – в тон приятелю подхватил Ярослав. – Со мною с Ливана, невеста! со мною иди с Ливана! спеши с вершины Аманы, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых! Пленила ты сердце моё, сестра моя, невеста! пленила ты сердце моё одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей. О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина! и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов! Сотовый мёд каплет из уст твоих, невеста; мёд и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана! Запертый сад – сестра моя, невеста, заключённый колодезь, запечатанный источник: рассадники твои – сад с гранатовыми яблоками, с превосходными плодами, киперы с нардами, нард и шафран, аир и корица со всякими лучшими ароматами; садовый источник – колодезь живых вод и потоки с Ливана. Поднимись ветер с севера, принесись с юга, повей на сад мой, – и прольются ароматы его!..».[33]

– Именно так, Ярик! – обрадовался Шимон. – Я до сих пор восхищаюсь твоей памятью. Ты ведь Песню Песней Соломона процитировал, так? Но всё равно, как раз во время и к месту!