Дни барабанного боя

22

В квартире Крофта зазвонил не внесенный в справочники телефон.

— Да?

— Сенатор, вы нарушили слово.

— Холленд?

— Направили Джонсона на пристань. Я его видела.

Текст Холленд отрепетировала. А горечь и злоба в голосе были неподдельными. Окажись Крофт рядом, она бы выцарапала ему глаза.

— Холленд, не надо разговаривать со мной в таком тоне. Если Джонсон был там, я здесь ни при чем. Кстати, — добавил Крофт, — там был я, искал вас.

— Да, искали. Но я не хотела быть схваченной!

— Никто не собирается хватать вас, Холленд. — Голос Крофта звучал устало, терпеливо. — Вы сами позвонили мне, так? Все было организовано по вашему желанию. Я предлагал охрану, вы отказались. Все, что от меня требовалось, я исполнил. — Пауза. — Все же, думаю, вам следует появиться.

Какой добрый...

— Надо будет подумать.

Холленд нарочно заговорила неуверенным тоном. Пусть сочтет, что теперь, когда она излила свой гнев, ей по-прежнему страшно в одиночестве. Как он поведет себя?

— Не знаю, что и сказать, Холленд. Вспомните — на пистолете, из которого убит Фрэнк, ваши отпечатки пальцев. Полицейские этого так не оставят. Если они до сих пор помалкивают об этой подробности, то не значит, что будут молчать и дальше. Вам нужно появиться ради собственной безопасности.

Крофт опять сделал паузу. Холленд ждала.

Сейчас последует предложение.

— Я по-прежнему хочу вам помочь, если вы мне позволите. Сделайте это немедленно, сегодня, и мы начнем разбираться с этой историей.

Теперь Холленд уловила в голосе Крофта нетерпение.

У него график, и он не хочет тратить время на меня. Ну, скажи еще что-нибудь!

— Боюсь, мне сейчас небезопасно показываться.

— Безопаснее быть не может.

— Судя по тону, вы спешите. Я права, сенатор? Случилось еще что-то, о чем мне следует знать?

Разозлись, черт возьми! Выйди из себя. Выболтай что-нибудь!

— Холленд, я по-прежнему очень озабочен вашим положением. Выбор за вами: примите мою помощь или делайте, что сочтете нужным. Только имейте в виду — если не объявитесь до конца дня, я буду вынужден сообщить о своих контактах с вами в полицию. А потом уже ничем не смогу вам помочь.

Ультиматум.

— Сенатор, я перезвоню вам.

Щелкнула положенная на место трубка. Сердце Холленд колотилось. Она чувствовала себя оплеванной, оскверненной, слова Крофта словно въелись ей в кожу. Чуть помедлив, повернулась к Джонсону:

— Не знаю, заподозрил ли он что-нибудь. Но это не важно. Мы упустили его.

— Эта сука врет.

Злобы в голосе Пастора не было. Он просто констатировал факт.

Пастор стоял у высокого, от пола до потолка, окна в кабинете Крофта, выходящего на Театральный центр имени Кеннеди. Крофт велел обшить комнату темными ореховыми панелями, потом увешать фотографиями — собственными и политических бонз. Пастор решил, что это красноречивый индикатор ненадежности его положения.

Сенатор сидел за столом, глядя на телефон и покусывая розовые мясистые губы.

Пастор не сказал, что Джонсон обнаружил его и преследовал.

По его мнению, Крофт догадывался о его причастности к необъяснимому убийству японских туристов. Но значения это не имело. Он собирался завершить дела и покинуть страну в течение сорока восьми часов.

— Видимо, ты прав, — наконец заговорил Крофт. — Джонсон как-то напал на ее след и встретился с ней. Но почему она это скрывает?

Пастору не хотелось, чтобы сенатор беспокоил Джонсона.

— Арлиссу предстоит свести воедино множество фактов. Тайло он нашел; это его отправной пункт. Ему надо выведать, много ли она знает, как на пистолете оказались отпечатки ее пальцев и с кем она встречалась или созванивалась после бегства из дома. Не удивлюсь, если Тайло сразу же назвала вашу фамилию и он за это ухватился. Беглянка обращается к сенатору? Кое-кого это может заинтересовать. — Пастор не мог остановиться. — Джонсон проинструктировал Тайло и велел позвонить вам. Вы ответили правдиво — сказали о своих предложениях, о том, что они остаются в силе, о том, что произойдет, если она откажется. Арлисс все это слышал и записал на пленку. Поскольку вы с Тайло не могли заранее отрепетировать этот разговор, он знает, что она говорит правду — по крайней мере в том, что касается вас. Значит, поверит и всему прочему, что она скажет.

— А почему Джонсон не связался непосредственно со мной? — спросил Крофт. — Зачем использует ее таким образом?

— Он хитер. Хотел разузнать — без вашего ведома, — насколько глубоко вы замешаны в этом деле. А вы оказываетесь совершенно чистым. Если Джонсон вам позвонит, это будет приглашение на разбирательство, где станут решать судьбу Тайло.

— Она решила положиться на Джонсона и обойтись без меня?

— У Тайло нет выбора, — ответил Пастор. — Джонсон крепко держит ее в руках. Поверьте, она бы многое отдала, чтобы вырваться.

Крофт повертел серебряный нож для бумаги.

— Жаль все же, что встреча не состоялась. Тайло могла бы кое-что сообщить нам. И она расскажет Джонсону о дискете!

— Ну и пусть, — сказал Пастор. — У нее нет доказательств, что такая дискета существовала.

— А что, если она догадывается, где искать вторую? Если она убедит Джонсона начать поиски?

Пастор подумал, что ему это было бы очень на руку.

— Тогда она — или Джонсон — столкнутся со мной, что окажется в высшей степени неприятно для любого из них или для обоих.

23

Когда Джонсон с Брайентом ушли, Холленд попыталась уснуть. Устала она до изнеможения. Горячая ванна согрела ее, но не расслабила мышц. И нечем было унять мысли, кружившиеся, будто огненное колесо фейерверка на сельской ярмарке.

Глаза ее были открыты, когда вошла Клара Крэнстон — так тихо, что Холленд сперва уловила запах ее духов и лишь потом расслышала шаги.

— Хотите чего-нибудь успокаивающего?

Холленд села и, вытянув руки, коснулась носков.

— Нет, спасибо. Я немного отдохнула.

Она обратила внимание, что седеющие волосы Клары, причесанные просто и аккуратно, слегка влажные.

— Идет дождь?

Клара поставила у кровати две хозяйственные сумки:

— Моросит. Пальто для вас я купила с большим воротником. Он будет какой-то защитой.

Холленд стала разбирать купленную одежду — белье, свитера, джинсы, вельветовые брюки в тонкий рубчик. Длинное серо-коричневое пальто могло служить и для маскировки. Холленд удивилась, почему она не приобрела и зонтик, потом вспомнила, что эта женщина служила в охране посольства. У оперативника всегда должны быть свободны обе руки.

— Знаете, я встречалась с вашим отцом, — негромко сказала Клара. — Два раза в Колумбии, когда служила там. Он приезжал для сенатского расследования.

Холленд замерла, не сводя с нее глаз.

— Я хотела вам сказать, что он произвел огромное впечатление на меня — да и на всех сотрудников. Это был один из лучших людей нашей страны за всю ее историю. Я до сих пор думаю о его смерти и не могу найти объяснения случившемуся.

Холленд кивнула. Она не собиралась отвечать, знала, что Клара и не ждет ответа, но слова рвались у нее с языка. Они приходили всякий раз, с желчью, едва кто-то заговаривал о Роберте Бомонте, и Холленд, как хороший солдат, всегда проглатывала их.

— Я тоже об этом думаю. И по той же причине. Убийцу так и не отыскали. Никому не известно, кто его нанял и почему. Комиссия по расследованию была создана просто для виду. Вот эта неизвестность и не дает покоя.

Клара коснулась ее плеча:

— Правда все равно всплывет. У людей есть странная особенность: желание регистрировать злодейства, составлять их каталог. Зло непонятно и потому вызывает у нас пристальный интерес. Если веришь в это, нужно верить, что и скрытая среди зла правда выйдет наружу.

Стрекот телефона на ночном столике заставил Холленд вздрогнуть. Звонил Джонсон из своего кабинета:

— Такое имя, как Брэд Нормен, агент ФБР, тебе что-нибудь говорит?

Холленд напряженно задумалась. В памяти ее всплыло застенчивое лицо с мальчишеской улыбкой, с написанным на нем желанием помочь.

— Он был на похоронах Уэстборна, снимая стоявших у могилы. Послали парня, чтобы просто чем-то занять. Никому не нужное задание.

— Тогда — может быть. Теперь — нет. Он кое-что прислал Шурессу.

— Я попросила у него копию пленок. Своего стола у меня уже не было, поэтому я назвала фамилию Фрэнка.

— Понятно. Вот что мы имеем. На большинстве кадров те, кому и положено было там находиться, — вдова, родственники. Но потом он выхватил человека, стоявшего позади. Сперва я подумал, что мне мерещится, но в лаборатории сделали увеличенные отпечатки. — Джонсон глубоко вздохнул. — На похоронах был Пастор, стоял в десяти шагах от Синтии Палмер.

Холленд прикрыла ладонью микрофон трубки, чтобы Джонсон не слышал, как она ахнула.

— Пастор уже тогда следил за тобой. На нескольких кадрах он смотрит прямо на тебя и этого Нормена.

Холленд не хотела с этим соглашаться. Получалось, что Пастор — какой-то вампир, вечно маячащий в ее тени. Она не могла позволить себе считать его неодолимым, всемогущим, всевластным над ней.

— Мне необходимо видеть пленки, — негромко сказала Холленд. — И отпечатки. — Она взглянула на свои часики. — Немедленно.

— Что тебе это даст?

— Может быть, ничего. Но я не буду уверена в этом, пока не увижу материала. Арлисс, пожалуйста.

— Буду через полчаса, — сказал Джонсон.

— И вот что еще, долго ли выправлять новое удостоверение?

— Прайс выправит за пару часов.

— Тогда, пожалуйста, займитесь этим.

Холленд положила трубку и уставилась на свою новую одежду. Ее беспокоило, что у всех вещей магазинный запах.

— Мне нужно кое-что еще, — сказала она Кларе. — Не повседневное.

Та взглянула на нее с грустью и пониманием:

— Да. Конечно.

Ехать на службу Джонсону не хотелось. Смит спросит о поисках Тайло, придется солгать. А одна ложь часто влечет за собой другую.

Однако Джонсон понимал, что его это не должно беспокоить. Много лет назад, когда по рапорту Джонсона Смита отстранили от оперативной работы, директор закрыл от него свою душу броней неизменной вежливости и профессионализма, не оставив Джонсону возможности пробиться сквозь них.

Смита не было. Джонсон поманил в коридор секретаршу, и та шепотом сообщила ему, что директора вызвали в Овальный кабинет. Тесная близость его с президентом не являлась тайной. Труженик любил, чтобы Смит за похлебкой из моллюсков осведомлял его о мерах безопасности. Джонсону было известно, что на будущей неделе президент собирается в турне по Западному побережью.

Однако Джонсона ждало послание, поступившее по электронной почте. Смит собирался вернуться к вечеру и хотел получить от него последние сведения о Тайло.

Джонсон просмотрел несколько записок, передал их своей секретарше, односложно ответил на ее вопросы и спустился на два этажа, в отдел документации.

Первейшая задача секретной службы — оберегать подлинность банкнот Соединенных Штатов, поэтому там работают лучшие специалисты мира по гравированию, бумаге, изготовлению документов — а следовательно, и по подделке. Юджиния Прайс, двадцать лет назад занявшая третье место в конкурсе на звание «Мисс Америка», взяла протянутый Джонсоном моментальный снимок за края большим и указательным пальцами.

— Арлисс, нам кое-чего недостает, — протянула с южным акцентом Юджиния. Ее карие глаза бесстыдно заглядывали в дебри намерений Джонсона.

Существует непреложное правило, что к требованию о выдаче нового удостоверения прилагается с полдюжины бумаг. Для Джонсона их количество могло сократиться до двух — за его и директора подписями. Юджиния слышала, что несколько лет назад, когда иракцы готовили покушение на президента Буша, Джонсон самолично распорядился выдать удостоверение. Но тогда дело требовало срочности, а Юджиния не являлась главой отдела.

— Это временное удостоверение, — сказал Джонсон, глядя ей в глаза. — Ты можешь сделать так, что через сорок восемь часов оно превратится в ничто.

Для временных удостоверений разработаны определенные предосторожности. Фотография обрабатывается химикатами так, что по прошествии того или иного срока разлагается. Это вошло в практику, когда люди стали «по забывчивости» не возвращать удостоверения, сохраняя их как сувениры.

Юджиния не отводила глаз от фотографии.

— Я знаю эту девушку. Лично не встречалась с ней, но знаю.

Память у Юджинии была цепкой, как медвежий капкан. Холленд получила постоянное удостоверение меньше года назад. При желании Юджиния могла бы сравнить ее фотографию с той, что хранилась в досье.

— Если хочешь, могу дать расписку, — сказал Джонсон. — Или слово, что, когда все будет позади, верну удостоверение лично тебе.

Юджиния задумалась. Если обнаружится, что она выписала удостоверение без необходимых документов, отвечать придется ей. Но об этом могли узнать только в том случае, если окажутся какие-то бумаги.

Она вспомнила имя: Холленд Тайло. Восемь-девять месяцев назад эта молодая женщина поступила на работу, исполненная готовности сражаться со всем миром. Юджиния слышала и сплетни о ней — довольно красочные. Некоторые мужчины называли ее законченной феминисткой. Однако Джонсон рисковал ради этой женщины пенсией.

Юджиния всегда исполняла просьбы Джонсона.

— Какую поставить фамилию?

— Отцовскую — Бомонт. Тайло она стала называться по личным причинам.

Юджиния поняла. Глаза ее слегка расширились.

— Хорошо. А имя то же самое?

— Да.

— Должность?

— Напиши «расследователь».

Юджиния слегка улыбнулась. «Расследователь» могло означать все, что угодно. Похоже, девушке предстояли серьезные испытания.

К четырем часам Джонсон вернулся в центр Стюарта. Войдя в комнату Холленд, увидел маленький телевизор и стоящий на кофейном столике кассетный видеомагнитофон.

— А где Клара?

— Пошла кое-что купить. Привезли пленку?

Джонсон протянул ей пакет. Он понимал ее состояние. Холленд замкнулась в себе. С ним тоже такое случалось, поэтому он не задавал никаких вопросов.

Холленд вставила кассету в магнитофон и села, скрестив ноги, на коврик. Камера подергивалась, панорамируя группу стоявших у могилы. Сперва шли крупным планом члены семьи: братья и сестры, вдова, Синтия Палмер, поистине царственная в черном одеянии и жемчугах, ветер добирался до ее по-французски заплетенной косы.

Появился Пастор с несколько пухлыми щеками — от театральных латексных подкладок, догадалась Холленд, с аккуратной, скрывающей очертания челюсти бородкой. К сожалению, в темных очках. Холленд смогла бы понять кое-что по его глазам.

Холленд просмотрела пленку трижды. Пастор появлялся всего на шесть минут — она рассчитывала на большее.

Затем, перемотав пленку, Холленд стала смотреть ту часть, где он стоял позади Синтии Палмер. Просмотрев с полдюжины раз, свела время просмотра к шестнадцати секундам. Через несколько минут потянулась за увеличенными отпечатками, медленно перебрала их, роняя по правую сторону от себя. Лишь один положила слева.

Она нашла этот кадр на пленке и нажала «стоп».

— Пастор интересовался не мной, — сказала она Джонсону. — Возможно, мы с Норменом вызвали у него любопытство. Может, он даже понял, чем занимается Нормен, и про себя посмеялся. Но внимание обращено сюда.

Холленд постучала ногтем по экрану. Синтия Палмер сидела, полуобернувшись влево, ее красивые, длинные ноги были полностью открыты, подол юбки находился выше, чем следовало. Губы изгибались в застенчиво-похотливой улыбке.

Слева стоял Пастор, бесцеремонно глядя на нее и одобрительно улыбаясь.

— Сегодня четвертое апреля, — сказала Холленд. — Вечером состоится ежегодный бал Красного Креста. Уэстборн бывал там всегда. Так говорится в досье. Не пропустил ни одного раза. Думаю, вдова его не настолько убита горем, чтобы не приехать. Состоится бал в отеле «Омни Шорхем».

Джонсон набирал номер телефона, когда вошла Клара. Через одну ее руку было переброшено потрясающее черное вечернее платье; в другой она держала туфли и сумочку в тон ему.

Глава охраны «Омни», Барклай Холлидей, подтвердил Джонсону, что вечером состоится благотворительный бал. Но, когда Джонсон попросил список гостей, заупрямился. Не захотел давать по телефону этих сведений незнакомому человеку.

Джонсон дипломатично уговорил его подождать, после чего позвонил начальнику полицейского участка, на территории которого был расположен отель. Начальник когда-то работал вместе с Джонсоном и согласился переговорить с Холлидеем.

Через пять минут Клара вернулась с факсом списка гостей. Джонсон, все еще продолжавший беседу, поблагодарил Холлидея и передал список Холленд.

— Фамилия Палмер здесь есть, — сказала она. — Спросите, знает ли он что-нибудь о ее личных мерах безопасности.

Холлидей знал. Люди из списка "А", среди которых, разумеется, была и Синтия Палмер, имели собственный эскорт. На этот вечер она взяла шофера из службы безопасности Булдера.

Джонсон знал эту организацию. Главой ее являлся бывший помощник директора ФБР. Его сотрудники занимались слежкой и промышленным шпионажем, но он располагал и небольшой группой бывших полицейских, осуществлявших личную охрану. Рекламировалась организация только устно. С рок-звездами, дельцами шоу-бизнеса или беглыми зарубежными политиканами Булдер дела не имел.

Джонсон заверил Холлидея, что у секретной службы нет причин опасаться за кого-то из приглашенных; интерес к Синтии Палмер вызван тем, что убийца ее мужа до сих пор не схвачен. Говорил все это Джонсон усталым голосом, понятным Холлидею: начальство заставляет нянчиться с важной персоной.

Джонсон быстро свернул разговор, сказав, что пришлет агента, просто для видимости. Фамилия ее Бомонт. Приехав, она представится. Потом Холл идей сможет просто забыть о ней.

— Думаете, поверил? — спросила Холленд, когда Джонсон положил трубку.

Он пожал плечами:

— Я польстил ему. Вреда не будет, если он слегка насторожится, немного подтянет своих людей.

— Но вы не думаете, что Пастор там появится?

Джонсон покачал головой:

— Если ты права — если Пастор интересуется Палмер, — то только тем, что ей может быть известно. Мертвая она ему не нужна. — И пристально поглядел на Холленд: — Думаешь, вдова разговорится?

— Я слышала, ее называют ледяной королевой. Но, надеюсь, мне удастся добиться большего, чем мужчине.

— Мы будем в фургоне, снаружи.

— Дело может не закончиться в отеле. Не исключено, что я поеду с ней домой. Все будет зависеть от нее.

Джонсон покачал головой:

— До известного предела. Ты пойдешь с микрофоном. Если я обнаружу, что он удаляется, то задержу вас обеих. — И поглядел на элегантное платье простого покроя ценой примерно в тысячу долларов, не считая туфель и сумочки: — Примерь.

24

Честер Роулинс прослужил в чикагской полиции двадцать один год, десять лет занимался транспортировкой оружия, последние два года был одним из телохранителей мэра. Поэтому его охотно приняли в организацию Булдера.

Одежду Роулинс шил на заказ. Держался весело, уверенно, что ободряло клиентов. Этому способствовало и внушительное телосложение. После того, как в течение нескольких лет он первым вламывался к убийцам, Роулинс считал свое нынешнее занятие — наблюдать за маленькими смуглыми людьми в развевающихся одеждах — плевым делом. В него вносили разнообразие замечательные задания вроде нынешнего.

Роулинс въехал на лимузине во двор и затормозил в пятнадцати футах от машины, из которой выходили люди. Он водил автомобиль очень аккуратно. В результате трехнедельной тренировки на гоночном треке, который арендовало в Аризоне ФБР, он мог маневрировать «линкольном», как спортивной двухместкой.

Проверив боковые зеркала, Роулинс стал смотреть в зеркало заднего обзора. Он никогда еще не сопровождал Синтию Палмер и жалел бедняг, которые возили ее постоянно. Она предавалась в машине развлечениям с любовниками.

Палмер спустилась из квартиры в пентхаусе[4] с опозданием. Роулинс особо не думал об этом, пока она, шмыгнув в машину, не бросила резким тоном: «Гони побыстрей, черт побери!» Его, доброго лютеранина, это покоробило.

По пути к отелю Палмер беспрестанно придиралась. Он слишком медленно едет; выбрал не тот маршрут, вот и застряли в пробке; отопление греет слишком сильно — сзади прямо-таки сауна.

Роулинс пытался умиротворить ее, но безуспешно. В конце концов она принялась болтать по телефону с какой-то Бетси. Он обрадовался возможности поднять стекло, отделяющее водителя от салона.

Никто не предупреждал его о несносности Палмер. Диспетчер сказал только, что она давняя клиентка, и подчеркнул, что гибель Уэстборна изменила ее статус. Секретная служба и ФБР заявили, что это убийство не было политическим. Личная месть также исключалась. Но никто не говорил — об этом лишь шептались, — что убийцей мог быть маньяк. Диспетчер получил из вторых рук сведения о состоянии, в котором были обнаружены трупы.

— Тот, кто прикончил Уэстборна и его девчонку, отдает предпочтение ножу, — говорил он, инструктируя Роулинса. — Если это псих, то вряд ли он станет за ней охотиться. Те, кто убивает ради удовольствия, не преследуют семьи, а кончают с ними на месте.

ФБР уверено, что никакой опасности Палмер не грозит. И она не просила усилить охрану. Думаю, ее можно понять.

Тебе я скажу вот что: будь начеку, никого не подпускай близко, если не будешь уверен, что она его знает. Охранники отеля получили соответствующие указания, к тому же там будет и полиция, поэтому как только она войдет в здание, то окажется в безопасности. Собственно говоря, она не хочет никакого телохранителя на балу.

Последнее замечание не особенно понравилось Роулинсу. Теперь же он радовался, что избавлен от обязанности сопровождать ее. Она превратила бы его в мальчика на побегушках.

Роулинс прибавил газу и въехал в главные ворота «Омни». Быстро вылез, посмотрел, как швейцар, смешно выглядевший в форме английского лейб-гвардейца, тянется к ручке задней дверцы. Синтия Палмер спустила на землю ноги — это самое красивое, что в ней есть, подумал Роулинс, — бросила на каждого двух-секундный взгляд и вылезла.

— Вернусь через два с половиной часа. Я пунктуальна.

Слова ее прозвучали, будто угроза.

Роулинс ответил что-то неразборчивое. Снова сел в «линкольн» и повел автомобиль на стоянку, заполненную лимузинами особо важных персон. Одетые в пальто шоферы, собравшись кучкой, курили.

Роулинс был очень здоровым для своего возраста. Гордился, что отжимается от пола не хуже, чем в колледже. Сидеть в машине ему не хотелось. Обычно он гулял, чтобы убить время и сжечь калории. Но в тот вечер Палмер могла передумать и собраться домой пораньше.

Роулинс решил познакомиться с другими водителями. Когда те стали представляться, он краем глаза заметил человека, стоящего перед входом в отель. На нем были синее пальто и кепочка с блестящим козырьком. Человек этот, сложив руки на груди, глядел в пространство. Роулинс не раз видел такие взгляды у памятника погибшим во Вьетнаме.

Пастор, хоть и не подавал вида, знал, что шофер Палмер заметил его и принял за коллегу. Роулинс — Пастор знал его фамилию — поболтает сперва с другими шоферами. Когда надоест, подойдет к нему, спросит, в какой фирме служит, кого привез.

Пастор подготовил для него легенду. И не сомневался, что Роулинс будет под ее впечатлением до конца жизни.

Холленд попала в «Омни» через туннель, куда Брайент, визжа шинами по гладкому бетону, въехал на фургоне инспекционного отдела.

Джонсон одобрил ее вечернее платье, но в нем были свои недостатки. Микрофон уместился под бантом на правой бретельке. Но под облегающее одеяние невозможно было спрятать даже маленькую плоскую «беретту». Джонсону очень не хотелось посылать ее в отель безоружной.

— Пастора там не будет, — напомнила ему Холленд. — Приглашения разосланы несколько недель назад. Это вечер для узкого круга лиц. В сущности, прием. Устраивает его Марджори Вулворт. Приглашены триста ее ближайших друзей.

После паузы Холленд спросила:

— Служебные помещения и кухни охраняются, так ведь?

Джонсон кивнул:

— Холлидей направил туда несколько человек.

— Ну тогда все в порядке.

Слова эти, как казалось Холленд, прозвучали вполне уверенно. Ей не хотелось, чтобы Джонсон уловил ее скрытые страхи.

Брайент распахнул дверцу и протянул руку. Эта любезность тронула Холленд. Они направились к обитой железом двери с желтой надписью «Кухня». Каблучки ее стучали по бетону, как выстрелы.

— Появится кто-то, похожий на него хотя бы отдаленно, дайте знать.

Тревога в глазах Брайента пробудила у нее добрые чувства. Будь они наедине, она бы обняла этого человека.

Он распахнул дверь, пропуская Холленд в короткий коридор.

— Холлидею представляться не трудитесь, — сказал Брайент. — Джонсон сейчас с ним. Он не хочет, чтобы Холлидей оказывал на вас давление.

Через помещение кухни Брайент шел быстро, плечом вперед. При этом он прикрывал собой Холленд.

Для работников кухни это было не внове. Болтовня стихла, раздавались только звуки стряпни. Повара и подручные попятились к холодильникам и разделочным столам, подальше от рослого мужчины, быстро идущего мимо них, небрежно положив руку на кобуру с пистолетом, и провожали взглядами даму в черном.

Они знали, что агенты секретной службы терпеть не могут кухонь. Там немало острых ножей, тесных мест, ограничивающих свободу маневра, каморок, где может таиться засада.

Подойдя с Брайентом к дверям в бальный зал, Холленд ощутила затылком взгляды официантов.

— Я покидаю вас, — сказал Брайент. — Пока.

Она слегка кивнула.

В зале были только официанты, заканчивающие накрывать шестьдесят круглых столиков. Гости находились на антресоли, музыка джазового квинтета заглушала их болтовню. Красивое знамя, закрепленное на двух решетках с алыми и белыми розами, декларировало благотворительную миссию Красного Креста. Поднимаясь по устланной ковровой дорожкой лестнице, Холленд заметила, что оно слегка колеблется от потоков теплого воздуха из калориферов.

Список гостей Холленд просмотрела по дороге. Хотя Синтия Палмер значилась там без спутников, Холленд думала, что вдова появится в чьем-то сопровождении, например, старого друга семьи. Но Палмер приехала одна.

В знак того, что хочет остаться наедине со своим горем? Холленд так не считала.

К сожалению, ей удалось узнать о Синтии немного. В биографических данных, которые предоставил Джонсон, содержались материалы из светской и финансовой хроник — об игре в поло, о том, как хорошо расходятся на восточноевропейском рынке знаменитые шоколадные конфеты дедушки Палмера, обогащая семейство, имеющее на своих счетах сотни миллионов.

В сущности, Холленд знала о настоящей Палмер лишь то, что было на видеопленке: эта женщина поощрительно улыбалась Пастору и, чувствуя его взгляд, кокетничала. Не особенно лестный портрет убитой горем вдовы. Холленд слышала, как телекомментаторы восхваляли «самообладание Синтии Палмер перед лицом трагедии», расписывали, как она «преодолевает горе любовью к мужу, которую по-прежнему несет, словно факел».

Но была ли любовь? Помогла ли — если от нее хоть что-то оставалось — забыть неверность мужа? Могла ли Синтия простить ему то, что он погиб рядом с любовницей и тем самым подверг унижению ее?

Холленд думала, что, знай она хоть крупицу правды, сообразила бы, как найти подход к Синтии. Другой такой возможности представиться не могло.

Гости собрались. Немолодые, богатые, приехавшие с Западного побережья были загорелыми, живущие на востоке — бледными. Холленд, непринужденно улыбаясь, шла сквозь толпу людей в черных галстуках и шедеврах модельеров. Палмер она обнаружила у перил, в платье от Галаноса, усеянном изумрудами и бриллиантами, окруженную, словно королева, придворными и фрейлинами — в их числе находилась сама Марджори Вулворт. Палмер вертела головой, чтобы услышать их, смеясь, демонстрировала им длинную красивую шею. Нет, не было горя во взгляде этих глаз, перепархивающих от лица к лицу, словно бабочки, не было ни жалости, ни горечи утраты в легких, кокетливых жестах, интригующих и очаровывающих.

Холленд насторожило появление Лоуренса Росса, он шел к Палмер, и свита покорно расступалась перед ним. Судя по обращенному на него взгляду Синтии, Росс играл роль принца-консорта. Он что-то шепнул ей на ухо, Синтия восхищенно шлепнула его по плечу, затем повернулась к прочим гостям, чтобы убедиться, что эти интимные жесты видели все.

Лоуренс Росс, как было известно Холленд, происходил из богатой семьи и обладал одним из острейших юридических умов в стране. Президенты — и прошлые, и нынешний, — опасаясь обвинений в злоупотреблениях или разоблачения каких-то личных тайн, обращались к нему.

Но Холленд волновал не профессионализм Росса, а его возмутительное собственничество. Она не могла подойти к Палмер, пока этот адвокат занимал все ее внимание.

Она представила себе Джонсона и Брайента в фургоне с большим, включенным на самую медленную скорость катушечным магнитофоном. Им было слышно все то же, что и ей. Решила найти какое-то уединенное место, поговорить с Джонсоном. Может, он сумеет как-то вырвать оттуда Палмер?

Нет, не ее. Но...

Холленд отошла и встала лицом к мраморной колонне:

— Майк-майк.

Пластиковый приемник в ее ухе завибрировал, говоря о том, что связь хорошая.

— Майк-майк, — ответил Джонсон.

— Ее кавалер — Лоуренс Росс. Нужно его удалить.

— Понял. Майк-майк.

Действовал Джонсон быстро. Не успела Холленд вернуться в толпу, как служащий отеля — судя по костюму, один из управляющих — подошел к Россу. О чем они говорили, Холленд не могла разобрать. Росс пришел в раздражение, потом сдался. Что-то шепнул Синтии, та потрепала его по руке. И последовал за управляющим вниз по лестнице.

Отлично. Марджи, делай свое дело.

Марджори Вулворт, хозяйка, получила Палмер в свое полное распоряжение, отчего та явно была не в восторге. Матрона повела Синтию в одну из окаймляющих антресоль маленьких комнат. Комната была убрана в цвета Красного Креста, посередине стоял красивый письменный стол в стиле Людовика Четырнадцатого. За соседним столом трудились две женщины, вскрывая конверты от пожертвователей. Холленд подумала, что благотворительность в этот вечер пойдет успешно.

Вулворт выставила обеих женщин и закрыла дверь, бросив на Холленд резкий взгляд. Та подумала, что Марджори изобрела хитрый маневр: остаться наедине с вдовой, показать ей чеки, выписанные ее друзьями, и предоставить совести завершить дело.

Холленд размышляла, долго ли Вулворт будет наводить Синтию на нужную мысль, и вдруг дверь комнаты распахнулась. Появилась Марджори, улыбающаяся, будто сонный аллигатор; увидев Холленд, быстро закрыла дверь и направилась к ней:

— Могу вам чем-то помочь?

Тон указывал, что она не знает, кто такая Холленд, но очень хочет знать. От нее неприятно пахло смесью запахов французских духов и шампанского.

Из почти невидимого разреза в платье Холленд извлекла новое удостоверение.

— Секретная служба, миссис Вулворт. Можно вас на минутку? Спасибо.

Говорила Холленд любезно, но твердо, поглядывая одним глазом на дверь комнаты.

«Не спеши, Синтия», — мысленно взмолилась она.

Холленд знала, что на людей вроде Марджори Вулворт, на старую вашингтонскую свору, подобные документы не производят впечатления. В кругах, где они вращаются, охрана всегда находится на периферии. И продолжала негромко:

— Никаких причин для беспокойства, миссис Вулворт. Думаю, вы можете понять, что миссис Уэстборн уделяется особое внимание...

— Конечно, могу. Если бы вы выполняли свою работу добросовестно, оно бы, смотришь, и не потребовалось!

Холленд постаралась не реагировать на шпильку.

— Миссис Уэстборн сообщила нам, что намеревается поехать отсюда еще в одно место. Там произошло осложнение, и мне необходимо сообщить ей об этом. Буду очень благодарна, если вы предоставите нам возможность побыть несколько минут наедине. Вероятно, миссис Уэстборн захочет позвонить по телефону.

Собеседница Холленд заколебалась. В комнате находилась богатая жертвовательница, но чек, видимо, уже был выписан. Если Палмер отвлекут другим разговором, не потребуется тратить время на изъявление благодарности. Можно будет отправиться на поиски новой жертвы.

— Полагаю, это вполне допустимо, — сказала Вулворт. — Вы понимаете, комната нужна мне...

— Миссис Уэстборн тоже наверняка понимает, и я попрошу вас, миссис Вулворт, не говорить...

— Оставьте! Вы считаете нас всех идиотами. Надеюсь, десяти минут хватит.

С этими словами внушительная Марджори отправилась за новой добычей.

Холленд быстро пошла к двери. Войдя, она заперла ее. Синтия Палмер прикурила сигарету и подняла голову:

— Привет. Вас прислала Марджи?

Тон ее был скучающим, вид равнодушным. Она помахала заполненным чеком:

— Все сделано.

Холленд протянула удостоверение и разглядела легкую морщинку на лбу Синтии.

— Я, кажется, знаю вас? — неторопливо произнесла Палмер, небрежно уронив чек на ковер.

Холленд не отвела взгляда:

— Я охраняла вашего мужа в ту ночь, когда его убили.

В глазах Синтии промелькнула искра узнавания. На миг Холленд показалось, что эта женщина ударит ее. Но ярость той сразу же угасла.

— Да... Я видела вашу фотографию на телеэкране. — Палмер смотрела на Тайло, будто хозяйка дома моделей на манекенщицу. — Вы немного похудели.

— Надо полагать, — сдержанно ответила Холленд.

— Что вы здесь делаете?

Холленд воспользовалась благоприятной возможностью.

— Миссис Вулворт сказала мне, где найти вас. И была столь любезна, что позволила поговорить с вами без помех.

— Наверняка потому, что не знала, кто вы такая. — Палмер загасила сигарету и зажгла другую. — А теперь скажите, что все это значит, черт возьми.

Холленд могла только изложить ей вкратце правду с примесью лжи в надежде, что этого окажется достаточно.

— Наше расследование показало, что ваш супруг в бытность сенатором делал подробные записи — их можно назвать политическим дневником. Он состоит из двух частей. Одна у нас. Нам нужно отыскать вторую.

Лицо Палмер еще миг оставалось холодным, затем на нем отразились гнев, удивление, боль.

— Политический дневник? О чем вы, собственно, говорите?

Холленд пошла в атаку:

— Записи в первой части дневника носят весьма разоблачающий характер. Мы решили, что кое-кто из упомянутых там людей мог пойти на крайние меры с целью завладеть этими сведениями.

Палмер глубоко затянулась сигаретой, потом запрокинула голову. Вместе с дымом из ее горла вырвался не то легкий стон, не то сухой смешок.

— Да, дневники... До чего... до чего безобидное название. Я говорила этому сукину сыну, они представляют собой смертельную угрозу. Говорила!

Отлично. Теперь нужно быть поосторожнее.

— В нашем распоряжении имеются фамилии, миссис Уэстборн. Множество. Однако там есть ссылки на вторую часть дневника, другую дискету. Вы не...

— Я говорила ему! — негромко повторила Палмер. Казалось, Холленд она не слышала. — Что рано или поздно он столкнется с кем-нибудь, кто не станет мириться с этой мерзостью и свернет ему башку. Но Чарли всегда все знал лучше.

Холленд тут же переменила тактику:

— Миссис Уэстборн, ваш супруг обладал большим влиянием. Он не нуждался в сведениях подобного рода...

— Хотите сказать, в этой грязи.

— Он сделал политическую карьеру, — продолжала Холленд, вслепую подбирая ключ к измученной душе Синтии Палмер.

Та покачала головой:

— Вы располагаете его записями, но так ничего не поняли? Господи, там же все ясно!

— У вашего супруга были... более высокие политические устремления?

— Отлично, мисс Бомонт. А с этими устремлениями связаны особые, весьма кусающиеся запросы.

— Деньги?

— Трудно поверить, хм-м-м? — Палмер загасила сигарету в стеклянной пепельнице, осыпав искрами антикварный стол. — Все думали: «У этого зверски красивого, породистого бабника есть не только свои деньги, но и богатая жена. Очень богатая. Способная помочь ему израсходовать на предвыборную кампанию больше, чем любой соперник».

Но Чарли не хватало собственных денег, чтобы оплатить путь в Белый дом. Он нуждался в моих. И знал, что никогда их не получит!

Холленд подогрела ярость Синтии.

— Дневники заменяли ему то, в чем вы отказывали, — торопливо сказала она. — Он использовал шантаж вместо денег.

— Ничего привлекательнее Овального кабинета для Чарли не существовало. Иногда по рассеянному выражению его лица я догадывалась, что мысленно он уже там, за столом, и отдает распоряжения, как вести дела на планете.

Господи!

Неожиданная мысль прожгла сознание Холленд:

Она его ненавидела. Знала, что он ей изменяет. Знала, что в коттедже будет та девушка и он пойдет туда, позаботится, чтобы никто не нарушил их уединения...

Но вместе с тем она боялась...

Холленд вгляделась в лицо Синтии Палмер и увидела в нем то, что так много значило для всех женщин в секретной службе.

— Вы боялись его, правда? — мягко заговорила она. — Знали, что он бабник. И заявили, что денег он от вас не получит. Наказывали его таким образом... — Холленд сделала паузу. — И он сводил с вами счеты. Другими женщинами, унижениями дело не кончалось. Он еще и...

По красивым щекам Палмер скатились две крупные слезы. Она повернулась, сняла бретельку вечернего платья с плеча, и правая сторона тела оголилась чуть ли не до поясницы.

Три синяка были старыми. Свежий, размером с устрицу, приобрел зеленовато-желтый оттенок. На двух ребрах виднелись красноречивые выпуклости. Срослись переломы как нельзя лучше.

— Что же это? — прошептала Холленд.

Синтия вновь натянула бретельку на плечо.

— Когда я выходила за него, знала, что он драчун и лгун, — сухо сказала она. На губах ее заиграло подобие улыбки. — В каком же свете это меня представляет, хм-м-м? — И после недолгого колебания заговорила снова: — Я знала, что он творил с людьми. Чарли хвастался этим. Сидел перед камином, потягивая коньяк, и со смехом говорил, что распнет Боба или Гарри, если они не перейдут на его сторону. Любил твердить, что впервые в истории должность президента не будет куплена. И даже не завоевана в соперничестве. Ему поднесут ее на тарелочке и спросят, не желает ли он еще чего-нибудь... — Синтия провела пальцами по ребрам. — В конце концов я позволила ему увлечь и себя. Так как видела, что никто не в силах его остановить. Да по-моему, черт возьми, никто и не хотел. Все так долго жили под его угрозами, что сочли: когда он в конце концов станет президентом, они смогут вздохнуть посвободнее.

— Как же так? — снова спросила Холленд.

— Я тоже хотела этого, — прошептала Синтия. — После всего, что вынесла, все равно хотела стать супругой президента. Первой леди... Первой жертвой. Он устроил так, что я не могла отказаться от этого желания, я столько перенесла, я в конце концов заслужила!

Холленд хотелось подойти к ней, обнять ее, дать выплакаться. Но делать этого было нельзя.

— Миссис Уэстборн, вы знаете, где вторая дискета? У вас дома?

Палмер хотела ответить. Холленд видела, как ее дрожащие губы шевелятся, как желание сказать наконец правду просвечивает сквозь вуаль никому не ведомого горя. Она сказала бы все, но тут кто-то сердито задергал дверную ручку сильной рукой. По дереву застучали костяшки пальцев, затем послышался глубокий бас, более возмущенный, чем обеспокоенный:

— Синтия, что с тобой? Это Лоуренс. Синтия...

— Миссис Уэстборн...

Глаза Палмер раскрылись так широко, что Холленд увидела их белки. Возникшая между ними близость раскололась, будто плавучая льдина.

— Убирайтесь к черту!

Холленд, не сводя с нее глаз, открыла замок:

— Это еще не все, миссис Уэстборн.

— Не называйте меня его фамилией!

Лоуренс Росс, услыша ее вопли, ворвался в комнату. Огляделся по сторонам, поглядел на Палмер. Она сидела полуотвернувшись, облокотясь одной рукой о стол, и обрушил всю ярость на Холленд.

— Кто вы, черт возьми?

— Секретная служба. — Росс выхватил удостоверение из ее пальцев. — Нам нужно еще несколько минут...

— Еще чего! Вы устроили ей допрос?

"Майк-майк! Холленд, уходи. Немедленно! Не связывайся с ним".

Холленд прижала палец к уху. Росс обнял одной рукой Синтию за плечи, свирепо глядя на Холленд. В дверях стояла, округлив рот, Марджори Вулворт. За ее спиной слышались обеспокоенные голоса.

«Холленд, уходи!»

Она не внимала голосу Джонсона. Он не мог понять, чего требует.

Но теперь Синтия недоступна, между нами Росс. Он меня в порошок сотрет, если я дам ему такую возможность.

Холленд подошла к Россу и выхватила у него удостоверение.

— Я еще разберусь с вами! — прогремел он, щеки его от гнева пошли красными пятнами.

— Вы помешали федеральному агенту исполнять свои обязанности, сэр. Я доложу об этом начальству.

Росс онемел. Не от угрозы, а от неожиданности.

Холленд бросила последний взгляд на Синтию:

— Это еще не все, мэм. Мне очень жаль.

Когда Холленд выходила из комнаты, Марджори Вулворт неуклюже посторонилась. Толпившиеся у двери вставали на носки, чтобы получше все видеть.

Холленд, опустив голову, прошла сквозь толпу. Затылком она ощущала, будто раскаленное клеймо, жадное любопытство этих людей, то, как они радовались скандалу.

25

— Она разговаривала со мной. Очень откровенно... Все было бы очень хорошо, если бы не ворвался Росс.

Холленд сидела на одном из вращающихся кресел перед выключенным катушечным магнитофоном.

Джонсон с сочувствием глядел на нее, думая о том, сознает ли она, как выглядит со стороны. Правая рука Холленд лежала на колене, пальцы были сжаты, словно она держала в них что-то. Возможно, Синтию Палмер.

Он успел прокрутить последние минуты разговора до того, как в фургоне появилась запыхавшаяся, сверкающая глазами Холленд. Джонсон чувствовал, что она так и пышет гневом, и понимал, что ничем не может ее успокоить. Гнев объяснялся не только тем, что ей помешали выведать секрет Палмер, но и мрачной правдой, которую она узнала об этой женщине. И Уэстборне. Особенно об Уэстборне, считал Джонсон. Холленд была предана человеку, который оказался извергом и шантажистом, гнусным и недостойным. Он думал, что горе и чувство вины перед погибшим теперь выжжены, словно раскаленным железом, положенным на открытую рану, а на смену пришло презрение.

— Я могу продолжить разговор с ней, — сказала Холленд.

— Росс теперь ее не оставит. Не знаю, что у него на уме, но он будет разыгрывать рыцаря, оберегать измученную вдову.

— Она приехала одна и вернется домой одна, — уверенно сказала Холленд.

— Ну и что?

— Хочу поехать к ней, когда убедимся, что она дома.

Джонсон заерзал. Воздух в фургоне, хоть и дважды профильтрованный, был насыщен газами из подземного гаража «Омни». Похлопал Брайента по плечу:

— Поехали туда, откуда виден ее автомобиль.

Джонсон не стал предлагать Холленд выгодного пари, что Синтия поедет домой не одна. Просто решил дать ей возможность увидеть это самой.

Занимала Джонсона проблема, казавшаяся ему более серьезной. Росс просто так не оставит случившегося. Произойди это столкновение с глазу на глаз, возможно, и оставил бы. Но тут какая-то девчонка срезала его на глазах Марджори Вулворт и всей ее своры.

Требовалось как-то замять скандал. Росса при его влиятельности сразу же соединят с Уайеттом Смитом. Он скажет об агенте-девушке по фамилии Бомонт. Директор догадается, кто эта девушка. И тут же начнет чинить препятствия.

Займись этим немедленно. Войди с унылым, огорченным видом. Отзови Росса в сторону, объясни все чрезмерным усердием новенькой. Пересыпай речь извинениями, проси о доверии и понимании. Он любит лесть и клюнет на это, если все преподнести в изящной упаковке.

Джонсон принял решение, когда Брайент поставил фургон среди автомобилей гостей и вылез навстречу распорядителю, подходящему широким шагом с целью прогнать их.

Права ли Холленд? Знает Палмер, где дискета?

Уверенности в этом у Джонсона не было. О дневниках Синтии было известно. Но она никак не среагировала на упоминание Холленд о второй дискете. Из ее слов Джонсон сделал вывод, что она знала о существовании шантажа, но могла не знать о его формах и масштабах.

Придется снова послать Холленд к ней.

Джонсон заерзал:

— Мне надо пойти уладить дело с Россом. Иначе он начнет охоту за головами утром, как только проснется. Или, чего доброго, еще до утра.

— Я ничего не могла поделать... — заговорила Холленд.

— Знаю. Зато теперь можешь. Сиди здесь, жди меня.

— А если выйдет Палмер...

— Не выйдет. Еще рано. Ты знаешь церемониал подобных сборищ.

Джонсон вылез.

— Вернусь через пятнадцать, от силы двадцать минут. Росс не такой уж непреклонный, каким хочет казаться.

Холленд посмотрела ему вслед, он шел, втянув голову в плечи, ветер трепал его брюки. Потом пересела на переднее сиденье и, не сводя глаз с входа в отель, стала перебирать в памяти взывающие к состраданию признания Синтии Палмер.

В душе Пастора будто звучала героическая симфония. Музыка, слышимая только им, достигла крещендо. Честер Роулинс вскоре услышит финал с литаврами и грохочущими цимбалами. А потом не будет слышать ничего.

Роулинс оказался легок на помине. Вылез из своей машины и побрел к нему.

Подружиться с ним оказалось легко. Роулинс счел Пастора своим парнем. С интересом выслушал рассказ о службе в «зеленых беретах», но, как профессионал, от назойливых расспросов воздержался. Пастор счел, что Роулинс созрел для чашечки кофе. За поворотом, совсем рядом, находился роскошный гастроном.

— Глотнем кофейку? — предложил Пастор.

— Не откажусь.

— Через пару минут будем опять здесь. Только согреемся.

Роулинс засмеялся. Зубы у него были очень маленькими для такого здоровяка. Едва Пастор об этом подумал, как в машине Роулинса загудел телефон.

— Возьми этот, поговори, — протянул ему Пастор свой сотовый. Звонок вызвал у него любопытство.

Лицо Роулинса, пока он разговаривал, приняло недоуменное выражение, потом слегка обиженное.

— Могли бы раньше сказать, — проворчал он. — Но желаю удачи тому, кто ее заберет.

— Кого? — спросил Пастор, забирая у него телефон.

— Палмер, эту богатую суку. Должно быть, что-то случилось. Ее опекает секретная служба.

Пастор всеми силами постарался выразить удивление.

— Слушай, — сказал Роулинс, — я не сразу домой. Может, выпьем по стаканчику, когда освободишься?

— Не могу, — ответил Пастор. — Мой пассажир нанял машину до двух часов. Между нами, я думаю, он хочет поразвлечься на заднем сиденье со своей дамочкой.

Роулинс засмеялся:

— Да будет так.

Пастор сунул в карман визитную карточку, которую дал ему Роулинс, пообещал позвонить в выходной и оставил его. Когда тот усаживался в машину, телефон Пастора зазвонил.

— Планы переменились.

— Я понял.

— У тебя есть своя машина?

Пастор глянул на лимузин, взятый напрокат:

— Есть.

— Где-то недалеко от тебя фургон наблюдения. Правда, сейчас у них другие хлопоты.

Пастор тут же вызвал в памяти образ Холленд Тайло. Ему очень хотелось спросить, близко ли она, чтобы представиться ей.

Но вместо этого он сказал:

— Скоро у них будет гораздо больше хлопот.

Обещанные Джонсоном двадцать минут прошли. Брайент предложил Холленд еще кофе из термоса, но та покачала головой. Не хотела отрывать глаз от входа в отель.

Подъезжали машины, большей частью взятые напрокат, их вели усталые бизнесмены, разложившие из передних сиденьях дорожные карты. Появлялись и такси. В дальнем углу двора стояли лимузины, доставившие гостей на благотворительный бал. Время от времени кто-то из водителей садился в машину, заводил мотор и включал отопление.

Вот один из них выехал, обогнул двор и остановился у ступеней, устланных красно-золотистой дорожкой. Швейцар в лейб-гвардейской форме поспешил распахнуть заднюю дверцу.

— Она. — Холленд выскочила из фургона.

— Тайло! Не надо!

Брайент держал обе руки на руле, стиснув одной пластиковую кофейную чашку так, что она приняла овальную форму. Холленд понимала, что он не сможет остановить ее, если она побежит, и Брайент тоже понимал.

— Вы знаете, куда я. Ждите меня возле дома, где живет Палмер.

— Мы не сможем защитить вас там!

— Палмер одна. Я знаю, чего опасаться. Она нет.

Брайент смотрел, как Холленд бежит к освободившемуся такси, придерживая одной рукой платье от ветра. На плечи она набросила куртку, найденную Брайентом в глубине фургона. Куртка совершенно не сочеталась с вечерним туалетом, зато надежно прикрывала пристегнутую кобуру с пистолетом.

Это упущение Джонсона, подумал Брайент. Он должен был понимать, что Тайло удерет, если появится Палмер. И ушел Джонсон без микрофона, только с бипером. Хоть бипер вибрировал, а не пищал, он мог заработать очень некстати, если Джонсон продолжал разговор с Россом.

Достав панель, Брайент набрал номер бипера. Едва появился сигнал приема, набрал еще один номер и стал ждать, когда ответит женщина.

Синтия Палмер думала, что ей придется дожидаться водителя, и готовилась сорвать на этом остолопе ярость, однако лимузин с работающим мотором стоял у ступеней. Когда швейцар, снимая шапку, неуклюже задел мехом ее лицо, она скрипнула зубами.

Перегородка в машине, к ее удовольствию, оказалась поднятой. Нажав переговорную кнопку, Синтия сказала:

— Везите меня домой.

Рывка, которого она ждала, не последовало. Машина тронулась плавно, словно парусник. Палмер удобно устроилась на заднем сиденье, вытянула ноги и стала шевелить пальцами в теплом воздухе из запольных отверстий.

Эта сучонка из секретной службы — как ее фамилия? Бомонт. Разболталась о дневниках Чарли. Слава Богу, Росс и эта корова Марджори не слышали.

Достав сигарету, Синтия прикурила от золотой зажигалки. Бомонт застала ее врасплох, когда с чувств, так старательно скрываемых от всего мира, спала защитная броня. Она собиралась недурно провести вечер. Посплетничать, потратить немного денег, позондировать, что кроется за соболезнованиями. Может быть, даже отдаться. Россу этого определенно хотелось.

Но Бомонт потрясла ее, сказав, что дневники исчезли, и намекнув, что они могли послужить причиной убийства Чарли. Не столь уж ошеломляющая догадка. Узнав в лондонском «Савое» за завтраком о гибели мужа, она поняла, в чем причина убийства.

Знала она и то, что дневники состояли из двух частей. Однажды вечером, перепив арманьяка, Чарли стал хвастаться, как умно поступил, не свалив все в одну кучу. Без помощи референта он изъяснялся безнадежно избитыми фразами.

Все время, пока Синтия летела из Лондона, пока отвечала на вопросы сотрудников полиции и ФБР, стремившихся быть максимально деликатными, пока слушала сентиментальные излияния подруг, у нее из головы не шел единственный вопрос: завладел ли убийца дневниками или их частью?

Все задаваемые вопросы она соотносила с этим и пришла к выводу: нет, убийца или тот, кто его подослал, остались с пустыми руками.

Палмер издала короткий смешок. Она не только ошиблась во всех умных, патологически жестоких мерзавцах, которые были бы не против заполучить дневники. Оказалось, что один из дневников попал в руки какой-то зеленой девчонки-агента.

Что я знаю наверняка? С чего приниматься за дело?

Бомонт явно известно о содержании дневников — это следовало из ее намеков. Значит, секретная служба — начальник Бомонт или кто-то еще — тоже в курсе дела.

Вопрос: Проболтались ли они?

Маловероятно. Тот, кто видел дискету, понял, что это взрывоопасный материал.

И они думают, что некто, упомянутый в дневнике, может оказаться убийцей. Логично, но кого это волнует?

Отбросив все эти рассуждения, Палмер ухватилась за главное: не важно, что и как оказалось в распоряжении секретной службы. Теперь, по завещанию Чарли, это ее личная собственность...

Смущало ее только одно: почему секретная служба прислала эту Золушку в готовом платье, хотя подобные дела нужно делать тайком?

Скорее всего тот, кто послал девчонку, рассчитывал: Палмер будет до того потрясена, раздавлена упоминанием о дневниках, что выложит, где вторая дискета.

Знать бы...

Она уже проверила все известные ей сейфы, тщательно обыскала всю квартиру, поехала в клуб «Белмонт», разыграла убитую горем вдову и получила доступ к шкафчику Чарли. Оставались только Дубки. Она была уверена, что дискету не найти, если Чарли спрятал ее вне дома. Теперь думала, что поспешила с выводом; когда почва подсохнет, она сходит в лес к тайникам Чарли — он называл их «секретные места».

Но для начала нужно будет нажать на Бомонт. Потребовать, чтобы эта девчонка вернула дискету, попавшую к ней. Та, конечно, примется вилять, ссылаться на начальство. Но Палмер давно овладела искусством обращения с мелкой вашингтонской шушерой. Если собеседники оказывались слишком глупы или упрямы, приходилось привлекать к делу Лоуренса Росса.

Стоит только упомянуть Ларри, и Бомонт станет шелковой!

Огни башни, в пентхаусе которой жила Синтия, проплывали мимо. Когда машина стала спускаться, Палмер обратила внимание, что они на пандусе, ведущем к гаражу. Потянулась к переговорному устройству, но тут остолоп заговорил:

— Это просто мера безопасности, миссис Уэстборн. Мне дали указание привезти вас таким путем.

Не все ли равно?

Палмер думала об этой девчонке, Бомонт. Что произошло между ними, почему вся ее оборона рухнула, будто песчаный замок?

До сих пор она ни с кем не позволяла себе говорить так откровенно, особенно с Марджори Вулворт и ей подобными. Эти особы могут уловить слабость или тревогу безошибочнее и быстрее, чем кто бы то ни было. Они копят и копят мелкие секреты, пока их жертва не окажется в западне. В стае они ведут себя как сонные крокодилы, жадно бросающиеся к первой же попавшей в воду капле крови. У этих каннибалов своя, постоянно меняющаяся иерархия.

А тут она назвала Чарли сукиным сыном, призналась в столь многом под влиянием гнева, возмущения, отвращения; обнажила свои язвы.

Почему?

Потому что хорошенькой Бомонт не приходится вращаться в этой среде. Она чистая, неиспорченная, никогда не соприкасалась с этой грязью, хотя у нее и есть свои секреты.

Может, я была когда-то такой же. Или мне это только кажется. Обладай я ее чистотой и откажись поступиться ею, все могло быть хорошо.

Синтия продолжала думать о необходимости бегства с той холодной, неуютной планеты, где живет, когда машина плавно остановилась.

Дверца распахнулась, Палмер вышла. Шофер стоял к ней спиной. Она услышала щелчок зажигалки, уловила запах табачного дыма. Достала из сумочки пластиковую карточку от лифта. Здание было оснащено всевозможными средствами безопасности, и лифты поднимались только на тот этаж, который указан на магнитной полоске карточки-ключа.

Дверцы кабины открылись. Палмер вошла и обернулась. Машина стояла, мотор с пощелкиванием остывал. В воздухе висел голубой дымок, но шофера она не видела...

Внезапно он появился в кабине, и она поняла, что это не тот, кто вез ее на бал. Другой человек, с безумными глазами, но плавными, изящными, будто у танцора, движениями. Шея ее оказалась словно зажатой в тиски. В глазах потемнело, и последней мыслью ее было, до чего он силен. Потому что другой рукой этот человек выхватил карточку, вставил в прорезь, и дверцы плавно закрылись.

26

Брайент смотрел в ветровое стекло, как Джонсон сбегает вниз, перескакивая через ступеньки. Когда начальник приблизился, разглядел морщинки у его глаз и понял, что поладить с Россом он не сумел. Подойдя, Джонсон посмотрел в упор на Брайента и пустое пассажирское сиденье. Взгляд его был мрачным.

— Когда она удрала? — спросил Джонсон, влезая в фургон.

Брайент глянул на цифровой дисплей:

— Двенадцать минут назад. Зря я не примкнул ее наручниками...

— Она отправилась к Палмер. Поехали.

— Я позвонил Марианне, — сказал Брайент. — Она при разводе получила новую машину, шикарный джип «чероки». По пути захватит Дэвида Кобба... У Марианны двухстволка, а Кобб никогда не выезжает без своего «узи».

Они, видимо, уже недалеко от дома, где живет Палмер... Джип не привлечет ничьего внимания, это не наш фургон. Я сказал им, пусть прикинутся любовниками.

Джонсон хмыкнул.

— Как прошел разговор с Россом?

— Росс держался непримиримо. Думаю, он решил жениться на вдове Уэстборна.

— И хочет устроить директору скандал?

— Уже пытался. Смита не оказалось на месте.

Где был директор, Джонсон не стал уточнять. Кроме президента, только пять-шесть человек знали, что Уайетт Смит еженедельно ездит на прием к хирургу в больницу имени Джона Гопкинса. Состояние его из-за пули в спине было критическим. Если ее не удалить, она вскоре могла повредить спинной мозг и Смит оказался бы парализованным.

Джонсон знал, что Смиту нужно срочно принимать решение, пока есть еще выбор. И не хотел, чтобы ему докучал самодовольный осел вроде Росса, поэтому извинился перед адвокатом и пообещал лично разобраться с поведением «агента Бомонт».

Однако кое-что не давало Джонсону покоя. Холленд выложила Палмер немало сведений. Росс, ее доверенное лицо, не упоминал об этом в разговоре. А Джонсон знал, что, располагай адвокат этими сведениями, то учинил бы ему допрос с пристрастием.

Стало быть, Росс утешал Палмер, расспрашивал ее, а вдова ничего не сказала. Почему?

Если Холленд попала в точку, заставила Палмер думать о том, что она проглядела или сочла не стоящим внимания...

Джонсон взял телефон и позвонил консьержу в доме, где жила Палмер. Этот человек знал, что происходит на его территории. Лимузин с миссис Уэстборн только что въехал в гараж.

Джонсон сказал ему, что она, по всей видимости, уедет снова. И туда должен прибыть наряд секретной службы. Хорошо, если бы кто-то встретил агентов у ворот гаража. Расчетное время прибытия — через семь минут.

Глянув на Джонсона, когда он закончил разговор, Брайент заерзал и прибавил газу.

Снаружи охрана в «Риверсайд-Тауэрс» казалась надежной.

Когда такси Холленд подъехало и развернулось, навстречу вышел человек в куртке. Из-за парадных, отделанных бронзой дверей глядел второй. У стола в вестибюле стоял консьерж. Это были крепко сложенные люди, грубовато-вежливые, что выдавало в них бывших полицейских или распрощавшихся с беззаботной жизнью спортсменов-профессионалов.

Холленд оглядела двадцатичетырехэтажное здание из гранита, мрамора и меди, прилегающая территория была обнесена металлической изгородью, пики которой поблескивали черной краской. В темных уголках виднелись огоньки вращающихся видеокамер, она подумала, способны ли они автоматически держать движущийся объект в поле наблюдения.

Убийце, даже вору пришлось бы несладко. Но для такого человека, как Пастор, здание представляло собой всего-навсего пирамиду причудливых, нагроможденных один на другой дорогостоящих курятников.

Холленд не жила в этом доме, и привратники не включали механизм, открывающий двери, пока она не предъявила удостоверения. Вестибюль походил на зал Национальной галереи, мраморные стены его были увешаны гобеленами, картинами.

Холленд обратила внимание, что консьерж глядит на спадающую с ее плеч спортивную куртку.

— Я должна передать кое-что миссис Уэстборн.

Ответ консьержа удивил ее.

— Конечно-конечно. — Он широким жестом протянул ей карточку-ключ. — Пентхаус, квартира номер один. Лифт поднимается туда без остановок. Пожалуйста, верните карточку, когда будете возвращаться.

Консьерж повел Холленд к лифтам.

— Приезжал кто-нибудь к миссис Уэстборн сегодня вечером?

— Нет. Она вернулась двадцать минут назад. Машина все еще внизу. Мы очень внимательно следим за приездами и отъездами наших жильцов.

Холленд оставила без внимания его самодовольный тон. Путь в лифте наверх напомнил ей об учебной базе в Белтс-Вилле, штат Мэриленд, где курсантов учили освобождать заложников из лифтовых шахт. Та кабина была облегченной и двигалась быстрее, чем эта.

Холленд выбросила из головы все: Брайента, Джонсона, неудобную наплечную кобуру, вечерние туфли, в которых замерзли ноги. Она думала о словах, которые сказала Синтии Палмер. Мысленно повторила все, что та ответила, и отобрала то, что могло пригодиться. Она не хотела давать Синтии возможность задумываться после того, как она откроет дверь.

Холленд представила себе большую темную квартиру с морем городских огней за высокими окнами, Синтию, свернувшуюся калачиком в любимом кресле, держа в руке запотевший стакан с выпивкой и неотрывно глядя в горящий камин или, может, в пустой и холодный, как ее душа.

Кабина лифта замедлила ход, двери ее бесшумно раскрылись. Холленд вышла в небольшой круглый холл, там стоял столик из красного дерева с красивым букетом. Слева была дверь на пожарную лестницу. Подергав ее, Холленд обнаружила, что она заперта.

Прямо перед ней находилась двустворчатая дверь в квартиру, на уровне талии светилась кнопка звонка.

Джонсон заметил джип «чероки», стоявший напротив дома, за перекрестком, на обсаженной деревьями улице, примыкающей к небольшому парку.

В ночной бинокль он без труда разглядел пару на переднем сиденье. Подумал, что из них двоих Коббу приходится труднее. Он недавно женился, а Марианна, наоборот, привыкала к обретенной свободе от брачных уз. Она сидела, полуобернувшись к Коббу и вытянув руку вдоль спинки сиденья.

Брайент заканчивал разговор с привратником, прибежавшим с ключом от ворот гаража.

— Женщина-агент приехала? — спросил, высунувшись, Джонсон.

— Да, сэр. Мы сразу же позволили ей подняться наверх.

Джонсон скупо улыбнулся. По его указанию они пропустили бы даже слона.

Недавно побеленный гараж был ярко освещен. Места индивидуальных стоянок обозначались свежими черными полосами и четко написанными фамилиями владельцев. Лимузин стоял у дверей лифта в очерченной желтым зоне высадки.

Брайент выскочил из фургона и подошел к лимузину. На передних сиденьях никого не было. Постучал в заднее окошко, решив, что водитель дремлет внутри. Потом открыл дверцу, заглянул туда и обернулся к Джонсону:

— Может, она была пьяной и нуждалась в помощи, чтобы подняться? Или он взялся что-то ей донести?

— Иди к охранникам, — сдавленным голосом сказал Джонсон. — У них в лифтах есть видеокамеры. Просмотри пленки.

Нажимать светящуюся кнопку Холленд не пришлось. Дверь в квартиру Палмер была приоткрыта.

Холленд распахнула ее, зашуршав деревом о ковер. Вошла в небольшую прихожую со скрытым освещением, на светло-розовом мраморном полу лежал китайский коврик.

Она сняла туфли, сбросила куртку и взяла в руку пистолет.

На правой стене висело большое абстрактное полотно; слева находилась гостиная. Пламя газовой горелки в гранитном камине бросало блики на края ковра. Другим источником света являлись высокие, от пола до потолка, окна, из которых открывался прекрасный вид на город.

В воздухе стоял запах духов Палмер. Холленд пошла дальше, увидела справа столовую, напротив нее — холл.

Он представлял собой галерею картин Шагала, полотна с буйством красок были подсвечены музейными лампами. Справа находилась маленькая спальня для гостей. Рядом с ней кабинет, через открытую дверь были видны изящный письменный стол и современное кресло с высокой спинкой, стоявшие на кремовом ковре.

Холленд замерла и на миг зажмурилась. Поперек ковра падала тень с чудовищными, словно бы тянущимися к ней руками. Сделав еще шаг, она увидела, что это скульптура Джакометти.

Затем перед нею оказалась еще одна приоткрытая двустворчатая дверь. Вела она в спальню хозяйки. Свет там был выключен. Слева от двери с шумом текла в раковину вода. Из спальни доносились нечленораздельные звуки.

По размерам квартиры Холленд могла предположить, что спальня огромна: по крайней мере один громадный стенной шкаф, ванная с отдельным туалетом и большой кладовой для белья, сама комната, возможно, Г-образной формы. Пастору там было где спрятаться...

Он нападет совершенно неожиданно. Нужно поискать его во всех укромных местах...

Из спальни донесся протяжный стон, и этот высокий звук потряс Холленд. Она сказала себе, что это ветер, свистящий сквозь доски хижины, и ринулась в дверь. Ударом ноги захлопнула дверцу в один из стенных шкафов и, повернув ручку, заперла. Наведя ствол пистолета влево, сделала три быстрых шага и заперла дверцу второго шкафа.

В ванной бежала вода в одну из двух раковин. Холленд завернула вентили, стон стал громче. Распахнула двери в туалет и в душевую, затем направилась в спальню.

Перед ней до горизонта простерлись городские огни. Более яркий свет из ниши слева падал на сдернутое с кровати стеганое одеяло. Кровать была с пологом, на четырех блестящих бронзовых столбиках с шарами.

Когда Холленд ступила на плюшевый ковер, отражения в окнах стали раскрывать ей тайны этой комнаты. На одном, да и на другом столбиках оказались толстые нейлоновые веревки, какими пользуются альпинисты. Ими были привязаны две ноги.

Холленд осознала, что дышит ртом. Она не хотела делать последнего шага, догадывалась по запаху, что обнаружит, внезапно ей вспомнился коттедж в Дубках, спальня с окровавленными стенами и зловонием.

Синтия Палмер была распластана на кровати, запястья прикручены к столбикам, как и лодыжки. Кровать была большой, и Холленд увидела, что Пастор вывернул ей руки из плечевых суставов, чтобы иметь возможность их привязать.

Холленд почувствовала, как кровь хлюпает у нее под ногами, просачивается сквозь чулки между пальцами. Она путала картину преступления, но все же шла вперед. Опустилась на колени у кровати и вытянула руку с пистолетом в сторону двери.

Сейчас он нападет из укромного места...

Но вход в спальню был один. Стенных шкафов там не было; только туалетный столик, двухместное кресло да телевизор на стенном кронштейне.

Голова Синтии Палмер повернулась лицом к Холленд, веки ее трепетали, рот был открыт. Она едва дышала, однако стоны продолжались, словно сами собой рвались из глубины живота. Холленд поглядела на простыню, которой Палмер была прикрыта до основания грудей. Простыня пропиталась кровью и стала текстурой напоминать марлю. Холленд не трогала простыню; она знала, что обнаружит под ней.

— Майк-майк! Майк-майк!

Холленд не сомневалась, что Джонсон с Брайентом уже приехали. Частота микрофона оставалась прежней. С секунды на секунду она должна была услышать шепчущий в ее ухе голос Джонсона.

— Майк-майк! — повторила она.

От отчаяния силы покинули Холленд, пистолет задрожал в ее руке. Где Джонсон?

— Помогите мне...

Холленд вздрогнула, услышав стон этой женщины, увидев, как глаза Палмер вперились в нее. Лицо и шея не были изуродованы, на них не было ни мазка, ни капли крови. Холленд представила, как Пастор сидит рядом с жертвой, глядя в лицо, возможно, гладя одной рукой, а другой направляя движение ножа.

Глаза Палмер ожили, задвигались.

— Помочь вам...

Медленно, не отрывая глаз от входа, Холленд села на кровать и осторожно приблизила ухо к губам Синтии Палмер.

Секунду спустя она услышала хлопок пистолета с глушителем, треск дерева и лязг металла.

В гараже Джонсон медленно ходил вокруг лимузина. Водитель чересчур задерживался, и Брайенту пора уже было вернуться. Пристально смотрел на длинный черный автомобиль, словно выпытывая у него, что случилось, и совсем забыл, что микрофон находится на центральной консоли фургона, где он оставил его, когда шел поговорить с Россом.

Открыв переднюю дверцу, Джонсон сел на кожаное сиденье. Вспомнил, что Брайент осматривал машину, и вновь подумал, куда же он запропастился. Недовольный собой, резко опустил козырек над ветровым стеклом.

Гладкий велюр. Зажимов, которые водители обычно используют для хранения регистрационных документов, нет.

Нет центральной консоли, на ее месте водительский телефон.

Нет регистрационной карточки и под козырьком над пассажирским сиденьем. В ящичке под приборной доской нет удостоверения, квитанций оплаты бензина, стоянок, дорожного сбора...

А вот под пассажирским сиденьем лежал маленький плоский предмет. Его мигающий огонек привлек внимание Джонсона.

Джонсон отодвинулся, встал на колени и нагнулся к похожей на портативный плейер коробочке площадью пять квадратных дюймов, с гладкой, матово-черной поверхностью. Огонек на ней продолжал мигать.

Тиканья не слышалось. Проводов к коробочке подсоединено не было. Она казалась не прикрепленной к полу, а небрежно положенной туда, словно водитель прятал ее от воров.

Джонсон подышал на кончики пальцев, согревая их. Потянулся и осторожно ощупал бока коробочки. Там могли оказаться невидимая ему пружинка или кнопка, от прикосновения к которым произойдет взрыв. Приподнял коробочку на полдюйма и стал вынимать. Почти достав ее из-под сиденья, увидел табло. Красные цифры менялись в обратном порядке. Оставалось двадцать шесть секунд.

Он ощупью поискал защелку, чтобы открыть коробочку. Но обнаружил на стыках сухие неровности эпоксидного клея.

Двадцать три секунды.

Джонсон положил устройство на ковровую подстилку и побежал к фургону, распахнул дверцу, схватил микрофон:

— Майк-майк! Майк-майк! Холленд, немедленно уходи! Немедленно! Пастор там. Он заминировал квартиру!

Отчаянный голос отразился от бетонных стен и затих. Джонсон сделал два шага к лестнице, и тут грохот заставил его поднять взгляд.

Ему вспомнилось, как он сидел в лос-анджелесском баре, когда произошел подземный толчок силой 5,2 балла. Казалось, по зданию хлестнула какая-то громадная пальма и потрясла его до основания. Здесь взрыв на одном из верхних этажей произвел бы тот же эффект.

Сам не свой от страха, Джонсон заставил себя идти к пожарной лестнице. Очередной звук, щелчок прибывшего лифта, показался жутко неуместным.

Не пользуйся лифтом при пожаре или взрыве. Это смертоносная ловушка...

— Холленд!

Дверцы лифта приоткрылись фута на полтора, потом захлопнулись. Джонсон стал пытаться раздвинуть их плечом. Пожарная сирена уже гудела, и света в кабине не было. Джонсон не слышал, как вывернулся из-за угла Пастор, не видел блеска ножа, покуда острие не чиркнуло по его ключице.

Сильные руки выдернули его из дверей лифта. Второй удар поверг на бетонный пол. Теперь Пастор стоял над ним, наслаждаясь его болью, издавая липкими от крови подошвами ботинок звук отдираемого от костей мяса.

«Майк-майк! Майк-майк! Холленд, немедленно уходи! Немедленно! Пастор там...»

Эти слова прозвучали в ухе Холленд через несколько секунд после выстрела. И все же она не могла шевельнуться.

На щеке Холленд ощущала липкую влагу. Когда она наклонялась к умирающей, по ней размазалась пузырившаяся на ее губах кровь. Слова этой женщины казались затихающим вдали громом.

Палмер умолкла, слышалось лишь ее дыхание, прерывистое и хриплое. Холленд понимала, что спасти ее невозможно, даже если бы комната чудом превратилась в хирургическую палату. В ушах продолжали звучать выстрел и отчаянный зов Джонсона, но она не могла заставить себя покинуть умирающую. Как покинула в ту ночь Чарльза Уэстборна...

Из раны на животе Палмер выплеснулась кровь, приподняв покрывающую ее простыню. Потом она вдруг словно бы съежилась, рот ввалился, кожа плотно обтянула череп.

Холленд отшатнулась, словно бы наблюдая, как больная, измученная душа расстается с ненужным телом. В комнате воцарилась жуткая тишина. Холленд дышала с трудом, казалось, что-то унесло весь воздух, даже тот, что оставался в ее легких.

— Прими, Господи, ее душу...

Холленд не оглядывалась. Когда она вышла из комнаты, все ее внимание было направлено на дверь встроенного шкафа. Она оперлась о стенку и потянулась вперед. Поворот ручки, и дверь распахнулась от ее пинка.

Сандаловое дерево и кедр. Ряды одежды, некоторые вещи в чехлах. Высокие подставки для обуви у одной стены, встроенные ящички для украшений.

А в конце приоткрытая дверь, ручка свисает, будто сломанный сучок дерева.

Холленд толкнула ее и увидела коридор, отделяющий жилые помещения от служебных. Справа наискось находился мусоропровод, чуть подальше — распределительный щит.

Где лестница? Далеко ли он спустится по ней? На два этажа, на три? А дальше? Придется вламываться в другую квартиру, идти к лифту мимо хозяев...

Но он спешит. Такой путь слишком ненадежен. Если кто-то попытается остановить его, он потеряет время. Все обстоит по-другому, так как...

Холленд выскочила в коридор и обнаружила то, что искала, что должно было находиться там: грузовой лифт.

Она принялась искать карточку-ключ, моля Бога, чтобы код совпал. Он должен был совпадать, иначе как бы жильцы могли пользоваться лифтом в чрезвычайных случаях? Если только не существовало двух карточек...

Гудение механизма напугало ее. Она попятилась, наведя пистолет на двери лифта. Но кабина, обитая специальным материалом для сохранности перевозимой мебели, оказалась пуста.

Холленд бросилась внутрь и нажала кнопку с буквой "Г". Она уже поняла, как Пастор оказался шофером Синтии, как попал в дом, в пентхаус, как смог искромсать ее в пустой квартире. Подумала о шоферской шапочке, которую видела в спальне, о том, что можно было даже без нее догадаться о методе Пастора. И обратилась мыслями к тому, что где-то в темноте лежит, возможно, пока не обнаруженный, еще один труп — водителя лимузина, который...

Когда двери закрывались, раздался взрыв, где-то в коридоре треснули стены. Кабина закачалась, к ней понеслась туча пыли. Но проводка уцелела. Двери повиновались команде автомата.

От взрывной волны Холленд отлетела к обитой стенке, кабина качнулась и стала падать.

Вой сирены, исчезнувший из сознания Джонсона, вернулся со жгучей болью в плече.

Джонсон лежал на спине, чуть сместив вес тела влево. Рубашка липла к плечу и груди, но кровь его не пугала. Из такой раны ее не могло вытечь много. Удар был нанесен под столь острым углом, что сила его сошла на нет. Вместо того, чтобы вонзиться в тело, лезвие ударилось в ключицу и скользнуло по ней, рассекая кожу.

Подобной боли Джонсон еще не испытывал. Примерно такую же могло причинить сверло дантиста, круша эмаль здорового зуба.

Он понял, что смотрит на ботинки Пастора, на пятна крови, оставленные его подошвами. С трудом приподнял подбородок и увидел сильные пальцы, изящно, словно дирижерскую палочку, держащие нож, потом длинные руки и, наконец, склоненное над ним лицо.

Джонсон видел Пастора во плоти десять лет назад. Постепенно даже образ его исчез из сновидений. Он забыл, что глаза у него коричнево-желтые, словно у большого кота.

Все это вспомнилось Джонсону в единый миг, и стон, сорвавшийся с его губ, объяснялся не болью, а мучительным осознанием поражения. Пастор заслонял от него последний свет, какой ему оставалось видеть, и Джонсон видел в его глазах напоминание обо всех жертвах. Ликование и ярость, плясавшие желтыми искрами, символизировали вопли женщин, которых Джонсон не знал, помочь которым не смог. Жертвы каким-то необъяснимым образом требовали ответа. Но Джонсон не мог бы никому объяснить, как позволил вырваться из своих рук этому чудовищу.

Он вскрикнул, когда Пастор схватил его за галстук и дернул вверх, чтобы добраться до шеи.

— Привет, Арлисс.

Джонсон не отворачивался от усмехающейся маски. Он знал, чего хочет Пастор, чего каждый убийца в конце концов домогается от своей жертвы: чтобы он глядел на орудие убийства и умолял о пощаде, умолял, даже когда сталь начнет впиваться в тело.

Джонсон отказывал Пастору в таком удовольствии и видел, как того охватывает удивление, злость.

Пинг! Открываются двери лифта?..

Прогремел выстрел, пуля ударилась в колонну рядом с Пастором, осыпав бетонной пылью и его, и Джонсона.

Холленд видела, что Пастор среагировал мгновенно, упал и перекатился, еще две пули ударились о бетон рядом с его изгибающимся телом.

Когда двери лифта открылись, Холленд сидела в углу, прижимаясь к стенам. Руки она держала вытянутыми вперед между колен и выстрелила в тот миг, когда увидела Пастора, — под таким углом, что попадание было почти невозможно.

Вскочив на ноги, она выбежала из кабины, бросилась на пол, ободрав локти и колени, и стала высматривать ноги Пастора. Надеялась, что он окажется под какой-нибудь машиной. Один выстрел в бензобак — и Пастор отправится в ад пылающим факелом.

Разъяренная Холленд поднялась и открыла стрельбу. Ветровые и боковые стекла машин разлетались. Она хотела вспугнуть Пастора, загнать в угол и разделаться с ним...

На слух полагаться было невозможно, потому что домовая сирена еще выла, но взглядом она уловила какое-то движение. И принялась стрелять навскидку. Потом увидела, как в противоположной стороне закрылась дверь запасного выхода с лестницей, ведущей наверх к другой двери, которая в аварийной ситуации автоматически откроется и выпустит Пастора в ночь...

Холленд повернулась и побежала к Джонсону.

— Со мной ничего страшного, — выдохнул он. — Не суди по виду. Снаружи Кобб и Марианна в джипе.

Отстранив протянутую руку Джонсона, Холленд распахнула на нем куртку. Рубашка была залита кровью.

— Вам нужно в госпиталь.

— Нет! Просто поцарапана ключица. Помоги встать!

Холленд помогла ему подняться и забросила его левую руку себе на плечи. Сделав первый шаг, Джонсон скривился, но продолжал идти. Холленд, поддерживая, вела его к воротам гаража, уже распахнутым для пожарных машин, потом вверх по пандусу.

Сирены и красные огни сотрясали тьму, пожарные машины и кареты «скорой помощи» стояли на улице и в подъездной аллее. Мимо пробегали люди в желтых комбинезонах и плащах из огнеупорного материала, кислородные баллоны подскакивали у них на спинах, в руках они держали красные ящики с инструментами, сквозь завывание сирен слышались их хриплые крики.

Один из пожарных остановился и, тяжело дыша, спросил, нужна ли помощь. Джонсон поспешил ответить, что у него сломана лодыжка. Разглядеть в темноте кровь на его груди пожарный не мог.

— Они там, — сказал Джонсон и указал подбородком в сторону джипа.

— Я поведу его, — сказал появившийся невесть откуда Брайент. Холленд видела на его широком лице страх и озабоченность, видела, как бережно ведет он Джонсона, едва не отрывая от земли.

Выскочившие из автомобиля Марианна и Кобб стали помогать Брайенту. Холленд отстала от них. Она не отдавала себе отчета в том, что смотрит на крышу «Риверсайд-Тауэрс», откуда поднимался дым, — пламя уже погасила домовая противопожарная система. Что стоит посреди улицы, что ее бранят и толкают пробегающие мимо люди. Наконец Брайент вернулся, накинул ей на плечи толстое пожарное покрывало и повел прочь.

27

— Тебе невероятно повезло, Арлисс. Четверть дюйма в ту или другую сторону, и...

Врач по фамилии Хупер поджидал их в комнате Холленд в центре Стюарта. Это был высокий тощий человек пятидесяти с небольшим лет, с прядью седых волос на блестящей лысине и суровым взглядом военного хирурга.

Он вскрыл коробочку и постучал пальцем по пластиковой ампуле:

— Это лекарство снимет боль.

— И усыпит меня.

— Ты что, собрался на танцы сегодня вечером? — Врач глянул на свои часы и поправился: — Сегодня утром.

Было половина первого ночи пятого апреля.

Хупер знал, что нужно Джонсону. Служа во Вьетнаме, он создал пилюли и микстуры, способные заглушить боль у раненого и позволить ему вернуться в бой.

Врач оглядел агентов, которых уже знал по фамилиям. Марианна с напарником, Коббом, курили, выпуская дым в приоткрытое окно. Здоровяк Брайент и Клара Крэнстон, которую Хупер знал уже много лет, сидели в креслах напротив кровати, наблюдая за врачом и пациентом. Третья женщина, Холленд Тайло, стояла, хотя Хупер видел, что силы ее вот-вот покинут. Она не отрывала глаз от забинтованных плеча и груди Джонсона. За действиями Хупера следила так пристально, что он, способный забыть обо всем за работой, чувствовал себя неуютно. У него мелькнула мысль: она не может до конца поверить, что Джонсону не грозит смерть, и хочет как-то передать ему оставшиеся силы.

Врач надорвал полоску фольги с двенадцатью капсулами.

— Сильнодействующие. По одной через шесть часов. Не больше.

— Ты мой спаситель.

Джонсон, кривясь, потянулся за лекарством.

Хупер собрал свои инструменты. Когда он собрался уходить, Клара подошла к нему, взяла за руку и погладила по лицу.

— Эрон.

Хупер обернулся.

— Спасибо.

— Постарайся побыстрее поймать того, кого ловишь. — Врач небрежно откозырял двумя пальцами. — Удачи, Арлисс.

Когда Клара удалилась вместе с Хупером. Брайент жестом велел Марианне и Коббу выйти.

— Холленд...

— Томми, она останется.

Брайент знал этот тон и не стал спорить. Джонсон приподнялся на подушках, достал одну капсулу и проглотил не запивая.

— Что у тебя?

Брайент невольно глянул на Тайло. Боевое крещение боевым крещением, но то, что он хотел сообщить Джонсону, не предназначалось для ее ушей. И стал тщательно подбирать слова:

— Пришли ответы на запрос относительно Пастора. В Лос-Анджелесе, Сан-Франциско и Сиэтле он не появлялся. А вот в Ванкувере был замечен. Канадская полиция фотографирует американские паспорта якобы для налоговой службы. Фамилия у Пастора была другая, однако на паспортной фотографии он почти не загримирован. Они прислали факс.

Брайент протянул лист бумаги, повернув его к Холленд чистой стороной.

Джонсон сразу же посмотрел на серийный номер паспорта, который Брайент подчеркнул красным.

— Как мы его получили? — спокойно спросил он.

Брайент повел подбородком в сторону письменного стола, где стоял факсимильный аппарат.

— Эта линия надежна, так ведь? На всякий случай я оставил номер вашей секретарше.

Джонсон глянул на мелкие цифры вверху страницы: 11.17. Как раз в это время взрыв потряс пентхаус «Риверсайд-Тауэрс».

— Канадцы уверены в этом номере?

Брайент кивнул.

Холленд видела, как сошло напряжение с лица Джонсона, как расслабились мышцы. Он походил на человека, понесшего непоправимую утрату.

— Ладно, — сказал Джонсон. — Принимайся за поиски. Ты знаешь, чья подпись нас интересует. Выдать паспорт без нее никак не могли. — И вернул факс Брайенту. — Теперь начинай стучаться во все двери. Как только найдешь подтверждение, позвони. Марианна и Кобб смогут обойтись без сна?

— Смогут, но...

— Позаботься о надежной связи. Выйдешь на меня через них.

Брайент тщательно сложил лист и спрятал куда-то под куртку. Потом откашлялся и сухо сказал:

— Я бы предпочел остаться с вами.

Джонсон знал, что мучает Брайента. Он не мог простить себе, что не был поблизости, когда его начальника едва не убил Пастор. Требовалось загладить вину, свести счеты, а Брайент чувствовал, что такой возможности ему не представится.

— Томми, ты понимаешь, что значит для нас эта подпись. Такое дело я могу доверить только тебе.

Когда Брайент вышел, Джонсон напряг мышцы живота, затем медленно спустил ноги на пол и повертел головой. Осторожно потрогал повязку на плече. Пилюля действовала отлично.

— Хочешь знать, в чем тут дело? — спросил он Холленд.

Она молча взглянула на него.

— Полученный серийный номер принадлежит партии «черных» паспортов, изготовленных для ЦРУ, госдепартамента, министерства финансов. Эти учреждения имеют дело с людьми, нуждающимися в глубокой конспирации. В редких случаях мы выдаем их иностранцам, чтобы те могли покинуть свою страну.

Партия эта невелика, всего несколько сотен документов, однако Брайенту потребуется время. Иногда ту или иную бумагу найти очень трудно. Но когда он найдет, мы узнаем, кто распорядился выдать этот паспорт Пастору.

— У Крофта есть власть отдать такое распоряжение? Или принудить кого-то сделать это?

Джонсон чуть улыбнулся:

— Я, кажется, не поблагодарил тебя за спасение жизни.

Холленд, когда он взглянул на нее, пришлось отвернуться.

В глубине души она сознавала, что сделала для него. Но радоваться этому мешали Синтия Палмер, не дающие покоя кровавые образы.

— Это пройдет, — сказал Джонсон. — Боль будет долгой, мучительной, но ты непременно ее осилишь. Ничего больше сделать для Палмер ты не могла. Пастор перехитрил нас обоих. Может, если бы пленку с похорон мы получили раньше, то сообразили бы, что к чему. Но это я позволил Палмер остаться без охраны. — Джонсон замялся и добавил: — А взрывное устройство, Холленд, предназначалось для тебя. Пастор рассчитывал, что ты поедешь к Палмер домой. Он точно знал, сколько времени потребуется ему на работу, сколько боли нужно причинить, чтобы она наверняка сказала правду.

Ты приехала чуть раньше, чем ожидал Пастор, но он был уже готов улизнуть. Он знал, как ты среагируешь на то, что увидишь. И считал, что не покинешь Палмер. Однако он слегка ошибся в расчете...

— И мы уцелели, — договорила Холленд.

— Да.

— И кое-что узнали.

Джонсон поглядел на Холленд и увидел по глазам, что ей есть чем его обрадовать.

— Что Палмер сказала тебе? — прошептал он.

— О Дэниелс Уэбстере[5], — ответила Холленд.

Пастор — белый, хорошо одетый, похожий на подвыпившего туриста — остановил такси без труда.

По счастью, водитель оказался арабом, плохо знавшим английский язык, и не приставал с разговорами. Пастору не хотелось отвечать на расспросы о трех пожарных машинах у «Риверсайд-Тауэрс».

Город араб знал хорошо и без зазрения совести мчался на красный свет. Машину швыряло из стороны в сторону, когда она двигалась по Нью-Хемпшир-авеню, потом по Коннектикут-и Флорида-авеню. Наконец она въехала на пологий холм, к громадному, уродливому зданию вашингтонского «Хилтона».

Здесь Пастор вскоре после регистрации в «Четырех временах года» снял номер под другой фамилией. Теперь он являлся Эндрю Макджи и располагал полным набором документов, в том числе калифорнийскими водительскими правами и членским билетом, свидетельствующим о его надежном положении в Ассоциации американских торговцев недвижимостью.

В отеле проходил ежегодный съезд ассоциации. Там собрались тысяча четыреста хищников, обменивающихся сведениями о деловых успехах. Пастор затерялся среди этой публики. То, что именно в этом отеле был ранен Рейган, придавало происходящему определенную пикантную иронию.

Даже в час ночи в похожем на пещеру вестибюле царило оживление. Пастор пробирался сквозь группы выходящих из баров участников съезда, болтающих друг с другом или заигрывающих с разодетыми проститутками. Он не видел ничего опасного для себя, да и не ожидал увидеть. Джонсон хорошо знал его и потому не поднял общую тревогу, не заставил полицейских мотаться из отеля в отель, показывать фоторобот скучающим служащим. Знал, что при своих многочисленных талантах он сразу же обнаружит слежку и, если окажется загнанным в угол, легко не сдастся.

Подходя по коридору к своему номеру, Пастор был начеку. Подошел к юному гватемальцу, собиравшему выставленную для чистки обувь, и, притворившись подвыпившим, заговорил.

Гватемальца он видел насквозь и, будь в номере засада, прочел бы это по его глазам.

Войдя в номер, Пастор развернул оставленный на подушке шоколад, положил в рот, раскрыл стенной шкаф и стал набирать комбинацию цифр на дверце сейфа для постояльцев.

Вскрыть этот сейф не представляло бы труда, но Пастор принял свои меры. Очень осторожно приоткрыв дверцу на дюйм, он удалил пальцами проволочки, подводившие ток от девятивольтовой батарейки к шашке взрывчатки размером с бейсбольный мяч.

Обыкновенный взломщик распахнул бы дверцу и остался бы без лица или без рук.

Отложив мину-сюрприз в сторону, Пастор извлек набор документов для путешествия, о планировании которого достопочтенный сенатор Крофт ничего не знал. Очень досадно было уезжать, не нанеся повторного визита Арлиссу Джонсону. И Холленд Тайло.

Пастор был достаточно самокритичен и понимал, что сам отчасти виноват. Он заманил Джонсона в гараж и одержал над ним верх, мог через секунду полоснуть его по горлу. Но решил подольше насладиться его страданием и позволил Тайло опередить себя. Утешало его только то, что на своем пути он оставил немало трупов. Джонсону придется давать множество объяснений, не способствующих укреплению его репутации.

Пастор собирался нанести последний визит. Синтия, как он и предвидел, разговорилась. Теперь он мог завершить свои дела и притом оставить на совести Джонсона еще одну болезненную зарубку.

Он убедился, что взял все необходимое, в том числе и билет на самолет до Лондона, вылетающий в 7.20 из аэропорта имени Даллеса. Спустившись, получил у портье небольшой коричневый конверт. Вскрыл его и обнаружил свежеизготовленный ключ.

Пастор с улыбкой подбросил его, поймал на лету и сунул в карман. Направляясь к бару, он думал, как приятно работать с профессионалами вроде Крофта, всегда доставляющими обещанное.

Пробравшись сквозь плотную толпу, Пастор нашел у стойки свободный табурет. Поманил к себе бармена и заказал чистый тоник. Оглядев зал в зеркале за рядами бутылок, решил, что долго ждать не придется.

Уайетт Смит сидел за своим столом напротив Джонсона. Было два часа ночи, директор два часа назад вернулся из военно-морского госпиталя.

— Что показало обследование? — спросил Джонсон.

— Перемен никаких. Пока, разумеется. Врачи иногда бывают очень бесцеремонными.

— Может, они ведут отсчет времени иначе, чем мы.

Смит чуть заметно улыбнулся:

— Они не заговаривают о неизбежном. Просто раздумывают, резать или нет. Однако ты пришел ко мне не для этого разговора. Кстати, Арлисс, раз уж речь зашла о госпиталях, я думаю, тебе сейчас место на койке.

Джонсон, входя в дверь, пристально наблюдал за реакцией Смита. У директора накопилось множество вопросов, но он задал лишь один:

— Тяжело ранен?

Джонсон ответил, а когда Смит высказал по этому поводу собственное суждение, спорить не стал.

— Ты слышал, что произошло в «Риверсайд-Тауэрс»? — сказал он, пропустив замечание Смита мимо ушей.

— Взрыв, потом пожар. Подробностей не знаю, но репортеры установили, что место происшествия — квартира Синтии Палмер. Она единственная жертва. Ну и что?

— Имей в виду — все находившиеся там были под моим началом. Вся ответственность лежит на мне.

Смит огляделся, будто аукционист, приглашенный для оценки дома.

— У тебя есть свои маленькие секреты, так ведь, Арлисс? Надежное убежище, медицинская помощь... Ты поднял по тревоге отряд быстрого реагирования, а потом безо всяких объяснений отменил вызов. Моррисон из ФБР выразил мне неудовольствие по этому поводу. — И понизил голос: — Что еще у тебя?

Джонсон, не тратя времени на оправдания, принялся рассказывать обо всем. И как отыскал Холленд, и о ее договоренности с Крофтом. Когда упомянул о Пасторе, Смит словно бы окаменел. Он прекрасно знал, что представляет собой этот человек. Много лет назад они с Джонсоном просиживали ночи над следственными материалами, пытаясь отыскать ниточку, которая завяжется петлей на его шее.

— Уэстборн с любовницей, японские туристы, Синтия Палмер — все они погибли от руки Пастора, — сказал Джонсон.

— Как же так? — спросил Смит. — Что привело его обратно через столько лет?

Джонсон стал рассказывать о дневниках Уэстборна, которые стали причиной убийства, о том, как Холленд невольно оказалась втянутой в это дело, о видеопленке ФБР с Синтией Палмер, о том, как слишком поздно понял, что вдова еще тогда стала объектом внимания Пастора...

— Тайло об этом догадалась и едва не поплатилась жизнью, — сказал Джонсон. — Пастор установил в квартире Палмер взрывное устройство, зная, что Тайло или я — а может, на его счастье, и оба — явимся туда. Он хотел ликвидировать всех, кто опасен ему и тем, кто его нанял.

После паузы Джонсон заметил:

— Ему это едва не удалось.

Смит, задумчиво глядя в пространство, молчал около пяти минут.

— Я ведь слышал о них, — неторопливо произнес он. — О дневниках. Временами до меня доходили слухи, что кое-кто потерпел крах, потому что Уэстборн располагал о нем компрометирующими сведениями. Я не придавал этому значения. Камни за пазухой Уэстборна казались не тяжелее, чем у других.

Смит говорил, отвернувшись, словно обращаясь к темноте за окном.

— Арлисс, кто могут быть «те», наниматели? Думаешь, тут замешан не только Крофт?

— Это известно только Пастору, потому я и хочу взять его живым.

Смит захлопал глазами, словно Джонсон сказал ему то, что должен был уже знать. Повернулся, оглядел комнату, словно ожидая увидеть кого-то еще.

— Тайло здесь нет. Думаю, и вообще в этом здании. Брайента тоже, а он твоя лучшая ищейка. «Чероки» на улице не вижу, стало быть, Дженкинс с Коббом тоже нет. Ты загнал его в угол, так, Арлисс? Знаешь, куда Пастор поехал из «Риверсайд-Тауэрс», следишь за ним?

Джонсон промолчал.

— А что Крофт? — спросил Смит. — Его связь с Пастором ты установил. Разве нельзя узнать через него, кто нанял Пастора? Если, конечно, не он сам.

— Неопровержимых улик у меня нет, — сказал Джонсон. — А Крофт — сенатор; он вывернется. Уайетт, я не хочу этого допустить. — Немного помолчав, он продолжал: — Пастор единственный, кто может сдать мне Крофта. Когда я возьму его, доберусь и до всех остальных.

— А Пастор на это пойдет? Ты ведь не можешь обещать ему неприкосновенности?

Джонсон грустно посмотрел на директора:

— Ответа тебе лучше не знать на тот случай, если придется давать показания перед Комитетом по внутренним делам.

На Джудишери-сквер между двумя внушительными прямоугольными зданиями расположен памятник погибшим полицейским, гранитный реквием, обращенный фасадом на Е-стрит. Поскольку место это имеет особое значение для столичной полиции, патрулируют его добросовестно. Торговцы наркотиками и лица без определенных занятий, которых могла бы прельстить низкая квартплата на Третьей и Четвертой улицах, благоразумно там не селятся.

Кэпитол-Хиллз-апартментс и окружающие это шестиэтажное здание постройки отделены от улицы прямоугольными газонами. Квартиры с одной или двумя спальнями в нем просторны. Внутренняя планировка одинаковая: крохотная прихожая, слева кухня с проходом в столовую, примыкающую к гостиной. Разделенные встроенными шкафами спальня и ванная находятся справа.

Секретаршам и младшим конторским служащим, не дающим замереть вашингтонскому муравейнику, жилье там как раз по карману. Благодаря регулированию квартплаты они слегка благоустраивают квартиры на свое жалованье; одинокие женщины особенно любят кое-что переделывать по своему вкусу. Съезжают оттуда редко.

Холленд нашла квартиру уютной. В изящных бронзовых рамках висели гравюры океанских лайнеров 1930 года. На паркете лежал хороший индейский ковер машинной работы. Вместо стандартных флюоресцентных ламп под потолком комнату освещали напольные со светло-розовыми абажурами.

Сидя в столовой, Холленд наблюдала за суетившейся на кухне Джудит Траск, слышала, как свистит чайник, как постукивают ложечки в кофейных чашках. Хозяйка казалась ей женщиной, не расстающейся с прошлым: хранящей в выдвижных ящиках фотоальбомы, школьные объявления и приглашения пятнадцатилетней давности; коробки из-под обуви с письмами подруг, уже разъехавшихся по всей стране; любовные послания от ребят, которые сейчас не узнали бы ее, перетянутые резинкой и засунутые в самые темные уголки.

Траск была высокой, худощавой, тридцатипятилетней. Ее каштановые волосы спадали на плечи, лицо и глаза опухли после сна. На ней был форменный спортивный костюм Джорджтаунского университета, брюки слишком обтягивали живот.

— Со сливками и сахаром? — крикнула Джудит с кухни.

— Спасибо, черный без сахара.

— Бутерброды?

— Только кофе.

— Я ем, когда нервничаю. Знаю, что не следует, но...

Джудит поставила чашки на блюдца с видами приморского городка в Род-Айленде. Увидела, что Холленд разглядывает их.

— Купила прошлым летом, в отпуске.

— Поймите, никто не причинит вам вреда, — сказала Холленд, глядя ей в глаза.

— Я спокойна, — ответила Джудит. — Правда. Только слегка ошарашена.

Холленд отхлебнула кофе. Она переоделась в темно-серые вельветовые брюки и черную ветровку. Молния на ветровке была расстегнута почти до конца, и Холленд понимала, что Джудит видит ее кобуру. Она специально демонстрировала оружие, чтобы слова звучали более весомо.

— Понимаете, вы вдруг звоните среди ночи, а потом появляетесь и заводите речь о... миссис Уэстборн.

— Ждать я не могла, — сказала Холленд. — Вы можете знать то, что мне необходимо.

— Я мало что знаю о ней, — негромко произнесла Джудит. — То, что произошло, просто ужасно.

— Видели когда-нибудь этого человека?

Холленд протянула ей фотографию Пастора. На оригинальный снимок, сделанный десять лет назад, с помощью компьютера были нанесены возрастные изменения.

— Нет.

— Уверены?

— Никогда не видела. — Джудит замялась. — Это тот...

— Он убил миссис Уэстборн. И сенатора. И Шарлотту Лейн, женщину, обнаруженную с ним.

Холленд увидела, что при упоминании о Шарлотте она скривилась.

— Вы очень любили его, правда? Чарльз был для вас всем на свете.

На глазах Джудит выступили слезы, и она отвернулась.

— Стереотип, не так ли? Сенатор и референт заводят интрижку, предаются любви на письменном столе, на полу, где угодно. — Голос ее от горечи звучал резко. — Именно так у нас все и было, и, должна сказать, замечательно, — продолжала она уже помягче. — Он мог заполучить любую женщину. Видит Бог, я слышала о его победах. Я мало чего не слышала.

Но я видела его ежедневно, проводила с ним много часов, и он казался совсем не тем человеком, о котором ходили эти сплетни. Знаете, каково это, когда вы одни в комнате и весь мир перестает существовать? Исчезают все картины, звуки, запахи. И вы вдвоем, совершенно одни. Я увидела в этом мужчине то, чего не видел никто на свете. Видела, как лицо его менялось тысячу раз, и знала наверняка, что он думает, что скажет, в чем нуждается, чего хочет.

Я была ближе к Чарльзу, чем кто бы то ни было. И всегда буду в этом уверена. Думаю, он тянулся ко мне, потому что знал это. Я не могла предложить ему ни красоты, ни других искушений. Но он все равно приходил ко мне, зная, что любить его, как я, не сможет никто.

— Приходил, но не оставался, — сказала Холленд.

Джудит, закусив губу, поглядела на нее:

— Да, не оставался. Значит, все стереотипы верны, созданы для неудачниц вроде меня.

— Он знал, что вы беременны?

Джудит покачала головой:

— Не думала, что вы заметите, при моей фигуре... Да, я сказала ему. Но он отказался от меня.

В ее голосе прозвучала боль.

Некрасивое лицо уроженки Среднего Запада отразило и страдание, и любовь к новой жизни, которую она несла в себе, и унижение той неудавшейся попытки разделить радость с отцом ребенка.

— Оттолкнул меня, — повторила Джудит. — Не спросил ни о чем. Ни о ребенке, ни о моем самочувствии, ни о моих нуждах... Я сказала, что не доставлю ему неприятностей. Буду говорить всем, что отец ребенка живет там, откуда я родом. Сказала, что растить малыша буду сама. Единственное, о чем попросила, — немного денег для начала.

— Он решил, что вы хотите его шантажировать?

— Чарльз знал, что этого не может быть. — Джудит сделала паузу. — Он пообещал подыскать мне другую работу, получше, где-нибудь в Капитолии. Это была бы государственная служба, с пенсией и пособиями по болезни. Я была бы обеспечена. Отказывал он мне только в своей любви. — Джудит утерла щеку тыльной стороной ладони. — Дело не в ребенке, понимаете? Я мечтала, что он не расстанется со мной, может, когда-нибудь женится на мне. В мечтах нет ничего дурного... Когда Чарльз отвернулся от меня, мне было очень плохо. Он устраивал со мной... непристойные сцены. Иногда приводил других женщин, смотрел, как я их ублажаю. Иногда приходилось ублажать и их, и его. Были фотографии, видеопленки...

Я шла на это. Потому что, когда мы бывали вдвоем, он обнимал меня, ласкал и я чувствовала себя с ним очень хорошо и уверенно. Мы готовы на все, если кто-то подарит немного доброты, правда?

— Но вы знали его секреты, так ведь? — спросила Холленд.

— Иногда мне кажется — не знала ничего.

— Я спрашиваю о работе, Джудит. Как он работал, где хранил вещи.

— В кабинете он не хранил ничего, если вы об этом. По крайней мере ничего личного.

— Сейфа там не было?

— Нет. Он арендовал сейф в Первом федеральном банке. Я видела ключи в ящике стола. Взять оттуда что-то или положить туда он никогда не просил.

— В кабинете было место, где хранились документы, компьютерные дискеты?

Джудит покачала головой:

— Там царил беспорядок. Бумаги валялись повсюду. Мне приходилось разбирать все, прежде чем мы могли запереться.

— Так, — сказала Холленд. — Кажется, я иду по ложному следу.

Она старалась не выдать голосом беспокойства. Оставался последний вопрос.

— Имя «Дэниел Уэбстер» вам что-нибудь говорит? Цитировал Уэстборн фразы из его трудов? Была ли какая-нибудь любимая работа, на которую он ссылался, томик, который всегда держал под рукой?

Джудит встала и прошла до края индейского ковра.

— Нет, — сказала она, повернувшись. — Чарльзу нравились Медисон и Джефферсон[6]. Все их книги стояли у него на полках. Постепенно я вызубрила много цитат из их сочинений. Он любил приправлять ими свои речи.

Надежды Холленд рухнули, навалилась усталость. Это была последняя возможность выяснить, что могли означать последние слова Синтии Палмер.

Всю ночь Холленд носилась с этими словами, будто с амулетом. Палмер долго терпела боль перед тем, как сказать это. Значит, то была правда, как признание на предсмертной исповеди.

Но какая?

Холленд была совершенно уверена, что Джудит объяснит, что она знает об Уэстборне то, о чем Палмер не подозревала. Где-то между этими женщинами, с которыми безжалостно обходился один и тот же мужчина, лежал необходимый ей ответ...

— Дэниел Уэбстер.

Холленд пристально посмотрела на Джудит: — Да?

— Как я сказала, Чарльз никогда Уэбстера не читал. Но у него было кое-что уэбстеровское.

Холленд подскочила:

— Что же, Джудит?

— Его стол.

В час сорок пять служащие бара «Столичная братва» стали подавать последние заказы.

Пастор, сидевший у стойки, смотрел, как бармен наполняет стаканы. Глянул в зеркало, понаблюдал за шумной, пьяной суетой и легко разглядел, что к нему кое-кто направляется.

— Господи, ну и толпа! Можно, я присяду здесь на минутку, подальше от этого жуткого шума?

У стойки было восемь свободных табуретов, однако блондинка в облегающих вечерних брюках, белой блузке и красной куртке тореадора уселась рядом с Пастором.

— Привет! Я Бобби Сью.

— Не сомневаюсь. Меня зовут Эндрю. Эндрю Макджи.

— Хорошее имя. Нравится мне больше, чем Энди.

Под светом ярких ламп видны были черные корни ее белокурых волос. Пастор подумал, что макияж хорош, но кожа у нее грубая. И лет ей не тридцать пять, как может показаться, а больше.

— Откуда ты, Бобби Сью?

— Из Мэриленда, по соседству.

Пастор усомнился в этом. Говор ее походил скорее на северофлоридский. Решил, что из какого-нибудь захолустья, где определение девственницы — сестричка, способная убежать от брата.

— Снимаешь номер здесь, Эндрю?

— Нет. Я просидел весь день на этом съезде и чуть с ума не сошел. Один старый друг уехал и оставил мне ключи от квартиры.

Пастор слегка улыбнулся, видя, как Бобби Сью пытается скрыть разочарование. Подумал, что она уже обслужила клиента, а то и двух, но хочет закончить вечер на победной ноте. Выглядела она довольно свежей, возможно, потому, что ублажать пьяных дельцов — самое легкое в ее профессии.

— Квартирка маленькая, — сказал Пастор, протягивая руку за счетом, который бармен сунул между стаканами. — Но приятная и очень укромная.

Он достал бумажник, стал отгибать большим пальцем купюры и, дав Бобби Сью как следует полюбоваться на сотни, извлек двадцатку.

На его руку легла ее прохладная рука, ногти впились в кожу.

— Понимаю, почему ты не любишь отели, — сказала она. — Судя по твоим словам, та квартирка гораздо лучше.

Пастор наполовину вытащил из бумажника три сотенные.

— Хорошая, можешь мне поверить. Очень романтичная.

— Люблю романтичных мужчин, — сказала, тяжело дыша, Бобби Сью. — Они самые щедрые, Эндрю...

Пастор потянул четвертую сотенную, и Бобби Сью радостно взвизгнула. Взял салфетку и ловко обернул ею деньги.

— Если не ошибаюсь, Бобби Сью, они твои.

Та обеими руками взяла его руку и поцеловала пальцы, вытащив при этом салфетку.

— Не ошибаешься, голубчик. Пошли, отведаем старомодной романтики.

Пастор велел таксисту высадить их на Е-стрит перед памятником погибшим полицейским. Бобби Сью любовалась отражающимися на каменном фасаде огнями, пока не прочла надпись.

— Один мой друг служил в лос-анджелесской полиции, — объяснил Пастор. — Погиб при исполнении служебных обязанностей. Люблю приходить сюда, предаваться воспоминаниям.

Она содрогнулась и прижалась к нему:

— Слушай, Эндрю, ты очень мускулистый. Тренируешься?

— Когда есть время.

Пастор стал рассказывать, как живется преуспевающему торговцу недвижимостью в Лагуна-Нигуэль. Запрокинул голову так, что подбородок касался волос Бобби Сью. Воротник его куртки был поднят, и лица нельзя было разглядеть даже в телескоп ночного видения.

Если бы Холленд Тайло погибла, как было задумано, Пастору не понадобилась бы эта проститутка.

Он подумал, что Палмер вряд ли рассказала ей то, что выдала ему. Еще более сомнительно, что Тайло смогла бы найти ключ к разгадке и убедить серьезно раненного Джонсона действовать.

«Нет, — решил он, — все оборачивается в мою пользу».

И все же Пастор старался уменьшить риск. Он подошел к Кэпитол-Хиллз-апартментс со стороны Е-стрит, потому что окна Джудит Траск выходили на передний газон. Если у одного из них затаился снайпер, Пастор смог бы разглядеть его. Площадь была освещена так ярко, что в каменных блоках блестела слюда. Углублений, где мог бы спрятаться человек с винтовкой, не было. Главное — крыши окружающих построек были очень пологими. Между крышами и стенами имелись небольшие рабочие помостки, но винтовку спрятать было негде. Ствол торчал бы.

Пастор медлил, ерошил волосы Бобби Сью, а сам неторопливо озирался по сторонам. Бобби смеялась и заигрывала, а он водил взглядом по крышам.

Порядок.

Улица была очень тихой. При домах вдоль Третьей и Четвертой улиц были подземные гаражи, так что снаружи машин стояло немного. Несмотря на усиленные наряды полиции, мало кто из жителей хотел рисковать, чтобы у него разбили стекла или сняли с колес колпаки. Тем не менее Пастор осмотрел каждую, высматривая, нет ли чего-то необычного. Если бы Джонсон вздумал выставить наблюдение, то прислал бы фургон, где могут спрятаться по меньшей мере два человека.

— Холодно становится, малыш, — жеманно улыбнулась Бобби Сью. — Не надышался свежим воздухом?

Пастор повел ее по бетонной дорожке к парадной двери, отыскал на втором этаже слева от вестибюля окна квартиры Джудит Траск. Казалось, она спит с ночником.

— Это уже лучше! — сказала Сью, оживленно потирая руки.

Пастор провел ее по вестибюлю в небольшой лифт. Они поднялись на второй этаж, и Пастор поцеловал Бобби в шею пониже уха.

— Да ты и вправду романтик! — хихикнула она.

Пастор приложил палец к ее губам, и она умолкла.

От лифта налево, шесть квартир по каждой стороне коридора, в торце еще две. Квартира Траск находилась там, справа.

Пастор все еще подозрительно, напряженно оглядывался и прислушивался. Легкий шелест сквозняка; гудение флюоресцентных ламп; пыхтение старой отопительной системы; смех — по телевизору показывают комедию.

Порядок.

У самого конца коридора находился чулан для мусора. Пастор, джентльмен до мозга костей, пропустил Бобби Сью впереди себя. Какое-то время разглядывал ее красивые длинные ноги. Она сослужила ему хорошую службу, создала прикрытие. Джонсон велел бы своим людям сосредоточиться на одиноком мужчине; на обнимающуюся, хихикающую парочку они не обратили бы внимания.

— Было замечательно, голубушка.

— А?

Бобби Сью с улыбкой стала поворачиваться. Она думала об уютной, мягкой постели, об этом крепком, хорошо сложенном мужчине с полным карманом сотенных купюр, и вдруг ее пронзило что-то раскаленное. Когда женщина стала падать, Пастор подхватил ее. Его дыхание касалось ее щеки, словно он предавался с ней любви, но, Господи, это было так больно.

Удар оказался точным. Лезвие ножа прошло сквозь мякоть, не задев ребер, кончик его едва касался сердца. Пока Пастор не сделал последнего легкого нажима.

Потом он распахнул дверь мусорного чулана и усадил Бобби Сью на пластиковую урну. Позаботился, чтобы она не упала и не наделала суматохи до его ухода. Пять шагов, и он оказался у квартиры Джудит Траск.

От этой двери ключа у Пастора не было, поэтому он напряженно прислушался. Слабые голоса... это не телевизор. Кто-то говорит, разговаривают двое...

Из калорифера на его шею струился горячий воздух. Пастор стал различать слова, обрывки разговора.

«Уэстборн сказал вам так? Он... именно этими словами...»

«Это правда!.. Не хотел знать... когда я сказала, что люблю его...»

«...не могу поверить... все, что еще помните... нужно знать...»

Пастор отступил назад и глубоко вдохнул ртом. Траск не только не спала; у нее кто-то был. Подруга? Ночной разговор о неразделенной любви?

«...все, что еще помните... нужно знать...»

Там была Тайло! Открытие так поразило Пастора, что он зажмурился. Когда открыл глаза, в руке у него был пистолет с глушителем.

Наблюдения снаружи не было, он в этом не сомневался. Значит, она явилась сюда безо всякой поддержки?

Она явилась без поддержки к Палмер.

А теперь ей потребовались те же сведения, что и ему. Она без прикрытия, и, когда с ней будет покончено, у Траск душа уйдет в пятки. Тайло, видимо, решила, что опасаться его уже не нужно. Когда она последний раз видела его, он бежал. И не думает, что он появится так быстро, если появится вообще.

Удовлетворенный собственной логикой, Пастор успокоился. Объяснение было обоснованным, без неувязок и выдачи желаемого за действительное — того, что Тайло в себе смертельную опасность.

Выстрел расщепил тонкую дверную ручку; нажав плечом, Пастор выдернул дверную цепочку из стены. Комната была залита розовым светом, который он видел с улицы, на ковер падали тени.

— Да?

— Как я сказала, Чарльз никогда не читал Уэбстера...

Пастор в недоумении стремглав проскочил через маленькую столовую. Что-то было неладно, но он не мог понять, что.

Почему они все еще разговаривают?

Второй раз он выстрелил неумышленно, в панике. Пуля вошла в стену рядом со стереосистемой.

Как я сказала, Чарльз никогда не читал Уэбстера...

Голоса были записаны на пленку. На антикварном комоде стоял кассетный плейер, глядя красным огоньком в глаза Пастору.

Пастор ощутил неземной покой, словно нежился в теплой воде. Иногда в праздные минуты он задумывался, какой конец уготован ему. Но такого внезапного и представить не мог.

Пастор нажимал на спуск, даже когда его развернуло. Грохота моссберговской двустволки Брайента он так и не услышал. Но ощутил ожог, а затем силу, оторвавшую его от пола и швырнувшую на книжный шкаф. Второй выстрел, поразивший его чуть повыше шеи, снес ему лицо и опалил волосы.

28

Холленд вздрогнула, услышав выстрелы брайентовского «моссберга». Она была в квартире напротив и в наступившей оглушительной тишине не услышала, как скулит зажмурившаяся, стиснувшая кулаки Джудит.

Расстояние между ними составляло пятнадцать футов, примерно столько же, на взгляд Холленд, разделяло Брайента и Пастора. После двух выстрелов из «моссберга» с такого расстояния остаться в живых было невозможно.

Холленд подошла к Траск, стараясь не оказаться на линии огня у Дэвида Кобба. Дэвид стоял лицом к двери, держа «узи» на уровне пояса.

— Джудит... Послушайте. — Холленд мягко разжала ее пальцы. — Послушайте. Все хорошо. Все кончено. Теперь вам некого бояться.

Траск вцепилась в нее, Холленд успела повернуться, чтобы оставить правую руку свободной.

— Вы уверены, что он мертв? — прошептала Джудит.

Холленд кивнула:

— Теперь мне нужно пойти в вашу квартиру. Кое-что сделать. — Ногти Джудит впились ей в кожу. — С вами останется Дэвид. Вы не будете одна ни секунды. Когда я вернусь, уйдем все вместе. Хорошо?

Холленд вырвалась из рук Джудит и отвернулась от ее ошеломленного, безумного лица.

Кобб посторонился, дав ей пройти, и прикрыл ее, когда она выходила.

В коридоре не было никого, кроме Марианны Дженкинс с двустволкой. Двери других квартир были закрыты, жильцы эвакуированы.

Два часа назад Холленд, Марианна и Кобб вывели сонных жильцов по черной лестнице в ночь, где их поджидали автофургоны.

Люди охотнее откликаются на просьбы агентов секретной службы, чем других правоохранительных органов, полагая, что дело каким-то образом связано с безопасностью президента. Холленд сыграла на этом, и эвакуация прошла быстро, жильцов отвезли в расположенный неподалеку отель «Хайетт Ридженси».

Холленд подошла к квартире Джудит. Вжавшись в угол, навела пистолет на дверь, державшуюся на одной нижней петле. С расстояния в четыре фута пуля прошла бы сквозь рыхлую древесину двери и стоявшего за ней человека.

Глянув на Марианну, вставшую слева от нее, Холленд позвала:

— Брайент?

Секунды ползли медленно, и указательный палец ее лег на спуск.

Пастор не мог остаться в живых после двух выстрелов...

— Тайло, здесь безопасно!

Узнав голос Брайента, она шагнула за едва державшуюся дверь, запах пороха щипал ей ноздри. Труп лежал мешком у книжного шкафа. На верхнюю половину тела было страшно смотреть. В голове у Холленд непроизвольно мелькнула мысль, из тех, что служат временной защитой от ужаса: «Опознавать Пастора придется по отпечаткам пальцев. Не сохранилось ни лица, ни зубов».

Брайент сидел в кресле напротив книжного шкафа, держа на коленях «моссберг». Холленд подумала, что после стрельбы он даже не шелохнулся.

— Томми...

Здоровяк пошевелился, замигал. Поглядел на Холленд, на свое ружье, и его отсутствующий взгляд оживился. Глубоко вдохнул, фыркнул и по-лошадиному встряхнул головой.

— Вы правильно рассчитали, — сказал он. — Пастор явился к ней. — И, помолчав, продолжал: — Я знаю, Джонсону он был нужен живым, но взять его не было ни малейшей возможности. Войдя, он сразу же уловил что-то неладное. Думаю, заметил огонек на плейере и догадался. Меня наверняка не видел, но все же начал стрелять.

Брайент встал и положил руку Холленд на плечо. Он улыбался, но взгляд его был все еще затуманенным.

— Он пришел прямо к нам в руки.

Холленд отвернулась, подошла к плейеру и включила запись своего разговора с Джудит.

Она позвонила Траск из центра Стюарта. Через двадцать минут приехала к ней на квартиру, мучилась от нетерпения, отказалась от бутербродов к кофе, мысленно молилась, чтобы эта женщина смогла помочь ей. И Джудит помогла, упомянув о столе, принадлежавшем легендарному Дэниелу Уэбстеру... за которым в зале заседаний сената сидел Чарльз Уэстборн.

После этого Холленд поспешила увести Джудит из квартиры. Ей снова повезло, потому что живущая напротив сиделка, подруга Джудит, работала ночью в Джорджтаунской мемориальной больнице. Ключ у Джудит был.

Брайент и Марианна занялись другими жильцами, а Холленд всеми силами успокаивала свою подопечную. Минуты летели. Холленд подавила воображение, чтобы не слышать вдали шагов Пастора, идущего в темноте по ее душу. Отвечая на расспросы Джудит, она не решилась рассказать всей правды и представила его психопатом, взбесившимся роботом.

Когда Джудит наконец уразумела, что от нее требуется, Холленд включила магнитофон. Потом, оставив ее с Коббом, отдала пленку Брайенту и вернулась.

От этой пленки зависело все. Никто представления не имел, как появится Пастор, знали только, что он наверняка скроется от обычного наблюдения. Марианна и Кобб предлагали посадить в засады снайперов, но Холленд сказала, что Пастор будет начеку, заметит их и скроется. Поэтому его решили допустить в здание.

Холленд слышала, как открылся лифт, потом шаги в коридоре, но не видела Пастора, пока он не появился перед дверью квартиры Джудит. Сквозь глазок казалось, что Пастор очень далеко.

Холленд наблюдала, как он прислушивался к голосам изнутри. Должно быть, поначалу, слыша только обрывки вопросов и ответов, упал духом. Она рассчитывала, что Пастор узнает ее голос и выйдет из себя. Ему предстояло иметь дело с двумя женщинами, одна из которых явно вооружена. Он не мог осторожно войти в квартиру, застать Джудит врасплох и сосредоточить на ней все внимание...

Холленд молилась, чтобы звуки ее голоса пробудили в нем ярость. Она хотела, чтобы неудачная попытка убить Джонсона мучила его, чтобы голос ее явился песней сирены, манящей его в комнату, где ждал Брайент с «моссбергом» в руках.

— Холленд.

Голос Брайента был твердым, глаза ясными, чувство, что он сыграл роль палача, отступало.

— Нам больше здесь нечего делать... Джонсон ждет. Вы должны позвонить ему.

Брайент слегка подтолкнул ее, потом зашел справа, чтобы, выходя, она не видела трупа.

В коридоре она увидела Кобба с «узи», за его спиной Траск с бегающим взглядом. Марианна быстро шла к лестнице, чтобы подогнать машину. Брайент жестом велел Коббу следовать за ней. Протянул руку Джудит и улыбнулся ей, будто робкому зверьку.

Холленд шла по коридору, когда ее вдруг охватил озноб. Брайент, уже ждущий в лифте, увидел, что она отстала.

— Поезжайте, — сказала Холленд. — Я покараулю здесь и позвоню Джонсону.

Брайент хотел подойти к ней, но что-то в ее лице остановило его.

Холленд подождала, пока лифт тронется, потом повернулась и пошла обратно.

Подойдя к двери в чулан для мусора, замерла. Ей очень не хотелось поворачивать ручку. Надоело видеть пролитую Пастором кровь, его зверства.

Однако Холленд помнила, как он шел по коридору. Она слышала голос... Нет — голоса. Ей вдруг пришло в голову, что Пастор явился с кем-то. Потом: «Нет-нет, Пастор не мог привести сообщников. Он действовал в одиночку».

Однако беспокойная мысль о голосах не оставляла ее. Как Пастор подобрался к Кэпитол-Хиллз-апартментс?

Он должен был предположить, что здесь выставлено наблюдение, хотя у нас почти не было времени на это. И подготовился, зная, что высматривать мы будем одинокого мужчину. Нашел кого-то для прикрытия.

Металлическая дверная ручка казалась скользкой в ее потной руке. Холленд вытащила оружие — там, где дело касалось Пастора, рисковать было нельзя — и открыла дверь.

Женщина сидела на синей пластиковой урне, будто жалкая, сломанная кукла. Одежда, косметика, прическа, сильный запах духов подсказали Холленд, кто она и где Пастор ее нашел.

Щупать пульс Холленд не стала. Белая блузка женщины была залита кровью. Она осторожно притворила дверь, отступила на два шага, прислонилась к стене, дрожащими руками достала из кармана телефон и нажала кнопку срочного вызова.

Подняв трубку, Джонсон не предупредил Холленд, что Смит слушает по отводной. Первыми ее словами были:

— Пастор убит. Он ворвался в квартиру Траск. У Брайента не было иного выхода.

— Все целы-невредимы?

— Да. Мне нужно несколько агентов в мундирах, чтобы охранять место происшествия до появления полиции.

— Сейчас приедут.

Когда Холленд стала излагать подробности, Джонсон подумал, что есть что-то неестественное в ее бодром рапорте. Но потом услышал, как она запинается, силясь справиться с ужасом. Подумал, заметил ли это Смит; по лицу директора ничего нельзя было понять.

— Траск сказала мне то, что нам требовалось, — продолжала Холленд. — Во всяком случае, я в этом почти уверена. Убедимся через час.

Джонсон заметил, что Смит нахмурился.

— Холленд, минутку.

И, прикрыв рукой микрофон, спросил:

— Что ей сказать?

— О чем она узнала у Траск?

— Холленд, со мной директор. Мы должны знать, что Траск сказала тебе.

Та ответила не сразу. Джонсон надеялся, что Холленд не станет скрытничать, боялся, что Смит вмешается и отзовет ее, когда она так близка к цели.

— Траск объяснила, почему Синтия Палмер упоминала Дэниела Уэбстера, — сказала Холленд. — Я догадалась, что за этим кроется. Мне нужно только...

— Тайло, говорит директор.

— Слушаю, сэр.

— Что означает упоминание Дэниела Уэбстера?

Джонсон обратил внимание, что Холленд на сей раз не колебалась; должно быть, уловила нетерпение в голосе Смита. Выслушав ее объяснение, поразился его простоте, однако нутром понял, что она права.

— Хорошо, Тайло. Кажется, в этом есть смысл. Но дело подождет.

— Сэр...

— Послушайте. Вы проделали хорошую работу. Не портите ее теперь сами. Через час будьте у меня в кабинете. Охрана в форме сменит вас и свяжется с полицией.

У вас будут два срочных поручения. Во-первых, повидайтесь с людьми из нашего пресс-бюро, расскажите о случившемся, чтобы они могли составить заявление для средств массовой информации. Нам нужно быть очень осмотрительными. Люди зададутся вопросом: могли ли мы как-то предотвратить убийство Палмер?

Во-вторых, мне нужны от вас письменные показания обо всем, что произошло, начиная со стрельбы в вашем доме. Последовательно изложите события, перечислите всех участников. Все, что вы раскопали, пахнет скандалом. Когда президент меня вызовет, я хочу точно знать, что произошло, как и почему.

— Слушаюсь, сэр.

— Отлично. До скорой встречи.

Смит положил трубку и взглянул на Джонсона:

— Позаботься, чтобы она приехала, не натворив никаких глупостей.

В квартире Крофта свет горел с тех пор, как в условленное время не раздалось звонка Пастора. Крофт смотрел круглосуточные программы новостей, и в 3.30 наконец передали сообщение, которого он ждал: стрельба в Кэпитол-Хиллз-апартментс, один убитый, подробности почти неизвестны, потому что место происшествия охраняет секретная служба.

Весть потрясла Крофта. Он считал, что Пастор не способен оплошать. Этот человек был совершенно безжалостным. Однако Холленд Тайло улизнула от него. Дважды.

Может, Пастор из-за того, что не сумел ее убить, начал действовать поспешно и в чем-то просчитался?

Крофту требовалось выяснить, как Тайло это организовала, и в четыре часа он узнал подробности у своего человека в полиции. Начальник отдела розыска, получивший свою должность благодаря настойчивости сенатора, сказал, что его люди очень злы на секретную службу, чинящую им препятствия. Сотрудникам отдела расследования убийств показали труп, но агенты секретной службы ждали своих людей, которые заберут его. Коронер сообразил, что пререкаться по поводу полномочий не имеет смысла, и уехал.

Самым важным для Крофта — хотя начальник отдела об этом не подозревал — оказалось, что при убитом найдены документы на имя Эндрю Макджи, торговца недвижимостью из Калифорнии. Начальник добавил, что родственникам лучше бы не видеть труп: тело изуродовано пулями до неузнаваемости.

Закончив разговор, Крофт быстро перебрал в уме свои немногочисленные возможности. Остановился на запасном варианте, о котором до сих пор серьезно не думал. Поискав в нем слабые стороны, сенатор не обнаружил ни единой.

План был дерзким, но вполне реальным. Правильно осуществленный, он положил бы конец вмешательству Холленд, к тому же Крофт считал, что в этом у него есть надежный помощник.

Достав из ящика стола дискету, он вставил ее в компьютер и просмотрел материал. Там было вполне достаточно подробностей, чтобы поднять переполох.

Крофт взглянул на часы. Десять минут пятого, до начала передачи «Доброе утро, Америка» и прочих оставалось чуть меньше двух часов. К тому же Си-эн-эн всегда готова пустить сенсацию в эфир.

Он сделал несколько копий с материалов на дискете и тщательно упаковал каждую. Затем позвонил трем руководителям программ новостей, которые не знали ни фамилии его, ни положения. В их тайных списках он значился как «мистер Линч», надежный источник в высших сферах, уже снабжавший их сенсационными, совершенно точными указаниями и сведениями.

К половине пятого Крофт знал, что руководители, спешно покинув постели, инструктируют своих редакторов. Скоро поступит материал от «мистера Линча». Ознакомьтесь с ним, потом снова свяжитесь с нами, но будьте готовы срочно пустить его в эфир.

29

Наряд агентов в мундирах прибыл, когда Холленд еще разговаривала со Смитом. Она услышала топот сапог по лестнице, потом дверь распахнулась. В коридоре стояло четверо людей с оружием в руках.

— Тайло?

Холленд глянула на негра, задавшего этот вопрос:

— Да.

— Я Карсуэлл, старший наряда. Здесь безопасно?

— Безопасно.

Но Карсуэлл, не полагаясь на ее слова, отправил людей к выходам. Когда он подошел поближе, Холленд увидела, что это почти мальчик.

— Что здесь?

Холленд указала подбородком на мусорный чулан, потом рукой в глубь коридора:

— Два трупа. Очевидно, вам потребуется помощь.

Когда Карсуэлл распахнул дверь чулана, Холленд отвернулась. Услышала его вздох, потом негромкую ругань. Из квартиры Джудит Траск он вышел с влажными глазами.

Холленд видела, что Карсуэллу хочется расспросить ее, но он вел себя, как того требовала инструкция. Вызвал по рации две дежурные команды, затем предупредил кого-то из пресс-бюро, что надо будет заняться репортерами. И лишь после этого обратился к Холленд:

— Мне приказано отправить вас отсюда.

— Пойдемте.

Холленд вслед за ним спустилась по лестнице и вышла через черный ход на сырой предрассветный воздух. Там Карсуэлл прикрыл ее от взоров полицейских, подъезжавших на машинах и спешивших к зданию по скользкому, грязному газону.

— Увидев, что их ждет в доме, они пожалеют, что приехали, — пробормотал Карсуэлл. У бровки тротуара стоял белый седан с работающим мотором. Карсуэлл усадил туда Холленд, потом что-то сказал водителю. Когда машина трогалась, постучал в окошко и ободряюще ей улыбнулся. Она долго смотрела на него из мчащегося по улице седана.

Агент в мундире топтался у проходной в северо-западном вестибюле, всматриваясь в лица проходящих. Людей было больше, чем обычно в это время, но он сразу же заметил Холленд.

— Агент Тайло?

— Да.

— Будьте добры, следуйте за мной.

— Начальник инспекционного отдела Джонсон здесь?

— Не знаю, мэм. Мне приказано проводить вас в кабинет директора.

Холленд не стала настаивать. Агент косвенным образом ответил на ее вопрос. И принялась обдумывать доводы, которые выложит Джонсону.

Агент довел Холленд до двустворчатой двери в конце коридора. Находившаяся в приемной делового вида женщина средних лет приветливо улыбнулась и предложила следовать за ней. Холленд ни разу не бывала на верхнем этаже и обратила внимание на прекрасные деревянные панели, на витрины со спортивными призами и медалями, с благодарностями в изящных рамках. Перед одной наградой она невольно замерла.

«От секретной службы США за доблесть».

Холленд засмотрелась на серебряный диск. Этой награды удостаивались только агенты, павшие при исполнении служебных обязанностей. Уайетт Смит был единственным, кто получил ее при жизни.

— Агент Тайло?

Секретарша не повысила голоса. Она понимала, какое впечатление производит эта награда.

Холленд кивнула.

Они прошли мимо кабинета директора к дверям, ведущим в зал заседаний. Вокруг стола, за которым помещалось двадцать человек, Холленд направилась к Арлиссу Джонсону, державшему в руке пульт управления одного из шести телемониторов на стене.

— С Пастором ты попала в точку.

Сперва Холленд подумала, что подавленный тон Джонсона объясняется болью и последствиями шока от ножевой раны, воздействием пилюль. Потом поняла, чтр он пытался что-то додумать. И не хотел отвлекаться, но тут вошла она.

— Что-нибудь стряслось?

Джонсон покачал головой.

— Ты сработала замечательно, — негромко продолжал он.

— Дело еще не закончено, — упрямо возразила Холленд. — Мы знаем, почему Палмер упомянула Дэниела Уэбстера. Джудит Траск, можно сказать, подтвердила это.

— Ты думаешь, что знаешь. И я отважусь предположить, что ты права. Но с этим придется повременить.

Холленд возмутилась:

— Нет. После всего...

— Придется повременить, Холленд.

Тон Джонсона заставил ее умолкнуть.

— Надвигается гроза. Сведения пока отрывочны, но когда она разразится, нам придется попотеть.

— Я не...

— Послушай. Ты разговаривала с директором. Получила приказ. Здесь есть компьютер; я распоряжусь, чтобы тебе принесли кофе. — Он поднялся и прошел мимо Холленд, небрежно добавив: — В рапорте директору должны быть все подробности.

Его резкий тон окончательно лишил Холленд терпения.

— Но упоминание об Уэбстере? Я должна подтвердить свою правоту.

— Под рапортом будет стоять твоя подпись. Пиши так, чтобы потом никто не мог обвинить тебя в сокрытии информации.

В окна с пуленепробиваемыми стеклами сочился рассвет, высвечивая на столе полоски пыли, не замеченной уборщицами. От ярких ламп под потолком покрасневшие глаза Холленд слезились. Возле ее правой руки стояла чашка очень крепкого кофе, приготовленного секретаршей Смита. Все ее общество составляли кофеин, адреналин и мучительное разочарование.

Отпив глоток кофе, Холленд вернулась к своему занятию, пальцы запорхали по клавиатуре. Факты проблемы не представляли; приходилось думать о тоне, излагать сухо и сдержанно кровавые события.

Не раз она чувствовала, что становится трудно дышать, и прекращала работу. Тогда ее гнев обращался против себя самой и прогонял усталость. Вопросы — например, почему Джонсон пошел у Смита на поводу, вызвал ее и заставил писать о незавершенном деле, — не давали ей покоя. Ответы существовали, однако найти их она пока не могла. Глядя в окно с толстыми рамами, Холленд чувствовала, как вдали назревает что-то грозное. Ей казалось, она это даже слышит, будто гул далекого вулкана.

Колокола церкви Святого Иоанна Богослова прозвонили полчаса.

Открылась дверь, вошел Джонсон:

— Закончила?

— Написала, осталось только отпечатать.

Джонсон был взбудоражен, и Холленд передалось его состояние.

— Что произошло?

— Часа через два в городе начнется столпотворение. — Он указал на компьютер. — Дискета готова?

Холленд кивнула.

— Отдай Кэти. Она выведет текст.

Холленд повесила на плечо сумочку:

— Куда едем?

— В Калораму. Нанесем визит сенатору Зентнер. Фургон внизу. Время не терпит. Обо всем узнаешь по дороге.

Калорама-Хейтс — район величественных домов, расположенный вдоль парка Рок-Крик. Брайент быстро проехал по Джорджтауну, петляя в утреннем потоке машин, и теперь фургон плавно катил по парковой дороге. Холленд, держась за поручень над головой, смотрела программу новостей местной студии.

Одна тема оттеснила все остальные. Известный всей стране ведущий говорил о Джеймсе Мередите Бакстере, высокопоставленном сотруднике ЦРУ, недавно осужденном как советский шпион. Бакстер поведал руководству управления и проводившим расследование конгрессменам много подробностей о своей предательской деятельности. В конце концов было установлено, что на его совести гибель шестнадцати американских агентов в бывшем Советском Союзе и еще многих в Восточной Европе.

Количество переданной в Москву технической информации было ошеломляющим; воздействие на моральное состояние и репутацию управления — катастрофическим.

Руководство ЦРУ и члены следственной комиссии конгресса допрашивали Бакстера шесть месяцев. И в конце концов сочли, что узнали все. Однако, слушая ведущего, Холленд поняла, что главное Бакстер каким-то образом утаил.

"Доказательства являются убедительными и неопровержимыми, — говорил ведущий. — Из материалов, доставленных на студию сегодня утром, следует, что Джеймс Бакстер действовал не в одиночку, как сам упорно заявлял и в чем убедил следователей.

На всем протяжении своей предательской деятельности Бакстер пользовался поддержкой сильного союзника — Хьюберта Болдуина, старшего сенатора от штата Теннесси".

Холленд побледнела, вспомнив пожилого сенатора, которого видела в Дубках. Бросила быстрый взгляд на Джонсона, но не увидела никакой реакции.

"Из документов явствует, что Болдуин знал о связях Бакстера с разведслужбами бывшего Советского Союза, — продолжал ведущий, — и что по крайней мере дважды являлся посредником при передаче похищенных Бакстером сведений его советскому хозяину.

Знал ли сенатор, что его используют таким образом, получал ли деньги от Бакстера или кого-то еще, предстоит выяснить.

Однако мы уже знаем, что сенатор Болдуин использовал свое огромное влияние, дабы не допустить никаких расследований, которые могли бы привести к разоблачению Бакстера. Политический обозреватель Майк Прескотт утверждает, что Болдуин мог покрывать Бакстера в течение пяти лет".

«Майк, можешь сообщить нам свои последние сведения?»

Холленд приглушила носовой голос обозревателя и с нетерпением ждала, когда Джонсон закончит говорить по телефону.

— Много там еще? — негромко спросила она, когда тот повернулся к ней.

— Информации на студии в избытке. Ее передают обрывками лишь потому, что материал очень свежий. Кое-что нуждается в уточнении.

— С Болдуином кто-нибудь говорил?

— Насколько мне известно — нет. Теннессийское время на час отстает от нашего. Он может пока ничего не знать.

— Верите вы этим сведениям?

— Еще бы.

Холленд глубоко вздохнула:

— Видели вы хотя бы часть материалов?

— Нет. Но, думаю, ты можешь догадаться, откуда они.

Из дневников Уэстборна...

Холленд поглядела на проносящиеся мимо голые деревья, на черные холмы парка, с которых недавно сошел снег.

— Зачем мы едем к Зентнер?

В ответе Джонсона не прозвучало ни жалости, ни горечи.

— Потому что она поможет посадить Крофта в тюрьму на двадцать пять лет или пожизненно.

Брайент свернул у посольства Таиланда и повел фургон вверх по густо обсаженной деревьями дороге. Дом Зентнер, просторный кирпичный особняк в тюдоровском стиле, Холленд уже видела на фотографии в воскресном журнале. Выйдя из машины, она подумала, что самое привлекательное в нем — парадный вход. Дверь из светлого дуба со вставным освинцованным окном.

— Заместитель директора секретной службы, — представился Джонсон вышедшей на звонок экономке. — Это агент Тайло. Нам необходимо видеть сенатора.

Худощавая женщина пятидесяти с лишним лет, седая, в серой униформе, захлопала глазами:

— Сенатор ждет вас?

Но Джонсон уже вошел, Холленд быстро последовала за ним. Экономка затрусила сзади.

— Скажите, сенатору не угрожает опасность?

— Совершенно.

— Она ждет...

— Нам нужно видеть ее немедленно. — Джонсон указал на раздвижные двери справа. — Она в библиотеке, так?

— Да, но...

Джонсон раскрыл двери, пропустил Холленд, потом шепнул ей:

— Запри нас.

Мебель прошлого века была массивной, неизящной, кружевные покрывала на креслах выцвели. Шторы, как и ковры, выглядели весьма потертыми. Вдоль окон стояли кадки, большей частью с азиатским орнаментом, в которых росли экзотические растения. Как ни странно, в комнате не ощущалось запахов, кроме приторного аромата духов Барбары Зентнер.

— Кто вы, черт возьми?

Зентнер в зеленовато-голубом вельветовом спортивном костюме сидела с ногами на софе, сжимая пульт дистанционного управления телевизором. Он был настроен на Си-эн-эн. Шла передача, разоблачающая ее коллегу — Кардинала Хьюберта Болдуина.

Джонсон протянул удостоверение, Зентнер взяла его и стала разглядывать.

На столике, инкрустированном слоновой костью, стоял поднос с завтраком: апельсиновый сок, гренки с мармеладом, чай. Гренки были нетронуты, от сока неприятно пахло. Запах Холленд узнала почти сразу же. Там была водка — и в большом количестве.

На экране репортеры осаждали дом Болдуина в фешенебельном районе Мемфиса.

— Что вам нужно? — спросила Зентнер.

Холленд помнила ее блестящие пронзительные глаза по встрече в Дубках. Теперь они снова уставились на нее.

— Вы... та, что допустила убийство Чарли!

Холленд промолчала. Зентнер определенно была пьяна.

— Вижу, вы следите за событиями, сенатор, — вкрадчиво сказал Джонсон, указав подбородком на телевизор.

— Это чушь! — Зентнер пришла в ярость. — Все будет опровергнуто. Вы не знаете Болдуина. Он крепкий орешек.

— Возможно, — ответил Джонсон. — Но теперь его песенка спета. Можете не сомневаться.

— Я могла бы лишить вас работы за эти слова!

— В другое время — возможно, сенатор. Я видел улики — все до единой. Болдуин крепко влип. Пожалуй, теперь самое время внести ясность.

— Вы не имеете здесь никаких полномочий, заместитель директора. Уайетт Смит знает, где вы? Если я сейчас позвоню...

— Это дело рук Крофта, не так ли? — негромко произнесла Холленд.

Шагнув вперед, она уставилась в испуганные глаза Зентнер.

— Я с вами не разговариваю! — пронзительно выкрикнула та.

Холленд села на потертую кожаную оттоманку:

— Крофт старался для вас, так ведь? Подослал убийцу к Уэстборну... ради вас и остальных Кардиналов.

— Вы сошли с ума! — прошептала в испуге Зентнер. — Сами не знаете, что несете!

— Ошибаетесь, сенатор. Я тоже доверяла Крофту. Пока он меня не предал.

— Предал вас?

— Вы не знали, что он подсылал ко мне убийцу? Вряд ли я поверю этому, сенатор.

Холленд пристально смотрела в искаженное отчаянием лицо Зентнер, распухшее от бессонницы и водки, с толстым слоем поплывшей косметики.

— Вы использовали Крофта, сенатор. Уэстборн держал вас всех на коротком поводке. Мог делать с вами все, что вздумается. Должно быть, очень неприятно, когда тебя шантажирует кто-то из своих.

И вот Крофт предлагает вам выход. Берет весь риск на себя. Говорит, что вы можете заполучить дневники Уэстборна. Вы, не раздумывая, соглашаетесь. Что бы ни запросил за это Крофт, цена в любом случае не была слишком высокой.

Только все вышло не так. Крофт не сказал вам, что дневники у него. И кормил вас обещаниями. До последней минуты. — Холленд указала на телевизор: — Вот вам еще одно свидетельство. Крофт смешивает Болдуина с грязью, дабы доказать, что дневники у него, и продемонстрировать, на что способен, если вы не станете плясать под его дудку.

Холленд внезапно поняла, что сказала, и у нее перехватило дух. Эти слова явились огненным откровением, выплавленным в тигле убийств и обманов. Они таились в ее подсознании, им требовался лишь толчок, чтобы слиться друг с другом.

Только не совершила ли она ошибки, выложив сразу так много?

— Я права, не так ли, сенатор? — уверенно сказала она, не давая ей передышки.

Зентнер выронила телевизионный пульт. Рука ее, сжимающая стакан, дрожала так, что лед постукивал о стенки. К губам прилипла апельсиновая мякоть.

— Вы ничего не знаете, — пробормотала она. — У вас нет никаких доказательств.

Холленд глянула на Джонсона; тот кивнул.

— Ошибаетесь, сенатор. Думаю, Крофт не сказал вам, в какой форме Уэстборн вел дневники. Они на дискетах. Из-за этих дискет и совершено убийство.

Зентнер резко вскинула на нее взгляд.

Отлично. Клюнула.

— Да-да, сенатор. Крофт убедил вас, что существует единственная дискета и, если он завладеет ею, вам до конца жизни нечего бояться — не будет ни вопросов, ни сомнений в вашем могуществе, ни намека о ваших прошлых делишках. Но он солгал. Видите ли, дневник записан на двух дискетах. Он завладел одной и сейчас использует ее. Другая у нас.

Холленд видела, что Зентнер дрожит, но не жалела ее. Подалась поближе, чуть вздернула подбородок и разрушила все ее надежды:

— О вашей избирательной кампании, сенатор. В последнюю минуту вы сокрушили соперника заявлением, что у него есть незаконные доходы, с которых он не платит налогов. Финансовая инспекция это подтвердила. Ваш соперник утверждал, что невиновен, но его никто не слушал... и потому он покончил с собой...

Только на счете лежали не его деньги — след вел из сан-францисского банка «Голден уэст файненшл» со счета, который принадлежал вам. Деньги перевели за границу, отмыли в панамских банках, потом вернули в нашу страну и положили на счет, где, без ведома вашего соперника, уже значилась его фамилия. — После паузы Холленд спросила: — Припоминаете, сенатор?

Со всеми подробностями, которые узнала до того, как Пастор забрал у нее дискету, Холленд перечислила названия банков, в которых побывали эти деньги, даты, когда они поступали. Данные она называла не спеша, словно игрок в покер, медленно открывающий карты, чтобы унизить противника.

Зентнер пришлось поверить, что Холленд способна доказать это и еще многое. Однако все было бы потеряно, если бы калифорнийка потребовала показать дискету. Холленд надеялась, что нетрезвое состояние этой женщины сыграет им на руку.

Зентнер нашарила пачку сигарет, достала одну, зажгла. Курила молча, пока не накопилось полдюйма пепла, и не обратила внимания, когда тот упал на ее спортивный костюм.

— Если я сдам Крофта, то что получу за это? — спросила она, глядя в окно.

— Это будет зависеть от министра юстиции, — вмешался Джонсон. — Возможно, даже от президента. Я помогу тем, что в моих силах.

Зентнер фыркнула:

— С вашими возможностями? Утешительного мало.

— Большего вам не получить, Барбара.

Холленд удивилась фамильярности Джонсона. Но тут же поняла: последние секунды перед капитуляцией — наиболее затруднительные. Они с Джонсоном подвели Зентнер к черте, но переступить ее она должна была сама.

Сенатор оглядела комнату. Ее рассеянный взгляд напомнил Холленд человека в опустевшем, некогда родном доме, пытающегося найти напоминание о хороших временах в голых, безмолвных стенах.

— Нужно решать, с кем ты, — пробормотала Зентнер. — Я всегда себе так говорила. — И подняла взгляд на Джонсона: — Ваша взяла.

Джонсон пошел в другой конец комнаты звонить по телефону. Холленд напрягла слух и услышала, что он разговаривает с министром юстиции, предлагает ей на время забыть о скандале в Теннесси и нанести визит Зентнер.

Потом позвонил Смиту; затем дежурному в Капитолии.

— Директор у себя, — сказал он Холленд. — Кэти говорит, читает твой рапорт.

— Разрешите мне поехать.

За настойчивостью Холленд Джонсон уловил мольбу.

— Разрешите, — повторила она. — Я знаю, где искать. И привезу ее вам.

Джонсон заколебался, потом кивнул:

— Возьми с собой Брайента. Как только окажешься внутри, поддерживай со мной постоянную связь. И сразу же уходи, если ее не окажется на месте.

Беспокойству в его голосе Холленд значения не придала. «В конце концов, — подумала она, — я еду в одно из безопаснейших мест на земном шаре».

30

Когда Холленд села на пассажирское место, отопление в фургоне работало вовсю. Она подышала на пальцы, внезапно вспомнив, как холодно было в доме Зентнер.

— Вы действовали молодцом.

Холленд улыбнулась Брайенту. Он слушал все по радио на тот случай, если ситуация выйдет из-под контроля.

— Быстро сообразили, что к чему, — сказал Брайент.

Холленд откинулась на спинку кресла и уставилась в ветровое стекло.

— Все дело в разоблачении Болдуина по телевидению. Я задумалась, почему это происходит именно сейчас. И смогла найти единственный ответ: Крофт запаниковал. Предать этот материал гласности он мог только из страха, что кто-то развяжет язык. И решил, смешав Болдуина с грязью, запугать прочих.

Брайент потянулся к рычагу переключения передач, но, пораженный словами Холленд, так и не перевел его.

— В ту ночь в Дубках Кардиналы, препираясь с Уэстборном, знали, что даже если он отдаст им дискеты, то все равно будет убит, едва они уедут. И у всех их будет прекрасное алиби. Каждый покидал усадьбу в сопровождении эскорта секретной службы. — После паузы она добавила: — В ту ночь мы охраняли убийц.

Теперь Брайент понял, какие чувства бушуют в душе Холленд. В их мире предатели считались дерьмом.

— Джонсон говорит, вы можете завершить это дело.

— Да, могу.

— Ну и отлично...

Брайент завел мотор. Включил проблесковый маяк на крыше, а когда въехал в парк, то и сирену.

Было начало восьмого. Холленд занервничала, увидев на перекрестках пробки, созданные утренними потоками машин. Взглянула на Брайента, тот потянулся к телефону и связался с дежурным по моторизованному отделу полиции.

Полицейский эскорт встретил их там, где Нью-Хемпшир-авеню вливается в Вашингтон-серкл. Поток машин сворачивал, уступая дорогу мотоциклистам, сопровождавшим фургон. На перекрестках поближе к Белому дому полицейские машины перекрывали движение, освобождая им путь.

Сперва Холленд увидела Зеркальный пруд; затем вынырнувшую из утреннего тумана бронзовую статую Свободы на куполе Капитолия. Проводила взглядом эскорт мотоциклистов, когда Брайент свернул к восточному входу. Даже в этот час под портиком толпились туристы, потягивающие кофе из картонных стаканчиков в ожидании экскурсии по конгрессу.

— Надо было ехать к западному, — проворчал Брайент. — Кто мог подумать, что в такое время здесь окажутся зеваки.

— Можно вызвать коменданта...

— Уже сделано.

Брайент указал на человека, только что распахнувшего двери и отгоняющего криками туристов. И, поставив фургон подальше от толпы, потянулся к алюминиевому футляру, в котором лежал «узи».

— Автомат, — сказала она, — нам не потребуется.

Брайент пожал плечами, взял оружие, запер фургон и быстро пошел к дверям. Холленд предъявила удостоверение. Она смотрела прямо перед собой, не обращая внимания на взгляды и шепот экскурсантов.

Комендант пропустил обоих без вопросов и замечаний, Холленд услышала, как двери закрылись со стуком, раскатившимся, словно гром над прерией. Затем под высоким сферическим потолком воцарилась вековая тишина.

— Отсюда мы дойдем сами, спасибо, — сказал Брайент коменданту, когда они шли по коридору Брумиди мимо фресок, на которые Константино Брумиди и его помощники потратили больше двадцати лет. — Там никого, ведь так? — спросил он, обернувшись.

— Насколько я знаю, нет, — ответил комендант. — Но туда можно пройти и другими путями.

Холленд едва расслышала его слова. Она была уже в Мраморном зале с коринфскими колоннами и облицованными пестрым теннессийским мрамором стенами, где сенаторы ведут свои политические баталии. Внезапно ей вспомнилось, как отец впервые привел ее сюда. В памяти всплыли едкий дым сигарет и грубые голоса, собственное смущение, когда мужчины наклонялись и пожимали ей руку, гладили ее по головке. Холленд помнила, как гордилась в тот день отцом, как бурлило ее воображение при мысли обо всех важных, полезных делах, которыми он здесь занимался.

Пройдя через Мраморный зал, она подошла к вишневым дверям зала заседаний и взялась за обе ручки. Услышала, как за ее спиной лязгнули защелки алюминиевого футляра. Одно движение руки — футляр упадет и автомат будет в руках у Брайента.

Холленд потянула на себя створки дверей и встала на пороге пустого святилища. Осторожно шагнула вперед, оглядела галерею, затем полукруг столов за голубым с золотом ковром, обращенный к ораторской трибуне. С губ ее сорвался негромкий возглас.

Справа от трибуны, за большим флагом, стоял Джеймс Крофт.

Джонсон, оставшийся в доме Зентнер, слушал, как министр юстиции Мадлен Кроуфорд допрашивает сенатора.

Высокая, стройная, Кроуфорд любила шелка пастельных тонов, носила очки в сделанной на заказ оправе, еще больше придающие ей обличье светской дамы. Это была очень удачная маскировка для бывшего федерального прокурора из Лос-Анджелеса. Опыт ее проявлялся в том, как она вела разговор с Зентнер.

Джонсон потянулся к телефону и вдруг заметил, что голоса умолкли. Барбара Зентнер выходила из комнаты.

— Куда она? — торопливо спросил он.

— Наверх, в туалет, — ответила Кроуфорд.

— Советую отправить с ней женщину-полицейского.

Кроуфорд удивленно поглядела на него, потом поняла, что он имеет в виду. И жестом велела служащей следовать за Барбарой.

— Вы следили, чтобы она не попыталась покончить с собой? — спросила она Джонсона. — А я удивлялась, почему у нее такой понурый вид.

— Кто знает, что хранится у нее в спальне. Устраивать там обыск не хотелось.

Кроуфорд отвернулась, покачивая головой:

— Вы еще, видимо, не слышали.

— О чем?

— О Болдуине в Теннесси. Он успел застрелиться из охотничьей винтовки, пока полицейские выламывали дверь в его спальню. — Кроуфорд помолчала. — Хотела бы я знать, что на уме у остальных — тех, о ком говорила Зентнер.

— Не исключено, что они вознамерятся улететь.

— Пусть попробуют, — сурово ответила министр. — Мои люди контролируют все аэропорты. Федеральному управлению авиации отправлен список фамилий на тот случай, если они вздумают зафрахтовать частный самолет. Никто никуда не денется.

Министр юстиции пошла к двери навстречу помощнику, размахивающему факсом, и Джонсон набрал номер. Его удивило сообщение Кэти, секретарши директора, что Смит так и не выходил из кабинета.

— Кэт, сделай мне одолжение. Просунь голову в дверь и скажи ему, что у меня срочное дело. Спасибо.

Дожидаясь ответа, Джонсон задумался, нашла ли Холленд то, что искала. Вскоре она должна была позвонить. Если она права, забот министру юстиции тут же прибавится.

— Прошу прощения, Арлисс, — сказала Кэти с недоумением и легкой обидой. — Директора в кабинете нет.

— Что-что?

— Он был там, я видела. Должно быть, что-то срочное — он ушел через выход для особо важных персон.

Джонсон знал, что в кабинет Смита был особый проход для людей, не желавших, чтобы их видели. Как у психиатра, от которого пациент может выйти, не возвращаясь в приемную.

— Кэт, ты хоть представляешь, что случилось? Звонил ему кто-нибудь?

— Нет. Но он сам звонил кому-то.

— Взгляни, пожалуйста, на экран.

Все звонки из здания регистрировались компьютером.

— Арлисс, не могу...

— Ты же знаешь, что творится в городе сегодня утром! Директору нужно кое-что узнать, я боюсь, он может обратиться не к тем людям. И я буду сомневаться, пока ты не назовешь мне номер.

Чувствовалось, что Кэти колеблется, но в конце концов она выпалила его чуть ли не шепотом. Потом спросила:

— Арлисс? Слушаешь?

Кэти не могла видеть, что трубка аппарата, с которым соединен ее телефон, болтается над паркетом, а Джонсон со всех ног выбегает из дома, не обращая внимания на крики за спиной.

Холленд сверлила взглядом Крофта. Ошеломленная, она механически ступала по ковру, приближаясь к первому ряду стульев.

Позади нее со стуком упал на пол алюминиевый футляр. Потом раздался металлический щелчок снимаемого предохранителя. Оружие было готово к стрельбе.

Крофт вышел из-за флага с самодовольной улыбкой на толстых губах. Его свободно свисающие руки говорили Брайенту о мирных намерениях. Остановился он между двумя столами прямо напротив трибуны, расставил ноги и стал ждать.

Холленд спустилась на три яруса и пошла между рядами столов красного дерева, перенесенных из старого зала. Пальцы ее касались гладких поверхностей. Некоторые столы сохранились с 1819 года. Как и в первый визит сюда еще девочкой, она подумала, что они похожи на громадные парты.

Она оказалась меньше чем в двенадцати футах от Крофта, перед особенно старым столом с трещинами и царапинами. Ей не требовалось смотреть на дощечку с фамилией, чтобы узнать, кому он принадлежит.

— Томми?

Она подняла крышку.

— Я прикрываю вас, — откликнулся Брайент.

Холленд заглянула в стол и прочла нацарапанные надписи. Даже здесь, в этом величественном зале, солидные законодатели США предавались мальчишеским шалостям. На дне грубыми буквами были выведены фамилии первого человека, который сидел за этим столом, — Дэниела Уэбстера, и последнего — Чарльза Уэстборна.

Холленд пошарила в укромных уголках, задевая ногтями въевшуюся грязь. Ей потребовалось трижды обыскать стол, пока она не обнаружила выемку, которую приняла сперва за случайную. Крышка со скрипом отодвинулась. Под ней находился тайник глубиной один дюйм, площадью два на три. Он оказался пустым.

— Браво, Холленд, — сказал Крофт. — Я был бы разочарован, если бы вы не пришли к верному умозаключению. Показать, что я нашел? — Крофт нарочито неторопливо полез в карман и достал дискету. — Вы это искали, да?

— Положите дискету на стол рядом с вами, сенатор. Медленно.

— Нет, Холленд, не положу. Строго говоря, это собственность сената, и я имею на нее больше прав, чем вы.

— Это улика в расследовании убийства.

— Смелый полет воображения, Холленд. Право же, ум у вас блестящий. — Крофт вздохнул. — Жаль, вы не подошли ко мне в гавани. И вообще очень многого из того, что случилось, можно было бы избежать, если бы вы не совались не в свое дело. Правда, Уэстборн совершил глупую ошибку, перепутав дискеты, но вы все осложнили тем, что не передали ее по назначению — например, охранникам сената. Или хотя бы мисс Траск.

— Вы бы убили ее, — сказала Холленд. — По крайней мере попытались бы.

Крофт пропустил ее слова мимо ушей. Холленд осознала, что он до сих пор не сказал ничего такого, что могло бы запятнать его, тем более уличить.

— Уэстборн всегда отличался склонностью к театральным эффектам, — протянул Крофт. — Вы, конечно, этого не знаете. Но можете мне поверить. Нашел где хранить дискету! И почему я так долго не мог догадаться об очевидном? — Он умолк и окинул взглядом галерею. — Стол Дэниела Уэбстера. Что вы знаете о нем, Холленд?

— В тысяча восемьсот тридцатом году к столам сенаторов были приделаны ящики. И лишь Уэбстер отказался что-то менять в своем столе.

— Отлично, Холленд. — Крофт легонько зааплодировал, но в пустом зале хлопки прозвучали очень громко. — Приятно сознавать, что гуманитарное образование все же приносит какую-то пользу.

Вы, конечно, понимаете, что занимать этот стол позволяют лишь сенаторам от штата Нью-Хемпшир. И когда я наконец задался вопросом, где самое надежное место на свете, чтобы что-то спрятать, удобное, но куда никто не посмеет сунуться, то вспомнил, что мистер Уэстборн представлял этот штат.

В другое время Холленд приняла бы объяснение Крофта. Оно было убедительным, логичным, без натяжек. Однако теперь ее чувства были обострены и она ощущала, что гладкая нить рассуждений сенатора свита из лжи.

Видимо, в лице ее что-то появилось. Задумчивое выражение глаз Крофта сменилось жестким, и он снова глянул на галерею.

Крофт здесь не один!

Эта мысль стоила Холленд доли секунды; ее крик долетел до Брайента слишком поздно.

— Стрелок! На галерее!

Брайент среагировал быстро, повернувшись так, что мог взять под обстрел все места для посетителей. Когда он поднимал автомат, его поразила первая пуля. Томми рухнул в проход, выронив оружие.

Вторая пуля — еще один негромкий хлопок пистолета с глушителем — вошла в грудь Крофта.

— Холленд!

Это был голос Джонсона.

Она бросилась к Крофту, скорчилась возле него и, слыша ужасный, всасывающий звук, исходивший из раны в груди, навела пистолет на галерею. Отыскивая взглядом Джонсона, крикнула:

— Он на галерее! Брайент и Крофт ранены!

Джонсон, согнувшись почти пополам, прячась за столами сенаторов, двигался к ней.

— Нет! — пронзительно крикнула она. — Не выходите из-под галереи...

Пуля расщепила древесину рядом со щекой Джонсона.

О Господи, он перемещается! Подходит к концу подковы... Он не мог предвидеть появления Джонсона, однако не запаниковал. Сигнал тревоги уже включен, но он продолжает стрельбу...

Внезапно в сознании Холленд возник образ Пастора, а с ним и мысль, что тот как-то ухитрился выжить.

Его тело лежит на обитом сталью столе в окружном морге!

Тут гнев ее прорвался, палец лег на спуск, оглушительно прогремел «зауэр». Из-под ротонды полетели куски штукатурки. Холленд обстреливала галерею.

Не давай этому гаду подняться, заставь его слегка поволноваться!

Она не слышала выстрела, который ранил Джонсона, но видела, как тот схватился за ногу и упал в проход. Загнала в пистолет новую обойму и, пока бежала к Джонсону, расстреляла всю. Сердце ее замерло, когда она увидела, что одна из дверей на галерею распахнулась.

— Томми?

— Я жив. Рана в мякоть, в ягодицу.

Когда Холленд подбежала к Джонсону, тот полз в сторону Крофта.

— Попал мне в ногу. Ничего страшного. Крофт?

Холленд сняла с Джонсона ремень и туго перетянула его ногу выше колена. Потом подошла к Крофту, глядящему широко раскрытыми глазами на один из девизов над главным входом.

— Annuit Coeptis... — прохрипел он. — Бог благословил наши начинания... Не похоже.

Он сжал руку Холленд. Она заставила себя не отпрянуть от прикосновения его холодных белых пальцев.

— Почему он стрелял в меня?

И тут Холленд сделала то, чего никак от себя не ожидала. Отложив пистолет, подсунула руку под шею Крофта и положила голову сенатора себе на колени. Нагнулась к нему так низко, что волосы коснулись его лица. И шептала утешения, пока дыхание его не замедлилось. Потом ощутила в ухе жаркий шепот признания.

31

Когда сообщения о стрельбе в сенате будоражили секретную службу, Уайетт Смит остановил машину перед юго-западными воротами Белого дома.

Он поддерживал связь с командно-контрольным пунктом. В Капитолий прибыли дополнительные наряды агентов, другие окружали весь Капитолийский холм. Медики уже находились внутри. По первым сообщениям, два агента были ранены, но не опасно. Когда к воротам подбежали охранники, Смит перевел взгляд с Белого дома на Пенсильвания-авеню, потом обратно. С тех пор, как сумасшедший летчик посадил легкий самолет на южном газоне, а несколько месяцев спустя группа стрелков открыла огонь с Пенсильвания-авеню, охрана Белого дома была реорганизована. Смит увидел на тротуаре еще нескольких агентов в мундирах; в толпе собравшихся с фотокамерами у железной изгороди находились люди в спортивных студенческих куртках и длинных пальто, однако они не были ни питомцами университетов, ни заезжими бизнесменами. На другой стороне улицы, перед Лафайет-парком, стояли специальные бронированные легковые машины и фургоны, готовые пуститься в погоню или перекрыть улицу.

Кое о чем Смит знал, хотя не мог видеть, — и о снайперах на крышах жилых помещений и западного крыла, и о прочем... Дежурный у ворот отрапортовал, что все в порядке.

— Хорошо, — сказал Смит. — Я иду принять меры, чтобы президент не покидал кабинета. Никто, кроме наших агентов — ни с какими удостоверениями, — не должен проходить, пока я не разрешу. Понятно?

Ворота открылись.

Смит оставил колесами десятифутовый след на полукруглой подъездной аллее, величественно огибающей северную лужайку.

В трех четвертях мили к востоку Холленд протискивалась сквозь автомобильную пробку на Индепенденс-авеню. Она выбрала этот маршрут и совершила ошибку; впереди, перед авиационно-космическим музеем, стояли большие грузовики и бетоновозы; мигали желтые огни, люди в оранжевых жилетах предостерегающе размахивали флажками.

Ехала Холленд в машине Джонсона, выла сирена, мигал проблесковый маяк, но вашингтонские водители привыкли к сиренам и не обращали на них внимания.

Заметив свободное пространство в левом ряду, Холленд резко прибавила газу, въехала туда и тут же затормозила. Раздосадованная, не обращая внимания на вульгарные жесты водителей и перекрывающие шум стройки гудки, она ждала, когда в потоке транспорта вновь появится просвет. Увидела его и въехала на полосу встречного движения. Замелькали бамперы уступающих дорогу машин. Холленд каждую секунду ждала столкновения, но буквально чудом отделалась лишь царапинами на крыле. На Седьмой улице резко свернула, промчалась мимо Сада скульптур и понеслась по Конститьюшн-авеню. Затем выехала на Пенсильвания-авеню и, не сбавляя скорости, стала петлять между машинами, шины ее дымились, когда она промчалась мимо такси, сгрудившихся возле отеля «Уиллард».

Оставалось проехать полквартала. Уклоняясь от машин, ехавших с Пятнадцатой улицы, Холленд помчалась к огражденной стоянке и, чтобы не врезаться в пересекавший дорогу лимузин, сбила две черно-белые загородки.

Выскочив из машины, Холленд побежала вверх по широким каменным ступеням министерства финансов, стараясь не оступиться. Внутри под большой ротондой остановилась перевести дыхание. Она могла позволить себе не больше десяти секунд, чтобы отдышаться, иначе охранники в вестибюле задержали бы ее вопросами.

Сделав глубокий вдох, Холленд пристроилась позади рано приехавших секретарш. Удостоверение она держала возле лица, чтобы охраннику было легче сравнить фотографию с оригиналом.

— Опаздываем?

Холленд заставила себя жеманно улыбнуться.

Охранник махнул рукой, позволяя ей пройти, и Холленд побежала влево, удаляясь от шедших к лифтам сотрудников. Спустившись на два лестничных пролета, она оказалась перед толстой стальной дверью. Вооруженный автоматом охранник в штатском оказался бдительнее тех, что наверху. Тщательно разглядев удостоверение Холленд, он указал на ее свитер:

— Завтракали оладьями с черничным джемом?

Холленд опустила взгляд и коснулась темного липкого пятна:

— Угу. На скорую руку.

— Что-нибудь знаете о заварушке в Капитолии?

Она покачала головой:

— Меня вызвали по общей тревоге. И мне нужно успеть переодеться.

Агент пожал плечами и нажал кнопку под столом. Стальная дверь отворилась. Холленд шагнула в бетонный бункер, побежала вниз по винтовой лестнице, потом замерла, увидев кажущийся бесконечным коридор. Выложенный белым кафелем и освещенный забранными в проволочную сетку флюоресцентными лампами, этот трехсотшестидесятиярдовый туннель соединяет министерство финансов с Белым домом.

Холленд ступила на движущуюся дорожку, наподобие тех, что бывают в аэропортах, и побежала, резиновые плиты пружинили под ее ногами.

Черничный джем...

В памяти ее внезапно всплыло лицо Крофта с гримасой боли и удивления. Она вспомнила, какой легкой казалась его голова, лежавшая на ее коленях, как слова выходили изо рта с кровавыми пузырями.

Поначалу она не могла — не хотела — верить. Думала, что это его последняя хитрость, месть в форме чудовищной лжи. Но продолжала слушать, стараясь разобрать каждый слог сквозь стоны раненых и крики охранников за дверью. Даже под конец, издавая предсмертные хрипы, Крофт не каялся, а снова и снова повторял одну фамилию.

Едва он испустил дух, Холленд повернулась и увидела подползшего к ней Джонсона. Он отмахивался от медиков, кричал, чтобы они оказали помощь Брайенту. А когда опять взглянул на нее, она поняла, что он слышал большую часть признаний Крофта, так как у него был вид человека, ошеломленного ужасающей правдой. Она осознала, что Крофт облегчал перед смертью свою совесть.

Джонсон стиснул ее запястье.

— Понимаешь! — спросил он.

Холленд затрясла головой.

— Понимаешь? — повысил он голос.

— Да, да, понимаю! Но...

— Но это еще не все! Слушай и запоминай — срочно!

Где-то посреди туннеля Холленд восстановила в памяти и другие слова Джонсона. Убедившись, что она все правильно запомнила, он сообщил ей еще кое-что: о своих подозрениях, о расставленных ловушках и открытых с их помощью истинах. Затем, грубо толкнув ее, велел действовать.

Холленд вспомнила, как попятилась, как Джонсон глянул на нее с гневным укором, как закричал ей: бегом! Перед тем как его обступили медики, она увидела, что он достал телефон и набирает номер, высоко поднятой рукой запрещая приближаться тем, кто хотел помочь ему.

Дыхание ее стало тяжелым, теплый, затхлый воздух жег легкие. В пятидесяти ярдах от поворота Холленд пошатнулась и чуть не упала, ухватилась на бегу за поручень и замедлила шаг, когда увидела конец дорожки. Она находилась под Белым домом.

Коридор поворачивал направо, но Джонсон дал другой маршрут. Холленд потеряла целую минуту, ища погруженный в темноту второй выход. От тепла ее пальцев засветились кнопки кодовой панели. Она помедлила, силясь унять дрожь в руках и набирая номер, который Джонсон заставил ее запомнить.

Когда Холленд нажала последнюю кнопку, послышался гудок. Она отступила на шаг, достала пистолет и приготовилась стрелять. Джонсон предостерег ее, чтобы она не чувствовала себя в безопасности даже здесь, в девяноста футах под Овальным кабинетом.

Как и дверь в другом конце туннеля, эта открылась плавно, бесшумно. По сильному запаху машинного масла и затхлости воздуха Холленд догадалась, что этим ходом не пользовались уже давно. И все же, войдя в бетонный бункер, прижалась спиной к перилам лестницы, дуло ее пистолета было направлено на первую лестничную площадку, потом на следующую, на следующую...

Выражением лица Джонсон напоминал разозленного, загнанного в угол барсука, но медики, не обращая на это внимания, принялись за дело. Как он и требовал, они лишь перевязали рану и наложили жгут. Пуля прошла через мякоть ноги, едва задев кость. Они искали признаки шока, но увидели на его лице только неистовую ярость.

Закончив, медики ушли, оставив его, привалившимся к холодному мрамору трибуны.

Джонсон связался с контрольно-командным пунктом. Через несколько секунд его соединили с обоими постами у Белого дома на Пенсильвания-авеню. Он назвался и приказал пропустить Холленд, если она появится.

Тот же приказ получил наряд внутри Белого дома.

На этом Джонсон прекратил звонки. Сильная дергающая боль в ноге, потеря крови могли вскоре притупить сознание. Требовалось немедленно решить: понадеяться, что Холленд успеет, или объявить общую тревогу, перекрыть все ходы, превратить Белый дом в крепость?

Пока Джонсон размышлял, зазвонил телефон.

Говорил дежурный с командно-контрольного пункта, голос его звучал неуверенно:

— Только что звонили с постов. После разговора с вами они вспомнили, что Тайло уже прошла.

Джонсон уронил телефон на ковер и тихо, страшно застонал.

Ему явственно представилось: Холленд бежит по туннелю, достигает двери, набирает номер, который он заставил ее запомнить, и делает глубокий вдох, чтобы подавить страх перед входом в тесный бункер. Вот она взбирается по лестнице, напряженно прислушиваясь, пистолет в ее потной руке кажется скользким.

Вот Холленд дошла до верху, там еще одна дверь, она не заперта. С другой стороны она кажется частью стены Овального кабинета, разглядеть щели почти невозможно. Холленд распахивает ее, рассчитывая увидеть президента, пригласить его следовать за собой. Если потребуется, увести силой.

Но Холленд видит тело, обмякшее в кресле за столом. Она потрясена. И не услышит, как Уайетт Смит сделает шаг в ее сторону, как пуля расколет ей череп, не увидит, как Смит нагибается, берет пистолет у нее из руки... потом вкладывает ей в руку свой — из которого убил президента, — а ее оружие кладет к себе в наплечную кобуру.

Несколько секунд спустя, когда Смит откроет электронные замки, в кабинет ворвется охрана, директор будет стоять, не сводя глаз с изменницы, которую застрелил... но слишком поздно.

Никто не заподозрит, что это ловушка, что Смит умышленно оставил незапертой дверь, ведущую из бункера в Овальный кабинет. Так как знал, что Холленд появится и это единственная его возможность убить ее.

Слезы туманили глаза Джонсону. Он ощупью отыскал телефон и нажал кнопку, посылающую электронный импульс к отводной трубке, которую Холленд пристегнула к поясу. Предостеречь ее можно было только так.

Красный огонек замигал, но не зажегся ровным светом, означающим контакт. Холленд уже находилась в бункере, за непроницаемой железобетонной стеной...

Уайетт Смит быстро шел по коридору, ведущему к дверям Овального кабинета. Жгучую боль в пояснице он стойко сносил и не замедлял шага.

Секретарши и служащие, поднимая глаза от бумаг, смотрели на него. По их взглядам Смит понял, что они уже знают о перестрелке в сенате. Теперь директор секретной службы спешил к президенту. Охрану он удвоил; это не осталось незамеченным.

Смит кивнул агентам, стоявшим в коридоре. Пиджаки их были расстегнуты; те, что были вооружены «узи», держали пальцы на защелках футляров.

Возле дверей Овального кабинета сидел летчик с «ядерным чемоданчиком». Между двумя агентами он выглядел мальчишкой.

Смит кивнул секретарше президента, попытавшейся улыбнуться. Она нажала кнопку в столе, и электронный замок на дверях открылся. Смит помедлил, бросил последний взгляд на людей, прекративших работу, чтобы посмотреть на него, и вошел внутрь.

— Да, Уайетт, что случилось? — Президент перестал писать и поднял взгляд от бумаг. — Ты сказал, дело не терпит отлагательства.

Мой президент... Моя клятва защищать его... Моя боль...

Смит левой рукой расстегнул куртку и отвел полу. Хотел заговорить, но язык ему не повиновался.

Пастор, которого я вызвал из небытия, уже по-настоящему мертв. Крофта первой пулей с сенатской галереи я не убил. Тайло среагировала очень быстро: сама того не подозревая, чуть не убила меня. И Джонсон ворвался, вынудив меня ранить его, отняв время, которое мне требовалось на то, чтобы убрать Крофта... Крофт умирал, но был еще жив, Тайло ползла к нему...

Много ли он ей сказал? Чтобы уничтожить меня, достаточно было нескольких слов. Так что выбора не осталось...

Появляйся же, Холленд.

Смит быстро нажал кнопку, запирающую двери Овального кабинета. Едва разглядев удивленное выражение на лице президента, выхватил пистолет. Ноги его были расставлены, рука вытянута, дуло находилось самое большее в восьми футах от лба мишени.

Послышался шелест, Смита обдало потоком воздуха. С потолка упал плексигласовый колокол. Отскочив, Смит стал нажимать на спуск, однако пули попадали в трехдюймовое органическое стекло, покрывая его мелкими трещинами и сплющиваясь.

Смит поглядел на человека под колоколом, обхватившего голову руками. Потом, не оборачиваясь и не прислушиваясь, заговорил:

— Стало быть, вы здесь, Тайло. Как я и рассчитывал. Только появились вы слишком быстро.

Холленд вышла из-за двери, ствол ее пистолета смотрел Смиту в спину.

— Бросьте оружие, сэр. Немедленно!

— Слышите, ломятся? — Смит повел подбородком в сторону двери. — Им потребуется время; не так уж много, но достаточно, чтобы покончить дело самим.

Пистолет показался Холленд неимоверно тяжелым. Она хотела сказать очень многое. Хотела схватить Смита за горло, вытрясти из него ответы на все вопросы. И сознавала, что, даже думая так, действует ему на руку.

— Бросьте пистолет, черт возьми!

— Нет. — Смит покачал головой, поднимая оружие. — Я ношу в себе пули, предназначавшиеся людям, гораздо менее достойным, чем вы или я.

От этого страдальческого крика, который издал человек, возненавидевший тех, кто стоял над ним, Холленд окаменела. Она была бессильна предотвратить происходящее: Смит, перенося вес тела на левую ногу, повернулся так, что мог беспрепятственно застрелить ее. Она видела президента за стеклом, направленный на нее пистолет, палец Смита на спусковом крючке. В последний миг Смит вывернул запястье. Она не слышала ни собственного вопля, когда он сунул ствол себе в рот, ни выстрела, который отбросил его на колокол.

32

Глава наряда в Белом доме, Джерри Кепплер, получил по радио сообщение о перестрелке в сенате, когда она еще не затихла. И последовал непреложному правилу секретной службы: если возникают осложнения, принимай меры на своем объекте; не думай о том, что происходит в других местах. Бывали случаи, когда первыми выстрелами просто отвлекали внимание.

Когда Смит появился в коридоре, ведущем к Овальному кабинету, Кепплер уже ввел состояние повышенной готовности. Он обратил внимание, что Смит на ходу оглядывал посты: замечаний не последовало, значит, глава наряда не упустил ничего.

Сам Кепплер находился в шести футах от стола секретарши президента. На стене, над фотографией ее семьи с главой государства, горел красный огонек, указывающий, что у президента кто-то есть и его нельзя беспокоить. Впоследствии Кепплеру казалось, что Смит пробыл в Овальном кабинете пятнадцать — двадцать секунд, прежде чем замигал второй, янтарный огонек.

Кепплер понял, что сработали электронные замки. И пока, хмурясь, поворачивался к дверям кабинета, услышал резкие, назойливые гудки тревоги.

— Опущен колокол! — крикнул он.

И окинул взглядом коридор. Все агенты выхватили оружие и дослали патроны в патронники. Секретаршу президента, двух помощников и курьера из Капитолия подняли на ноги и, подталкивая, погнали в глубь коридора.

Один из агентов втиснул летчика с чемоданчиком в нишу и прикрыл собой; его напарник поднял ствол автомата.

— Видео! — крикнул Кепплер.

— Выключено! — отозвался кто-то. Овальный кабинет оснащен четырьмя скрытыми видеокамерами, включить которые может только президент. Когда они включены, за происходящим можно наблюдать по монитору.

Кепплер понимал, что президент не станет записывать на пленку встречу со Смитом.

— Продолжительность тревоги? — рявкнул он.

— Пятьдесят две секунды.

Кепплер встал перед двумя агентами, которые навели оружие на замки и ручки дверей. Опустился на колени, провел пальцами по гладкому вишневому дереву, подергал ручки, поднялся и отступил.

— Заряды, — спокойно сказал он.

Укрепленные стальными плитами двери в Овальный кабинет снабжены наилучшими замками. Выстрелы в упор только расщепили бы шпон.

Двое агентов, ежемесячно отрабатывавших эту операцию, заняли места по обе стороны дверей. Из выложенного изнутри пенопластом контейнера достали заряды пластиковой взрывчатки размером с двадцатипятицентовую монету. Прикрепили их к восьми дверным петлям, затем подвели провода к взрывному устройству. Через двадцать пять секунд один из агентов вставил в него двенаддативольтовую батарейку. Потом глянул на Кепплера, тот кивнул.

Убедившись, что все находятся в безопасности, закрыли руками уши, отвернулись от двери, агент нажал кнопку.

Заряды оглушительно взорвались. Двери покосились и с грохотом упали на пол. Кепплер, у которого в ушах звенело от взрыва, ринулся в кабинет. Когда он увидел трещины на плексигласе, ему чуть не стало дурно. Но пули засели в колоколе. Внутри его президент выкрикивал слова, которых Кепплер не мог расслышать, и неистово указывал пальцем на что-то.

Потом Кепплер увидел Смита, кровавую полосу на плексигласе, оставленную тем, что недавно было его головой. Теперь Смит лежал на боку, будто спящий.

Кепплер взмахом руки велел входящим агентам вернуться на места. Пистолет Смита валялся в нескольких футах от трупа. Кепплер понял, что Смит покончил с собой. Расколоться так череп мог только от выстрела в рот.

Кто-то находился в туалете; слышно было, как бежит вода в раковину. В приоткрытую дверь Кепплер разглядел пистолет на мраморном туалетном столике.

Он жестом велел одному агенту прикрыть себя.

— Назовитесь!

Голос его перекрыл шум воды из открытого крана. Кепплер шагнул вперед, потом сигнал радиотелефона заставил его замереть. Не отводя от туалета глаз, он потянулся за трубкой.

Говорил Джонсон. По отдаленному шуму Кепплер догадался, что тот еще в Капитолии. Джонсон сказал о потерях, спросил, что происходит в кабинете, в безопасности ли президент, жива ли Тайло. И что со Смитом?

— Президент в безопасности, сэр, — негромко ответил Кепплер. — Пожалуйста, подождите минутку. — И обернулся к своим людям: — Опасности больше нет. Перекройте все входы. Если кто-то спросит — мы испытывали новое приспособление, произошла авария.

Потом Кепплер распахнул дверь туалета и увидел склонившуюся над раковиной женщину. Она поглядела на него в зеркало, и он увидел, что лицо ее растерто докрасна. Затем она снова наклонилась над раковиной и принялась тереть лоб и виски. Когда отняла руки, пальцы ее оказались в крови; в раковину падало что-то похожее на белые песчинки. Кепплер догадался, что это: осколки черепа Смита.

Он отвернулся, глубоко вздохнул и сказал в трубку:

— Жива, сэр. Мы о ней позаботимся.