До встречи в следующей жизни

Глава 3. Родители – наше все

«Вот почему так, – думала Лиза, – сначала мы не можем жить без родителей, очень скучаем и плачем, когда расстаемся с ними, но, когда вырастаем, их общество начинает нас тяготить, уже хочется расстаться и по возможности надолго».

– Пап, ну что за тупость, почему я должна с вами ехать в это дурацкое путешествие? Я не хочу портить себе выходные. У меня куча планов в Москве, и я не собираюсь их тратить на скучное путешествие по реке и провинциальным городам. Даже если это юбилей твоей сестры тети Симы.

– Это не обсуждается, мы давно не проводили время вместе, – отец почему-то очень переживал, словно это действительно для него очень важно, – поэтому будь добра, удели эти три дня родителям. Мы не просим многого, всего одни выходные. Это теплоход премиум-класса, там будет не много народу, и обслуживание по высшему классу, тебе понравится. А провинциальные, как ты говоришь, города имеют столько всего интересного, что ты, поверь мне, будешь в полном восторге.

– Пап, мне не пять лет, чтобы на это вестись, что они там имеют, – психанула Лиза. – Музей мышей в городе Мышкин и музей русской водки в Угличе. Лет десять назад я бы прыгала от восторга, но я выросла, папа, мне девятнадцать, и тебе уже пора это заметить.

– Ты пойми, доченька, мы сто лет не собирались, я не могу и не хочу отказывать Симе в день ее юбилея, – видимо, он поставил себе задачу уговорить Елизавету, и было видно, что не отступится.

– Что вы все пресмыкаетесь перед этой Симой: и ты, и мама. Если вы работаете на нее, это не значит, что вы рабы этой самодурки, – не сдержалась Лиза.

– Доченька, ты не права, мы приглашены не потому, что мы работаем на нее, а потому, что мы родственники, и это надо ценить. Сима даже тебе дала приработку, пока ты учишься в институте, надо уметь быть благодарными. Это то, чем отличаются воспитанные люди от невоспитанных, зря ты так, – на полном серьезе расстроился отец.

– Ну хорошо, тогда можно было бы найти поприличнее место для встречи, чем суденышко, плывущее по реке, – Лиза закатила глаза от возмущения.

– Котенок, – Сергей Васильевич сел рядом с дочерью и взял ее за руку, – ты вновь ошибаешься, это судно премиум-класса. Там всего шестнадцать кают, и все они уровня «пять звезд».

Лиза сморщилась, услышав эту информацию, так, словно укусила лимон.

– Ну хорошо, четыре звезды, – сдался отец. – Солнышко, я редко тебя о чем-то прошу, но сейчас мне необходима твоя помощь. Я не могу тебе все рассказать, прости, но это очень важно. Сима заказала тебе отдельную каюту, и ты можешь просто провести выходные за чтением какой-нибудь новой книги или просмотром занимательного фильма, выходя только на совместный ужин, – отец уже не знал, чем ее купить.

В комнату вошла мама. Она, как всегда, не имела своего мнения и просто молча слушала ссору мужа и дочери. Чем старше становилась Лиза, тем все больше не понимала и не любила свою маму, как страшно бы это ни звучало. Женщина была словно безмолвное приложение своего мужа. В детстве девочке было жалко мать, словно она что-то знает такое, чего не знают другие, становясь загадочной и молчаливой принцессой. Когда же Лиза подросла, то уже не понимала, как отец, такой яркий и красивый мужчина, может жить с этой амебой, у которой был вовсе не загадочный ореол, а просто меланхоличный характер и скучный внутренний мир. Мать красила волосы в ярко-рыжий цвет, одевалась, словно ей восемьдесят, и, казалось, уже давно не интересовалась жизнью Лизы. Словно после достижения совершеннолетия дочь стала ей не интересна, а она сама, как мать, выполнила свою миссию и больше ей ничего не должна.

Мама словно всегда находилась в каком-то своем мире, не пуская туда ни мужа, ни дочь, но если быть до конца откровенными, то Лиза и не рвалась туда. Ей больше импонировал мир отца, яркий и насыщенный, со своим всегда твердым мнением и прекрасным чувством юмора. В свои девятнадцать девушка была почти уверена: у папы есть любовница, такая же яркая и интересная, как он.

Иногда Лизе казалось, что она помнит маму другой, живой и веселой. К ней приходили воспоминания, как мама крепко обнимала маленькую дочь и от переполнявших ее чувств кружила вокруг себя, как красивая и счастливая мама улыбалась и смеялась громче папы, а книги Лизе читала по ролям. Причем «Федорино горе» у нее получалось веселее всего, и Елизавета постоянно просила перечитать именно это стихотворение Чуковского. Но мама ни капельки не злилась, причем она в третий раз читала даже веселее, чем в первый, чем так смешила дочь. Но сейчас Лизе казалось, что это был всего лишь сон, счастливый сон, который она выдумала сама, и этого счастья с ней никогда не было, и мамы такой тоже никогда не было. А была вот такая, отстраненная и холодная, словно внутри у нее пусто.

– Ну хорошо, – сказала Лиза, – но ты, папа, будешь мне должен одно желание.

Когда удовлетворенный ответом дочери отец вышел из комнаты, Лиза написала в мессенджере сообщение: «Теплоход “Агата Кристи”, на этих выходных, вот и посмотрим, на что ты готов ради меня».

Он был счастлив, в первый раз в жизни его душа была наполнена любовью сполна, и Савва Морозов купался в этом как мальчишка. Даже когда он, человек, родившийся в старообрядческой семье, женился на разведенной женщине, наперекор матери, счастья это ему не принесло. Как не принесло счастья рождение, в общем-то, любимых детей. Савва все равно чувствовал себя одиноким, и это щемящее чувство грызло его постоянно, вызывая приступы меланхолии и депрессии. Но после встречи с актрисой Марией Андреевой весь его мир наполнился тем, чего ему так не хватало, – любовью.

Жена слышала сплетни о его увлечении, но молчала, зная характер мужа. Помнила, как он не послушал никого, когда женился на ней самой, как переступил через устои семьи, понимала: не отступит и сейчас. Боялась, что, если она подтолкнет своим возмущением мужа, он пойдет и на любой самый неприглядный для общества поступок.

Глупая курица, Савва давно бы уже ушел к этой невероятной женщине, просто та этого не хотела сама. Она, как жар-птица, пленила его своей красотой и талантом, но не давалась в руки. Это понятно, такие женщины не должны никому принадлежать. Женщины-жар-птицы – это мечта, ради которой мужчины ломают свои судьбы, но так и не достигают цели. Женщины-амазонки, которыми можно лишь восхищаться и которым нужно поклоняться. Ради нее предприниматель и меценат, один из самых богатых людей страны, готов был на все: развестись, жениться, луну с неба достать. Да что там, спонсировать идеи марксизма, которыми эта невероятная женщина была просто восхищена и даже несколько болела ими. Ради нее он был готов на все.

Савва лично курировал строительство здания для театра МХТ, чтобы его королева блистала на шикарной сцене. Театр домовладельца Леонозновав Камергерском переулке был выкуплен и перестроен на деньги Саввы Морозова. Архитектором был его друг Федор Шехтель, который даже отказался обсуждать оплату, делая все исключительно из расположения к Савве. Он же и придумал эскиз занавеса с эмблемой – летящей над волнами чайкой.

Как талантливо играла его Мария в «Чайке», чудесном спектакле его друга Антона Чехова, как же она была очаровательна. На сцене просто нет равных его примадонне, нет и не будет никогда. Последние три года Савва был счастлив как никогда в жизни. Но постоянно в душе сидела страшная тревога, давящая и отвратительная, и даже в самые счастливые моменты она не отпускала, только тихо скулила внутри, предрекая беду.

Нынче пошла мода на ясновидящих и предсказателей судьбы. Савва же их всегда насмешливо называл факирами. Его жена Зинаида, втайне от набожных родственников, все родные Морозовых испокон веков были старообрядцами, кои могли и проклясть за это, приглашала на свои вечеринки разных представителей этой, если так можно сказать, профессии, стараясь выглядеть модной хозяйкой. Приходили и чистые шарлатаны, и те, что могли удивить своей прозорливостью. Вот к одному такому мужчине, иностранцу средних лет, и пошел на днях Савва поспрашивать о своей тревоге, что жила в его сердце, не отпуская.

Долго и пристально смотрел на него хозяин дома, не моргая и не отводя глаз, так долго, что Савве стало неудобно.

– А вы в шар смотреть не будете? – спросил он, чтобы снять напряжение. Савва видел этого мужчину на одном из вечеров в своем доме на Спиридоновке, на которых он, к слову сказать, не любил бывать. Вот там прилично одетый мужчина смотрел именно в шар и, немного коверкая русские слова, говорил забавные вещи: о летающих к другим планетам кораблях и возможности в будущем носить телефон в кармане. Жена Саввы, женщина, падкая на все мистическое, очень удивилась, когда Савва спросил про факира, и, поправив его, сказала, что граф Монисье никакой не факир, а проводник в другой мир. Что дар ему дан богом, а подтвержден всем высшим обществом Москвы. Да, Зинаида причисляла себя к тому высшему обществу, которое, несмотря на богатство Морозовых, никогда не примет их в свой круг. Савва это понимал отчетливо и жалел глупую женщину, которая верила, что все иначе.

– Шар – это для забавы, – сказал мужчина, вздохнув, – я и так все вижу. Смерть тебя караулит, ходит кругами и руки потирает, а придет она через женщину, красивую женщину. Да ты чувствуешь это, душа плачет каждый раз, когда ты рядом с ней.

– Я люблю ее, – сказал Савва и поразился сам себе. Как он, богатый человек, знающий себе цену, так просто произнес это какому-то незнакомому иностранцу, мгновенно поверив, что тот что-то знает про него такое, в чем даже сам Савва боится себе признаться.

– Не откажешься сейчас – прямая дорога на тот свет, – сказал буднично мужчина, так, словно говорил о плохой погоде.

– Я не смогу, – прошептал тихо Савва, думая, что иностранец не услышит его признания в слабости. Савва был увлекающимся мужчиной. Когда в нем вскипала страсть, владелец огромного состояния, фабрик, заводов и меценат уже ничего не мог с собой поделать.

Этот разговор он постоянно прокручивал в голове, словно пытаясь увидеть нестыковки и убедить себя в том, что человек, предрекший его смерть, – шарлатан. Вот и сейчас в ожидании Марии он вспомнился ему, и мурашки пробежали по коже.

В руках у Саввы был подарок, он приготовил его своей возлюбленной в честь премьеры. С сюрпризом было труднее, чем выбрать место под строительство театра.

Что подарить женщине-жар-птице, женщине-амазонке? Простыми украшениями такую девушку не удивить. Савва уже задарил ее всевозможными серьгами и браслетами, которые она принимала благосклонно, но без огромных восторгов. Нужен был особенный подарок, тот, что покорит ее, тот, что покажет, как Савва любит ее, искренне и безмерно, как Савва восхищается своей амазонкой.

Сейчас он, сидя в ее гримерке и ожидая, когда она придет с поклона, очень переживал: понравится ли подарок. Спектакли в новом здании проходили каждый раз при полном аншлаге, и публика долго не отпускала артистов, стараясь отблагодарить их аплодисментами.

– Савва, – захохотала она, увидев, что он, как цепной пес, верно ждет ее у дверей, – какая сегодня публика. Какая публика! Нас полчаса не отпускали со сцены. Костя даже начал злиться, устав кланяться.

Костя, Константин Станиславский, тоже был другом Саввы, они вместе на паях владели театром, куда один приносил деньги, а другой – новаторские идеи, коих не было еще в театрах России.

– Это тебе, – Савва без предисловий протянул любимой продолговатую коробочку.

Мария с любопытством взглянула и, открыв ее, непроизвольно охнула. Она была уже очень избалована подарками, поэтому удивить ее было трудно, но по реакции он понял, что удалось.

– Это морской кортик работы одного знаменитого португальского мастера Пауло Оливейро. Сие оружие было привезено специально в подарок Петру I. Русского царя он не впечатлил, тогда его советник и друг Александр Меншиков дал своему личному ювелиру задание украсить оружие по-царски, но мастер не успел, царь скоропостижно скончался. После смерти своего покровителя Меншикову тоже было не до кортиков, и тот невыкупленным так и лежал в семье ювелира долгие годы, пока его не увидел мой отец. Раньше этого не сделал никто, потому что ювелир требовал очень высокую цену за простой, как казалось людям, кортик, ведь он добавил к нему лишь один камень на набалдашник рукояти, и это не производило большого впечатления на клиентов ювелира. Но тот искренне считал, что в оружии камни и украшения не главное и их излишеством можно лишь испортить оружие, – Савва был доволен ее реакцией. – Вот этот сапфир, который приделан как набалдашник на ручке кортика, имеет особую огранку. Мне хочется, чтоб у тебя даже оружие защиты было лучшим, – добавил он уже нежно и ласково.

Савва не стал говорить любимой, что тот самый сапфир откручивается, открывая тем самым тайник в ручке кортика. Для того, что он спрятал туда, слишком рано, пусть это останется пока тайной.

В каждой женщине сидит маленькая девочка, которая верит в принцев, драконов и высшие силы. Мария Андреева не была исключением, несмотря на статус, наличие двух детей и признание публики. Поэтому она радовалась кортику, как ребенок долгожданному подарку. Савва понял, что угадал и угодил своей любимой. Теперь она оценит его любовь, и они всю жизнь будут вместе. Всю жизнь. «Но чью жизнь?» – пронеслось в голове.

Савва сильно ошибался, труппа театра уже запланировала гастроли в Крым, а это означало, что уже ничего нельзя изменить.

Как позже напишет Булгаков, Аннушка уже разлила масло, а значит, ничего уже нельзя изменить.

Этот сон был последним без боли, следующий уже будет рвать душу.