До захода солнца

9 Урок

Я впервые проснулась с тех пор, как оказалась в новой спальне, точно осознавая, где нахожусь.

Но что-то было не так.

Я открыла глаза и увидела перед собой большую, широкую кровать, пустую.

Люсьена не было.

Восторг и разочарование столкнулись друг с другом, вызвав очень странное ощущение, оно мне совершенно не понравилось.

Затем мысли вернулись к прошлой ночи.

Я думала о Пире и обо всем, что увидела там.

Затем подумала о поведении Люсьена, а затем о противоречивых эмоциях, вызвавших его поведение. Я поняла, что мне понравилось бывать с ним на людях. Я не назвала бы это веселым свиданием, но было интересно, и находиться постоянно в его руках было странно волнующе. Он вел себя как настоящий джентльмен (ну, в основном), у меня такого давно не было (то есть никогда). Не говоря уже о его собственнически-защитной манере, отчего я чувствовала себя в безопасности, если уж этого было недостаточно, чтобы заморочить мне голову, то не знаю тогда, что сможет.

Наконец, я вспомнила, как заснула в машине по пути домой, и Люсьен заверил меня, что он из тех вампиров, которые не…

Я напряглась, затем приподняла одеяло, уставившись на свое полуобнаженное тело, тут же быстро натянув одеяло обратно.

Я была голой, ну, не считая черных кружевных трусиков. Я заснула в машине, и этот чертов вампир отнес меня наверх, раздел до гола и уложил в постель.

Всем, что он натворил, а натворил он очень многое, раздеть меня спящую, мне показалось худшим из всего (ну, в тот момент так и было).

Только мне разрешалось показывать свое тело тому, кому я хотела его показывать, когда была в настроении его показывать.

Конечно, можно сказать, что его язык был у меня во рту (не один раз), его рука побывала у меня в трусиках (снова не один раз), он пил мою кровь (также не один раз), он гипнотизировал меня (слишком много раз, что означало дважды, но было в два раза больше).

Но раздеть? Он зашел слишком далеко.

Моя голова была готова уже взорваться от злости, но дверь спальни открылась, вошел Люсьен.

Когда я увидела его, то была так потрясена, что моя ярость испарилась, я даже приподнялась на локте, чтобы получше его разглядеть.

На нем были выцветшие, поношенные джинсы и облегающая белая футболка с длинными рукавами.

Я никогда не видела его в чем-то другом, кроме костюма (и пижамы, конечно). И я никогда не видела его ни в чем другом, кроме как в темных цветах.

Мне казалось, что он не из тех парней, которые предпочитают носить что-то настолько повседневное, как джинсы и футболку.

Но смотрелся он в них хорошо. Нет, отлично смотрелся.

Даже лучше, чем в костюме.

Феноменально.

У меня потекли слюнки от его вида.

Его глаза стали вальяжными, он ухмыльнулся.

Мое сердце пропустило удар при виде его взгляда, который мне чертовски понравился, примерно за секунду до того, как я вспомнила, что вроде бы как ненавижу его, и он провинился еще больше, раздев меня вчера ночью до гола.

— Ты проснулась, — произнес он, обходя кровать, пока я наблюдала за ним.

Я вспомнила о своем плане, и Послушная Лия мгновенно воспряла.

Игра была в самом разгаре.

— Да, — ответила я, прижимая одеяло к груди.

Он остановился рядом со мной и в мгновение ока стащил меня с кровати, сел на край и усадил к себе на колени.

И это меня напугало, потому что я все еще не привыкла к его непостижимой скорости, не говоря уже о том, что была почти голой.

К счастью, он обнял и прижал мой торс к своей груди, скрывая мою наготу.

— Ты хорошо спала, зверушка? — тихо спросил он мне на ухо.

Я кивнула.

Его губы коснулись моей шеи, он пробормотал:

— Хорошо.

Затем его губы скользнули к моему горлу.

Его губы чувствовались так приятно, слишком приятно. Так мило, что я не смогла сдержать дрожь.

— Мне нравится, — пробормотал он мне в горло.

— Что нравится?

Его губы приблизились к моим, глаза открылись и посмотрели на меня, он ответил:

— Когда ты дрожишь в моих объятиях.

Что на это сказать?

Я не знала, что ответить, поэтому просто пробормотала:

— О.

И почувствовала, как его губы улыбнулись напротив моих.

Когда он находился в таком милом настроении я теряла всякое желание играть в игры и осуществлять свой план. Была б моя воля, я бы набросилась на него, сорвала с него безумно фантастически сидевшие на нем джинсы и футболку со столь такого же фантастического тела и сделала бы с ним все, что хотела.

Пытаясь взять себя в руки, я спросила:

— А ты хорошо спал?

Он отодвинул голову на пару дюймов, подняв одну руку, пробежался пальцами по моим волосам у виска и сзади, убрал волосы с моего лица, а его глаза наблюдали за мной.

Когда его пальцы заскользили по длине моих волос вниз по спине, его рука снова обвилась вокруг меня, и он ответил:

— Впервые хороший ночной сон за последнюю неделю.

От чего я удивилась. Не могла себе представить, чтобы что-то могло заставить Могущественного Люсьена потерять сон.

Это так меня удивило, что я склонила голову набок и с искренним любопытством спросила:

— Почему ты плохо спал всю неделю?

Его руки сжались еще крепче, прежде чем он ответил:

— Сначала из-за предвкушения кормления. После твоего посвящения беспокоился, потому что рана заживала не так быстро. Ну, и последнее, моя зверушка, мне трудно с тобой спать рядом.

Мое сердце дрогнуло, хотя мозг напомнил моему сердцу, что оно наоборот должно радоваться. Еще одно столкновение моих ощущений, которое было не совсем приятным.

— Тебе трудно спать со мной? — Мой вопрос прозвучал шепотом.

Его рука скользнула по моей обнаженной спине, захватив прядь волос, и я почувствовала, как он начал накручивать их на палец. Это тоже мне показалось приятным.

Так всегда бывало, когда он так делал.

— Из-за твоего запаха, Лия. Он опьяняет. — Его губы приблизились к моим, затем коснулись, потом он снова отстранился, улыбка тронула уголки его губ, когда он продолжил: — Особенно когда ты возбуждена. Твой естественный аромат, смешанный с ароматом твоего возбуждения, ошеломляет. — Я напряглась всем телом, руки сжались на мне, прежде чем он, проиграл борьбу со своей улыбкой: — В хорошем смысле.

Я пристально изучала его высокомерную, самодовольную улыбку, одновременно, как бы между прочим подумывая — не ударить ли его приемом карате по плечу.

Скорее всего эффективность для него была бы от меня как от комара.

Вместо этого я заботливо спросила:

— Ты предпочитаешь, чтобы я приняла ванну перед сном, дорогой?

И увидела, как вспыхнули его глаза, точно не могла определить от гнева или от веселья, но он склонил голову набок, и его губы снова оказались на моей шее.

— Только если я буду принимать ванну с тобой, — ответил он.

Черт побери, но это был хороший ответ.

— Все, что пожелаешь, — послушно ответила я.

— Мм, — пробормотал он эффектно, так эффектно, что звук из его рта заскользил по моей коже, отчего я задрожала телом. — Мне нравится эта идея. Может я разрешу тебе принимать ванну только, когда будешь со мной.

О боже мой.

Так что я опять натворила?

У меня не было выбора. Я должна была смириться с этим.

Стараясь говорить ровно, спросила:

— Ты хочешь сейчас принять ванну?

Я почувствовала, как его язык коснулся моей шеи, отчего тоже вздрогнула.

Затем он сказал:

— Не сейчас. Я проголодался.

Внезапный электрический разряд ударил мне между ног, вызвав невероятное счастливое покалывание.

Он проголодался. Я, конечно хотела, чтобы он насытился. Я презирала себя за такие мысли, но не могла отрицать, что была счастлива.

— Ты проголодался?

— Ага, — произнес он в шею, затем поднял голову, взглянув на меня. — Можешь выбрать сегодня, Лия, здесь или на кухне.

Он хотел кормиться на кухне?

Правда?

Это было безумие! А что, если придет Эдвина?

— Если мы будем делать это на кухне, вдруг придет Эдвина, а?

Его брови сошлись на переносице.

— Она и так будет там, если ты будешь мне готовить сама.

— Готовить тебе? — глупо переспросила я, находя эту идею одновременно интригующей и пугающей.

Хочу сказать, я умею готовить. И сама идея приготовить что-нибудь для Люсьена показалась мне довольно приятной, хотя то, что мне показалась она приятной, еще больше доказывало, что я сошла с ума. А что, если я испорчу? У меня часто так получалось, особенно когда пробовала что-то необычное, кроме того я сомневалась, что Люсьен предпочитал не модную еду.

И вообще, почему мы говорим о готовке?

Он с интересом следил за выражением моего лица, пока все эти мысли проносились у меня в голове, прежде чем сказать:

— Ты умеешь готовить, Лия. Ты можешь готовить все, что тебе нравится. Это твой дом, а не Эдвины. Ты хочешь готовить?

Оу. Я поняла.

— Ты говоришь о завтраке, — выдохнула я голосом, который звучал, как у ненормальной девицы, которую только что ударили по голове.

Он улыбнулся еще одной своей самонадеянной, самодовольной, теперь уже больше похожей на самодовольную улыбку, прежде чем сказал:

— А ты думала, что я хотел поесть.

— Эм… — Я поерзала у него на коленях, потом вспомнила, что была почти голой, и если встану, то обнажу верхнюю часть своего тела, я не была готова к этому, поэтому замерла.

Его большие руки скользнули по моим бедрам и напряглись.

— Я не могу есть, зверушка. До ночи.

Это было для меня новостью.

— Не можешь?

Он отрицательно покачал головой, говоря:

— Ты еще не привыкла ко мне.

Это еще больше меня смутило.

— Не привыкла?!

Самодовольная улыбка вернулась, прежде чем его лицо снова исчезло у меня на шее.

— Мы могли бы попробовать.

Ой.

— Но ты будешь испытывать слабость весь день, а сегодня суббота. У меня имеются на тебя сегодня планы.

У него имелись на меня планы. Планы, требующие, чтобы я не испытывала слабость.

Я была не уверена, хорошо это или плохо.

— Планы?!

Его рука поднялась, обхватив меня за затылок, он снова посмотрел мне в глаза.

— Сначала, еще один урок, на этот раз о кормлении.

— Хорошо, — выдохнула я, пытаясь не казаться, но не достигнув успеха, разочарованной.

Он ухмыльнулся.

Будь проклят этот вампир!

Я старалась быть послушной. Это было так тяжело.

Он изучал выражение моего лица, затем расхохотался, поднявшись на ноги, поставив меня на ноги перед собой.

И начал отстранять меня от себя, я запаниковала при мысли, что буду перед ним почти голой, вцепилась ему в плечи, прижалась всем телом.

Он наклонил голову, глядя мне в лицо.

— Лия?

— Закрой глаза, — прошептала я, прежде чем смогла себя остановить.

— Что не понял?

— Эм… — Как нужно его попросить, чтобы казаться покорной?

— Не мог бы ты, пожалуйста, закрыть глаза, дорогой?

Его руки на моей талии нетерпеливо сжались.

— Зачем?

— Я почти голая, — тихо объяснила я, как мне показалось, в этом не было необходимости.

Его руки еще раз сжались, на этот раз притягивая меня еще сильнее к своему телу, голова наклонилась ближе ко мне.

— Я видел тебя вчера ночью, зверушка.

— Знаю.

Его лицо придвинулось еще ближе.

— У тебя красивое тело, Лия.

Мои глаза скользнули в сторону.

— Посмотри на меня, — потребовал он.

Глаза снова скользнули к нему.

— Я не хочу, чтобы ты пряталась от меня, — произнес он.

— Это приказ? — Спросила я просто, чтобы убедиться.

— Нет, если ты не будешь этого делать, — ответил он.

Что, черт возьми, это значит?

— Итак, ты хочешь сказать, что не собираешься закрывать глаза?

— Нет.

Он точно был придурком.

Скорее всего он должно быть прочитал мои мысли или поскольку я не разговаривала с ним мысленно, может увидел выражение моего лица.

Поэтому он продолжал:

— Я хотел бы понять, почему это для тебя проблема.

— Я голая, — объяснила я, хотя и так было понятно.

— И я видел тебя прошлой ночью, — повторил он, его тон ясно говорил, что он тоже считает излишне мне это объяснять.

— Сейчас не ночь. А утро.

— И что?

— Солнце светит, — продолжила я.

— Солнце? — переспросил он.

— Да. Я проснулась, — продолжила я.

Его руки скользнули мне за спину, когда он пробормотал:

— Вижу.

— Что ты видишь?

Вместо ответа он терпеливо сказал:

— Мой язык был у тебя во рту.

— Да, но…

— Твоя кровь наполняла мне рот.

— Да, но…

— И моя рука была у тебя в трусиках.

Все это я знала.

До сих пор.

— Да, но…

— А мой палец был в твоей…

— Да! — огрызнулась я, оборвав его. — Но сейчас совсем другое дело!

— Как такое может быть?

— Очень просто.

— Объясни мне.

— Я не могу!

Он вздохнул, прежде чем заявить:

— Ты сейчас стоишь в моих объятиях почти голая. Я чувствую твою кожу, чувствую твой запах, прикасаюсь к твоим волосам. Ты прижимаешься ко мне и говоришь, что если я увижу твою грудь, ты почувствуешь себя неловко, хотя я видел ее вчера?

Его послушать, так моя просьба звучала очень глупо.

Я опустила глаза и посмотрела на его горло.

— Звучит глупо, — произнесла я вслух тихо.

— Покажи мне себя, Лия.

Мои глаза снова встретились с его.

— Что? — Вздохнула я.

— Сделай это, — приказал он, и это определенно был приказ. Я поняла это по его твердой челюсти и напряженному взгляду.

Мне действительно нужно было проверить, вписана ли жидкость для розжига в список покупок Эдвины.

Изо всех сил стараясь быть Послушной Лией, я оттолкнула его руки со своей талии, сделав шаг назад. Он не отпускал меня. Продолжал обнимать, так что я была вынуждена выгнуть спину.

Я отвернулась в ту же минуту, как он опустил глаза. Прошла всего секунда, прежде чем я снова оказалась прижатой к нему, его рука погрузилась мне в волосы, обхватила затылок и надавила так, что щека оказалась прижатой к его груди.

Он наклонился, и тихо заговорил мне в макушку:

— Это было не так уж трудно, не так ли?

На самом деле, правда, было нетрудно.

Но я бы никогда ему по собственной воле не показала бы свою грудь.

Но вместо этого, своим самым обычным, хорошо воспитанным голосом, я согласилась:

— Нет, дорогой, не так уж трудно.

Я почувствовала, как его тело стало твердым, а рука в моих волосах изогнулась, прежде чем он заметил:

— Ты испытываешь меня, зверушка.

«Хорошо», — подумала я.

Его рука дернулась назад, запрокинув мою голову так, чтобы я смотрела на него снизу вверх.

— Тебе повезло, что мне это нравится, — его голос звучал предупреждающе.

Здорово. Ему это нравится.

Боже, как мне повезло.

— Надень халат, встретимся внизу. Мы позавтракаем на кухне, — скомандовал он, прежде чем прикоснуться своими губами к моим и отпустить меня.

Я чуть не полетела в ванную, мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не хлопнуть дверью.

— Ты хочешь что-то особенное на завтрак? — крикнул он через закрытую дверь, пока я надевала халат.

— Все, что хочешь ты, — крикнула я в ответ, а затем показала двери язык.

— Я видел, Лия. — Услышала я, и голос его не звучал так, будто я сумею его разубедить. В его голосе звучало удивление.

Мне было наплевать, что он удивлялся.

Мой разум и тело застыли на месте.

— Что ты сказал? — спросила я онемевшими губами.

Дверь открылась, я подпрыгнула, Люсьен скрестил руки на груди и прислонился к косяку.

— Я видел, — повторил он.

— Но… Мне казалось, — я запнулась, затем выдохнула, — ты можешь видеть сквозь двери?

— Нет, я не могу видеть сквозь двери. В этот момент ты разговаривала со мной.

— Я жестикулировала.

Он ухмыльнулся.

— Это то же самое.

Я промолчала.

Это была совсем не хорошая новость.

— Эта новая твоя игра забавная, — отметил он, чертовски напугав меня. — Лучше, чем другая.

Я пробормотала сама невинность.

— Какая игра?

Он покачал головой, протянул руку, обхватил меня сзади за шею и притянул к себе, чтобы поцеловать в макушку.

Когда отпустил, сказал:

— Пришло время для урока. Я жду тебя внизу.

Не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел.

Я уставилась на все еще открытую дверь спальни.

Потом закричала.

Но только про себя.

И так как я кричала из-за Люсьена, очень надеялась, что он не слышит.

Я неторопливо занималась своими утренними процедурами, потом также неторопливо спустилась на кухню.

Эдвина стояла у плиты. Люсьена нигде не было видно.

— Привет, Эдвина, — позвала я.

— Привет, дорогая, — Бросила Эдвина с улыбкой через плечо. — Повеселилась прошлой ночью?

Я сморщила нос.

Она улыбнулась, затем покачала головой, пробормотав с отвращением:

— Пир.

Она вернулась к плите, а я подошла к кофейнику.

— Хочешь освежу тебе кофе? — спросила я, потянувшись за ее пустой кружкой.

— Пожалуйста.

— И мне налей, Лия, — сказал Люсьен, входя в кухню, и я едва сдержала свой свирепый взгляд.

— Конечно, дорогой, — пробормотала я шкафчику с кофейными кружками, вытаскивая две.

— Черный, три кусочка сахара, — продолжил Люсьен.

Три кусочка сахара?

Очень плохо, что вампиры не болеют диабетом, и в этот момент мне было совершенно наплевать, насколько недобрыми были мои мысли.

Я положила три гигантские ложки сахара в кофе для Люсьена, плеснула себе молока, спросила Эдвину, какой кофе она предпочитает, а затем передала всем чашки.

Я взяла свою кружку и села на один из табуретов.

— Люсьен заказал яйца-пашот на тосте, Лия. Что бы ты хотела? — спросила Эдвина.

Я избегала встречаться с глазами Люсьена, ответив:

— Я буду то же, что и Люсьен.

И почувствовала, как Люсьен повернулся ко мне, но я продолжала его игнорировать.

Эдвина предложила, все еще что-то творя у плиты, такая, как правило, стоит на кухне в люксовых ресторанах, из нержавеющей стали.

— Без проблем. Я приготовлю все, что ты захочешь.

Наконец я повернулась к Люсьену:

— Что бы ты хотел, чтобы я съела, дорогой?

Взгляд Люсьена встретился с моим, но он ничего не сказал. Я старалась сохранять сосредоточенное и ожидающее выражение лица, как будто от его решения, что я буду есть на завтрак, зависела моя жизнь.

Наконец он спросил:

— Ты любишь яйца-пашот?

— Ты хочешь, чтобы я любила яйца-пашот? — Вопрос на вопрос с хриплым выдохом ответила я.

— Я хочу, чтобы ты сказала мне, любишь ли ты яйца-пашот, — парировал он.

У нас состоялся короткий поединок взглядов, но его черные глаза были слишком сильными для меня, я отвернулась первой.

— Я люблю яйца-пашот, — скромно ответила я.

Люсьен посмотрел на Эдвину.

— Она будет яйца-пашот.

Взгляд Эдвины скользил между Люсьеном и мной. Затем она прикусила губу (и я готова была поклясться, что таким образом она пыталась скрыть улыбку), быстро развернувшись назад к плите.

Люсьен сделал глоток кофе. Я наблюдала за ним из-под ресниц, делая глоток своего кофе.

— Список продуктов на столешнице, дорогая, прямо перед тобой, — говорила тем временем Эдвина. — У меня выходные в субботу и воскресенье, а также в понедельник. Так что все, что вы хотите, чтобы я приготовила или приготовить самой, записывай туда, если тебе нужны продукты. Я пойду в магазин после завтрака.

Мне было интересно, продавали ли в супермаркете галлоновые канистры с бензином (или огнеметы), и пока я думала об этом, Люсьен подошел к раковине и вылил свой кофе в раковину, затем подошел к кофеварке.

Я же все-таки удержалась от улыбки.

Эдвина в ужасе уставилась на него, держа в руке ложку из нержавеющей стали, за которую любой телевизионный шеф-повар отдал бы одну из своих почек.

— Слишком слабый?

Люсьен налил себе кружку кофе.

— Нет. Лия положила сахара от души.

— О боже, я ошиблась? — Прочирикала я, стараясь говорить, сокрушаясь и опустошенно, как будто кто-то переехал любимую кошку, которая была у меня с детства.

Люсьен повернулся ко мне.

— Ты помнишь, чем все закончилось, когда ты ослушалась меня?

О, я все хорошо помнила.

Парень, я помню все.

Я стиснула зубы и один раз кивнула.

— Хочешь удвоить счет непослушания до завтрака, — продолжал Люсьен. — Тебе бы этого хотелось?

Люсьен заводил меня до такой степени, что мое тело кричало об освобождении, а затем бросал ни с чем?

Нет, такого я не хотела.

Я отрицательно покачала головой.

Он спокойно сделал глоток кофе.

Эдвина, к счастью, сделала вид, что ничего не слышит.

Я придвинула к себе список покупок и начала читать.

Внезапно почувствовала Люсьена у себя за спиной, тепло его груди, когда он наклонился надо мной.

Я многое в нем ненавидела. Его недавнее поведение было одним из ярких примеров. Когда он пошел на все, почти преодолев звуковой барьер, вампиры были другими, нежели обычные смертные.

— Сегодня вечером я хочу, чтобы ты приготовила мне свою жареную курицу, — приказал он. Мой разум очистился от последней унизительной встречи с Люсьеном, я повернула шею, чтобы ошеломленно посмотреть на него.

— Что?

Его глаза встретились с моими.

— Жареную курицу.

Мою жареную курицу?!

Я, конечно, готовила великолепную жареную курицу. Лучшую. Готовка жареной курицы был единственный мой настоящий талант.

Но откуда, черт возьми, он знал?

Странный холодок пробежал у меня по спине.

— Откуда ты знаешь о моей курицы? — прошептала я.

Его подбородок указал на блокнот на столе, но он не ответил на мой вопрос.

Вместо этого скомандовал:

— Запиши все, что тебе необходимо.

— Как ты…?

— Просто запиши, Лия.

Я уставилась на него, разинув рот.

Затем вспомнила рецепт, который требовал, по крайней мере, маринования курицы на ночь в моем знаменитом маринаде из пахты.

Курица не была бы моей фирменной курицей без маринада.

— Я не могу, — заявила я ему.

Он прищурился.

— Нет, правда, не могу. Маринад. Нужно, по крайней мере… — Я посмотрела на часы на микроволновке, было почти десять: — Восемь часов мариновать! — Мой голос резко повысился, но что я могла сказать? Мне необходимо было поддержать репутацию своей жареной курицы. Каждая женщина знает, как это важно. — И даже это не оптимально. Меньше времени не стоит мариновать. У меня нет восьми часов!

Он ухмыльнулся, я поймала его улыбку, и мое сердце екнуло.

Но он был неумолим.

— Напиши все необходимое, что тебе может понадобиться.

— Люсьен!

— Ты можешь приготовить курицу завтра на ужин.

О, точно.

Завтра вечером у меня будет достаточно времени. Смогу.

Я записала в список продукты.

Эдвина подала яйца-пашот на тостах с хрустящим жареным беконом. Люсьен съел три яйца. У меня было только два. Я хотела попросить еще одно яйцо (или два), поскольку не выкинула свою идею, набрать как можно больше фунтов, чтобы отвратить Люсьена от моего «прекрасного тела», но почувствовала, что уже достаточно испытывала его терпение за это утро.

Он сидел рядом, мы ели, пока Эдвина убиралась на кухне, я записывала продукты в список покупок. Огнемет я не стала вписывать в список. Если бы в спальне был ноутбук с интернетом, который я заметила позавчера, но его теперь не было там, так я бы поискала в сети, может смогла бы заказать огнемет онлайн.

Эдвина забрала наши пустые тарелки, когда мы закончили завтракать, ополоснула, положила в посудомоечную машину, протерла все столешницы, пока мы с Люсьеном цедили кофе.

Было странно иметь домработницу.

Еще более странно было жить в таком шикарном особняке у черта на куличках.

В моей бывшей жизни я жила в городской квартире с двумя спальнями, хотя в плане карьеры у меня все шло не так уж плохо, домработницы у меня все равно не было. Я была специалистом по средствам массовой информации, в этой сфере я никогда больше не получу работу, учитывая, что предупредила руководство за два дня о своем уходе. Хотя мне не нужно было беспокоиться о дальнейшей работе, так как Люсьен собирался обеспечивать меня до конца моих дней, что было отстойно.

У моей квартиры было превосходное расположение. Я могла добраться в любое место, куда хотела. Бары, пицца навынос, кинотеатры, продуктовые магазины. В квартире было достаточно места, я не ощущала себя в пещере, но квартира не была слишком большой, поэтому не требовалось убираться все выходные, как правило, свободное место нужно заполнять, и, если бы квартира была больше, я накопила бы слишком много вещей по привычке.

К счастью, хотя Эдвина была немного странной, она мне нравилась, и то, что она жила со мной в этом большом особняке, делало его менее чудовищным.

И все же я скучала по своей маленькой квартире, в которой прожила десять лет. Я полностью ее обустроила, сделав своей.

Мне она нравилась.

Раздумывая об этом, услышала, как закрылась задняя дверь, возвещая об уходе Эдвины (о чем еще раз возвестил ее крик «До свидания»), мне пришлось вернуться в реальность.

— Пришло время для урока, зверушка.

Я посмотрела на Люсьена как раз вовремя, он взял меня за руку. Стащил со стула, повел в удобную гостиную. Я остановилась перед ним, он сел на большой мягкий диван, затем схватил меня за бедра, сбив с ног. Завалился на бок на диван, перевернулся на спину, я оказалась сверху, частично свалившись с его бока, прислонившись спиной к спинке дивана.

Почему нужно было во время моего урока обязательно лежать на диване, прижавшись друг к другу, понять я не могла.

Послушная Лия не стала интересоваться этим вопросом, хотя очень хотелось.

Я просто выжидающе смотрела на него, будто любые его знания, которыми он собирался поделиться со мной, были способны успокоить мою измученную душу.

Его глаза блуждали по моему лицу.

Затем он прошептал:

— Ты очаровательна.

Только не снова. Я пыталась его достать. Но ничего не получалось.

— Урок? — подсказала я.

Он улыбнулся.

Мое сердце пропустило еще один удар.

Его улыбка стала самонадеянной.

С усилием я сдержала свое разочарованное рычание.

Он расхохотался, руки сомкнулись вокруг меня и крепко прижал меня к себе.

— Мы будем обниматься или ты собираешься прочитать мне лекцию о вампирах? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал не так раздраженно, как я себя чувствовала.

— Мы будем делать и то, и другое, — ответил он, ослабляя свои объятия, но не убрав руки с меня.

Да, Господи, все что угодно.

Я снова подняла голову и посмотрела на него. Его глаза встретились с моими.

— Кормление, — начал он, я навострила уши, потому что невольно заинтересовалась этой темой. — Ты помнишь ту ночь, когда я поцеловал тебя, и у тебя защекотало во рту?

Я кивнула.

— Так действует анестезия, — объяснил он. — Высвобождаются специальные ферменты, когда мое тело готовится к кормлению. Если бы я целовал тебя сильнее, дольше, чаще, твой рот бы онемел.

Мне не понравилось, как это прозвучало. Он хорошо целовался, если бы у меня онемел рот, я бы пропустила все самое интересное, не смогла бы отвечать на его поцелуи.

Он продолжал:

— Кроме того, когда мое тело готовится к кормлению, включаются целебные свойства моей слюны. Она проникает в твою кожу, когда я подготавливаю ее, целебные свойства проникают также в рану, пока я кормлюсь, поэтому она начинает быстро заживать, несмотря на то, что я кормлюсь.

Как и во всем, что касается вампиров, это было оправдано, поэтому я снова кивнула.

Люсьен продолжил:

— Эти целебные свойства остаются у тебя в крови. Они помогают твоей крови регенерироваться. Даже после твоего первого кормления они запускают процесс. Ни один смертный не смог бы потерять столько крови без переливания, но после пары дней отдыха ты пришла в норму. Чем дольше я питаюсь, тем больше целебных веществ попадает в твою кровь, тем быстрее ты восстанавливаешься. Через неделю я смогу кормиться один раз в день. Через две смогу кормиться чаще одного раза в день. Через три недели я смогу кормиться, когда захочу.

Это тоже имело смысл.

Однако я зациклилась на идее, что он собирается кормиться, когда ему заблагорассудится.

— Сколько раз тебе нужно кормиться в день? — Спросила я.

— Как и любому другому. Три раза в день.

Я почувствовала, как мои глаза расширились, а губы приоткрылись. Несмотря на шок, я увидела его пристальный взгляд, скользнувший по моему лицу, и по какой-то причине его лицо смягчилось, когда он заметил выражение моего лица.

— Кормление для меня — это то же самое, как для вас обычная еда, она придает мне силы, — продолжал он объяснять. — Мое тело нуждается в нем, как и твое. Однако питательных веществ в пище смертных для меня недостаточно, чтобы поддерживать энергию и функционирование своего тела. Поэтому мне необходимо нечто большее.

— Но ты же кормишься через день, — прошептала я.

— Да.

— Ты хочешь сказать, что сейчас голодаешь больше одного дня?

— Да.

О боже мой!

Я пробовала голодать, когда много лет назад сидела на какой-то сумасшедшей диете. Я не смогла продержаться до ужина. Поэтому не могла себе представить, как можно голодать больше одного дня!

— Ты голоден? — Спросила я.

— Не так сильно, когда я голодал неделю, но да, я хочу кормления.

Я не могла в это поверить.

— Я не понимаю. Почему ваши законы так поступают с вампирами, когда вы меняете наложниц?

— Правила гласят только, что я не могу кормиться между освобождением одной наложницы и инициацией другой. Как только ты пройдешь Посвящение, я смогу посещать Пиры.

Я почувствовала, как у меня скрутило живот от мысли, что Люсьен пойдет на Пир. И будет кормиться какой-то случайной смертной. Прикасаться к ней. Заставляя ее чувствовать то, что заставлял чувствовать меня. Отдавать ей то, что он давал мне (до того, как он резко все прекратил, оставив меня ни с чем).

Но вчера на Пиру он не кормился.

Я с трудом сглотнула, прежде чем спросить:

— Ты ходишь по Пирам, эм, в перерывах между…?

— Обычно я так и делал, но с тобой нет.

— Почему?

Его руки на мне сжались.

— Если попробуешь лучшее вино, Лия, захочешь еще один бокал, и, если потребуется некоторое время его подождать, ты будешь готов ждать. Ты же не заменишь прекрасное вино лимонадом, каким бы сладким он ни был и как бы ни хотелось пить.

Это был самый странный комплимент, который мне когда-либо говорили.

И также, каким-то образом, он был самым глубоким.

Я не знала, что сказать, поэтому всего лишь произнесла:

— О.

Его рука скользнула вверх по моей спине, начав накручивать локон на палец.

— Это еще не все.

Я наклонила голову набок, стараясь, чтобы его рука не исчезла из моих волос. Понимая, что мне не должно нравиться, когда он перебирает или накручивает мои волосы на палец, но мне нравилось.

Он продолжил:

— С течением времени, целебные свойства, попавшие в твою кровь, оказывают на тебя и другое воздействие.

Я почувствовала, как тело напряглось.

— Какое?

— Для этого потребуется, конечно, время, может годы, но целебные свойства начнут регенерировать тело, твои органы, кожу, волосы, в общем весь организм. Они помогут тебе бороться с инфекцией. Любая травма будет очень быстро заживать. Они укрепят твой иммунитет, будут защищать от болезней. Проще говоря, ты будешь стареть в обратном направлении.

От его слов я ахнула. Наконец, я получу бонус, что стала наложницей!

— Ты шутишь, — выдохнула я, надеясь, что он все же говорил серьезно.

— Нет. Но, чтобы это все случилось, вампир должен содержать свою наложницу и регулярно питаться. До начала запуска всего этого процесса проходит не менее года, иногда два или даже три. — Его глаза встретились с моими, и он спросил: — Ты никогда не задумывалась, почему твоя мама и тети выглядят намного моложе своих лет?

Я думала, что они следят за собой, соблюдая ежедневный уход за кожей, который навязали моей сестре, мне и всем двоюродным сестрам. Я понятия не имела, что все это результат регенерации от слюны вампира.

Странно.

Как здорово!

Должно быть мои эмоции он увидел на моем лице, потому что усмехнулся.

— Вижу, тебе это нравится.

Я не смогла скрыть своей бурной реакции.

— Что же тут может не понравиться?

Его смешок замер, но красивая улыбка осталась, рука собственнически задвигалась в моих волосах.

— Ничего. Абсолютно ничего нет, что могло бы не нравиться, — пробормотал он.

В этом я была не совсем уверена, не понимая, что он имел в виду, но чувствовала, что важно все выяснить. Мне нравился этот урок, очень нравился.

— Сколько лет уйдет в минус?

— Это зависит от того, как долго продлится наше Соглашение, сколько я буду кормиться от тебя. Важно отметить, что исцеление исцелять. Не ведет к регрессии и впаданию в детство. Оно не может изменить возраст или умственных способностей. Просто клетки твоего организма не будут стареть так быстро, как у всех смертных. Но ты останешься взрослой.

Все становилось только лучше и лучше. Я точно не хотела возвращаться в свои подростковые годы. Они казались мне достаточно отстойными, как я проводила тогда время.

Он высвободился из-под моего бока, повернулся на бок, мы оказались лицом к лицу. Я уловила выражение его лица, оно стало серьезным.

— До Революции, — он сделал паузу и спросил, — ты хотя бы слышала о Революции до того, как тебя исключили?

Слышала. Революция вампиров была началом бизнеса с наложницами, а также появились правила и законы, управления вампирами, все это было нам рассказано в начале программы «Изучения вампиров».

В двух словах, в 1665 году в Лондоне вампиры восстали в кровавой, продолжавшейся год (а затем и несколько больше) битве, почти полностью подавленной. История знала это восстание как Великую эпидемию чумы, которая так и называлась в истории, о чем договорились парламент, король Карл II и Доминион Вампиров. На самом деле это были вампиры, сражающиеся против таких же, как они, с разновидностью вампирской секты, вступившей в союз со смертными. Я не помнила всех деталей из-за чего вампиры вдруг восстали, но они восстали, и это была не очень приятная сцена.

Ответвление секты победило.

Великий лондонский пожар был никак не связан с концом чумы. Это была чудовищная казнь вампиров, которые вышли из-под контроля и сожгли дотла большую часть Лондона. Эта казнь ознаменовала официальный конец Восстания Вампиров и дало началу Соглашения между Бессмертными и Смертными.

— Да, — ответила я на вопрос Люсьена.

Он притянул меня ближе, и его понизился.

— До Революции вампиры, и это не считалось чем-то необычным, брали смертных в жены.

Это была шокирующая новость, так как я отчетливо помнила, что уловила этот момент на том уроке, и он заключался в том, что вампиры спаривались между собой, давали клятвы верности между собой, то есть с вампирами, точка и еще одна жирная точка. Не смертными. Это было не разрешено законом.

— Правда? — Спросила я.

— Да.

— И как все происходило, учитывая, что вампиры бессмертны? Я имею в виду, это отвратительно — быть вечно молодым, а твой партнер… — Я замолчала, и мои глаза расширились.

Он заметил, что я уловила суть и притянул меня еще ближе.

— Точно, Лия. В те времена для вампиров не было ничего необычного в том, чтобы веками сохранять жизнь своей смертной паре. Исцеление очень сильная вещь, если оно происходит постоянно, это означает значительно более долгую жизнь для смертного, даже доходило до того, что делало смертного бессмертным, если кормление будет продолжаться бесконечно. Если же кормление прекратится в какой-то момент, то потребуются годы, прежде чем регенерирующие свойства полностью исчезнут из организма смертного, он все равно не будет стареть какое-то время. Как только свойства пропадут, нормальный процесс старения смертного начнется снова, как обычно.

— Боже мой, — прошептала я, ошеломленная этой ошеломляющей новостью.

Люсьен проигнорировал мою реакцию и продолжил свой урок.

— После Революции Соглашение Бессмертных и Смертных запретило эти межнациональные союзы. Всем вампирам, у которых был союз со смертными, было приказано освободить своих смертных партнеров.

Я уставилась на него с новым, теперь уже испуганным и изумленным выражением лица.

Я не могла в это поверить. Не могла представить, как такое возможно, если прожил с человеком или с вампиром несколько веков, и вдруг будешь вынужден расстаться с ним или с ней.

От всего этого я почувствовала, как слезы защипали в глазах.

— Это ужасно.

— Именно, — пробормотал он, его тон красноречиво свидетельствовал о том, что он полностью со мной согласен. — К тому же все прошло не очень хорошо. Они все отказались оставлять своих смертных. Так началась Охота, это уродливый фрагмент нашей истории, который вам не рассказывают на уроке.

Мне показалось, что я не хочу знать подробностей Охоты.

Люсьен все равно продолжал:

— На всех вампиров и их смертных партнеров охотились. Всех до единого. Когда их ловили, пытали до тех пор, пока они не признавались. Если они так и не признавались, что чаще всего и случалось, их казнили.

Я не могла это переварить. Это звучало слишком отвратительно.

— Обеих? — Выдохнула я.

Он качнул головой и ответил:

— Иногда, да. Иногда только вампира, в других случаях — смертного или смертную.

Слезы в моих глазах застряли в горле, и я с трудом сглотнула, болезненно сглотнула.

Люсьен продолжил:

— На протяжении веков это служило мощным уроком для любого вампира, который захотел бы пересечь эту черту.

Как это было бы!

— Мне не нравится этот урок, — прошептала я.

— Это не очень хороший урок, зверушка, — согласился он.

— Я не понимаю, зачем они это делали! — Горячо воскликнула я. — Зачем?

— Для выживания вида, моего вида, так и вашего. Мы не можем выжить без вас. А вампир и смертный не могут производить потомство. Кроме того, тогда вампиры охотились за своей едой. Смертные были добычей, в буквальном смысле, и очень боялись вампиров. На протяжении тысячелетий вампиры жили под землей, никак сейчас, многие смертные даже не верили в нас. Нас считали нереальными монстрами, слишком мерзкими, чтобы позволить хрупкому разуму смертного поверить в наше существование. Это было то время, когда многие вампиры кормились до последней капли, оставляя после себя трупы, так что было чего бояться. Мы в основном вели ночной образ жизни. Мы были хищниками, и большинство из нас было очень довольны такой жизнью.

Ладно, можно было с уверенностью сказать, что он пугал меня до чертиков.

Но он либо не замечал, либо ему было наплевать, потому что продолжал.

— Затем произошел сдвиг в приоритетах, приведший к Революции. Существовали вампиры, уставшие жить постоянно в темноте, понимая преимущества вечной жизни, и хотели ими воспользоваться. Эти вампиры на протяжении веков сколачивали огромное богатство, обладали хорошими манерами, стали продвигаться в мире смертных. Они стали значительно более цивилизованными, чем хищные вампиры, дошли до того, что у них появились наложницы без контрактов, конечно, и без ограничений. У многих вампиров было несколько наложниц, иногда десятки.

— Об этом рассказывали на том уроке? — Прервала я Люсьена, он отрицательно покачал головой в ответ на мой вопрос, продолжая рассказывать историю вампиров.

— Другие вампиры предпочитали жизнь охотников, понимая, что эта зарождающаяся часть нашей культуры, желающая чего-то большего, угрожала их образу жизни. И они оказались правы. Это и послужило причиной для Революции. Вампиры, которые хотели получить большего от бессмертной жизни, объединились со смертными, начав сражаться с хищными вампирами. Союз Вампиров и Смертных, тот, который создал Соглашение как документ после Революции, понимал, что должны существовать законы, регулирующие взаимодействие между нашими культурами. Их намерения были хорошими, даже справедливыми. Приоритетом этого Союза Вампиров и Смертных было защитить нашу добычу — то есть вас, а также защитить наш собственный вид, способствуя Предъявлению права Вампиров или, говоря словами смертных, вступлению в брак. Вампиры нечасто производят потомство, там все не просто, со смертным это невозможно. Чтобы наш вид процветал, они навязали нам эти законы.

У меня крутился миллион вопросов. Может даже миллион и два вопроса.

Но я начала с первого.

— Зачем вам нужно размножаться, если вы бессмертны?

— Мы умираем. Иногда случайно, например, при пожаре в доме. Но обычно это самоубийство. Вечная жизнь не для всех. — Я потрясенно втянула воздух, а Люсьен тихо продолжил: — Это почетная смерть, Лия. Ни в коем случае не осуждается. Вечная жизнь может стать очень трудной задачей. — Я кивнула, потому что в этом тоже был какой-то странный смысл. — И казни применяются к тем, кто нарушает законы, в основном, если они охотятся. Такое случается нечасто. И, наконец, есть права, которые вампиры используют против своих же соплеменников. Например, если наложницей злоупотребляет другой вампир, ее вампир имеет полное право потребовать возмездия, которое может закончиться убийством.

Последнее я уже знала. Стефани рассказала, включая тот факт, что Люсьен сам совершил два таких убийства.

Тогда мне кое-что пришло в голову. Я хотела выяснить, раньше никогда об этом не думала. Но от одной только мысли моя кровь превратилась в горячую лаву, крайне неприятное ощущение.

Я не хотела спрашивать, действительно не хотела, но поймала себя на том, что уже губы двигаются.

— Ты и твоя, э-э… — Я постаралась не подавиться этим словом, к счастью, мне это удалось: — У твоей пары есть дети?

По какой-то причине я ненавидела саму мысль о его паре. По сути, жена где-то там в любую минуту может предъявить на него права на уровне, который мне никогда не светит. Почему мне не нравилась сама мысль о его паре, я понятия не имела, и это пугало меня больше всего.

Он покачал головой, но облегчения я не почувствовала. Его следующие слова, сказанные так небрежно, хотели казаться небрежными, еще больше укрепили во мне это чувство.

— Не с Катриной, нет. Давным-давно от двух других союзов у меня родились сын Джулиан и дочь Изобель, оба живут в Англии.

О боже мой!

Люсьен был отцом.

Я вообще не могла это осознать.

Я отвела глаза в сторону и спросила:

— Ты общаешься с ними?

— Часто.

Я старалась не смотреть в его сторону.

— Вы близки?

— Очень.

— Ты… поддерживаешь связь с их матерями?

Почему я задавала все эти вопросы?

Он не колеблясь ответил.

— Мать Изобель покончила с собой тридцать лет назад.

Мои глаза снова метнулись к его лицу, но в них не было чувств — ни печали, ни раскаяния.

Он продолжил:

— Я общаюсь и иногда встречаюсь с Крессидой, матерью Джулиана.

Я больше не хотела говорить на эту тему. И в надежде закончить дискуссию и мой урок, который начался так отлично, но потом все пошло наоборот, я больше не задавала вопросов, а просто произнесла:

— Хорошо.

Мгновение Люсьен изучал мое лицо.

Затем тихо спросил:

— Уже хватит, зверюшка?

С меня хватит.

Боже, мне и так всего хватает.

Я кивнула.

— У тебя есть вопросы? — Спросил он, я отрицательно покачала головой.

Это неправда. У меня все еще имелся миллион вопросов, но ни на один я не хотела получить ответ в данный момент. И первым в списке среди вопросов был существование Катрины. Кем она была. Где она жила. Что она думала обо мне. Как долго они были вместе и почему Люсьен ночами находился в моей постели, а его одежда заполняла мою гардеробную, и почему он сию минуту лежал здесь со мной на диване, который он мне и предоставил.

Хотя я понимала, что мне определенно не нужен ответ ни на один мой вопрос.

Пока я разбиралась в этом новом бардаке в своем мозгу, он приподнял голову, и его лицо исчезло у меня на шее.

— Хорошо, дорогая. Урок окончен.

Я вздрогнула главным образом потому, что его глубокий голос звучал так чувственно на моей коже, это было приятно. А также потому, как он произнес свои слова, его язык попробовал мою кожу, и это было приятнее. Наконец, потому что он назвал меня «дорогая», и мне понравилось, когда он так меня называл.

В попытке самосохранения, чтобы положить конец предательской реакции моего тела на него и его слова и в попытке взять ситуацию под контроль, я спросила:

— Могу я теперь одеться?

— Нет.

Я моргнула.

— Нет?! — хрипло переспросила я.

Его губы путешествовали вверх по моей шее, по моему подбородку, встретившись с моими губами.

— Нет. Я решил, что большую часть сегодняшнего дня ты будешь голой.

«Что?!» — Проорал мой разум.

— Что? — прошептали губы.

Я почувствовала его улыбку на своих губах.

— Ты будешь голой. Очевидно же, что ты усвоила урок и перестала мне противоречить. Это заслуживает награды, — его голос понизился, когда он сообщил мне, — и я собираюсь потратить весь день, награждая тебя этой наградой.

О боже мой.

Что же я наделала?

Игра, которую затеяла, приняла скверный оборот. Потому что он играл в нее намного лучше меня.

Проклятый вампир!

— Люсьен… — Я вздрогнула, но его рука коснулась моего обнаженного бедра, скользнув вверх под халат, обхватив за задницу.

Он прервал мою концентрацию на движении его руки, потребовав:

— Поцелуй меня, зверушка.

— Поцеловать тебя? — прошептала я.

— Я хочу, чтобы твой язык был у меня во рту.

О боже мой.

— Люсьен… — снова начала я, но он прервал меня.

— Ты собираешься меня ослушаться? — Его слова прозвучали как мягкая угроза или, возможно, вызов.

Что мне делать?

Мой выбор заключался — или остаться Послушной Лией, или поцеловать его и стать Настоящей Лией, скорее всего, потом быть наказанной.

Я и так уже раз облажалась!

— Можем мы?.. — Опять начала я, но меня снова прервали.

— Поцелуй меня, Лия.

— Дай мне две…

Его рука прижала мои бедра к себе, и я почувствовала его твердый член. Тело отметило, что мне нравится, что он твердый, что я могу сделать его твердым, просто лежа рядом и разговаривая.

Это отметило мое тело, но в ту же минуту мой разум отметил полный и абсолютный страх.

Я видела, как его глаза потемнели и стали напряженными.

Затем он прорычал:

— Делай, что я говорю, или…

На этот раз я прервала его поцелуем.

В ту минуту, когда мой язык, как обычно, коснулся его языка, я задалась вопросом, почему я все время борюсь с ним. Наши головы склонились в разные стороны. Языки боролись за превосходство, брали, брали, брали, такие голодные, в то же время отдавая так много, что я почувствовала, как мое тело потрясло от дара его поцелуя.

Это было великолепно.

Спина выгнулась, прижимаясь к нему всем телом, стремясь к максимальному контакту, но он отстранился. Его рука двигалась между нами, он дернул за пояс халата, сдвигая его в сторону. Его рука скользнула по моей талии, вверх по спине, прижимая мой чувствительный обнаженный торс к его массивной, твердой, обтянутой футболкой груди.

Это было великолепно.

Его рот оторвался от меня, он потребовал хриплым голосом:

— Обхвати меня ногой за талию. Я хочу чувствовать твой запах.

Его требование заставило мой живот ухнуть вниз, между ног разлился жар.

Я выполнила его приказ, прикусив губу, чувствуя одновременно желание и смущение, перемешанные со страхом перед ним, перед тем, чем мы занимались, что все это значило, почему я так сильно отвечала ему, хотя так сильно его ненавидела.

Когда нога пяткой уперлась ему в задницу, его глаза расфокусировались.

— Черт возьми, — пробормотал он, и его взгляд встретился с моим, все еще затуманенным. — Я не могу дождаться, когда мой рот коснется тебя, почувствую твой вкус на своем языке, твой аромат заполнит мой мир.

Это был второй самый странный, но в то же время самый сильный комплимент, который я когда-либо получала.

У меня не было времени его досконально осознать. Он целовал меня сильнее, требовательнее, прекраснее, чем в прошлый раз.

Его руки двигались на мне, мои двигались по нему, задирая его футболку, чтобы ощутить пальцами его кожу.

Его тело казалось потрясающим под моими прикосновениями. Твердое, шелковистое, сильное, массивное, очерченное.

Его рот оторвался от меня, но губы скользнули вниз по моей щеке, прокладывая восхитительную дорожку по моему подбородку, шее, вниз, заставляя меня дрожать.

— Предложи мне свою грудь, — приказал он, прижимаясь ртом к моей груди, я была так глубоко погружена в свой собственный чувственный туман, что его вопрос меня смутил.

— Прости?

Его губы отодвинулись, он отстранился, глаза встретились с моими.

— Я хочу, чтобы ты предложила мне свою грудь.

Его приказ пробился сквозь мой туман возбуждения. Не понимая, что он имел в виду. Может он хотел кормиться от моей груди, как я видела вампира, который проделывал нечто такое прошлой ночью? Или он собирался сделать что-то еще?

И то, и другое я хотела. И то, и другое приводило меня в ужас.

Я сглотнула.

Его глаза изучали мое лицо, прежде чем он тихо спросил:

— Что?

Я уставилась на него, и до меня дошло, что он действительно ждал.

— Может все происходит немного быстро для меня, — попробовала я.

И потерпела неудачу.

Выражение его лица изменилось, оно стало не сердитым и нетерпеливым, а довольным. Очень довольным. Можно сказать, он будто бы испытал облегчение.

И возбужденным. Еще более возбужденным.

— Ты отказываешь мне? — прошептал он так, словно надеялся, что я в результате ему откажу.

— Эм…

— Предложи мне свою грудь, Лия, — повторил он.

— Э-э…

— Возьми ее в руку и подтолкни ко мне.

— Разве мы не могли бы вести себя как раньше, естественно? — предположила я.

Он покачал головой, и его руки обвились вокруг меня, яростно напрягаясь, прижимая меня к себе.

— Сегодня, если это займет весь день и завтра весь день, если это займет весь следующий месяц, я научу тебя подчиняться мне. Ты научишься давать мне то, что я хочу, когда я прошу. Ты научишься предлагать мне то, чего я желаю, когда требую. Ты научишься умолять меня о твоем собственном освобождении, когда я решу.

Я почувствовала, как во мне закипает гнев. Он на самом деле был таким придурком.

— Не думаю…

— Дай мне свою грудь, зверушка.

— Люсьен, я серьезно.

— Сделай это! — прорычал он, его голос стал опасным, терпение иссякло.

Послушная Лия испарилась, Настоящая Лия сверкнула глазами.

— Если ты хочешь, то возьми сам! Я ничего тебе не дам, — прорычала я в ответ.

Он перекатился, его огромный вес придавил меня к дивану, и по какой-то непонятной причине, несмотря на то, что мы были увлечены нашей обычной битвой, я обнаружила, что ошибалась насчет его терпения.

Это было испытание. Тест, который я провалила. А он выиграл битву.

И выглядел он в эту секунду торжествующим и довольным.

— Я надеялся, что ты так и скажешь, — пробормотал он.

Отлично!

Затем началось мое наказание за непослушание — его руки на мне, рот повсюду, жесткий, горячий, ненасытный, требующий моего ответа и получающий его сполна.

Он разжигал во мне огонь. Я боролась как могла, но опять проиграла. Моя защита слабела и рухнула в течение нескольких минут.

Я задрала его футболку, он выпрямился, сорвал ее через голову, отбросил в сторону. Со всей его восхитительной обнаженной кожей, жажда была настолько сильной, казалось, будто разрушит меня, прорываясь сквозь мою систему. Мой рот искал все, до чего был в состоянии дотронуться, попробовать на вкус, лизнуть, укусить, пососать, и мне нравился его вкус.

Нет, я обожала его на вкус.

Когда мы снова целовались, мои пальцы запутались в его волосах, прижимая его голову к себе так, словно готова была никогда не отпускать.

Он прервал наш поцелуй, его губы прошлись по всей длине моего тела, широко распахнув халат, обнажив меня перед ним, но я не пыталась укрыться. Сжала его волосы, пока он исследовал, искушая, требуя, принимая, но не давая взамен. Он подул на мои соски, они затвердели, налившись прекрасной болью. Его язык прошелся по моей коже, под выпуклостями грудей, по животу, обводя пупок, ниже, пока не коснулся края моих черных кружевных трусиков.

Затем его рот оказался у меня между ног, на мгновение посасывая горячо и сильно, через ткань моих трусиков.

Удовольствие пронзило меня насквозь, потрясая до глубины души, бедра приподнялись, инстинктивно требуя большего.

Его рот тут же испарился, внезапно вес его тела снова оказался на мне, губы прижались к моим губам с запахом моего вкуса.

— Ты хочешь, чтобы мой рот был у тебя между ног? — зарычал он, даже его голос был хриплым от желания, заскользив по моему телу, заставляя меня извиваться.

Я хотела. Хотела, чтобы его рот оказался у меня между ног. Хотела, чтобы он был внутри меня, его язык или другая часть тела.

Я не ответила, вместо этого с трудом выдохнула ему в губы.

— Ты хочешь меня? — опять спросил он.

— Люсьен… — Голос звучал хриплой мольбой об освобождении.

— Умоляй меня, — потребовал он.

Было так легко сдаться, получить то, что так хотела, понимая, что это будет, безусловно, лучшее, что у меня когда-либо было в жизни. Было так легко смириться, а с последствиями разобраться позже.

Но я не могла. Если бы я это сделала, то потеряла бы часть себя, ту часть, что было мной. С массой отрицательных черт характера, с упрямством, нетерпением, а иногда и дурацким идиотизмом, и всеми хорошие черты тоже — преданность, чувство юмора и сострадание. Мне не на что было бы тогда опереться в себе самой. Если я отдам ему частичку себя, смирившись, но я не настолько доверяла ему, зная, что он не особо будет заботиться о ней, т. е. об этой частичке.

Потому что он хранил бы эту часть меня в безопасности, да, но не так уж долго. Он отпустит меня, как отпустил Сесиль и бесчисленное множество других наложниц. К тому времени все, чем я была для него, исчезнет. Он хранил бы частичку меня веками, вероятно, даже не заботясь, что у него есть такой драгоценный дар, но для меня это была бы огромная потеря.

Вместо того чтобы объяснять ему или предоставить то, о чем он просил, я обратилась к нему с другой просьбой.

— Не заставляй меня это делать.

Его лицо стало жестким.

— У меня есть впереди целая вечность, зверушка, чтобы преподать тебе урок.

— Ты так долго не протянешь. Ты сдашься, — заявила я ему, мое тело все еще горело от его прикосновений, извиваясь под ним.

Он посмотрел со смесью веселья и удивления.

Его голова склонилась набок, и он спросил:

— Ты так думаешь?

Я кивнула, на этот раз честно произнесла:

— Ты вампир, но ты также человек. Ты получишь то, что хочешь в другом месте, и ты это сделаешь. В конце концов ты устанешь от меня.

Он ухмыльнулся, и мне не понравилась его ухмылка. Самодовольная ухмылка, и я решила, что она не предвещает мне ничего хорошего.

И не ошиблась.

— О, я не устану от тебя, Лия. Но ты права. Если ты заставишь, я действительно получу то, что хочу в другом месте.

При мысли, что он получит в другом месте, другой вид жара пронзил меня, смывая мое желание волной боли. Это была неожиданная реакция сама по себе и очень сильная.

Прежде чем острая, как бритва, боль утихла, он вскинул голову. Он глубоко вдохнул через ноздри, прищурился, сосредоточившись на чем-то, но не на мне.

Я мгновенно почувствовала опасность.

Забыв о нашей нынешней ситуации, я прошептала:

— Люсьен, что-то не так.

Его глаза встретились с моими.

По какой-то причине, общаясь невербально, он ответил мне прямо в голове: «Да, зверушка».

И его тело оторвалось от меня, он отодвинулся. Он напрягся, его мощная мускулатура очертилась, став более четкой. Тело приняло угрожающую, даже зловещую позу. Я чувствовала, что он хотел переместиться с вампирской скоростью, но заставлял себя медленно двигаться.

Я поднялась и последовала за ним, запахивая халат и туго затянув пояс. Раздался звонок в дверь, и он уже открывал дверь. Я остановилась в пяти футах от него.

На пороге стояла женщина. Блестящие черные волосы, льдисто голубые глаза, ее красота такая необыкновенная, ее сексуальность такая откровенная, что я не смогла удержаться от ошеломленного вздоха.

Это было ошибкой.

Когда я ахнула, ее глаза, прикованные к Люсьену, скользнули ко мне.

Она втянула воздух через ноздри.

В одно мгновение ее лицо исказилось первобытной яростью.

В следующее мгновение она атаковала.

Ее цель?

Была я.