Он определенно ее нервировал. Даже невинная дебютантка не поверила бы, что последняя ремарка относится к оранжерее. Учитывая то, как Бедивер буквально поедал ее глазами за столом, а потом подкрался, не дав подняться. Не говоря уже о руке, свободно гулявшей у нее на талии. Хуже, что его внимание возбудило ее.
– В этом месте жарко даже зимой. Стеклянная крыша позволяет получать тепло от солнца, – довольно бессвязно пробормотала она, движимая отчаянным стремлением уменьшить образовавшееся между ними напряжение. – Ваш отец любил бывать здесь, когда чувствовал себя достаточно хорошо. Мы с Генри привозили его сюда и вместе проводили всю вторую половину дня за чтением.
Внезапно она остановилась и обернулась к нему лицом, осознав, что еще не успела выразить свои соболезнования. Ранее было неловко, учитывая веселую атмосферу на импровизированном торжественном ужине.
– Я очень сожалею о вашей утрате. Ваш отец был хорошим человеком, храбрым мужчиной.
– Неужели? – Зеленые глаза Бедивера опасно сузились в очевидном неодобрении. – Прошу простить меня, миссис Ральстон, но я вовсе не нуждаюсь в рассказах посторонних о моем отце.
Человек, обладающий меньшей силой духа, смутился бы от этих ледяных слов. Дженивра лишь расправила плечи и стойко встретила его взгляд.
– Простите меня, я подумала, что знание того, что он умер хорошо, уменьшит вашу скорбь.
– Почему? Потому что меня здесь не было?
Вот оно, преступление, которое она вменяла еще за праздничным столом, – его отсутствие. Он даже не побеспокоился о том, чтобы вернуться домой. Как же неправильно, как ненормально то, что она, всего лишь незнакомка, недавняя соседка, знала о последних днях графа больше, чем собственный сын!
– Уверена, вы знали, насколько под конец граф был… был близок к концу.
– Это неудачный подбор слов или вы и в самом деле каламбурили, миссис Ральстон? – Саркастическое выражение аристократически вылепленной нижней челюсти и мрачный взгляд как нельзя лучше соответствовали его неподвижной, сурово нависшей над ней фигуре.
Дженивра разозлилась. Красавчик он или нет, но с его стороны в высшей степени дурно думать, будто она способна заниматься пустым словоблудием во время весьма деликатного разговора.
– Нет. Это вышло ненамеренно. А ваше отсутствие? Намеренно, я имею в виду?
В его глазах зажглись опасные огоньки, хотя голос звучал подозрительно тихо, словно предвещая грозу.
– Должен проинформировать вас, миссис Ральстон, что нахожу эту тему неприличной для беседы между двумя едва знакомыми людьми.
Она гордо задрала вверх подбородок, ее холодный тон вовсе не выражал сожаления.
– Прошу простить меня за неподобающее поведение.
Он снова внимательно посмотрел на нее, недавняя суровость сменилась на нечто более хищное.
– Не кривите душой, миссис Ральстон. Не надо говорить то, что вы не имеете в виду. – На его губах появилась едва заметная порочная усмешка. Проклятый Бедивер раскусил ее, догадавшись, что она и не думала извиняться.
– А вам, сэр, не следовало бы вступать в пререкания с леди. – Дженивра решила высказать ему все без экивоков.
– Интересно, почему?
Он подошел ближе, и его чистый мужской запах заполонил все ее чувства, а столь тесное соседство лишь подчеркивало достоинства атлетической фигуры. Мужское естество словно кричало о себе, и ей некуда было скрыться. Дженивра прислонилась к каменной скамейке. Как же это не похоже на минуты наедине с Генри. О, тот превосходный компаньон, удобный, никогда не подавляющий ее своим присутствием. С ним она не чувствовала и намека на беспокойство, не говоря уже о мурашках и нервическом ознобе, охватившем ее сейчас.
– Потому что вы джентльмен.
По крайней мере, одет именно так. Находясь в непосредственной близости от него, Дженивра могла по достоинству оценить безупречно сшитый фрак, подчеркивающий широкие плечи, и насыщенный бордовый оттенок шелкового жилета, но сомневалась, что с джентльменами ее круга Бедивера роднит что-нибудь, кроме одежды.
– Вы уверены? – Голос его прозвучал низко, и Дженни внезапно обнаружила, что он накручивает на палец ее длинный локон. Эш порочно ухмыльнулся, продолжая внимательно изучать ее лицо, скользя взглядом по шее и ниже. Все ее чувства опасно напряглись.
– Нет, – вымолвила она хриплым дрожащим шепотом, уже не уверенная и не понимавшая, каким образом они дошли до обсуждения подобных вопросов. Ведь начали разговаривать о его отце. Ему же как-то удалось перевести беседу от утешительных соболезнований к совершенно иной теме, гораздо более соблазнительной и личной.
– Прекрасно, поскольку я могу придумать значительно более приятный способ провести время при луне, чем вступать в бесполезные споры, а вы?
Следующее же его движение глубоко потрясло Дженни. Прежде чем она успела осмыслить происходящее, его рука, теплая и ласкающая, оказалась у нее на шее, притягивая, давая губам возможность овладеть ее устами в горячем поцелуе, пославшем волны жара по всему телу.
Поцелуй стал настоящим вызовом, она ответила на него без дополнительных понуканий. Этот самонадеянный мужчина слишком уверен в себе. Ему, видимо, доставляло особое удовольствие сознание того, что она не полностью контролирует ситуацию. Бедивер коснулся языком ее язычка, и поцелуй превратился в неистовый поединок. Его вкус, насыщенного красного вина, пьянил, оставаясь на губах. Руки приятно согревали ее, лаская сквозь тонкий шелк платья, поглаживая, прижимая к нему, давая ощутить твердые очертания мускулистой фигуры, прочувствовать грешное и соблазнительное приглашение напряженного тела. Дженивра откинула назад голову, позволяя горячим губам спуститься на ее шею. Отнюдь не робкий поцелуй рафинированного денди. Нет, таким поцелуем мог одарить лишь настоящий мужчина, сведущий в искусстве любви. Поцелуй, обещающий продолжение. Словно кричащий о том, что она не будет разочарована, если примет его предложение.
Ее руки обвились вокруг его шеи, Дженивра глубоко вдохнула мужской аромат. Если бы искушение имело запах, он был бы именно таким: терпкая смесь сандалового дерева и ванили в сочетании с чистым ароматом свежевыглаженной ткани. Дженни легко коснулась губами мочки его уха, вызвав чисто мужское довольное урчание. Значит, не только она одурманена чувственным поединком.
Неожиданно Эш отступил назад, отпуская ее. Его дымчато-зеленые глаза привлекли ее внимание. Обрамленные длинными мягкими черными ресницами, зеленые радужки, напротив, казались мрачными, когда он смотрел на нее. Не похоже на глаза мужчины, охваченного желанием, пусть тело и свидетельствует об обратном.
– Не имею понятия, что вы здесь делаете, миссис Ральстон, но обязательно узнаю.
– Что заставляет вас думать, будто я вообще «что-то» делаю?
– Женщина не целуется так, как только что целовались вы, если не хочет чего-то добиться. Очень хочет.
Ей понадобилось какое-то время, чтобы осознать, о чем он говорит, настолько неожиданным оказалось замечание.
– Если бы я была джентльменом, вызвала бы вас на дуэль за эти слова. – Дженивру едва не трясло от гнева. Еще никогда ее так не оскорбляли. И если он не побережется, она таки его вызовет.
– Мы только что установили, что в данный момент здесь нет джентльменов, – протянул Эш. – А вы, миссис Ральстон, далеко не леди.
Дженивра застыла на месте, характер все-таки взял свое. Пусть она не может швырнуть перчатку ему в лицо, остается другой выход. Не говоря ни слова, она залепила пощечину.
Уже позже, размышляя бессонной ночью о случившемся, Дженивра осознала, что ударила Эша Бедивера не только за его предосудительное поведение, но и за свое собственное. Ей следовало остаться безразличной к его поцелую. Вместо этого она настолько взволновалась, что приказала заложить экипаж и устремилась домой. Нет, она не проведет больше ни одной ночи под одной крышей с Бедивером.
Дженивра продолжала ругать себя, ворочаясь в постели, не в силах уснуть, пока наконец не прекратила самобичевание и не поднялась на заре. Все еще мысленно раздумывая над своим поведением, она наблюдала, как за окном занимается рассвет.
Можно было бы назвать несколько причин, побудивших ее уступить Эшу. Во-первых, некая внезапность. Она не ожидала с его стороны подобной дерзости. Во-вторых, одиночество. Компания престарелых тетушек да Генри – вот и весь круг ее общения. Эту часть Стаффордшира сложно назвать эпицентром светской жизни.
Существовало множество оправданий минутной слабости, ни одно из них не в силах изменить горькой реальности. Она позволила возобладать над собой собственному своеволию и стремлению к независимости. Он поманил ее, и она поддалась, не в силах противостоять вызову. Мистер Бедивер снова проверял ее, как и несколько раз до того в застольной беседе, и она не ожидала подобного экзамена. Думала, что он испытывает ее на храбрость. Лишь услыхав оскорбительные слова, поняла, что Эш все еще пытается найти ответы на вопросы: почему она оказалась именно в этом месте и с какой стати его отец отписал некоей миссис Ральстон контрольную долю в управлении поместьем? Ответ на его вызов был не лучшим способом развеять опасения Бедивер а.
Дженивра надеялась, что пощечина столь же очевидно выразила ее намерения, как и пылкие взгляды мистера Бедивера. Он чистой воды обольститель, привыкший получать все, что пожелает. Однако ему не удастся соблазнить ее расстаться со своей долей. Его игра слишком топорна, слишком очевидна, несмотря на мгновенное ослепление и замешательство, в которое ее вогнали его поцелуи. Да, следует признать, никогда и никто не возбуждал ее столь полно и внезапно. Опасно поддаваться подобным эмоциям. Поцелуи способны затуманить разум женщины, заставить забыть о реальности. Она уже усвоила этот урок с Филиппом. Тот хотел ее из-за капитала отца. Бедивер же хочет присвоить себе ее долю в опекунском управлении.
Дженивра позвонила, чтобы приготовили платье. Спорить с собой из-за поцелуя – занятие бесплодное и пустое. Необходимо заняться чем-нибудь полезным, развеять воспоминания прошлой ночи. Работа в саду и наблюдение за благоустройством парка прекрасно отвлекут от треволнений.