– Ты коммунист! – сказал Сталин, и Еременко похолодел от стали в голосе вождя. – Ты коммунист! – повторил Верховный после паузы. – Найди, где хочешь!
Никита попятился и, нашарив сзади рукой спинку стула, упал на него, но тут же вскочил на ослабевшие ноги, услышав в трубке потрескивание.
– Ты нам еще за сына не ответил! – сказал Сталин и связь прервалась.
Хрущев протянул трубку генералу, хотя сам стоял у аппарата, и Еременко поразился его взгляду, столько в нем было ненависти. Был слух, что сын Хрущева перелетел на своем самолете к немцам и теперь сотрудничает с ними. Никита вытер лысину, выжал пропитанный потом платок себе под ноги и забегал по кабинету, бормоча трясущимися губами:
– Где взять? Где же взять людей, а?
– Да успокойся ты, Никита! – Еременко старался не смотреть на Хрущева, чтобы не видеть его истекающую потом лысину, трясущиеся руки и панический ужас в глазах. – Ты иди, я сам проведу совещание. Придумаем что-нибудь!
– Что придумаем? Сейчас надо думать!
– Есть одна мысль! – сказал командующий фронтом и Никита остановился, в глазах его загорелась надежда, и он подбежал к Еременко.
– Надо звонить соседям, в обкомы. – командующий имел ввиду обкомы партии соседних областей. – Пусть помогут! Хрущев махнул безнадежно рукой, – Уже помогали! Ничего не дадут!
– Знаю! – сказал Еременко. – Партийный резерв.
Никита смотрел непонимающе.
– Пусть мобилизуют коммунистов и комсомольцев в райкомах, горкомах! И еще. Пусть снимут бронь на заводах! Добровольцев будет много!
– Все! Так и сделаем! – появилась надежда, и Никита оживился, лысина высохла и щеки зарумянились. – Проводи совещание без меня! А я пойду звонить!
* * *
Поздним вечером, когда отгремела последняя атака, и начштаба подполковник Черноус готовил сводку за истекший день, изучая донесения командиров подразделений, узел связи Северной группы получил ответ на отправленную утром радиограмму.
Радиограмма в штаб 124-й дивизии: “ГОРОХОВУ По приказу Ставки вашим обеспечением занимаюсь лично. ХРУЩЕВ.”
После короткого совещания штаб Северной группы принял решение ознакомить с содержанием радиограммы весь личный состав боевого участка, и комиссар Липкинд, прихватив с собой капитана Студеникина и старшего лейтенанта Чупрова, отправился на передовую.
Глава 15
В тот вечер Нина Гордеева решила развеяться, и пошла с Ольгой, когда та собралась к разведчикам.
– С утра до ночи кровь да кровь, бинты да шприцы, надо же мне отвлечься! Воздухом подышать! – сказала она подруге и, когда они шли вдоль обрыва, Нина все никак не могла надышаться свежим, без запаха крови, волжским воздухом. Ночь была безлунной, и тишина кругом была удивительная, даже в центре Сталинграда, где бои не прекращались и ночью, установилось на короткое время затишье.
– Что-то ты, подруга, не вылезаешь от разведчиков, а? – Нина обняла Ольгу за плечи. – И в санчасти редко появляешься? Признавайся!
– Так ведь мое место там, я же радистка, я к разведгруппе приписана.
– Кого ты обмануть хочешь! Ладно, он человек надежный, только суровый уж очень, твой старшина!
– Так ведь война! Ты вот тоже суровая с ранеными. И с чего ты взяла, что он мой? Я вообще не думаю о нем! Он же старый, да и женатый, наверное!
– С ранеными я не суровая, я строгая! С ними нельзя по-другому, а не то разнюнькаются, возись потом с ними. А старшина твой не старый, для тебя в самый раз. И не женатый. Был женат, да она развелась с ним, как только война началась.
– Откуда ты знаешь? Он, что, сам тебе рассказал?
– Такой расскажет! Из такого клещами не вытянешь! А знаю я по профессии своей. Раненые под скальпелем всякое рассказывают, как на исповеди, и про себя и про других!
– Что ж она так, не могла до конца войны подождать? – удивилась Ольга.
– Это она тебе, дурочке, подарок сделала! Смотри, не проворонь свое счастье! Война когда еще кончится, неизвестно, а жить надо сейчас!
– Да ну тебя, – сказала Ольга смущенно, – и вообще, ему, наверное, другие девушки нравятся. Такие, как ты! Ты такая видная, и такая, – Ольга показала сжатый кулак, – с хар-р-рактером! А что я, я неприметная, все у меня самое обычное, и глаза и нос, и брови и все другое.
– Эх, подруга, ничего-то ты не понимаешь в мужской психологии. А ты… я тебе скажу. Запомни и вбей в свою головку! – Нина остановилась и положила руку на плечо подруги. – Мужики действуют в одиночку, а умная женщина, как целая дивизия. Дивизия особого назначения! Твои глаза – это дальнобойная артиллерия, а брови – штурмовая авиация!
– Ага, а нос? Куда денешь такой нос?
– А носик твой, это танковый батальон, но всем этим надо уметь пользоваться. Вводить в бой в нужное время и в соответствующей обстановке. Стратегия. Понимаешь?
– Не очень, – призналась Ольга. – А веснушки, они не очень заметные, но их-то куда я дену? Они не выводятся, хоть тресни вдребезги!
– Эх, дурочка, – тяжело вздохнула Нина, – веснушки – это твой медсанбат. Ты его подбила дальнобойной артиллерией, ударила по флангам танками, и у него другого выхода нет, только в медсанбат – сердечные раны залечивать. И тут вступает в бой кавалерия! – Нина приподняла руками свою высокую грудь.
– Ну, с кавалерией в моей дивизии совсем беда, – засмеялась Ольга.
– Ничего ты не понимаешь, детка, – сказала Нина, – если твоя дальнобойная артиллерия бьет точно и авиация при поддержке танков действует умело, то твои два жеребеночка для побежденного неприятеля становятся, как Первая конная армия Буденного! Понимаешь?
– Это все интересно, но я в такой стратегии ничего не понимаю, – сказала Ольга, – я такому вряд ли научусь. У меня нет таких данных, как у тебя.
– Эх, учить тебя еще да учить, – вздохнула Нина. – Ладно, это потом, а сейчас меня другое интересует. Есть там у вас сержантик, чернявый такой!
– А, железный Феликс! – обрадовалась Ольга, – он тебе нравится? Ты поэтому со мной напросилась?
– А почему – железный? – удивилась Нина. – и вообще, его, по-моему, Федором зовут?
– Железный, потому что, Санька говорит…
– Санька, это белявый, у которого лицо – Лев Толстой в молодости?
– Да, точно. Так вот, он говорит, что с Чердынским в бою или в разведке – надежней нету. Потому и железный!
– А надо, чтоб в семье надежней не было! Пойдем, будем брать вашего железного Феликса с помощью артиллерии и кавалерии.
Теперь они сидели за столом, в тепло-натопленном блиндаже, в начале ноября уже по ночам было холодно, и Ольга подивилась солдатской смекалке – в спрессованной волжской земле, в стене блиндажа Николай Парфеныч вырубил прямоугольную нишу и, неизвестно каким образом, умудрился вставить железную трубу, и на огне пофыркивал закопченный чайник. Нина выставила на стол фляжку с медицинским спиртом и, когда села рядом с Чердынским, тот повел плечами вперед-назад, и весь напружинился, подобрался, как легкоатлет перед стартом, подумала Ольга.
Хотя Чердынский был категорически против, сержант Загвоздин разбавил спирт водой, разлил по кружкам, и все выпили, а Ольга лишь чуть пригубила. Испортил напиток, сказал Чердынский, но для Чукотки в самый раз.
Разведчики не сразу заметили, когда в блиндаж вошли офицеры, и встали, когда старший лейтенант Чупров, нарочито громко покашляв, сказал:
– Так, пьянку организовали на боевом участке!
– Да какая пьянка, товарищ старший лейтенант! – сказал Чердынский. – Водочное довольствие уже забыли, когда выдавали!
Капитан Студеникин, стоявший за спинами Чупрова и комиссара Липкинда, погрозил ему кулаком, а комиссар поздоровался со всеми, сделав шаг вперед, и, оглянувшись на Чупрова, сказал:
– Ладно, ребята боевые, порядок знают! – он собирался сказать что-нибудь торжественное, значительное, но Санька не дал ему такой возможности.
– Товарищ комиссар, когда же помощь будет? Ни жратвы, ни пополнения, как воевать-то?
– Ну, Саватеев! Ну, дорогуша! – Студеникин протиснулся бочком между офицерами и собрался уже отчитать солдата, но Чупров опередил его.
– Да, старшина Арбенов, совсем разболтались у тебя люди! Раздисциплинировались! – сказал он Камалу. – Ну, ничего, вот отобьемся, я вам устрою службу, будете на площади Дзержинского перед Тракторным заводом строевой шаг отрабатывать!
– Так Тракторный еще взять надо! – сказал Чердынский. Студеникин при таких словах отступил на свое прежнее место и оттуда подавал знаки Арбенову, чтобы он унял своих людей.
– Вопрос правильный, товарищ комиссар! – сказал старшина. – Снабжения нет, пополнения не даете, и, главное, боезапас на исходе! Как прикажете воевать? Немцы собирают силы для удара, люди могут не выдержать!
– Ну, что ты панику разводишь, старшина? Будет помощь, будет, товарищи! – сказал Липкинд, расстегнул висевший на боку планшет, достал тетрадь, полистал ее, вынул оттуда листок с радиограммой и протянул Арбенову. Тот быстро пробежал глазами и передал Загвоздину. Офицеры ждали, когда все прочтут, и, когда очередь дошла до Саньки, он поднял радиограмму над головой и закричал:
– Не-е, вы видите? По приказу Ставки! Занимаюсь вашим снабжением лично! Сам Сталин приказал! Я же говорил, что он был здесь!
– Да-а! – протянул Чердынский, передавал листок Ольге, и сказал громко и зло, глядя комиссару в глаза:
– Пока Сталин не пнет под зад, ни одна сука не пошевелится!
Комиссар растерянно оглянулся на Чупрова, и тот шагнул к сержанту вплотную.
– Младший сержант Чердынский! Да за такие слова!
Младший сержант не отвел взгляда и под смуглой кожей на его щеках взбугрились желваки, и старшина Арбенов, отодвинув Чердынского плечом, положил руку на плечо Чупрову и сказал примирительно:
– Да, ладно, Степан! Выпил немного парень, погорячился, с кем не бывает! Сам понимаешь, устали люди!
– Выпил, говоришь! Кстати, военфельдшер Гордеева, думаете, я не понял, что это вы их спиртом снабдили? Разбазариваете военное имущество!
Нина встала, расправила плечи, и все замолчали, а она подошла к зам начштаба и сказала, глядя ему в глаза и разделяя каждое слово:
– У тебя своя работа, Чупров, а у меня своя, и ты в мои медицинские дела нос не суй, я там сама разберусь. И пусть товарищ комиссар ответит на вопрос, – Нина переела взгляд на Липкинда, – когда помощь будет? Если помощи нет, почему бы вам не переправиться на левый берег и не стукнуть по столу в этом чертовом штабе фронта!? Или кишка тонка?
– И вообще, по какому поводу праздник? – сменил тему Липкинд, не найдясь, что ответить, и Ольга снова восхитилась своей подругой, ее несгибаемым хар-р-рактером. Вот бы и мне так!