Дочери Урала в солдатском строю

П. Коверда СЛУЖУ СОВЕТСКОМУ СОЮЗУ!

Полное представление о Сталинградской битве Мария Афанасьевна Крутихина получила позже, спустя несколько лет после войны, когда об этом сражении увидела кинофильмы, прочитала книги…

Неужели и она там была? Как выжила? Не верится, право, не верится…

А ведь в самом деле была. Воевала на самом горячем пятачке — на заводе «Баррикады».

В памяти многое осталось: и бесконечное тарахтение пулеметов, и вой мин, и стоны раненых… И в этом сплошном гуле она, связистка Маша Крутихина, должна была уловить в телефонной трубке то, чего ждал командир.

А однажды…

Да, однажды она получила приказ командира роты отправиться в штаб полка за пополнением материальной части. Больше некому было. Командир так и сказал: «Выручи, Маша». Она все поняла…

Маша уселась рядом с шофером. Машина медленно тронулась в путь. Много ли проехали, сейчас не вспомнишь, одно запомнилось — до штаба полка не добрались. Машина наскочила на мину.

Взрывная волна пришлась как раз между кабиной и кузовом, разорвав машину пополам. Обе половинки, как игрушечные, подбросило в воздух. Передние колеса еще вращались. На миг, где-то рядом с еще неосознанным страхом, явственно представилась картина из детской сказки: барон Мюнхаузен верхом на одной половине лошади…

…«Посадка» получилась благополучной. Помог снег. До сознания дошло, что жива. Вот и шофер тоже жив. Только струйка крови у него на губе. Мария сказала ему об этом, но… не услышала своего голоса. Она крикнула шоферу: «Кровь вытри!» Но крика тоже не услышала. Рука потянулась в карман и достала оттуда зеркальце. Протянула шоферу: «Посмотри…»

Солдат посмотрел в зеркальце. Затем, смахнув рукавом кровь, повернул зеркало к Марии.

Водитель что-то говорил. Мария отчетливо видела, как шевелились его губы. Но что? Почему он шепчет? Но она и шепота не слышит… Тишина… Кругом мертвая тишина… Отчего так?

Только что она слышала грохот, страшный вой и вдруг пустота, ни звука.

Мария посмотрела в зеркальце, настойчиво поворачиваемое в ее сторону, и увидела похожую на себя женщину, только была она совершенно седая…

И вдруг исчезло поле боя… Куда-то уплыли сталинградские руины… По земле стелилась легкая дымка — испарина… Мария увидела себя в родном доме… Она сидела рядом с отцом и слушала рассказы о том, как он воевал в империалистическую… мерз в окопах, голодал.

Отец рассказывал, как он участвовал в гражданской войне, и Марии было обидно, что она не могла идти рядом с отцом в штыковую атаку на белогвардейские цепи.

Потом Мария вместе со всей семьей переезжала из сибирского села Андреевка в далекий город Джамбул. Отец ехал туда строить Туркестано-Сибирскую дорогу.

Но многого не успел построить старый солдат. Умер.

…В комсомол Мария вступала уже без отца, и ей было жаль, что он не смог увидеть на ее груди значок…

Картины сменялись. То она видела себя дома, рядом с отцом, то снова пробиралась по горящему Сталинграду… И вдруг мелькало лицо женщины в белом халате. Женщина была похожа то на мать, то на сестру Екатерину…

Она была заботлива, внимательна, давала что-то пить и ласково гладила Марию по голове.

Да, точно, это же мать — Александра Антоновна. Сейчас она обняла дочь и, прильнув к ее груди, хочет что-то сказать. А Марии некогда. Ее ждут. Заявление комсомолки Марии Крутихиной, телефонистки Джамбульского узла связи, бюро горкома комсомола удовлетворило: она едет добровольцем на фронт.

Мария обещает матери писать. Просит не беспокоиться за нее. Она отомстит за погибшего брата Леонида, поможет воевать остальным братьям — Георгию и Михаилу. Мать что-то говорит ей, но Мария не слышит… Обидно, ох как обидно — не услышала материнских слов.

И еще ей очень хотелось, чтобы мать увидела ее в солдатской форме. Марии хотелось, чтобы мать познакомилась с ее друзьями-однополчанами из зенитно-прожекторного полка… Вдруг снова зеркало… На Марию смотрела мать — седая, уставшая. И мать что-то опять говорила. Теперь, кажется, Мария поняла, что мать произнесла: «Доченька, это не я на тебя гляжу. Это ведь ты сама…»

Мария Крутихина пришла в себя через несколько дней. Не сразу сообразила, почему она на койке. В медсанбате скопилось много раненых и контуженных.

Как-то к ним пришел генерал Чуйков. Мария не слышала, что говорил генерал. Потом она прочитала об этом в письме и поставила рядом со многими свою подпись.

Раненые бойцы-сталинградцы отправили в тыл письмо-клятву:

Мария не задержалась в госпитальной палате. Когда дело пошло на поправку, попросилась отправить на передний край. И вскоре она встала в строй сражающихся.

…Рота поднялась в атаку. Мария не слышала команды, не слышала крика «Ура!», не слышала непрекращавшегося шума канонады. Она видела, что солдаты, ее боевые друзья, ползли вперед, и она ползла, сжимая в руке автомат. Солдаты вставали, идя в атаку, и Мария делала то же самое. Солдаты падали, и она прижималась к земле. Мария оставалась в строю до конца Сталинградской эпопеи. Она выполнила клятву, данную в письме: «Грудью встретить врага, но не сдать город».

Постепенно вернулся слух. И Мария почувствовала, что она стала сильнее, потому что теперь не только может ходить, видеть, говорить, но и… слышать. Скажи кто-нибудь ей раньше о том, что с потерей слуха человек теряет половину самого себя, — не поверила бы. Но испытала это сама. Сейчас все позади. Сейчас она чувствует свою полную силу, как тогда, когда принимала военную присягу. Связист гвардии рядовой Мария Крутихина готова нести сейчас свою службу наравне со всеми. Не хныкать, не раскисать, не терять присутствия духа, не спать, когда еле держат ноги, словом, готова быть солдатом.

И почти два года, до памятной январской ночи 1944 года, она оставалась в солдатском строю, идя по фронтовым дорогам к Победе.

…Перед батальоном была поставлена задача — выбить гитлеровцев из небольшого белорусского хутора Малая Лешня. Укрепившись в нем, фашисты сдерживали продвижение наших войск. Хутор, или, вернее, то место, где недавно он находился, обозначен лишь сиротливыми печными трубами. Но он оказался действительно крепким орешком.

Немцы создали здесь мощную систему огня, простреливая каждый метр на подступах к селению. «Это не Лешня, а настоящая чертова клешня», — зло шутили промеж себя бойцы.

Было принято решение взять хутор молниеносной атакой. Боевые цепи батальона, словно тугая пружина, сжимались для решительного броска.

Мария Крутихина, уже бывалый связист, хорошо знала свою роль в предстоящем бою. Она не раз участвовала со своим батальоном в атаках и понимала, что первый, кто дает информацию о реальной обстановке, сообщает истинное местонахождение боевых порядков, — это связист.

…По цепи передали приказ: «Крутихину к комбату!» Командир батальона был краток: «Нет связи с наблюдательным пунктом».

Мария поняла без лишних слов. Поняла по глазам командира — без связи дело худо. Что там в ротах? Как ведет себя противник? Попробуй угадай!

Комбат хотел сказать этой высокой худой девушке, что связь с НП батальон потерял давно. Он старался восстановить ее. На поиск обрыва линии ушел один связист. Потом второй. Третий тоже не вернулся. И теперь ничего не оставалось, как послать на выполнение этого важнейшего боевого задания ее, Марию.

Так примерно собирался вести разговор командир батальона. И он бы начал его, если бы связист гвардии рядовой Крутихина чуть замедлила, помешкала. Но, к большому удовлетворению комбата, девушка освободила его от нелегкого разговора…

— Все ясно, товарищ комбат, разрешите выполнять!

Комбат кивнул согласно головой, посмотрел связистке в глаза, будто для того, чтобы запомнить ее. На троих, ушедших навстречу смерти до нее, он как-то не успел посмотреть.

Мария поползла той же дорогой, по которой шли ее три товарища. И как она ни старалась быть незаметной, фашисты, видно, обнаружили. Они вспахивали каждый квадратный метр земли.

Но Мария ползла. Выбирая направление лишь ощупью, по проводам, она двигалась вперед. В душе теплилась надежда, что обрыв будет обнаружен в лощине или в другом месте, которое не простреливается противником.

Продвигаясь вперед, зарываясь лицом в неглубокий снег, Мария вдруг почувствовала какое-то препятствие. Холод пробежал по спине, сжалось сердце. Буквально перед самым ее лицом, так близко, что она могла упереться в них лбом, Мария увидела неподвижные подошвы сапог. Не требовалось большого труда, чтобы определить, что владелец сапог мертв. Мария отодвинула провод от навечно уснувшего однополчанина и поползла дальше. Она очень устала от физической нагрузки, от нахлынувшего вдруг страха. Но сознание того, что от ее действий зависит судьба ее товарищей и выполнение боевой задачи, заставляло Марию двигаться вперед.

Вот и обрыв. Мария обрадовалась, что теперь она выполнит приказ комбата. Остался пустяк — соединить два конца провода, и связь с наблюдательным пунктом будет восстановлена, а значит, батальон получит возможность, как говорится, «видеть» и «слышать»… И эту возможность батальону предоставит она.

Мария начала торопливо соединять концы оборванной линии. Вдруг неподалеку рванул снаряд — и Марию отбросило в сторону. Но она подползла снова к проводу. Она торопилась, будто ожидая, что немцы снова пошлют сюда еще снаряд, однако почувствовала, что пальцы ее больше не слушаются. Поняла: соединить линию руками она не сможет.

До слез стало обидно, что она уже у самой цели, а сил не хватает сделать какую-то мелочь: скрутить два провода.

Связистка вспомнила, какое было выражение лица у комбата, когда он посылал ее на выполнение боевого задания, и собственные слова: «Разрешите выполнять!»

Полупослушной ладонью она пододвинула конец провода к лицу и взяла его в зубы. Затем, собрав последние силы, поползла к другому концу. Придвинула так же ладонью и его. Чуть передохнула. Потом жадно, как бы боясь опоздать, взяла в рот и этот конец провода. И, уже теряя сознание, Мария крепко, до металлического хруста, сжала зубы.

…Связистку Крутихину, после того как батальон выполнил свою задачу, выбив фашистов из хутора, нашла санитарка Полина Юницкая. Так с обрывками проводов во рту, в бессознательном состоянии Мария и была доставлена в госпиталь.

Полина Александровна Юницкая долго потом ухаживала за Марией. Она была одной из самых тяжелых: ранение в ногу, в грудь, потеря речи. Когда стала поправляться, Мария с Полиной объяснялись при помощи карандаша и бумаги.

Так, где-то на клочке бумаги, осталась часть «протокола» их разговоров, та именно часть, в которой Мария сообщала подруге о своих будущих намерениях: уехать к брату Георгию, который после ранения, еще в 1943 году, перебрался на Урал и поселился в городе Артемовском. Не знали тогда девушки, что клочок бумаги, случайно сохранившийся у Полины Александровны, поможет им снова, через много лет, встретиться.

Полина Александровна прислала запрос в Артемовский горвоенкомат: проживает ли в городе Мария Крутихина?

Об этом запросе сообщили Крутихиной. Мария Афанасьевна села тотчас же за ответ. Но глаза заслонили слезы. Слезы доброй памяти, слезы благодарности боевой подруге, ее спасительнице.

Что же написать ей? О всех событиях и переменах, что произошли за много лет разлука, не расскажешь в одном письме. Хотя бы о главном рассказать. Например, о том, что орден Отечественной войны, которым она была награждена за выполнение последнего боевого приказа, искал ее несколько лет. Тогда, в ту январскую ночь сорок четвертого, в батальоне думали, что награда присуждена ей посмертно.

Вручая орден, артемовский горвоенком сказал:

— Поздравляю, Мария Афанасьевна! Вы единственная среди женщин-фронтовиков нашего города удостоена этой боевой награды.

Крутихина по-солдатски ответила тогда подполковнику:

— Служу Советскому Союзу!

Сообщила Мария Афанасьевна в письме и о том, как много у нее сейчас друзей-помощников среди школьников. Их внимание успокаивает боль старых ран. «Видно, нет в природе лучшего лекарства, чем простое человеческое участие, теплое слово».

Вскоре подруги встретились. Эта встреча состоялась в родном селе Полины Александровны Юницкой Крушники. Можно было бы встретиться на Урале, в Артемовском. Но Мария Афанасьевна сама предложила, несмотря на состояние здоровья, встретиться там, в белорусском селе Крушники. Ведь от этого села совсем недалеко — здоровому человеку какой-нибудь час ходьбы — расположен хутор Малая Лешня. Тот самый хутор, отбить который у фашистов помогла в январе 1944 года связист, гвардии рядовой, ныне кавалер ордена Отечественной войны I степени Мария Афанасьевна Крутихина.