— Давай не будем, Кать.
Тема отца теперь для Дани — табу. А я даже не успеваю еще раз спросить, на кухне раздаются шаги. Появляется Платон, переодетый в футболку и темные шорты. Бинт на руке сияет на контрасте со смуглой кожей. Мужчина подходит к холодильнику.
— Садись, я сама. Меня просто немного отвлекли по телефону.
Платон криво улыбается.
— Ну одна рука у меня работает.
— Нет, иди за стол.
Здоровая рука у него левая, а мужчина правша и чуть на опрокинул корзиночку с вилками. Так что я не терплю возражений.
Суечусь по кухне. Дуся пока не на своем обеденном месте, так что крутится рядом. Подходит сбоку к Платону.
— Бо-бо.
Мужчина поднимает бровь.
— Что, малыш?
Дуся смотрит на его бинт.
— Дуня заметила, что ты ранен и тебе больно. Как же так могло произойти, Платон? — делаю еще одну попытку.
— Просто боксом нужно заниматься с чистыми мозгами. А то получается знатная кака, Дусь.
Маленькая хихикает.
— Ты повредил руку на тренировке? — я чуть не подскакиваю на месте.
Платон поворачивается от дочки ко мне.
— А где же еще?
Упс, опустим все мои фантазии. Платону лучше не знать, что в моей голове он уже поучаствовал в драке. И, как вариант, с собственным сыном. Хотя в эту идею я до последнего не хотела верить!
— Вне зала я давно не применяю кулаки.
Он все же догадался. Прикусываю губу.
— Прости. Я просто разволновалась.
Но Платон не сердится. Даже как будто наоборот у него улучшается настроение. Он рассказывает про свой спортклуб. Что тренер там — старый спортсмен. Брюзжит, но дело свое знает.
Под простую домашнюю беседу мы ужинаем. Хорошо, что не случилось ничего страшного. А Ирине я поясню, что Даниил не относится к моей малышке никаким образом. Пусть не боится роли бабушки.
Мы спокойно расправляемся с едой. Платон здоровой рукой пытается помочь мне убрать со стола, пока я его не выгоняю. Прошу лучше побыть с Дуней.
Они оба в восторге от такой идеи, уходят в гостиную играть. А я даже не успеваю загрустить в очередной раз от своей дилеммы. Потому что раздается сигнал от ворот. В особняк пожаловали гости.
— Ты никого не ждешь, Кать?
Странный вопрос.
— Нет, конечно.
— Хм, я тоже, — проговаривает Филатов, — и доставок никаких на это время не помню. Ладно, пойду посмотрю. Возьми Дуню.
Я выхожу в коридор и только издалека вижу, как Платон взглянул на экран. Там какая-то тонкая фигура. Мужчина же, увидев ее, быстро идет открывать.
— Кто же к нам приехал, Дунечка… — беру дочку на руки.
Так и стою в коридоре, хочу сразу увидеть гостя. Это могла быть Ирина. Вроде у нее нет ключей, но не знаю насчет брелка от ворот. В любом случае сейчас станет ясно.
Однако появление Платона с гостьей только вызывает больше вопросов. Хотя сначала я их только слышу — Дуся вывернулась и убежала на кухню, я за ней.
— Платон, ну ты же совсем ничего не можешь с поврежденной рукой! Я как помощница не могла бросить босса в такой ситуации.
Хм, голос мне знаком. Выглядываю из кухни и убеждаюсь в догадке — к Платону примчалась Мирослава.
Стройненькая, невесомая помощница собрала гриву темных волос в пучок на затылке. Она выглядит вроде максимально строго — серые брючки, белая рубашка с рукавами. Но вот ткань блузки почти прозрачная!
Фу-ф, я же никогда не обращала внимания, кто во что одет! А тут стою и изучаю гостью, пока та проходит за Платоном вглубь прихожей. Мирослава замечает мой пристальный взгляд.
— Добрый вечер, Катя, — с какой-то долей грусти произносит она.
Вздыхаю.
— Здравствуйте.
Хозяин дома жестом приглашает всех пройти в гостиную. Мне кажется, явление Миры в такой час и его поразило. Но мужчина старается вести себя гостеприимно.
Однако чай он помощнице не предлагает. Не пришло в голову, потому что сам только поел? Или самостоятельно будет трудно сервировать столик, а меня напрягать не хочет? Это чисто фантазия, но почему-то мне от нее приятно.
— Присаживайся, Мир.
Общаются эти двое свободно. А вот мне не очень нравится, хоть и не мое дело. И сесть он меня не пригласил… Может, надо уже спуститься с небес на землю и свалить с ребенком в спальню. Что-то я заигралась в «семейный» вечер.
— Мне не сказали, что Катя здесь, — растерянно бормочет Мирослава.
Она присела на краешек дивана. Я смотрю на нее, и мои глаза встречаются с ее нервным взглядом. Помощница тоже не чувствует себя великолепно. Но и не собирается домой.
— Это же здорово, что мою личную жизнь не обсуждают, — усмехается Платон.
Он сел на один диван с Мирой, только ближе к подлокотнику. Дуська тут же оказалась рядом. Малышке все равно на гостей, ей хочется продолжить забаву с телефоном. Но пока Платон просто посадил ее к себе на колено.
С ребенком на руках слова о личной жизни прозвучали очень эффектно. По крайней мере, у Миры чуть не отвалилась челюсть. Она хлопает длинными черными ресницами.
— Мм… Да… Это, конечно же… хорошо.
Кажется, слова даются ей с трудом. Такие паузы между ними. Почему мне хочется хихикнуть? Эта девушка не сделала мне ничего плохого!
— Как дела в свечке на Рязановской? — интересуется Платон у сотрудницы.
Вот у кого прекрасное настроение! Он покачивает Дуню, та повизгивает. Параллельно решил узнать о делах. Отлично.
— Сегодня поставили на кадастровый учет, — Мира сглатывает.
Филатов улыбается.
— Хорошо, а то собственники начинали волноваться, — он трет переносицу, — совсем забыл. На юге в ЖК "Бирюза" второй день проблемы с водой. Подвозят сами. Нужно согласовать финансы, Сюзанна пришлет заявку.
Тут Мирослава лишь молча кивает. Выглядит она все более подавленной.
— Не знаю, когда теперь буду в офисе. Отдам тебе сейчас некоторые документы, — продолжает вещать Платон.
Это уже намек на уход. Я не знаю, может быть, мне стоило предложить гостье чай? Но я не у себя дома. И несмотря на пришибленный вид, Мирослава меня напрягает. Ну не просто так она пришла!
Тем временем из сумочки помощницы раздается звук телефона.
— Хм, простите, — говорит она, взглянув на экран.
Поднимается на ноги, выходит с трубкой в коридор. Мы с Платоном переглядываемся.
— Мирослава очень сердобольная. Добрый человек, — тихо поясняет мне мужчина.
А я, наверное, злой. Но мне хочется лишь подозрительно сощуриться.
Возвращается к нам Мира совсем в другом состоянии. Как будто получила прилив энергии. На лице улыбка, глаза горят. В голосе сплошная решительность.
— Платон, я ведь не просто так пришла! Не поболтать! У твоей снохи маленький ребенок, а тебе требуется помощь. Я готова быть на подхвате.
Пришло время моей челюсти уйти вниз. Она собирается сидеть «на подхвате» здесь? Пока Платон хмурится, Мира приводит еще один веский аргумент.
— Ты же не любишь чужих людей в доме, — напоминает она, — прислуги у тебя нет.
Когда они вообще успели перейти на «ты»? Вроде в последний раз она ему восторженно выкала.
У меня портится настроение. Может, потому что объективно Мирослава замечательная? Она красива, стройна. Ей за тридцать, но Платону по возрасту она вполне подходит. К тому же, им явно будет, о чем поговорить. Это достойная партия…
Почему мне так хочется застонать от грусти?..
— Идем в кабинет. Найду бумаги, и мы все обсудим.
Боже.
— Платон, мы с Дуней поднимемся к себе.
— Хорошо.
Владелец особняка совершенно спокоен, а мне хочется скрипнуть зубами. Уговариваю себя, что эмоции глупые. Но в голове так и скачут мысли.
Что он будет обсуждать в кабинете с Мирославой? Какую помощь она хочет ему оказывать? Обхаживать за столом и менять постельное белье?.. Или ограничатся делами бизнеса? А что если Платон поселит ее в своем доме… Места много!
Моя губа нехило пострадала. Ведь я грызла ее, пока мы с Дуськой поднимались в спальню. Только там у меня получается взять себя в руки. Дочка хочет играть, и я понимаю, что не должна забивать голову чушью. У меня есть кое-что важное — малышка, которая нуждается во внимании.
То, что она смотрит на меня глазками того, о ком я сейчас стараюсь не думать, тоже выкидываю из головы. Да!
Играю с доченькой, та довольна, и это самое главное.
Кажется, мы уже прорву времени одни. Скоро укладывать Дусю спать, а гостья так и не уехала. Да, я следила за двором краем глаза… Хоть это, в конце концов, не мое дело.
Я уже себя не ругаю, собираюсь искупать дочку. И только мы с ней выбираем полотенце с заячьими ушками, как за дверью раздаются шаги. Потом негромкий стук.
— Да! — громко даю понять, что мы еще не улеглись.
Платон входит в комнату. Бегло ее оглядывает, чуть задерживается на копошащейся в игрушках Дуне. Потом его глаза впиваются в мои.
— Мирослава уехала.
Слава богу — хочется сказать мне. Вот, я опять нелогично злюсь.
— Понятно, — жму плечами.
Опускаю белое пушистое полотенце на свою кровать. Отхожу к окну. Там еще не темно, но солнце явно сбавило свет. Двор накрывают сумерки.
— Как я и думал, ее прислал Игорь, — зачем-то поясняет мне Платон, — он руководит ею по жизни, иногда это отражается на работе.
— Это в любом случае мило с их стороны, — отдаю должное.
— Да, но надеюсь, ты не обидишься, что я отказался от помощи.
Пока мы говорили, Платон тоже встал у окна рядом со мной. Между нашими плечами сантиметров двадцать. Мы оба разглядывали территорию особняка, как будто там есть что-то важное. Но теперь я поворачиваюсь к мужчине.
— Отказался?!
Ух, не слишком ли много облегчения в моем голосе…
— Да, — кивает Платон, все также глядя за стекло, — решил, мы справимся сами.
Мы. Теперь я делаю вдох с трудом.
— Мм… Я полностью с тобой согласна. Какие обиды?
Филатов хмыкает.
— У тебя маленький ребенок, а тут еще уход за больным.
— Платон!
Хихикаю. Закрываю лицо ладошками на секунду, а когда убираю их, взгляд упирается в хорошо знакомый подбородок. Платон тоже ко мне развернулся.
Поднимаю к нему лицо, чтобы видеть его глаза. Вроде и сказать больше нечего, вопрос исчерпан. А мы в каком-то ожидании смотрим друг на друга. И Дунечка занята сама с собой, катает в паровозе игрушки.
— Я думаю, мы справимся, — решаю подвести итог.
Пусть тема Мирославы в этом доме окончательно закроется.
— Я понял, что на тебя можно положиться.
Платон улыбается. Не понимаю, в шутку он так сказал или всерьез. Но уже скоро становится все равно. Он вдруг скользит здоровой рукой к моей спине, притягивает к себе. Я на инстинкте запрокидываю голову. И вот уже чувствую вкус его дыхания. И вкус его губ.
Поцелуй совсем другой. Не тот на чистой страсти, почти безумный. Хотя и сейчас он обжигает. Но мы как будто оба отдаем себе отчет. И хотим этого.
Платон врывается в меня с решительным напором. Его ласка грубоватая, но такая искренняя и горячая. И я так же откровенно и без всякого стеснения хочу напитаться им. С другими мне казалось, что поцелуи — просто одна из традиций в любовных отношениях. С Платоном они превращаются в потребность.
Наши губы вминаются друг в друга, тела прямо через одежду передают друг другу тепло. Мне кажется, никто из нас не пожалеет об этом. Потому что о таких минутах противозаконно жалеть. Или я думаю слишком наивно…
Мы отрываемся друг от друга, шумно дышим. Смотрю, как там дочка — она улеглась сверху на большого мягкого кота и, кажется, задремала. Кстати, нужно не забыть о живом котофее. У него автоматические кормилки-поилки, но все равно надо проверить, все ли там в порядке.
Думаю об этих мелочах, наверное, чтобы не предполагать, что же будет сейчас. Уже собираюсь отстраниться от Платона. Но он не отпускает.
— Подожди, Дуся же спокойна.
Платон сгребает меня в теплый кокон объятий. Помогает себе и поврежденной рукой. Сдаюсь и укладываюсь щекой на его грудь. Слышу, как в груди мужчины колотится.
— Моему сыну повезло, — начинает он странно, — потому что я рад, что вы меня обманули.
Смеюсь, спрятав лицо.
— Ты не злишься на него?
Платон выдыхает.
— Этот поступок я, конечно, не одобряю. Но лучше так.
— Вы же помиритесь?
— Будем разбираться.
Я легонько ежусь, устраиваясь поудобнее.
— Ирина предположила, что Дуся — дочка Даниила, — вылетает у меня, — это неправда.
Руки Платона напрягаются.
— С чего она взяла?
— Ну мы же были в отношениях… И потом ей что-то там показалось.
Грудь мужчины поднимается от вдоха и выдоха.
— А еще с кем-то ты была в отношениях? — задает он странный вопрос.
Думаю, про себя он и так знает.
— В школе считается? — уточняю я.
Платон смеется.
— А позже?
Прикусываю свою многострадальную губу. Филатов не дожидается ответа.
— А еще больше я рад, что ты сказала мне правду, — признается он, — надеюсь, ты будешь открываться мне и дальше.
Мое сердце пропускает удар.
— А если… Тебе не понравятся эти открытия? Если там что-то… несовместимое с тобой и твоей жизнью?
— Моя жизнь начала меняться.
Он глядит на Дуню. Но дочка уснула крепко, да и не поняла бы наших разговоров. Даже я Платона не до конца поняла. Но мне показалось, он намекает на дочку. Если он догадывается и уже внутренне ее принял, я буду самой счастливой.