Габрия была рада вернуться в шатер Пирса. Было так приятно растянуться на своем старом тюфяке и слушать доносившиеся снаружи знакомые звуки и голоса. Ее тело устало, а голова утомилась думать постоянно об одном и том же. Она хотела спать, но никак не могла заснуть. Странное беспокойство владело ее мыслями, заставляя ее ворочаться в постели. Девушка не могла понять причину своей тревоги. Казалось, она проистекала откуда-то извне. Это было какое-то смутное предчувствие, взывавшее из глубины сознания.
Незадолго до рассвета задремавшая Габрия вдруг проснулась от резкой боли, охватившей низ живота.
— Нэра! — сказала она вслух.
«Габрия, — прозвучал ясный голос в ее мозгу, — пожалуйста, приходи. Время наступило».
Девушка задержалась лишь на минуту — столько времени понадобилось ей, чтобы натянуть ботинки, застегнуть пояс и кинжал. Затем она выбежала из шатра и понеслась к пастбищам. Нэра ждала ее у реки. Габрия сразу поняла, что роды уже начались. Бока Нэры блестели от пота.
Не говоря друг другу ни слова, двое вышли за пределы лагеря и направились к холмам. Они нашли надежное убежище на поляне, в низине лесной долины.
Габрия растирала шею лошади и шептала ей на ухо ласковые слова.
— Роды ранние, — сказала она ей немного погодя.
Нэра тяжело перевела дыхание перед тем, как ответить:
«Я думала, это случится, когда сменится луна. Мне не следовало бегать по горам».
Долгая схватка сотрясла туловище лошади.
Пальцы Габрии нежно перебирали гриву, пока конвульсии боли пробегали по телу.
— Все в порядке? — спросила она.
«Думаю, да».
Они вновь замолчали, поглощенные процессом появления новой жизни. Как раз перед первыми лучами Нэра легла на землю. В отличие от первого случая, роды были совсем не тяжелые. Маленький черный жеребенок аккуратно выскользнул из утробы своей матери и лег на землю в своей мокрой рубашке. Габрия осторожно освободила его от оболочки, отрезала и перевязала пуповину. Нэра дотянулась до него и принялась неистово его вылизывать.
Габрия отступила в сторону, слезы радости струились по ее лицу, когда она смотрела, как жеребенок пытается встать на ноги. Солнце поднялось над холмами, и его лучи пробились сквозь листву, согревая и лаская малыша хуннули. Он с трудом поднялся на ноги и подошел к матери, чтобы получить от нее свой первый завтрак.
Габрия привела в порядок поляну и ушла, чтобы убрать последствия родов и дать Нэре побыть одной с малышом. Пока трудилась, она улыбалась, счастливая. Жеребенок был жив, и с Нэрой все в порядке! Все ее существо пело песню радости. Она и не представляла себе, как сильно было ее беспокойство, пока все это не кончилось. Довольная, она вернулась на поляну. Она была такой уставшей, что решила прилечь на минутку, и тут же заснула.
В трелде, совсем рядом, протрубил рог, приветствуя солнечное утро. В клане начинался новый день. Этлон, облачившийся в лучшие одежды, направился к жилищу лекаря. Зазвенел маленький колокольчик, подвешенный у входа.
— Входите! — крикнул Пирс. Лекарь вынул свежий горячий хлеб из формы, затем осторожно положил плоскую и тяжелую ковригу на деревянный поднос. Хлеб соскочил с подноса и шлепнулся на пол.
Улыбаясь, Этлон поднял ковригу с ковра и вновь водрузил ее на блюдо.
— Спасибо! — сказал Пирс и посмотрел на результат своего труда. — Взгляните на это. Этим можно сломать зубы. Я, наверное, никогда не овладею ремеслом пекаря.
Этлон сел на табурет, все еще продолжая улыбаться.
— Для этого нужна женщина.
Лекарь скорчил гримасу:
— Когда-то у меня была женщина. С ней было больше возни, чем с выпечкой хлеба.
Молодой человек рассеянно кивнул, пока его глаза обшаривали шатер в поисках Габрии. Пирс взглянул на Этлона и понял, что визит его не случаен. Лекарь повернулся к вождю спиной и принялся перекладывать кашу на блюдо, стараясь выглядеть естественным.
— Где она? — спросил вождь.
Пирс беспокойно взглянул на него, затем нацедил две кружки эля, поставил блюдо с кашей на стол и сел, прежде чем ответить.
— Я не знаю. Она ушла среди ночи.
Этлон стукнул кулаком по столу:
— Кое-кому, видимо, придется прибить ноги этой девчонки гвоздями.
Пирс взял ложку и погрузил ее в кашу.
— Ее вещи здесь.
— Хорошо, может быть, она вернется, — сказал он, опустив взгляд в кружку с элем.
Пирс поднял на него глаза:
— Она всегда возвращается.
— Хм. Я только хотел бы, чтобы она сообщала, куда уходит.
Он сидел и угрюмо наблюдал, как Пирс завтракает. Его всегда очаровывали спокойные, почти ритуальные манеры лекаря за едой. Это да еще привычка держать себя — вот все, с чем Пирс не расставался, когда был изгнан из Пра-Деш одиннадцать лет назад. Этлон никогда не был в этом великом городе и чувствовал, что есть многое, чему следует поучиться, прежде чем отправиться туда.
Пирс опять поднял голову, и их глаза встретились. Лекарь медленно положил ложку и расправил свои узкие плечи.
— Я хотел бы просить об услуге, — сказал он, делая над собой усилие. — Я желаю отправиться с вами.
Вождь был изумлен:
— Ты клялся, и больше раз, чем волос в гриве у лошади, что никогда не вернешься в этот город.
Пирс кивнул:
— Я помню. Но боги, надеюсь, простят мне, если я переменю решение. Габрии может понадобиться моя помощь. Кроме того… — он отвел глаза, — она напомнила мне о некоторых давних событиях. Пора возвращаться.
Этлон подался вперед, ошеломленный. Насколько он знал. Пирс никогда и никому, кроме, быть может, Сэврика, не говорил, почему он покинул Пра-Деш. Он появился в клане однажды летом и остался в Хулинин Трелд. Они были рады иметь профессионального лекаря и никогда не расспрашивали его о прошлом.
— А как же клан? Им будет нужен лекарь, пока ты будешь в отлучке, — сказал Этлон.
— Я попрошу лекаря из Дангари послать сюда одного из учеников.
Этлон встал и задумчиво потер подбородок.
— Хорошо. Можешь присоединиться к нам. — Он умолк. — Как ты узнал, что я еду?
— Вы просто не могли поступить иначе.
Этлон усмехнулся:
— А что я оставляю клану, о мудрец?
— С кланом все будет в порядке, — ответил Пирс. — На вашем месте я бы больше беспокоился о нас.
Вождь рассмеялся невесело и шагнул к двери.
— Мы уедем через пару дней, если Габрия вернется, конечно.
Он повернулся и вышел.
Пирс проводил его взглядом. Он очень тосковал по Сэврику, который был его другом. Хорошо, что Габрия нашла с Этлоном общий язык. Сейчас казалось, что они будут так же дружны с сыном, как некогда с отцом. Старый лекарь вздохнул. Он с трудом верил тому, что смел просить о путешествии в Пра-Деш. Даже по истечении одиннадцати лет он не был уверен, что сможет спокойно встретить свои старые воспоминания и страсти. Но, в конце концов, с ним же будут Габрия и Этлон. Лекарь чувствовал, что не вынес бы своего обычного одиночества.
Он заставил себя отвлечься от возрастающих опасений и вышел, чтобы послать гонца с запиской в Дангари Трелд.
Этлон же вернулся в шатер вождей: его ждали неотложные дела, связанные с предстоящим путешествием. Он встретился со старцами и воинами и сообщил им о своем решении. Некоторые из них беспокоились за жизнь вождя, но большинство понимало необходимость найти Бранта и отомстить за убийство лорда Сэврика. Несколько человек пожелали отправиться с ним. Он выбрал Брегана и еще троих в сопровождающие, остающимся же приказал подчиняться Гутлаку, которого назначил командующим.
В продолжение встречи Этлон со старцами обсуждал проблемы клана. Они говорили о приближении сезона рождения, когда стадам предстоит растить молодняк, и о предстоящем отъезде Хулинина в Тир Самод. Гутлак сделал несколько метких замечаний во время беседы, и Этлон с облегчением заметил, что к речам нового командующего прислушивались с уважением. «По крайней мере, — подумал вождь, — я могу быть спокойным, передавая клан в надежные руки Гутлака».
К вечеру о путешествии, Бранте и о новом исчезновении Габрии знал уже весь клан. Жрец Талар, перебегая от группы к группе, пытался внушить людям, что зло, причиняемое Габрией, распространяется, и что она собирается уничтожить вождя. Но жреца не слушали. Всех больше занимал слух о встрече Габрии с Королем хуннули. Те, кто слышали этот рассказ днем раньше, распространяли его по лагерю, все более преувеличивая и приукрашивая в каждом новом варианте. Люди группами собирались на лугу, чтобы собственными глазами увидеть Эуруса, который спокойно щипал траву. Уже говорили, что Габрия вновь ушла на встречу с хуннули, чтобы на этот раз привести с собой целое стадо. Истина выяснилась позже и таким способом, какого никто не ожидал. В клане ничего не знали о беременности Нэры до ссылки Габрии и слишком мало видели кобылицу по ее возвращении, чтобы заметить ее раздутые бока. Известие о приходе Габрии и Нэры разнеслось по лагерю со скоростью света.
Первым обо всем узнал Этлон. Он разговаривал с Пирсом о запасах для путешествия и вдруг замолк.
— Эурус? — его глаза расширились, а мужественное лицо расплылось в улыбке. — Пирс! — радостно крикнул он. — Она вернулась, Эурус сообщил мне. Нэра родила.
Двое мужчин побежали по лагерю, а навстречу им уже несся дозорный, выкрикивая новости. Все собрались на полях, все хотели видеть Габрию, Нэру и длинноногого жеребенка, спускавшихся с холмов и идущих по лугу. Никогда, сколько могли припомнить старейшие, Хулинин не видел малыша хуннули.
Жеребенок взирал на мир широко открытыми глазами, его маленькие уши вздрагивали, хвостик подергивался. Он трусил впереди рядом с Эурусом. Жеребец заржал осторожно, малыш неуверенно ответил. Весь клан, затаив дыхание, наблюдал, как Габрия в окружении трех хуннули вошла в лагерь.
Этлон ждал их поодаль. Он заключил Габрию в объятия и звучно поцеловал.
— Никогда впредь не уходи, не сказав мне, куда идешь.
Она прижалась к нему:
— Доброго утра тебе!
— И тебе тоже! — сказал вождь и повернулся к Эурусу: — Почему ты не сказал мне, где они?
Жеребец мотнул головой:
«Вы не спрашивали».
Габрия засмеялась:
— Этлон, ты уже утратил привычку общаться с хуннули.
Вождь предпочел не обращать внимания на ее замечание. Он стоял рядом с Габрией; три хуннули направились к реке, и возбужденная толпа начала медленно расходиться.
— Мы собираемся выехать на днях, — сказал Этлон чуть погодя. — Но достаточно ли силен жеребенок, чтобы вынести путешествие?
Габрия хитро взглянула на него:
— Мы?
— Я еду с тобой. И Пирс тоже.
— Пирс тоже? Да благословенна будет Амара! — она облегченно засмеялась. — Спасибо Этлон. А я уж думала, что поеду одна.
— Ты уже достаточно долго была одна, — парировал Этлон.
— Но что насчет летнего совета?
— Если Брант и мэр не причинят слишком много хлопот, у нас будет достаточно времени, чтобы поспеть в Тир Самод. — Он помедлил, прижимая Габрию к себе покрепче. — Ты выйдешь за меня замуж до отъезда?
Габрия ответила не сразу. Она так боялась этого вопроса.
— Еще не время, Этлон. Я так люблю тебя. Но путешествие будет долгим и опасным. Пусть лучше наш брак начнется в более счастливых обстоятельствах. И потом я хочу, чтобы ты был уверенным в своем выборе. Ты — правитель сильнейшего клана равнин. Я — осужденная колдунья. Это путешествие даст тебе возможность понять, кто я на самом деле. — Габрия почувствовала, как дрожат ее пальцы, и крепко сцепила их за спиной Этлона. — Ты можешь перемениться ко мне еще до того, как мы доберемся до Пра-Деш.
— Я знаю, кто ты, — запротестовал он.
— А ты уверен, что сможешь всю жизнь провести бок о бок с магией и той ненавистью и подозрениями, которые она влечет за собой? — тихо спросила Габрия, ее лицо было бледным и грустным.
Этлон медлил с ответом, и Габрия увидела тень сомнения в его глазах. Она ненавидела ждать, но теперь она обрадовалась, что приняла это решение.
Он отвел глаза, боясь, что она заметила, что он колеблется.
— Хорошо, — сказал он. — Я подожду. Но это только из-за тебя.
Она обняла его, и они вместе зашагали к костру Пирса.
— А как жеребенок? — спросил Этлон, когда они остановились у двери.
— Я тоже беспокоюсь за него. Роды были преждевременными, но Нэра сказала, он вполне сможет быть вместе с твоими лошадьми харачан. Она настаивает на том, чтобы поехать со мной.
Стараясь казаться естественным, Этлон спросил:
— А как там Эурус?
— О, он тоже едет, — сказала Габрия, пряча улыбку.
— Хорошо. Он поможет в уходе за жеребенком. Новорожденному уже дали имя?
— Еще нет. Нэра сказала, что он сам выберет себе имя, когда окрепнет.
— Сын Борея, — сказал Этлон с гордой улыбкой. — Я не могу в это поверить.
Девушка взглянула на его довольное лицо, ее рука выскользнула из его ладони. Они вошли в шатер Пирса, наступил час дневного отдыха.
В тот день, когда Габрия и ее спутники покидали Хулинин Трелд, облака двигались с северо-запада и ветер был сердитым. Они собрались на поле, чтобы попрощаться с кланом. Хан'ди, верхом на гнедом жеребце, ехал первым, затем Пирс на своей любимой бурой кобылице и Габрия на Нэре в сопровождении двух хуннули. Вождь и четыре воина охраны ехали последними. Бреган, верхом на Стабсе, и Этлон, оседлавший для путешествия своего серого жеребца харачана, замыкали цепь.
Одежда каждого всадника была скромной, безо всяких украшений и неприметного цвета. Хан'ди Кадоа, сознававший, как важно хранить все в тайне, сообщил вождю, что шпионам Правительницы не следует знать о путешествии Габрии в Пра-Деш. Этлон задумался: он знал, как быстро распространяются на равнинах новости. Даже золотой флаг, с которым вождь никогда не расставался в путешествиях, был оставлен дома, чтобы не привлекать к себе внимания.
Когда путешественники собрались, весь клан вышел проводить их. Бросалось в глаза только отсутствие Талара, в то время как жрец Сорса и жрица Амары пришли благословить уезжающих.
Лорд Этлон выехал вперед и поднял руку, чтобы люди умолкли. В традиционной прощальной речи он напомнил им об убийце Сэврика и о своем сыновнем долге. Он не хотел тревожить людей, поэтому ни словом не обмолвился о магии, упомянув лишь о некоем городе, куда ему предстоит отправиться, и о приключениях, о которых он поведает им по возвращении. Ни намека не было сделано на Книгу Матры, так же как и на злодеяния Бранта.
Кантрелл выступил навстречу Этлону и запел громкую песнь расставания, которую подхватил весь клан, по мере того как всадники покидали долину. Многие из клана сопровождали их верхом; но вот долина осталась позади, и последние провожающие вернулись назад.
Вскоре путешественники миновали подножия холмов и выехали на открытые равнины. Начался легкий дождь. Группа устремилась Вперед, вытянувшись шеренгой; их плащи надежно защищали их от холода и ветра. Теплые прощания остались в прошлом, и каждый задумался о предстоящем путешествии.
К полудню дождь почти перестал, и облака направились к югу. Пологие склоны холмов, покрытые сочной и густой травой, в которой тонули копыта лошадей, тянулись до горизонта. Всадники сбросили плащи и дали себе несколько минут отдыха, не покидая седел.
Их путь лежал на северо-восток, сейчас же они следовали руслу реки Голдрин. Они рассчитывали ехать вдоль нее до того места, где Голдрин впадала в реку Айзин, затем повернуть на север и далее до Калы побережьем моря Танниса, дорогой древних караванов.
Маршрут древних караванов тянулся с юга на север; история его уводила к тем давним дням, когда кланы, предки нынешних, еще скитались по равнинам. Дорогу эту проложила армия Орлов — тех самых воинов, что выстроили крепость Аб-Чакан. Дорога до сих пор связывает кланы долин — от земель Турика на юге до Пяти Королевств на севере. Самой северной точкой пути был блистательный город Пра-Деш.
Габрия никогда не бывала в Пра-Деш, хотя и слышала об этом городе от отца, посетившего его однажды, и от Пирса. Девушка знала, что Пра-Деш являлся столицей Калы, одного из Пяти Королевств, входящих в Союз Алардариана, и что лицо, именуемое мэром, возглавляет правительство. Габрия знала и еще кое-что.
Пирс рассказал ей однажды, что нынешний мэр — женщина, и она отравила своего мужа, обвинив в убийстве дочь Пирса. Девушка была подвергнута пыткам и казнена как колдунья. С кровоточащим сердцем Пирс поклялся навсегда покинуть Пра-Деш и Калу. С тех пор он не был на родине. Чувство бессильной ярости за свершившуюся несправедливость было глубоко скрыто под маской смиренной печали.
Габрия изучала взглядом спину Пирса: он ехал впереди нее. Затем она пришпорила Нэру, чтобы догнать лошадь лекаря. Старая кобылица приветливо фыркнула Нэре, когда та поравнялась с ней.
Пирс слабо улыбнулся Габрии. Он терпеть не мог дождь.
— Я полагаю, теперь уже поздно менять свое решение не останавливаться.
— Совсем нет, если только ты не имеешь в виду возвращение.
Он взглянул на небо: полоса темных туч позади них, предвещавшая долгий дождь, не рассеялась.
— Здесь все-таки суше.
— Пока суше. — Габрия помедлила, разглядывая своего друга, потом спросила: — Пирс, что представляет собой город?
Лицо его исказилось, он не ожидал этого вопроса.
— Ты о Пра-Деш? — он жестом отослал ее к Хан'ди, едущему впереди. — Спроси его.
В его голосе явственно звучали гнев и горе. Габрию испугала эта вспышка.
— Ты знал его раньше? — спросила она.
— Да, а он знал меня. — Пирс бросил взгляд на прямую спину всадника. — Он принадлежит к одной из самых знатных семей Пра-Деш. Он был придворным и лучшим моим другом в то время. Он хитер, честолюбив и умен. Он был выдвинут на должность придворного дегустатора, но в ту ночь, когда мэра отравили, Хан'ди притворился больным. Я не пошел на обед к мэру, я ухаживал за своим другом. — Пальцы Пирса сжали рукоять меча. — Я мог бы спасти мэра, если бы был там. — Он печально покачал головой: — Я никогда не мог понять, с какой целью он устроил этот спектакль.
— Мне очень жаль, — сказала Габрия, понимая, как беспомощно это звучит.
Лекарь встряхнулся и засмеялся:
— Почему же? Это мне должно быть жаль. Я пустился в путешествие, чтобы взглянуть в лицо тем людям, вспомнить дочь, изгнать из сердца вражду и ненависть, — он умолк.
Габрия подумала, что Пирс забыл о ее вопросе. Она уже собиралась задать его вновь, как тот вытащил маленькую флягу с вином и отхлебнул немного, затем водрузил на место пробку и поднял глаза на Габрию. Светло-серые зрачки сверкнули.
— Кто спрашивал о Пра-Деш? — Его руки взметнулись в несколько театральном жесте. — Это жемчужина Востока. Нигде на земле больше нет такого места. Он огромен, это великолепный, величественный гигант. Город непередаваемой нищеты и баснословного богатства, город дворцов и трущоб, город ярмарок и базаров.
Габрия взирала на него, удивленная внезапной экспрессией. Она редко видела Пирса в таком возбуждении.
— Пра-Деш — центр всех ремесел и всей торговли Востока, — продолжал он. — Все дороги ведут в Пра-Деш. Там вы найдете все, когда-либо изобретенное в подлунном мире. Там есть школы, обучающие наукам, прекрасные библиотеки, академии искусств, театры. Это город философов, исследователей, торговцев, моряков, учителей, дворян и… рабов, крестьян и преступников, — Пирс засмеялся. — Габрия, поверь мне, ты никогда не видела ничего подобного.
Габрия попыталась представить нарисованную Пирсом картину.
— Это звучит так… глобально, — сказала она смущенно.
— Тебе не с чем сравнить его, нет ничего, что могло бы помочь твоему воображению. Население всех 11 кланов преспокойно уместилось бы в старой части города.
Габрия задумалась. Ей внезапно пришло в голову, что она направляется в пасть дракона, она просто ничего не сможет сделать в городе, который так велик.
— Если там и вправду достаточно умных людей, почему же они посылают за мной? — спросила она раздраженно.
— Спроси его, — ответил Пирс, вновь указав на торговца. — Он один из тех, кто хочет видеть тебя в Пра-Деш.
— Хан'ди! — крикнула Габрия. Всадники обернулись на неожиданный окрик, но прадешианец сделал вид, что ничего не слышал.
Лицо Пирса выражало досаду.
— Прости меня. Это в обычаях Пра-Деш: когда женщина обращается к мужчине, она обязана произнести его полное имя, иначе она просто выказывает недостаток уважения.
Габрия стиснула зубы:
— Хан'ди Кадоа, не могли бы вы уделить мне минуту внимания?
В ответ на это торговец слегка повернулся в ее сторону и с достоинством кивнул.
Пока Нэра рысью догоняла всадника, Габрия думала, как бы ей произвести на него приятное впечатление. Она слишком мало о нем знала, но и то, что она знала, ей не очень нравилось. Он был среднего роста, со статной фигурой. Его тонкий рот окаймляли усы, а проницательные глаза почти терялись в складках красноватой кожи. Он был слишком учтив, чтобы показаться высокомерным, и производил впечатление человека, привыкшего выполнять приказы.
Габрия не могла не терзаться мыслью, каковы же были истинные причины, заставившие его просить ее об услуге. Разработал ли он собственный план, полагаясь на свою власть и влияние, или же действительно желал благополучия и процветания своему городу? Конечно, какова бы ни была причина, Габрия бы не изменила принятого решения, но хорошо было бы знать, что, по крайней мере, можно ожидать от Хан'ди.
Габрия не знала, как приветствуют послов, а кланяться, сидя в седле, было неудобно, поэтому она лишь немного наклонила голову. Хан'ди взглянул на колдунью и ее огромную черную лошадь и ответил на приветствие.
Габрия откинула капюшон плаща, позволив ветру растрепать волосы.
— Я только что разговаривала с Пирсом, — сказала она. — Он рассказал мне, как велик ваш город.
— Это крупнейший город Пяти Королевств, а может быть, и мира, — гордо ответил Хан'ди. — Я слышал, правда, что Маккар больше, но это было лет десять назад, до того как их оловянные рудники иссякли. С тех пор их древнее ремесло стало приходить в упадок. Пра-Деш, конечно, расширил сферу своего влияния вплоть до моря Танниса. Наше купеческое сословие самое крупное и…
Габрия тихо вздохнула, пока он продолжал рассказывать. Его голос она слышала во второй раз за четыре дня. Она улыбнулась и подняла руку:
— Хан'ди Кадоа, прошу прощения, но то, о чем вы говорите, выходит за рамки моего опыта. Я совсем не много знаю о Пра-Деш.
— О да, конечно. Извините меня. Может быть, вы хотите знать что-то особенное?
— Меня кое-что смущает, — продолжала Габрия. — Почему в таком большом городе не нашлось никого, способного остановить Бранта?
— Потому, — ответил Хан'ди, в словах его сквозила ирония, — что магия находится в Пра-Деш под запретом, как, впрочем, и в любой другой точке равнины. Мы не питаем ненависти к колдовству, но все же надежней и спокойней его запретить. Объявить практику такого рода вне закона — и все колдуны-чужаки будут обходить наш город стороной.
Габрия изумленно посмотрела на него.
— Чужаки? Разве среди ваших нет колдунов?
— Нет. Только люди кланов владеют заклинаниями. Много мудрецов думали над этим, но ни один не раскрыл этой загадки, — он потер руки. — Если говорить начистоту, ты будешь единственной колдуньей.
— Замечательно, — прошептала Габрия. — Прекрасно. Если я направляюсь в Пра-Деш как колдунья, кто может гарантировать мою безопасность? Я обезврежу Бранта лишь для того, чтобы оказаться в тюрьме?
Хан'ди засунул руку в дорожный мешок и вытащил свиток с печатью и гербом своей семьи. Он бережно поднял его.
— Мэр охраняет все дороги королевства, но в Пра-Деш я — предводитель мощного и независимого купеческого сословия и глава наиболее уважаемой фамилии города. Если тебя ждет удача, ты будешь щедро награждена из моей казны и с почестями препровождена к границам Калы. Даю тебе слово Кадоа.
Габрия, однако не скрыла недоверия.
— А как же ваш мэр? Не думаю, что потерять личного колдуна будет для нее большим удовольствием.
Хан'ди засмеялся лающим коротким смехом.
— Предоставь это мне.
Габрия долго смотрела на него. Все-таки вполне возможно, что прадешианец толкает ее в ловушку. Если бы не опасения Короля хуннули, она бы не поверила доводам Хан'ди так быстро. Сейчас, глядя на его полное лицо и руки, сжимавшие поводья в сдерживаемом гневе, она подумала, что он, может быть, говорит правду, по крайней мере так, как он ее себе представляет.
— Это необходимо совершить, — ответила она наконец. — Не забывайте о данном слове, — она выхватила свиток из его рук и поскакала прочь.
Он посмотрел ей вслед, растянув губы в улыбке. Девушка неопытна, но отнюдь не глупа. Ему следовало бы быть с ней поосторожнее. И с ее хуннули. Хан'ди не мог бы поклясться, но, перед тем как черная кобылица повернулась, он увидел почти человеческое выражение тревоги в ее черных глазах.