Дочь Озара

Глава восьмая. Отсчет убийств

Стрела с тупым звуком вошла в ствол дуба на расстоянии вытянутой руки от головы Симона. Он посмотрел в сторону отдаленных зарослей. Оттуда вылез воин в темно-серой, боевой раскраске 'волков'. Симон помахал рукой:

— Хороший выстрел. Так и надо. Сиди и жди.

Воин снова исчез в зарослях.

Симон аккуратно, чтобы не сломать кремневый наконечник, раскачал его и вытащил стрелу. Положил к себе в берестяной колчан. Затем обогнул дерево и подошел к отвесному обрыву. Глубоко внизу рычала вода. В этом месте находился перепад высот, и река низвергалась через порог шумным водопадом. Хорошее место для тайных переговоров. Никто ничего не услышит, даже если подберется близко и спрячется за деревом. И расположено как раз посредине пути между стойбищем 'волков' и стойбищем 'леопардов'.

Зукун в очередной раз не выспался. Решение прекратить поиски Вады не принесло облегчения. Нельзя сказать, что вождя 'леопардов' мучили муки совести — о таком понятии он вообще не знал, как и другие его первобытные современники. Но его грызло предчувствие, что он поступает неправильно. Это ощущение усиливалось чередой смертей и других загадочных и неприятных событий, обрушившихся на племя в последнее время. Все в тот же ужасный день, когда погибли Похун и Ора, к вечеру обнаружился еще один труп.

На краю стойбища, рядом с шалашом Оры, за деревом, ребятишки нашли тело своего приятеля. Мальчик был заколот копьем, тем самым копьем Похуна, пропавшем из шалаша Оры.

— Мы днем играли, ну, пока вы там гадали, а он спрятался, — пояснили ребятишки. — Мы искали, искали и вот…

— Дикарь убил, — уверенно заявил Руник, узнав о гибели мальчика. — Я же говорил…

'Как все непонятно стало', - горевал Зукун. Как будто кто несколько веревочек специально запутал и в узел завязал. Да еще не один. Взять хотя бы побег Дула. Сам ли он сбежал или кто помог? По словам Короса, следы указывают на то, что Дул и Сиук двигались рядом. Получается, что Сиук освободил дикаря и помог ему сбежать? Зачем? Чтобы найти Ваду? Может быть. У этого юнца от любы голова совсем дырявая стала.

Но и не хочется в это верить. Помогать дикарю, приговоренному племенем к смерти, все равно, что нарушить самое суровое табу. А такое тоже карается смертью. Разве можно из-за какой-то любы к какой-то девчонке преступать обычаи племени, тем более, идти на смерть? Зукун прожил немало лет, но никогда про подобное не слышал.

Что творится с молодежью, совсем от рук отбились. Любу некую придумали. Надо бы с Уной об этом потолковать. Кто, как не колдуньи, должны следить за воспитанием. А тут еще Ору убили. Зукун вспомнил, как вчера хоронили Ору и Похуна, как выли их дочери… Ах, дикарь, свинья толстопузая, каким негодяем оказался! Зарезать несчастную женщину! А еще невинным прикидывался, на свистульке своей пиликал. Где она, кстати? А, Корос забрал.

По всем правилам Дул заслужил самой жестокой смерти после пытки. Но… Вчера утром Корос подошел, спросил, кто будет преследовать Дула. Так спросил, как будто все уже решено. Ну, да, конечно, такие преступления нельзя оставлять безнаказанным. Но Зукуну все равно не понравилось, как вел себя Корос. Больно много умников развелось, словно Зукун уже и не вождь. То Руник лезет с советами, то следопыт. Но Руник хотя бы младший брат. А этот вовсе пришлый…

Ох, не хотелось Зукуну ловить дикаря. Это ведь, значит, и Сиука надо… А чего надо? Ловить или сразу убивать? Такое только племя могло решить. Значит, надо снова сход собирать.

— Подожди, — сказал Коросу. — Не до этого сейчас. Дай людей похоронить.

Корос нахмурился, но ничего не возразил. Небось, подумал, что Зукун сына жалеет. Но Сиука вождь совсем не жалел. Ну и что, что сын? Вон их сколько по стойбищу бегает. Зукун их никогда толком и не считал. В другом дело. Вождь чувствовал, что совсем запутался в происходящем. А еще совсем недавно так спокойно жилось. С чего же все неприятности начались? С набега глотов? Или когда Вирону пообещал, что Ваду отдаст? Или еще раньше, во время сокухи, когда прибежала с выпученными глазами Уна и рассказала, как Вада…

Мысли после очередной бессонной ночи прыгали в голове у Зукуна туда-сюда, как блохи, напившиеся муссы. А кто вообще решил, что Сиук помог дикарю сбежать? Потому что Корос следы нашел? А Руник другое говорит. Мол, кто-то мог Дула развязать и тот убежал. А Сиук увидел и отправился в погоню. Тогда кто помог дикарю? Почему-то Зукуну запомнилось, как Корос развязывал дикарю руки. Следопыт утверждает, что потом снова завязал. Но Зукун-то этого не видел.

День ото дня не легче. Уснуть бы и забыть про все. Но не получается. Даже ночью сон не идет.

Едва дождался рассвета, пошел к ручью. Там было свежо, голова перестала болеть. Поплескал на лицо холодной водой, сел на песке, вытянув ноги. Лягушки квакают, птицы чирикают. И тут, наконец, заснул, как в глубокую яму провалился.

Очнулся от шлепка по ноге. Еще не раскрыв глаз, схватился за рукоятку ножа, который всегда торчал за поясом, но услышал знакомый ехидный смех.

— Ох, Зукун, ну и спать же ты! Мухи кровь выпьют, а ты не услышишь, — Руник кривил губы в ухмылке, два боковых нижних клыка выступали, как у белки. — Сижу, сижу, жду, когда проснешься, а ты спишь и спишь. Тут такая муха на тебя села, что я испугался. Решил убить. Извини, что разбудил.

Брат показал, зажатую в пальцах, мертвую муху — здоровенного слепня. Затем, аккуратно оторвав крылышки, ловко закинул насекомое в рот. С хрустом разжевал, почмокал губами, высасывая содержимое, выплюнул на песок остатки.

— Совсем плохо сплю, — пожаловался Зукун, протирая глаза. — Все думаю, думаю.

— О чем?

— Будто не знаешь…

Брат промолчал.

— Вот, Сиук. Такой хороший парень был. Вбил себе в голову эту любу, совсем ума лишился, — Зукун рассерженно хмыкнул. — Откуда они все это выдумывают? Я и слова-то такого не знал раньше. А?

— Это ты про любовь?

— Угу.

— Помнишь, прошлой зимой путник приходил? Жил в землянке у 'желтых', пока морозы стояли? Ну, еще сказы пел? — напомнил Руник.

— Ну, помню, — ответил Зукун. — И что?

Старика-путника он помнил плохо. Да, забредал такой на стойбище, совсем седой и дряхлый. На луке у него было натянуты вместо одной три тетивы. Зачем такой лук нужен? Из него толком и не выстрелишь.

Как-то Зукун заглянул вечером к 'желтым', поговорить со старейшинами — зимой варии селились в нескольких больших землянках, для тепла и экономии дров. Увидел путника: тот сидел у костра, бренчал на своем луке и что-то заунывно рассказывал речитативом. Слушали его в основном молодые варии, вплоть до самой мелюзги собрались. Набились в землянку, как термиты, ступить некуда. Зукун даже не обратил внимания на то, чего он там пел. Позвал старейшин 'желтых' в свою землянку и ушел.

— Так ты не слышал его?

— Нет. Что мне, делать нечего? — Зукун почему-то разозлился.

— А молодые слушали все вечера, Сиук с Вадой постоянно там сидели, — Руник как будто не заметил реакции брата. — И я немного послушал. Вот как раз про эту самую любовь и пел старик. Дурацкие сказы, конечно. Я тоже ничего не понял.

— А куда он делся потом?

— Путник-то? Кто его знает? Ушел.

Руни смачно сплюнул на песок.

— А ты чего приперся? Мух ловить? — раздражение не проходило. Судя по тому, как низко весело солнце, поспал Зукун совсем немного. Опять начинала болеть голова.

— Да нет, не мух. Этот зверь покрупней будет, — Руник сощурил глаза. — Очень серьезный разговор, брат. Ты как, проснулся?

'Поспишь тут с вами, — обреченно подумал вождь. — Сами хуже любой мухи. Липнут то один, то другой…'

— Говори, — буркнул. — Чего опять еще случилось?

— Сейчас все узнаешь, — многозначительно произнес Руник и предупредил, памятуя об импульсивности брата и его склонности к скоропалительным выводам. — Только ты не перебивай.

Версия Руника

Вирону очень хотелось заполучить Ваду в жамы. Уж чем она так ему приглянулась — никто не знает, но прямо ночей не спал, говорил: хочу Ваду и все. Когда гордый Зукун ему отказал, Вирон задумал подлую хитрость. Он сговорился с глотами, чтобы те напали на 'леопардов' и похитили Ваду.

О планах 'леопардов' Вирон знал почти все благодаря помощи предателя — следопыта Короса, бывшего 'волка'. Именно он сообщил Вирону о том, что почти все мужчины-'леопарды' уходят на охоту. А уже Вирон предупредил глотов.

Сначала все шло по плану Вирона. Глоты, регулярно получавшие сообщения от 'волков' через Дула, напали на беззащитное стойбище. Но дальше план затрещал по всем швам.

Вада убежала от нерасторопных дикарей и пропала неведомо куда. Воины 'леопардов' подчистую вырезали глотов Урика. Но в живых остался Дул, превратившийся в крайне нежелательного для Вирона свидетеля его грязных дел. Узнав, что Сиук привел дикаря на стойбище, Вирон поручил Коросу срочно убить Дула, пока тот не разболтал лишнего.

Но тут дополнительные меры по охране Дула предпринял мудрый Зукун. К несчастью, за помощью он обратился к Коросу. Тот назначил на охрану пьяного Похуна, надеясь на то, что сторож заснет, и тогда убить дикаря не составит особого труда. Сам Корос спрятался неподалеку от землянки, где лежал связанный Дул. Нужно было всего лишь дождаться, чтобы охранник уснул.

Однако в развитие ситуации некстати вмешалась любвеобильная колдунья Ора, жама Похуна. Она пришла к жамушу, чтобы потереться с ним.

Корос сидел в засаде, дело близилось к рассвету, а Ора и Похун, войдя во вкус, даже не собирались прекращать любовные игры. Внезапно Короса озарила идея о том, как можно хитроумно избавиться от Дула, свалив всю вину на Ору. Он вспомнил, как днем встретил колдунью, которая возвращалась из леса с пойманной ядовитой змеей. Корос сходил в шалаш Оры и принес оттуда мешок, где сидела змея. Похун и Ора к тому времени, наконец, вволю натерлись. Колдунья отправилась к себе в шалаш, а уставший Похун заснул без задних ног под деревом около землянки.

Дождавшись подходящего момента, Корос подкрался к землянке и запустил внутрь змею. Он рассчитывал, что она укусит Дула. Пустой мешок следопыт подкинул обратно в шалаш Оры, которая крепко спала после бурных ласк жамуша.

Но по каким-то причинам змея укусила не Дула, а Похуна. Узнав об этом в числе первых, Корос, заметая следы и отвлекая внимание, решил направить подозрение на Ору. На нее можно было многое свалить, вплоть до того, что именно она навела людоедов на племя. Кстати, Ора не попала тогда в плен, успев спрятаться в лесу. Это тоже давало повод для подозрения.

Но здесь в происки следопыта вмешался Руник и не дал оклеветать бедную женщину. К сожалению, Руник не мог предвидеть дальнейших событий, а Зукун слишком доверял Коросу.

Когда при проведении обряда гадания с Оман Озарой племя приняло решение казнить дикаря, Корос понял, что надо действовать срочно и решительно. Ведь перед смертью Дул наверняка все разболтает. Следопыт бросился к землянке, чтобы убить опасного свидетеля. Когда он проник внутрь сквозь лаз, дикарь полусидел, прислонившись к стенке, и пиликал на своей свирели. При виде запыхавшегося Короса, он почувствовал недоброе и привстал. Корос подошел и сорвал с шеи Дула веревочку со свирелью.

Несколько мгновений дикарь и следопыт смотрели в глаза друг другу. Рука Короса потянулась к запазухе, где лежал нож. И вдруг он услышал чьи-то шаги. Кто-то быстро приближался к землянке, шлепая босыми ногами по еще не высохшим лужам. Корос приложил палец к губам, многозначительно взглянув на испуганного Дула. Затем следопыт ящерицей выскользнул сквозь заднее отверстие в крыше. Не отрывая туловища от земли, он обполз ствол лиственницы, росшей почти впритык к землянке, и спрятался за ним. Тут же раздался голос Сиука. Это он пришел к дикарю в землянку.

— Чего трясешься?

Дул промычал в ответ что-то неразборчивое.

— Мы уходим, — скомандовал Сиук.

— У?

— Уходим, убегаем. Понял?

— Не-а.

— Ну и дурак! Не дергайся, развяжу веревку. Племя решило принести тебя в жертву. Завтра тебя казнят. Хочешь умереть?

— Нет, — голос дикаря прозвучал уже более твердо.

— Тогда пошли.

Через несколько мгновений две фигуры бросились от землянки в сторону берега и скрылись в кустах.

Дул в очередной раз спасся от смерти, и Коросу не оставалось ничего другого, как на ходу менять план. Дикаря убить не удалось, но по-прежнему можно бросить на него подозрения — подумал следопыт. Пользуясь тем, что почти все племя продолжало находиться в центре стойбища, обсуждая только что завершившуюся церемонию гадания, злодей добежал до шалаша Оры. Он надеялся остаться незамеченным. Ведь жилища колдуний всегда размещались на краю стойбища, чтобы им было удобнее общаться с различными природными духами: леса, воды, солнца…

Ора, сидевшая спиной к входу около трупа жемуша, даже не успела обернуться. Подскочив к женщине, Корос одним ударом ножа перерезал ей горло. Бросив, рядом с еще трепещущим телом, свирель Дула, следопыт забрал копье Похуна вышел из шалаша. И тут он столкнулся нос к носу с одним из мальчиков, игравших в 'вариев' и 'глотов'. Сообразив, что мальчишка является опасным свидетелем, Корос убил несчастного ребенка. Затем злодей, как ни в чем не бывало, поспешил к месту проведения обряда, где смешался с сородичами.

Руник закончил. Зукун молчал. Поначалу он несколько раз порывался перебить Руника, но сдержался. Затем история его настолько захватила, что вождь перестал мешать рассказчику и только внимал, приоткрыв рот. Да еще изуродованное ухо растер до красноты.

Было так тихо, что братья слышали, как плещется рыба в речке.

— Да, брат, — наконец протянул Зукун. — Ну и сочинил ты сказ. Не хуже путника.

Руник скромно промолчал.

— Однако я не понял. Точнее, понял, но… — Зукун тяжело вздохнул. — Ты говорил так, словно сам все видел. Откуда ты все это знаешь?

— Что именно?

— Ну… например, про Вирона и Урика?

— От Дула, — просто ответил Руник.

— От Дула?!

— Угу. Когда племя собралось на обряд, я пошел к дикарю. Ну, чувствовал сразу, что он врет или недоговаривает, и решил его допросить, как следует. С глазу на глаз. Так, говорю, задница черномазая, рассказывай про все. Тогда, может, живой останешься. Или… Ну, в общем, пнул его, конечно, пару раз. Тут он и запел, как утренняя птица. Про все, что знал. И про то, как Урик с Вироном договаривались.

Руник с наивным видом развел руками. Мол, чего сложного? Я спросил — дикарь ответил.

— Значит, это Вирон подговорил глотов на нас напасть? — Зукун покачал головой. — Как он мог? Мы же варии!

— Эх, простой ты, брат, — произнес Руник то ли с сожалением, то ли с осуждением. — Всем веришь. Кроме меня.

— Да верю я тебе, только… Чего же ты молчал столько?

— Про Дула? Так не успел. К тебе тогда в шалаш Корос зашел, потом Ору убили. А потом дикарь сбежал.

— Ну и что? После бы рассказал.

— А ты бы тогда поверил?

Зукун задумался. Да, складную историю поведал младший брат, только вот…

— Без Дула, конечно, поверить трудновато, — честно признался.

— Ну, вот. И я так же подумал, — Руник усмехнулся. — А еще подумал — вдруг дикарь врет? Хочет свою шкуру спасти, на добрых людей наговаривает. На Короса того же.

— Вот-вот, — заметил Зукун. — Про Короса, это верно. С чего ты взял, что он предатель?

— Скажу честно, брат, Коросу я никогда не доверял, — Руник уклонился от прямого ответа. — 'Волк' он и есть волк. Всегда в лес смотрит. Помнишь, ты мне однажды волчонка принес? Я тогда маленький был. Он жил у нас, я его кормил. А потом укусил меня за руку и убежал в лес. Вот, шрам до сих пор остался.

Руник вытянул левую руку, показывая шрам на внешней стороне ладони. Зукун почесал ухо. Как так у Руника получается? О чем речь ни заведет, всегда себя виноватым чувствуешь.

— Подумаешь, шрам. Не надо было тогда у волчонка кость отбирать. Ты про Короса, чего хотел сказать?

— А что Корос? Приглядывал я за ним. А затем узнал, что он кое с кем встречается.

— С кем? Не тяни.

Руник повернулся в сторону стойбища, негромко свистнул. Из кустов, росших над откосом, появилась нескладная женская фигура. Бочком, семеня по осыпающемуся песку, к реке спустилась 'толстушка', жама Короса. Встала в отдалении, стесняясь. Руник сделал приглашающий жест рукой. 'Толстушка' приблизилась на несколько шагов.

— Солама калама, вождь.

— Калама, — буркнул Зукун.

— Ну, рассказывай, как было, — предложил Руник. — Всю правду говори, вождь тебя слушает.

— Ну, вот. Так, значит, — женщина заметно нервничала. — Ора мне сказала, мол, твой жемуш ходит куда-то. По утрам, по вечерам. Последи за ним. В племени одиноких женщин много. Я подумала, может, Корос другую жаму нашел? Или к Уне решил вернуться.

— К Уне? — удивился вождь.

— Ну, да. Видела я, что они разговаривать часто стали. Вроде и ни о чем, а кто ж его знает? — 'толстушка' смотрела вниз, ковыряя песок пальцами босых ног. — Вечером, ну, когда муссу пили. Еще до этого. Заметила я, что Корос по берегу куда-то пошел. Я за ним, лесом. Долго шли. Я уже устала, думаю, шибко далеко. Неужели там с Уной встречаются? Не похоже. Дошли до Падающей Воды. Вдруг из-за дерева выходит мужчина. Стали они о чем-то разговаривать…

— Какой мужчина? — нетерпеливо спросил Зукун.

— Не знаю. Далеко было. Я близко боялась подходить. Но не наш. Я бы узнала нашего. А тот в серую полоску был.

— Что? Из 'волков', что ли?

— Не знаю. Может, и из 'волков'. В серую полоску.

— Заладила: в полоску, в полоску, — сердито передразнил вождь. — Не могла, как следует разглядеть. Ну, и чего? О чем они говорили?

— Я не слышала. Далеко стояла, — чуть не плача произнесла 'толстушка'. — Они поговорили, и Корос обратно пошел. А я побежала, чтобы быстрей вернуться. Да и темно уже было.

— Хорошо, — ободряюще сказал Руник. — Ты иди пока. Там подожди, я позову.

Женщина скрылась в кустах…

В это же время, когда Руник излагал Зукуну свою версию последних событий, у Падающей Воды происходило следующее.

Верный помощник Вирона, лазутчик Симон сидел на корточках под дубом и дремал. Шум водопада, как и всякий монотонный звук, убаюкивал. Но расслабленность вария была обманчива. Инстинкты первобытного человека даже во сне находились в напряженном ожидании, чтобы при получении тревожного сигнала тут же послать соответствующие импульсы мозгу и мышцам. Вот и Симон — внешне безобидный, расслабленный — мог в любой момент превратиться в зверя, готового к жестокой и беспощадной схватке за жизнь.

Казалось, варий спал. Но едва в кустах, росших над обрывом в паре десятков метров от 'волка', наметилось еле заметное шевеление, как тело его тут же напряглось, а веки раздвинулись. Через мгновение на открытое пространство вышел Корос…

…Зукун прокашлялся:

— Так, это я понял. Корос, значит, с каким-то 'волком' встречался?

Руник кивнул подбородком.

— И что? Конечно, странно, — вождь нахмурил брови. — Но он все же из 'волков'. Может, родич какой из племени приходил его навестить?

— Ага, это на ночь-то глядя у Падающей Воды?

— Ну, может, случилось чего.

Зукуну не хотелось верить в предательство верного следопыта.

— Угу, случилось, — съехидничал брат. — Случилось, что после этого все и началось. Под утро Похун погиб. Затем Ору убили.

— Так, ты думаешь?

— С 'волками' он советовался. Вот что я думаю.

— Советовался? А зачем? — Зукуну показалось, что он обнаружил слабое место в доводах брата. — Зачем Коросу 'волкам' помогать? Что ему, плохо у нас живется?

— Это как посмотреть. Может, ему старейшиной хочется стать? Или даже вождем? А Вирон ему пообещал помочь.

— Это как?

— Да так. Нападет с воинами, тебя убьет, меня убьет. Других старейшин убьет. И станет Корос вождем 'леопардов'. А Уна при нем колдуньей. Зря, что ли, Ору уже убили?

У Зукуна отвалилась челюсть. Мрачная перспектива, нарисованная Руником, ему даже в голову не приходила.

— Вот возьмет и убьет, — с садистским удовольствием добавил Руник, заметив смятение вождя.

— Ну, почему же ты мне раньше не сообщил?

— Чтобы ты дурацких вопросов не задавал, — Руник ответил грубо. — Стал бы ты меня тогда слушать. Еще бы Коросу все рассказал. А вдруг он не виноват? Или, наоборот, — от него все зло?

— Э, погоди. Я не понял. Так виноват или не виноват? Что ты меня путаешь? — Зукун встал, нервно заходил взад-вперед, загребая песок.

— Вот как. Слушай меня, — когда Руник начинал говорить таким тягучим голосом, у Зукуна начинали слипаться глаза. Но сейчас ему было не до сна. Серьезный, ох, серьезный разговор завел Руник. Разобраться бы во всем.

— Я так думал. Корос мог сговориться с Вироном. А может, и нет. Дикарь мог сказать правду. А может и соврал. Я ведь его огнем не пытал. Корос мог убить Ору. А может, и нет.

Теперь уже Руник затоптался по песку, то ли скрывая, то ли изображая волнение:

— Я тоже сначала думал, что несчастную Ору убил дикарь. Когда увидел в шалаше его свистульку. А потом подумал — она у него на шее висела. Как могла на землю упасть? Если бы ее Ора рукой схватила, перед смертью, тогда бы свистулька у нее в руке была. Вместе со шнурком. Нет, что-то тут не так. Вот что я подумал. И решил подождать.

…Увидев следопыта, Симон, распрямившись, словно пружина, поднялся и сделал приветственный жест рукой. Затем показушно снял с себя колчан со стрелами и положил под дерево, рядом с уже лежащими тут же луком и копьем. Туда же последовал и нож, вынутый из-за пояса. Закончив процедуру разоружения, Симон поднял вверх обе руки — мол, смотри, все по-честному.

Корос подошел к дубу и, повторяя действия Симона, сложил на траву свое оружие. Только после этого началась процедура приветствия:

— Солама калама.

— Калама солама, Корос, — и Симон повел рукой в сторону обрыва, мол, присядем.

Мужчины сели на корточки друг против друга, на расстоянии нескольких шагов. Помолчали. Каждый изучал панораму за спиной собеседника. В глаза не смотрели: взгляд в упор означал демонстрацию агрессивности.

— Я слышал, в племени 'леопардов' творятся странные вещи, — осторожно начал разговор Симон.

— Тому, кто взял в жамы Лалу, приходится слушать с утра до вечера, — без иронии, с неподвижным лицом произнес Корос. Но Симон уловил выпад и ответил с еле заметной угрозой:

— Я слушаю не только Лалу.

Следопыт бросил на собеседника короткий взгляд и тут же отвел глаза. Произнес с примиряющей интонацией:

— Хороший охотник слышит все… Я, вот, слышал, умерла Рами, сестра Вирона?

— Да, это так.

— Наверное, Вирон расстроен?

— Да, Вирон очень горевал. Теперь у него больше забот.

— У вождя всегда много забот.

— Ты прав, — Симон решил, что настал подходящий момент для завершения преамбулы. — Вирон думает обо всем. Он хочет знать: готов ли ты ему помочь?

Корос почти ничем не выдал своего напряжения, но его ответ прозвучал, как резкий удар ножом:

— Нет.

…Руник прекратил топтаться на месте, посмотрел на солнце, словно пытаясь сориентироваться по времени. Снова негромко свистнул, подзывая 'толстушку'. В этот раз женщина подошла быстрее, испуганно взглянула на вождя. Но тот молчал.

— Не бойся, — успокоил Руник. — Расскажи теперь про нож.

— Ну, когда я Короса увидела с этим, 'серым', прибежала в стойбище, — начала 'толстушка'. — Нашла Ору, рассказала. Мол, никакой женщины нет, так, мужчина какой-то. Ора говорит — рано радуешься. Может, это и не человек вовсе, а омана покойного, или дух чей-нибудь. Иначе, зачем Корос с ним тайком встречается? Да еще чуть ли не ночью. Ты Коросу ничего не говори, вдруг в него Черух вселился.

'Толстушка' нервно сглотнула слюну и продолжила:

— Я всю ночь молчала. И все утро молчала. А когда Ору убили, я, значит, испугалась. Не знала, что делать… Тут меня Руник увидел, спросил, что со мной. Я и заплакала. Ору жалко. И Короса жалко… Ну, Руник мне говорит, что Корос хороший. Не плачь. И не бойся. Но в него могли вселиться злые духи. Это Ора правильно догадалась. Может, кто порчу навел на Короса. Значит, надо проверять, что у него под ложем: в ногах и под головой. Если кто зло хочет сделать, то убес* подкидывает, значит, чтобы человек заболел и голову потерял… Ну, вот я и стала смотреть, когда Корос уходил, что у него под ложем. Вчера смотрела — ничего не было. Сегодня утром посмотрела опять, когда Корос ушел. И вот. Нашла там, где ноги лежат. Под ветками.

'Толстушка' засунула руку за пазуху малисы и достала оттуда нож с рукояткой из оленьей кости. Остро заточенное лезвие переливалось малиново-красным цветом. Зукун вытянул шею. Посмотрел на Руника, снова перевел взгляд на нож. Сомнения быть не могло. Этот красивый нож из… Как там Вирон говорил? Из ямши или ясмы? В общем, это был нож, который Зукуну подарил Вирон. А потом Зукун отдал его Рунику, чтобы тот вернул подарок вождю 'волков'. Зукун мог поклясться хоть Черухом — тот самый нож. Только лезвие не блестит, все в темных потеках.

— Э-э, Руник…

— Угу, — сказал Руник, словно подслушав мысли брата. — Тот самый. Да.

— Разве ты не вернул его Вирону?

— Вернул.

— Тогда как нож попал в шалаш Короса?

Руник взял нож из рук 'толстушки' и передал Зукуну.

— Все, — сказал женщине. — Иди к себе. Ты все сказала правильно. Теперь уходи.

Жама Короса неуверенно, как будто ожидая окрика, побрела в сторону стойбища. Пару раз оглянулась. Но мужчины уже забыли о ней.

— Как нож попал к Коросу? — Руник повторил вопрос брата, слегка его изменив. — Посмотри на нож.

Зукун понюхал лезвие, осторожно лизнул. Затем потер пальцем.

— Кровь, — произнес уверенно. — Чья?

— Оры, — подчеркнуто безразличным голосом ответил Руник. — Этим ножом убили Ору.

Зукун взглянул недоверчиво:

— Э, почему так решил?

— А кого еще недавно убивали ножом в племени? — обосновал Руник.

Вождь согласно кивнул. Да, Ору убили ножом. Это верно. От уха до уха горло располосовали. Знать бы, кто?

— Так это что, не дикарь убил? Или дикарь? — с опозданием осенило Зукуна.

— Угу. Дикарь убил и в шалаше у Короса нож спрятал.

— Зачем? — Зукун не сразу заметил издевку. — Э, да. Ну, да. Зачем Дулу там нож прятать? Да и убежал он давно. И вообще, как к нему мог нож попасть? Никак. Ты же нож Вирону вернул?

— Вернул.

— Э! — вождь аж вскрикнул от посетившей его мысли. — Так это Вирон, получается, Ору убил?

Руник с трудом скрывал раздражение. Ну, как мысли могут такие зигзаги выписывать? Совсем у Зукуна с головой плохо стало.

— Нет, — опроверг собственное предположение вождь. — Вирон убить не мог. Тогда кто?

Руник решил, что пора вмешаться:

— Кто нож спрятал, тот и убил.

— А кто спрятал?

— А кто там спит?

Только тут, после 'ненавязчивой подсказки', до Зукуна дошло.

— Так, получается, это все-таки Корос убил, как ты рассказывал? — протянул он разочарованно и замолчал. Мысль о предательстве следопыта не укладывалась у в голове. — А…

— Вирон ему нож подарил, — быстро пояснил Руник. — Вот как получается.

— А…

— Корос колдунью убил, а нож у себя под лежанкой спрятал.

— А зачем? — у Зукуна все-таки получилось задать вопрос.

— А ты бы что, выбросил? Такой бы красивый нож выбросил?

Аргумент бил наповал. Нет, такой нож Зукун ни за что бы ни выбросил. Обязательно бы спрятал где-нибудь у себя в шалаше. В лесу нельзя. Там все ходят и роются под каждым кустом. Вдруг, найдут? А кто нашел, тот и хозяин. Так обычай гласит. Нет, Корос правильно поступил, что нож в шалаше спрятал. Но тогда получается, что он и убил?

— А духи?

— Что духи? — не понял Руник.

— В Короса что, правда, кто-то вселился?

— Может, и вселился, — ответил после длинной паузы Руник. — Черух его знает.

Зукун порой очень медленно принимал решения, но если уж что-то втемяшивалось в его голову, то дальше он двигался неукротимо, как носорог.

— Где он?

— С утра куда-то ушел. Копье взял, лук и стрелы.

— Когда вернется — будем с ним разговаривать.

— О чем? Может, лучше сразу убить?

— Мы должны с ним поговорить, — упрямо произнес Зукун. Искалеченное ухо побагровело.

— Как скажешь, вождь, — согласился Руник. Но глаза его недобро блеснули.

…Симон долго молчал. На лице ничего не отражалось. 'Волк' как будто забыл о собеседнике. Но его отрешенность была обманчива.

— …Ты даже не спросил, чего Вирон хочет?

Следопыт пожал плечами: о чем говорить?

— Мне все равно.

— Ты вырос в нашем роду, роду 'большелапых'.

— Это было давно.

— Ты наш родич.

— Ну и что? Я не желаю вам зла. Но зачем мне помогать Вирону?

Симон раздумывал. На виске пульсировала жилка.

— Вирон не терпит, когда ему отказывают.

Корос снова посмотрел в лицо собеседнику и на этот раз задержал взгляд.

— Я не женщина, чтобы повторять дважды.

Симон медленно поднял согнутую в локте руку, то ли о чем-то предупреждая Короса, то ли подавая какой-то знак. Ладонь следопыта нырнула за пазуху. Симон попытался подняться, но не успел. Следопыт уже вынул руку — в пальцах зажата костяная игла, длиной в ладонь. Короткое, почти не заметное движение рукой, и игла вонзается в основание шеи Симона, чуть выше ключицы. 'Волк', вскрикнув, откинулся на спину, схватился рукой за шею.

Корос, внимательно наблюдая за поверженным противником, поднялся с корточек, повернулся к дубу, где лежало оружие.

Может быть, он и поторопился, но кто ж его знает, что на уме у Симона? Жаль, что сразу в горло не попал, как метил. Дернулся Симон не вовремя. Но сейчас все будет кончено. Один из основных законов первобытного мира гласил: выживает тот, кто всегда добивает врага. Корос прикинул — чем удобнее? Наверное, лучше копьем — вдруг Симон попробует бежать. И замер.

Из кустов, росших в шагах двадцати от дерева, неслышно возник, словно призрак, воин-'волк'. В одной руке лук, другая натягивает тетиву. Следопыт машинально попятился назад, забыв, что за спиной обрыв. Отведенная нога попала в пустоту, и Корос потерял равновесие. Заваливаясь навзничь, он успел заметить, как 'волк' спустил тетиву. Стрела настигла тело следопыта в тот момент, когда он уже падал в воду с высоты полутора десятка метров.

…После разговора с братом Зукун отправился к Уне. Голова разболелась так, что он решил взять у сестры допы. Колдунья сидела у шалаша, растирала при помощи двух плоских камушек какие-то зернышки. Получались желтоватые крупинки, похожие на крупный песок.

— Что это? — поинтересовался Зукун.

Уна пожала плечами. Она постоянно экспериментировала: что-то сушила, крошила, растирала, смешивала. Протянула брату щепотку 'песка': на, мол, попробуй.

Зукун слизнул с ладони, подержал во рту:

— Есть можно. А зачем растираешь?

— Вот выпадут зубы, как у старого Ерана, буду тебя кормить, — усмехнулась Уна.

Вождь провел пальцем по зубам. Нет, у него зубы крепкие, как камни.

— Зачем тебе допа, — спросила сестра. — У тебя же была?

— Кончилась, — вздохнул Зукун.

— Много жуешь, — неодобрительно заметила колдунья. — Так можно и ум потерять.

Залезла в шалаш, долго копалась, перебирая многочисленные мешочки с всякими снадобьями. Наконец нашла то, что нужно. Вылезла с небольшой горстью:

— На. Ты бы меньше думал.

— Не получается.

Уна снова взялась за терки. Зукун жевал смесь, смотрел, как споро двигаются руки сестры. В голове как будто посветлело, и прошелестел свежий ветерок. Но разговор с Руником не шел из памяти.

— Уна, а что у тебя с Коросом?

— Чего? — не поняла сестра. Руки замерли.

— С Коросом что, говорю? 'Толстуха' жаловалась, что ты с ним вроде того…

— Чего того? — руки снова задвигались. — Болтают, что ни попадя. С мужчиной уже поговорить нельзя.

— А о чем говорили-то?

— Да так, ни о чем, — уклончиво ответила сестра. — О погоде. А ты зачем спросил?

Вождь в задумчивости засопел. Рассказать, что ли? Все равно узнает. Он почувствовал себя бодрее — допа начала действовать. Неприятности стали казаться малозначительными. Ну, их всех к Черуху! И Короса этого. Прав Руник — решительней надо действовать. Дикаря убили бы сразу — и Сиук бы с ним не сбежал. И Короса надо убить. Только вот как племени объяснить?

Зукун заметил, что необходимость все объяснять сородичам, спрашивать у них разрешение на любое серьезное действие, начала его в последнее время раздражать. Он вспомнил свои разговоры на эту тему с Вироном. Зукун с ним спорил, а ведь в чем-то вождь 'волков' прав. Впрочем, Вирон теперь враг. Если дикарь не наврал Рунику. Но если и наврал, то очень складно получилось.

— Так чего, на счет Короса-то? — прервала размышления сестра.

Зукун собрался ответить, но услышал шум. К нему приближалась целая делегация. Несколько мужчин из рода 'желтых', во главе со старейшиной Муритом.

— Солама калама, Зукун!

— Калама солама, уважаемые! — чего это им надо?

Воса Мурит (Высокая Скала) выступил вперед:

— Зукун, мы тебя уважаем, но пора поговорить. В племени происходят непонятные дела.

— Сам знаю, — буркнул вождь.

— Ты, может, и знаешь, но люди в неведенье. Почему умер Похун, кто убил несчастную Ору? Мы собирались принести в жертву дикаря, но он сбежал. А ведь этой жертвы хотел Оман Озара. Что будет, если он разгневается? По стойбищу ходят слухи, что дикарю помог сбежать Сиук? Это так?

— Чего вы хотите?

— Мы просим, чтобы ты собрал сход и все объяснил.

'Опять сход? Да Черух с вами, будет вам сход! Сейчас разберемся', - Зукун готов был хоть со львом сразиться. Лицо покраснело от прилива крови. Он ощутил, как наполняются силой руки и ноги. Будто в молодости. Хорошая все-таки вещь — допа.

— Я и сам хотел. Думал, лучше вечером собрать. Сейчас народу мало.

— Народ почти весь здесь. Никто даже в лес не пошел. С утра ждем, когда с вождем поговорить будет можно.

'Ух, ты! — подумал Зукун. — С утра они ждут. Видать, 'желтые' воду мутят'. Вождь почувствовал легкое волнение, как перед охотой. Но не страх. К разборкам с темпераментными и импульсивными сородичами он привык. Без бытовых скандалов, редко какой день обходился. Правда, сейчас дело куда серьезней. Но боятся нечего. Да и допа бодрила.

Зукун показал рукой в направлении центра стойбища:

— Ну, раз ждете, пошли.

Обитатели стойбища и, правда, собрались быстро, словно по свистку. Когда Зукун вышел из шалаша вождя в леопардовой шкуре, накинутой на плечи, и в ожерелье из клыков леопарда, небольшая площадка в центре стойбища уже была заполнена возбужденными сородичами. Но когда Зукун окинул толпу взглядом, то невольно отметил, как она поредела. Нет Оры, Похуна, Сиука, Короса… Да и Руника чего-то не видать. А ведь как без него объясняться?

Вождь забрался на валун с плоской вершиной. Немного выждав, стукнул, как полагалось по обычаю, три раза древком копья по камню. И поднял вверх левую руку, требуя тишины:

— Я, Бехи Зукун, вождь племени Леопарда, буду говорить. А вы слушайте. Тут, значит, мне говорят, что, мол, в племени, непорядок. Люди мрут, и все прочее. Вчера только Похуна похоронили. И Ору тоже. Хорошие люди были.

Вождь замолчал. Где Руник-то, куда его Черух унес?

— Мы это знаем, Зукун, — громко сказал из первого ряда Мурит.

— Ну, вот и хорошо, — согласился Зукун. — Все знают, значит. И я знаю.

— Кто Ору убил? — выкрикнули из толпы. — И почему дикарь сбежал? И где Сиук? Говори, Зукун!

— Да слышу я, не глухой, — огрызнулся Зукун. — Кто Ору убил? Сейчас скажу.

Он поднял голову к небу, словно призывая в свидетели силы природы, и тут увидел, между шалашей, спешащего на сход Руника. Зукун повысил голос:

— Мы все думали, что Ору убил дикарь, но это не так. Предатель завелся у нас в общине. Он и убил несчастную Ору.

— Кто убил-то? — раздалось из толпы. — Имя, назови! Назови имя!

Зукун набрал в легкие воздуха:

— Его имя… — некстати закашлялся. — Его имя…

Вождь посмотрел на Руника, и неясное подозрение зашевелилась в его возбужденной от допы голове. Стройная версия брата вдруг стала распадаться в сознании на кусочки. Будто большой таракан в голову залез и растолкал по сторонам мысли, мешая Зукуну завершить фразу.

— Его имя…

Вождь так и не успел собраться с мыслями. Стрела, выпущенная чьей-то сильной и меткой рукой с опушки леса, вонзилась ему в грудь, чуть ниже левого соска. Несколько мгновений Зукун балансировал на камне. В агонии инстинкт жизни даже заставил тело сделать маленький шажок вперед, но это был последний шаг Зукуна. Еще через миг тело качнулось назад, и уже мертвый вождь упал навзничь на траву.

Варии не сразу поняли, что произошло. Затем кинулись к упавшему вождю, толкая друг друга. Удивительным образом первым у тела оказался Руник. Не обращая внимания на охи и ахи за спиной, он проворно снял с шеи мертвого вождя ожерелье из клыков и надел на себя. Затем вцепился в древко стрелы и с хрустом вырвал ее из тела. Растолкав сородичей, Руник забрался на камень, где только что стоял брат и закричал:

— Э, люди, слушайте меня! Слушайте!

Все головы повернулись в его сторону.

— Слушайте! Зукун не успел назвать имя предателя. Но его имя нам назовет стрела убийцы. Смотрите на оперенье, — и Руник потряс в воздухе стрелой.

— Селезень, — прошелестело по толпе. — Перья селезня. Следопыт…

Все 'леопарды' сразу узнали хозяина стрелы по ее оперенью. Каждый охотник выбирал свою птицу для оперения, чтобы стрелы не воровали и не путали.

— Селезень… Корос… Следопыт…

* Убес — магический предмет, наводящий порчу на человека.