Дождь над океаном

4 вандемьера 2026. Ближе к вечеру.

…и сначала они решили, что очередь будет предупредительной, но трасса прошла так близко от кабины, что это могло быть только огнем на поражение, и Малыш бросил машину в немыслимый вираж — истребитель пронесся мимо, но сбоку заходили еще два, и очереди грохотали непрерывно, «Мираж» хладнокровно сбивали. Ремни безопасности то стискивали Ланселота, перехватывая дыхание, то обвисали, небо и земля, сменяя друг друга, мелькали в диком круговороте, сердце то ухало в колени, то переставало биться, и вдруг — хлопок, треск, дым и запах гари как-то сразу, всплеском заполнили кабину, ветер ударил в лицо, рвал волосы. Малыш обмяк в своем кресле, его руки соскользнули со штурвала, перегрузка вмяла Ланселота в упругую спинку, потом наступила едва ли не невесомость. Он сообразил, что «Мираж» падает, к счастью, кабиной вверх, ощупью нашел и перекинул через плечо ремни двух прямоугольных футляров, протянул руку, сорвал с подлокотника кресла Малыша красный колпачок и нажал рубчатую кнопку катапульты, другой рукой ухитрившись проделать ту же операцию со своим креслом. Его подбросило, резко дернуло вверх, клацнули зубы. Падение замедлилось, он плыл к земле под полосатым ало-оранжевым куполом. Парашюта Малыша он не видел. Истребители умчались, зато внизу стояла машина с мигалками и номером на крыше. Трое возле нее, задрав головы, сторожили его приземление. Хорошо еще, что не стреляют. Слева грохнуло — достиг земли пустой «Мираж». Скрипнули амортизаторы — кресло коснулось земли и завалилось набок. Удачно получилось, что парашют не накрыл его, и он видел, как приближаются те трое, держа оружие наизготовку. Пора начинать. Сохраняя на лице выражение полной обалделости, он шарил по телу ладонями, расстегивая пряжки ремней, освобождаясь от футляров, движения были нечеткими — те трое должны с первого взгляда увидеть, что он в шоковом состоянии. Встал, сделал два шага, шатаясь, мотая руками, в то же время группируя тело для броска. Он сыграл без изъянов — тот, что был ближе других, сунул пистолет в кобуру под мышкой и протянул руки, готовясь подхватить. Ланселот ощутил себя сжатой пружиной, и тут же пружина распрямилась — короткая и жуткая, почти беззвучная схватка, каскад молниеносных ударов. Они тоже были отменно тренированы, но на него работала еще и дикая ярость. Ланселот стоял над ними, пошатываясь, шумно выдыхая воздух. Разумеется, у них в карманах нашлись и наручники. Ланселот приковал запястье одного к лодыжке другого, а запястье второго к лодыжке третьего. Попытался улыбнуться, представив, как будет передвигаться очухавшаяся троица, но улыбки не получилось. Он знал, почему не торопится подойти к креслу Малыша — перед глазами стояла кабина, пробитый осколками прозрачный колпак — несколько дыр пришлись как раз против кресла Малыша, Ланселот помнил это совершенно точно. Двадцать три года, авиационное училище, спецкурсы, родители в маленьком приморском городке. И ничего серьезного он не успел сделать для человечества — разве что умереть, когда это потребовалось. Он все же прошел эти два десятка шагов, высвободил Малыша из скользкого вороха ало-оранжевого шелка, положил в траву и осторожно закрыл ему глаза. Некогда было произносить мысленно прочувствованные и печальные тирады. Он вернулся к приборам, предусмотрительно упрятанным в сверхпрочные футляры. Нажал клавиши.

— Они только что уничтожили третий «мобиль», — сказал оператор с «Фата-морганы». — Бомбили и своих. Дать запись?

— Пошли они… — сказал Ланселот.

— В таком случае на связи Ферзь.

— Слушаю, — сказал Ланселот. Там, на другом континенте, где находился сейчас Ферзь — главный куратор операции, была уже поздняя ночь.

— Здесь Ферзь, — раздался глуховатый, какой-то действительно ночной голос профессора. — Докладывайте, что с Малышом. «Фата-моргана» сообщила, что вас сбили…

— Малыш погиб, — сказал Ланселот. — Нас намеренно сбили, профессор…

— Леопард погиб, — сказал Ферзь. — Полиция… Премьер не дал нашему представителю определенного ответа, отложив это до утра. Разумеется, они рассчитывают уничтожить за это время и четвертый. Ланселот молчал.

— Все наши средства наблюдения должны были быть дополнены вашим присутствием в районе, — сказал Ферзь. — На всякий случай.

— Я все понимаю, — сказал Ланселот.

— К сожалению, мой возраст… Мне просто запретили лететь самому.

— Я понимаю.

— Ты можешь покинуть район.

— Это приказ? — спросил Ланселот.

— На твое усмотрение. Мы пошлем «Мираж» с опознавательными знаками ООН, они не посмеют…

— Знаете, я останусь, — сказал Ланселот. — На случай чего-нибудь непредвиденного. «Я останусь, — подумал он, — я обязательно доберусь до этой сволочи в эполетах и выскажу ему все в лицо. Пусть арестовывают. Я не гений, я вполне заменим. Иначе просто не смогу жить спокойно, дышать, любить Анну — если не выскажу все в лицо новоявленному спасителю человечества…»

— Только что поступил новый радиоперехват, — сказал Ферзь. — Они попытаются завтра утром захватить четвертый «мобиль». Придумали какие-то дистанционно управляемые ловушки, надеются… Если им ничего не удастся, разрешаю применить «Болид». Совет Безопасности санкционировал.

— Понял, — сказал Ланселот. — А что вы сами думаете о госте?

— Он ни на что не похож. Ни на одну теоретическую модель.

— А что вы сделали бы на моем месте?

— Не знаю, — сказал. Ферзь.

— Спасибо, — сказал Ланселот. — Я не ждал от вас каких-либо откровений, простите, просто приятно было узнать, что я в данной ситуации выгляжу не умнее и не глупее других. И, следовательно, имею право решать по собственному усмотрению.

— Вот именно, — сказал Ферзь. — Никто вас не упрекнет за любое решение, если принимать его придется. Мы все в равном положении, знаем одно и то же, но вы ближе остальных к месту действия. Удачи.

— К черту, профессор, к дьяволу… — сказал Ланселот. — Я пошел. Конец связи. Он забросил на плечи ремни футляров и направился к полицейской машине, не обращая внимания на лежащих.