Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»

Глава 15

Деревня Загатье Кличевского района Могилевской области, БССР.

24 августа 1941 года. 11:15.

Сутки в урезанном составе прошли нормально. Количество постов подсократили — вот и все. Вечерком поболтал с ребятами — полигон они нашли, тяжелая артиллерия там действительно когда-то стояла. Теперь землю носом роют в поисках взрывчатки.

Антон, на огонек вчера когда забежал, все выспрашивал, к чему все эти странности с разделением. Пришлось мне «расколоться» и объяснить, что личный состав Саша утащил от греха подальше. Жеребчик-то наш стоялый местную кобылку… Тьфу, жизнь деревенская сказывается — даже в мыслях на буколику всякую сваливаюсь. Короче, Ванька с деревенской одной сговорился и сделал свое черное дело. Вот только ума язык за зубами держать не хватило. Ну парней и понесло. Я их, кстати, совершенно не виню — оттяжка при нашей «веселой жизни» нужна. Но и командир прав на все сто — сейчас совершенно не время и не место. Опять же маскировка наша псу под хвост! Уж лучше бы эта дубина стоеросовая партизаном переоделся и так женихаться приперся. Глядишь, из жалости быстрее бы дали. Так что Викторович ребят еще и на разведку увел, потому как уже через пару дней во всех деревнях, вплоть до Могилева, будут знать про немцев, балакающих по-русски и применяющих передовые методы перепихона. Последнее, впрочем, на европейскую продвинутость могут списать. А вот знание языка может и заинтересовать, кого не надо. Можно как угодно относиться к немцам, но спецы у них грамотные в охранке служат, и, руку на отсечение даю, информация, что по тылам катается группа русских, косящих под арийцев, могла да всплыть. Хвосты мы, конечно, старались подчищать, но все же, все же…

— Кр-рак! — донеслось со двора.

Это Арт сам себя истязает, попутно обеспечивая нашего старшину растопочным материалом. «Трофейные» все кто службу на постах тащит, кто отдыхает после, так Антоха в одно рыло по двору скачет и деревяхи ногами ломает. Однорукость компенсирует. Час уже упражняется, между прочим. Ну а я арбалетик доделываю. Хороший агрегат выходит: обрезанная ложа от «мосинки», стальные плечи. С рычагом взвода, конечно, повозиться пришлось — до сих пор доводкой и занимаюсь. Впрочем, даже если на коленке доделать не выйдет, даже с ручным взведением эта игрушка всяко сгодится при нашем-то ремесле. Впрочем, если все пойдет, как мы с Саней придумали, то лишь в качестве учебного пособия для парней из Осназа. Мягко, но настойчиво мы в последней шифровке «попросились домой». Причин для Павла Анатольевича привели массу. И доказуху на заказуху. И новенький, буквально полгода как с фабрики, пеленгатор. И макулатуру немецкую, которую нам скоро по пятому разу сортировать придется, и те документы, что не самые ценные, пейзанам на самокрутки продавать, поскольку рессоры, того и гляди, в обратные стороны выгнутся. Ну и мы, такие все красивые. Да если Тотена с Антоном на месяц в закрытой комнате посадить, дать им стопку бумаги метра в два и хорошо кормить — они такого навспоминают! И все остальные тоже склерозом не страдают. Да если я помогу не завалить Лемана, уже квартальную премию отработаю.

Резонный на первый взгляд довод, что в тыл к немцам пока наши не летают, отмели как бесхарактерный. Чем раньше хорошее дело начнешь, тем лучше. А площадку Фермер найдет, в этом я уверен.

Но с кондачка столь важное мероприятие тоже не проведешь — подготовка с обеих сторон нужна. Самое ценное мы, кстати, в деревне не храним — для того есть нычка в лесу. Знают о ней даже из наших не все: я да командир. Как нам не знать, если сами и прятали?

Эх, хорошие в этой школе полы — скрипят так, что за десять метров слышно!

— Сергеич, я пойду, в управу схожу, — Антон с порога перешел к делу.

— Что-то там забыл?

— Я — нет. Бугор местный записку с мальчишкой прислал — жаждет пообщаться.

— Возьмешь кого с собой?

— На хрена? — Арт оборачивается ко мне, продолжая попутно вооружаться — вот сейчас маленький «маузер» в карман галифе заныкал. — Деревенских, что ли, бояться?

— Ты крестьян-то прекрати недооценивать. У них хитрости на взвод городских хватит. Нас знаешь как в свое время учили? Крестьянина можно запугать, можно договориться, можно втюхать что-нибудь, давя авторитетом, но по хитрости иной сельский бирюк даже прожженным операм фору даст. И всегда себе на уме!

— И с какой радости им меня плющить? — Теперь Антошка прятал небольшой складной ножик в перевязи, на которой покоилась его пораненная рука.

— А ответ на этот вопрос тебе не даст никто, кроме их самих. Могут за то, что немец, могут за то, что не немец, часы твои глянутся или еще что. Думаешь, тот жлоб, что тебя в первый раз упаковал, на немцев за идею работал? Нетушки — у него интерес материальный был. Какие там Гансы преференции ему предложили, не знаю, но то, что были они, — стопудово. Что бугор написал-то?

— Почтительнейше просит господина офицера заглянуть на огонек для решения хозяйственных вопросов. — Записку Антон мне не показал, мне ни к чему, он на забугорном раз в сто лучше меня умеет.

— Иди, коли позвали. На постах кто?

— Мишка и колбасный наш. Через час смена.

— Ну и ладно, ступай с богом.

Снарядившись, Арт ушел, а я направился во двор — машинку испытать, ну и солнечные ванные принять.

Бой у арбалета оказался приличным — самопальные болты пробивали доску-двадцатку без проблем. И взводился он легко. Но вот с прицелом колупался долго.

— Дядько! Дядько! — пацанчик лет семи горланить начал, еще подбегая.

Отложив арбалет, я вопросительно посмотрел на неожиданного гостя.

— Там немчы приехали, — смешно коверкая слона, заявил ребятенок. — Меня дед Игнат послал вам сказать.

Единственного, кого я знал под этим именем в здешних краях, был нелюдимый мужик, каждый день привозивший на телеге нам продукты. По крайней мере, толстая тетка, что приезжала с ним, именно так его называла.

«Срисовал он нас! Иначе не послал бы мальчонку, да еще с таким известием».

— Где? Сколько? — жеманничать и изображать, что русского я не знаю, времени не было.

— На такой большой мачине приехалы! Вот столько! — и мой собеседник несколько раз сжал и разжал кулачки.

«Ну ты, блин, еще бы номер части и фамилию командира спросил, старый пень! Парнишка небось считать еще не умеет!»

Не сказать, что распорядок дня после отъезда ребят остался неизменным. Практически исчезло личное время — хоть и сократили количество постов до минимума, но либо я, либо Сергеич в обязательном порядке изображали из себя «оперативный резерв» и неотлучно сидели в здании школы. Вот с утра я хоть время на тренировку выкроил, а вчера весь день был старшим по гарнизону. До сих пор не понимаю, почему одновременно с отъездом наших мы не собрали манатки и не забились в какой-нибудь тихий лесной уголок? Там хоть не надо постоянно на стреме быть. Поставил пару растяжек на тропинке — и кайфуй. Если сегодня вечером выяснится, что командир с парнями еще в безвестных далях побыть собираются — устрою тщательно выверенную истерику, честное слово! Мишка, Семен и Лешка и так с поста не вылезают. Емельяна посылать совестно. А Шуру — по здоровью нельзя, а ну как голову напечет, и как я тогда его без Дока откачивать буду? Не, точно из села надо уходить!

Смачно сплюнув в густую пыль, я поправил на пузе кобуру «вальтера» и зашагал к сельсовету. Не знаю, что на меня нашло, но всякими опасными для чужого здоровья железяками я затарился по самое «не могу»… Кроме табельного ствола, в кармане штанов крохотный пистолетик калибра 6,35 миллиметра да ножей четыре штуки. «Вот только полдороги прошел, а паранойя отпустила, — мысленно посмеялся я над внезапным порывом. — Кому, я на хрен, сдался-то? А если с другой стороны посмотреть — не надорвусь. Что там любимый командир ответил, когда я с ним своими сомнениями на тему: „Доверять или не доверять интуиции“? „Почувствовал, что в копчике свербит — посиди пару секунд в окопе, пока не перестанет!“»

Перед сельсоветом все на первый взгляд выглядело так же, как и вчера, когда я последний раз проходил тут. Но лишь на первый — меня немного напрягло малолюдство. Обычно на главной площади всегда кто-то был, сейчас же, кроме пары мужиков, которых мы между собой называли «полицаями», сидевших на скамеечке перед крыльцом, никого не наблюдалось.

«Эх, паранойя, моя паранойя! Люди, может, на работу в поля ушли, а ты мне покоя все не даешь…» С каменным лицом я прошествовал мимо сельских полицейских и, нарочито впечатывая каблуки, поднялся на крыльцо. Стоило мне взяться за ручку двери, как по спине пробежала холодная волна и возникло много раз описанное авторами боевиков «ощущение недоброго взгляда в спину». Такое мне до сего момента довелось испытать всего пару раз, но и одного бы хватило — уж слишком характерные ощущения! Без балды — пробирает! Но разум человеку не просто так дан — с умным видом я полез в карман кителя за портсигаром, а потом, достав сигарету, принялся муторно ее раскуривать. Все это время я лихорадочно пытался понять, что же в окружающей обстановке не так.

«Оружие у полицаев? Нет — они всегда при нем. Хоть и за подобное обращение любой понимающий человек им бы уже трындюлей выписал — вон молодой свою „мосинку“ так на колени положил, что ствол каждый раз, когда он к приятелю поворачивается, по земле скребет. Окна в управе закрыты? А по летнему времени они всегда нараспашку были… Ни о чем это не говорит. След какой-нибудь нужен, с помощью которого до подсознания достучаться можно… И побыстрее, сигарета уже догорает! След… Следы… Следы! На пыли четко отпечатались узкие шины с характерным протектором! Для телеги, а уж тем более для машины они слишком узкие, а вот для велосипеда — в самый раз! Велик здесь я видел только один — у бургомистра, а следов как бы не с десяток…»

Как известно, хорошая мысля приходит опосля — дверь открылась, и на пороге я увидел невысокого мужчину в армейском мундире со знаками различия обер-фельдфебеля. Картину портила только горжетка фельджандарма. Ну и дырчатый кожух ствола какого-то немецкого «машинен-пистоле», ненавязчиво маячивший в районе его локтя. Что интересно, самого автоматчика я практически не видел — он весьма грамотно укрылся за притолокой.

— Господин обер-лейтенант, заходите! — Никакого напряга в его голосе не было, наоборот — полицейский просто-таки лучился радушием.

«Значит, засада! Об этом мало кто помнит, но немцы в начале войны очень широко использовали велосипеды, пока не поняли, что в России это не самый лучший транспорт. Почему дозорные просмотрели, сейчас гадать не стоит. Лучше прикину, как из передряги выпутываться». Проблема усугублялась тем, что мундир на мне сейчас был обычный, пехотный. Без магических литер на рукаве. Эсдэшный жетон, впрочем, мирно покоился во внутреннем кармашке. Посмотрим, может, и получится им отмахаться. Это, конечно, если велосипедисты не специально по нашу душу приехали.

Идея просто убежать как возникла, так и пропала: во-первых, при плохом раскладе мне надо пробежать метров тридцать по открытому пространству, и если худшие мои предположения сбудутся, подстрелят меня шаге на втором… Есть еще вероятность резким прыжком уйти из сектора, но, во-первых, все эти паркурные штучки довольно плохо получаются и у здоровых, а во-вторых, уверенности, что где-нибудь в соседнем доме не сидит подстраховка, у меня не было. А вот в помещении и накоротке.

— Конечно, обер-фельдфебель! — Правильность «обзывания» собеседника уже сама по себе неплохая опознавалка «свой-чужой». У меня на заучивание всех этих «хаупт-» и «штабс-» больше месяца ушло. — Обер-лейтенант Мюльберг! — Коленки ходили ходуном, но голос мой не дрогнул. «Опыт у меня, что ли, появился, по выкарабкиванию из самых глубоких… хм, мест?»

Жандарм дернул уголками рта, словно хотел улыбнуться, и сделал приглашающий жест. Что отрадно — ствол автомата убрался, видимо, это процедура такая, а не конкретный отлов меня, любимого. Впрочем, несмотря на показное радушие, при входе меня контролировали — фельдфебель так просто повис у меня за спиной и, можно голову на отсечение дать чутко ловит каждое мое движение.

В просторной комнате, хорошо знакомой мне по предыдущим посещениям, пятеро. Акункин, который здесь явно даже не на вторых, а на седьмых, скорее, ролях, и четыре немца. Двое пасутся у меня за спиной, один целеустремленно пялится в окно, держа в руках еще один допотопного вида автомат, а еще один устроился за бургомистерским столом. И, судя по всему, он здесь за первую скрипку. Лицо узкое, но подбородок волевой. На переносице очки, волосы блестят — явно чем-то вроде бриолина смазал. Звание вроде невысокое — лейтенант, но в повороте головы явственно просквозила властность не по чину. «Явно в безопасниках давно — вот и демонстрирует свое право проверять и застраивать! Что-то похожее я у Зайцева наблюдал… Словно на лбу бегущая строка с бессмертным: „То, что вы еще на свободе, это не ваша заслуга, а наша недоработка“!»

— Старший группы тайной полевой полиции лейтенант Ауэрс!

«Хм, хоть и не встал, но представился первым. С другой стороны — мое звание и фамилию он уже слышал. Политесы, однако, сейчас не так важны, как наличие рации. То, что ее в комнате нет, обнадеживает. Но и наличие где-нибудь в соседних кустах пеленгатора со всеми сопутствующими красотами не исключено. Не просто так же они в здешнюю глухомань приперлись. Вполне могли на наш передатчик навестись. И до зуда в потных ладошках интересно, от какой конторы у этих ребят полномочия?»

— Обер-лейтенант, — подтвердил мою догадку о уже состоявшемся знакомстве очкастый, — с какой целью находитесь в этом населенном пункте? И дайте, пожалуйста, ваши документы.

— Лейтенант? ГФП? — Надеюсь, искреннее свое изумление я мимикой передал достаточно хорошо, но знаков различия у этого молодого блондинчика с приятным, но немного костистым лицом видно не было — мешали мотоциклетный плащ и замотанная шарфом шея.

— Вообще-то я из полевой комендатуры Могилева. — «Хм, а некоторое смущение за приписаные себе полномочия на лице все-таки отразилось. Значит, мальчик здесь за ширму. Кто же здесь самый умный и резкий?»

Чтобы немного потянуть время для принятия решения, какую легенду скормить контрразведке, я сделал шаг к столу.

— Конечно, лейтенант! — Реакцию на мои телодвижения проверить необходимо прямо сейчас, пока ситуация для обеих сторон не ясна. Остановившись, демонстративно расстегнул левый нагрудный карман.

Ситуация до боли напомнила мне достопамятное приключение в Налибоках — с одной лишь разницей: теперь я обладал не «виртуальной» отмазкой, что работаю на разведку, а вполне весомым и даже звенящим при падении аргументом. Которым и не преминул воспользоваться. Зольдбух я несколько демонстративно положил на стол так, чтобы и стоящие у меня за спиной могли его видеть, после чего быстро вытянул за шнурок из внутреннего кармана «магический» медальончик. Важно было показать его полицейскому до того, как он откроет «мой» документ. Уж больно топорно была там подделана фотография. То есть для кого-нибудь мимохожего — вполне нормально, но не для специалиста, каковым, безусловно, был лейтенант Ауэрс. Голову можно дать на отсечение, что мальчуган, как и все комендачи, не одну собаку на документах съел, а как минимум три эскимосских упряжки!

— Лейтенант! — Привлекая внимание, это слово я сказал нарочито громко. — Мы здесь, скорее всего, по тому же делу, что и вы. — Жестяной жетончик закачался на шнурке.

Судя по тому, как судорожно сжались пальцы его руки, едва не скомкав мой зольдбух, который он бодро сцапал со стола, служебный жетон СД — это было последнее, что мой собеседник ожидал встретить в этой деревне. Но его самообладанию можно было только позавидовать — лишь кадык слегка дернулся да непроизвольно поджались губы.

— Кому вы подчиняетесь? — Зольдбух вернулся на стол. — И как здесь оказались?

«Черт, на кого бы сослаться-то? Небе? Бах-Целевски? Нет, не то — они, насколько я помню, „местные“, и лейтенант вполне мог быть послан сюда кем-нибудь из них».

— Группенфюреру Гейдриху. А занесло нас сюда потому, что наша пеленгационная команда зафиксировала несколько выходов в эфир в этом районе. Вчера вечером, кстати, была еще одна передача, и основной состав нашей группы выехал на точку. — Выкладывая все это, я не очень-то и рисковал. Передача действительно была, ну а то, что героический командир группы, то есть я, не поехал вместе со всеми, вполне, на мой взгляд, объяснялось ранением. Опять же, проверить, знает ли глава РСХА вообще о нашем существовании, Ауэрс никак не мог.

«Главное достигнуто! Теперь я не проверяемый, а коллега и чуть ли не старший. Звание мое выше, а принадлежность к столь же серьезной, как и их, конторе позволяет при должном подходе качнуть немного информации».

— Очень интересно, господин обер-лейтенант! А нас направили сюда как раз потому, что в этом районе практически нет групп, способных оперативно отреагировать на данные перехвата. Вы присаживайтесь, — и офицер указал на стул напротив себя.

— Конечно. Но вначале попью. Эта проклятая пыль… — Я сделал шаг к деревянному ведру, что стояло у стены на табурете. Зачерпнув ковшиком воды, я сделал большой глоток — не только из-за внезапно возникшей жажды, но и для создания паузы. Оценить, как будут себя вести немцы, было просто необходимо. Я бы, например, чисто из вредности заглянул в зольдбух, который так и валялся на столе. Немец же повел себя не так — периферийным зрением я уловил, что он ударил себя пальцами по левому рукаву и как будто что-то нарисовал там.

«Ну да! Это же он своему фельдфебелю объясняет, что я из СД! Ромбик-то с литерами как раз в этом месте пришит! Молодцы! Тоже ведь знаками могут общаться!»

А вот дальнейшего я не понял — летеха пододвинул к себе лист бумаги, что-то быстро написал и отодвинул написанное куда-то на край стола.

Понять, что это было, я просто не успел.

— Обер-лейтенант, сдайте оружие! — И за спиной у меня скрипнула половица.

«Рвануться к кобуре? Не успею! Тем более не реально достать запасной ствол из кармана штанов…»

— Что это значит, лейтенант? — Поворачиваюсь я достаточно быстро, но в то же время не резко, а то пальнут еще с перепугу в спину. Первое, что бросилось в глаза, — застывшее на лице бургомистра выражение удивления: глаза широко открыты, брови домиком, даже рот полуоткрыт. Фельдфебель — полная ему противоположность. Глаза строго прищурены, а рука уже вытягивает из кобуры «парабеллум». Уверены они все-таки, что угроза оружием — самое действенное средство убеждения… А вот шагнул он ко мне зря — теперь автоматчик, что у окна стоит, в меня стрелять не сможет. Да и тот, что у двери, — тоже. Если, конечно, он не снайпер. И пистолет свой в боевую готовность фельдфебель зря привел — дистанция, скажем так, не самая подходящая. Слишком далеко, чтобы меня безусловно контролировать, и слишком близко, если я решусь-таки на рывок.

— Не притворяйтесь… товарищ шпион! — Последние слова лейтенант произносит по-русски.

Раз! — И я разжимаю пальцы правой руки.

Два! — Мысок моего правого сапога нежно массирует тестикулярный аппарат фельдфебеля, машинально сопроводившего глазами падающий предмет.

Три! — Опустив ногу, я прыгаю вперед и по хоккейному «бортую» начинающего скрючиваться фельдфебеля.

Удачно, однако, я в него врезался, закинув на стол, — немец так и лежит в позе буквы «зю», но пистоль, зараза, не отпустил. Ну и хрен с ним. Инерцию я погасил как раз об стол — только бедро легонько ушиб. Злобно сграбастав «парабеллум», я от всей души крутанул его, калеча кисть фельдфебеля и одновременно вооружаясь.

Что в творении господина Люгера хорошо — так это прикладистость и целкость, которые нивелируют даже безумно раздражающий меня прыгающий перед глазами при стрельбе рычаг запирания! Посадка стоявшего у двери автоматчика на мушку заняла едва ли больше секунды — он даже нормально в мою сторону развернуться не успел.

Грохнуло, и ноздри мои ощутили благодатный в этой ситуации запах горелого пороха. Второй выстрел — больше для надежности и нагнетания обстановки, я и в первый раз попал хорошо — почти точно в центр груди. Вторая пуля тоже легла недалеко.

Настало время для «второй части марлезонского балета». Резко присесть, затем лечь плашмя… И вот они — ноги начальника в изрядно запыленных сапогах. С полуметра я и на ощупь бы не промахнулся! Две девятимиллиметровые пули, по одной в каждую ступню, — весьма надежное средство для выведения кого бы то ни было из игры. Вдобавок из-под стола открылся неплохой вид на нижнюю часть тела второго автоматчика, который уже очухался и пытался засечь меня. Экономить этого типа никакой нужды не было, так что я со спокойным сердцем выпустил пару «подарков» ему в низ живота и пах.

«Спасибо тебе, интуиция!» — это чувство, пожалуй, было основным в настоящий момент. Все так же лежа на спине, я сменил оружие на собственный «вальтер» и весь обратился в слух — пропустить момент, когда на огонек заглянут новые гости, очень не хотелось. А то, что они появятся, — к бабке не ходи. Не полицаи, так немцы. И если первые могут-таки отпраздновать труса и вместо ликвидации супостата сделать ноги, то во вторых я просто уверен — придут, никуда не денутся. Прислушиваться немного мешал воющий от боли лейтенант, но тут уж ничего не поделаешь — очень мне было интересно, где случился прокол.

Но произошедшего в следующую секунду я, честно говоря, не ожидал. Да и ожидать-то не мог. Где-то за столом, в моей «мертвой зоне», раздался утробный рев, после чего я заметил быстрое смазанное движение, и на меня рухнул… стул! Хороший такой, надежный деревенский стул. И тут рефлексы сработали против меня — в правой здоровой руке у меня был пистолет, поэтому я по привычке попытался закрыть голову левой, за что и поплатился. Боль была такая острая, что у меня в прямом смысле этого слова потемнело в глазах, а потому я пропустил атаку нового противника.

Представить, что вальяжный интеллигентный Акункин, словно одержимый, бросится в бой? Не, не, не… Я с наркотиками не дружу!

Выскочив из-за стола, этот тип с размаху попытался запинать меня ногами! И надо сказать, довольно удачно. По крайней мере, по бедру он мне прислал довольно неплохо. Хорошо еще, что не по тому же, которым я в стол впечатался, а то приобрел бы я к однорукости еще и хромоногость! Дальше, правда, развить успех бургпредседателю не удалось — ножки у болезного заплелись. С небольшой моей помощью в виде хитрого зацепа.

Но даже упав, Акункин попытался добраться до моего горла. Прям как в старинном фильме про Ильича. Только что не кричал визгливо: «За яблочко его, за яблочко!» Вместо этого местный голова крыл меня по матушке, причем причудливо мешая русские и немецкие слова. Конструкции вроде «ферфлюхте твою мать» в другое время, наверное, развеселили бы меня, но не когда на горизонте маячила схватка в партере с разъяренным мужиком, превосходящим меня минимум на одну весовую категорию. Вот и пришлось прекратить эту феерию самым грубым образом — то есть спустив курок.

Прострекотавшая вдалеке длинная, патронов на тридцать, очередь показала, что все еще далеко не закончено. Я с трудом выкарабкался из-под тела бургомистра и, поднявшись на ноги, ударом по голове успокоил уже потихоньку приходившего в себя фельдфебеля. Его командир пока был целиком занят своими проблемами, так что единственное, что я сделал, так это освободил болезного от ствола. За окном меж тем разгорелась нешуточная перестрелка — в деле участвовало как минимум два десятка винтовок и парочка пулеметов.

Хреновость ситуации нарастала: во-первых, каким-то образом наши часовые проворонили все на свете и допустили проникновение немцев в деревню. Ладно, несколько человек на великах вполне могли и проскочить, тем более если их кто-нибудь из местных провел. Из западни я выкарабкался, правда, в основном за счет того, что опера были полностью уверены в своем превосходстве и не ожидали от меня такой прыти. Вот только в дело вступал второй фактор — весьма неплохое прикрытие. Для оцепления и ликвидации диверсионной группы вряд ли пошлют меньше взвода. А могли ведь батальон пригнать.

Стараясь не особо светиться, выглянул в окно — улица пока пустынна, даже полицаи куда-то испарились. От этого, кстати, ситуация совершенно не облегчилась — боец из меня сейчас не очень, я оттого и трофейными автоматами вооружаться не стал, что стрелять из них не могу. А пистолет в групповом бою — насмешка, не более.

«А вот и она — полная задница! — Справа на улице показалась группа немецких солдат. — Торопятся, касатики, аж пыль из-под сапог столбом стоит! Придется, однако, парни, вам слегка подзадержаться!»

В три шага я подскочил к входной двери и закрыл массивную щеколду. Монументальная, надо сказать, штука — засов у нее из бронзы чуть ли не в мой большой палец толщиной! Будем считать, что в комплекте с толстой дверью это на некоторое время обезопасит меня с тыла. Да мне ведь много и не надо — пару минут всего.

Ребятам я не рассказывал, но вот уже две недели как родилась во мне странная и где-то даже извращенная концепция. Домой мы не вернемся — это я для себя уже понял, оттого, наверное, так скептически отреагировал, когда Тотен поделился со мной своими захоронками. Оказывается, он, как настоящий коллекционер, сделал уже с десяток нычек, в расчете на то, что, когда вернемся, будет возможность их достать. Жаль, с Доком на эту тему поговорить так и не удалось, хоть и страсть как хотелось поделиться с этими совсем не радостными мыслями.

Моя же идея была проста, как одноименный карандаш: мы еще не родились, а значит, и умирать не страшно. А вот те, кого благодаря нам не убьют, после войны породят новых антонов, саш и сережек… Хрен его знает, насколько моя теория правдоподобна, но страх выгоняет хорошо.

Я рысцой вернулся к окну. Немцы к зданию бывшего сельсовета не свернули, а все так же двигались в направлении, откуда доносилась стрельба. То есть к школе и посту на северо-восточной окраине деревни. Тактика у противника была, если так можно выразиться, разномастная. С одной стороны, в сельсовете меня прессовали вполне грамотные, по меркам этого времени, оперативники, с другой — нынешние мои оппоненты больше походили на стадо лосей во время гона. Хотя это мне точно на руку! Несколько раз глубоко вздохнув, все-таки поднял с пола пистолет-пулемет. Увесистая машинка оказалась самым настоящим «шмайссером», ЭмПэ-28. «Одной рукой эту „дуру“ я не удержу — зря, что ли, свой ППД я Тотену отдал? Но если на подоконник пристроить, пару очередей выпустить получится. Тыл только обеспечу…» Примерившись, я «легонько» стукнул каблуком в лоб полицейского и, повинуясь тому чувству, что, как известно, сгубило кошку, взял со стола листок. Всего пять цифр — номер «моего» жетона. Что ж, можно больше не гадать, где случился прокол, и отбросить версии про ужасный русский акцент или неподходящую для немца манеру черпать воду из кадки. Видимо, номера все-таки внесли в базу паленых ксив, а старый и опытный фельдфебель отреагировал, как положено. А вот как они с покойным «бургером» скорешились, узнаю позже.

Вместо красивого, в духе боевиков, высаживания стекла прикладом я просто открыл окно. Не хватало еще, чтобы солдаты на звук обернулись. Пристроил автомат на подоконнике и взвел его.

Короткая очередь хлестнула по спинам немцев! «Черт! Брыкается, зараза!» — отдача сильно сдвинула оружие, и прицел ушел на фиг. Единственное — я заметил, что двое фрицев характерно так упали, не дергаясь.

Еще одна очередь! Попасть не удалось, но противники в быстром темпе попрятались за кустами и палисадниками. В ответ щелкнуло несколько винтовочных выстрелов, но, похоже, палили больше для острастки, чем с реальными намерениями повредить моему здоровью.

Я перешел к другому окну и осторожно выглянул из-за притолоки — никого, лишь кусты на той стороне улицы подозрительно заколыхались.

Дав еще одну очередь прямо через стекло, отбросил автомат — дальше он только мешать будет. Теперь мне в совхозную бухгалтерию, окна которой выходят на другую сторону.

В принципе, можно попробовать лейтенанта за собой вытянуть, но под огнем, с одной рабочей рукой и в спешке, это предприятие вряд ли будет успешным. При любом раскладе в ближайшее время он угрозы не представляет. С раздробленными-то ступнями и в глубоком нокауте…

«Бздям!» — Примерившись, я ударом ноги вынес раму. Теперь трофейный «вальтер» за ремень, где и так уже живет «парабеллум» покойного фельдфебеля, предусмотрительно перезаряженный, и можно делать ноги, тем более что как раз сейчас с другой стороны сельсовета разгорелась нешуточная стрельба. Что вполне себе может означать — обстрелянные мной уже пришли в себя, сориентировались и теперь идут на штурм.

Приземлившись, я вытащил ствол и двинулся, как говорится «огородами, огородами» в сторону школы. С этой стороны село огибала река Загать, и рельеф был соответствующий. Если припечет — я всегда под откосом пробраться сумею.

Перестрелка меж тем превратилась просто в какую-то стрелковую вакханалию.

«Стоп! Что это такое? — Я замер, вслушиваясь. — Явно пистолет стреляет, но очень необычно…» На фоне частых бабахов маузеровских карабинов и трескотни пулеметных очередей выделялись строенные хлопки пистолетных выстрелов.

— Дах! Дах! Дах!

И снова:

— Дах! Дах! Дах! — Конечно, темпа для автомата не хватало, но…

«Сашка! Это же Сашка! Он на этих с тыла вышел и теперь…» Ноги сами понесли меня к площади. Ломиться, как кабан через тростник, не в моих правилах, так что ушки были на макушке, да и глаза — на месте.

— На! — На секунду остановившись, я выпустил пулю в появившегося из-за куста немца, который самозабвенно выцеливал из своего карабина кого-то на другой стороне улицы.

На загривке у фрица плеснуло красным, и он завалился, словно картонная мишень на стрельбище. Беззвучно и плоско.

Следующим был мордатый унтер, решивший очень для себя не вовремя перебежать улицу. Первую пулю я смазал, и она угодила ему в бедро, так что пришлось целиться тщательнее и успокоить катающегося по земле гада двумя выстрелами в корпус.

Пикантности ситуации добавляло то, что все участники веселья были одеты в форму одной страны, и тут наша малочисленность являлась скорее преимуществом — практически любой, появившийся в поле зрения, был врагом, с которым можно было не миндальничать. Немцы же таких вольностей позволить себе не могли, отчего практически при любом раскладе у нас была фора в секунду-другую.

«И я, и Бродяга стреляем из пистолетов, пулеметы — это или пост наш, или группа поддержки полицейских. У Емели ППД, звук которого заметно отличается от немецких стволов».

Над головой противно взвизгнула пара пуль, и пришлось быстро присесть. Заодно я использовал паузу, чтобы перезарядиться. Ну и передохнуть.

Очередная двойка из Сашиного «виса», и к звуковому полотну «Бой за домик в деревне» добавился пронзительный вой раненого.

«Мне кажется, или винтовки значительно реже стреляют?» — «Гусиным шагом» я двинулся вдоль невысокого забора. Стрелять в меня сразу, без разглядывания, немцы не станут — все-таки я одет по полной форме и даже фуражку в сельсовете не забыл, так что еще одно преимущество получается — лишняя пара секунд. А на реакцию я никогда не жаловался. Вдалеке дробно простучал ППД, показывая, что и наш сержант вступил в бой. Стрелял он экономно, уверенно отсекая очереди патронов по пять. Ответом стали громкие и, как показалось мне, немного истеричные крики на немецком. Если же судить по направлению, откуда доносились эти приятные звуки, то вполне можно предположить, что Емеля пришел на подмогу нашим соням-дозорным. С другой стороны, на часовых я могу и напраслину возводить — деревня-то почти километр в длину, и даже от сельсовета увидеть, что на окраинах творится, мудрено. А две реки поблизости и пара-тройка оврагов картину лишь ухудшают.

«Жаль, подмога не пришла, подкрепленье не прислали… Нас осталось только два…» — мурлыкая эту ни разу не жизнеутверждающую песенку, я продолжил свой путь — окружить бойцов зондеркоманды вдвоем с Саней мы точно не сумеем, но чем больше сумбура и неожиданностей, тем нам лучше. Еще сорок шагов, и я добрался до следующего по улице дома, оказавшись практически в противоположной стороне от точки, где стрелял последний раз. С точки зрения немцев, естественно. «Мимо меня прошли двенадцать человек: двух я „уронил“ сразу, еще двоих — позже. Бродяга эффективно отработал еще по как минимум троим, — я принялся за вычисления. — Итого имеем примерно половину от наличного состава немцев. Впрочем, неожиданностей приключиться может масса — пропустили же мы „головняк“ немцев в деревню…» От «трофейных» я себя давно не отделял. Их косяк — это и мой косяк.

Я расстегнул клапан кобуры — после может времени не быть — и выглянул из-за угла. Первое, что бросилось в глаза, — два трупа в дорожной пыли. Лежат друг на друге. Похоже, Саня их на бегу положил, вот и упали стопочкой. Стена дома с запоминающимися наличниками, выкрашенными полосами в желтый и оранжевый, вся испещрена ссадинами пулевых пробоин. Причем ближе к левому углу бревна измочалены особенно сильно — видать, наш комитетчик именно оттуда немцам веселую жизнь устроил. Вон на плетне мазки крови даже отсюда заметны, да и крики те неспроста были.

Двойной свисток донесся откуда-то справа, из-за дома, возле которого я прикорнул. И сразу же картина изменилась: палисадник, еле видимый мной из-за угла дома, окутался клубами белесого порохового дыма, а по ушам ударил грохот винтовочного залпа. В дополнение к этому на противоположной стороне улицы часто захлопали пистолеты — в первом приближении стреляли трое или четверо.

— Клаус, я его достал! — Как мне удалось расслышать этот крик — ума не приложу, но я услышал.

«Саню достали? Сметаны вам по морде и горшок на голову!»

Два шага — и вот передо мной спины четверых солдат, увлеченно палящих из карабинов по избе. Все понятно — «шумят» и давят на психику, пока более умелые ловкость свою показывают.

«Парабеллум» мягко толкает мою руку, но я тут же возвращаю его на линию прицеливания.

Раз, другой, третий! Вряд ли паузы между выстрелами были длиннее секунды.

Четвертый немец успел среагировать, и пуля попала ему в висок.

«А потом пойдут легенды, о том, как русские расстреливали немецких пленных в затылок… И никто не узнает, что это я просто удачно зашел…» Я пригнулся и рывком преодолел отделявшие меня от палисадника пять метров.

— Эй, вы что, заснули?! — Голос кричавшего был хрипл и громок. — Отжимайте его на нас!

«Ага, подтяжки только погладят и сразу отожмут».

Зажав пистолет под мышкой, я сменил магазин — после времени может не быть и придется воевать в стиле героев Джона By, разбрасывая стволы направо и налево. Может, это и глупо и чересчур картинно, но выхода другого у нас нет. Очень похоже, что немцев в деревню приехала толпа, и чем больше мы положим во время неразберихи, тем лучше. Стоит им откатиться, перегруппироваться и начать наступление по принципу «кто не спрятался — я не виноват», как шансы на успешный исход боя для нас станут мизерными. Пока же мы хлестаемся в разных точках, и до наших противников не дошло, что стрелять надо во все, что движется, невзирая на форму.

Вспыхнувшая на другой стороне избы пистолетная пальба заставила меня покинуть укрытие. Пригибаться или подкрадываться смысла никакого не было: неизвестные мне фрицы сейчас слишком увлечены перестрелкой с Бродягой, к тому же они ожидают, что так удачно положенные мной солдаты с минуты на минуту зайдут Сане в тыл. А я — им.

Обежать дом заняло едва ли три минуты, и получилось так, что я нарисовался на сцене почти в то же время, когда немцы пошли «в последний и решительный». Причем крайне неудачно для себя — Шура свалил одного из них буквально первым же выстрелом и, развив бешеную скорострельность, прижал остальных. Так что мне оставалось только добрать.

Сдвоенный выстрел — и прижавшийся к поленнице полицейский унтер выронил свой ППК.

Дах! — И пуля входит чуть ниже челюсти другого, разорвав шею и опрокинув немца на землю.

Дах! Дах! Дах! Дах! Еще один фриц сидел за заборчиком, так что мне виден был только краешек его плеча, а потому пришлось для надежности издырявить тонкие доски несколько раз.

Последний то ли был сильно опытным, то ли от природы хорошей реакцией был наделен и успел, пока я менял стволы, метнуться к распахнутой двери сарая. Лезть в темноту, рискуя нарваться на пулю, я не стал. «Гнилой фашистской нечисти загоним пулю в лоб» — здесь не получилось, но можно ведь и далее по тексту: — «Отребью человечества сколотим крепкий гроб!» — план сложился сам собой. Выписывая кренделя, торопливо добежал до сарая.

— Эй, ты слышал, как плохо было ведьмам? — Про ведьм я вспомнил совершенно случайно, можно сказать, само на язык подвернулось, но мой оппонент все равно не отозвался, наверное, не хотел свою позицию выдавать. — А было им не только плохо, но и жарко!

Выждав пару секунд и так и не получив ответа, я засунул пистолет под поддерживающую левую руку повязку и достал из кармана зажигалку. Одну из немногих вещей из моего времени, которой я продолжал регулярно пользоваться. Ну, кроме рации, фонарика и шариковой ручки. При всем многообразии скопившихся у нас трофейных зажигалок эта зипповская «бензинка» по-прежнему выделялась надежностью, за что, собственно, я и возил ее с собой «в поля». Сложить крошечный костерок из веточек, соломинок и кусочков дранки — дело минутное.

Клацнула крышка, и спустя мгновение огонек заплясал на растопке.

«Если я правильно рассчитал — фрицу станет невесело уже через пару минут! Как раз хватит времени обойти сарай вокруг».

Мое предположение оказалось верным — уже на счете «сорок пять» дым над крышей стал достаточно плотным, а когда я дошел до «шестидесяти двух», внутри послышался надсадный кашель.

«Вот и славно — трам-пам-пам!» Стрелял я быстро, так что, когда затвор «вальтера» встал на задержку, на внутренних часах было «семьдесят один».

На проверку качества «работы» времени ушло всего ничего — пришлось только перед тем, как заглянуть внутрь, затоптать костерок и сбить фуражкой пламя с едва занявшихся досок. Головной убор, конечно, после этого весь форс потерял, но и пожар нам тут сейчас не нужен. Немцу, насколько я мог судить по результатам беглого осмотра, досталось не хило — под ним на земляном полу натекла уже солидная лужа крови. Добавлять нужды не было. Теперь можно и общую обстановку прояснить, тем более что стрельба в округе явно пошла на спад.

Оценив валяющиеся у задней стены избы трупы, я примерно прикинул, откуда стреляли.

— Саня! — негромко позвал я старшего товарища, подойдя к углу дома.

— Здесь я, Тошка! — Что-то в голосе Бродяги заставило меня забыть про осторожность и пулей метнуться вперед.

Сергеич сидел шагах в шести от угла, привалившись спиной к полуразвалившейся поленнице. В обеих руках по пистолету, но первое, что бросилось мне в глаза, была кровь, густо пропитавшая его мундир ниже пояса и брюки!

— Саня! Саня! — Я рванул клапан нагрудного кармана и бросился к другу, доставая индпакет. — Куда тебя? Где болит? Сейчас я, сейчас…

— Не мельтеши, Тошка, отбегался я, — спокойно ответил он и сплюнул. — Это не лечится, даже если бы Серый рядом был. А ты, стало быть, отмахался? Наши где? — Казалось, ему не было никакого дела до того, что на пожухлую траву деревенского двора течет сейчас его кровь!

— Дай перевяжу!

— Не хрен! Селезенку задело… Кровопотеря — писец какая… Хваткие ребята…

— ГФП. Я их командира вырубил — в сельсовете лежит.

— Молоток ты, Тоха. А я почуял, что грамотные опера. Они и достали… Солдатня вряд ли справилась бы… Но ты их тоже хорошо. Грамотно… Нет, не расстегивай. Что, ты кровищи не видел, что ли? Дай, я сам подложу. Пару минут продержусь — и ладно. Сказать многое надо…

— Я…

— Ты молчи. Запоминай… Эх, это я дурака свалял — всем уходить надо было… Ладно… — Крупные капли пота выступили на его бледном лбу и катились вниз, оставляя бороздки на запыленных щеках. — Встанешь у дверей школы. Спиной. Азимут восемнадцать, дистанция четыреста, потом азимут двести семьдесят два, дистанция семьсот. Там пеленгатор. Оттуда триста метров по азимуту десять. Сосна с одной сухой вершиной. Под ней наша основная захоронка. Запомнил?!

— Да!

— Второй класс слева — за доской шифроблокнот и таблицы. Еще один — у меня в телефоне, я переснял. Собирай всех и уходи. Сеанс с ребятами сегодня в двадцать два ноль-ноль. С Москвой — завтра в 19:35 по их времени. Понял?

— Да. — Ощущение полной безнадеги такое же, как тогда, когда подстрелили Пака, придавило меня к земле.

— Губы-то не кусай, Тошка, некрасиво это. А… Арбалет еще подбери — за два дома отсюда, в палисаднике. Хорошая машинка получилась — двоих положил… Назад вернешься… Да, если вернешься… Управление «В»… Викторович поможет, я ему рассказывал… — Паузы между предложениями становились все длиннее, а лицо Сергеича — все бледнее. — Дочкам скажи… Придумай, ты можешь… — Он замолчал и закрыл глаза.