Доктор Джонс против Третьего рейха

ЭПИЛОГ

Истории бывают настоящими и вымышленными. Также короткими, чуть ли не в одно словцо, и длинными, почти вечными. Но любая из них когда-нибудь кончается. Рано или поздно они надоедают Сочинителям — и бледным двуногим, сидящим по пыльным щелям огромного мира, и самой Жизни, держащей весь мир на своей ладони. Это так естественно, ведь Финал любой истории — есть начало следующей. Исчезнет сочинитель, распадется мир, а закон Финала пребудет во веки веков, рождая новое из праха старого…

Город Чикаго пока не собирался никуда исчезать. Город, похожий на огромную турбину, превращал незначительные усилия человеческих частиц в тягу огромной мощности. И тяга эта уверенно толкала мир по неизвестному курсу, одновременно совершенствуя и разрушая его. Город, смутивший разум планеты странными железобетонными миражами, пока еще стоял.

Была осень — ветреная нездоровая пора. Ветры в этой местности дуют всегда, весь год напролет. Озеро Мичиган то втягивает послушные массы воздуха, то выплевывает обратно, наполнив их влагой и тоской. Но именно осенью, когда летняя жара неожиданно сменяется прохладой, ветры становятся особенно заметными, внедряя в бронхи хрип, а в нос — респираторные заболевания.

Было начало — опять Начало! — очередного учебного года. Впрочем, с некоторых пор учеба, как и великое множество других вещей, перестала играть какую-либо роль. Возвышенные планы на будущее были отравлены трупным запахом. Люди окончательно превратились в живую силу, в черные и красные стрелки на военных картах, в колонки цифр стратегических исследований…

Мужчина и женщина совместно проводили ночь.

— Все-таки ты недоразвитый. Тебе никогда не придет в голову, например, взять меня на руки и отнести куда-нибудь, — сказала она, сладко потягиваясь. — Зверь ты мой дикий…

— Зачем тебя нести? Ты и так идешь.

После недолгой паузы, заполненной чмокающими звуками, «дикий зверь» добавил:

— И потом, один раз я тебя уже носил на себе — аккуратно, как мешок с картошкой.

Женщина проверила ладошкой температуру лба у мужчины.

— Ты чего, бредишь?

— Крыс в подземелье было больше, чем квадратных дюймов… — блаженно вспоминал он. — Ты испугалась, завизжала мне в ухо. Я перебросил тебя через плечо и потащился по колено в воде — с этаким кулем в руках. У меня чуть пупок не надорвался…

— Точно, сбрендил! — возмутилась она. — Я ничего против крыс не имею. Да и не было в Танисе никакой воды! Много чего другого было — змеи, мертвецы…

— Я про Венецию.

— Венеция? Да ты чего, я одной Индией твоей сыта по крышку черепа!.. Вот, помню, было еще подземелье со скорпионами, сколопендрами и этими, от которых щекотно…

— Каракуртами, — услужливо подсказал мужчина.

— Ага, мохнатыми паучками. Но там ты даже не пытался перебрасывать меня через свои плечи!

Он, помедлив, осознал ошибку:

— Подожди-ка, это у меня что-то с головой… — и сразу сконфузился. — Я, наверное, действительно носил какой-нибудь мешок, а не тебя.

— Кот похотливый, — ласково сказала женщина и потерлась щекой о его волосатую руку. — Знаю я, кого ты таскал.

— Посмотрел бы я, что осталось в твоей черепной коробке после таких нокдаунов, — начал он защищаться. — У того ганса кулаки были размером с арбуз и твердые, как кирпич…

— Давай об этом мы с тобой утром потолкуем, — она откинула одеяло. — Фу, жарко.

Коттедж был тих и уютен, словно отделен от территории университетского кампуса незримым колпаком забытости. Именно то, что нужно уединившимся любовникам. Горел только китайский фонарик, неназойливо подкрашивая оголенные тела красным и желтым. Радиоприемник наполнял комнату приглушенными порциями простенького джаза. Редкие минуты свободы, когда делаешь не то, что нужно, а то, что хочется спинному мозгу.

Двое лежали в постели.

— Не подошло ли время вылезти тебе из шляпы? — поинтересовалась ехидная женщина. — Куртку ты уже отдал чучелу на чьем-то огороде. Кнут повесил на стенку. Ну, поддайся мне еще разок, и станешь немного похож на нормального.

— Далась вам всем моя шляпа… — недовольно пробурчал мужчина.

— Целоваться мешает, разве непонятно? В глаза лезет, в рот.

Нежная рука сделала короткое движение — и головной убор покатился в угол. Герой на этот раз не успел среагировать, только дернулся, сверкнув от неожиданности глазами.

— Вот так гораздо лучше! Думаешь, я не понимаю, почему шляпа у тебя, как гвоздиком приколоченная? Перестань дурить, мне твоя проплешинка даже нравится. Рядом с ней я выгляжу такой молодой и свежей…

В порыве радости она притиснула его голову к своему бюсту.

— Да отвяжись ты с этой проплешинкой! — сердито высвободился мужчина. — Просто волосы временно поредели из-за истощения сил.

До семейной ссоры дело не дошло. Уютная обстановка погасила стремление к раздору и укрепила тягу к единению. Кто-то кого-то случайно поцеловал, после чего начались объятия, переходящие в продолжительные совместные ласки.

Когда за окном раздались странные пронзительные звуки, женщина не вздрогнула, не забилась от страха обратно под одеяло. Она была дома — в мирной и совершенно безопасной стране. Лишь спросила шепотом, отвлекаясь от шершавых обветренных губ героя:

— Что это?

— Щенок по имени Монтана. Сосед кобелька выпустил размяться. Породы такса.

— Чего он так развизжался?

— По молодости. Выписывает сейчас круги, за пятки всех хватает, жизни радуется. Даже завидно иногда…

— Может, нам тоже кого-нибудь завести со скуки?

Некоторое время герой отдал размышлению. Затем ответил с сожалением:

— Не люблю я маленьких собачонок. В детстве я дружил с одной немецкой овчаркой — совсем другое дело. Вот такую можно бы завести, будь наша квартирка пообъемнее.

— Это та самая немецкая овчарка, у которой ты имя «Индиана» украл?

— Откуда знаешь про имя? — напрягся он.

— Да кто же этого не знает!

— Ну, ясно, — догадался человек, носящий имя собственной собаки. — Папаша треплет языком направо и налево, болтун неисправимый… Кстати, замечательная была овчарка, обожала рукописи отца грызть, особенно статьи. Если он и ненавидел кого-нибудь в жизни, то именно это животное. Я ни секунды не сомневался, когда имя себе выбирал.

— Если ты не любишь маленьких собак, давай кого-нибудь другого маленького заведем, — этак невзначай предложила женщина.

— Кого еще?

— Да ты не волнуйся, пеленки я сама стирать буду. И кормить тоже сама. От тебя ничего и не потребуется, только домой иногда заходить. Назовем парня Монтаной, в честь собаки нашего соседа…

— Ты с ума сошла! — испугался он, даже вскочил, промахнувшись мимо обуви. — Какого «парня», что ты задумала?

— А что? У всех женщин есть, я тоже хочу. Ты такой красивый, Инди, когда вылезаешь из своих профессорских тряпок. Особенно ниже пояса. Ну, чего ты разволновался?

Индиана увидел себя в зеркале шкафа и обнаружил, что на нем действительно нет ни единой тряпки, даже самой маленькой. Он мысленно согласился с тем, что действительно красив, но все же сел, прикрывшись одеялом.

— Пеленки… — с ненавистью выговорил он. Затем осторожно похвалил. — От твоих шуток, дорогая, вспотеть можно. Значит, говоришь, от меня ничего и не потребуется?

— Иди ко мне, — позвала она, спихнув одеяло на пол. — Я тебе дам «не потребуется»!

— Иду, — вздохнул он. — Как-то странно Монтана лает, ты права, Лили…

В дверь позвонили за несколько секунд до наступления откровенного счастья. В очередной раз тонкая паутинка духовной близости была грубо разорвана. Джонс завернулся в простыню, прошлепал босиком к выходу с упреком неизвестно в чей адрес:

— Ну почему, почему мне так не везет?

— Потому что ты избран судьбой для великих дел, — пошутила ему в спину Лилиан, беззаботно разметавшись горячим телом по постели.

Постель была, мягко говоря, в беспорядке.

— Кто там? — поинтересовалась женщина, когда хозяин квартиры вернулся.

— Посыльный, — удивился тот в ответ. — Письмо принес. — Профессор держал в руках нечто заклеенное, завязанное, бумажное.

— Может, от Генри? Или от Клопика?

— Глупости, им сейчас не до нас. Они никак в школу поступить не могут. Джи моего отца совсем не слушается, гангстер… — Профессор уже разорвал конверт. — Интересно, кто про меня вспомнил?

Внутри был листочек бумаги. Записка, просто записка.

«Я ТЕБЯ ВИЖУ, ДЕМОН. СЕГОДНЯ ТЫ ЕСТЬ, ЗАВТРА ТЕБЯ НЕТ»

Вместо подписи — напечатанный в уголке вензель, изображающий череп, под которым вместо свастики расползлась руна «Гюфу». Паучья руна «Гюфу» — прообраз фашистской свастики…

— Все-таки это Дорджи, — легкомысленно предположила Лилиан. — Писать научился и теперь развлекается.

— Тотенкопф, — угрюмо сообщил Индиана, с усилием тыкая пальцем в череп. — Мертвая Голова.

— Мертвая Голова?

Страшное слово мгновенно рассеяло завесу, отделяющую влюбленную парочку от свихнувшегося мира. Словно вихрь пронесся по комнате. Ласковая музыка в радиоприемнике, оказывается, давно смолкла, сменившись возбужденной человеческой речью. Репортеры, захлебываясь слюной, сменяли друг друга, выплескивали в эфир кипящие крики — о погибшем в одночасье линкоре «Индепенденс», о кровожадных японских субмаринах, расстреливающих из пулеметов экипажи потопленных судов, о раскрытой и обезвреженной группе вражеских смертников, готовивших покушение на Рузвельта, о кровопролитной битве, которую вели несгибаемые русские за свою столицу. Москва, Москва, как много в этом звуке…

Вечерние новости, пропади они пропадом вместе с радиоприемником.

— Вспомнили, значит, обо мне, — сказал человек. — Они меня, значит, «видят». А что, демоном быть даже почетно, некоторые из духов вполне ничего…

Опять мужчина был собран, скуп на чувства.

— Что теперь будет? — тревожно спросила женщина. Она рывком встала и обняла человека, вернувшего ей кусочек молодости, прижалась к его сильному надежному телу. — Что с нами будет, Инди?

ЧТО БУДЕТ ДАЛЬШЕ?..

…с низкорослым круглощеким студентом по имени Джек Ли он повстречался на одной из аллей парка. Маршрут, которым профессор ходил по утрам на службу, был традиционен, как шляпа на его голове, поэтому организовать эту якобы случайную встречу молодой человек сумел легко и непринужденно.

— Вот, — со сдержанной гордостью сказал студент, протягивая профессору характерного вида футляр. — Вы советовали не гнаться за дешевкой, сэр, и я купил настоящую вещь.

В коробке лежал револьвер.

— Смит-Вессон, — машинально отреагировал археолог. — 38-й калибр, третья модель… — он осторожно вытащил оружие. — Неужели я советовал вам купить что-нибудь подобное?

— Да, сэр. Давно, правда. У меня все денег не хватало, но зато теперь…

— Понимаю, — сказал профессор. Револьвер лег в его ладонь послушно и естественно, покоряясь безукоризненным движениям виртуоза. — Вы купили самый популярный из карманных револьверов, молодой человек, поздравляю… — Неуловимым движением он переломил оружие, откинув ствол вниз, и с любопытством заглянул внутрь. — Я бы рекомендовал вам не держать патроны в барабане, по крайней мере до тех пор, пока не получите разрешение. У вас ведь нет разрешения носить такую игрушку, правильно?

Джек Ли скромно потупил взор:

— Я получу, честное слово…

Профессор вернул револьвер в исходное состояние и широким жестом вложил его в руку ученика.

— Да вы не бойтесь, я не из тех, кто докладывает в полицию об увлечениях своих студентов.

— О, разумеется, сэр, мы все это знаем.

— Однако я хотел бы, чтобы вы научились ответственности прежде, чем научитесь запросто дырявить «десятку». Вы меня понимаете, мистер Ли?

Молодой человек поднял голову. Взгляд его вновь был крепок и мужественен. Он спросил:

— А в каком тире вы упражняетесь, сэр?

— Обычно я упражняюсь на природе, — усмехнулся профессор, — в полевых условиях… Вы хотите, чтобы я опробовал вашу покупку?

— Если это возможно, сэр.

— Приходите сегодня вечером в «Заячью нору». Знаете такой бар? По глазам вижу, знаете. Там в подвальчике прекрасный тир — скажете, что ко мне, и вас пропустят. Часов в восемь.

— Спусковой крючок тугой, — пожаловался мистер Ли. — Так и должно быть? Палец приходится напрягать.

Профессор пришел в хорошее расположение духа.

— Тренировать надо пальцы, мячики теннисные мять! Или будете всю жизнь только со взведенного курка стрелять, как дама какая-нибудь.

— Со взведенного курка — вот так? — спросил студент и ребром ладони утопил стальную детальку в затылочной части оружия.

— Эй, осторожнее! — заволновался доктор Джонс. — Соскочит случайно… Дайте-ка я на место поставлю.

Однако разрядить популярный Смит-Вессон не получилось. Рука преподавателя замерла на полпути, потому что лицо ученика внезапно скомкалось, как бумага, — невидимыми пальцами страха.

— Это он зачем? — Джек Ли с трудом пошевелил челюстью, глядя доктору Джонсу за спину.

— Кто? — ничего не понял тот.

— Да вот этот, — парень указал рукой.

Вернее, зажатым в пальцах револьвером. И вдруг грохнуло. Безволосая рука юноши дернулась, струя пороховых газов вырвалась на волю. Доктор Джонс обернулся, пригнувшись.

— Я — случайно! — пронзительно объяснял Джек Ли, временно сойдя с ума. — Палец дернулся!

А на дорожке парка, буквально в двух шагах, валялся декан исторического факультета. Он волчком крутился, лежа на боку, и цеплялся скрюченными пальцами за бедро. Повизгивал, похрюкивал, как боров, ожидающий заклания. Впрочем, нож был вовсе не у бойцов скотобойни, нож был как раз в пухлой руке декана — огромное кухонное оружие крайне неэстетичного вида. Очевидно, толстяк вышел из-за кустов и незаметно подобрался к собеседникам, имея ясную и простую цель.

— …Он сказал мне, иди… — выл раненый. — Я сказал ему, боюсь… А он меня прямо за позвоночник — ухватил и тянет, как клещами… И сейчас — снова! Вы видите, видите?..

— Вам приказали меня убить? — поразился доктор Джонс.

— …я говорю ему, что Инди мой друг, а он мне в лицо какой-то гадостью дышит… — бормотал обезумевший администратор. — Он же из меня хребет выворачивает! Гадина! Убейте меня… Прикончите его…

Студент Джек Ли пятился, уронив револьвер на землю.

— Я не хотел! — всхлипывал юноша. — Декан первый на нас напал! Я же только дотронулся, а оно взяло и сразу выстрелило…

ОТ АВТОРОВ

В силу не вполне естественных причин в текст эпилога оказался включен единственный сохранившийся фрагмент романа «ДОКТОР ДЖОНС ПРОТИВ МЕРТВОЙ ГОЛОВЫ». Роман этот на данный момент не существует, потому что был уничтожен. Не авторами.