Доктор Хаус, которого создал Хью Лори

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ ТВОРЕЦ «ХАУСА» ДЭВИД ШОР

Как узнать наверняка, что вы стали видным телевизионным сценаристом? Достаточно заставить персонажей вашего шоу — и не какого-нибудь, а одного из наиболее высококотируемых сериалов вечернего времени — упомянуть ваш родной город.

Именно это произошло в эпизоде «Хауса» в начале 2007-го, ближе к концу третьего сезона, в сцене, где герой Хью Лори рявкает на работника авиалинии, просвещая его о специфике планируемой им поездки в Камбоджу:

— Я не хочу торчать во Франкфурте, Тайбэе, Сингапуре или Лондоне, штат Онтарио. Вот почему я попросил прямой рейс до Пномпеня!

Только самые преданные зрители «Хауса» могут знать, что Лондон, штат Онтарио, — родной город Дэвида Шора, создателя шоу и главного сценариста. В интервью с Джеймсом Рини он признался: «Да, это моих рук дело. Я просто взял и вписал „штат Онтарио“ в сценарий».

Поначалу доктор Хаус, конечно же, имел в виду всем известный Лондон, что в Англии. Но Шор заменил его на Лондон поменьше, где он родился. Во-первых, чтобы добавить в реплику крупицу реализма, а во-вторых, чтобы чуточку прорекламировать свой родной город. И как главный сценарист, в обязанности которого входит наведение лоска на окончательный вариант сценария, имел на то полное право.

Может, это и избитое клише — «от Лондона, штат Онтарио, до Лос-Анджелеса долгий путь», — но оно точно применимо к Шору. Хотя бы потому, что в 1991 году в возрасте 32 лет он решил проделать этот путь на машине, направляясь в Голливуд вместе с другом, дабы испытать свою удачу по части сценарного искусства. Нетрудно понять, что подобная авантюра небезопасна для любого, однако Шор рисковал гораздо сильнее большинства начинающих представителей пишущей братии, стекающихся в Лос-Анджелес в поисках славы и богатства. Дело в том, что Шор отказался от весьма успешной карьеры высокооплачиваемого адвоката, хорошо зарекомендовавшего себя в Торонто, крупнейшем городе Канады. Конечно, спустя 15 лет, когда все так удачно вышло с «Доктором Хаусом», вполне понятны были бы заявления Шора, что его отказ от юриспруденции в пользу Голливуда был просчитанным поступком. Но это не в правилах такого бескомпромиссного и честного в своих взглядах на жизнь сценариста, как Шор.

«Это было одно из глупейших решений всех времен, — сказал он на семинаре в канадском центре искусств „Банфф“ в июне 2006-го. — Мудрым поступком стало бы написать хоть что-нибудь загодя, а затем уже размышлять, что с этим делать… А я рванул в Голливуд, снял комнату, компьютер купил и принялся стучать по клавишам».

Эти ранние печатные сессии спустя шесть месяцев привели к сценарию художественного фильма, своего рода выстрел в никуда — без контракта, без обещаний со стороны продюсера или студии. Шор дал почитать сценарий друзьям, а пока засел за следующий. На этот раз для сериала.

«Друзья прочитали оба, — вспоминает Шор, — и сказали: „Э-э-э, возможно, тебе лучше все-таки на телевидении сосредоточиться“».

Двумя годами позже у Шора случился первый большой прорыв — он получил оплачиваемую работу сценариста над эпизодом мыльной оперы «Неприкасаемые». Тогда-то он и обрел неоценимый опыт по части телевизионной и сценарной кухни, без которого не обойтись ни одному человеку, решившему писать для ТВ. Его сценарий для «Неприкасаемых» был перелопачен и переписан едва ли не от слова до слова, Шор с трудом мог различить в нем следы своего изначального замысла.

«В такие моменты и приходит понимание, что тебе следует еще многому научиться, — поделился он с аудиторией „Банффа“. — А теперь я переписываю других людей… но, надеюсь, делаю это поделикатнее».

Впрочем, авантюра, обозванная Шором «глупейшей», в конце концов оказалась чем угодно, только не глупостью. Со временем Шору довелось поработать — как в качестве сценариста, так и продюсера — над такими хитовыми сериалами, как «Полиция Нью-Йорка», «Строго на юг», «Практика», «Закон и порядок» (за который ему пожаловали две номинации на «Эмми»), «Город будущего» и «Таксист», и каждый из них сформировал солидный фундамент для его собственного детища — «Доктора Хауса».

«Мне повезло, что меня привлекли к работе над очень неплохими, добротными фильмами. Ведь если бы мне в тот период предложили потрудиться для какой-нибудь бредятины, я все равно согласился бы».

История Шора — из тех, что служат вдохновением для миллионов людей, надеющихся преуспеть в шоу-бизнесе, оставить в один прекрасный день свои нудные будни и заняться творчеством, которое еще и принесет им кучу денег. Но важно помнить, что, хотя его успех действительно несет на себе оттенок осуществленной мечты, Шору шел четвертый десяток, когда он решил совершить свой побег, а до этого ему удалось построить весьма недурственную карьеру на безжалостной юридической сцене Торонто.

Он родился 3 июля 1959 года в городе Лондон, штат Онтарио, в их семье было еще двое детей — младшие братья Шора, близняшки Филипп и Роберт, которые оба стали раввинами и перебрались в Израиль. В интервью с Фрэнсис Крафт из Canadian Jewish News Шор рассказал, что провел свою молодость в «типичной реформистской еврейской семье», добавив, что его личные религиозные убеждения не играют большой роли в его сценарной деятельности.

«Обычно телевидение из кожи вон лезет, только бы проигнорировать религию, и мне это кажется искусственным, — заявил Шор, числящийся ныне в рядах прихожан консервативной синагоги в Лос-Анджелесе. — Даже если кто-то не является верующим, религия все равно составляет значительную часть их жизни, особенно во времена кризиса».

В рамках этой дискуссии касаемо роли, которую играет религия в «Докторе Хаусе», возможно, стоит вспомнить, что доктор Вилсон, персонаж Роберта Шона Леонарда, — и, как кажется, единственный человек, которому раздражительный Хаус может доверять, — еврей.

Шор учился в общественной школе Мэйсонвилля и средней школе имени Люка в канадском Лондоне и остался в родном городе, чтобы защитить свой диплом в университете Западного Онтарио. Затем он получил юридическую степень в престижном Университете юридической школы Торонто, прежде чем занялся частной практикой. Любопытно, что, по его мнению, именно опыт работы в юриспруденции помог ему придумать Хауса многими и многими годами позже.

«Я был юристом. В этой профессии вовсе не обязательно напрямую контактировать с людьми, — сказал Шор. — Мне кажется, что необходимость общаться с людьми — одна из самых раздражающих особенностей в большинстве профессий. Поэтому у меня возник образ человека, доктора, который ненавидит пациентов».

Но одно дело — иметь идею главного персонажа и сюжета, который можно было бы выстроить вокруг этого персонажа, и совсем другое — довести идею до воплощения. Шор уже имел вполне приличный сценарный и продюсерский опыт работы с сериалами для прайм-тайма. Как мы помним, он обладатель двух номинаций на «Эмми» за «Закон и порядок», и его работа над некоторыми другими шоу — «Семейный закон», «Практика», «Торговцы», «Таксист» и «Строго на юг» (об офицере Королевской канадской конной полиции, борющемся с преступностью в Чикаго) — определенно выковала репутацию о нем как об умельце ТВ-индустрии, к которому следует идти, если хочешь скроить приличную вечернюю драму.

Но в ультрасоревновательном мире телевизионного прайм-тайма ты хорош ровно настолько, насколько хорош твой текущий проект, и Шору требовалась помощь. Ему был необходим кто-то, кто помог бы воплотить в жизнь идею о докторе-человеконенавистнике. И этот «кто-то» материализовался в 2003 году в облике Пола Аттанасио, телевизионного продюсера-ветерана с солидным послужным списком. Аттанасио сказал Шору, что NBC хотела бы повторить успех своего мегахитового сериала «Закон и порядок» и посоревноваться с громадными рейтингами нового проекта «Место преступления». Другими словами, пришло время создать еще одно «производственное» шоу — фильм, в котором некая загадка или преступление расследуются в рамках одного часа и где процесс расследования, по большому счету, и составляет сюжет.

Аттанасио — вдохновленный регулярной медицинской колонкой «Диагноз» в журнале New York Times, который он любил почитывать, — хотел перенести процессуальную модель в медицинское измерение, превратив в загадки заболевания. Когда он предложил эту идею Шору, тот ухватился двумя руками. Он понял, что с помощью необычного и харизматичного героя, того самого доктора-мизантропа, можно разработать медицинский детектив, в котором доктор будет расследовать загадки, задаваемые болезнями-преступниками.

Однако Шор и Аттанасио быстро сообразили, что сочетание медицинского жаргона и не слишком приятного доктора не очень-то похоже на рецепт для самого захватывающего в мире сериала. Как сказал Шор в интервью в своем родном Лондоне, «это фильм не столько о медицинских историях, сколько о человеке, который слишком сложен, умен и странен».

Идее требовалась некая фишка, крючок, который зацепит, как они надеялись, миллионы телезрителей. «Нам была нужна причина, по которой людям мог бы прийтись по душе язвительный и антисоциальный доктор. И мы сделали его страдальцем».

Хаус страдает с самого начала. Во-первых, от муки физической: у него настолько болит нога, которая заставляет его хромать и пользоваться тростью, что он не может жить без викодина. Во-вторых, от муки психологической: он не способен ни с кем установить близкие отношения — ни с пациентами, ни с коллегами, ни даже с женщинами, к которым питает романтический интерес.

Шор признает, что столь абсолютным эмоциональным отчуждением он наделил своего главного героя намеренно: «Хаус груб, потому что он хочет шокировать людей и тем самым побудить их к действию. Он придерживается убеждения, что неважно, каковы твои мотивы, важен только результат. Хаус знает, чего хочет, и не заморачивается, что подумают о нем люди. И он не всегда прав. То есть в конечном счете всегда, но иногда он бывает не прав в промежутке».

Тем не менее сумма, состоящая из сварливого мизантропа-страдальца и медицинской интриги, по-прежнему не кажется равной самому успешному сериалу нового века. Отдавая себе в этом отчет, Шор и Аттанасио пришли к умозаключению, что им недостает одного кусочка мозаики. А именно юмора. Пока Дэвид Шор в Америке возводил свою сценарную карьеру, за океаном, в Англии, Хью Лори успешно зарабатывал репутацию утонченного комика. И угрюмый доктор Хаус, слившись с Лори, вдруг обрел ту невероятную харизму, о которой мечталось Шору. Шут, мизантроп, сыщик и гениальный доктор в одном лице.

«Чувство смешного Хью придает фильму поразительный блеск, — говорит Шор. — Мы можем написать для него самые идиотские реплики, и он произнесет их так, что они будут просто сгустком мизантропии, но при этом заставят всех смеяться».

По мере того как «Доктор Хаус» набирал популярность, репортеры начали просить Шора поделиться секретом сценарного успеха. Всем хотелось знать, чем, по мнению Шора, «Доктор Хаус» берет публику. В самом деле, большинство интервью с Шором, к тому времени уже прочно осевшим в Калифорнии с женой Джуди — бывшим телепродюсером — и тремя детьми, посвящены тому, как «развивать персонаж», как «разбивать диалоги». Словом, его интервью запросто можно было бы назвать «Секреты Дэвида Шора по написанию телесценариев».

Хороший пример подобной практики подоспел к маю 2006-го, когда Шор давал интервью по электронной почте Джону Дойлу, телевизионному обозревателю торонтовского Globe and Mail — ежедневной периодики, самопровозглашающей себя «национальной газетой» Канады. Растолковывая свой подход к написанию — и как он набил руку в американской индустрии «сценариев для драматических сериалов», — Шор написал Дойлу, что, еще занимаясь юриспруденцией в Канаде, «начал думать, что надо бы двинуть в Голливуд и быть прикольным (а оказалось, что я больше мелодраматический, нежели прикольный)».

«Я думаю, что это драма, в основе которой яркие и сложные характеры. Это производственный детектив с загадками. И это комедия. В общем, все вместе. И нужно было сделать так, чтобы все эти жанры ужились в кадре, чтобы они гармонировали друг с другом. Вызов состоял именно в этом — как соединить все это в одном фильме».

К концу первого сезона и поклонники «Хауса», и телекритики сходились в том, что у сериала масса достоинств и одно из самых главных — блистательные сценарии. Но Голливуд не был бы Голливудом, если бы не понадобилось премии «Эмми», чтобы возвестить пришествие Шора.

Канадский сценарист отхватил «Эмми» 2005 года за выдающийся сценарий для драматического сериала за эпизод под названием «Три истории», предпоследней серии первого сезона. Эпизод, как и намекает название, состоял из трех взаимосвязанных историй о персонажах, страдающих от болей в ноге. И одним из этих персонажей был, разумеется, Хаус собственной персоной. Его история объясняла хромоту доктора-мизантропа, одного из важнейших моментов всего сериала. Жюри «Эмми» оценило как новеллистическую манеру изложения трех историй, так и затейливый способ освещения деталей жизни Хауса и медицинских проблем. Однако, как и давнишний набег на телесценарное поприще, сценарий этой серии был самым настоящим риском. Слишком уж экспериментальную и необычную форму выбрал для него Шор.

«Это была либо худшая вещь из того, что я когда-либо писал, либо лучшая. И честное слово, ответа я не знал».

Речь Шора на награждении «Эмми» была квинтэссенцией его человеческой сути: «Хочу сказать спасибо Хью Лори, благодаря которому я выгляжу лучшим сценаристом, чем я на самом деле являюсь. И моим родителям — за то, что воспитали меня счастливым и научили, как получать удовольствие от жизни. Но я также хочу поблагодарить и всех тех, кто заявлялся в мою жизнь и делал меня несчастным, кто порождал во мне ярость и едкий цинизм. Ведь без них этот персонаж никогда бы не появился на свет».

Так что же может отколоть Шор для продолжения банкета? Вполне логично предположить — между прочим, этот шаг опробован не одним сценаристом / продюсером, добившимся признания на телевидении, — что последует киноверсия «Доктора Хауса». Но Шор говорит, что его не интересует кино, и по довольно любопытной причине: «В те странные моменты, что мне порой доводится смотреть кино, я часто просто выхожу из зала, осознавая, что мог бы остаться дома и увидеть более совершенную и лучше рассказанную историю, просто включив телевизор. Кино теперь слишком часто концентрируется на событии, тогда как телевидение всегда делает акцент на истории».

Помимо прочего, Шор провел сравнение между телевидением на его родине и телевидением США, а также между ТВ и кино, что во многом объяснило, почему он предпочел бы оставаться телевизионным парнем: «Канадское телевидение оборачивается провалом по той же причине, по которой столь часто проваливаются американские фильмы, — они контролируются не сценаристами. Очевидно, что я предвзят и существуют отличные, умные режиссеры и отличные, умные продюсеры, но никто не понимает историю так, как сценарист. Американские фильмы полностью зависят от режиссера, канадское телевидение — от продюсеров, но американское телевидение — это вотчина сценаристов».

Несомненно, что во многом именно сценарный контроль Шора над «Доктором Хаусом» превратил этот сериал в одно из увлекательнейших зрелищ современного малого экрана. И не менее несомненно, что миллионы поклонников рады его «глупейшей выходке» двадцатилетней давности, когда он бросил хлебное место при юриспруденции и отправился на поиски приключений и славы в Голливуд.