Въ прихожей купеческаго дома раздался звонокъ. Маленькіе хозяйскіе ребятишки, выбѣгающіе на каждый звонокъ въ прихожую, заглянули и на сей разъ въ дверь изъ гостиной въ прихожую и, увидавъ, кто пришелъ, бросились прочь и забѣгали по комнатѣ, крича:
— Докторъ пріѣхалъ! Семенъ Иванычъ пріѣхалъ!
Глава семейства, хозяинъ дома Акинфъ Васильичъ, спалъ у себя въ кабинетѣ крѣпкимъ послѣобѣденнымъ сномъ. Жена принялась его будить.
— Вставай! Семенъ Иванычъ пріѣхалъ. Нехорошо… Надо же доктора встрѣтить.
— Докторъ? переспросилъ хозяинъ, вставая съ дивана и потягиваясь. — Вели откупорить бутылку мадеры.
Докторъ между тѣмъ уже сидѣлъ въ гостиной на креслѣ, подзывалъ къ себѣ нѣсколько пятящихся отъ него ребятишекъ и говорилъ:
— Ну, подходите сюда. Показывайте ваши языки. Не хотите? Упрямитесь? А я гостинца вамъ принесъ.
Онъ досталъ изъ кармана коробочку съ ячменными леденцами отъ кашля и открылъ у ней крышку. Докторъ былъ пожилой человѣкъ съ просѣдью въ волосахъ, съ крупнымъ красноватымъ носомъ луковицей на гладкобритомъ лицѣ, обрамленномъ маленькими чиновничьими бакенбардами, идущими отъ висковъ, и въ вицмундирномъ фракѣ.
Дѣти, завидя гостинцы, подошли къ доктору и стали показывать поочередно языки. Докторъ совалъ имъ за это въ ротъ по конфетинѣ. Вошли хозяинъ и хозяйка. Хозяинъ позѣвывалъ.
— Акинфъ Василъичъ, добраго здоровья! проговорилъ докторъ, поднимаясь съ мѣста. — Спали?
— Да… немножко послѣ обѣда… По православному обычаю…
— Какое немножко! Часа два съ половиной спитъ послѣ обѣда, заговорила хозяйка. — Я ужь и то говорю, что при его толщинѣ…
— Да развѣ вредно это, Семенъ Иванычъ, чтобъ спать? Вѣдь день-то деньской бродишь, бродишь…
— А вы сколько ужь лѣтъ спите послѣ обѣда?
— Да лѣтъ пятнадцать…
— И ничего не чувствуете?
— Ничего… Все слава Богу…
— Ну, такъ и продолжайте спать, если нравится. Я самъ сплю съ часикъ.
— Думаю, что не вредно. Вотъ развѣ рука у меня по ночамъ ломитъ… То-есть, не то чтобы ломитъ, а какъ-то вздрагиваетъ и словно кто ее нажимаетъ, началъ хозяинъ.
— Вотъ, вотъ… Я ужь и то ему муравьинымъ спиртомъ натирала.
— Это, должно быть, надуло вамъ, а не отъ послѣобѣденнаго сна, отвѣчалъ докторъ. — Покажите языкъ? Языкъ хорошъ.
— Вотъ тоже ѣстъ много, и все жирное, продолжала хозяйка.
— Да вѣдь я съ водкой… отвѣчалъ хозяинъ.
— И водіій много пьетъ. До обѣда ходитъ изъ лавки по трактирамъ и рюмки три-четыре пьетъ, да дома рюмки три выпьетъ.
Докторъ взялъ хозяина за пульсъ, пошамкалъ губами и сказалъ:
— Ничего. Я самъ пью… Пульсъ хорошъ.
— Такъ пить три рюмки-то не вредно?
— Пейте. Вашъ организмъ уже привыкъ. А только вотъ я вамъ дамъ пакетикъ изъ травъ для настоя. Прелестный настой. Я всегда его и самъ пью. Нарочно заѣхалъ, чтобы вамъ передать.
Докторъ полѣзъ въ карманъ фрака и досталъ пакетикъ.
— Очень вамъ благодаренъ, Семенъ Иванычъ, проговорилъ хозяинъ. — Ну, а насчетъ руки-то? Мазать муравьинымъ спиртомъ?
— Можете, это хорошо. Я самъ всегда муравьинымъ спиртомъ…
— Въ банѣ, на полкѣ, я думаю, еще лучше?
— Въ банѣ прелестно. Такъ вотъ велите настоять этими травами водку. Тутъ аккуратъ на четверть.
— Это, Семенъ Иванычъ, крѣпительная или слабительная?
— Больше крѣпительная, чѣмъ слабительная. Впрочемъ, настой этотъ вообще урегулировываетъ желудокъ. Я вамъ, пожалуй, дамъ и пакетикъ слабительнаго настоя.
Докторъ полѣзъ въ карманъ, досталъ пакетикъ, посмотрѣлъ на надпись и сказалъ:
— Вотъ это будетъ слабительный настой. То-есть, не то чтобы онъ былъ слабительный, а скорѣй кровоочистительный. Вы вотъ что дѣлайте… Вы пейте поперемѣнно… Первую рюмку того настоя, а вторую этого. Я самъ такъ дѣлаю,
— А третью рюмку можно пополамъ того и другого?
— Можно.
— Очень вамъ благодаренъ, Семенъ Иванычъ. А то, знаете, безъ лѣкарства въ домѣ даже и нельзя. Сколько я вамъ долженъ, Семенъ Иванычъ, за эти настои?
— О, пустяки! Вздоръ… Сочтемся. На овсѣ сочтемся. Я тамъ у васъ въ лабазѣ овесъ забираю и разныя разности для дома.
— Да, да…
— Ну, такъ вотъ… Я годъ у васъ забираю и годъ у васъ лѣчу, а потомъ сочтемся.
— Очень пріятно… Это для насъ даже лучше. Мадерцы, Семенъ Иванычъ, не хотите ли?
— Пожалуй… Мадера такой напитокъ, что ее всегда можно…
Въ дверяхъ показалась горничная съ бутылкой мадеры и съ рюмками.
— Ну, а ваше здоровье какъ, сударыня? спросилъ докторъ хозяйку.
— Ничего… Да вотъ все животъ…
— То-есть что животъ? Болитъ онъ у васъ, что ли?
— Нѣтъ, не то чтобы болѣлъ. Боли нѣтъ… А растетъ. Ужасно тяжело съ такимъ животомъ… Я вотъ все думаю, ужь не водянка ли у меня?
— Пустяки. Это просто избытокъ здоровья. У меня тоже вотъ животъ… А у васъ, знаете, и то вліяетъ: сколько у васъ было дѣтей!
— Да ужь очень онъ растетъ сильно. Некрасиво.
— Моціону надо больше. Покажите языкъ? Языкъ хорошъ.
— Вы мадерки-то выкушайте, Семенъ Иванычъ, предложила хозяйка.
— Я выпью. Ваше здоровье, сказалъ докторъ, чокаясь съ хозяиномъ.
— Ну, какъ, докторъ, насчетъ холеры? спросилъ тотъ.
— Да что! Вздоръ… Я думаю, она тамъ за границей и застрянетъ, а если сюда явится, то явится уже не въ азіатской формѣ, а въ формѣ холерины.
— А это не опасно? Еще рюмочку.
— Мадера прекрасная… Можно и еще… Нѣтъ, съ настоемъ номеръ первый, такъ даже и совсѣмъ не опасно. Какъ что почувствуете — сейчасъ поналягте на настой номеръ первый.
— Всенепремѣнно, Семенъ Иванычъ. Еще рюмочку.
— На дорожку можно. Да и прощайте… Хорошая мадера.
— Я вамъ, Семенъ Иванычъ, пришлю пятокъ бутылокъ на пробу.
— Пришлите. Потомъ сочтемся. Будетъ счетъ отъ васъ, будетъ счетъ отъ меня, вотъ мы и помараемъ ихъ квитъ на квитъ, Ну, ребятишекъ я осмотрѣлъ. Ребятишки здоровы.
— Петенька немного кашляетъ.
— А вотъ я оставлю ему эту коробку съ леденцами. Отлично. Приказчики здоровы?
— Что имъ дѣлается! Только ѣдятъ неудержимо, отвѣчалъ хозяинъ.
— Ну, такъ прощайте. Если что съ кѣмъ изъ приказчиковъ случится, то пришлите его ко мнѣ. Я пропишу.
Докторъ взялъ шляпу и сталъ уходить.
— Что за прекрасный докторъ этотъ Семенъ Иванычъ! восклицалъ хозяинъ послѣ ухода доктора и нюхалъ пакетики съ травами.
1889