Доктор Моррис Голдпеппер возвращается

Джеймс Э.(Элфонзус) Дэнди мерил шагами, которые можно охарактеризовать только словом «беспокойные», пол конторы у себя на ранчо в Тишоминго, являвшемся гордостью штата Техас (которое, следовательно, не нужно путать с каким-нибудь ранчо, находящимся близ Тишоминго, штат Оклахома). Время от времени он пытался, подобно Бетиусу, искать утешения в философии — это слово применяется здесь в прежнем своем истолковании и означает «наука» и обращался к книжной полке. Но на этот раз труды Кроу, Хольвагера, Бэрретта, Шильдса и Уильямса (не говоря уже об Оливере), на этот раз труды сих великих первооткрывателей науки, не смогли ни утешить, ни заинтересовать его. Бремя его было тяжко. Нужда его была велика. Шаги его были беспокойны.

На некотором расстоянии от него, нам нет необходимости устанавливать с непогрешимой точностью на каком именно, ибо все (как открыл нам великий Эйнштейн) относительно: то, что в штате Род-Айленда и Плантаций Провидено считается далеким путешествием, в Техасе — лишь увеселительная прогулка… Итак, продолжим: на некотором расстоянии от него горько плакала хорошенькая привлекательная молодая особа женского пола. Огромные слезы вытекали из ее больших глаз и скатывались по мягким щекам.

— Ну папа, папа, папа, — заклинала и молила она. — «Маленький Джимми» во всем этом не виноват. Почему нам нельзя пожениться, папа, пана, скажи?

Ее звали Мэри Джейн Кроуфорд, Человек, к которому она обращалась на языке дочерней преданности, был ее отец, д-р Клемент (или «Клем») Кроуфорд, землевладелец и земледелец, иными словами — хозяин ранчо, помимо того, овеянный eclat[1] как обладатель ученой степени в области Стоматологии.

Незамедлительно и совершенно по праву возникает вопрос: почему этот последний факт не упомянули первым, и вот ответ: д-р «Клем» Кроуфорд, или «Док», — фамильярное уменьшительное, которое вызвало бы обоснованную обиду в таких центрах густонаселенного обитания, как крупные города, а в сельских областях может употребляться и часто употребляется без намерения оскорбить, — «Док Клем» Кроуфорд вот уже несколько лет, как отошел и устранился от активной практики этой чрезвычайно важной профессии, и с тех пор посвящал свое время сельскому хозяйству и смежным с ним ремеслам.

— Мэри Джейн, — сказал он с некоторым раздражением. — Хорошо бы тебе прекратить эти вопли. Я не говорил, что тебе нельзя выходить замуж за «Маленького Джимми», я сказал только, что тебе нельзя выйти за него сейчас. Он не виноват, что «Большой Джимми» оказался в таком плачевном положении. Но все, что ему принадлежит на этом свете, является долей того, что есть у его папы, а его папа, похоже, имеет весьма значительные шансы потерять все, что у него есть. Мне просто совершенно невыносима мысль о том, что моей малышке придется терпеть лишения и ютиться в каком-нибудь стареньком домишке из десяти комнат. Конечно, вы могли бы потом жить здесь, а «Маленький Джимми» мог бы работать на меня. Но нет. Он абсолютно такой же упрямец, как и его папа.

Огорченная, безутешная Мэри Джейн ушла. Ее отец все так же сидел в кресле и как будто печально размышлял о делах дочери, но на самом деле у него были собственные непрошеные заботы.

В просторной кухне дома на ранчо Кроуфордов миловидная женщина средних лет занималась выпечкой пирожков с фруктами и прочих съедобных деликатесов. Это была миссис Дусит, экономка, вдовая женщина, выражаясь на языке местного диалекта. Когда-то ей казалось, что есть причина предполагать наличие интереса к ней со стороны ее нанимателя, д-ра Клемента («Клема») Кроуфорда — вдовца, никак не связанного и не имеющего ничего общего с такими аргументами, как ее пышные сочные пирожки, смачные бифштексы, вкусный кофе и восхитительное жаркое… хотя они ни в коей мере не способствовали его уменьшению.

В то время ей казалось, будто она замечает определенное выражение во взгляде своего нанимателя и определенные нотки в его голосе. Однако это время прошло, и вместе с ним у миссис Дусит прошел почти всякий интерес к работе. Она даже подумывала, не занять ли ей должность воспитательницы в заведении для неимущих девиц, которое содержал в пригороде Далласа Союз Баптистов Юга.

Но она все откладывала этот решительный шаг со дня на день.

Наверху, в просторных апартаментах, щедро предоставленных в его распоряжение хозяином, Клементом («Клемом») Кроуфордом, д-ром С. (не практ.), находилось еще одно лицо из dramatis personae, или списка действующих лиц повествования, внимательно рассматриваемого нами в данный момент, а именно и videlecet некий Моррис Голдпеппер, доктор стоматологической хирургии, изобретатель моста Голдпеппера и коронки Голдпеппера, а также усовершенствователь полувыдвижного зажима, носящего его имя. Он является как бы Ливием, Макробиусом или Джиббоном данной летописи. (Скромность, проявляющаяся как самопроизвольное нежелание находиться в центре внимания, обязывает меня — за единственным исключением в данном месте — придерживаться третьего лица как ранее, так и в дальнейшем).

Апартаменты, или самая настоящая отдельная квартира, состояли из спальни, комнаты для отдыха, кабинета, кухни, бара (который в силу широко известной умеренности привычек д-ра Голдпеппера оставался почти без применения, подобно определенным органам, характерным для млекопитающих, наличествующим у кабана), игровой комнаты и помещения, прежде бывшего второй спальней, которое, однако, ценой немалых затрат и усилий превратили в лабораторию для изготовления и сборки зубопротезных приспособлений.

Сделано все это было исключительно из великодушия, привязанности и уважения, которые испытывал д-р Кроуфорд по отношению к своему старинному «однокашнику» по Морской Зубоврачебной Службе, д-ру Голдпепперу.

Не следует думать, что д-р Голдпеппер перестал арендовать свою холостяцкую квартиру в отеле Дейвенпорт, а также лабораторию на Бродвее в северо-западной его части, где расположены Семидесятые улицы, чтобы вести образ жизни провинциального сквайра в лесистой или (учитывая скудность деревьев) полулесистой цитадели округа Джон К.Колхаун, штат Техас. В сущности, дело не слишком приятное заключалось в том, что он как раз претерпевал долгий затруднительный процесс восстановления сил, сопряженный с последствиями вызволения его из когтей и лап злокозненных обитателей планеты иной части Галактики.

Во всяком случае д-р Голдпеппер отдыхал в роскошно обставленных апартаментах для гостей. Он совершал долгие прогулки по ранчо и находил удовольствие в зеленеющей растительности всходов и округлой волнистости холмов. И, впервые со времени отрочества, возвратился он к незлобивому занятию — рыболовству, или ко времяпрепровождению путем ужения рыбы.

Ранчо М.Бар Л. (названное в честь достопочтенного Мирабо Бонапарте Ламара, бывшего некогда президентом Техасской Республики и кумиром «Дока Клема» в детстве) находилось на реке Маленькая Команче. Тем, кто привык к величавому Гудзону и судоходной Ист Ривер, применение слова «река» по отношению к тому, что остальные могут счесть всего лишь ручьем, вначале дается нелегко. Как бы там ни было, воды Маленькой Команче изобиловали форелью, окунями и прочими съедобными разновидностями рыб. Д-р Голдпеппер считал себя слишком нетерпеливым, чтобы попытаться овладеть техникой ужения рыбы на искусственную или даже натуральную мушку, однако его предприимчивый хозяин постоянно наполнял коробочку для наживки червями поразительной стати и длины, и при подобном вспоможествовании гость зачастую возвращался домой, неся в корзине для рыбы кое-что помимо воздуха.

Именно в тот день, с которого мы начали свой рассказ, д-р Голдпеппер возвратился, совершив обход окрестностей, и хозяин дома сообщил, что некто дожидается, желая повидать его.

— Дожидается, желая повидать меня? — так прозвучал удивленный ответ. — Кто?

— Морри, я не знаю, — сказал доктор «Клем», — какой-то маленький старенький человек.

Д-ра Голдпеппера совершенно сбила с толку осведомленность о привычке техасцев ставить слова «маленький» и «старенький» чуть ли не перед всяким существительным — «маленький старенький младенец», «маленький старенький слон» или «бронтозавр» — а потому он удивился, заметив, что дожидавшийся его субъект действительно оказался маленьким и — судя по всем внешним признакам — стареньким.

Но прошла доля секунды, и он узнал типично синие десны во рту этого индивидуума, раскрывшемся в раболепной фальшивой лицемерной улыбке, и понял, что находится в обществе представителя отвратительной и чужеродной расы, чьим пленником он оказался вопреки своей воле на далеком Ипсилоне Кентавра (так он называл ее с мрачноватой иронией, чтобы избежать озлобления).

Напугавшись, д-р Голдпеппер от изумления вскрикнул. Он сделал шаг и по оплошности оказался за спиной «Дока» Кроуфорда, спросившего: «Морри, в чем, к черту, дело?»

Голдпеппер бесстрашно попытался хлестнуть посягателя удочкой, но миниатюрный инопланетянин увернулся от удара и упал ниц, крича: «Будь добр, милосердный Голдпеппер!», и попытался подсунуть голову под ногу Голдпеппера.

Как только наступило осознание того, что сей жест выражает смирение, а также уважение и почтение, а не является одним из приемов силовой борьбы, последний сразу же обрел спокойствие.

— Что означает это возмутительное вторжение? — с суровым возмущением спросил д-р Голдпеппер. — Входит ли в ваши намерения похитить меня еще раз, как будто я еще не пресытился цурис?

— Окажи содействие, окажи, великодушный Голдпеппер! — застонал инопланетянин, корчась на ковре из шкур пятидесяти четырех койотов, застреленных владельцем М.Бар Л. — Прости, Величайший Стоматолог всех времен!

Схватив нежеланного гостя за край воротничка, пока тот все пытался изобразить из себя вассала, д-р Кроуфорд осведомился, в некотором изумлении: «Морри, ты хочешь сказать, что эта маленькая старенькая тварь принадлежит к банде, которая тебя похитила?»

— Это совершилось за счет хитрости, а не путем насилия, — устало сказал некогда пострадавший. — И мне не хочется останавливаться на этом вопросе. Попроси его удалиться.

— Попросить его?! — воскликнул, ругнувшись, д-р Кроуфорд. Он открыл дверь и вышвырнул незваного гостя вон с некоторой долей насилия. Затем он вызвал одного из своих служащих, высокого смуглого уродливого человека с одним лишь глазом, известного как «Ojito»[2] Гонсалес, за чью голову в штате Чиуауа (а может быть, Сонора) было назначено неофициальное вознаграждение в десять тысяч песо. Он приказал мексиканцу не допускать более внеземное существо в пределы ранчо под угрозой великой немилости.

Чрезвычайно потрясенный этими событиями д-р Голдпеппер позволил себе поддаться на уговоры и выпить маленькую рюмочку виски «Бурбон», а миссис Дусит сварила ему крепкого кофе.

Еще не улеглось возбуждение, вызванное этими неприятными событиями, а с дороги уже донесся шум автомобиля. Выглянув из окна, находившиеся в помещении увидели хорошо известный светло-кремовый кадиллак Джеймса Э.(Элфонзуса) «Большого Джимми» Дэнди. Вместе с ним в машине сидел его сын, «Маленький Джимми», — замечательный пример гиперболы или преувеличения, не имеющего целью ввести в заблуждение, ибо невооруженному глазу было ясно, что в «Маленьком Джимми» по меньшей мере шесть футов и шесть дюймов росту, и лицо у него открытое и приятное. Для д-ра Морриса Голдпеппера служил источником печали тот факт, что независящие от него обстоятельства создали препятствия браку этого молодого человека и Мэри Джейн Кроуфорд, к которой он очень нежно относился (наподобие дядюшки, и она называла его «дядя Морри»).

Молодой человек помахал им рукой, а затем удалился вместе со своей нареченной, выбежавшей из дома ему навстречу. Его отец поглядел на них, покачал головой и медленно пошел в дом.

— Здрассте, «Клем», — сказал он в качестве приветствия. — Здрассте, «Док», — имея в виду не хозяина, а гостя.

— Какие-нибудь новости, «Джимми»? — осведомился д-р Кроуфорд. Когда м-р Дэнди медленно покачал головой, д-р Кроуфорд сжал губы. Затем он встал. «Мне надо заняться кой-каким делом на южном сороковом, — сказал он. — А вы с „Морри“ развлеките пока друг друга. „Джимми“, вы с сыном остаетесь обедать у нас, слышишь?» — И он исчез. Ему явно не хотелось, чтобы представилась возможность побыть с другом наедине, конечно, из опасений, как бы не оказался затронут вопрос отложенного бракосочетания.

Изо всех сил стараясь завязать беседу, д-р Голдпеппер спросил: «Интересно, почему люди всегда говорят о южных сороковых. Почему это так редко приходится слышать, если вообще приходится, о северных сороковых?»

Но м-р Дэнди не справился с решением этого занимательного этно-экологического вопроса. Он просто покачал головой со смущенным видом и сказал: «Прокляни меня Б., я не знаю, „Док“». А потом вздохнул.

Он был типичным хозяином ранчо техасского типа: высокий, покрасневшее лицо, сапоги, Стетсон.

Он еще раз вздохнул, глядя на чучело части белохвостого оленя, которое д-р Кроуфорд разместил над полкой гигантского камина, следуя довольно-таки сомнительному порыву.

— М-р Дэнди…

— «Джимми», «Док».

— «Джимми», простите, что я затрагиваю ваши личные эмоциональные затруднения, но если не возражаете… в конце концов, хоть я и не врач в общепринятом смысле слова, и уж вовсе не психиатр, не психолог и не психоаналитик (Фрейдианской или иной направленности), все же, на протяжении долгих лет исполнения профессионального долга, прежде чем приступить к работе более уединенного свойства над зубными протезами, в ходе гражданской практики, а также в Морской Зубоврачебной Службе Соединенных Штатов пациенты часто поверяли мне разнообразные свои затруднения, и…

М-р Дэнди разразился стоном. «Док, — сказал он, — вы не знаете кого-нибудь, кто хотел бы купить пятнадцать миллионов дождевых червей?»

Молчание.

Д-р Моррис Голдпеппер пришел к убеждению, что этот человек повредился в уме, что послужило причиной ментальных аберраций немалых размеров.

— Что вы понимаете под «пятнадцатью миллионами дождевых червей»? осторожно спросил он. Ему уже доводилось сталкиваться с разнообразнейшими видами маний, но это было нечто новое.

— Во всем виновато Б… проклятое Федеральное Правительство, — сказал м-р Дэнди. — Если бы не Они, я никогда бы не оказался в этом самом затруднении. Могли бы по крайней мере скупить их у меня. Они ведь скупают избыток пшеницы, верно? Масла? Хлопка? Земляных груш? А вот известно вам, что в прошлом году Федеральное Правительство истратило свыше восьми миллионов долларов налогообложении, чтобы не упали цены на свиное сало?

— Как! — воскликнул задетый за живое д-р Голдпеппер. — Из моих денег?

М-р «Большой Джимми» Дэнди с шумом стукнул кулаком правой руки об ладонь левой. «Да, сэр, из ваших денег! И из моих денег! Но разве я могу получить часть их обратно, когда они мне нужны? Нет, сэр. Они да их Б… проклятая борьба с наводнениями! Да стоит мне только подумать об этом…»

Д-р Моррис Голдпеппер с тоской подумал о безупречно оборудованной лаборатории наверху, об аккуратных рядах штифтов с зубами, о подносах с шеллаком, гипсом, зуботехническим камнем, о подносах с протезами, печах и машинах для отливки, о токарном станке Бальдора, о горелках Бунзена. Ведь он мог бы заниматься сейчас работой над своим излюбленным проектом, разрабатывая Колпачок Голдпеппера, вместо того чтобы выслушивать бессвязную болтовню какого-то доморощенного антифедералиста. Он вздохнул.

— Какова же в точности или хотя бы приблизительно связь, — спросил он, — между государственными проектами по борьбе с наводнениями и продажей или приобретением дождевых червей?

Худой морщинистый владелец ранчо сочувственно посмотрел на него. «Это верно, — сказал он. — Вы же нездешний. Откуда вам знать. Значит, так, „Док“, предполагалось, что Федеральное Правительство станет осуществлять этот самый проект по борьбе с наводнениями и построит плотины в долинах рек Маленькая Команче, Большая Команче, Средняя Команче, Мутный Том, Прозрачный Том и Упрямица, отчего возникло бы двадцать семь новых озер. Вы ведь знаете, „Док“, в этой части Техаса озер очень мало, и не думаю, что среди них наберется больше одного или двух, чтобы нельзя было плюнуть с одного берега на другой, если ветер удачный и дует в спину. Так что можете себе представить, что бы значило появление двадцати семи озер. Двадцать семь озер!»

— Гм-м-м, — глубокомысленно сказал д-р Моррис Голдпеппер.

— Все рыболовы Техаса, — с энтузиазмом заявил м-р «Большой Джимми», толпами потянулись бы в новый Озерный Край, не говоря уже о множестве народу из других штатов. Это стало бы крупнейшим событием со времени обнаружения нефти. Ну и естественно, — сказал он, — я позаботился об увеличении поголовья.

— Поголовья?

— Да. У себя на ранчо.

Д-р Голдпеппер, мысливший в рамках инвестиционных трестов, обычных и приоритетных, и разбиравшийся в этом вопросе слабо или не разбиравшийся вообще, так как по природе своей не был дельцом, мягко усмехнулся. «Понимаю, — сказал он. — Черный Ангус? Санта Гертрудис? Брахма? — термины, которым он научился у своего хозяина, Клемента („Клема“) Кроуфорда, д-ра С. (не практ.). — Вы собирались продавать мясо этим приезжим туристам? Мясо на вертеле? Гамбургеры?»

М-р Дэнди бросил на него престранный взгляд. «Вы хотите сказать, „Док“, — осведомился он, — что не знаете, какого рода тварей я развожу у себя на ранчо?»

В наступившем неловком молчании до них донеслись голоса молодых людей, гулявших на улице. Мэри Джейн все плакала, уткнувшись в шелковую рубашку «Маленького Джимми» и так намочила ее, что она стала прозрачной. А он похлопывал ее по плечам своими огромными руками и говорил: «Ну-ну, золотко. Ну-ну, золотко».

— Э-э-э, так какого же рода?

— «Док», когда в Техасе говорят «Джим Дэнди», имеют в виду дождевых червей. А когда говорят «дождевые черви», имеют в виду Джима Дэнди. Однозначные термины, сэр. Однозначные термины. Двадцать пять лет назад я начал дело с одного бочонка червей, а теперь у меня самое большое ранчо с червями во всем штате Техас! А значит и в мире. Ямы для червей площадью в квадратную милю, «Док», представьте себе. Сараи, баки и контейнеры для червей площадью в квадратную милю. — С гордым мечтательным выражением лица он пристально смотрел вдаль. — Эрл Б.Шилдс, вы ведь слышали об Эрле Б.Шилдсе? Все слышали об Эрле Б.Шилдсе. Эрл Б.Шилдс посвящает мне целых две главы в «Коммерческом разведении Дождевых червей». В «Больших и лучших Красных червях» Джорджа Х.Холвейджера имеется пятнадцать иллюстраций с изображениями моего ранчо. Называет меня «примером, достойным подражания для всех прогрессивных владельцев ранчо с червями». Что вы об этом думаете? Бэрретт, Оливер, Кроу, Уильямс и прочие — все они ссылаются на меня, да, сэр.

Затем восторженное выражение исчезло с его морщинистого лица.

— Но я слишком высоко замахнулся, — сказал он. — Меня подстегнула одна только мысль об этих двадцати семи озерах и толпах, которые туда устремятся. Какой рынок для червей для наживки! А я оказался как раз посреди всего этого, верхом на главной автомагистрали! Я публиковал объявления, на целые страницы в «Национальном Владельце Ранчо с Червями», предлагал максимальные цены: восемь долларов за пять сотен гигантов, пять долларов за пять сотен средних и четыре доллара за пять сотен червей общего типа. Предлагал гарантированные соглашения по покупке на три года вперед…

Охваченный энтузиазмом владелец ранчо возводил новые строения, чтобы разместить увеличившееся поголовье. Он занимал деньги, чтобы расплатиться за них.

О тщета людских желаний! Увы! (Так назвал это Сэмюэл Джонсон, д-р права, вып. Оксф.). Увы честолюбивым замыслам!

Во имя экономии Федеральное Правительство отменило осуществление проекта по борьбе с наводнениями в области, куда входили регионы рек Маленькая Команче, Большая Команче, Средняя Команче, Мутный Том, Прозрачный Том и Упрямица, а «Большой Джимми» Дэнди с ранчо Дождевой Червь Джима Дэнди, таким образом, остался как бы расхлебывать кашу.

Какое право, вопрошал он, имело Федеральное Правительство лезть в дела Техаса со своей экономией? Если бы техасцам понадобилась экономия, заявил он, штат остался бы Республикой.

— И вот теперь, — торжественно заявил он, — у меня пятнадцать миллионов червей в ямах, а мои постоянные рынки не в состоянии приобрести больше миллиона. «Док», перед вами стоит разоренный человек. Мои надежды разлетелись в прах, мои земли заложены, и, похоже, «Маленький Джимми» и Мэри Джейн еще долгие годы не смогут пожениться. Ведь я знаю наверняка, что мой мальчик не станет разбивать папе сердце и не возьмет на себя расходы и ответственность за жену, прежде чем удастся расплатиться с папиными долгами до последнего медяка. Если бы я считал иначе, я пустил бы себе пулю в лоб, и он знает об этом, да, знает.

— От одной только мысли, что все эти голодные красавцы, извиваясь, ползают по моим червячным ямам, и нет для них рынка сбыта, ну никакого, у меня болит и сосет под ложечкой. Интересно, не испекла ли миссис Дусит пирог со сладким картофелем, Впрочем, если нет, я съем с ревенем и пеканом.

Д-р Моррис Голдпеппер отклонил предложение проследовать вместе с владельцем ранчо на кухню и, терминологически неточно сославшись на головную боль, удалился, дабы предпринять еще одну продолжительную прогулку по окрестностям.

Часть ума д-ра Голдпеппера была погружена в размышления о проблемах колпачка Голдпеппера, вот уже много лет являвшегося бесконечным трудом на стадии развития (например, должен ли он быть сетчатым или нет), а в то же время другая часть его ума печально обдумывала вопрос «Большого Джимми», «Маленького Джимми» и Мэри Джейн.

Он едва ли успел отдать себе в том отчет, как уже оказался на чем-то вроде высокой насыпи или холмика, откуда открывался вид на изрядную часть владений его друга, д-ра Кроуфорда. Повсюду зеленели всходы, кроме этого холмика, сухого, пыльного, питавшего (а, может, это слишком сильное выражение?) лишь кучку болезненного вида сорняков.

Его внимание привлек скребущий звук, он обернулся и увидел инопланетянина, того самого, которого ранее вышвырнули за пределы владений, пребывавшего в данный момент в процессе стояния на коленях и посыпания головы пылью при помощи обеих рук.

— Презренный я! О, великий Голдпеппер! — заныл он. — Смирен я и унижен пред тобой. От имени моего народа приношу извинения я. Прости, прости, сострадательный Голдпеппер!

Сначала д-р Моррис Голдпеппер решил, что дорого продаст свою жизнь. Но ему пришло в голову, что эта тварь из иного квадранта Галактики, может быть, как раз говорит правду. К тому же в нем взыграло любопытство.

— Что вы здесь делаете? — осведомился он. — Согласно договору о мире, подписанному вашей планетой, Американской Ассоциацией Стоматологов и Союзом Прибрежных Предприятий, действовавшими через своего представителя м-ра Альберта Аннаполло, а также Плану Стоматологического Здравоохранения Портовых Грузчиков, выступавших в роли наших ударных войск, меня надлежало освободить из плена, где я трудился, изготавливая зубные протезы, чтобы представители вашей изначально беззубой расы смогли выдавать себя за землян; а все ваши соплеменники, находящиеся на этой планете, должны были отбыть instanta[3] под угрозой безжалостного фторирования воды на вашей планете. А потому я вынужден спросить: что вы здесь, по-вашему, делаете?

— Малейшая примесь фтора для нас мгновенную смерть несет. Жизнелюбивый Голдпеппер, — запричитал инопланетянин, — сжалься!

Вопреки собственной воле д-р Голдпеппер растрогался и великодушно повелел ему говорить без страха. И данная форма внеземной жизни (его раса имела два сердца и шесть раздельных суставчатых пальцев на каждой руке и ноге) именно так и поступила.

— Когда тебя у нас забрали, великое бедствие с нами стряслось, благоприятствующий Голдпеппер! — простонал он. — Помоги, помоги!

— И в чем беда, как вам представляется?

— Перенаселенность.

С некоторой натянутостью д-р Голдпеппер указал на то, что он не Маргарет Сэнгер.

— Недоедание! Почва нашего родного мира долгие циклы оскудевала. Горе, горе, горе! Пораженной планете нашей вспоможествуй, ученый Голдпеппер!

В precis[4] или вкратце, поведанная им история заключалась в следующем: в результате какого-то странного состояния самой почвы на их планете урожай слиса, источника основного студенистого продукта их питания, снизился на сорок процентов и продолжал снижаться. Урожай пертса, главного компонента каш, упал до двадцати процентов по сравнению с обычным, а что касается снита, катча и зуки, обладавших более ограниченным количеством питательных веществ, считалось сомнительным, чтобы урожай их смог достигнуть зрелости. Химики-почвенники Ипсилона Кентавра, по всей видимости, столь же передовые, сколь и наши, заявили, что находятся в тупике. Опрыскивание обширных площадей Кз. Пф. Кз. ни к чему не привело, а орошение еще более обширных районов снургом не принесло ни малейших результатов.

— Когда-то наша планета как это выглядела, — провыл оратор. — Теперь как это она. — Сначала он указал на зелень, со всех сторон окружавшую холм, потом — на бесплодное возвышение, на котором они стояли; затем он нагнулся и снова стал посыпать голову пылью.

Следя за движениями его рук, д-р Голдпеппер заметил, что к ним приближается один из работников ранчо и с помощью жеста выразил свое желание, чтобы этот человек поднялся к ним.

— Раз уж вы тут, «Док», — сказал этот человек, подходя к нему, — у меня тут этот самый клык задает мне жару, лицо мне все разнесло, и я живу на одном пиве с бобами. Видите? — и он засунул в рот пыльный палец, чтобы указать на болезненный клык.

— Когда сможете, приходите в хозяйский дом, у меня там инструменты, я взгляну на него, — сказал д-р Голдпеппер. — А пока что, извините за любопытство, но почему именно этот холм в таком запустении по сравнению с тем, что я осмелюсь назвать буйной растительностью во всех прочих местах на ранчо?

Человек вынул палец изо рта, пососал в размышлении зуб, а затем сказал: «Ну как же… эта… вон земля выглядит как вся тутошняя земля раньше выглядела, пока мы не запустили этих самых красно-золотистых гибридных гигантов Джима Дэнди. Теперь тут каждый-всякий кусок земли зеленый и произрастает. Мы… эта… держим тут старенький маленький холм отдельно просто, чтоб показать, до чего тут раньше жутко было. „Док“, а это здорово больно?»

Таким образом было явлено д-ру Моррису Голдпепперу напоминание об исключительной и удивительной способности обычных дождевых червей — не говоря уже о красно-золотистых гибридных гигантах Джима Дэнди омолаживать участок земли путем продвижения через нее и за счет ее продвижения через них. «Противная тема», — возможно, скажет кое-кто, но ничто естественное не противно науке стоматологии; размышляя об этом, он возвратился в хозяйский дом в сопровождении выходца с Ипсилона Кентавра как раз вовремя, чтобы застать «Большого Джимми».

Ведущий производитель червей Америки никак не хотел поверить, что инопланетянин явился с другой планеты, но после многократных заверений и уверений в том, что он во всяком случае не из Советского Союза, выразил полную готовность к заключению сделки. В конце концов далеко не каждый день недели приносит покупателя на пятнадцать миллионов дождевых червей.

Однако слово «покупатель» подразумевает не только продажу, но и покупку тоже. Покупать можно, расплачиваясь наличными, товарами или услугами. Наличных у ипсилонцев, понятное дело, не имелось. Единственным видом услуг в пределах их способностей, который мог бы хоть как-нибудь пригодиться, являлась телепортация (трансматериализация, согласно иному словоупотреблению), но все сошлись на мнении, что к этому мир еще не готов. Поэтому оставались «товары».

Ипсилонец предложил расплатиться за червей, когда урожай в его родном мире поднимется до прежних размеров, слисом, пертсом, катчем и/или зуки из расчета фунт за фунт. Но когда д-р Моррис Голдпеппер (некогда питавшийся долгие месяцы этими веществами и их производными) сообщил, что лучшие из них по вкусу напоминают старый переплетный клей, м-р Дэнди отклонил это предложение. А также рыгнул.

— Извините меня, ребята, — сказал он, сконфузившись и придя в замешательство. — Это что-то вроде несварения на нервной почве, бывает у меня время от… Что это, к чертям, такое?

«Этим» оказался ряд предметов в маленькой коробочке, которую протянул ему инопланетянин с Ипсилона; с виду они не отличались от таблеток аспирина по пять гранов, а по форме походили скорей на крошечные претцели[5].

— Незначительные лекарства моей планеты, они, — сказал он, — от нездоровья желудка, толстой кишки, фриста и гранка помогают. Прими, прими, взращивающий червей Дэнди.

Он принял, и, пока он глотал, д-р Кроуфорд спросил: «Они еще от чего-нибудь помогают?»

Ипсилонец призадумался. «От артрита», — сказал он после глубоких размышлений. Доктор «Клем» публично признался, что время от времени оказывается жертвой заболевания, которое, по его предположениям, вполне может быть артритом в области левого колена, и проглотил один из пилюлеобразных претцелей прежде, чем коллега успел указать ему на то, что это ненаучный подход к глубоко научному вопросу.

В ту самую минуту вошел «Маленький Джимми» и напомнил отцу, что они обязаны заботиться о пятнадцати миллионах червей и по этой причине не смогут провести здесь весь день и всю ночь, как бы сильно он лично («Маленький Джимми») этого ни желал. Когда он нехотя смолк, явственно послышались приглушенные всхлипывания Мэри Джейн, стоявшей на улице.

Его отец встал. «Мальчик прав, — заявил он. — Что ж, пожалуй, мне придется вернуться завтра и продолжить обсуждение. Я, право же, надеюсь, что нам удастся что-нибудь придумать. До свидания». И они уехали на светло-кремовом кадиллаке, а д-ру Голдпепперу пришлось тогда заняться лечением воспалившегося зуба работника ранчо. Пришлось потрудиться над корнями и каналами. С помощью не вполне усердного коллеги работа пришла к успешному завершению.

Все легли спать довольно рано, не исключая и ипсилонца. «Я, пожалуй, приму еще одну такую штуковину», — заметил хозяин дома, собираясь отправиться наверх.

— Вас беспокоил в последнее время артрит? — заботливо спросил д-р Голдпеппер.

— Нет, а к чему рисковать? — прозвучало в ответ. — Спокойной ночи, «Морри». Спокойной ночи, Мэри Джейн. Спокойной ночи, э-э-э.

Мэри Джейн шмыгнула носом.

Следующее утро застало д-ра Морриса Голдпеппера за питьем сока розового грейпфрута (фрукта, который должен бы прославить Техас куда больше) в обществе одной лишь Мэри Джейн, которой нечего было сказать; лишь изредка раздавались слегка сдавленные всхлипывания.

Не успел он покончить с этим занятием, как приехали Дэнди, и м-р Дэнди старший ворвался в уголок для завтрака (размером с Главный Бальный Зал в отеле «Дейвенпорт»), его красное лицо светилось радостью. «Подействовало!» — крикнул он, и этот шум привлек на место действия ипсилонца. «Большой Джимми» приподнял его и закружился вместе с ним по комнате в танце. «Подействовало! Привело мой желудок в порядок, в каком он прежде никогда еще не бывал! Оно наверняка подействует и на артрит тоже! Я думаю, одна половина населения Соединенных Штатов страдает несварением на нервной почве, а у второй — артрит! М-р ипсилонец, скажите, вы не армянин? Я знавал очень славных армян! Я возьму семь с половиной миллионов белых и семь с половиной миллионов розовых, по червю за таблетку. Договорились?»

Инопланетянин пребывал в таком ошеломлении, что смог лишь кивнуть.

И тут вниз сошел д-р Кроуфорд. «Мэри Джейн, золотко, — изрек он, ступай-ка скорей на улицу да подари своему милому настоящий крепкий поцелуй по случаю доброго утра, слышишь? И скажи ему, что свадьба состоится!»

Обрадованная девушка с веселым визгом кинулась прочь из комнаты, а ее отец подмигнул, ткнул локтем в ребра двух землян и, понизив голос, сообщил: «Я обнаружил, от чего еще помогают эти таблетки! Ах, с добрым утром, Лилибелль!»

Д-р Голдпеппер, вознамерившийся было спросить, от чего еще, поднял голову, дабы узнать, что это за «Лилибелль», и — о, чудо! — ею оказалась миловидная экономка, к которой «Клем» раньше ни разу не обращался иначе, как «Миссис Дусит, мэм». Она покраснела и, прежде чем опустила глаза, стало видно, что в них мелькают искорки.

— Гм-м, — произнес «Большой Джимми» и добавил: «Ну, пожалуй, теперь нам понятно, что значит „Фрист“. А может, это „гранк“? М-р ипсилонец, сойдемся на пяти миллионах белых, пяти миллионах розовых и пяти миллионах зеленых. Сообщите этим самым фабрикам, чтобы готовились к увеличению выпуска продукции. Йиппи!»

— Йиихуу! — вскричал доктор Кроуфорд.

Инопланетянин ничего не сказал, только преклонил колени и поцеловал отвороты брюк д-ра Голдпеппера.

Как спасли Ипсилон Кентавра от истощения почвы и от голода, как техасская компания «Этичные Медикаменты Джима Дэнди Инкорпорейтед» со скоростью света выдвинулась в один ряд с большими корпорациями вместе с родственным ей синдикатом «Красно-Золотистые Гибридные Гигантские Дождевые Черви Джима Дэнди», как Джеймс Э.(Эльфонзус) Дэнди младший женился на Мэри Джейн Кроуфорд, как в ходе той же церемонии сочетались браком ее отец и миссис Лилибелль Дусит — суть темы слишком обширного содержания, чтобы д-р Моррис Голдпеппер смог осветить их здесь; он вновь пребывает в трудах и в добром здравии и, желая лишь добра и процветания зубоврачебному ремеслу Америки и человечеству, рад, что останется в памяти грядущих поколений лишь как изобретатель моста Голдпеппера, коронки Голдпеппера и как усовершенствователь полувыдвижного зажима, который носит его имя.