Доктор время, или Раз и навсегда

— По-моему, это цинично и жестоко. — Лита была поражена, как спокойно Иван говорил.

— По отношению к кому? — спросил тот. Мартова молчала, глядя на озеро. — Неужели вы думаете, что мы были бы более счастливы, разрушив семью и попытавшись создать новую? Что, если бы она не просуществовала долго? Опять трагедии. Не хочу сложностей. Я сыт по горло тем, что наблюдал дома, в своем родовом гнездышке. Если я не смог никого полюбить по-настоящему, неужели это преступление? Я ведь не собираюсь умирать, мне тридцать шесть. Вы слишком идеализируете мир, Лита. В стихах все намного красивее, правда. Но это фантазии, полет возбужденного ума. Нужно уметь смотреть реальности в лицо. Моя личная жизнь не более глупа и цинична, в конце концов, чем отсутствие таковой у вас! Я более честен, чем вы! Желаете прослыть неприступной Снежной королевой? — выпалил Иван.

Лита с негодованием подступила к нему ближе. Первым чувством было влепить пощечину ему, давшему себе право обсуждать ее способ выживания. «Приехал, чтобы учить уму-разуму, а у самого вместо сердца ледышка». — Она собиралась сказать ему что-то в этом роде, но губы Мартова вдруг задрожали, и через мгновение он хохотал, сгибаясь и держась за живот. Успокоившись, он снова сел на лавочку. Лита продолжала серьезно смотреть на него, хотя в душе ее перестал нарастать ком негодования.

— Лита, нас можно снимать для шоу «Скрытая камера». Я только проговорил, что со мною трудно поссориться, но вы, по-моему, готовы были растерзать меня минуту назад.

— Хоть я и Дева по гороскопу, но жалить могут не только Скорпионы.

— Не сомневаюсь.

— Так вот, я не буду отвечать на ваши фразочки. Моя личная жизнь никого не касается. И если уж говорить о прозвищах, то вам подойдет — Кай. В тот период его жизни, когда в глазу мальчика поселился осколок льда. Надеюсь, у вас он когда-нибудь растает.

— Вы необыкновенно прозорливы, именно так называли меня в институте. И мне это нравится.

— Вот уж не ставила своей целью доставить вам удовольствие, — съязвила Лита. — Не королевское это дело — угождать подданным.

— Может быть, хватит пускать шпильки, ваше величество. Забудем то, что стало причиной их появления.

— Хорошо, вы мой гость, поэтому я должна быть снисходительной, — сказала Мартова, беря Жорку за ручку. — Нам пора возвращаться. Елена Васильевна не любит долго ждать, а у нее, наверное, все уже готово. Мороженое охладит наш пыл. И волшебные слойки Елены Васильевны не дадут сказать лишнего.

— Как раз то, что нужно. Пойдемте.

Мартов не спеша шел сзади Литы и малыша. Дым его сигареты ветер относил обратно к озеру. Сегодня он выкурил уже почти пачку сигарет — это на него не похоже. Утром, пока собирался, сигарета постоянно была его спутником и теперь, когда разговор принял не совсем приятный оборот. Дернула его нелегкая со своими разоблачениями! Приехал наводить свои порядки, грести всех под свою гребенку? Кажется, он не ставил такой цели. Разболтался, и коньяк здесь ни при чем. Ему хотелось критических ситуаций, чтобы наблюдать, как Лита будет из них выходить.

Мартов будто впервые заметил, как стройна и грациозна его мачеха. Какое слово, совершенно не подходит для нее. Белоснежные волосы собраны в строгую прическу, а если распустить их, они лягут волнами на плечах. Так она станет еще красивее. Мартов глубоко затянулся, почувствовав, что смотрит на Литу оценивающе, как мужчина. Чтобы выйти из этого состояния, Иван начал размышлять над тем, получился разговор или нет?

Женщина слишком болезненно реагирует на совершенно естественные вещи. Она напряжена. Для человека ее профессии она плохо скрывает свои чувства и поддается влиянию эмоций. Конечно, в момент общения с ним она была просто женщиной, задетой, обиженной. И на что? На правду. Как он забыл, что в некоторых случаях гораздо лучше промолчать, чем высказаться откровенно. Расслабился он, почувствовал, что может разговаривать на равных, а она всячески дает понять, что должна быть ведущей. Иван бы не возражал. Ему нравится проявление инициативы у представительниц слабого пола, в меру, разумеется. А она или всегда стремилась властвовать или стала такой за последнее время. Отцу это не могло нравиться, а значит, два года одиночества и ответственности за семью, бизнес изменили женщину. Это пройдет, как только она сможет расслабиться рядом с надежным мужчиной. Не век же она, действительно, собирается хранить верность человеку, которого не вернешь. Интересно было бы наблюдать за ней, когда она почувствует, что в сердце неожиданно попала стрела Амура. Мартов продолжал мерить Литу взглядом, завидуя маленькому Жорке, шагающему рядом с мамой. Он крепко держит ее за руку, а Иван снова ощутил приятное тепло от ее сухой, маленькой ладони. Иван все больше жалел о потерянном зря времени. Напрасно он долго шел на поводу у Милы. Он считал, что она, как женщина, тоньше чувствует обстановку. Нет, в ней говорили только обида и нежелание общаться с красивой игрушкой отца. Сестра до сих пор не верит, что его чувство к Лите было искренним. Ивану легко было разделять мнение Милы, пока он не познакомился с Литой ближе. Никакие газетные статьи, фотографии не смогли передать очарования и обаяния, которые исходят от этой женщины. Отец любил ее. Иначе и быть не могло. Вспоминая холодные, временами отчужденные разговоры отца с матерью, Иван не мог и на миг представить, что подобное происходило у него и с Литой. Может быть, в этой женщине он нашел компенсации за все свои потери? Заботясь о ней, он растрачивал любовь и нежность, которая осталась в его сердце еще со времен, когда росли его дети. Они взрослели, а он все больше погружался в заботы о своей карьере, все упрямее шел к достижению цели. Он не мог прозябать, он хотел быть лучшим. Аэлита вполне соответствовала образу женщины, которая должна была сделать его счастливым, когда вершина достигнута. Иван уже сожалел о том, что рассказал Лите о Барбаре. Она не занимала в его жизни важное место. Не стоило ему вспоминать о ней в такой день. Он все испортил своей откровенностью.

Уже четыре года длилось их знакомство. Первая встреча состоялась на одном деловом приеме, который устраивал муж Барбары. Иван просто позволил себе роскошный секс два-три раза в неделю. В начале их отношений, которые трудно назвать романом, его голова больше была занята проблемами бизнеса. Барбара умела отключить его от всего, давая наслаждение и ничего не требуя взамен. Она — состоятельная женщина бальзаковского возраста, которая следила за собой и великолепно выглядела. Двое взрослых детей и вечно занятой муж совсем перестали интересоваться ею, тогда она нашла себе нужную отдушину в лице Ивана. Это было настолько романтично: «Красивый, молодой русский, который слывет отшельником». В первую же встречу Барбара осталась в недоумении: как такой страстный, искусный любовник прозябает в одиночестве? Иван не знал, что, влюбившись в него, она наняла частного детектива, который каждый день докладывал о передвижениях, встречах Мартова. Ничего особенного в его жизни не происходило. Женщин рядом не было — это больше всего интересовало ревнивую особу. Потом прошла пора присматривания друг к другу. Их встречи стали чем-то вроде ритуала, дани природному инстинкту, удовлетворить который муж Барбары со всеми его капиталами не мог. Постепенно все уложилось в определенную схему. Увидев, что любовник не поглядывает на сторону, женщина успокоилась, перестала изводить себя подозрениями. Она не слышала ни одного признания в любви от него, но и ни одной просьбы тоже. Барбара порой внимательно смотрела на Мартова, пытаясь разобраться, что он за человек. Не находя ответа, она успокаивалась, говоря себе, что пусть все идет, как идет.

Так же думал и Мартов. Встречи с этой женщиной вносили приятное разнообразие в его жизнь. Он занимался с ней сексом, не вникая ни во что более. Однажды она узнала о его финансовых проблемах и попыталась предложить помощь. Это чуть было не стоило ей разрыва с Иваном. Он с негодованием остановил ее, раз и навсегда объяснив, что он — не жиголо. Так они и встречались, разговаривая ни о чем, бесстыдно и сладостно обнажая тела, оставляя запертыми на широкий засов души.

Зачем он рассказал об этом Лите? Наверняка она теперь сделает вывод о его отношении к женщинам вообще. А ведь на самом деле он не встретил ту, от которой сердце бьется сильнее, голова глупеет и язык становится непослушным. Он не верит в возможность такой встречи. Он долго убегал от серьезных отношений, и теперь, когда он готов к ним, они не складываются. Правда, вот уже два дня он как-то странно себя чувствует в обществе красивой, уверенной в себе женщины, идущей сейчас впереди. Обычно Мартов не пытался мгновенно находить всему объяснение. Он предпочитал подождать, пока мысли улягутся в голове и все станет понятным. Что толку вопрошать себя: «Что со мной?», когда нужно немного подождать, и ответ придет. Но на этот раз Иван запаниковал. Через два дня он улетал домой, а его сердце, похоже, оставалось здесь. Отсюда его волнение, непонятное желание дерзить, петушиться, как в юности. Тогда хотелось просто обращать на себя внимание, все равно чем, хорошим или плохим. Лишь бы заметили. Он понял, что, как и его отец, влюбился в Литу с первых минут общения. Как отец… Он всегда будет стоять между ними. Кажется, она по-настоящему любила его и пока не представляет рядом с собой никого другого.

Лита шла впереди, ощущая на себе взгляд Ивана. Он обжигал ей спину, и хотелось оглянуться. Она сдерживалась, потому что не знала, что сказать. Она не могла понять своих впечатлений от общения с ним. Все то положительное, что она в нем увидела, вдруг зачеркнуло признание о романе с замужней женщиной. Они пользуются телами друг друга, не пытаясь ничего изменить. Они — лжецы. Нет, она не должна осуждать людей за то, что они поступают так, как им удобно. Наверное, Иван прав, она смотрит на мир сквозь розовые очки. Розовым, безоблачным казался он ей, пока рядом был Гера. Мартов сумел сделать ее жизнь красочной, светлой, фееричной. Ей казалось, что вокруг безраздельно властвует любовь. За два года без Георгия это ощущение притупилось, сменившись тупой болью потери. А Ивану пока не грозят душевные переживания. Даже если его американская подружка захочет прервать их отношения, это не станет трагедией ни для одного из них. Современный подход к уменьшению ударов судьбы. А что же тогда для себя? Для того «я», частичка которого всегда находится в тени? Для размеренно бьющегося сердца — что? Лита вздохнула: от ее счастья остались одни призраки. Только Жорка — доказательство того, что она пережила великое чудо безграничной любви.

— Лита, я не могу больше идти молча, — раздался сзади голос Ивана.

— Простите, я задумалась, — остановилась Мартова.

Они уже шли по дорожке, ведущей к дому. Жорка бесстрашно освободился от маминой руки и быстро зашагал к детской площадке. Завидев их из окна, Елена Васильевна поспешила навстречу.

— Я погуляю с малышом, а вы займитесь десертом, хорошо? — поравнявшись с Иваном и Литой, сказала Стеблова. — Надеюсь, получите удовольствие.

— Спасибо, Елена Васильевна, от мороженого и слоек мы не откажемся, — ответила Лита.

— Я смотрю, вам нравится говорить от нашего имени? — улыбнулся Мартов, поднимаясь по ступенькам крыльца.

— Что вы имеете в виду? — Лита остановилась так резко, что Иван наскочил на нее и, как бойцовые петухи, они оказались грудь к груди. Глаза их встретились.

Молчание длилось считанные секунды, но им оно показалось вечностью. Лита не могла отвести взгляд от черной, манящей и пугающей бездны глаз Ивана, а он утонул в прозрачной голубизне. Это были магниты, притяжение которых становилось все более ощутимым. Мгновение, решающее судьбы. Миг, который не хочется отпускать от себя никогда, ведь после него должно быть что-нибудь. И все это будет ничтожным в сравнении с важностью этих бесценных секунд. У Литы подогнулись колени. Она быстро схватилась за перила и заставила себя отвести взгляд. Потом резко оглянулась, боясь, что Елена Васильевна заметила происходящее. Нет, она шла с Жоркой к детской площадке и что-то на ходу ему рассказывала. Лита облегченно выдохнула, что не укрылось от Ивана.

— Вы боитесь снова стать собой? — тихо спросил он, пытаясь поймать ее ускользающий взгляд. — Что с вами, Лита, посмотрите на меня.

— Я не могу, — едва шевеля губами, ответила та. Ей казалось, что ее лицо пылает огнем. Все тело словно находилось рядом с обжигающим костром. Самое время отойти подальше. — Пойдемте же. Мы можем привлечь к себе внимание.

— Воля ваша, — устало ответил Мартов, поднимаясь по ступенькам вслед за хозяйкой.

В столовой, где в отсутствии Стебловой хозяйничала Лита, снова повисла тишина. Иван наблюдал за тем, как на столе появилось мороженое с клубникой, а рядом в кофейнике источал аромат свежезаваренный кофе. Лита была рада возможности занять чем-то руки, это помогало ей унять волнение. Она давно не чувствовала ничего подобного, даже заболел низ живота. Откровенное признание в любви Антона Сайко не произвело на нее никакого впечатления. Может быть, ощутила лишь немного тепла и света романтики, не более. Сегодня произошло нечто другое. Лита поняла, что видит в Иване не только сына Георгия. Она увидела в нем мужчину, который способен увлечь ее, изменить. Лита порхала из кухни в столовую, отгоняя от себя подобные мысли. Ей нельзя этого! Она предает память мужа, человека, возродившего ее, заставившего снова желать, жить, наконец.

Хотелось сесть в теплую ванну, закрыть глаза и слушать шум бегущей из крана воды. Это всегда расслабляло Литу. Она чувствовала себя очищенной и легкой после пятнадцати — двадцати минут целебного купания. Нужно будет сделать это и сегодня, тотчас, как только Иван покинет этот дом. Все сразу станет на свои места, и улягутся навеянные мгновением безрассудства страсти.

— Елена Васильевна не забыла, что вы всегда любили мороженое с клубникой, — сказала Лита, садясь за стол. Она постаралась говорить как ни в чем не бывало, но не узнавала своего голоса. — Она очень внимательна. Я благодарна судьбе за то, что мы нашли общий язык.

— А в самом начале? — поддерживая из уважения разговор, спросил Иван. Он потихоньку набирал в ложку мороженое и наблюдал, как оно медленно тает, повисая белой каплей. Этим занятием Мартов отвлекал себя от мыслей о разлуке с Литой. Ему не хотелось расставаться с родным домом, в котором ему было так уютно.

— Поначалу мы невзлюбили друг друга. Это было так очевидно, что я боялась лишний раз встречаться с нею взглядом. Говорю, а самой не верится, что так было.

— Не представляю, что с Еленочкой можно поссориться или враждовать. Она настолько дипломатична, знает цену словам и не бросается ими.

— Да, она зачастую предпочитала промолчать, чем высказать свое мнение. Но, знаете, времена изменились и особенно после крещения Жорки. Я заметила, что отношусь к Елене Васильевне по-другому. Я не считаю, что она работает в моем доме — она здесь живет.

— Ничего удивительного. Это еще раз подчеркивает, что вы умеете ценить доброе, человеческое отношение.

Снова молчание заполнило огромную столовую. С улицы доносился радостный визг Жорки. Добавив себе немного кофе, Лита отпила несколько глотков.

— Когда вы возвращаетесь в Америку? — спросила она.

— Через два дня. Мое путешествие затянулось, хотя, не скрою, я ожидал, что умру от скуки. Оказалось, что я прекрасно провел здесь время. Единственное, о чем жалею, что с вами общаюсь только два дня. А мог ведь гораздо больше. Правда, не знаю, насколько это нужно вам.

— Мне доставляет удовольствие принимать вас, — улыбнувшись, ответила Лита.

— Вот и хорошо. У обоих останутся приятные воспоминания. — Иван допил кофе, положил в рот последний крошечный кусочек слойки и блаженно откинулся на спинку стула. — И как тут не делать из еды культа, когда получаешь столько удовольствия?

— Еще желе в холодильнике, — вспомнила Лита.

— Если только для того, чтобы не подняться с этого места. Нет, благодарю. Все было замечательно и не стоит перебарщивать. За сегодня я съел столько, что дома придется часами не выходить из тренажерного зала. Я — не модель, но за своими килограммами слежу.

— Хочется в сорок выглядеть на тридцать?

— Ну, хотя бы на тридцать пять при полном освещении.

Оба засмеялись. Лита ненавязчиво продолжала рассматривать своего гостя. Дома ей это было делать проще, чем в загородном ресторане вчера. Да и настроение ее переменилось. Ей хотелось всматриваться, изучать. Его лицо нельзя было назвать красивым. Хотя, чтобы быть красавцем, не обязательно иметь точеные черты лица. Белокурые волосы Ивана сочетались с черными, большими глазами, обрамленными темными ресницами. Дуги густых бровей практически не участвовали в мимике. За все время Лита только один раз заметила, как они взметнулись вверх и на мгновение застыли. Реагировали на все большие, яркие губы, которые он имел привычку частенько покусывать. Особенно когда думал, что за ним никто не наблюдает. Его лицо в такой момент принимало трогательное, почти детское выражение.

Иван выглядел моложаво. Лита никогда бы не сказала, что ему далеко за тридцать. Заметно, что он следит за собой. Подтянутый, стройный, легкая пружинящая походка. Под белой рубашкой явно проступали твердые, красивые мышцы, которые появляются от долгих тренировок.

— Вы давно занимаетесь спортом? — тут же решила выяснить Лита.

— Это громко сказано. Хожу в тренажерный зал по мере возможностей. Стараюсь два-три раза в неделю нагружать свои мышцы, чтоб не ленились.

— Хотите, покажу вам тренажерный зал отца? Кажется, он оборудовал его уже после вашего отъезда, — предложила Лита. — И вообще можем провести маленькую экскурсию по дому.

— Я только «за». Честно говоря, сам бы я не осмелился просить об этом.

— Господи, да что вы? Пойдемте. С чего начнем?

— Давайте маршрут по пути следования, вы — штурман.

— Если так, то за мной.

Больше часа они совершали прогулку по дому. Лита видела, что Ивану трудно расставаться с каждой комнатой, куда она его приводила. В библиотеке он тотчас нашел томик Тютчева, которым зачитывался отец. Ласково провел рукой по ровно стоящим, тугим рядам книг. Он улыбался им, что-то вспоминая. Лита не задавала вопросов, ей вообще несколько раз хотелось оставить его одного, но он постоянно окликал ее и просил не уходить. В гостиной он несколько минут стоял перед портретом отца. Глядя на Ивана в этот момент, Лита поняла, что внешне он похож, наверное, на мать. Мартова решила попросить у Елены Васильевны фотографию Светланы. Наверняка у нее хранится, и не одна. Потом Иван долго восторгался зеленой комнатой Литы, так она называла место, где росли ее цветы.

— Здесь действительно замечательно, — садясь в плетеное кресло, сказал Иван. — Я обязательно озеленю свой кабинет. Мне кажется, цветы расслабляют и одновременно помогают плодотворной работе, подстегивают. Вот этот цветок мне нравится.

— Это монстера. Я тоже люблю ее, — заметила Лита.

— Даже уходить не хочется, — закрывая за собой дверь маленькой оранжереи, сказал Мартов.

Последним для просмотра стал тренажерный зал Георгия. Лита давно не заходила сюда. Елена Васильевна следила за порядком, потому здесь было свежо, лишено того слоя пыли, который неизбежно появляется в забытых местах. Иван рассматривал тренажеры, пробежался по беговой дорожке, несколько раз поднял гирю, одиноко стоящую на полу. Потом вдруг обмяк и сел на черный мат.

— Есть все, и нет ничего, — тихо произнес он. От этой короткой фразы у Литы стал комок в горле. Как ясно и лаконично он выразился. Иван поднялся, напоследок еще раз скользнул взглядом по сторонам. — Пойдемте, кажется, экскурсию можно считать завершенной.

Елена Васильевна возвращалась с Жоркой в дом. Мальчик крепко держал в руках подаренную Иваном машинку. Он явно не был настроен с нею расставаться.

— Мы идем готовиться к ужину, — сказала Стеблова. На часах была половина восьмого. — Заигрались и опаздываем.

— Оставьте его с нами, пока подогреете ему еду, — попросил Иван.

Елена Васильевна посмотрела на Литу, та кивнула в знак согласия. Иван присел к Жорке, который сосредоточенно играл с машинкой на травяном газоне возле дорожки.

— Ну, малыш, давай внимательно посмотрим друг на друга, — улыбаясь, попросил Мартов.

Жорка тоже улыбнулся, отчего его лицо стало еще больше напоминать Георгия.

— Ван, — произнес мальчик, прикоснувшись пальчиком к груди Ивана.

— Умница, правильно говоришь. Я — Иван. Твой… брат, — с запинкой сказал тот и оглянулся на Литу.

— Что? — смущенно спросила она. — Что-то не так?

— Да, многое не так, очень многое, — загадочно прозвучали слова Мартова.

— Может быть, можно исправить?

— Думаю со временем ответить вам на этот вопрос. Не сейчас.

— Почему?

— Не хочу опережать события. Я должен вернуться домой и кое-что обдумать.

— Думать нужно всегда. Это как мышцы тела: не хочешь, чтобы ослабли — тренируй.

— Точно, — засмеялся Иван.

Из окна кухни выглянула Елена Васильевна.

— У меня готов Жоркин ужин.

— Сейчас я приведу его, — опередив Литу, сказал Мартов. Женщины переглянусь.

Ивану доставляло удовольствие общаться с малышом. Он казался ему совершенно не похожим на всех детей, которых он видел в своей жизни. Это был самый красивый, спокойный, умный мальчик, необыкновенный и открытый, как все малыши. Иван поймал себя на мысли, что и с ним расставаться грустно.

Вернувшись к Лите, Мартов посмотрел на часы.

— Зачем вам знать, который час? — спросила Аэлита.

— Не хочу, чтобы пришло время, когда вы станете на них смотреть и думать, когда же он соберется, мой нежданный гость.

— Не говорите глупостей. Давайте немного пройдемся, к розарию.

— Согласен.

— Мне приятно общаться с вами сегодня. Вчерашний вечер тоже хорош, иначе я бы не пригласила вас к себе. Я давно поступаю так, чтобы не идти вразрез со своим «я». Этому меня научил Гера.

— Вы так называли его?

— Да, ему нравилось.

— Никто кроме вас никогда не обращался к нему так.

— Может быть, его мама? — предположила Лита.

— Не знаю. Мы с сестрой ее никогда не видели. Отец сказал, что она давно умерла, как и наш дед по отцовской линии. А ваши бабушки, дедушки живы?

— Нет, но я помню маминых родителей. Воспоминания смутные, отрывочные, но есть. Мама много мне о них рассказывала раньше, когда я просила.

— А я тоже помню только бабу Иру и деда Илью по маминой линии. Они жили в Киеве. Мы приезжали к ним чаще, чем они: дед был важным человеком и много времени, сил отдавал работе. До Киева они долго жили и работали в Монголии.

— Ого! Ваша мама там и родилась?

— Нет, она родилась здесь и росла практически без папы с мамой.

— Кто же был с нею? — заинтересовалась Лита.

— Баба Люба. Моя прабабушка. Она умерла, когда мне было чуть больше четырех лет. Не помню ее лица. Осталось воспоминание о постоянном тепле, заботе и поцелуях, которыми она меня всегда награждала. И еще — пироги. Мне часто даже снится аромат свежей выпечки. И во сне я всегда уверен, что это баба Люба печет свои удивительные пирожки.

— Сколько еще мы с вами не знаем друг о друге, — сказала Лита.

— Важнее то, хотим ли мы узнать больше?

— Не берусь отвечать за двоих.

— Скажите только за себя. — Иван закурил, стараясь, чтобы на Литу не попадал дым.

— Я тоже жалею, что мы потеряли много времени. Правда, расстояние, которое будет разделять нас, не слишком вдохновляет.

— Современные способы связи помогают общаться.

— Вы об электронной почте?

— Да, например.

— У меня компьютера дома нет, только на работе. С ним виртуозно управляется Лариса — моя правая рука.

— Та рыжеволосая красотка, что пронзала меня взглядом в приемной? — улыбнулся Мартов.

— Да, она. Мы с ней дружим с детства. Мы такие разные, может быть, поэтому до сих пор не разбежались.

— Не могу поверить, что вы находите общий язык. У нее взгляд женщины, которая находится в поиске мужчины. Я прав?

— Не знаю. Сейчас у нее не самый приятный период в жизни. Ее друг — тяжелый в общении человек. Надеюсь, она разберется, что делать дальше, — сказала Лита.

— Вы поможете. Это ведь ваша профессия.

— Только когда меня об этом просят, — заметила Мартова. — Вот мы и пришли. Смотрите, какой сказочный ковер соткал из розовых кустов Пал Палыч.

Было чем восхищаться. Желтые, оранжевые, палевые, коралловые, белоснежные розы благоухали, завораживали, заставляя забыть о том, что могут существовать еще какие-то цветы. Это был сказочный островок, где не хотелось говорить. Только стоять и восхищаться творением природы и человеческой фантазией.

— Передайте Пал Палычу, что он — кудесник, — от души сказал Иван.

— Обязательно, он будет очень рад, что вам понравилось.

— Жаль, но мне нужно расставаться со всем этим великолепием. Если позволите, я позвоню, вызову такси.

— Пойдемте к дому, я не взяла с собой трубку.

— Хорошо, я с удовольствием пройдусь.

— Вы же не собирались уехать, не попрощавшись с Еленой Васильевной, Жоркой.

— Конечно нет. Как вы могли такое подумать, — ответил Мартов.

Они медленно дошли до дома. Время от времени каждому хотелось снова начать разговор, но приближающийся момент расставания делал непослушным мысли. Они не могли сконцентрироваться, и в конце концов Иван с Литой прошли расстояние от розария до ступенек крыльца в молчании. На пороге их встретила Стеблова, разговаривавшая с кем-то по телефону. Жорка стоял рядом, пытаясь высвободить свою руку из крепко держащей его ладони крестной. Он уже давно увидел Литу и Мартова, поэтому и рвался к ним. Недовольство тем, что его не пускали, грозило перерасти в плач.

— Лита, вас к телефону, — сказала Стеблова, когда можно было без громкого крика сообщить об этом. И обратилась к своему собеседнику: — Даю, Кира Сергеевна, вот они пришли.

— Алло, — Лита взяла трубку, не представляя, что сейчас скажет мама.

— Добрый вечер, доченька.

— Добрый, мама. — Она отвечала, наблюдая за тем, как Иван бережно взял на руки малыша и пошел с ним по дорожке.

— Ты прости меня за утренний разговор, родная. Я была не права. — В голосе Киры Сергеевны слышалось неподдельное раскаяние.

— Как я рада это слышать, ты не представляешь, — оглядываясь на играющих на лужайке детской площадки Ивана и Жорку, проговорила Лита. — Мне казалось, что это говорила не ты.

— Не будем вспоминать. Скажи, а ты можешь пригласить к телефону Ивана? Елена Васильевна сказала, что он еще не уехал.

— Могу, конечно.

— Что он сейчас делает?

— Играет с Жоркой.

— Старший брат играет с младшим. Как же это, наверное, замечательно выглядит со стороны!

— Да, это прекрасная картина, ты права, — приближаясь к детской площадке, сказала Лита. Иван, заметив, что она подзывает его, что-то сказал малышу и пошел навстречу. Лита прикрыла трубку рукой. — Это моя мама. Она хочет поговорить с вами. Вы не против?

Иван укоризненно покачал головой и без слов взял телефон.

— Слушаю вас.

— Здравствуйте, Иван Георгиевич. Меня зовут Кира Сергеевна.

— Очень приятно, — медленно прохаживаясь по дорожке, ответил Иван.

— Я очень рада, что вы решили наладить отношения с Литочкой. Знаете, жизнь настолько коротка и быстротечна, что жалко растрачивать ее на обиды, недомолвки, ссоры. Вы согласны со мною, Иван Георгиевич?

— Согласен. К сожалению, умные мысли не всегда приходят вовремя. Но лучше поздно, чем никогда.

— Почему же поздно. Вы так молоды, столько всего впереди. — Кира Сергеевна волновалась. Она уже с трех часов хотела позвонить и извиниться за свою резкость в утреннем разговоре. Но что-то останавливало ее. Дождавшись вечера, она все-таки позвонила, и ей повезло. Иван еще не уехал, она имела возможность поговорить лично с ним. — Не хочу долго говорить, пожилые женщины умеют это делать. Единственное, что добавлю, ваш отец был прекрасный человек. Он любил Литу, она — его. Это была судьба, понимаете?

— Думаю, что да. — Мартов смотрел, как Лита осторожно катает на качелях Жорку, и поймал себя на мысли, что она самая красивая и заботливая мама. Оба они — и Лита, и Жорка уже стали для него близкими.

— Скажите, вы планируете еще приехать в ***нск когда-нибудь?

Простой вопрос застал Ивана врасплох. Он растерялся, отвернулся от Литы, чтобы она не увидела этого, но наткнулся на внимательный взгляд Стебловой. Она всегда умела находиться в курсе всех событий.

— Я надеюсь, что в скором времени у меня будет серьезный повод приехать сюда, — ответил Иван, глядя в глаза Елене Васильевне. Он не понял, слышала ли она его разговор, но по промелькнувшей по ее лицу улыбке догадался, что слышала. — Я очень на это надеюсь!

— Тогда говорю вам до встречи. Надеюсь, я к тому моменту буду себя получше чувствовать.

— Не болейте, Кира Сергеевна. До свидания.

— Будьте добры, передайте трубку Лите, если она рядом, — попросила Богданова.

— Да, мамочка. — Аэлита взяла трубку. Жорка не хотел вставать с качелей, и теперь Иван раскачивал его.

— Литочка, я тебя люблю, — тихо сказала Кира Сергеевна.

— И я тебя. Целую. Привет папе.

— До свидания, доченька.

— Дети растут, родители стареют. Как обидно устроен мир. Несправедливо, в конце концов, терять тех, чье присутствие стало необходимым, — задумчиво произнесла Лита, подходя к качелям. Она протянула трубку Ивану. — Наконец телефон в вашем распоряжении.

— У вас голос вашей мамы, — заметил Иван, набирая номер службы вызова такси.

— А у вас — вашего отца, — глядя в улыбающиеся глаза Мартова, сказала Лита.

Иван ничего не ответил, согласно кивнув головой. Короткий разговор с диспетчером состоялся. Такси должно было приехать в течение десяти — пятнадцати минут.

— Как тяжело о чем-то говорить, когда думаешь только о том, что вот-вот приедет машина и увезет вас, — сказала Лита. — Завтра понедельник. Начнется новая неделя, и чем дальше, тем менее реальной будет казаться мне наша встреча.

— Это не сон. Как жалко, что я не взял с собой фотоаппарат, — раздосадованно сказал Иван.

— Мы сейчас поправим дело. Елена Васильевна, принесите, пожалуйста, фотоаппарат из гостиной. Он лежит на музыкальном центре! — крикнула Лита. — Готовьтесь к съемкам. Как мы упустили такой момент — фото на память!

Через несколько минут Стеблова снимала Литу, Ивана и Жорку на фоне окружающей зелени. Потом Лита фотографировала Елену Васильевну с Мартовым. Жорка все время хотел попадать в кадр. Последним стал снимок Ивана, держащего на руках малыша. Лита нажала кнопку и после вспышки медленно опустила фотоаппарат. Она поняла, что этим рукам она смогла бы доверить своего ребенка. Ощущение стало до боли пронзительным, в груди все сдавило от невозможности сказать это. Иван не заметил перемены в ее настроении, ведь минуту назад она смеялась, когда они втроем, обнявшись, позировали перед объективом.

— Пора провожать меня, — заметил Мартов. Елена Васильевна поцеловала его, сдерживая слезы, перекрестила три раза.

— С Богом, Ванечка. Не забывай теперь о нас.

— Никогда. До свидания, Еленочка.

Потом Иван снова взял на руки Жорку, долго смотрел на него, не замечая, как пристально наблюдают за ним две женщины.

— До свидания, Георгий Георгиевич. Расти умным, здоровым и счастливым. Слушайся маму, крестную и не забывай меня. Хорошо? — Мартов поцеловал малыша в щеку, вдохнув запах его чистой, пахнущей молоком кожи.

— Ван, — накручивая на пальчик прядь волос Ивана, сказал Жорка.

— Да, Иван. Нам, Мартовым, нужно держаться вместе. Тогда все будет замечательно. До свидания, малыш. — Иван передал Жорку Елене Васильевне. — Пойдемте, Лита. Вы ведь проводите меня?

— Конечно. — И обратилась к Стебловой: — Вы уже будете укладываться?

— Да, он уже устал и, кажется, не хочет расставаться с Иваном. — Малыш рвался из рук Елены Васильевны. — Мы пойдем купаться и спать. До свидания.

Иван еще раз махнул рукой на прощание и вместе с Литой направился к воротам усадьбы, где его должна была ожидать машина.

— Не спрашиваю, сможете ли вы проводить меня в аэропорт, — закуривая, произнес Иван.

— Отчего же не спрашиваете? — чувствуя, что краснеет, спросила Лита.

— Боюсь услышать отрицательный ответ.

— Тогда я скажу, что приеду проводить вас. Когда мне нужно быть в аэропорту?

— Самолет на Москву в девять вечера послезавтра.

— Хорошо. Мы ведь еще созвонимся. Телефон моего офиса, дома вы знаете.

— Мы бы даже могли еще встретиться, но… — Они уже подошли к воротам, где стоял перламутровый светло-салатовый «фольксваген». За рулем сидел мужчина лет сорока, задумчиво куривший сигарету. — Я боюсь показаться назойливым. Мы соблюли все грани приличия, даже остались на «вы».

Лита открыла ворота. Она снова почувствовала забытое волнение, как на первом свидании. Сейчас он сядет в машину и уедет. Внутри все замерло в ожидании последних слов.

— Теперь мне легко на сердце. Я знаю, что поступил правильно, и не стану скрывать от Милы своей поездки, как собирался раньше. Я уверен, что она тоже поймет, что не права. Тогда от вас будет зависеть, принять ее раскаяние или нет.

— Принять раскаяние? Как будто отпустить грехи. Я не священник и не люблю загадывать на будущее. Посмотрим, — разведя руками, сказала Лита.

— Ну, до свидания. Я еще позвоню. — Иван протянул руку.

— До свидания. Кстати, у меня было желание перейти на «ты», но я не осмелилась предложить это вам, — улыбнулась Лита. — Это уже совсем другой уровень отношений. Мы готовы к нему?

— Если вы говорите «мы», то отвечу — да.

— До свидания, Иван, — поднявшись на цыпочки, Лита поцеловала Мартова в щеку. Нежным прикосновением убрала с нее блик от своей помады. — Я буду рада слышать и видеть тебя. Надеюсь, что до встречи в аэропорту ты дашь о себе знать.

— Обязательно. До встречи. — Мартов наклонился и тоже поцеловал Литу в щеку. В последний момент она неожиданно немного приподняла лицо, и губы Ивана скользнули по влажным губам Литы. Она смутилась. — Я приеду в гостиницу со следами твоей помады. Это даже к лучшему. По-моему, все принимают меня за представителя секс-меньшинств. Развею их догадки и оставлю в неведении… Меня согревает твоя улыбка, — вдруг сказал он и взял Литу за руки. — Как же мне трудно уезжать.

— Мы ведь еще увидимся.

— Понимаю.

— Я хочу стихов.

— Снова? Это уже было.

— Других, прошу тебя, — негромко сказала Лита, удивляясь, что настаивает.

— Хорошо, слушай. — Иван помедлил минуту и, не отпуская рук Литы, прочел:

— Бездна… — тихо сказала Лита и подняла на Ивана глаза.

— Да, пока она глубока.

— Пока?

— Я надеюсь, что все изменится. — Иван поцеловал Лите руку. — До встречи. Спасибо. Незабываемый обед. Поцелуй за меня Жорку. Он — чудо.

— Обязательно. — В горле у Литы пересохло. — До встречи.

Машина легко развернулась и вскоре скрылась из виду, а Лита все стояла и смотрела вдаль. Она ничего не хотела увидеть, просто не могла пошевелиться. Ей было страшно возвратиться домой и встретиться глазами со Стебловой. Та сразу заметит, что в них появилось нечто новое. Начнутся вопросы, а ответов Лита пока не знала. Она боялась признаться себе, что за сегодня дважды обожглась о взгляд Ивана и дважды назвала его в мыслях возможным отцом Жорки и другом себе. Другом… Это лицемерие даже перед собой. Конечно, напрашивалось совсем другое определение, но Лита сказала себе: «Стоп! Остынь!» — и медленно побрела домой, закрыв ворота. Она шла, сняв босоножки, изрядно натершие ноги. Теперь было так хорошо ступать, свободно, без отдающейся во всем теле боли от ранок. Увидев силуэт Стебловой в кухонном окне, Лита улыбнулась. В ту же минуту свет там погас. Значит, все разговоры откладываются минимум до завтра.

Елена Васильевна собиралась отдыхать. Она вышла из кухни и направлялась в свою комнату. Проводы Литой Ивана затянулись, а ей безумно хотелось спать. Сегодня, что ни говори, она очень устала. Не столько от повседневной работы, которой было чуть больше обычного, сколько от нервного напряжения. Завтра они обсудят детали с Литой. Наверняка им будет о чем поговорить, а на сегодня довольно.

Стеблова переживала, как пройдет встреча с Иваном. Как он будет общаться с Литой, отреагирует на Жорку. Внешне от того Ванечки, которого она одиннадцать лет назад провожала в далекую Америку, мало что осталось. Но в разговоре, манерах поведения он был тот же, несмотря на едва уловимый акцент. Он всегда был вежлив, немногословен, внимателен. А какие цветы он ей подарил! Не забыл, что она любит. Угодил от души. Взрослый, красивый мужчина. Они даже не поговорили с ним наедине. Хотел ли он этого? Может быть, к лучшему, что они не стали ворошить прошлое. Там не все в розовых тонах, а сегодняшний день был таким светлым, праздничным, что грех его испортить.

Заглянув в детскую, Елена Васильевна убедилась, что Жорка крепко спит. Она открыла пошире форточку и зашторила окно, чтобы ранние, утренние лучики не потревожили сна малыша. Оставив дверь его комнаты открытой, она потихоньку вышла. На ходу по-хозяйски осматривалась и осталась довольна порядком и уютом вокруг. Зайдя в свою комнату, Елена Васильевна включила небольшое бра, переоделась. Проделав обычные вечерние процедуры с лицом, распустив волосы, она села в глубокое кресло. Усталость и напряжение дня сказалось в том, что сон улетучился, но и бодрствовать было тяжело. Хотелось вот так молча сидеть, глядя в окно, и слушать, как недалеко стрекочет кузнечик. Эти звуки действовали умиротворяюще, возвращали в детство. Стеблова улыбнулась: как же оно далеко! Большая часть жизни позади, даже страшно задумываться над тем, что с каждым днем приближается день, когда придется расстаться со всем, что так дорого.

«Старею», — горько усмехнулась Елена Васильевна. Раньше она никогда не задумывалась над тем, что когда-нибудь все закончится. Что без нее будут так же расти деревья, цвести цветы, и день будет сменять ночь. Все будет, но для нее все краски мира погаснут, превратившись в безоглядную, тяжелую тьму. Стеблова даже вздрогнула. Внутри появился неприятный холодок и ощущение отторжения своего «я». Непередаваемое состояние растворения в окружающем пространстве. «Нет, нельзя даже думать об этом!» Елена Васильевна протянула руку к нижнему ящику комода, открыла его и достала толстый в коричневом кожаном переплете альбом. Последнее время она часто рассматривала старые фотографии. Опять попались те, что она недавно видела: Светлана. Отложив их, задержалась на кадрах с маленькими Милой и Ваней. Потом фото Георгия Ивановича во время приготовления барбекю. Кажется, это было в мае, в день рождения Милочки. А вот она с Литой колдует над печеной картошкой ранней осенью. Один из сентябрей пролетел, став мгновением на яркой, несущей заряд энергии фотографии. Как давно это было, как быстро проносится время, отсчитывая минуты, дни, месяцы, жизнь.

Стеблова поймала себя на мысли, что на фотографиях она выступает как дополнение к главному. Что же останется после ее ухода? Ни семьи, ни детей. Она уговорила себя, что это — ее дом, здесь ее семья. А Жорка — самое дорогое существо. Да, кажется, и с Литой отношения словно с дочкой. Только не хватает чего-то. Вот она о бывшей хозяйке, Георгии знает многое, а что они знают о ней? У Светланы был не один год, чтобы расспросить ее. Но, по-видимому, желания не возникало. Зачем что-то знать о прислуге? В этом разница. Ей положено, а им не обязательно. И Лита не спешит с расспросами. Принимает ее услуги, благодарит, от души радуется их взаимопониманию, а ведь так просто поинтересоваться, что у нее внутри. Психолог называется. Ей важно знать физическое состояние экономки. На вопросы об этом она не жалеет драгоценного времени. Еще бы, ведь ей нужно быть уверенной в том, что ее сын остается в надежных руках.

Стеблова резко закрыла альбом и положила его на место, с глаз долой. Что это она вдруг взъелась на Литу? Прошлой ночью они поговорили так, как никогда. Одна позволила себе жаловаться, чего раньше не бывало. Другая — помочь, чего раньше не смела предложить. Такое единение возможно только ночью. Утром все выглядит иначе, хотя Елена Васильевна не отказывалась ни от единого произнесенного тогда слова.

Почему же она пытается обвинить Литу в том, что столько лет прощалось Светлане? Их даже сравнивать нельзя, как сухое и мокрое, воду и огонь. И тут Стеблову осенило. В ней взыграла ревность, такое элементарное, примитивное чувство. Столько лет не виделись они с Ваней, а сравнить, сколько времени он провел с нею, а сколько с Литой… То-то и оно. Мартова интересовала его гораздо больше, чем женщина, на глазах и не без помощи которой он вырос. Настоящий мужской подход.

Елена Васильевна выключила свет и легла в кровать. Подложила ладони под щеку, как в детстве учила ее старшая сестра. Она многому ее учила, ведь больше некому было. Родителей Стеблова не помнила. Только старшая сестра и тетя Оля. Деревенский дом, нищета, полуголодное существование. Потом неудачное замужество… Стоп. Туда ход закрыт. Нарушение установленных, устоявшихся правил получается. Елена Васильевна много лет назад запретила себе вспоминать, поэтому разрешенными воспоминаниями стало все, связанное с Мартовыми. Ворочаясь, женщина пыталась уснуть. Сейчас придет это приятное состояние полусна-полуяви, когда постепенно отключаешься, оставляя без надзора подсознание. Время вещих видений, смесь призрачного и реального. В этот момент Елена Васильевна поняла, что не держит зла, обид на Литу. В конце концов, ей и самой приходило в голову, что Иван — один из немногих мужчин, который мог бы вырвать Литу из плена собственных запретов. Какой бомбой разорвалась бы весть об их союзе! Стеблова улыбнулась. Ее погрузившееся в дремоту сознание быстро нарисовало суету газетчиков, броские заголовки статей. С этими фантазиями Елена Васильевна погрузилась в глубокий сон. Этажом выше, не раздевшись, свернувшись на постели калачиком, лежала Лита. Она уснула мгновенно, только голова коснулась подушки. Завтрашнее пробуждение принесет ей массу вопросов. Первым, самым простым будет: «Не приснился ли мне вчерашний день?»

В офис Лита приехала раньше всех. Поднялась ни свет ни заря. Заглянула к Жорке: спит, раскинув ручки, ножки. Привела себя в порядок и, выпив чашку крепкого кофе, собралась на работу на своем «мондео». Уже выезжая из гаража, увидела на пороге удивленную Елену Васильевну. Хорошо, что впечатления от вчерашнего гостя откладываются еще хотя бы на полдня. Лите было бы трудно разговаривать об этом с утра. Помахав Стебловой из открытого окна автомобиля, Лита сильнее нажала педаль газа. Впереди предстояло несколько минут блаженства — загородная трасса, где можно не смотреть на показания спидометра. Лита мчалась, предвкушая встречу с Леськой. Она должна помочь ей разобраться в том, что происходит. И происходит ли вообще что-нибудь или только ее проснувшаяся фантазия разыгралась? Как странно: объясняя людям ситуации, в которые они попадают, сама она не могла понять, что творится у нее в душе. Лита усмехнулась: сапожник без сапог. Загородная дорога подошла к концу. Щит с названием города умерил пыл Мартовой. Размеренно проезжая знакомые улицы, она не воспринимала картины за окном. Она была погружена в свои мысли, а фон мало интересовал ее. Наконец припарковав машину, Лита взяла сумочку с переднего сиденья и направилась к офису. Открыла дверь. Вот Саша удивится, подумает, что у хозяйки появились новые привычки. А ведь все очень просто. Кажется, она влюбилась. Боясь и убегая от обосновывающегося внутри чувства, Лита примчалась на работу. Здесь ей обычно удавалось полностью отключиться от собственных проблем. Лита надеялась, что и сегодня будет то же самое.

Мартова отперла кабинет, раскрыла окна, впуская в прогретое, душное помещение свежий утренний воздух. Потом похозяйничала в приемной, решив освежить и ее. Хотелось полить цветы, но это сразу насторожит Шмелеву. Она начнет приглядываться к ней, слишком пристально следить за ее движениями. До обеда далеко, бабские разговоры намечаются на вторую половину дня. Наверняка Ларисе тоже есть о чем рассказать. Ее эпопея с Русланом, кажется, входит в новую стадию. Разберемся. Воодушевленная, в приподнятом настроении, Лита села за свой стол и включила компьютер.

В приемной послышался шум, и через несколько мгновений в кабинет заглянул Саша.

— Доброе утро, Аэлита Владимировна, — улыбаясь, поприветствовал он Мартову.

— Доброе, очень доброе, Саша. Как дела? Как выходной?

— Насыщен событиями. Я люблю, когда так.

— Кто ж не любит, — согласилась Лита.

— А вот и Лариса Алексеевна, — сказал Саша. — Доброе утро.

— Привет всем! — По игривому тону Шмелевой можно было сделать вывод, что она тоже неплохо провела воскресенье. — Пить хочется ужасно. Саш, есть у нас в холодильнике что-нибудь очень холодненькое?

— А как же. — Саша поставил ей на стол бутылку сразу запотевшей кока-колы.

— Спасибо, ты меня спас. — Налив себе в стакан напиток, Лариса заглянула в кабинет. — Доброе утро, глаза в глаза.

— Доброе, — улыбнулась Лита, заметив, как горят глаза подруги. — Чувствую, что мы не дождемся начала обеденного перерыва.

— Кто тут начальник? — поперхнувшись, сказала Лариса. — В его силах произвести сдвижки по времени.

— Нет, ребята, работа есть работа. Все побоку, понедельник — это вам не шуточки. Тут всякого ожидать можно.

— И блондина, и брюнета, и даже рыжего? — нарочито широко раскрыв глаза, спросила Лариса. Тут же рассмеялась, увидев, как Саша грозит ей пальцем. — Все, включаю режим рабочего настроения.

— Давай, установка на труд! — более строгим, чем обычно, голосом сказала Лита.

— Ладно, Кашпировский. Вхожу в состояние работы с отдачей, — прикрывая дверь кабинета, протяжно проговорила Шмелева.

Через пару минут она постучала и зашла, держа в руках список клиентов на сегодняшний день. Их было семеро.

— Кого больше, мужчин или женщин? — вдруг спросила Мартова.

— Женщин, — ответила Лариса.

— Вот, елки, а я загадала… Да ладно, баловство это.

— Непонятно, но интригует.

— Новые фамилии есть? — поинтересовалась Лита.

— Да, двое. Мужчина: Карпов Виктор Леонидович и Тарасова Кристина Валентиновна.

— Замечательно. Значит, предстоят новые истории.

— Тебе спокойно можно романы писать, — заметила Лариса. — Столько сюжетов тебе на блюдечке приносят. Пиши только.

— Ладно. Пусть каждый занимается своим делом. Меня к перу не тянет. Кстати, идеи о расширении бизнеса есть. Поговорим за обедом.

— Предстоит столько разговоров, что на еду не останется времени.

— Значит, получится двойная польза: максимум информации, минимум калорий.

— Кофе приготовить? — спросила Шмелева.

— Нет, спасибо. Я утром себя крепеньким побаловала. Уснула вчера как убитая, а проснулась ни свет ни заря.

— Чтобы не начать засыпать тебя вопросами, я лучше выйду.

— Хорошо, Лариса Алексеевна. Приступим к очередному понедельнику. Новую трудовую неделю предлагаю считать открытой! — строго произнесла Лита и обратила все внимание на компьютер.

Шмелева тихо прикрыла за собой дверь. В приемной уже сидел клиент.

— Простите, но мы начинаем через пятнадцать минут, — обратилась Лариса к мужчине средних лет, который явно очень нервничал. — Может, хотите чего-нибудь выпить: кофе, холодные напитки?

— Благодарю, просто воды, если можно, — неожиданно приятным голосом произнес посетитель. Голос совершенно не сочетался с его серой, ничем не примечательной внешностью. Он мог бы с успехом стать ведущим на радио. Проникновенный, грудной голос приковывал внимание. Воображение рисовало высокого, стройного, сильного юношу, на которого безумно хочется посмотреть. Реально смотреть было не на что. Напротив Ларисы сидел маленького роста, с намечающимся овалом животика, почти лысый мужчина с беспокойным взглядом глубоко посаженных карих глаз. Единственное, что бросалось в глаза, — дорогая одежда, золотые часы, вычищенные до блеска туфли. Отключив мобильный телефон, новый посетитель ерзал в кресле, как на раскаленных углях. Шмелева опытным взглядом определила, что перед нею «денежный мешок», так она называла богатеньких мужичков. Выпив воды, он с облегчением вздохнул и чуть более расслабленно устроился в кресле.

— Ваша фамилия Карпов? — спросила Лариса.

— Совершенно верно, — ответил он. — Виктор Леонидович. Я записывался к вам на прошлой неделе, в среду. Ничего не изменилось?

— Не беспокойтесь, все в порядке. Сейчас Аэлита Владимировна вас примет. — Шмелева зашла в кабинет и через минуту распахнула перед клиентом дверь. — Прошу вас.

Очередной прием начался. Лита любила, когда первым был мужчина. Это чем-то отдаленно напоминало желание продавца продать первый товар представителю сильного пола. Примета гарантировала удачную торговлю на весь день. Лита тоже заметила, что прием проходит гораздо легче, без эксцессов, когда утром первым переступает порог ее кабинета мужчина. Правда, вид сегодняшнего клиента был совсем подавленный, задерганный. Лита поняла, что предстоит нелегкий разговор, немало времени, прежде чем человек раскрепостится. Улыбнувшись со всем очарованием, на которое только была способна, Мартова предложила гостю кресло напротив нее. Ненавязчиво разглядывая посетителя, она вела с ним предварительную, общую беседу, пытаясь настроиться с ним на одну волну. Так ей будет легче понять его.

— Значит, вы решили, что справитесь с проблемой без супруги, — сказала Лита.

— Да, она у меня очень красивая и молодая, — грустно произнес Карпов, промокнув платком выступивший от волнения пот на лбу.

— Означает ли это, что она не должна принимать участия в наших беседах? — удивленно подняла брови Лита.

— Именно. Мне кажется, это насторожит ее и оттолкнет от меня. Я не переживу, если она меня бросит, — прошептал мужчина, и губы его задрожали.

— Тогда давайте по порядку. — Лита поняла, что жену Карпов себе выбрал не самую примерную и явно не собирающуюся отвечать взаимностью на чувство мужа. Значит, работы будет много, и неблагодарной. Ведь убедить человека в том, что он совершил ошибку, бывает очень трудно. И это только первый этап. Второй — заставить поверить в то, что все можно исправить. Мартова внимательно слушала, делая себе заметки по ходу повествования.

Их беседа продолжалась час. Когда Виктор Леонидович вышел из кабинета, он все еще напоминал загнанное животное. Боязливо поднимал глаза то на Ларису, то на Сашу. Рассчитавшись за прием, он попрощался и мелкими шажками засеменил к выходу.

Мартова по селектору вызвала Ларису. Та сразу же зашла.

— Слушай, Леська, ты можешь себе представить, что это был наш городской «хлебный король». Его фамилия не Карпов. Имя он не потрудился изменить, а я, ко всему, часто смотрю телевизор. Это Звягинцев собственной персоной.

— Да, залетела к нам птичка, — присвистнула Шмелева. Она сложила губы в подобающую мину. — И у таких, значит, проблемы душевные есть?

— А как же. У таких больше всего. Трудно им верить и чужим, и близким людям. Отсюда множество внутренних переживаний, недосказанного. Деньги дают многое, но не могут гарантировать душевного покоя. Все откладывается внутри и приводит к неврозам.

— Да, этот король напоминает загнанного кролика, а не олигарха, — заметила Лариса. — Хотя его часы стоят, как моя машина.

— Не обольщайся, они стоят дороже. Ладно, попробуем с ним поработать. Хотя я ему прямо сказала, что быстро ничего не делается.

— Пусть поездит. Ему все равно деньги некуда девать, — ухмыльнулась Шмелева и осеклась, встретив свирепый взгляд Литы.

— Чтобы я этого больше не слышала, понятно?! — Карандаш быстро завертелся в тонких пальцах Мартовой. — Я уже жалею, что сказала лишнее. Не считай чужих денег — раз и не выставляй меня бессовестной шаманкой — два. Надеюсь, я ясно выразилась.

— Предельно. — Лариса почувствовала, как у нее подгибаются колени. — Извини.

— Проехали. Я хотела попросить тебя подготовить мне к обеду информацию о лучших врачах-диетологах, работающих в нашем городе, — сказала Аэлита. — В обед поговорим конкретнее.

— Хорошо, — коротко ответила Шмелева и направилась из кабинета.

До обеда Мартова приняла еще трех человек. Она чувствовала, что сегодня отдается работе не на все сто. Какая-то частичка ее сознания все еще находилась во вчерашнем дне. В голове засел вопрос: позвонит ли Иван до встречи в аэропорту? В том, что она поедет провожать его, Лита не сомневалась. Какое у него впечатление от происходящего? Иван, Иван — это имя все время было готово сорваться с языка. Ей так хотелось поделиться своими новыми переживаниями с Ларисой, что она то и дело поглядывала на часы. Но парадокс: очутившись за столиком кафе в обеденный перерыв, Лита не захотела делиться сокровенным с подругой. Что тому виной? Неприятный осадок, оставшийся от высказывания Шмелевой, или боязнь сглазить то, что только зарождалось.

— С чего начнем? — спросила Лариса, с удовольствием потягивая холодную «фанту» через трубочку.

— Давай о твоих поисках. Получилось? — Мартова положила ломтик лимона в зеленый чай.

— Да, я отпечатала тебе список из пяти человек.

— Спасибо. Принеси, как только вернемся. Я думаю, что нам нужно расширить сферу действия нашей фирмы. Для начала введем в штат диетолога. Немного рекламы и хороший специалист — все будет отлично.

— Проблема лишнего веса всегда актуальна, — согласилась Лариса.

— Вот об этом подумала и моя Елена Васильевна. Это ее идея, хотя, признаюсь, в моей голове зарождалось нечто подобное.

— А дальше?

— Потом добавим массажиста, и получится хороший комплекс услуг.

— В этом деле только начни. Потом захочется добавить косметический кабинет или еще что-нибудь в таком роде. Круто, а как насчет финансов? Ведь зарплату платить надо всегда, а будет ли доход — вопрос. Ты все просчитала?

— Я просчитаю. Но на сегодня ясно одно — мне нужно расширять бизнес или сокращать свои расходы. Мы не прогораем, у нас стабильная клиентура, много новых. Но я не могу обеспечить погашение расходов на содержание дома, выплату зарплаты охране, Еленочке, пользование тремя машинами. Я думаю рассчитать Игоря. Для начала этого будет достаточно. Минус один охранник и минус один автомобиль. Трудно расставаться с тем, что связано с Георгием, но придется. Не хватает того, что я зарабатываю, понимаешь. И в принципе это не катастрофа, но… Постоянно снимать деньги со счета в банке не хочется. Я чувствую себя провинившейся.

— Перед кем? — изумилась Леська. Закурив свою любимую сигарету с ментолом, она удивленно смотрела на Мартову.

— Перед Герой, перед Жоркой, — глядя в сторону, ответила Лита.

— Ерунда какая. У тебя комплекс самостоятельной женщины. Тебе, милая, самой нужно на прием к психоаналитику.

— Я знаю. Открыла Америку!

— Кстати об Америке. Как твой родственник, пасынок, если я не ошибаюсь?

— Мужчина воспитанный, приятный.

— Столько равнодушия в голосе, это для меня стараешься? — хитро сощурилась Лариса, откидывая назад прядь рыжих волос.

— Не начинай, Леська. У меня и так голова квадратная.

— То-то ты ее замаскировала распущенными волосами. Не томи, расскажи, как прошел вчерашний прием?

— Замечательно. Мы чуть не поссорились — раз. С ним очень легко общаться — два. Он без ума от Жорки — три. Он читал Цветаеву — четыре. Можно продолжать, но не буду. Просто впечатление, что говорю о ком-то нереальном.

— И как говоришь! — Лариса улыбнулась. — Он тебе понравился, признайся. Ну, не будь ханжой. Нет ничего противоестественного в том, что обаятельный мужчина понравился красивой, молодой женщине.

— Не знаю, что тебе ответить, — закусив губу, сказала Аэлита. Она стала нервно расправлять складочки на своей одежде. В горле появился комок — она поняла, что сейчас заплачет. Что за слезливое состояние! Лариска так легко обо всем говорит. Счастливая, она умеет прощаться с прошлым и жить не оглядываясь. Как же научиться у нее этому? За столько лет не получилось, что уж теперь мечтать. Наконец Лита подняла глаза и тихо произнесла: — Я боюсь, Леська. Я панически боюсь того, что ощущаю. Еще неделю, день назад я жила в мире, построенном на долгие годы. В нем все было ясно: я, Жорка, родители, работа, моя забота обо всем этом. А с субботы со мной происходят невероятные превращения. Я и хочу и боюсь их.

— Глупая, ты оживаешь. Ты просто возвращаешься в реальный мир. Господи, поддержи ее. — Сложив в мольбе руки, Лариса подняла глаза к небу. — Кто еще заслужил счастья, если не ты?

— Я ни в чем не уверена, — развела руками Лита. — Чувствую только, что мне с ним легко. Я смогла посмотреть на него, как на отца для Жорки. Понимаешь? Это настолько поразило, что… Они так замечательно смотрелись вместе.

— А что он? Ты почувствовала взаимную симпатию?

— Да, да, он дал понять, что не ожидал такого развития событий. Леська, я предательница. Я дрянная, похотливая.

— Я так рада это слышать, ты не представляешь! — Лариса положила свою ладонь на руку Литы. — Человеческая жизнь так устроена, что приходится что-то вычеркивать из памяти. Для того чтобы продолжать жить, а не впасть в состояние бесцветного существования. Не пропусти то, что само идет тебе в руки. Ты не должна допускать даже мысли о том, что предаешь память Георгия. Спроси свою маму, Елену Васильевну — мы все скажем тебе одно и то же. Нельзя запретить себе чувствовать. Два года ты вживалась в новую жизнь. В ней не было любимого человека. Он навсегда будет для тебя тем, кем ты считаешь его. А теперь начинается новая полоса. В ней ты уже не прячешь голову в песок. Ты становишься собой.

— Ты все чаще поражаешь меня своим красноречием, — улыбнулась Лита.

— Вспомни, как ты не представляла, что порвешь со Скользневым? Ты рыдала, что не сможешь оставить его в таком состоянии. Что он болен, а ты, врач…

— Не сравнивай, прошу тебя! Это разные вещи! — возмущенно прервала ее Мартова. Как это Лариса разговорила ее? Теперь придется выслушивать то, о чем действительно не хочется вспоминать.

— Одинаковые, милая. Мужчины разные, а связывало тебя с ними сильное чувство. Семь лет ты потратила на тупиковое существование с Игорем. Теперь ответь: если бы все вернуть, стала бы поступать так же?

— Да, стала. Но только для того, чтобы встретиться с Герой, — задумчиво сказала Лита. — Нет другого способа познакомиться с ним, а значит, другой жизненный сценарий мне не нужен.

— Ты невозможная, Лита-Аэлита. За это я тебя и люблю. Послушай старую, трижды разведенную женщину: прислушайся к своему сердцу, хорошо? Не откладывай ничего на «потом». Кажется, нет ничего хуже сожаления. Могла поступить так, а поддалась эмоциям и испортила все. Люби сейчас! Обещай мне.

— Я не даю пустых обещаний. Разберусь в себе, тогда поговорим.

Лариса поняла, что больше ни на чем настаивать не нужно — и так прогресс! Еще недавно подруга была полностью погружена в свое горе. Казалось, она никогда не смирится с тем, что потеряла Георгия. Теперь она боится непривычного состояния, которое возникает в ее одинокой душе. Сын, родители, друзья — это прекрасно, но рядом должен быть человек, с которым не хочется расставаться. Которого видишь, просыпаясь по утрам, и радостно встречаешь после работы, по которому скучаешь и чувствуешь себя одиноким через несколько минут после расставания. Это должен быть любимый мужчина.

— Знаешь, Лариска, давай теперь о тебе. Как твои дела? А то мы все обо мне да обо мне.

— Тоже не просто, — закуривая очередную сигарету, сказала Шмелева.

— Встречались?

— Еще бы! — Лариса закрыла глаза, вспоминая о минутах близости, которые вчера подарил ей Руслан. Он позвонил в который раз и умолял о встрече. Она согласилась, не задавая себе никаких вопросов, ничего не объясняя суетящейся рядом матери.

Они были наедине в его квартире три часа и все это время, едва переступив порог, занимались любовью. Потом со смехом искали разбросанные на полу вещи, обувь. Все было сказочно. Он был так нежен, внимателен, что женщина отказывалась вспоминать о том, что эти же руки могут быть грубыми, безжалостными. Она хотела помнить только сладостные слова признания в любви и просьбы простить обиды, обещания райской жизни.

Сверкающая «ауди» Руслана домчала Ларису до дома. Он попросил разрешения подняться наверх, пообщаться с детьми. Как она могла отказать, когда, проезжая мимо супермаркета, Руслан купил все, что только можно представить, для них: шоколад, печенье, торт, йогурты, фрукты, соки. Мальчики тоже обрадовались появлению Руслана. Он просил их называть его по имени, без «дяди». Мишка повис у него на шее. Димка бросился показывать свой табель: все-таки всего одна четверка, хотелось похвастаться. Мама и бабушка — это совсем другое. От них не услышишь мужских, скупых слов похвалы, которые так дороги. Потом становится легко на сердце и чувствуешь, что готов на многое, лишь бы еще иметь возможность услышать их. Лариса смотрела на эту идиллическую картину и кусала губы. Все было замечательно, но после бурного примирения она не услышала ни единого слова об изменении характера их отношений. Уланов по-прежнему хотел общаться с нею в любое время дня и ночи. Был готов дарить дорогие подарки, помогать материально, но при этом никаких посягательств на его свободу. Шмелева поняла, что нужна ему только как страстная любовница. Недаром он каждый раз подчеркивает, что только с нею познал полный букет невероятных ощущений от секса. Он возбуждался только от одной мысли, что предстоит близость. Поглядывая на сидящую рядом Ларису, он начинал говорить слова, полные сладострастия, разогревая и ее, и себя еще больше. Доходило до того, что он не мог вести автомобиль. Тогда местом их любовных игр становился широкий, просторный салон машины. Лариса не получала от такого способа обладания большого удовольствия, а Руслан неистовствовал. Он становился похож на одичавшее животное, соскучившееся по ласке. Он брал ее, заставляя стонать от наслаждения. Несколько раз с напряженным лицом он всматривался ей в глаза, потом вдруг размазывал помаду по ее щекам и целовал так, что, казалось, дыхание ее остановится.

Теплая ранняя весна и пришедшее ласковое лето пробуждали в Руслане невероятные сексуальные фантазии. Все чаще он выезжал с Ларисой за город и там, в окружении ожившей, цветущей природы отдавался им. Ложем для любви становились разложенные сиденья авто, трава. После таких прогулок, заканчивавшихся порой затемно, Лариса едва держалась на ногах от усталости. Переполненная впечатлениями, с подпухшими губами она возвращалась домой. Ей нравилась такая необузданность, только сколько это продлится? Ему приятно совокупляться и потом отправляться по своим делам, порой на всю ночь. Лариса столько раз, бывало, звонила ему, но к телефону никто не подходил. На вопросы, которые она задавала, Руслан отвечал односложно: дела. Пресекал любую попытку ревности, мотивируя тем, что сам скажет, если в его жизни появится другая женщина. Он не терпел раздвоения. Ему это было не нужно. На время очередного романа остальные женщины переставали для него существовать. Он порывал с ними легко и так же легко впадал в пучину новых страстей. Он как-то сказал, что с Ларисой у него все по-другому. Он терпит ее выходки, порой ненавидит, но неудержимо стремится к тому, чтобы быть вместе. Единственное, чего Шмелева не понимала, это о каких выходках с ее стороны идет речь? Он хотел бы, чтобы в его отсутствие она ходила в парандже, а сам позволял себе пропадать ночи напролет. Он ревновал к каждому ее взгляду, случайно остановившемуся на другом мужчине, а ей запрещал даже интересоваться, где проводит время без нее. Ведь они встречались то каждый день, то вдруг Руслан пропадал на несколько суток. Но лишь изредка она признавалась, что звонила, искала его. Она поняла, что если хочет подольше быть с ним рядом, не должна показать, насколько она привязана к нему. Он не должен почувствовать, что она надеется на большее, чем роль ухоженной, сексуальной любовницы. Руслан был самым красивым, привлекательным мужчиной из тех, кто оставил в ее душе след. Шмелева понимала, что такой мужчина не создан для семьи, но с поразительным упорством пыталась одомашнить его. Она отказывалась ехать ужинать в ресторан, приглашая его к себе домой. Она каждый раз пыталась удивить его новыми блюдами, чистотой и уютом своей небольшой, но опрятной и светлой квартиры. Конечно, после его хором двухкомнатная малютка казалась жилищем для гномов. Но Лариса не высказывала особых восторгов по поводу масштабов его квартиры и никогда не отзывалась плохо о своей. Она играла, постоянно играла и была начеку. Почему ей это нравилось, она не могла объяснить. Ведь раньше любой дискомфорт она тут же исключала. Все, что шло в разрез с ее «я», переставало для нее существовать. С Улановым было по-другому. Оба признавались себе, что таких отношений ни у одного из них не было.

— Очнись, подруга, — отпивая холодный зеленый чай, сказала Лита. Она помахала перед лицом Ларисы рукой и не заметила никакой ответной реакции. Только со второго раза Шмелева очнулась от своих воспоминаний. — Возвращайся, пожалуйста. В какую бездну ты упала?

— Бездну страсти. Я не могу устоять перед его ласками, сладкими речами. Как кролик перед удавом: знаю, что проглотит, и пододвигаюсь ближе. Он умеет влиять на меня, — стряхивая пепел, ответила та. — Раньше я бы никогда не простила того, что прощаю ему. Ну почему? Неужели это страх одиночества лишает меня уважения к себе?

— Ты становишься старше, твои ориентиры меняются, вот и все.

— Если бы у меня не было Димки и Мишки, я бы вела себя иначе. Я чувствую, что могу вытерпеть многое, лишь бы им стало немного легче на душе, чтобы они почувствовали мужчину рядом. Их отцы не особенно часто балуют вниманием. Один за тридевять земель, другой — весь в бизнесе со своей старушкой.

— Не отталкивайся в этом случае от детей. Это плохой ориентир. Не оправдывай происходящее тем, что делаешь им добро. Ведь однажды он может ударить тебя при них, что тогда? — Лита внимательно посмотрела на подругу. — Шмелик, я не уверена, что это повторится, но не отрицаю возможность.

— Я понимаю. Он обещал не делать мне больно ни словами, ни физически. Я так хочу ему верить! Наверное, я люблю этого мерзавца. С ним так интересно, он много знает. Я слушаю его, контролируя себя, чтобы не отвисала челюсть. Он знает столько, что я удивляюсь, когда только успевает?

— По ночам, когда ты звонишь, а его нет. Так вот, он в это время штудирует толстые тома энциклопедий или листает кипы журналов, — засмеялась Лита. — Да, умный мужчина знает, как тебя опутать.

— Вчера отдал мне путевки в пансионат на троих: маме, Димке и Мишке. На двадцать дней, Форос. Наверное, там красиво. Дети так давно не были на море. Я бы очень хотела, чтобы они подышали тем воздухом, оздоровились. Да и мама устала: готовит, убирает, уроки бесконечные. Кажется, что это просто и от этого не устанешь. Как бы не так! Ей тоже нужно сменить обстановку и отдохнуть от плиты.

— Она не против ехать?

— Только «за».

— А ты?

— Если отпустишь меня в отпуск в августе на десять дней, то я с Русланом поеду в Испанию.

— Опять я слышу загадочное, завораживающее слово. Почему именно туда?

— Руслан сказал, что однажды побывал в этой стране и влюбился в нее. Он хочет, чтобы и со мной произошло что-то подобное, — сказала Лариса.

— Да, в Испании есть что-то магическое. Родина Гойи, Пикассо, Колумба.

— До августа, правда, надо еще дожить в мире и согласии, — заметила Шмелева.

— Почему именно август? Если устала, я отпущу тебя хоть сейчас, только приведи в порядок бухгалтерию и передай мне список клиентов.

— Дело в том, что мы должны попасть в Бунол в последнюю среду августа. Живописный, тихий городок. В этот день там происходит невероятное помидорное сражение. Праздник урожая «Томатина». Ты слышала об этом?

— Да, в свое время Георгий мне рассказывал. Он ведь побывал во многих странах. Когда-то отдыхал в Валенсии и ездил в Бунол на тот праздник, — ответила Лита. — Ты хочешь почувствовать себя сосиской в кетчупе?

— Честно говоря, не представляю, как это происходит.

— Будем надеяться, что ты попадешь туда. Ведь кроме помидорной битвы это еще и фейерверки, музыка, вкуснятина, — заметила Лита.

— Вот уж засвечу томатиком милому в глазик! — засмеялась Шмелева. — Отведу душу!

Лита улыбнулась. Какая же Леська смешная. Тянется к мужчинам, как подсолнух следует за солнцем, а все не складывается. Не получается, чтоб раз и навсегда. Уж не верится: бывает ли такое на свете? Но ведь живут ее родители уже четвертый десяток вместе. Как им удалось сохранить то, что связывало их в молодости? Хотя от того чувства вряд ли что осталось. Вместо страсти — привязанность, привычка, благодарность за прожитые годы.

— Слушай, Леська, а ты никогда не жалеешь, что не уехала со своим Леней Годфильдом в Израиль?

— Почему ты именно сейчас об этом спросила? — напряглась Шмелева.

— Не знаю, просто подумала, что не было бы у тебя всех твоих проблем.

— Были бы другие.

— Не спорю, но все-таки ответь.

— Жалею. Давно и безрезультатно, — коротко произнесла Лариса. — Если бы он попробовал меня уговорить, я бы согласилась. Но он сказал, что мнение родителей для него превыше моего. Это все решило. Зачем мне такая постановка вопроса, да еще и в Израиле? Как у меня хватило ума не отказаться от предлагаемых денег? Они были счастливы избавиться от меня, паршивой овцы в их отаре. Мама потом ела поедом. Слава богу, появился Сергей. Знаешь, я до сих пор удивляюсь, как не сошла с ума, когда он ушел от нас.

— Ты сильная, ты не сгибаешься от тяжести обстоятельств, — заметила Лита.

— Ладно тебе, «тающая легче снега, я была — как сталь», — с позерством продекламировала Лариса и увидела, как округлились глаза подруги. — Да, как ты хотела? С кем поведешься, от того и наберешься. Я за последнюю неделю только Цветаеву и могу воспринимать. Читаю и плачу, как будто обо мне написано.

— Это самое прекрасное, что я услышала от тебя сегодня, Шмелик, — искренне сказала Лита. — Мы так давно знаем друг друга, что перенять привычки — самое простое дело. Но при этом мы остаемся сами собой.

— Точно, — допивая напиток, согласилась Шмелева.

— Я люблю тебя, — посылая воздушный поцелуй Ларисе, сказала Мартова. Ей уже было стыдно за то, что она хотела умолчать о своих чувствах к Ивану. Что им скрывать — им, с детских лет не имевших ни одного секрета?

— И я тебя, Владимировна, честно, — улыбнулась Лариса и посмотрела на часы. — Наш перерыв подходит к концу. Как раз пройдемся по скверу, а я выкурю еще сигаретку.

— Ты много куришь последнее время.

— Знаю, но бросить не могу себя заставить. Мне некому дать слово, что больше не буду. Нет такого мужчины, ради которого я могу отказаться от удовольствия.

— Почему для этого нужен мужчина, а ради себя?

— Пробовала, не получается.

— Тогда ради меня попытаешься? — поднимаясь из-за стола, спросила Мартова.

— Лита, это слишком серьезно. Я подумаю.

— Думай, на то тебе и голова. Ты же хочешь быть неувядаемой. Не кури.

— Какая ты все-таки, Литочка. Не все такие волевые, как ты. Не дави на меня! — воскликнула Лариса. — Мне хочется провалиться сквозь землю, когда на меня оказывают давление.

— Даю на размышление несколько дней, до конца недели. Бросишь курить — получишь прибавку к зарплате.

— Ну, это форменный шантаж! — автоматически закуривая, сказала Шмелева. — Ты пользуешься своим служебным положением.

— Для чего оно тогда существует? Кстати, возвращаясь к работе: кто у меня остался на сегодня?

— Последний прием Полины Власовой, в половине второго. Ты говорила, что с нею уже порядок. А на закуску — Тарасова Кристина Валентиновна. Записалась по телефону в прошлую среду, как и лже-Карпов.

— Что ж, новые клиенты — это приятно.

— Я ограничиваю прием, чтобы ты успевала поработать с каждым основательно. Вы ведь разговариваете не пять — десять минут. Семь человек в день — мы с тобой установили эту норму.

— Давай расширим ее до восьми-девяти. Придется сделать сдвижки по времени, но это мои проблемы. Порой очень много драгоценных минут уходит на ненужные вопросы. Хотя человека можно поняты он хочет освоиться. Давай так: восемь человек, хорошо? — открывая дверь в офис, сказала Лита.

— Я приняла к сведению.

Саша уже сидел в приемной. Он с наслаждением пил холодную колу. Увидев Литу и Ларису, поднялся навстречу.

— Что ты вскочил, Саш? — улыбнулась Мартова.

— Уже несколько раз звонил телефон. Спрашивали вас, — ответил охранник, глядя на Аэлиту. Та почувствовала слабость в коленках. Она боялась выдать то, с каким нетерпением хочет узнать, кто же звонил. Саша не стал долго тянуть и добавил: — Это был Иван Георгиевич Мартов, обещал заехать к шести часам.

Лита не заметила, как переглянулись между собой Лариса и Саша. Она настолько обрадовалась сообщению, что, поблагодарив, быстро скрылась в своем кабинете. Едва закрыв ее, прижалась спиной к прохладному пластику двери. Закрыла глаза и замерла. Она не ожидала, что настолько обрадуется. Неужели она действительно может позволить себе это?

Подойдя к окну, Лита открыла его пошире и села за стол. С минуты на минуту придет очередной посетитель. Ей нужно привести свои мысли в порядок. Она на работе. Ничто и никто не должен мешать этому. Она вывела для себя такое правило с первых дней работы фирмы и старалась придерживаться его. Прошло несколько минут. За это время Лита освежила макияж и справилась с волнением.

По селектору Лариса сообщила, что пришла Полина Власова. Получив разрешение, пригласила ее в кабинет, неслышно прикрыв дверь.

— Добрый день, Полина Александровна. Присаживайтесь поудобнее, — улыбаясь, сказала Лита.

— Здравствуйте, — так же мило улыбнулась в ответ клиентка. Она заняла ставшее привычным место в глубоком кресле напротив Мартовой. Заложила ногу за ногу и достала пачку сигарет. — Вы позволите?

— Да, конечно. — Лита не любила, когда разговор начинался именно так, но, вероятно, сигарета помогала женщине расслабиться. — Как вы спите? Больше кошмаров не было?

— Спасибо вам. Это такое счастье — просто спать. — На лице Полины появилось блаженное выражение. Оно придало ей детское очарование, несмотря на то что женщине было под пятьдесят. Она кокетливо не говорила о своем возрасте, очень обрадовавшись, что точная дата ее рождения не нужна. Но Лита смогла сопоставить некоторые события в жизни Власовой и для себя выяснила ее возраст. Ведь для того чтобы помочь, Мартова должна была получить максимальную информацию о сидящем напротив человеке. В данном случае она помогла Полине избавиться от кошмарных сновидений, не дающих ей покоя после смерти матери. Женщина стала бояться ложиться спать, заранее зная, что глубокой ночью проснется в холодном поту, с чувством удушья. Она довела себя до ужасного состояния, и Лита была очень довольна тем, как выглядела ее клиентка сегодня. Каждая такая победа придавала Мартовой сил. Она понимала, что нашла себя. Она возвращала людям утраченный покой, уверенность в себе, чувствуя, что это благотворно действует и на нее. Она тоже оставляла себе частичку их общей победы, надеясь, что и у самой в душе поселится долгожданный покой.

Общение с Полиной было приятным. Женщина выглядела прекрасно, шутила, не отказалась от предложенного кофе. Ведь в первое свое посещение кабинета она не могла держать чашку в руках, так дрожали пальцы.

— Я очень благодарна вам, Аэлита Владимировна. Я была несколько раз в церкви, ставила свечи за ваше здравие и удачу. То, что вы делаете — бесценно. Спасибо огромное. — Поднимаясь по окончании разговора, Власова протянула Лите руку на прощание.

— Я рада, что мы смогли сделать это, — пожимая протянутую руку, ответила Лита. — Всего доброго.

Оставшись одна, Лита посмотрела на часы, висевшие на стене напротив. Была половина третьего. Сегодняшняя беседа с Власовой была короткой как никогда. Это говорило о том, что человек пришел в себя и не нуждается в том, чтобы вести длинные душеспасительные разговоры. Лита включила очиститель воздуха, чтобы избавиться от запаха табака.

Лариса снова сообщила по селектору, что в приемной Тарасова Кристина Валентиновна.

— Пригласите ее, пожалуйста, и зайдите ко мне вместе с нею, — попросила Мартова.

Через мгновение Шмелева открыла дверь кабинета, пропуская вперед интересную женщину в возрасте, но явно следившую за собой. Первое впечатление от встречи всегда очень важно. Лита поняла это и внимательно смотрела на Тарасову, пока они обменивались приветствиями. Ничего такого, что Мартова обычно видела в глазах нуждающихся в ее помощи людей, она не заметила. Лита насторожилась. Бессознательное напряжение сковало ее настолько, что она забыла о присутствии Ларисы. Та стояла в недоумении, ожидая слов Аэлиты. Пауза несколько затянулась, и Шмелева отважилась спросить:

— Я нужна вам, Аэлита Владимировна?

— Лариса, принесите нам, пожалуйста… — и обращаясь к Тарасовой: — Хотите какой-нибудь напиток: чай, кофе или прохладительный?

— Благодарю, я не хочу ничего, — она ответила спокойно, продолжая осматриваться по сторонам.

— Тогда для меня чашку холодного чая с лимоном.

— Минутку. — Лариса прикрыла за собой дверь, многозначительно посмотрев на Литу. Тем самым она хотела дать понять, что клиентка привлекла ее внимание.

— Итак, с чего мы начнем? — улыбаясь, спросила Мартова. — Какая проблема привела вас ко мне?

— Коротко не скажешь.

— Не нужно коротко. Нужно так, чтобы мы смогли разобраться и решить ее, — доброжелательно сказала Лита. — Спешить некуда. Вы последняя на сегодня, так что я в вашем распоряжении.

Женщина продолжала рассматривать кабинет, скользнула взглядом по столу и вдруг изменилась в лице. Лита поняла, что ее внимание привлекла фотография Мартова. Тарасова даже немного подалась вперед, чтобы получше рассмотреть ее.

— Простите, Кристина Валентиновна, я не понимаю вашего молчания, — деликатно начала Лита. Ей показалось, что этой женщине совсем не нужна помощь психоаналитика.

— Трудно начать, — снова откинувшись на высокую спинку кресла, сказала посетительница. Она поправила безукоризненно уложенные короткие темные волосы, едва тронутые сединой, легким движением прошлась по всей голове ото лба до затылка. Потом вздохнула и посмотрела на Литу. В пристальном взгляде ее зеленых глаз было что-то, заставившее Мартову почувствовать себя неуютно. В этот момент зашла Лариса с чашкой чая. Поставила на стол и получила молчаливое указание выйти.

— Начните с чего-нибудь. Проблем несколько? Давайте с той, которая кажется вам наиболее актуальной, — стараясь побороть волнение, произнесла Лита.

— Конечно. Тогда с того, что человек знает правду и не может рассказать ее, не внеся разлад в душевный покой того, для кого она предназначена. Как быть?

— Слишком запутано. Можно поконкретнее? Кажется, с этим вопросом вы пришли не по адресу. Не поверю, что это может лишать покоя настолько, что возникают проблемы. — Лита не отводила взгляда, отвечая на прямой, изучающий взгляд женщины.

— Иногда правда может быть убийственной. Вот и приходится решать: скрыть или убить. Это ближе к тому, чем вы занимаетесь? — В голосе посетительницы прорезалась нотка иронии.

— Допустим, я скажу, что не всегда правда лучше сладкой лжи. Будем иметь в виду ложь во спасение. Если вы уверены, что реальное положение вещей нанесет человеку урон, то подумайте: сможет ли он оправиться?

— Почему вы решили, что речь идет обо мне?

— Я уверена в этом. Не стали бы вы записываться на прием, чтобы поведать историю вашей подруги. По крайней мере, в моей практике такого случая не было. — Тарасова не стала возражать, что означало правильность вывода Литы. — Вам был нужен совет? Я вам его дала. Все?

— Нет.

— Кто вы? — не выдержала Мартова. Она придвинулась ближе к столу. — Я вас не знаю, но вижу, что в моей помощи вы вряд ли нуждаетесь.

— Вы сами нуждаетесь в ней, девочка, — вдруг сказала Тарасова, и в голосе ее не было ничего отталкивающего.

— Почему вы так говорите со мной?

— Вы годитесь мне в дочки. Мне, увы, далеко за пятьдесят, и я часто стала разрешать себе называть все своими именами.

Кристина Валентиновна снова пристально посмотрела на Мартову. Молодая женщина понравилась ей. Выглядела она немного усталой и совсем беззащитной. Поэтому в какой-то момент Тарасова решила не делать того, что задумала, но потом сказала себе, что все вершится для блага самой Аэлиты. Ей же будет легче оттого, что она узнает правду о своем «идеальном» муже.

— Итак, Аэлита Владимировна, скажу вам один факт своей биографии, который вас заинтересует. Даже не один, а целых два. Во-первых, я училась вместе с Георгием Ивановичем на одном курсе, а во-вторых — я была свидетельницей на свадьбе Мартова и Светланы Борзовой.

— Почему меня должно это заинтересовать? Георгия Ивановича нет, и я не собираюсь копаться в его прошлом.

— Да, время быстротечно. Два года, как не стало непотопляемого Мартова. Достаточно долгий промежуток, чтобы безболезненно говорить об ушедшем человеке. Опустим некрасивое слово «копаться» и заменим разбирательством.

— Зачем это вам нужно? — спросила Лита.

— Скорее это важно для вас. Я давно наблюдаю за вами. И в те времена, когда вы были рядом с Георгием на светских вечеринках и банкетах, и когда остались одна.

— Интересно получается. Я думала, что внимание к моей персоне уменьшилось после ухода Георгия, а оказывается, кроме репортеров есть еще заинтересованные лица, — Мартова усмехнулась. — Первым всегда нужна сенсация, а что нужно вам?

— Я хочу облегчить вам дальнейшую жизнь, милочка. Вы так искренно скорбите по этому бессердечному человеку, что мне стало жаль вас. Вы молоды и должны получать удовольствие от каждого дня пребывания на этой земле. Вместо этого вы ведете уединенный образ жизни и наверняка живете воспоминаниями о годах, проведенных с Георгием.

— Вы абсолютно правы в одном, что я полна светлых, незабываемых впечатлений от трех лет семейной жизни с Мартовым. Остальное вас не касается. Вы — совершенно незнакомая женщина — приходите в мой кабинет и пытаетесь выбить почву из-под ног! Прошу вас уйти и больше не пытаться облегчить мою участь. — Лита поднялась. Тарасова тоже встала, но явно не хотела покидать кабинет.

— Не обижайтесь. Я не собираюсь обливать грязью имя вашего мужа. Уделите мне десять минут и потом вы сами не захотите, чтобы я уходила, — сказала она, пытаясь придать своим словам как можно больше убедительности. Если она уйдет сейчас, охранник больше не пустит ее на порог. А ей так нужно освободиться от того груза, который она чувствует не один десяток лет.

— Хорошо, будь по-вашему. У вас десять минут, — ответила Лита, посмотрев на часы.

— Спасибо.

— Не тратьте время на вежливость. Разоблачайте.

— Мартов действительно любил вас. Знаете, это было видно по тому, как нежно он смотрит на вас даже тогда, когда объективы камер и фотоаппаратов не были направлены на него. Но самой любимой его женщиной была работа. Самой дорогой и желанной. Вы встретились с ним в замечательную пору. Удовлетворив свои амбиции, потеряв жену, он смог позволить себе расслабиться. Вы прекрасно дополняли друг друга. Я всегда смотрела на вас и говорила: белое и черное. Первое о вас, Лита… — Тарасова замолчала. Потом достала из сумочки пачку сигарет. Не дожидаясь ее вопроса, Лита придвинула пепельницу ближе к посетительнице.

Мартова видела, что та волнуется. Уже тронутые возрастом руки дрожали, когда Кристина Валентиновна прикуривала длинную белую сигару в мундштуке. С удовольствием выпустив дым, женщина подняла брови и на мгновение застыла. Ее позу можно было назвать наигранной, слишком она была неестественной. А может, впечатление складывалось оттого, что Тарасова прямо держала спину, вместо того чтобы, расслабившись, утонуть в глубоком кресле.

— Знаете, в жизни Георгия до вас было две женщины, любивших его безгранично. Я имела в виду двух — его мать и его первую жену. Мать он навсегда вычеркнул из своей жизни, не приняв ее решения выйти замуж после смерти отца. Вы знали об этом?

— Георгий говорил, что его родители давно умерли, и показывал мне гитару, которую когда-то купил ему отец. Он очень дорожил ею. Я считала, что он — хороший сын, — медленно выговаривая слова, перебила Тарасову Лита.

— Да, конечно, умерли. Только мать прожила бы гораздо больше, если бы родной сын не вычеркнул ее из жизни за предательство, которого она не совершала. По сути, он не смог перебороть ревности к другому мужчине, который хотел сделать его мать счастливой. Это был замечательный человек, культурный человек. Олег Викторович Раздольский приложил немало усилий, чтобы наладить отношения с Георгием. Но тот был непреклонным. Я знаю некоторые подробности, которые стали мне известны несколько лет назад от самого Олега Викторовича. Мы случайно познакомились на одной выставке, разговорились, и старик открыл свою душу. Выложил все, что столько лет не давало ему покоя. Мне было жалко смотреть на него. Ведь он во всем обвинил себя. Якобы ему нужно было просто уйти и не ставить Нину Петровну перед выбором.

— Ваш лимит скоро закончится. — Лита почувствовала, что на нее давит невидимая сила. Она прижимает ее к креслу, не дает подняться, подойти к окну и пошире распахнуть его. В кабинете стало трудно дышать. Лита смогла только протянуть руку и включить стоящий рядом вентилятор.

— Георгий ушел из дома и был принят семьей Светланы. Та любила его, как любила все прекрасное. Что говорить, Георгий был необыкновенно красивым. Даже возраст не уменьшил его обаяния, магии черных глаз. Сколько девчонок тщетно пытались заполучить его. Нет, ему не нужна была просто любовь. Он шел только по своему сценарию. Светлана больше всех подходила на роль спутницы жизни: нескрываемый достаток, родители за границей. Кто еще сможет подтолкнуть, придать небольшое ускорение честолюбивым планам юноши? Он не любил ее. Он никогда не признавался в чувствах, он хотел быть честным.

Она все понимала, но боялась потерять его. Светлана была мало приспособлена к жизни. С нею рядом должен был находиться мужчина, с которым можно не беспокоиться за будущее. Мартов тоже идеально подходил для нее. Природная красота сочеталась у него с недюжинным умом. Не хватало связей, денег, пропуска в высшее общество. Все это он получил, женившись на Светлане. Они хорошо играли свои роли до поры до времени. Наверное, Светлана надеялась, что это легко — жить с любимым человеком, который равнодушен к женщинам. Она не понимала, на что себя обрекает. Доказав всем, что только ей удалось заполучить Мартова, она прожила в браке более тридцати лет. На руках хватит пальцев, чтобы сосчитать ее счастливые дни.

Георгий никогда не изменял ей — ему это было не нужно. Он поднимался по крутым ступеням карьеры, которые становились все более пологими, пока не превратились в ровную, мягкую дорожку. А Светлана была рядом: блистала бриллиантами, супермодными нарядами. Но никакой достаток не мог компенсировать пустоту в душе. Они словно заключили контракт и исправно придерживались его условий. Я удивляюсь, что у них появилось двое детей. Ну, с Иваном понятно… Их отчуждение от отца — бумеранг, который сбил его с ног. Все вернулось сторицей — ни больше ни меньше. Дети тоже не захотели видеть рядом с отцом другую женщину, какой бы прекрасной она ни была.

Тарасова закурила следующую сигарету. Лита молча наблюдала за нею, чувствуя, как тело занемело. Все вокруг перестало существовать. Только грудной голос звучал везде. Клубы дыма окутали собеседницу и казались серым облаком, предвещающим грозу. Каждое слово резало ножом. Слушать было невозможно, но и останавливать рассказчицу Мартова не хотела. В конце концов, теперь будет кому задать свои вопросы. Стеблова с Иваном темнят, играют в благородство, а этой даме, похоже, не до него.

— Вы заблуждаетесь, — тихо сказала Лита, подставляя лицо холодным потокам воздуха от вентилятора. Она закрыла глаза и, не глядя на Тарасову, говорила. — Вы ошибаетесь. Вы говорите словно не о человеке, а о роботе с заданной программой.

— Я хочу сказать, что он бы постепенно вычеркнул и вас из жизни, как и женщину, подарившему ему жизнь.

— Вы плохой психолог, — голос Литы дрожал, но негодовать у нее не было сил. — Не знаю, какую цель вы преследовали, но вам ничего не удалось.

— Нет ничего более глупого, чем отрицать очевидное, — невозмутимо продолжала Кристина Валентиновна. — Я была далеко отсюда, когда со Светланой произошел тот роковой несчастный случай. Почти сразу после окончания института я уехала с мужем в Канаду. У нас не было секретов друг от друга. Знаете, в начале ее романа с Мартовым я сама заглядывалась на него, ожидая, когда же все закончится. Он обладал удивительным свойством завораживать и заставлять желать себя. Потом я поняла, что ему нужна только Борзова… Мы расстались и стали переписываться. Сначала часто, потом реже. Ее последние письма были так горьки. Она осталась одна, совсем одна. Взрослые дети устраивали свою жизнь за границей, а муж занимался исключительно работой. Она не смогла справиться с душевной пустотой, которую некому было заполнить.

— И что же случилось? — впервые за время беседы Лита задала вопрос, который давно волновал ее. Когда-то Георгий не захотел вдаваться в подробности, а мама вообще предположила страшную вещь. — Ее убили?

— Зачем убивать труп? Она давно умерла и реально существовала только ее красивая, сверкающая оболочка. Внутри все прогнило. Она заливала свои переживания коньяком, но от этого не становилось легче. Начала курить… Я никогда не видела ее с сигаретой. Ей это наверняка не шло. Я писала ей, чтобы не баловалась, чтобы шла к психоаналитику. Развелась, в конце концов! Но она не могла, Мартов был для нее наркотиком, добровольно отказаться от которого она не могла. Ей нужно было все рассказать врачу, чужому человеку… Но она не слушалась. Ей было уже все равно. К тому же она боялась доставить неприятности мужу своими излияниями перед психоаналитиком. Она была на виду и не хотела показать, что в ее семье давно нет покоя.

Когда ее машина попала в аварию, уверена, что тут не обошлось без Георгия. Нет, он не подстраивал столкновения, но в их отношениях трещина превращалась в глубокий каньон. Они могли поссориться и… это случилось. Зачем ей было так поздно уезжать из дома, в такой гололед… Было много статей в прессе и ни в одной ни слова правды. Только один материал назывался как-то вроде «Жизнь в золотой клетке». Там все было реально описано, с подтекстом, похожим на истину. Газету почти сразу прикрыли. Яснее ясного: Мартов умел убирать тех, кто мешал ему. Он знал, что его друг серьезно влюблен в Светлану, но отбил ее. Увел легко, с чистым сердцем, разбив его Степану Доценко.

— Степану Михайловичу Доценко? — вспоминая странный звонок, спросила Лита.

— Это теперь он уже Михайлович, а тогда был просто Доцей. — Тарасова потушила тлеющий окурок и удивленно посмотрела на Мартову. — Вы с ним знакомы?

— Нет.

— Неужели Георгий рассказал о том случае? Он довел своего друга до попытки самоубийства. Мы узнали обо всем, когда Светлана уже сменила фамилию и ходила беременная. Георгий взял с нас слово, что мы не станем рассказывать ей о Степане. Все выглядело, как забота о жене, носившей его ребенка. На самом деле он боялся только за себя. За свое теплое место рядом с нею. Слишком много было поставлено на этот брак…

Лита завороженно смотрела на собеседницу. Значит, мать Георгия умерла с тяжелым сердцем, не выдержав отчуждения единственного сына. Жена, спившись и потеряв контроль над собой, сама искала смерти и нашла ее, навсегда оплатив свои счета. Друг едва не покончил с собой. От Мартова отвернулись дети. Вот они, его подводные айсберги, о которых он мимолетно говорил при первой встрече. Разве с этим можно жить? Господи! Лита сдавила голову руками. Конечно, дети ни на минуту не могли поверить, что отношения их отца и какой-то молодой вертихвостки серьезны. У них в голове не укладывалось, что Мартов способен на настоящее чувство. Теперь до Литы дошел истинный смысл оброненной Иваном фразы. Он сказал, что она встретилась с Георгием, когда основная его программа была выполнена, и он мог позволить себе немного лирики.

— Уходите, уходите, прошу вас, — тихо сказала Лита, поднимая на Тарасову глаза, полные слез. — Я не хочу больше. Для меня достаточно.

— Я рассказала только для вашего блага, чтобы вы не боялись предать память мужа. Он не достоин этого! Вы такая чистая, что он не должен был прикасаться к вам! Живите своей жизнью, отбросив призраки прошлого. Примите за благо то, что овдовели сейчас, когда вы красивы и молоды, а не когда он выжал бы вас, как лимон. Ради бога, не смотрите на меня так!

Лита покачала головой. Она боялась разрыдаться перед этой женщиной. «Когда же она уйдет?» Тарасова поднялась. Она еще раз посмотрела на фотографии, стоящие перед нею. Улыбающийся Мартов. Казалось, взгляд его стал колючим: еще бы, не ожидал, что кто-нибудь осмелится так говорить о нем. А вот и малыш, бесспорно, это Мартов в миниатюре. Надо же, какое сходство. Кристина поджала губы и направилась к дверям. За несколько мгновений Лита смогла справиться с предательским комком в горле.

— Еще минуту, — окликнула она разоблачительницу. Та остановилась у самой двери, оглянулась. Лита поднялась и подошла ближе, почти вплотную. — Вы нарушили древнюю христианскую заповедь: о мертвых или хорошо, или ничего. Поэтому ваши слова я не принимаю близко к сердцу. Вы злая женщина. Может быть, вы до сих пор не успокоились, что Георгий предпочел вам Светлану? Может, вы возлагали грандиозные планы на обладание первым красавцем факультета и хотели блистать рядом с ним? Комплекс отвергнутой женщины заставил вас через столько лет поливать грязью двух людей: лучшую подругу и ее мужа.

— Не обвиняйте меня в том, чего я не совершала. Просто в нашем кодексе нет статей, карающих за моральное убийство. Только это спасло Мартова от наказания! — Тарасова не ожидала такой реакции Литы. Она была растеряна и не знала, что сказать напоследок.

— Надеюсь, вы больше не ощущаете тяжесть груза правды. Не обольщайтесь, моего отношения к Георгию вы не поколебали. И на моей дальнейшей жизни ваши истории не отразятся. Я буду строить ее сообразно с собственными принципами. И мой сын будет слушать рассказы об отце, который читал стихи Тютчева, любил и боготворил его мать. Надеюсь, вам не понравилось то, что вы услышали. Вы зря записались ко мне на прием. Еще один человек, действительно нуждающийся в помощи, будет ждать, а вы явились, полная призраков и желчи. Напрасные слова… Иван Георгиевич Мартов в ***нске, вы знали это? — вдруг резко сменила тему Аэлита.

— Нет, не знала.

— Как странно, вашей осведомленности о прошлом можно позавидовать, а о настоящем вам ровно ничего не известно, — иронично улыбнулась Мартова. — Тогда просвещу вас, чтобы не зря потратили время. Иван Мартов — вот кто сможет ответить на все мои вопросы. Ему я поверю, он не захочет возводить напраслину на родного отца. Мы наконец сумели найти общий язык. Думаю, что со временем и Мила перестанет избегать моего общества. Нам нечего делить, и нас ничто не сможет разъединять. Я верю, что понимание этого придет. Жизнь так коротка… Стоит ли тратить ее на дешевые разоблачения? Видно, вы тоже никогда не любили, Кристина Валентиновна, если предположили, что мои чувства изменятся.

— Да, можно и белое назвать черным при желании, — поправляя сумку на плече, сказала Тарасова.

— Всего доброго, — открывая перед нею дверь, сказала Лита. И, обращаясь к сидящей за столом Ларисе, добавила: — Лариса Алексеевна, эта женщина ничего нам не должна.

— Поняла, — Шмелева не подала вида, что удивлена.

— Надеюсь, мы больше не встретимся, — , сказала Мартова, прикрывая за собой дверь.

Оставшись одна, она едва дошла до своего кресла, снова включила очиститель воздуха. Ей хотелось избавиться даже не от запаха табака, а пропустить через фильтры воздух, которым дышала Тарасова. Тяжело опустилась на свое место и неожиданно для себя самой заплакала. Ей было все равно, что по щекам потекли тонкие черные струйки туши. Размазывая их по щекам, Лита смотрела на фотографию Георгия и прикрывала рот рукою. Ей казалось, что она просто завоет на весь кабинет. Чувства не поддавались контролю. Ее душила поднимающаяся изнутри обида. Почему он не рассказал ей всего сам? Тогда ей было бы легче принимать такие удары. Неужели он боялся потерять ее? Нет, ничто не могло отвратить ее от Мартова. Может, только история с его матерью. Этого Лита не могла понять, а значит, рано или поздно появилась бы трещина, разрастающаяся и углубляющаяся. Как было у Георгия со Светланой. Оба думали, что это легко — жить под одной крышей, объединяясь только чувством долга, обязательствами. Нет, должно быть что-то для души, что незаметно согревает. Без этого семья не может долго существовать. А они пробыли рядом тридцать лет. Лита всхлипнула, откидываясь на спинку кресла. Какой огромный срок. Тут поневоле привяжешься друг к другу. Страсти не было, а с годами появился только разросшийся до гигантских размеров страх одиночества. Женщина чувствует это глубже, потому и страдает сильнее.

Лита взяла из ящика стола маленькое зеркальце и стала убирать салфеткой следы от туши. В дверь несмело постучали.

— Войдите, — отозвалась Лита, последний раз посмотрев на свое отражение — немного подпухшие глаза. Зашла Лариса и прикрыла за собой дверь. — Что, Лара?

— В приемной самый последний посетитель на сегодня — Иван Мартов. Он столкнулся лицом к лицу с Тарасовой. Она так пристально посмотрела на него, что он поинтересовался, чем обязан.

— И что же она ответила?

— Засмеялась и сказала, что сразу узнала его, хотя в последний раз видела, когда он был совсем ребенком. И добавила, что он нашел себе прекрасного психоаналитика. — Шмелева произнесла последнюю фразу с опаской.

Лита побледнела. Она опустила голову и, убирая волосы от лица, закусила губу.

— Я не могу сейчас встречаться с ним, — наконец сказала она.

— Не дури, Лита, он-то при чем? Ты бы видела, как сияло его лицо, когда он переступил порог фирмы и как осунулся, почернел от слов этой старухи. Черт бы ее побрал! — Шмелева негодовала. — Нет ничего хуже поганого языка.

— Посмотри на меня. Как я выгляжу? — спросила Мартова.

— Немного растерянно. Придай своему лицу обычное выражение, прошу тебя. Не делай опрометчивых выводов. — Лариса взялась за ручку двери. — Аэлита, ты ведь сильная и умная женщина. Мы не в том возрасте, чтобы прислушиваться ко всему. Ты сама учила фильтровать информацию.

— Я поняла, спасибо, Шмелик. Я тебя люблю.

— Взаимно. — Лариса открыла дверь. — Заходите, Иван Георгиевич.

Мартов поблагодарил и перешагнул порог кабинета. С первого же взгляда на Литу ему все стало ясно. Он сощурил глаза, выругавшись про себя.

— Добрый вечер, Иван, — сказала Лита, жестом приглашая его присесть напротив. — Лариса Алексеевна, принесите нам по чашке кофе с бутербродами, пожалуйста.

— Хорошо. — Шмелева быстро закрыла за собой дверь.

— Здравствуй, — тихо ответил Иван, продолжая пристально смотреть на сидевшую перед ним женщину. Она изо всех сил пыталась держаться, как обычно, но подрагивающие губы и горькая складка возле рта вместо обворожительной улыбки лучше слов все объяснили. — Я так рад тебя видеть.

— И я тебя.

— Если мы говорим друг другу «ты», значит, все не было сном, — радостно выдохнул Иван. Потом протянул руку и раскрыл ладонь, ожидая, что Лита вложит в нее свою. Она так и сделала, чувствуя, как приятное тепло разливается по всему телу.

— Она сказала страшные вещи, — безо всякого вступления прошептала Лита. В этот момент зашла Лариса с подносом. Выставила на стол кофе, тарелку с бутербродами и салфетками. Лита потихоньку освободила руку. — Спасибо, Лариса, можешь быть свободна. Мы с Сашей закроем офис.

— До свидания, — сказала Лариса.

— Всего доброго, — приподнялся Мартов.

— Итак, давай перекусим. Обычно, когда я нервничаю, то не могу проглотить и кусочка. Но я хочу заставить себя забыть о Тарасовой и буду есть! — Лита взяла с тарелки бутерброд с сыром и откусила. Она сделала это с вызовом, чем вызвала улыбку у Ивана. Он вовремя спохватился и тоже принялся за бутерброд с ветчиной. Аромат кофе придал кабинету какое-то сходство с домашней обстановкой. Здесь и вправду было очень уютно.

— Я не стану допытываться, что она говорила, — сказал Мартов, отпивая кофе. — Мне тоже мимоходом досталось. Но я научился пропускать мимо колкости людей, мнением которых я пренебрегаю. Отец всегда учил меня слушать свой внутренний голос.

— Что же он говорит сейчас? — поинтересовалась Лита.

— Он шепчет, что завтра я улетаю.

Мартова перестала жевать и, с трудом проглотив кусочек сыра, положила остатки бутерброда на свое блюдце. Она еще вчера знала, что во вторник Иван сядет на самолет и умчится в свою Америку, но только сейчас прочувствовала, что не может этого представить.

Как все переплелось: визит Тарасовой, приход Ивана. В один клубок наматывается то, что, казалось, не имеет отношения одно к другому. Она только что рыдала от обиды, боли за свое чувство к Георгию. Существовал только он и его тайны, которые по-своему преподнесла Тарасова. А прошло несколько минут, и Лита теперь готова кричать от бессилия, что не сможет остановить Ивана. Как это уживается в ней? Что за ерунда? Лита посмотрела на Ивана: тот крутил в руках пачку сигарет.

— Кури, пожалуйста, — пододвигая ему пепельницу, сказала Мартова. Она следила за тем, как он не спеша достает сигарету, щелкает зажигалкой и глубоко затягивается. Он так красиво делал это.

— Я приехал пригласить тебя на прощальный ужин.

— Где он должен состояться?

— Выбор за тобой.

Лита задумалась. Ей не хотелось сидеть в роскошном ресторане в окружении разукрашенных, расфуфыренных женщин и подвыпивших мужчин.

— Ты с машиной? — вдруг спросила она.

— Нет.

— Замечательно, тогда поедем на моей. Поехали к моим родителям. У них всегда в морозилке несколько десятков пельменей, а мы что-нибудь добавим к этому. Идет?

— Они правильно нас поймут?

— А что они должны понять? — вопросом на вопрос ответила Лита. — Дочка приехала проведать родителей и познакомила их со своим близким родственником. Мой дом открыт для тебя, неужели это не очевидно? Я не буду настаивать, но, думаю, ты не пожалеешь. У меня современные, очень компанейские предки, как это говорят теперь.

— Я готов, — коротко ответил Мартов.

— Замечательно. Сейчас я позвоню Елене Васильевне, предупрежу, что задержусь.

Выйдя из кабинета, Лита подошла к поднявшемуся ей навстречу Саше.

— Сашенька, закрой офис, все проверь и на сегодня ты свободен.

— Понял. До завтра. — Саша пожал руку Мартову и посмотрел вслед спускающейся по ступенькам паре. Никого рядом не было, но он добавил, ни к кому не обращаясь: — Неужели я вижу то, что чувствую? Они подходят друг другу, однозначно…

Кира Сергеевна уже в который раз журила дочку, что та не предупредила о приезде, хотя в их холодильнике всегда были дежурные пельмени и апельсиновый сок для Литы и Жорки. Как любая хозяйка, Богданова хотела встретить гостей хлебосольно.

— Ты — мастер на сюрпризы, дочка, — улыбалась Кира Сергеевна, вдыхая нежный аромат оранжевых роз, подаренных Иваном. — Вся в отца. Это с годами не проходит и, оказывается, передается по наследству.

— В этом и весь смысл, — смеялась Лита. Она познакомила Ивана с родителями, и теперь по традиции, пока женщины колдовали на кухне, мужчины сели за шахматную доску. Владимир Петрович не мог отказать себе в удовольствии сыграть разок с новым партнером.

— Он совсем другой и в то же время похож на Георгия, — сказала Кира Сергеевна, оставшись с Литой наедине. — Видно, что очень воспитанный, умный. Говорит так приятно, заслушаешься.

— Вот я и слушаю, — задумчиво сказала Лита, нарезая огурцы в салат.

— Двусмысленностей не люблю, выкладывай, — помешивая кипящие пельмени, заметила Кира Сергеевна. — Ты не зря привела его к нам.

— Хотела тебе показать, чтоб не по телефону.

— Мне понравился. Мужчина видный. Дальше что?

— А то, что он и мне понравился, — тихо сказала Лита, ожидая, что мама сейчас ахнет, всплеснет руками и потеряет дар речи от неожиданности.

— Я это уже поняла. У тебя глаза стали другие. И ты бы не привела его к нам просто так.

Лита подошла к окну, выглянула. Вид из окна уже перестал быть привычным. Она вспомнила, как два года назад провела в родительском доме самые тяжелые первые дни после смерти Георгия. Двенадцать дней существования словно в параллельном мире, где не было ни этой улицы, ни смеха детей, а только боль, саднящая, лишающая веры в будущее. Казалось, оно не наступит. Оно попросту не нужно, ведь исчез сам смысл жизни.

Сейчас все вспоминалось с меньшей остротой. Хотя боль не утихает. Она приобретает иные формы, напоминает о себе неожиданно и властно. Лита оглянулась на маму. Та привычно готовилась к приему гостей. В ее движениях отточенный годами ритм, ничего лишнего.

— Мама.

— Что, милая?

— Неужели это возможно?

— Конечно, девочка. — Кира Сергеевна вытерла мокрые руки и подошла к дочке. Погладила ее по голове. Они обнялись. Ласковые мамины руки нежно коснулись спины Литы. Закрыв глаза, та полностью погрузилась в ощущения, вернувшие ее в детство. Это большая привилегия — приезжать к родителям и чувствовать, что становишься маленькой девочкой, которую всегда приласкают добрые мамины руки. Кажется, это было и будет всегда. — Ты оживаешь, доченька, и я очень рада этому. Никто не станет показывать на тебя пальцем, если ты решишь устроить свою жизнь. Поверь матери и прислушивайся к своему сердцу. Помни, что в твоих намерениях нет ничего, чего стоит стыдиться.

— Я не узнаю себя. Когда-то мне казалось удивительным, что я могу есть, пить, смеяться без Георгия. Дальше — больше: я прониклась чувством к его сыну. К сыну Георгия, мама!

— Он тоже особенно смотрит на тебя. Думаешь, его не тревожит, что ты была женой его отца?

— Мне кажется, мы не сможем через это переступить, — покачала головой Лита.

— Не расписывайся за двоих, — снимая кастрюлю с пельменями с огня, сказала Кира Сергеевна. — Наш гость без ума от тебя. Главное, чтобы и ты любила Ивана, а не голос и глаза его отца в нем.

Лита вздрогнула и взглянула на мать испуганно. Как тонко она все чувствует. От нее ничего не скроешь, да и зачем? Значит, ее тяга к Ивану может быть желанием вернуться в прошлое. Лита поймала себя на мысли, что ей всегда хочется закрыть глаза и слушать Ивана. Или смотреть в его глаза и молчать, погружаясь в затягивающую, словно вихрь, черноту. Господи, неужели она пытается найти в нем Георгия?

— Помоги мне, Лита. — Кира Сергеевна выложила пельмени в глубокое блюдо, щедро сдобрив их сливочным маслом. Лита закончила приготовление салата. — У тебя готово? Тогда пойдем.

В гостиной мужчины поставили стол на середину комнаты. Владимир Петрович по-хозяйски достал скатерть, приборы. После того как он выиграл у Ивана, он почувствовал прилив сил. Противник попался не из легких. Но именно это и доставляло наибольшее наслаждение. Богданов заметил, что и Георгий Иванович был силен в шахматах.

— К сожалению, мы с ним не часто играли. Его день был всегда расписан по минутам. Но в редкие часы отдыха, когда мы встречались, он тоже доставлял мне удовольствие игрой.

— Да, отец все любил делать на «пять». Я хоть «четверку» получу? — засмеялся Иван.

— С плюсом, очень большим плюсом.

— Что у вас за арифметика? — спросила Кира Сергеевна, заходя в комнату.

— Считаем рейтинг, — коротко ответил Иван.

— Понятно. Папа выиграл, — улыбаясь, сказала Лита. — Ты как ребенок, ей-богу. Ваня, спасибо, что проиграл.

— Я не поддавался, — переглянувшись с Богдановым, заметил Иван.

— Не умаляйте моей победы, женщины!

— Прости, папа. К столу. — Лита жестом пригласила всех садиться. Кира Сергеевна села рядом с Иваном, Лита — поближе к отцу, но так ей было лучше видно Ивана. Он оказался напротив. Лита не хотела упускать его из виду ни на минуту. В ее голове постоянно возникала мысль, что завтра настанет гораздо быстрее, чем кажется. Оно настанет и умчит Ивана за дальние моря-океаны. Когда они еще встретятся? Может быть — никогда. Вернется человек домой, приступит к работе, уйдет в привычный образ жизни. Через несколько дней станет удивляться тому, что был сентиментальным, попав в город своего детства. Скорее всего, именно так и будет. А она останется со своими заботами, пытаясь забыть о том, что ее сердце было готово трепетать. В конце концов, все уйдет в воспоминания, которые она будет какое-то время воскрешать в памяти.

— О чем задумалась, дочка? — обратился к Лите отец.

— Да так, не подлежит обнародованию.

— Больше двух — мыслить вслух.

— Что ты, папа?! Совсем не стоит этого делать.

— Пошутил я, — улыбнулся Богданов. — «Любви приметы я не забыл, я ей служил в былые деты!» Лучше Баратынского не скажешь.

— Ну что ты, Володя! — Кира Сергеевна с укором посмотрела на мужа.

Лита покраснела до корней волос, как говорят. Она сидела, едва справляясь с едой. А Владимир Петрович, кажется, и не понял, насколько попал в десятку. Иван тоже застыл с поднятой рюмкой коньяка. Он только собирался сказать тост, но слова Богданова лишили его дара речи. Он почувствовал себя провинившимся мальчиком, которого застали за неподобающим занятием. Иван посмотрел на Литу. Они обменялись улыбками.

произнес Мартов, многозначительно глядя на Аэлиту.

— Как хорошо, когда в доме читают стихи, — тихо сказала Кира Сергеевна. Она чуть было не добавила, что Георгий Иванович был в этом жанре непревзойденным. На любую мысль он мог ответить рифмой. Но, спохватившись, она решила, что это некстати — вспоминать именно сейчас о нем. Вот как получается: уже некстати. Кира Сергеевна заерзала на стуле, что не укрылось от внимательного взгляда Литы.