Однако у этого трудолюбивого юноши была масса других обязанностей. Нередко ему приходилось заниматься своим основным делом и ночью, в отсутствие специалистов из БАО, ремонтировать поврежденную линию связи с дивизией. Зарубо побывал в роли адъютанта эскадрильи, интенданта, старшего передовой команды, готовящей при перебазировании прием летного эшелона полка на новом месте. Для него не существовало мелких поручений. К каждому заданию он относился как к самому важному в данный момент.
Но, пожалуй, наибольшую популярность в полку приобрел Зарубо как художник. Его способности к рисованию и черчению использовались в двух направлениях. С одной стороны, он был незаменим в штабе при оформлении графических документов. С другой - возглавлял важный участок полковой политработы: комиссар В. Е. Потасьев поручил Константину Зарубо выпуск боевых листков.
Стенгазета в миниатюре выходила почти ежедневно. К ней привыкли. Ее ждали с нетерпением. Ждали острых рисунков к этим заметкам, которые выходили из-под карандаша и кисти Кости Зарубо. Ждали его остроумных карикатур, веселых шаржей, в которых поделом доставалось нерадивым. В общем, его боевые листки стали частицей нашей фронтовой жизни, ее зеркалом и летописью.
Однажды, зимой 1942 года, еще в Донбассе, наш полк посетил представитель политуправления Южного фронта. Он обратил внимание на боевые листки Зарубо и даже попросил дать ему несколько экземпляров - для выставки, как образец наглядной агитации.
Наиболее ярко деловые качества Зарубо проявились в период боевых действий на пути к Тереку, когда ему пришлось выполнять роль связующего звена между полком и штабом дивизии. Его самолет У-2 без устали сновал туда и обратно, словно по расписанию, и, казалось, ничто не могло изменить или нарушить этого своеобразного графика. А между тем каждый такой полет был связан с большим риском.
Мы были очень довольны своим связистом. Но и в штабе дивизии не остался незамеченным исполнительный и пунктуальный помощник. Так что вскоре мы получили приказ передать самолет У-2 в распоряжение начальника штаба дивизии и одновременно откомандировать туда воентехника 2 ранга К. Я. Зарубо. С этого времени он стал выполнять задания командования 4-й воздушной армии и 216-й истребительной авиадивизии по связи с подчиненными соединениями и частями. Случалось, прилетал Зарубо и в наш полк, но встречались мы с ним все реже.
Порой целыми днями, с короткими посадками, приходилось находиться в небе воздушному почтальону, нередко ночевать в открытом поле - где-нибудь в скирде или в стоге сена, - а с рассветом - снова в полет. Был он, однако, везучим сколько раз У-2 нарывался на вражеских истребителей, но всякий раз уходил невредимым, отделываясь незначительными пробоинами в фюзеляже. Однажды, правда, чуть было не угодил к фашистам и самолет Зарубо.
В одном из полетов пилот связной машины потерял ориентировку. Долго блуждал он над сальскими степями, над каким-то незнакомым населенным пунктом был обстрелян из пулемета. Зарубо тревожно переглянулся с летчиком: что делать, куда лететь? И кто стрелял: свои или чужие? Решили все-таки посадить машину в степи и, не выключая мотора, выяснить, чьи же части стоят в поселке. Едва успели сесть, как увидели, что к самолету скачут всадники, бегут люди. Нервы у летчика не выдержали - а вдруг фашисты! - и он резко увеличил обороты мотора. Но Зарубо вовремя успел заметить, что на всадниках советская военная форма, и остановил летчика.
Оказалось, что приземлились они в километре от передовой, а летели, сами того не ведая, прямо в расположение фашистов. Наши бойцы, заметив это, решили открыть предупредительный огонь: в любом случае самолет нужно было задержать. Если им воспользовались немцы (такое случалось), значит, задержат врага. Если же заблудились наши летчики, то их надо выручать...
Через некоторое время Зарубо все же вернулся к нам в полк, заметно похудевший, осунувшийся. Мы тогда базировались уже за Тереком. Посоветовались с Маркеловым и решили отправить Константина Яковлевича на курсы начальников связи полка (пришла тогда такая разнарядка), преследуя тем самым две цели дать ему возможность перевести дух, восстановить силы и повысить квалификацию. Через четыре месяца, успешно окончив курсы, Зарубо прибыл в полк - и как нельзя кстати. К тому времени полк находился на перевооружении в Закавказье, где взамен устаревших И-16 получил скоростные истребители ЛаГГ-3. На них была установлена новая совершенная приемно-передающая радиостанция. Необходимо было в кратчайший срок научить летчиков пользоваться радиосвязью, и Зарубо с головой окунулся в работу. Вот когда оказались посрамлены скептики, привыкшие к жестикуляции в воздушных боях, которая нередко ставила их в критическое положение.
Зарубо отлично справился с порученной задачей. Вскоре ему присвоили звание старшего лейтенанта, и теперь, как начальник связи полка, он уже официально стал штабным командиром.
Последний штрих в рассказе о К. Я. Зарубе, моем замечательном помощнике, относится к главному - победному дню войны 9 мая 1945 года. Тогда ветераны полка на аэродроме Пазевальк, под Берлином, раскурили легендарные папиросы "Триумфальные". Константину Яковлевичу не довелось участвовать ни в этой торжественной процедуре, ни в последовавшем затем праздничном обеде. Как когда-то в сорок втором, Зарубо безотлучно дежурил у телефонов на командном пункте. Обстановка была неспокойная - в любой момент могли позвонить из вышестоящего штаба, - и кто, как не Зарубо, сумел бы дать исчерпывающий ответ на любой вопрос...
А теперь вернемся в бескрайние сальские степи, по которым наш полк продвигался по направлению к Тереку. Прибыв на аэродром Благодарное, мы сразу отправили в воздушную разведку нескольких летчиков, которые, тщательно обследовав район, вернулись ни с чем. Только со второй попытки капитан Максименко, возглавивший шестерку истребителей, обнаружил на привале большую группу танков и автомашин противника. Они тут же проштурмовали колонну и быстро вернулись в полк за подкреплением.
Мы мобилизовали все имеющиеся силы. Одновременно по приказу командира 216-й авиадивизии по указанным координатам были направлены и остальные два полка. Сосредоточенный удар по колонне противника оказался весьма эффективным: 10 машин и танков загорелось сразу, множество других так или иначе было повреждено. А когда наша штурмовая группа вернулась к месту боя вторично, колонна гитлеровцев снялась со стоянки. Следы колес и гусениц вели на юго-запад: немцы развернулись и ушли к Ставрополю, отказавшись на этот раз от захвата близлежащего населенного пункта Петровское. Так усилия летчиков трех полков сорвали планы врага.
Это было важно и по другой причине. К тому моменту дорога от Петровского на Благодарное и дальше на Буденновск была запружена людьми, подводами, машинами, тракторами, и, если бы противник захватил Петровское, он обязательно бросил бы танки на эту дорогу и уничтожил бы на ней все живое. А тогда эвакуация местного населения и материальных ценностей на юг через Буденновск прошла без трагических последствий.
8 августа полк перебазировался на полевой аэродром возле населенного пункта Советская. Из штаба дивизии майору Маркелову сообщили, что в Советской уже готовы к приему самолетов, и если садиться придется в темноте, то посадочный знак "Т" будет выложен кострами. Такая предусмотрительность порадовала Маркелова, но, наученный горьким опытом, он решил с четверкой самолетов вылететь все же пораньше, чтобы лично проверить готовность аэродрома.
К Советской подлетели в сумерках. Никто их не встречал, костры не горели. С трудом в наступающей темноте посадили машины и бросились ломать кустарник, рвать бурьян. В створе легкого ветерка на расстоянии 10 метров друг от друга выложили два костра. Только успели поджечь их, как в небе послышался рокот остальных самолетов полка.
Летчики почти вслепую приземлились на незнакомое поле и осторожно подруливали к его кромке, где смутно проглядывались очертания домов. Лейтенант В. Князев тоже посадил свой самолет, ту самую "двойку", которую спас техник А. Ивакин, и, направляясь к окраине аэродрома, вдруг почувствовал, как она "захромала", одной ногой шасси провалившись куда-то вниз. Летчик резко убрал газ - самолет накренился, задев консолью крыла землю. Василий, отстегнув парашют, выскочил из кабины- посмотреть, что случилось. Подбежали товарищи, помогли приподнять крыло и выкатить самолет из ямы на ровное место. И тут летчики заметили, что рядом с их машинами стоит еще одна группа самолетов пятерка "яков". Дежуривший возле них лейтенант объяснил, что это машины 45-го истребительного авиационного полка и что его командир подполковник Дзусов вместе с пилотами отправился в населенный пункт договориться о ночлеге.
Майор Маркелов, оставив возле самолетов охрану из двух человек, тоже пошел вместе со своими подчиненными к поселку.
Утром выяснилось: летчики 45-го полка во главе со своим командиром оказались в той же ситуации, что и наши, - накануне приказ о срочном перебазировании, обещание, что встретят, посадка самолетов в сумерках на неподготовленном поле, неустроенный ночлег и... ожидание дальнейших указаний из штаба дивизии. Но положение пилотов 45-го полка было более драматичным - у них оставалось всего пять боевых машин. Однако подполковник Дзусов не унывал.
- Приветствую вас, товарищ майор, - протянул он руку Маркелову. - Пока о нас вспомнят в дивизии, мы должны сами о себе позаботиться. А посему прежде всего следует подкрепиться. Как говорится, на БАО надейся - сам не плошай.
- Это верно, - улыбнулся Маркелов. - Да где ж его взять, подкрепление?
- В соседнем колхозе.. Сколотим объединенную команду ходоков - глядишь, чем-нибудь да разживутся.
На том и порешили. Через два часа новоявленные "интенданты" вернулись с великолепной добычей: в правлении колхоза им разрешили зарезать поросенка. Черные глаза Дзусова озорно сверкнули:
- Вот это трофей! Придется тряхнуть стариной и приготовить для честной компании фирменное кавказское блюдо,- и он засучил рукава, как заправский повар.
Разыскали и отмыли старый котел, наломали сухих веток для костра, принесли воды. Ибрагим Магометович вдохновенно руководил этими хлопотами и скоро поставил на общий импровизированный стол, сооруженный из ящиков и досок, вместительный котел, от которого соблазнительно тянуло тушеной свининой.
Завершив неожиданно праздничную утреннюю трапезу, летчики в хорошем настроении отправились к своим машинам. Через некоторое время на аэродроме появилась группа наших техников и команда только что прибывшей комендатуры БАО, которые помогли подготовить самолеты к боевым вылетам. Истребители ушли на разведку, а на поле осталась лишь хромоногая "двойка" Князева. Сам он вместе с техником Алексеем Ивакиным и еще двумя механиками что-то мудрил возле самолета - требовалось устранить поломку. В общем-то повреждение оказалось незначительным и его легко можно было бы устранить, находись рядом полевая авиаремонтная мастерская. Ну а коль ее не было, пришлось действовать инструментом из заплечной сумки Ивакина. Наметили план действий и, как говорится, медленно, но верно приступили к его исполнению.
Уже вернулись с задания летчики, уже спустились на поле сумерки. Уже Маркелов и Дзусов получили приказ об очередном перебазировании полков за Терек - западнее Грозного, и самолеты оставили полевой аэродром. А Князев, Ивакин и их добровольные помощники все корпели над сломанной ногой шасси. По самым смелым подсчетам, на ремонт требовалось еще несколько часов. Положение усугублялось тем, что с аэродрома снялась комендатура БАО, а вместе с ней автостартер для запуска моторов.
Всю ночь трудилась "бригада" Князева и на рассвете закончила ремонт. Теперь нужно было запустить мотор. Но сделать это вручную оказалось очень сложно. Все уже взмокли, выбились из сил, а вспышки в цилиндрах мотора так и не добились. И тут кого-то осенило: а что, если через отверстия для свечей засыпать в цилиндры порох? От его взрывной силы винт должен прокрутиться с частотой, необходимой для появления вспышки. Только не переборщить бы с порохом, а то и цилиндры разлетятся на куски. Недоуменно переглянулись - уж слишком неожиданна идея. Ивакин, задумчиво потирая лоб, сказал:
- Надо попробовать. Может, получится. И в конце концов, не тащить же мне эту "двойку" второй раз по тылам фашистов. А ведь они с минуты на минуту могут сюда нагрянуть.
Механики быстро разрядили несколько винтовочных патронов, добытый порох раздробили в порошок, затем, разделив его на три небольшие части, отвернули свечи в трех верхних цилиндрах и засыпали в отверстия эту смесь. Князев сел в кабину, остальные трое, взявшись за руки, выстроились в живую цепочку, чтобы по его команде с силой дернуть за лопасть винта. И вот наконец аэродромная тишина огласилась громким чиханием заработавшего мотора - вспышка произошла. Винт закрутился. Летчик проверил мотор на полных оборотах, убедился, что все в порядке, а через минуту он уже благодарно покачивал крыльями своим боевым товарищам, набирая высоту. Ивакин и механики, взвалив на плечи сумки с инструментом, отправились за Терек пешком.
...Нелегкая это была дорога - и тем, кто шел своим ходом, и тем, кто ехал на машинах. Фашистские истребители безнаказанно кружили над ней. Два "мессера" обстреляли нашу машину с техниками: в кабине сидели шофер и комиссар эскадрильи старший политрук И. Г. Пятигорец, в кузове - еще десять человек. "Мессеры" на бреющем полете промчались над полуторкой, поливая ее свинцовым огнем. Люди не успели выскочить из машины. Лишь три человека - Пятигорец, техник звена П. Я. Линников да адъютант эскадрильи Я. Н. Колосков - оказались невредимы. Все остальные получили ранения, особенно тяжело был ранен шофер.
Поблизости, как установил Линников, располагался медпункт стрелковой части, поэтому техник, разыскав его начальника, попросил оказать раненым необходимую помощь. Тот насупился, отведя глаза, буркнул, что не может этого сделать, поскольку только что получен приказ следовать дальше. А рядом наши люди истекали кровью. Да, редко, но все же попадались на фронте такие "канцелярские души". До сих пор не могу понять, каким ветром их туда заносило. Линников возмутился и, сказав медицинскому "сухарю" все, что он о нем думает, под дулом пистолета заставил его сделать раненым перевязку.
Из троих уцелевших машину водить никто не умел. Но и на месте оставаться было нельзя. Посовещавшись, решили, что за руль надо садиться тому же Линникову. Все-таки он техник - ему и технику в руки. Шофер, стискивая зубы от боли, постарался объяснить Линникову азы управления машиной. Тот, включив первую скорость, проехал метров 15 - 20 и почувствовал, что машина слушается. Набросали в кузов сена, осторожно перенесли туда раненых, тронулись в путь.
Ехали день, потом ночь. Чтобы не демаскировать себя, подфарники не включали. Пятигорец и Колосков стояли на подножке машины и подсказывали Линникову дорогу. Раненые мужественно переносили превратности пути, хотя новоявленный шофер порядком тряс их на ухабах. К утру машина наконец добралась до нового места базирования полка.
Я не случайно так часто останавливаюсь на самоотверженных действиях наших техников и механиков. Без их поистине беспримерного, хотя и неприметного на первый взгляд, труда на земле не было бы успехов и подвигов в небе. За всю войну у нас был единственный случай, когда команда техников, отправленная за подбитым на поле боя самолетом, вернулась в полк, не выполнив задания. Произошло это при особых обстоятельствах как раз в описываемый период.
Один из наших самолетов подбили. Летчику пришлось посадить машину в донских степях юго-восточнее Батайска. Сам он добрался до полка, а за самолетом отправилась аварийная команда - воентехник 2 ранга В. Е. Балакин, моторист Н. И. Стеклов и мастер по вооружению З. Колониани. Им предстояло отремонтировать И-16 на месте или эвакуировать его.
Разыскав машину и осмотрев ее, техники поняли, что ремонт предстоит серьезный и выполнить его здесь, в поле, невозможно. Стали разбирать самолет, что смогли, сняли с него, погрузили в кузов грузовика и отправились в обратный путь. Ехали медленно - дороги были забиты воинскими частями, вереницами подвод, гуртами скота, То и дело на пыльной трассе образовывались транспортные пробки, возникавшие при налетах вражеской авиации. Команде Балакина с ее тяжелым грузом нередко приходилось сворачивать с дороги, объезжать медленно текущий поток людей и машин прямо по целине. Пытались по пути найти какой-нибудь действующий аэродром, но все они уже опустели.
Наконец подъехали к какой-то небольшой речке, недалеко от Ставрополя. Снова затор, фашистские самолеты разбили мост, возле которого деловито сновали бойцы отходящей части и добровольцы из уходящего на юг мирного обоза - нужно было побыстрее восстановить переправу. Вдоль реки вытянулась длинная колонна автомашин, подвод. Недалеко от моста на раскинутых плащ-палатках лежали тяжелораненые, и оттуда доносились беспрерывные глухие стоны. Поодаль возвышался холм свежевырытой земли - здесь только что похоронили убитых.
Ремонт моста уже подходил к концу. Люди торопились- фашисты могли вот-вот нагрянуть снова. Балакин начал медленно объезжать колонну, чтобы в числе первых пробиться к мосту. Его остановил грубый окрик:
- Куда прешься? Почему нарушаешь порядок?
Перед машиной стоял командир, старший на переправе.
- Нам надо скорее в полк. Ведь на передовой самолетов не хватает, попытался оправдаться воентехник.
- Всем надо побыстрее! Это не значит, что нужно друг другу на голову садиться. Так никто не успеет. А что за самолет?
- Да подбитый в бою. Везем ремонтировать, - объяснил Балакин.
- Неисправный, значит, - начал рассуждать старший на переправе. - А вот там, между прочим, стоят машины с абсолютно исправной техникой, которая тем более нужна сейчас на передовой, - он показал куда-то в сторону и уже приказным тоном добавил: - Так что вашу машину я реквизирую. В нее перенесем раненых. Как только мост восстановят, она пойдет первой. Людей надо спасать...
Никакие уговоры и доводы не смогли поколебать его неоспоримое решение. Он подозвал группу бойцов, приказал им разгрузить машину и оттащить разобранные части самолета подальше от дороги. Вскоре движение по мосту восстановилось, и первой по нему действительно прошла наша машина с тяжелоранеными. А Балакин стоял в стороне и, глотая подступавший к горлу комок, думал, что делать дальше. Он решил сжечь самолет - другого выхода не оставалось. Через несколько минут вспыхнул огромный костер. Хищные языки пламени быстро пожирали машину. Потом раздался взрыв - огонь дошел до бензобака. Черные клубы дыма заволокли степь...
Понуро возвращались к мосту наши однополчане. Миновав его, следом за подводами долго шли молча. А потом Балакин сказал товарищам:
- Это война, братцы. А люди и впрямь всего дороже. Прав был тот командир. А в полку нас, я думаю, поймут...
И они зашагали по пыльной дороге бодрым солдатским шагом.
В этом эпизоде - и суровый диктат войны, и твердость решений, принимаемых в критический момент, и гуманизм высшего порядка, и мужество, поборовшее горечь и досаду. Мужество... Как многолико проявлялось оно в годы войны и как было неиссякаемо! Будто живительный, чистый родник. Вспоминаю еще одну историю тех дней, героями которой оказались раненые из пятигорского госпиталя.
Танковые колонны противника продвигались по направлению к Минеральным Водам, вынуждая наши войска отходить к предгорьям Кавказа. Пришлось форсировать эвакуацию многочисленных госпиталей, занимавших знаменитую курортную зону, а также других важнейших объектов тыла, в том числе стационарные авиационные мастерские в Пятигорске. Эшелоны, готовые к отправке, целиком заполняло демонтированное оборудование, а начальник мастерских мучительно ломал голову, что ему делать с оставшимися самолетами И-16 и И-153, уже отремонтированными и готовыми к боевым действиям, - летчиков не было, связь с вышестоящим командованием прервана. Тогда-то он и надумал обратиться в госпиталь к раненым.
Там полным ходом шла эвакуация, однако начальник госпиталя все понял и без лишних слов провел настойчивого гостя в палату, где лежали летчики из разных авиачастей, оговорив одно:
- Я не имею права отпускать больных людей, а вы не имеете права бросать боеспособные самолеты. Так что я ничего не знаю. Договаривайтесь сами...
Начальник мастерских увидел перед собой обессиленных людей с перебинтованными головами, руками, ногами. Такие и до кабины-то не доберутся самостоятельно. И все-таки он объяснил суть дела. А пока говорил, лица летчиков будто озарялись живым огнем, а них как бы сползала болезненная неподвижность.
- Друзья мои, нам надо перегнать самолеты в Тулатово, под Орджоникидзе. Иначе они достанутся врагу. Можем ли мы это допустить, когда на счету каждая машина? Вот я и спрашиваю вас, хотя знаю, как болят ваши раны: кто готов лететь? - Последние слова начальника мастерских потонули в оживленном гуле.
Поднялось много рук. Но из раненых отобрали самых крепких. Привезли их на аэродром, пилоты заняли места в кабинах самолетов, и вот боевые машины поднялись в воздух.
Когда они прибыли в Тулатово, местные летчики не поверили своим глазам: в кабинах сидели люди с перевязанными головами, вместо шлемов - бинты. Но сквозь гримасу боли и усталости на их лицах проступала улыбка радостной удовлетворенности - все-таки долетели! Их осторожно вынесли - именно вынесли из кабин, дали немного отдохнуть и немедленно отправили в ближайший госпиталь. А боевые машины через день вылетели на задания...
К середине августа 1942 года ситуация на кавказском направлении несколько изменилась. Темп вражеского наступления был сбит благодаря срочным мероприятиям советского командования по усилению обороны Кавказа. Ставка Верховного Главнокомандования требовала от сражавшихся на юге войск упорно защищать каждую позицию, каждый метр советской земли и отстаивать его до последней капли крови.
Вступил в действие приказ No 227, в котором намечались практические меры по укреплению боевого духа и дисциплины воинов.
О перемене настроения и расстановке сил на южном направлении в, этот период можно было судить по одной весьма характерной детали. Через Терек наши войска переправлялись организованно, четко, уверенные, что успехи уже не за горами.
Я стоял на оживленном берегу и вспоминал недавнюю переправу через Дон сумбурную, тревожную, на грани паники. Мои размышления прервал Корчак, шофер штабной машины:
- Товарищ капитан! Разрешите к Тереку!
И вот уже все мои подчиненные, да и я сам, а рядом солдаты других проходящих частей - в бодрящей горной воде. Мы жадно пьем живительную влагу родной земли, словно набираясь сил на грядущие боевые дела.
Как сорвать "Эдельвейс"?
Шли долгие месяцы войны. Под крыльями самолетов полка промелькнули зеленые сады и белые хаты украинских городков и сел, запорошенные снегом ростовские плавни, пыльные дороги Ставрополья. В начале августа 1942 года в районе боевых действий полка замаячили на горизонте затянутые дымкой, покрытые вечными снегами вершины Главного Кавказского хребта. В двадцати - тридцати километрах от нас высился купол Машука, за ним громоздился Бештау. И как тут было не вспомнить лермонтовские стихи о Кавказе:
Твоих вершин зубчатые хребты
Меня носили в царстве урагана,
И принимал меня лелея ты
В объятия из синего тумана.
И я глядел в восторге с высоты,
И подо мной, как остов великана,
В степи обросший мохом и травой,
Лежали горы грудой вековой.
Великий поэт удивительным образом передал в этих строках очарование горного края. Впрочем, это мысль сегодняшнего, мирного дня. А тогда время ли было вспоминать высокую поэзию! Признаться, редко, но, когда выпадал досуг, пусть и короткий, вспоминали. И звонкую стихотворную строку, и любимую песню. Без них на фронте трудно было обойтись.
...7 и 8 августа наши летчики практически без отдыха прикрывали от налетов вражеской авиации железнодорожный узел Георгиевск. Здесь торопливо грузили в эшелоны оборудование, вывозили раненых из военных госпиталей, расположенных в знаменитых кавказских здравницах.
А 9 августа полк получил новое задание и, перелетев на полевой аэродром под Моздоком, вновь бросил силы на разведку наступающих вражеских войск. Затем нам было приказано штурмовать передовые части немцев. А между тем в составе полка к тому моменту насчитывалось всего восемь исправных машин.
В очередном донесении мы сообщили в штаб 216-й истребительной авиадивизии о создавшемся положении. Тогда командование 4-й воздушной армии решило перебазировать полк на полевой аэродром в станице Слепцовской для доукомплектования, и ранним утром 10 августа наши самолеты взяли курс на Грозный. Позади осталась серебристая лента Терека, зеленые склоны предгорий, а впереди высилась цепь белоснежных гор, которые, казалось, неприступным заслоном вставали на пути. Однако воздух был настолько чист и прозрачен, что скрадывалось истинное расстояние. Как только истребители приближались к горам, те словно отодвигались.
За три дня пребывания в Слепцовской мы успели, как говорится, перевести дыхание, собрали весь технический состав полка, растянувшийся по дорогам при бесконечных переездах и переходах. Но главное - мы получили здесь 14 новых боевых машин. Правда, новых - относительно. Это были старенькие, первых серий, видавшие виды И-16 с маломощными моторами и несовершенным оборудованием. И все же это было пополнение - на этих истребителях нам предстояло воевать. Вместе с ними в состав полка вошли летчики Конотопского авиаучилища, оказавшиеся здесь после эвакуации с Украины. Так что наш летный состав фактически увеличился вдвое.
Молодые пилоты, в основном вчерашние выпускники училища, работали инструкторами. В боях почти никто из них не участвовал, но нетерпение было велико. Обстоятельства очень скоро предоставили им возможность проявить себя в деле, и среди новичков обратили на себя внимание А. П. Лукин, Е. А. Пылаев, Н. В. Шляпкин, Г. И. Наумов, В. К. Кулешов, П. П. Бейгул.
Очередным местом расположения полка стал аэродром Тулатово под городом Орджоникидзе, где мы стояли два месяца. Срок долгий для времени войны. Эта стабильность заметно помогла командованию части в организации и ведении боевых действий. В условиях, приближенных к стационарным, техсоставу удалось осуществить серьезный ремонт всех боевых машин.
Однако некоторые обстоятельства все-таки усложняли действия нашей авиации. Полевой аэродром Тулатово находился в 60 - 80 километрах от переднего края, приблизиться к нему мешали горы. А неприятель расположил свою авиацию на расстоянии 25 - 30, а иногда и 5 - 10 километров от линии фронта. Наши летчики, отправляясь на задание, должны были пересекать горные хребты подчас в условиях низкой облачности. В утренние часы - в сентябре и октябре - они попадали прямо-таки в объятия из синего тумана. Так что полеты частенько приходилось начинать не раньше 10 - 11 часов. А гитлеровские самолеты, действовавшие севернее Терека, с раннего утра беспрепятственно подвергали наши войска ударам. Конечно, неприятель стремился использовать все преимущества ситуации в осуществлении своих стратегических замыслов - прорваться к нашим богатейшим нефтяным районам - Грозному, Баку, захватить все Закавказье.
В этих условиях особую роль сыграл приказ No 227, слова которого нашли отклик в сердце каждого советского воина. Задачи, вытекающие из этого приказа, обсуждались на партийных собраниях. Ветеранам полка поручили провести беседы с прибывшей к нам молодежью, рассказать ей о боевых традициях и лучших людях части. Хорошо запомнил я одну такую встречу. Прямо на летном поле, близ стоянки самолетов, молодые бойцы окружили Кубати Карданова. Природный дар учителя, темперамент горца, закаленный в боях талант воздушного аса, кажется, все слилось в его яркой образной речи. Он говорил о судьбе родного края - Кабардино-Балкарии, к которой рвался враг. Сверкая жгучими карими глазами, клятвенно обещал до последней капли крови защищать ее:
- Пока в моей груди бьется сердце и есть сила в руках, я буду жестоко мстить врагу за истерзанную Украину, опустошенную Белоруссию. Не видать фашистским гадам городов и селений Кавказа! - И, медленно обводя взглядом притихших молодых людей, проникновенно закончил: - Завтра вы пойдете в жестокий бой с коварным врагом. Сражайтесь так же смело и самоотверженно, как герои, павшие в воздушных сражениях. Пусть враг навсегда запомнит небо Северного Кавказа!..
26 августа 1942 года Кубати Карданов и Василий Князев были делегированы в Орджоникидзе на митинг молодежи Северного Кавказа, где особенно страстно и вдохновляюще прозвучали слова командира 926-го истребительного авиаполка дагестанца Валентина Аллахияровича Эмирова:
- Буйный Терек не потечет вспять, злая туча не погасит солнца, горцы не будут рабами Гитлера. Мы победим! Залог нашей победы в сплоченности братских народов нашей многонациональной Родины, в дружбе воинов страны социализма, в мудром руководстве великой партии Ленина, в героизме и самоотверженности коммунистов и комсомольцев.
Клятву, данную в тот день, отважный командир вскоре сдержал в неравном воздушном бою. Сбив двух фашистских стервятников, он погиб смертью храбрых. Ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
Состоялся митинг молодежи. Голосом сердца и воли диктовалась единогласно принятая резолюция: "Мы никогда не склоним головы перед хищным врагом. Мы, летчики, техники, вооруженцы, приложим все силы, умение, проявим отвагу, мужество, чтобы враг больше не прошел ни шагу вперед. Еще сильнее будем крепить воинскую дисциплину и организованность, упорной и напряженной работой добьемся выполнения всех боевых заданий..."
Мобилизующая сила партийного слова, пример коммунистов и комсомольцев, мощная волна патриотизма - все эти факторы, соединившись, вселяли во фронтовиков новый запас боевой энергии, решительности, веры в нашу грядущую победу.
- А победа не за горами! - как-то на одном из партийных собраний уверенно заявил комиссар полка В. Е. Потасьев. - Она тут, по эту сторону гор, реальная и желанная. Красная Армия, накапливая и множа силы, перешибет хребет бешеному фашистскому зверю здесь, у берегов Терека. И наш полк должен вложить в этот удар свою силу, отвагу и мужество.
Комиссар Потасьев, секретарь партийной организации полка П. А. Митяев, комсорг Н. А. Сенчагов, сменивший посланного на курсы комиссаров И. Е. Носенко, в этот ответственный период политико-воспитательную работу организовали таким образом, чтобы каждый воин ощущал личную ответственность за успех общего дела и чтобы одновременно каждый чувствовал поддержку и помощь боевых товарищей.
В середине августа перед 4-й воздушной армией, в которую входил наш авиаполк, была поставлена задача - все силы бросить на уничтожение мотомехчастей немцев, стремившихся прорваться из Пятигорска к Нальчику, а затем к Орджоникидзе. 15 - 17 августа фашистские танки вышли к берегу реки Баксан.
На аэродроме Тулатово мы базировались вместе с 84-м А истребительным авиаполком и на задания вылетали тоже вместе. По четыре-пять боевых вылетов в день приходилось совершать летчикам наших полков, штурмуя скопления вражеских танков, автомашин. И здесь, как и раньше, высокое летное мастерство, отвагу продемонстрировал Василий Князев. 16 августа он поднял в воздух пятерку И-16 и повел ее на разведку к берегам рек Баксан и Баксаненок. Маршрут полета пролегал через ущелье, забитое низкими облаками. Справа и слева - горы, внизу - бурный Терек. Что было делать? И Князев принимает отчаянное, но единственно возможное в данной ситуации решение, зная, как срочно командованию нужны разведданные. Он приказывает ведомым вернуться на аэродром, а сам на свой страх и риск продолжает полет. Боевая машина ныряет в белую тьму, почти вплотную приближается к ревущему потоку реки и через Эльхотовские ворота выходит в район разведки. Только здесь облачность рассеялась, и внизу, в лесах западнее города Прохладный, Князев увидел большое скопление вражеских войск. Зафиксировав представшую перед ним картину, летчик набрал высоту и отправился в обратный путь.
По разведданным, которые Князев сумел доставить тогда, командующий 4-й воздушной армией принял решение - бомбардировочно-штурмовыми ударами уничтожить крупную группировку противника. Пять раз в тот день водил Князев группы самолетов нашего полка и соседнего на штурмовку вражеских войск. Каждый раз группа состояла из 20 - 25 машин. И каждый раз летчики возвращались с отличными результатами: в общей сложности было уничтожено около 60 автомашин с живой силой противника, 10 танков, подавлен огонь батареи зенитной артиллерии и 15 пулеметных точек, в воздушных боях было сбито два самолета.
Итак, войска 37-й армии, активно поддерживаемые авиацией, заняли оборону на рубеже рек Баксан и Баксаненок, остановив дальнейшее продвижение противника на этом участке фронта.
Тем самым удалось сорвать планы гитлеровцев - с ходу овладеть Нальчиком. Военный совет Северной группы войск Закавказского фронта отмечал, что
"только благодаря эффективным боевым действиям авиачастей 4-й ВА противнику не удалось реализовать план захвата г. Нальчик, а 37-я армия Северной группы получила возможность привести себя в порядок и перейти к активной обороне".
В конце августа все силы нашего полка были брошены к Тереку. Летчики полка вели разведку, сопровождали бомбардировщики, штурмовики. Весьма важно было действовать в этих условиях четко, слаженно. Образец взаимовыручки и боевого братства показал все тот же Василий Князев, в сложной обстановке пришедший на помощь своему товарищу Петру Бейгулу.
Бейгул появился у нас в полку незадолго до описываемых событий, однако в небе он не был новичком. До войны, занимался в аэроклубе, совмещая учебные полеты с работой на металлургическом заводе в Донбассе, затем учеба в Херсонской авиационной школе, работа инструктора. Следующий этап - Чугуевское военное училище летчиков. Окончив его в 1940 году, Петр в строевых авиачастях освоил полеты на пяти типах самолетов. Войну встретил под Ленинградом, охраняя воздушные рубежи города на Неве. Потом направление под Киев - инструктором Конотопского авиаучилища, оттуда Бейгул вместе с училищем эвакуировался на Северный Кавказ и попал в наш полк. В общей сложности к тому времени пилот налетал около двух тысяч часов.
Вот как через тридцать с лишним лет в письме ко мне Петр Бейгул описал августовский воздушный бой, оказавшийся для него последним:
"Едва рассвело, полк получил задание - сопровождать штурмовики и бомбардировщики в район Моздока. Определить курс было нетрудно, так как впереди, в районе назначения, в течение нескольких суток стояла стена черно-серого дыма от постоянных пожаров, разрывов снарядов и бомб, заметная на десятки километров. Мы вылетели группой в 18 самолетов, возглавляемой капитаном Максименко. На подходе к полю боя встретили сильный зенитный огонь, однако, маневрируя высотой и курсом, сумели избежать потерь.
Когда штурмовики и бомбардировщики сбросили свой смертоносный груз на голову очумевшего противника и направились назад, к аэродрому Тулатово, в бой пошли наши истребители. Сначала первая эскадрилья с высоты 400 - 500 метров стала штурмовать неприятеля, сделав три успешных захода. Наша вторая эскадрилья патрулировала над ней. Затем мы поменялись ролями. Первый заход был удачным, а во втором нас встретил яростный зенитный огонь.
Я почувствовал, как задрожала машина, очевидно получившая несколько пробоин в правую плоскость. Понял: попал в перекрестный огонь. Чтобы уйти от прицельного огня, бросил машину вправо, влево, резко развернулся, стремительно снизившись, вышел из зоны огня. Проверил машину - слушается. Тогда я вновь набрал высоту и снова бросил самолет в пике, направив его в самую гущу вражеской техники. Вынырнув после этого захода вверх, почувствовал одну взрывную волну, за ней - другую. Самолет тряхнуло. После третьего взрыва меня оглушило. Вижу только, в правом боку фюзеляжа - огромная дыра, приборная доска разбита, бензин льется на ноги. Машинально уменьшил скорость полета. Еще не чувствуя боли, подумал - ранен..."
Петр Бейгул получил серьезное ранение в ногу. Истекая кровью, он отделился от группы и взял курс на аэродром. Но машина уже вышла из повиновения и теряла высоту. Все это успел заметить Князев и решил сопровождать товарища. Тяжелораненый Петр, увидев рядом машину Василия, воспрянул духом - понял, что дотянет до своих. Через какое-то время ему удалось посадить самолет в долине между горными хребтами. Тотчас рядом приземлился Князев. Он помог товарищу выбраться из кабины и, взглянув на его раненую ногу, понял, что дело плохо. К ним уже бежали солдаты оказавшейся поблизости части. Они переправили Бейгула в медсанбат. Там ему оказали первую медицинскую помощь и на санитарной машине отправили в Тулатово. Тем временем туда уже прилетел Князев и рассказал о случившемся. На аэродром срочно вызвали самолет У-2, чтобы на нем доставить Бейгула в госпиталь. У летчика началась гангрена - операции не помогли. Ногу пришлось ампутировать. Но жизнь Петра Бейгула была спасена благодаря смелости и находчивости его боевого друга.
И еще один яркий пример взаимовыручки и войскового товарищества. 25 августа предстояло нанести штурмовой удар по вражескому аэродрому в районе Моздока. В нем участвовало 9 самолетов нашего полка и 8 соседних И-153, боевой порядок которых возглавил командир 84-го авиационного полка Герой Советского Союза майор Я. И. Антонов. Стояла ясная погода, и на фоне белоснежных вершин Кавказа наши самолеты превратились в весьма заметные для врага черные мишени. Так что "мессеры" уже поджидали их в воздухе.
Судя по всему, это были модернизированные Ме-109ф, которые легко маневрировали и даже не боялись идти в лобовые атаки. Двадцать вражеских самолетов вели бой против наших семнадцати, И все-таки через 8 - 10 минут схватки первыми не выдержали напряжения фашистские летчики. Один за другим начали падать на землю горящие "мессеры". Вот уже шестой отправился вниз. А наши летчики в этом кромешном аду еще сумели отштурмовать неприятельский аэродром. Один из них - Кулешов - даже изловчился сфотографировать стоянку и заодно поджечь на ней транспортный самолет Ю-52. Отличились и наши друзья из 84-го полка - они сбили 4 машины и подожгли на земле 12. Враг недосчитался тогда 23 самолетов, из них 10 были сбиты в воздухе, а 13 уничтожены на аэродроме.
В разгар воздушного боя лейтенант Шляпкин заметил, как в хвост его командиру - капитану Максименко - заходит немецкий истребитель. Шляпкин бросился на выручку, но на какое-то мгновение опоздал - немец успел открыть огонь. Подбитая машина Максименко резко пошла вниз и вскоре села вблизи переднего края наших войск. Шляпкин, приземлившись рядом, помог тяжело раненному командиру вылезти из кабины, потом передал его с рук на руки подоспевшим бойцам. Когда он снова взлетел, то даже присвистнул от удивления так мала была площадка, на которую садились они с Максименко. А бой над гитлеровским аэродромом тем временем подошел к концу. Помимо радости победы он принес нам боль невосполнимой утраты: немцам удалось сбить два И-153, и на одном из них Якова Ивановича Антонова, прекрасного летчика, опытного командира.
Вскоре по решению командования место майора Антонова в 84-м авиационном полку занял наш первоклассный воздушный боец капитан Петр Селиверстович Середа, незадолго до того вернувшийся из госпиталя. Еще более тесной и братской стала связь двух полков, еще более эффективными - наши совместные боевые действия. Штурмовики Середы, сопровождаемые нашими истребителями, беспощадно громили вражескую технику - танки, артиллерию, моторизованные части. За месяц (с 7 сентября по 8 октября) они совершили более 400 боевых вылетов, не потеряв из своих рядов ни одного человека.
В конце ноября 1942 года в полк пришла радостная весть: звание Героя Советского Союза получили два наших аса - Василий Иванович Максименко и Петр Селиверстович Середа. Это была высочайшая и, право же, заслуженная оценка их боевого мастерства, беспримерного мужества.
Всей последующей боевой работой, жизнью на войне Середа и Максименко оправдали высшее признание Родины. Петр Селиверстович, еще до окончания войны направленный в инспекцию Военно-воздушных сил Красной Армии, передавал опыт молодым летчикам-истребителям, вместе с ними участвовал в воздушных боях. К концу войны он имел на своем счету около 500 боевых вылетов и 18 сбитых вражеских самолетов.
Василий Иванович, получив тяжелое ранение в бою на Северном Кавказе, попал в госпиталь и вернулся в часть в январе 1943 года, став вместо Середы штурманом полка, а через полгода он принял и командование полком. До конца войны В. И. Максименко водил в бой наших летчиков. На его боевом счету - 516 боевых вылетов и 25 сбитых самолетов (17 - лично, 8 - в группе).
Вернемся, однако, на берега Терека осени сорок второго. 2 сентября немцам, сконцентрировав силы, удалось форсировать реку южнее Моздока и захватить плацдарм. Сосредоточив здесь до 90 тяжелых и средних танков, враг устремился к Малгобеку. И Кавказские горы, за многие века привыкшие к конскому топоту, свисту картечи, пуль, звону сабель, услышали вдруг лязг танковых гусениц, грохот артиллерийской канонады, рев авиационных моторов, оглушивших величавое безмолвие окрестностей.
В течение двух дней продолжался ожесточенный бой за Тереком. К исходу 5 сентября танковая атака врага, рвавшегося к станице Вознесенской, была отбита. 30 стальных чудовищ неприятеля превратились в груду металла у подножия Терского хребта, 14 из них были уничтожены с воздуха. Этот успех разделили и летчики нашего полка. В схватках с фашистскими истребителями, прикрывавшими танковую армаду, они сбили четыре машины. Кроме В. Князева и К. Карданова, которые редко возвращались из боя без "трофеев", на этот раз отличились летчики В. Кулешов и В. Батяев.
В бою над Тереком Василий Батяев записал на свой личный счет четвертый вражеский самолет, сбитый в небе Северного Кавказа. К сентябрю 1942 года Василий был уже опытным летчиком, усвоившим уроки войны с ее первых дней. Прибыл он в полк в марте 1940 года, а летному делу обучался сначала в аэроклубе Сталиногорска (ныне Новомосковск) Тульской области под руководством уже упоминавшегося выше Бориса Карасева. Затем инструктор и его ученик вместе поступили и окончили Качинскую школу военных летчиков. К моменту описываемых событий на счету Батяева было около 400 боевых вылетов, гимнастерку украшали три ордена Красного Знамени.
Забегая вперед, скажу, что вскоре после завершения боев на Тереке в полк пришел приказ - направить на курсы командиров эскадрилий двух лучших командиров звеньев. Получилось так, что этими двумя вновь оказались Карасев и Батяев. Впоследствии Василий Сергеевич стал комэском 54-го истребительного авиаполка и к концу войны имел на своем счету 639 боевых вылетов, 26 сбитых самолетов (из них 19 - лично). Через год после великой победы, в мае сорок шестого, капитану Батяеву было присвоено звание Героя Советского Союза.
В боях над Тереком отличился и младший лейтенант В. К. Кулешов. 7 сентября, участвуя в воздушной схватке с вражескими истребителями, в критической ситуации он спас от гибели своего товарища А. К. Базунова. Увидев, как "мессеры" атаковали и подожгли самолет его напарника, Кулешов принял бой на себя и отвлек противника от машины Базунова. Он сбил одного "мессера", но вскоре и сам был подбит и ранен. Однако не дрогнул - сумел дотянуть горящий самолет до приземления в районе Вознесенской.
Два слова о дальнейшей судьбе этого молодого, но быстро освоившегося в трудной фронтовой жизни летчика. После боев на Северном Кавказе воевать ему довелось чуть больше года. Оставленный в распоряжении командования 216-й авиадивизии, Владимир попал на центральный участок советско-германского фронта. Здесь он проявил себя незаурядным воздушным бойцом, вырос до штурмана полка. 3 ноября 1943 года капитан Владимир Кузьмич Кулешов геройски погиб в неравной схватке с фашистами под Киевом. Через три месяца ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
А Алексей Базунов, которого в том неравном бою над Тереком выручил Кулешов, был тяжело ранен в обе ноги и все же, превозмогая жгучую боль, сумел посадить поврежденную машину в долине между Терским и Сунженским хребтами, близ наших частей.
В те дни противник предпринял еще несколько отчаянных попыток прорваться через Терский хребет к Вознесенской. 10 сентября он бросил в очередную атаку 100 танков. И вновь силы 4-й воздушной армии противостояли натиску врага и действенно поддерживали наши наземные части, 327 раз поднимались в этот день на боевые задания самолеты 4-й армии. Летчики уничтожили 17 фашистских танков. А вот еще несколько выразительных цифр, красноречиво передающих сверхнапряжение сентябрьских дней: за месяц авиаторы 4-й армии провели 150 воздушных боев, сбили 115 самолетов.
К тому времени заметно улучшилось взаимодействие между нашими воздушными и наземными частями - во многом благодаря радиостанции наведения 4-й воздушной армии, установленной на вершине Терского хребта, откуда хорошо просматривалось поле боя и где в непосредственной близости расположился КП командующего 9-й армией. Правда, наши старенькие "ишачки" оставались без раций. А вот на новых типах истребителей - Як-1, ЛаГГ-3, Ла-5 - они были установлены, и это позволяло командованию увереннее управлять боевыми действиями летчиков, точнее наводить их на цели.
Тогда же, в сентябре 1942 года, начали практиковаться своеобразные "экскурсии" летчиков нашего полка на передовую. До сих пор им приходилось видеть поле боя лишь сверху. Теперь на одной из вершин, в районе Малгобека, был оборудован наблюдательный пункт артиллеристов, который стал для нас смотровой площадкой. Побывали здесь и мы с комиссаром полка В. Е. Потасьевым. Отсюда как на ладони открывалась панорама любого боя, хорошо просматривались изменения, происходящие в расположении измотанного противника. Немцам было на что досадовать: горы, они вот, рядом, а операция "Эдельвейс" явно срывается.
Спустя годы, вспоминая героев битвы за Северный Кавказ, в первую очередь мне хочется назвать командира эскадрильи Василия Колесника. Вот один из примеров его ратной доблести.
19 августа 1942 года, сопровождая группу самолетов И-153 в район северо-восточнее Нальчика, он вместе с товарищами вступил в бой против восьмерки "мессершмиттов". Уже горели на земле два неприятельских истребителя, когда Василий почувствовал жгучую боль в левой руке. Пуля перебила кость предплечья - рука беспомощно повисла. Получил повреждение и самолет: мотор резко сбавил обороты. Превозмогая боль, Колесник вышел из боя, повернул машину на нашу территорию. Теряя сознание, он все же успел посадить самолет у передовой линии советских войск.
В конце 1942 года после госпиталя летчик вернулся в полк.
Командиром звена сражался на Кавказе Алексей Постнов. Здесь он сбил 5 самолетов врага. Особенно удавались ему штурмовые атаки. Так, 17 августа под селением Алтуд Постнов лично уничтожил 5 вражеских автомашин. 15 сентября, участвуя в штурмовке крупной автоколонны противника, - еще 4 гитлеровские машины. Вскоре он был назначен командиром эскадрильи, а еще через год заместителем командира полка. Забегая вперед, скажу, что Алексей Алексеевич станет генералом, будет командовать авиационными соединениями. На высоких командных постах будут и его боевые друзья - генералы К. Л.. Карданов, В. А. Колесник, П. С. Середа, А. Г. Маркелов.
В боях на Северном Кавказе отличились и многие наши молодые летчики. Их вдохновлял героический пример старших товарищей. Расскажу о трех из них.
Среди новобранцев - воспитанников Конотопского летного училища быстро выделился Афанасий Лукин. Еще будучи инструктором училища, он участвовал в штурмовке мотомехчастей врага, выдвигавшихся к Тереку. Так что район боевых действий ему был знаком. Зная об этом, командование как-то поручило Лукину выяснить, каким образом немцы умудряются сравнительно легко переправлять боевую технику через бурную реку: никаких внешних признаков переправы никто не замечал. Несколько дней летал Петрович (так любовно называли его однополчане) над долиной Терека в поисках переправы, подвергая себя постоянному риску. И все-таки разгадал вражескую хитрость: в одном месте пилот заметил паутину переброшенного через реку троса, к которому был прикреплен скрытый под водой дощатый настил. Наших бомбардировщиков оперативно навели на цель, и переправа была уничтожена. Афанасия Лукина за эту работу отметили орденом Красного Знамени. Через полтора месяца за образцовое выполнение боевых заданий его наградили вторым орденом Красного Знамени. Пройдет два года - и за мужество и мастерство, проявленные в боях по освобождению Белоруссии, командиру эскадрильи капитану Афанасию Петровичу Лукину будет присвоено звание Героя Советского Союза. Так же высоко отметят ратные подвиги другого ЛукинаВасилия, но тоже Петровича, хотя братьями они были лишь по оружию. Золотую Звезду Героя Василий Лукин получит уже не в нашем полку, но, узнав о высокой награде летчика, мы гордились - он воспитывался в наших рядах. Вместе с Афанасием Лукиным в полк прибыл Евгений Пылаев. Его звездный час пробил в бою у станицы Солдатской 2 октября 1942 года. Дело было так. Группа из трех полков - 40-го, 84-го и нашего - штурмовала вражеский аэродром. Советские летчики уничтожили 24 машины при сильнейшем зенитном огне противника. Три из них - Е. Пылаев: одну он поджег на земле, а две - при взлете.
Звание Героя Советского Союза Евгению Пылаеву присвоят вместе с А. Лукиным. К этому времени он совершил 300 боевых вылетов, сбив 21 самолет противника.
Особая память - о Василии Собине. Он появился в полку в июне 1942 года, а в августе получил в свое распоряжение знаменитую "двойку", провезенную Ивакиным через тылы врага. С первых дней полюбился нам этот невысокий паренек с белокурой шапкой льняных волос, с лучезарно голубыми глазами, с обезоруживающей улыбкой на совсем еще юном лице - исполнилось ему всего 19 лет, - самый молодой летчик полка. И в то же время на этом светлом лице часто появлялось выражение не по годам зрелой суровости. Этому юноше уже много довелось увидеть: до Терека он добирался с наземным эшелоном полка, не раз попадал под бомбежки, видел, как фашистские стервятники безжалостно расстреливали тянущиеся по степным дорогам вереницы женщин, детей, стариков. Видел и мучительно страдал от сознания собственного бессилия. Когда в Тулатово Собин был введен в строй, то рвался в бой с необычайной горячностью, бесстрашием.
Боевое крещение Василий принял в небе Кабарды, под Нальчиком. 18 августа Собин с группой летчиков сбил в районе Эльхотово сразу два "мессера". 18 августа - День Воздушного Флота. Так что у Василия получился двойной праздник, и он радовался этому безудержно, как ребенок, Через шесть дней Собин уничтожил еще один самолет. Мастерством воздушного бойца он овладевал буквально на глазах. Это подтвердил орден Красного Знамени, которым Василий Собин был награжден в октябре 1942 года.
Однако трудными, кровопролитными были непрерывные бои в предгорьях Северного Кавказа. Силен и жесток враг, и тяжела задача - сдержать его натиск. В полку погибло одиннадцать летчиков. Погиб один из лучших летчиков полка Павел Мартынович Лазюка, имевший к тому времени уже более 300 боевых вылетов. Получили тяжелые ранения наши ветераны - В. Максименко, В. Колесник и другие. Война собирала свою беспощадную дань, не считаясь ни с молодостью, ни с опытом.
Подходили к концу дни нашего пребывания на аэродроме Тулатово. Мы привыкли к нему, освоились. Но и противник давно засек наш аэродром - ведь на нем расположилось несколько полков. Немцы довольно точно пристрелялись к летному полю орудиями дальнобойной артиллерии. Но ко всему можно привыкнуть на войне, даже к постоянным артобстрелам. Наши техники и мотористы быстро изучили схему и расписание, по которому гитлеровцы обрушивали на аэродром град дальнобойных снарядов: враг методично прочесывал квадраты летного поля всегда в одной и той же последовательности. Самолеты, соответственно, меняли места стоянок в таком же порядке, перемещаясь на только что обработанную артиллерией территорию. Правда, и здесь не обошлось без потерь. Во время одного из таких обстрелов погиб молодой летчик Андреев, несколько техников получили тяжелые ранения, осколками снарядов оказались повреждены боевые машины. По интенсивности артобстрелов можно было судить о нарастании напряженности на передовой.
Утром 25 октября 1-я немецкая танковая армия при поддержке крупных сил авиации перешла в наступление на нальчикском направлении. Прорвав нашу оборону, противник захватил Нальчик и устремился к городу Орджоникидзе. Гитлеровцы во что бы то ни стало стремились прорваться к грозненской нефти. В связи с новыми обстоятельствами 88-й истребительный авиаполк перебазировался на полевой аэродром близ станции Архонская, восточнее Орджоникидзе. Наши летчики отсюда отражали налеты вражеской авиации, штурмовали неприятельские наземные войска.
Фашисты сражались отчаянно, не считаясь с потерями. В один из таких дней жесточайшему налету в течение двух часов подвергся наш аэродром. Но самолеты не пострадали, так как были хорошо рассредоточены и замаскированы в посадке кукурузы по границе летного поля. Сгорела лишь одна машина.
Отдельного рассказа заслуживает эпизод, связанный с этим налетом.
Когда над аэродромом появились вражеские самолеты, техник Владимир Балакин еще хлопотал возле боевой машины и не успел отбежать в укрытие. Неподалеку разорвалась бомба, осколком которой Балакину оторвало ступню - она чудом висела на какой-то живой нити. От нестерпимой боли техник на мгновение потерял сознание. Очнувшись, понял, что истекает кровью. Собрав остатки сил, он достал перочинный нож и отсек ступню. Потом |располосовал гимнастерку, перевязал культю и, стянув ее лентами ткани, как жгутом, снова потерял сознание.
Налет продолжался, но товарищи сумели перетащить Балакина в безопасное место. Потом был госпиталь, лечение, протез... Несмотря на запрещение врачей, Владимир Ефимович вернулся в полк. Вскоре он, однако, понял, что техник с одной ногой - все равно что летчик с одной рукой. Но очень уж не хотелось Балакину уходить из авиации, и он добился направления в Военно-воздушную инженерную академию имени профессора Н. Е. Жуковского - решил поменять военную специальность. Мужеству и железной воле этого человека оставалось только удивляться. Он был зачислен кандидатом, и лишь строгая медицинская комиссия категорически запретила ему дальнейшее пребывание в военной авиации. Пришлось Балакину поступить в гражданский институт. Впоследствии он стал хорошим специалистом в области текстильного производства, кандидатом наук, доцентом.
...Итак, 3 ноября противник захватил населенный пункт Гизель, неподалеку от Орджоникидзе. Собрав здесь мощный танковый кулак - 150 машин, - немцы предприняли очередную попытку расширить прорыв. И снова 4-я воздушная армия обрушила на врага свою боевую мощь. Взаимодействуя с наземными войсками, наши авиационные части непрерывно наносили удары по гитлеровцам. Коротким и кровопролитным было это сражение. Уже к 5 ноября неприятель был остановлен в районе Гизели, а затем окружен и уничтожен подошедшими резервами Северной группы.
Более трех месяцев продолжались оборонительные бои на Тереке. За это время наш полк сбил 21 фашистский самолет, уничтожил и вывел из строя 22 танка, 348 автомашин, 27 орудий зенитной артиллерии, много другой техники и живой силы противника.
25-ю годовщину Великого Октября мы встречали в приподнятом настроении. Положение на нашем фронте подкрепляло вещую силу слов обнародованного 7 ноября 1942 года приказа Наркома обороны No 345: "Недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии. Будет и на нашей улице праздник!"
В боевой жизни 88-го истребительного авиационного полка наступила короткая передышка, пришел приказ сдать оставшиеся в строю самолеты и следовать в один из районов Закавказья для отдыха, доукомплектования и перевооружения. Наша авиачасть получила новую машину - истребитель ЛаГГ-3, и летчики приступили к учебно-тренировочным полетам. К весне 1943 года программа переподготовки была успешно завершена - полк начал свой героический путь на запад. Но к тому времени меня в полку уже не было. Произошли перемены и в моей биографии: получив незадолго до того звание майора, я был переведен в оперативный отдел штаба 4-й воздушной армии.
Сколько было горячих дней, бессонных ночей, проведенных над составлением боевых приказов и распоряжений, над планами перебазирований и охраны аэродромов, над составлением оперативных сводок и отчетов! Кажется, работа эта не содержала в себе чего-то выдающегося, заметного со стороны, но она была тем не менее крайне необходимой. Спустя годы я собирал материалы для воспоминаний. Не скрою, с большим волнением встретил документы, к которым во время войны имел непосредственное отношение: наши боевые донесения, журналы боевых действий. И будто вновь пережил будни суровой военной поры, перелистывая пожелтевшие от времени страницы. И словно живой водой окропило память, в которой через долгие годы сухой язык военных сводок воскресил дорогие лица, события, детали фронтовой жизни.
Дороги войны... Сколько хлопот работникам штаба доставляли частые смены полком полевых аэродромов! Своевременно отправить передовую команду, затем остальной личный состав, обеспечить людям нормальные бытовые условия на новом месте базирования, организовать охрану на стоянках самолетов, установить оперативную связь со штабом дивизии - все эти заботы да и много других лежали на наших плечах. Это по-хозяйски, деловито выполняли мои верные помощники, неутомимые труженики штаба майоры И. С. Кузьменко, Ф. А. Тюркин, капитан Г. Я. Соболь. Опытные офицеры, они умело налаживали работу оперативно-разведывательной части, службы связи, специальное обеспечение. Добрым словом следует вспомнить и начальника строевого отделения нашего штаба старшего лейтенанта М. Фролова. На его долю выпала основная работа по оформлению наградных документов. А ведь это особое искусство - составление наградных листов, которые, с одной стороны, должны быть своевременны и лаконичны, с другой - правдивы и убедительны.
Полпредами штаба полка в подразделениях были адъютанты эскадрилий лейтенант Я. Н. Колосков, младший лейтенант П. П. Петров, старший лейтенант Г. С. Мельник. Весь их "штаб" размещался в личной полевой сумке, а выполняли они множество самых различных заданий, связанных с организацией боевой работы в эскадрильях. Среди этих моих однополчан мне особенно запомнился Петр Петрович Петров, человек, обладавший, как говорится, массой достоинств - умный, душевный, дисциплинированный, скромный. Он был необыкновенно заботлив. Помнится, особенно Петр Петрович следил за тем, чтобы люди в его эскадрилье были вовремя и сытно накормлены. Сам же в этих хлопотах поесть частенько забывал.
Писарь... У кого при этом слове не промелькнет добродушная усмешка, навеянная, быть может,. воспоминаниями о гоголевских героях! А между тем люди этой скромной профессии на войне были неизменной и воистину незаменимой частью любого штаба. От их профессионального мастерства, добросовестности во многом зависел успех штабной работы. Скажу без тени сомнения: нам на писарей повезло. Оба - и Н. В. Золотов и А. М. Горбань - имели высшее образование. Первый перед войной окончил институт инженеров железнодорожного транспорта, второй педагогический. Оба образцово выполняли огромную по объему работу. Теперь мне кажется, что в ту пору они почти не отдыхали - так много приходилось писать. Делом их неутомимых рук были и аккуратно заполненные журналы боевых действий, и переписанные набело после наших поспешных каракулей боевые донесения, и скрупулезно заполненные лицевые боевые счета летчиков.
Повезло нам и в другом, может быть, в главном - в отношении к штабной работе и работникам штаба руководства полка. Командир ценил наш труд, опирался на нас в организации и ведении боевых действий, в то же время четко подмечал недочеты в работе и помогал их устранять. Говорю об этом специально, потому что сталкивался на фронте с примерами и обратного толка. Порой к работникам штабов относились как к зарывшимся в бумажных норах исполнителям чужих приказов да распоряжений. Так вот в нашем полку ничего подобного не было. Напротив, совместными усилиями преодолевая тяготы военного времени, мы обеспечивали боеспособность подразделений, отдавали все силы выполнению общей задачи - разгрому врага.
Может быть, и поэтому мне так трудно было расставаться с моим истребительным авиационным полком, в котором прошли самые трудные, самые памятные первые годы войны.
Словом, приказ о повышении по службе я встретил без особого душевного ликования. Но приказ есть приказ, и его следовало выполнять.
В небе у моря
Я был переведен в штаб воздушной армии. В работе появился новый, более широкий обзор боевых действий, соответственно новый круг обязанностей, забот и тревог. В то же время, насколько это позволяли обстановка и обстоятельства, я старался быть в курсе всех событий, которыми жил мой родной 88-й полк.
Важнейшим событием этого периода стала историческая победа советских войск под Сталинградом. 19 ноября мы услышали в штабе сообщение о начавшемся контрнаступлении Красной Армии. И с этого дня с нетерпением ждали очередную информацию из штаба Северной группы войск Закавказского фронта. В нашем оперативном отделе была отчетная карта, на которой для командования армии ежедневно отмечались изменения в обстановке на сталинградском направлении. Две грозные красные стрелы, будто живые, неумолимо двигались навстречу друг другу, обозначая встречные удары, пока не соединились 23 ноября в районе Калача и не замкнули кольцо окружения 22 вражеских дивизий.
Вот и на нашу улицу пришел праздник! Мы в штабе восторженно поздравляли друг друга. Между тем на карте красные стрелы в последующие дни повернули острие на запад. Это означало, что наступающие кавалерийские корпуса и часть стрелковых дивизий Юго-Западного и Сталинградского фронтов создавали внешний фронт окружения.
Это в свою очередь способствовало и наступлению наших войск на Среднем Дону. К концу декабря они продвинулись на глубину от 100 до 200 километров, создав реальную угрозу закупорки кавказской группировки немецко-фашистских войск. Мы почувствовали это по действиям противника на нашем фронте. В двадцатых числах он начал отводить войска на орджоникидзевском направлении, оставив большие населенные пункты-Дзуарикау, Алагир, Кадгорон, Ардон, Дигора.
Передним немецко-фашистское командование попыталось деблокировать окруженную под Сталинградом группировку. Подтянув резервы, 12 декабря враг нанес контр-удар из района Котельниково. Однако наше командование знало о замысле неприятельской группы Манштейна, планировавшей соединиться с окруженной группировкой. Помогли нам в раскрытии этого замысла и крылатые разведчики 4-й воздушной армии, в их числе - мой однополчанин Василий Князев.
В те дни начальник разведывательного отдела армии пребывал в бодром настроении.
- Вот и подтвердился наш вывод - из района Прохладного и Моздока гитлеровцы снимают две танковые дивизии и перебрасывают их под Сталинград, сказал он, зайдя как-то в наш оперативный отдел и удовлетворенно потирая руки. - Сейчас эти дивизии в группе Манштейна. Но под Котельниково им приготовлен гостинец - подавятся!..
Тогда-то я и узнал, что Василий Князев при выполнении разведывательного полета в районе Майского в сложных погодных условиях обнаружил большую механизированную колонну, двигавшуюся на Прохладный. Вскоре разведчики 366-го отдельного разведывательного авиационного полка подтвердили эти данные. Было установлено, что крупные мотомеханизированные части противника подходят с юга к ближайшим железнодорожным станциям, чтобы побыстрее добраться до Армавира, Тихорецка и повернуть на Сальск. Оттуда путь лежал на Сталинград. Как потом выяснилось, две танковые дивизии - 23-я и СС "Викинг" - передавались группе Манштейна, которая была создана для деблокировки окруженной под Сталинградом 6-й армии Паулюса.
Разгром вражеских войск под Сталинградом создал благоприятные условия для наступления Северной группы войск Закавказского фронта. В этот период в штабе 4-й воздушной армии разрабатывался план боевых действий авиации в предстоящей операции. Основные усилия предусматривалось сосредоточить на правом крае наших войск - в помощь 44-й армии, наносившей главный удар по моздокской группировке противника. К 3 декабря ее части вышли на рубеже в двух километрах восточнее Ищерской. Вскоре станица, которую враг сделал важным узлом обороны, была освобождена. Надо сказать, заметную роль в этих событиях сыграли 4-й и 5-й гвардейские кавалерийские корпуса.
Это был пример удивительного взаимодействия двух родов войск, представлявших разные исторические эпохи, - авиации, дочери двадцатого века, и кавалерии, перенесшей традиции давних ратных времен на поля второй мировой войны.
Кавалеристы внимательно следили за налетами наших бомбардировщиков и штурмовиков. Всякий раз после каждого такого налета они спешивались и при поддержке артиллерии и бронемашин стремительно продвигались по полосе, обработанной авиацией.
Анализ этого взаимодействия и вообще описание боевых действий авиации по прикрытию и поддержке войск правого крыла Северной группы в августе - декабре 1942 года стали первым серьезным заданием для меня в оперативном отделе штаба 4-й воздушной армии. Хорошо помню, как начальник отдела подполковник К. Н. Одинцов ставил мне задачу. На долгие годы запомнил я этого человека. Он отличался исключительным трудолюбием, великолепными организаторскими способностями, знал, на что способен каждый из его подчиненных.
Опыт работы в крупном авиационном штабе Константин Никитович приобрел еще в предвоенные годы, когда был начальником отдела штаба ВВС Московского военного округа. Ну а я в свою очередь именно благодаря К. Н. Одинцову быстро вошел в курс новой работы. Забегая вперед, скажу, что в первый послевоенный год К. Н. Одинцов был назначен на должность начальника штаба ВВС военного округа. Стал генерал-майором авиации. Впоследствии он много лет находился на руководящей работе в центральном аппарате ВВС и Войск ПВО страны. Мы и теперь часто встречаемся в совете ветеранов 4-й воздушной армии. И хотя оба дожили, как говорится, до седин, я всякий раз ловлю себя на том, что испытываю к этому человеку чувства благодарного ученика.
Не могу не вспомнить еще одного представителя командования 4-й воздушной армии, с которым судьба свела меня в связи с назначением на новую должность. Это начальник штаба генерал-майор авиации А. З. Устинов.
В смятенных чувствах шел я в его кабинет, откровенно не желая расставаться с полком, с боевыми товарищами. И вот встречает человек за столом - взгляд приветливый, доброжелательный. Попыхивая трубкой, не торопясь начал разговор, явно давая мне возможность побороть волнение. Гладко зачесанные волосы с пробором посередине, подчеркнутая аккуратность и подтянутость во всем облике показались мне до странности знакомы. И я вспомнил председателя государственной комиссии, принимавшего в нашей академии экзамены в марте 1940 года. А до этого я еще слушал доклад Александра Захаровича о боевых действиях советской авиации на Халхин-Голе в августе - сентябре 1939 года - он был там начальником штаба авиагруппы советских летчиков.
Обе встречи оставили впечатление о нем, как о человеке высокой культуры, широкого кругозора. Все это в какие-то секунды промелькнуло в сознании - и я успокоился. А Устинов, закрыв личное дело, лежавшее перед ним на столе, пожал мне руку, предложил сесть и будто тоже что-то вспомнил.
- Так вы из выпуска сорокового года? Последний предвоенный выпуск... Как же, помню - госэкзамены принимал. Хорошее пополнение получили тогда ВВС.- И вдруг неожиданно спросил: - Ну как, не надоело еще работать начальником штаба полка?
- Никак нет, товарищ генерал, - осмелел я, - работа интересная, и хотелось бы ее продолжать. Конечно, по сравнению со штабом армии участок у нас невелик...
- Ну, это вы скромничаете, - добродушно, но решительно прервал он меня. Нам достаточно хорошо известна ваша работа в качестве одного из руководителей полка. Потому и решили взять вас в штаб армии. К тому же, говорят, вы человек "писучий". Нам сейчас как раз нужны такие офицеры. Да и вам это будет полезно: расширите масштаб оперативно-тактического мышления. Поверьте, когда-нибудь будете благодарить меня за то, что прошли еще одну - практическую - академию в штабе армии. Так что идите и знакомьтесь с подполковником Одинцовым.
Я понял: решение окончательное, обжалованию, как говорится, не подлежит, и ответил по-уставному:
- Слушаюсь!
- Вот и порядок! - закончил генерал наш разговор.
Минувшие сорок с лишним лет многократно подтвердили правоту Александра Захаровича: из всех моих академий та, штабная, ненаучная, стала, может быть, самой большой для меня практической наукой, в том числе служебных и человеческих отношений, особо ценных в условиях войны.
Почти два года работал я в штабе, возглавляемом А. З. Устиновым, неизменно восхищаясь его выдержкой, спокойствием, умением владеть собой в самых трудных обстоятельствах, наконец, оптимизмом, искренней заботой об окружающих. Восхищался и - учился. Когда, к примеру, генерал замечал, что его подчиненный валится с ног от усталости, он тут же отправлял его отдыхать, поручая двойное задание другому, - в следующий раз они поменяются ролями.
В июле 1944 года генерал А. З. Устинов получил назначение на новую должность. Тепло и грустно проводили, мы Александра Захаровича, понимая, как будет не хватать, нам в работе этого человека. А для меня он на всю жизнь остался одним из любимых учителей и наставников. Командующим 4-й воздушной армией в то время был генерал-майор авиации Н. Ф. Науменко. Кадровый военачальник с огромным боевым опытом, сражавшийся еще с белогвардейцами в гражданскую войну, с 1928 года свою жизнь он связал с авиацией. С июля 1941 года Науменко возглавлял ВВС Западного фронта.
Он и сейчас живо стоит перед моим взором. Лицо строгое, непроницаемое, а натура, мы знали, широкая, отношение к людям справедливое. Так случилось, что именно Науменко познакомил меня с К. А. Вершининым, командующим, с которым мне довелось идти по военным дорогам до мая сорок пятого.
Как-то подполковник Одинцов приказал мне показать генералу один документ. Открыв дверь кабинета, я попросил разрешения войти. Науменко стоял у стола рядом с незнакомым мне стройным генерал-майором авиации. Волевое лицо, высокий лоб, вьющиеся светлые волосы. Пока генерал Науменко читал документ, его гость - возможно, чтобы заполнить неловкую паузу - стал расспрашивать меня, кем я работаю в штабе, где учился, спросил о семье. Узнав, что я учился в академии имени Жуковского, он по-доброму отозвался о ее профессорско-преподавательском составе, сказал, что в свое время тоже учился там. Тем временем Науменко дочитал документ, подписал и вернул его мне. Я спросил разрешения идти, а он ответил:
- Спрашивайте у командующего ВВС фронта.
Незнакомец с улыбкой ответил: "Идите" - и пожелал мне успехов в работе.
В мае 1943 года, в разгар воздушных сражений на Кубани, Н. Ф. Науменко был назначен командующим 15-й воздушной армией, а К. А. Вершинин вновь принял командование 4-й воздушной армией (с мая по сентябрь 1942 года он уже занимал эту должность). За войну я довольно хорошо узнал стиль работы этого видного военачальника, ставшего впоследствии главным маршалом авиации. По его представлению после войны я был назначен начальником одного из отделов штаба авиации округа, а затем направлен на учебу в Военную академию Генерального штаба.
Биография К. А. Вершинина, его деятельность на высших постах в Военно-воздушных силах достаточно полно раскрыты во многих материалах, книгах, воспоминаниях соратников. Я же позволю себе добавить некоторые штрихи к его портрету и характеристике на основе собственных наблюдений и воспоминаний работников штаба 4-й воздушной.
Широкий и быстрый маневр авиационными соединениями, неожиданные хитрые решения, нередко ставившие противника в тупик, максимальное обеспечение действий, особенно в вопросах разведки и материального снабжения, - это были его основные профессиональные приемы. Вершинин умел очень четко формулировать общую идею своего решения, добивался, чтобы ее глубоко понимали подчиненные, а затем предоставлял им инициативу. Его главным принципом во взаимоотношениях с подчиненными было доверие и требовательность.
Осенью 1941 года мне, участнику контрнаступления советских войск под Ростовом, бросилось в глаза, что на ростовском направлении действовало много наших авиачастей. Я тогда не понимал, каким образом удалось их здесь сконцентрировать. И только потом, в штабе 4-й воздушной армии, узнал, что это была работа Вершинина, и понял, какой смелый маневр осуществил он под Ростовом, снимая авиационные части с второстепенных участков и направляя их на главные.
И еще одна важная черта командарма К. А. Вершинина - он часто посещал авиационные соединения, знакомился сам, а не по докладам с условиями их боевой деятельности, старался знать личный состав. Бывал во многих полках, беседовал и с командирами, и с рядовыми летчиками, выслушивал их предложения, жалобы. Неоднократно бывал командарм Вершинин и в нашем 88-м истребительном авиационном полку в период боев на Кубани, в Белоруссии. Подобные встречи в частях помогали генералу Вершинину лучше узнавать деловые и моральные качества авиаторов, смело продвигать по службе достойных. И в нашем полку за время войны из летного состава были выдвинуты на должность командира полка П. С. Середа, В. И. Максименко, В. А. Колесник, В. А. Князев. Все они оказались хорошими командирами.
Наконец, Вершинин отлично понимал роль штаба, знал все тонкости его деятельности, ценил инициативных офицеров, создавал условия для их плодотворной работы. Вот как сам Вершинин писал впоследствии о нашем штабе:
"Костяк штаба армии был крепким, сплоченным, и до конца войны изменения в его составе были редким исключением. Я с большой теплотой и искренней признательностью вспоминаю генералов и офицеров штаба армии, отдававших все свои силы и знания на общее дело разгрома врага. Главнейшими отличительными сторонами их работы являлось трудолюбие, честность, четкость и широкая инициатива, основанные на доверии, товариществе и знаниях".
Мне нередко приходилось показывать Вершинину различные документы подписывал их не сразу. Чаще оставлял у себя, чтобы подробнее познакомиться в более свободную минуту, внести поправки. Случалось, что бумаги возвращал, а вместе с ними вручал собственноручно написанный новый документ. При этом он неизменно добавлял: "Спасибо за помощь. Написанное вами помогло мне изложить свои соображения по данному вопросу. Отдайте отпечатать". Это был добрый урок служебных отношений, когда не страдало и самолюбие подчиненного и оставалось на высоте достоинство руководителя.
Особое внимание командарм уделял работе штаба по обобщению боевого опыта, следил за тем, чтобы наши обзоры оперативно попадали в авиационные части. У меня опыта в составлении таких документов еще не было. В штабе полка я занимался вопросами тактики - описанием воздушных боев, штурмовых ударов по наземным объектам. В штабе же армии, как я понимал, требовалось качественно иное мышление. Приходилось осмысливать боевые действия нескольких авиационных частей на обширном пространстве, в тесном взаимодействии с другими родами войск. Невольно припомнились занятия по оперативному искусству в академии. Съездив в штаб Северной группы войск, чтобы получше познакомиться с наземной обстановкой на этом участке фронта, я засел за изучение отчетных документов всех авиационных частей...
В начале января 1943 года началось преследование отходящих с Северного Кавказа вражеских войск. Тогда была создана конно-механизированная группа в составе 4-го и 5-го гвардейских кавалерийских корпусов и нескольких танковых бригад под общим руководством командира 4-го корпуса генерал-лейтенанта Н. Я. Кириченко. В оперативное подчинение ей была придана 216-я смешанная авиадивизия генерал-майора авиации А. В. Бормана. Авиачасти оказали большую помощь наземным войскам в форсировании реки Кума, на рубеже которой противник пытался оказать сильное сопротивление, и в последующем наступлении.
Вот все эти действия мне и пришлось изучать, подробно анализируя успехи и просчеты. Боевой опыт войск на этом участке фронта подтвердил: в условиях преследования отходящего противника в высшей степени целесообразно передавать в оперативное подчинение конно-механизированной группе авиационную часть или соединение.
За несколько месяцев до этих событий, еще в конце августа, части 4-й воздушной армии сорвали попытку форсирования Терека в районе Ищерской.
Отличились тогда и летчики нашего 88-го истребительного авиаполка, совершавшего ежедневно по 50 - 60 боевых вылетов, то есть примерно каждый десятый вылет в частях воздушной армии приходился на долю моих однополчан. В середине декабря в составе комиссии, возглавляемой главным штурманом 4-й воздушной армии подполковником В. И. Суворовым, мне довелось побывать в только что освобожденной станице Ищерской. Страшная картина предстала нам в некогда цветущей станице.
Из 1128 домов уцелело только 27. Большинство зданий гитлеровцы разрушили, используя кирпичи, бревна, доски на строительство блиндажей и землянок. Почти в каждом дворе после них остались землянки, обставленные мебелью местных жителей. Зарылись, как кроты, в землю, но старались жить с комфортом. Из 4182 жителей станицы в оккупации оставалось 623 человека. Со многими пришлось мне разговаривать, чтобы восстановить картину штурмовых ударов нашей авиации. Описание боевых действий, составленное мной после этого, было утверждено начальником штаба воздушной армии и представлено в штаб ВВС Красной Армии. Для меня эта работа была своеобразным экзаменом.
Новый, 1943 год нам в штабе встречать не пришлось - даже наспех, по-фронтовому: в новогоднюю ночь мы проверяли готовность частей к боевым вылетам. А ранним утром 1 января ударами авиации 4-й воздушной армии по ранкам и артиллерии противника в полосе действия 44-й армии началась наступательная операция Северной группы войск по окончательному разгрому 1-й танковой армии противника. 3 января наши войска освободили Моздок, преследуя врага на ставропольском направлении по всему 320-километровому фронту. Перед авиацией была поставлена задача - сорвать железнодорожные перевозки отходящих войск неприятеля, и наши бомбардировщики и штурмовики нацелились на железнодорожные узлы, станции, мосты, эшелоны по магистрали Минеральные Воды - Ростов. Благодаря успешным действиям авиации, сухопутные войска захватили много военной техники, имущества противника, фактически сорвав его эвакуацию.
Для подтверждения результатов этих действий была создана специальная комиссия во главе с уже упоминавшимся подполковником В. И. Суворовым. Мне тогда было поручено составить описание этих действий с использованием материалов комиссии и штабов авиационных соединений. Выполнить это задание было несколько легче, чем первое,- все-таки кое-какой опыт уже появился. Начал с того, что составил схему объектов на магистрали Минводы - Ростов. Их оказалось 34. Подсчитал потери врага: 13 эшелонов с грузами, 12 паровозов, выведено из строя несколько железнодорожных узлов, станций, мостов, разрушено путевое хозяйство целого ряда железнодорожных станций{7}. Вагоны с ценными грузами противник в панике бросал на железнодорожной магистрали. Но погода, как назло, мешала успешным действиям авиации - низкая облачность, снегопады. В этих условиях наиболее эффективными оказались вылеты небольшими группами парами и даже одиночными самолетами-"охотниками". Так, пара лейтенанта С. И. Смирнова и младшего лейтенанта С. В. Слепова на штурмовиках Ил-2 нанесла удар по станции Малороссийская - здесь находились четыре железнодорожных эшелона с боеприпасами. Сплошная стена огня поднялась над станцией, взрывы продолжались долго. После этого на восстановительные работы гитлеровцам потребовалось четверо суток. Однако по новой колее они пропустили лишь один эшелон - в тот же день станцию заняли наши войска.
Эти факты вошли в составленный мною отчет о действиях 4-й воздушной армии по срыву железнодорожных перевозок противника. Он, как вскоре стало известно, привлек внимание командования Военно-воздушных сил. Об успешных действиях пары "охотников"-штурмовиков С. И. Смирнова и С. В. Слепова было доложено Верховному Главнокомандующему. В приказе от 4 мая 1943 года он высоко оценил мужество и боевое мастерство этих летчиков во время налетов на станцию Малороссийская. В приказе подчеркивалось, что этот поучительный опыт надо обобщить и широко внедрить в авиацию при срыве железнодорожных перевозок противника. Вскоре во всех воздушных армиях были выделены специальные эскадрильи и полки штурмовиков-"охотников".
24 января 1943 года Северная группа войск Закавказского фронта была преобразована в самостоятельный Северо-Кавказский фронт. Наша армия вошла в состав нового фронта. Продолжая работать в интересах тех же войск, что и прежде, штаб 4-й воздушной армии примерно через каждые семь - десять суток перебазировался на новое место. И вот в Георгиевске нам впервые довелось своими глазами увидеть следы жутких злодеяний гитлеровцев.
Даже сейчас, спустя десятилетия, тяжело вспоминать об этом. У людей, переживших ужасы войны, прошедших через них, никогда не изгладятся из памяти преступления гитлеровских молодчиков и их гнусных приспешников - изменников Родины, продавшихся оккупантам. Поэтому сейчас, когда на Западе раздаются голоса о "прощении военных преступников за давностью лет", разум фронтовика негодует, а сердце трепещет жаждой справедливого возмездия.
С тяжелой памятью поднимал записи военных лет: "13 января 1943 года. В Георгиевске фашисты расстреляли 700 жителей. Во дворе помещения, где находилось гестапо, лежат шесть трупов. Они извлечены из окопа, куда гестаповцы сбросили их после убийства. Вот труп женщины, лицо обезображено зверскими пытками. К ее груди прижалась трех-четырехлетняя девочка - так и застыли обе. Рядом женщина лет 28 - 30. Черты лица нежные, красивые и... выколотые глаза. Она - жена командира Красной Армии...
Вот так население Георгиевска убедилось, что означает на деле пресловутый "новый порядок" Гитлера. Жители с ликованием встретили освободителей города. "Наши пришли, родные!" - раздавалось повсюду. Но радость омрачена горем. Фашисты перед уходом оставили на железнодорожной станции вагоны с отравленными продуктами. Изголодавшиеся люди разобрали их, в результате многие отравились и умерли. Тяжело смотреть, как в день освобождения города по улицам на санках везли гробы с жертвами этого зверства. В тот же день у братской могилы жителей города, погибших от рук изуверов в период оккупации, состоялся митинг. Были на нем и мы, работники штаба 4-й ВА, и авиаторы соседних частей. Все, кто выступал, клялись жестоко отомстить фашистам за их злодеяния..."
Еще запись: "28 января 1943 года. Штаб 4-й ВА находится уже в Ставрополе. И здесь, бросая город, фашисты показали звериный оскал. Подожгли, разрушили, взорвали лучшие здания. На центральной улице - коробки сожженных многоэтажных домов. Во время оккупации все евреи были вывезены из города, 5000 человек было расстреляно. В общей могиле обнаружены сотни трупов, среди них немало детей.
...Наши люди с нетерпением ждали освобождения от фашистской неволи. Я остановился в домике Евгении Васильевны, пожилой женщины с чистой душой русского человека. Часто вечерами она рассказывает, как в дни оккупации помогала нашим пленным бойцам. Варила борщ, пекла лепешки, с риском для жизни, как и многие другие женщины, носила еду на лесозаготовки, где работали пленные. Упрашивали часовых передать пищу изможденным людям. Чаще всего им отвечали ударами прикладов и стрельбой. Но это их не останавливало. Каждый день женщины вновь тянулись с узелками к месту работы пленных".
В начале февраля 1943 года, когда войска Южного фронта, выйдя в район Батайска, отрезали противнику пути отступления с Северного Кавказа на Ростов, остатки разгромленной вражеской группировки стали отходить в сторону Кубани. С этого времени все соединения нашей армии были нацелены на поддержку наступления Северо-Кавказского фронта на краснодарском направлении.
В первых воздушных боях на Кубани противник превосходил нас в силах по количеству самолетов, но качественно наши истребители уже не уступали немецким. К весне 1943 года ВВС Северо-Кавказского фронта в основном завершили перевооружение на новые типы скоростных самолетов. Однако еще не все летчики освоили новые тактические приемы воздушного боя на вертикальном маневре и в боевых порядках, состоящих из пар самолетов. Нередко еще на новых скоростных самолетах-истребителях Як-1, Ла-5, ЛаГГ-3 летчики вели бои по старинке, на горизонтальном маневре. Слабым было взаимодействие между парами внутри боевого порядка.
Тогда командующий приказал приготовить специальную директиву с анализом недостатков и конкретными рекомендациями по ведению воздушного боя на скоростных истребителях. Мне пришлось участвовать в разработке этого документа. Когда он был подготовлен, я получил задание съездить в 16-й гвардейский истребительный авиаполк, слава о котором уже гремела на Кубани, и показать проект директивы его летчикам. Среди "рецензентов" были знаменитые асы - А. И. Покрышкин, П. П. Крюков, Г. А. Речкалов, В. И. Фадеев. Они поделились ценными замечаниями и советами, которые были учтены при подготовке окончательного варианта.
Кроме того, по нашим рекомендациям в дивизиях прошли специальные летно-тактические конференции. На страницах армейской газеты "Крылья Советов" мастера воздушного боя делились опытом с молодыми авиаторами. Словом, к началу крупных воздушных сражений на Кубани летчики в основном знали, как нужно вести воздушный бой на скоростных истребителях.
Кубанские воздушные сражения нашли достойное освещение в военно-исторической литературе. И в первом из них - над Малой землей у Новороссийска с 17 по 24 апреля 1943 года - и во втором - в районе Крымской с 29 апреля по 10 мая - советские летчики нанесли тяжелое поражение немецко-фашистской авиации и завоевали господство в воздухе на данных участках фронта. Несколько по-иному сложилась обстановка в ходе третьего сражения, начавшегося 26 мая. Оно происходило в районе станиц Киевской и Молдаванской. Противнику вначале удалось овладеть инициативой в воздухе. Нашей авиации пришлось действовать в очень сложных условиях. Хочу остановиться на этих боях подробнее, потому что дальнейшие события в жизни моих однополчан были связаны именно с ними.
После "кавказского" периода 88-й истребительный авиаполк был переброшен на Кубань. Надо ли говорить, с какой радостью встретил я в те дни пришедшее в штаб известие о том, что в 229-ю истребительную авиационную дивизию нашей армии прибывает из Закавказья мой родной 88-й. Мы вновь оказались рядом, и я надеялся, что в своей новой роли смогу быть полезен однополчанам.
Получилось так, что им пришлось с ходу включаться в третье воздушное сражение на Кубани. К. А. Вершинин позже вспомнит, как оно началось:
"Когда наши войска захватили вторую полосу вражеской обороны, над полем боя появились немецкие бомбардировщики. Западнее Краснодара противник сосредоточил около 1400 самолетов. Перебросив их поближе к району боев, гитлеровцы получили возможность наносить удары большими группами - по 200 300 бомбардировщиков в каждой". И дальше: "Истребители 4-й воздушной армии вели героическую борьбу с вражеской авиацией, срывали прицельное бомбометание по войскам, заставляли многих немецких летчиков поворачивать вспять. Однако полностью предотвратить организованные действия противника не могли".
Эти слова в полной мере должны быть отнесены и к боевым действиям над "Голубой линией" летчиков 88-го полка. Но прежде чем обратиться к этим событиям, расскажу о некоторых переменах в жизни однополчан. Во-первых, за минувшие месяцы - с ноября 1942-го по май 1943 года - летчики полка полностью освоили поступившие на вооружение новые истребители ЛаГГ-3. Во-вторых, изменилась организационная структура части: вновь была создана третья эскадрилья, звенья стали состоять из четырех самолетов. Количество машин в полку возросло с двадцати до сорока. Соответственно почти вдвое увеличился летный состав, в основном за счет молодых летчиков - выпускников военных авиашкол Закавказья. Значительно пополнился технический состав полка.
Произошли изменения и в руководстве части. Командирами эскадрилий стали старшие лейтенанты А. А. Постнов и В. А. Князев. Капитан В. И. Максименко, вернувшись из госпиталя, был утвержден штурманом полка. Изменилось служебное положение комиссара полка В. Е. Потасьева. С октября 1942 года в Красной Армии был упразднен институт комиссаров и введена должность заместителя командира по политчасти. Потасьев получил звание майора.
Наконец, преобразился внешний вид моих однополчан. Взамен шпал и кубарей в петлицах были введены погоны, и в новой форме авиаторы выглядели более подтянуто, молодцевато. Это поднимало дух, заряжало энергией.
По вполне понятным причинам меня интересовало и волновало положение дел в штабе полка, где руководить временно оставался помощник начальника штаба по связи майор Ф. А. Тюркин, назначенный через некоторое время заместителем начальника штаба. Вскоре я узнал, что мое место занял опытный летчик-истребитель майор С. Н. Тиракьян. Это известие порадовало меня: дело попало в надежные руки.
Итак, полк прибыл на кубанскую землю 23 мая и уже через три дня включился в работу. Только 26 мая летчики совершили 56 боевых вылетов - с учетом того, что командир дивизии ограничил им, как "новичкам", количество заданий. Тем не менее уже в этот день были одержаны первые победы в воздухе. Так, группа А. Постнова из шести самолетов приняла неравный бой с двадцатью четырьмя машинами гитлеровцев - у немцев было 10 бомбардировщиков, остальные - истребители. Сбив один "мессер" и сохранив свои ряды, отважная шестерка заставила неприятеля повернуть вспять.
Следующие дни были еще более горячими. Нередко в воздухе оказывались с обеих сторон десятки самолетов. Такого не довелось видеть с начала войны даже самым бывалым ветеранам. Однако на выручку им приходил приобретенный за два года опыт, хорошая морально-психологическая подготовка к боевым действиям в необычной, резко меняющейся обстановке. Важным подспорьем нашим истребителям стала радионаводка, поскольку самолеты ЛаГГ-3 уже оснастили бортовыми радиостанциями. Тогда даже самые закоренелые "ретрограды" были посрамлены в скептическом отношении к радиосвязи после первых успешных действий в воздухе, которые благодаря умелому управлению с земли стали заметно четче, грамотней и целенаправленней. Добавлю к этому, что за "дирижерским радиопультом" в этих боях стоял опытный командир подполковник И. М. Дзусов, хорошо знакомый летчикам полка еще по совместным действиям на Донбассе и Северном Кавказе. В период кубанских сражений он был командиром авиадивизии, в рядах которой дрались Александр Покрышкин и другие прославленные летчики.
28 мая в полку у нас отличился младший лейтенант П. В. Селезнев, один из молодых летчиков. Шестерка Кубати Карданова, в которую он входил, вылетела на отражение налета крупной группы вражеских бомбардировщиков. Наблюдатели насчитали до 50 машин Ю-87, в сопровождении 14 истребителей Ме-109 направлявшихся к станице Киевской, где ожесточенный бой вели наши наземные войска. Летчики окрестили самолеты Ю-87 "лапотниками" - за обтекатели неубирающихся шасси, и впрямь напоминавшие лапти. Так вот впереди этой колонны летела шестерка новеньких "Фокке-Вульф-190", разрекламированных фашистами. Она, по-видимому, имела задачу вытеснить наших истребителей из района удара "юнкерсов".
- Парой самолетов отвлечь "фоккеров" на себя! - раздался в шлемофонах зычный голос Дзусова. - Ваша цель - бомберы. Бейте их основными силами!
Так и сделали: старший сержант В. Д. Резник и сержант А. А. Харенко бросились на перехват истребителей. Оставшаяся четверка изготовилась к атаке по бомбардировщикам. "Фоккеры" сначала устремились к паре Резника, а потом переключились на группу Карданова, поняв, что главная опасность угрожает оттуда.
- В бой с истребителями не вступать! - хладнокровно наставлял с земли Дзусов.- Атакуйте только бомбардировщиков!
И все же летчикам пришлось принять навязанный немцами бой. В первой атаке Селезнев сбил одного "фоккера". Остальные в злобе решили поживиться более легкой добычей - снова вернулись к паре Резника. А та, слишком далеко оторвавшись от основной группы, устремилась к неприятельским бомбардировщикам, не заметив, что пять оставшихся "фоккеров" переключились на нее. Эта опрометчивость обошлась слишком дорого. Истребители врага перехватили и сбили оба наших самолета. Резник успел выброситься с парашютом, а Харенко погиб.
Тем временем Карданов вместе со своими ведомыми врезался снизу в самую гущу бомбардировщиков, одновременно умело прикрывшись ими сверху от истребителей сопровождения. Боевой порядок колонны был нарушен, и самолеты врага побросали бомбы в чистое поле. Летчики сбили четыре бомбардировщика, два из них были на счету Селезнева. За три сбитых в этом бою самолета молодого летчика вскоре наградили орденом Красной Звезды.
Не выдержали гитлеровские бомбардировщики натиска отважной четверки дрогнули и развернулись назад. Но истребители врага (их осталось девятнадцать) решили расправиться с дерзкими "лагами". Действуя попарно, умело маневрируя, сохраняя присутствие духа и хладнокровие, наши летчики сумели вырваться из вражеского кольца и благополучно вернуться на аэродром.
На следующий день шестерка капитана В. А. Колесника встретила еще более многочисленную колонну врага - 70 бомбардировщиков и 20 истребителей. Тогда немцы потеряли пять машин. А наша группа закончила бой без потерь. Даже такое простое сопоставление цифр в этих схватках говорит о силе духа советских летчиков, о их высочайшем летном мастерстве.
Утро 3 июня выдалось холодное, хмурое. Тяжелые свинцовые облака медленно плыли над полями, неохотно пропуская редкие солнечные лучи. Дул сильный ветер. Погода для активных действий авиации мало подходящая и в то же время вполне благоприятная для вражеской разведки с воздуха: под прикрытием облаков неприятель мог неожиданно и незаметно подкрасться к нашим объектам. С этим обстоятельством было связано первое боевое задание дня - комэску А. А. Постнову и еще нескольким опытным летчикам с рассветом быть готовыми к вылету на случай перехвата воздушного разведчика.
Ранним утром действительно раздался звонок из штаба дивизии. Начальник штаба подполковник А. Н. Ильенко сообщил, что, по имеющимся данным, фашистский самолет ведет разведку над нашими аэродромами, направляясь к станице Старонижнестеблиевской. Командир дивизии приказал немедленно поднять в небо пару самолетов. В машине напарника Постнова неожиданно забарахлил мотор, и старшему лейтенанту пришлось стартовать одному. Он пролетел по курсу не больше трех минут, когда увидел чуть выше и впереди себя метров на сто вынырнувший из облаков "Юнкерс-88". Немецкий летчик, очевидно, тоже заметил преследователя и тут же скрылся в облаках. Но ненадолго. Через несколько минут они вновь оказались рядом. Постнов быстро пошел на сближение и в упор открыл огонь по правому мотору вражеской машины.
"Юнкерс" клюнул носом, а затем взмыл вверх, рванувшись к спасительным облакам. Однако Постнов успел заметить черные клубы дыма, повалившие из-под правого крыла. "Готов фашист! - весело подумал он.- Далеко не уйдет..." Так оно и вышло. Через несколько секунд тот, теряя высоту, вновь показался из-за облаков. Алексей успел повторно атаковать неприятельский самолет, сосредоточив огонь по его левому мотору. Теперь врагу оставался один курс - в землю, и он скоро упал на окраине нашего аэродрома.
Начальник штаба полка майор С. Н. Тиракьян с тремя механиками вскочил в полуторку и помчался к месту падения вражеского самолета. Машина горела ярким факелом, и невозможно было понять, спасся ли ее экипаж. В это время над местом пожара появился наш По-2. Летчик выразительно покачал крыльями и затем со снижением направил самолет к густому кустарнику за аэродромом. Стало ясно: гитлеровцы успели выскочить из горящей машины и сейчас пытались скрыться в зарослях.
Но им это не удалось. Группа Тиракьяка вскоре догнала их. Под дулом автомата командир "юнкерса" и штурман, бросив на землю парабеллумы, понуро потянули руки вверх. Стрелок, как выяснилось, был убит в воздухе.
Когда Постнов зарулил на стоянку, к землянке командного пункта подъезжала машина с пленными гитлеровцами. Командир "юнкерса", майор с Железным крестом на мундире, угрюмо оглядывался, переминаясь с ноги на ногу. В плотном кольце обступивших его летчиков и техников хмуро, но настойчиво искал кого-то. Наконец фашист спросил, кто же его сбил. Командир полка Маркелов указал на Постнова, и тогда немец насупился еще больше: видимо, обескуражило бывалого вояку, что сбил его совсем молодой русский летчик.
Запомнился мне тогда еще один боевой вылет нашего полка в тот напряженный день. На задание ушла шестерка под командованием лейтенанта Е. А. Пылаева. Все пять его подчиненных были молодыми, мало обстрелянными в боях летчиками - у каждого на счету только по 10 - 12 боевых вылетов. Опыта, конечно, маловато, но желания побыстрее схватиться с врагом, отличиться в бою - хоть отбавляй. Такой энергией нужно управлять умело, чтобы избежать неоправданных потерь. Летчики Т. Агапов, В. Иванов, Н. Шаронов, Е. Щербаков. В. Шулятьев в полку появились недавно, и командиру тоже хотелось, чтобы этот, один из первых боев прошел удачно, дал молодым воздушным бойцам отведать вкус победы, прибавил бы мужества и уверенности в своих силах. Группе же предстояло прикрывать наши наземные войска в районе станицы Киевской.
И вот Пылаев услышал в шлемофоне голос подполковника Дзусова с главной радиостанции наведения:
- К линии фронта идут несколько групп бомберов - до восьмидесяти "юнкерсов". Атакуйте головную группу. Вас прикроют "яки".
- Понял. Выполняю,- ответил Пылаев и вскоре увидел, как к "мессерам", расчищавшим дорогу перед своими бомбардировщиками, устремилась восьмерка "яков". Их вел в бой заместитель командира эскадрильи старший лейтенант И. М. Горбунов - летчик из 42-го гвардейского истребительного авиаполка.
"Яки" четко выполнили указания Дзусова: бомбардировщики остались без прикрытия. Заметив это, Пылаев устремился к головной группе и метким огнем поразил сначала один, а вскоре второй "юнкерс". Как бы прошив строй вражеских самолетов, наши истребители вели по ним прицельный огонь. Боясь столкнуться с ними, один из фашистов шарахнулся в сторону и врезался в свою же машину. Оба самолета, разваливаясь на глазах, полетели на землю. Гитлеровцы запаниковали ряды их расстроились. Бомбы полетели куда попало, и часть угодила по собственным войскам.
Вдохновленный удачей, Пылаев повел свою шестерку на новую группу бомбардировщиков. И надо же было такому случиться, что в повторных атаках каждый из молодых пилотов сбил по одному самолету противника. Да еще наши зенитчики подсыпали врагу перца - сразили три машины. Вражеский налет был успешно отражен: неприятель потерял 12 самолетов, у нас - без потерь. Командир группы Евгений Пылаев за тот бой был награжден орденом Красного Знамени, а его молодые соратники - все пятеро - орденами Красной Звезды.
Не менее напряженный бой в тот же день пришлось вести и шестерке командира эскадрильи старшего лейтенанта В. А. Князева, в которую вошли опытные летчики капитан В. И. Савельев, лейтенант А. П. Лукин, младший лейтенант Г. И. Афанасенко, старшие сержанты В. В. Собин и Н. Г. Огородников. В заданном районе близ населенных пунктов Благодарное и Подгорный на высоте 200 метров они засекли колонну из 30 бомбардировщиков Ю-87. Стремительной атакой в лоб наши летчики разрушили строй противника, а затем, разбившись на пары, нападали на фашистов неожиданно, с разных сторон.
Пара Князев - Собин атаковала первую девятку противника, Лукин Огородников - вторую. Савельев - Афанасенко прикрывали товарищей сверху. Дважды атаковал "юнкерс" Князев и со второго захода поджег вражеский самолет. Прикрывавший командира Собин открыл огонь по второму "юнкерсу" и тоже отправил гитлеровца в землю. Такая же участь постигла еще один самолет немцев - и снова от руки Собина. По одному бомбардировщику удалось сбить Лукину и Огородникову. Один "юнкерс" поджег Афанасенко. Однако он неосмотрительно оторвался от Савельева, был атакован "мессером", внезапно выскочившим из-за облаков, и, как говорится, на честном слове и на одном крыле пошел к своему аэродрому. Заметив, что товарищ попал в беду, Князев бросился прикрывать его. Уже за линией фронта при вынужденной посадке самолет развалился, но Афанасенко отделался только ушибами.
Вот сколько событий вместил в себя всего лишь один день жизни полка на войне. Таким же напряженным он был и для других авиационных частей нашей армии. В последующие дни накал воздушных боев начал спадать. Враг, не выдержав натиска советских летчиков, стал сдавать позиции. В его налетах бомбардировщиков участвовало все меньше и меньше. Третье воздушное сражение было выиграно нами. За его период - с 26 мая по 7 июня - было проведено 364 воздушных боя и сбито 315 самолетов противника.
Подводя итог боевых действий авиации на Кубани, Военный совет Северо-Кавказского фронта в приказе от 21 июня 1943 года отметил:
"В результате воздушных сражений победа, бесспорно, осталась на нашей стороне. Противник не добился своей цели. Наша авиация не только успешно противодействовала врагу, но и одновременно вынудила немцев прекратить воздушные бои и убрать свою авиацию".
Вклад 88-го истребительного авиаполка в эту победу был весомым - летчики сбили в кубанском небе более сорока вражеских самолетов, в том числе: Афанасий Лукин - шесть, Евгений Пылаев - пять, Василий Князев и Василий Собин - по четыре. За героизм, проявленный в боях на Кубани и Тереке, четырем асам полка Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 августа 1943 года было присвоено звание Героя Советского Союза. В ряд полковых героев встали К. Л. Карданов, В. А. Князев, В. А. Колесник, А. А. Постнов.
Полк с честью прошел через горнило третьего кубанского сражения, и мне было отрадно это сознавать. Работая в штабе армии, составляя документы, обобщающие боевой опыт нашей авиации в небе Кубани, я, по возможности, продолжал приносить пользу родному полку. Частенько в круговерти будничных дней ловил себя на мыслях о своих полковых друзьях, радовался каждому сообщению об их подвигах, с особым интересом читал в отчетных документах штаба 229-й авиадивизии поучительные примеры и эпизоды из боевых действий 88-го истребительного.
17 июня 1943 года, в период недолгого затишья между боями, в торжественной обстановке наш полк отмечал свою третью годовщину. Среди почетных гостей был Александр Иванович Покрышкин, летчик, чье имя уже к тому времени становилось легендарным. А для пилотов 88-го он был собратом по оружию, по совместным битвам в небе Украины, Дона, Кавказа, Кубани.
В моей памяти отчетливо сохранилась эта встреча в станице Новоминской, рассказы и воспоминания друзей-однополчан, здравицы в честь ветеранов полка, теплые слова поддержки и напутствия молодым, веселье, шутки, надежда, с которой однополчане говорили о скорей победе (так всем хотелось приблизить ее!), и грустные минуты, когда вспоминали ушедших, погибших. Это была волнующая встреча, а для молодежи и полезная - ей предстояло перенимать не только боевой опыт, но и высокий моральный дух старших товарищей.
В августе 1943 года в полк пришел приказ о назначении подполковника А. Г. Маркелова заместителем командира 229-й истребительной авиационной дивизии. Командиром полка стал Герой Советского Союза майор В. И. Максименко. Тепло и чуточку грустно провожали летчики своего боевого командира, который провел полк через самые трудные военные годы, сумел сплотить очень разных людей в дружный боевой коллектив. Да и сам Андрей Гаврилович не мог скрыть волнения разлуки. Два года бок о бок с людьми, которые тебя понимают и ценят, многого стоят. Но Маркелов понимал, что его преемнику Максименко в эти минуты было еще труднее - перед неизвестностью: "Справлюсь ли?" Прочитав эту естественную мысль на его озабоченном лице, Маркелов энергично пожал руку друга и, стряхнув грусть, бодро сказал:
- Трудно будет вначале. Да только нам ли с тобой, Василий Иванович, бояться трудностей? И я ведь не за тридевять земель уезжаю: постараюсь помогать из дивизии родному полку. Сверху-то некоторые вещи даже чуть виднее...
Стояло знойное кубанское лето. В воздухе и на земле после проведенных войсками фронта операций шли, как писалось в сводках, бои местного значения. Северо-Кавказский фронт готовился к решающему наступлению на врага, чтобы очистить от него Краснодарский край. Добрые вести приходили и с других фронтов.
Завершилась блистательной победой Курская битва - одно из важнейших и решающих событий Великой Отечественной войны. Крах операции "Цитадель" поставил немецко-фашистскую армию перед катастрофой. Победой под Курском и выходом советских войск к Днепру завершился коренной перелом в ходе войны.
5 августа 1943 года в столице нашей Родины прогремел первый салют - в честь доблестных советских войск, освободивших Орел и Белгород. Потом были салюты в честь освобождения Харькова, Таганрога, других городов. 16 сентября Москва салютовала освободителям Новороссийска - воинам Северо-Кавказского фронта, то есть и моим однополчанам.
В начале сентября войска соседних Южного и Юго-Западного фронтов отбили у гитлеровцев и вернули Родине Донецкий бассейн - важнейший промышленный район страны. Наступление Красной Армии на Левобережье Днепра и в Донбассе создавало благоприятные условия для разгрома противника на Таманском полуострове, который он удерживал как аванпост, прикрывавший захваченный им Крым.
Эти дни относительного спокойствия перед броском на Таманский полуостров были использованы командованием 88-го авиаполка для усиленной партийно-политической работы. В беседах, политинформациях, на партийных и комсомольских собраниях обсуждались вопросы подготовки воинов к предстоящему наступлению. Шел разговор о грядущих трудностях - полк ждали выведенные из строя гитлеровцами аэродромы, опустошенные населенные пункты и главное - новые ожесточенные бои над Таманью, а затем над Крымом.
Впервые за годы войны официально и торжественно в полку был отмечен праздник авиаторов - День Воздушного Флота СССР. На собрании личного состава 18 августа летчиков и техников приветствовал командир полка В. И. Максименко. С докладом выступил заместитель командира полка по политчасти В. Е. Потасьев. А потом состоялся концерт художественной самодеятельности. На бис повторили веселый народный танец неразлучные друзья Виталий Волошинов и Вагро Сааков. Владимир Резник озорно пел частушки собственного сочинения. Николай Филатов вдохновенно читал Маяковского.
Этот праздник многие мои однополчане встретили с новыми воинскими званиями. В. А. Колесник, незадолго до того назначенный помощником командира полка по воздушно-стрелковой службе, стал майором, В. А. Князев и А. А. Постнов - капитанами, А. П. Лукин и Е. А. Пылаев - старшими лейтенантами, В. В. Собин - лейтенантом.
И вот начало сентября. Полк получил ответственную боевую задачу участвовать в Новороссийской операции, находясь в оперативном подчинении командующего ВВС Черноморского флота генерала В. В. Ермаченкова. На его командный пункт в Геленджике был срочно вызван командир полка майор Максименко. Здесь его встретил начальник штаба генерал Б. Л. Петров и познакомил с характером предстоящих действий.
- Перед вами две важнейшие задачи: вести воздушную разведку в интересах всей операции и прикрывать действия 11-й штурмовой авиадивизии ВВС флота. В первом случае будете получать указания из нашего разведотдела, во втором - от командира 11-й дивизии подполковника А. А. Губрия. Приказ командующего завтра же перелететь полком на полевой аэродром под Геленджик.
Не теряя времени, Максименко решил познакомиться с новым местом базирования полка. Взлетно-посадочная полоса упиралась прямо в горы. При неудачном заходе на посадку второго круга уже не сделаешь. Да и взлетать там можно было только в сторону моря. А если откажет мотор - куда деваться? Каждый раз, стало быть, летчику необходим предельно точный расчет. Права на ошибку не оставалось.
Вернувшись в полк, Василий Иванович поделился впечатлениями со своими ближайшими помощниками и, "закрыв сомнения", сказал:
- Так что, друзья, будем работать без ошибок. Группу прикрытия штурмовиков возглавят Постнов и Карданов, разведчиков - Князев.
Остаток дня и всю ночь техники готовили машины к перелету. Было принято довольно рискованное, но в тех условиях единственно верное решение: на борт каждого самолета взять по одному технику, чтобы осуществить перелет в Геленджик как можно быстрее. Старшим этой группы техников был Александр Пассек.
Уже на рассвете 10 сентября первые самолеты полка начали разведывательные полеты. Разведдонесений с нетерпением ждали в штабе ВВС Черноморского флота, ибо уже ночью начался штурм Новороссийска. Однако найти противника оказалось непростой задачей, он расположил свои резервные наземные части в близлежащих к городу населенных пунктах, использовав для маскировки горный ландшафт окрестностей. Лишь с третьего захода группе Князева удалось обнаружить скопление крупных сил врага, о чем он немедленно передал на землю по радио. Возвращаясь с задания, Князев повстречал в воздухе группу Постнова, сопровождавшую штурмовиков 11-й дивизии. Они шли курсом на Малую землю.
Справа по курсу в дыме пожарищ сползал к Цемесской бухте Новороссийск. За дымной пеленой смутно угадывались руины разрушенных зданий. Один из очагов боя охватил населенный пункт Станичка, где фактически не осталось ни одного целого дома. Огненные разрывы снарядов вздымали истерзанную землю. Но цель штурмовиков была впереди, за горой Мысхако, у подножия другой горы - Сахарной головы, где противник создал ключевую позицию, преграждавшую подход к Новороссийску с северо-запада. Здесь враг оборонялся особенно упорно, не желая открывать ворота в город. На эту позицию и обрушили удар наши штурмовики.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги