Долг платежом красен

Долг платежом красен

Некий почтенный пикардиец, вполне возможно даже потомок знаменитых трубадуров с берегов Уазы или Соммы, незаслуженно забытых и лет десять-двенадцать назад извлеченных из забвения одним из наших великих ученых, так вот, говорю я, сей достойный и честный горожанин проживал в Сен-Кантене, городке, прославившемся тем, что подарил литературе многих великих мужей. Там же жила и одна его дальняя родственница, монахиня здешнего монастыря. Родственница была маленькой стройной брюнеткой с живыми глазами на смазливом личике со вздернутым носом. Ей было двадцать два года, четыре из которых она провела в монастыре. В довершение всех достоинств сестра Петронилла, а именно так ее звали, имела чудный голос и гораздо более темперамента, нежели набожности. Что же до господина д'Эсклапонвиля, как именовался наш герой, то это был добродушный толстяк около двадцати восьми лет от роду, по уши влюбленный в свою родственницу, что, разумеется, не могло не отразиться на его отношении к госпоже д'Эсклапонвиль, тем более что с последней он делил ложе вот уже десять лет, срок, вполне достаточный для того, чтобы притушить пламя Гименея. Госпожа д'Эсклапонвиль — а мы обязаны подробно изобразить ее портрет, ибо, в противном случае, читатель останется недоволен, потому как в наш век все воспылали необычайной страстью к изображениям, и даже трагедия не будет допущена на сцену, если торговцы ширмами или каминными экранами не найдут в ней для себя по крайней мере шесть сцен, достойных быть запечатленными на их товаре, — так вот, госпожа д'Эсклапонвиль была глуповатая томная блондинка с необычайно белой кожей и довольно красивыми глазами и пышными формами, словом, принадлежала к тому типу толстушек, от которых мужчины обычно ожидают получить приятное удовольствие.

До сих пор госпожа д'Эсклапонвиль не ведала, что неверному супругу обычно платят той же монетой. Добропорядочная, как и ее мать, коя, дожив до восьмидесяти трех лет, ни разу не изменила единственному своему мужу, она все еще была столь чиста и простодушна, что даже не подозревала об ужасном преступлении, называемом казуистами-законниками адюльтером, а мужчинами-обольстителями, привыкшими смотреть на него сквозь пальцы, просто волокитством. Но обманутая женщина быстро усваивает уроки, как мстить мужьям, и, раздосадованная, стремится не остаться в долгу, да еще повернуть дело так, чтобы ее не в чем было упрекнуть.

Госпожа д'Эсклапонвиль в конце концов заметила, что ее дорогой супруг слишком уж часто навещал свою родственницу: демон ревности закрался к ней в душу, она стала следить за мужем, осторожно расспрашивать соседей и в итоге обнаружила, что интрижка ее супруга с сестрой Петрониллой известна в Сен-Кантене всем и каждому. Удостоверившись в измене мужа, госпожа д'Эсклапонвиль заявила ему, что его поведение разбило ее сердце, хотя она вовсе того не заслужила, и во искупление вины умоляет его отказаться от порочной связи.

— От порочной связи, говоришь, — флегматично отвечал супруг, — но разве ты не знаешь, дорогая, что, ложась в постель с монашкой, я спасаю свою душу? Столь святая связь очищает, ты уподобляешься Верховному Существу и приобщаешься к самому Святому Духу. А посему, дорогая моя супруга, нет никакого греха в том, чтобы спать с девицей, посвятившей себя Богу, а ежели и есть в этом вина, так монашка искупит ее, ну, словом, ходить к монашке все равно, что открывать себе путь к небесному блаженству.

Госпожа д'Эсклапонвиль, весьма разочарованная тем, что упреки ее не достигли цели, ничего не ответила, но про себя поклялась найти более красноречивый способ убеждения… А кто не знает, что уж один-то способ у женщины всегда наготове: какой бы дурнушкой она ни была, стоит ей только пальцем поманить да пообещать, как мстители слетятся со всех сторон, словно мухи на мед.

В городе проживал приходской священник, именовавшийся аббатом дю Боске, развеселый малый лет тридцати, волочившийся за всеми юбками и взращивавший лес развесистых рогов на лбах сен-кантенских мужей. Госпожа д'Эсклапонвиль свела знакомство с этим аббатом, аббат также решил познакомиться с госпожой д'Эсклапонвиль поближе, и в конце концов оба так хорошо узнали друг друга, что могли безошибочно описать один другого в чем мать родила с головы до самых пяток. Через месяц после сего знакомства приятели пришли сообщить несчастному д'Эсклапонвилю, что в их полку прибыло, ибо последний всегда хвастал, что в Сен-Кантене только его лоб и избежал сомнительных украшений, раздаваемых повесой-священником.

— Неправда, — отвечал д'Эсклапонвиль приятелям, — моя жена благонравна, как Лукреция, и пусть хоть сто друзей скажут мне об этом, я все равно не поверю.

— Идем же, — сказал тогда один из приятелей, — идем, я хочу, чтобы ты собственными глазами убедился в ее измене, а потом уж сам решай, как тебе поступать.

Д'Эсклапонвиль согласился пойти с ним, и друг повел его в некое уединенное место в полулье от города, туда, где Сомма несет свои воды среди живых изгородей из густого кустарника, усыпанного цветами, и образует естественную купальню, облюбованную жителями города. Но свидание было назначено на тот час, когда берега сей купальни еще пустовали, и наш бедный герой в горестном изумлении увидел, как один за другим без помех на берег пришли достойная жена его и соперник.

— Ну, что, — спрашивал его приятель, — у тебя уже зачесался лоб?

— Еще нет, — отвечал обманутый супруг, невольно потирая указанное место, — может быть, она пришла сюда на исповедь.

— Что ж, подождем, — произнес друг.

Долго ждать не пришлось: укрывшись в тени пахучей изгороди, аббат дю Боске и его прихожанка сняли все, что могло воспрепятствовать сладострастному наслаждению, и аббат принялся за дело, дабы в тридцатый или более раз приобщить достойного и честного д'Эсклапонвиля к сообществу сен-кантенских супругов.

— Теперь ты наконец поверил? — спрашивал приятель.

— Уйдем отсюда, — удрученно отвечал д'Эсклапонвиль, — а то я не удержусь и прибью проклятого аббата, хотя уверен, что многие мне бы еще приплатили за это. Тебя же, друг мой, прошу сохранить увиденное в тайне.

Мрачный д'Эсклапонвиль возвратился домой, а когда наступило время ужина, его благословенная супруга, как обычно, уселась за стол рядом с ним.

— Постой-ка, милочка, — гневно заявил наш герой, — еще в детстве я поклялся никогда не ужинать в обществе развратных женщин.

— Развратная женщина? — кротко вопрошала госпожа д'Эсклапонвиль. — Друг мой, слова твои удивляют меня, в чем ты можешь меня упрекнуть?

— Не притворяйся, распутница, как будто ты ничего не знаешь! А чем это ты сегодня занималась с нашим аббатом возле купальни?

— Ох, Бог мой, — спокойно отвечала жена, — если ты об этом, муженек, так это ты сам мне посоветовал.

— Как, черт побери, ты же…

— Успокойся, друг мой, я всего лишь последовала твоему совету. Разве не ты мне сказал, что когда ложишься в постель с Божьим человеком, то тут нет никакого греха, наоборот, заведя столь святую связь, ты спасаешь свою душу, уподобляешься Верховному Существу, даешь Святому Духу войти в тебя, ну, словом, открываешь себе путь к небесному блаженству… Так вот, друг мой, я всего лишь последовала твоему примеру, так что никакая я не распутница, а уже почти святая! Ах! И скажу тебе, что если и есть служители Господни, которые умеют открывать врата небесного блаженства, то наш аббат будет среди них не из последних, ведь я никогда не видела такого огромного ключа, как у него.