Долгая дорога к логу

Глава вторая

Когда Синяя чаща осталась далеко позади, Лохмач объявил передышку и остановил рой светляков, летевший впереди. Чуть отклонившись от пути, они выбрали более или менее свободное от зарослей место и расположились на теплом мхе возле разлапистого ягодного куста. Светляки послушно облепили его листья. Лохмач, напряженно молчавший и зыркавший глазами по сторонам, все время, пока они шли мимо Синей чащи, теперь стал возвращаться в свое нормальное состояние.

– Ну, кажется, пронесло… – облегченно бухнул он, ставя мешок между ног. – Уж как я ее не люблю, эту Синюю чащу, терпеть я ее просто не могу…

– Кто это тебя ей так напугал? – сказал Сухой, вытаскивая из недр своего мешка кусок вяленого мяса. – Ничего там особенного нет, разве что синяя…

– Как же это ничего особенного? – возразил Лохмач, взмахнув руками. – Разве может быть ничего особенного, когда мимо нее идешь и со страху трясешься! Известное дело: от синей травы ничего хорошего не жди, а там, кроме травы, и кусты и цветы и даже некоторые деревья синие… Иду, а по спине мурашки шныряют, ноги подгибаются, думаю, того и гляди сейчас чудище какое выбежит!

– Подумаешь: синие, – сказал Сухой. – Ну и что? Чаща как чаща.

– Туда лучше не соваться, – заметил Ворчун. – Народ всякое про нее говорит. Идешь себе мимо – и иди, а туда заходить вовсе и ни к чему. А то зайдешь ты в Синюю чащу, понимаешь, да потом и не выйдешь уже обратно.

– Вранье все это про чудищ… – сказал Сухой. – Нет там никого. Пусто и все. Что же тут страшного, ничего страшного тут нет.

– Как же нет ничего страшного, – снова не согласился Лохмач, – когда мне до сих пор страшно? Уж далеко мы от нее отошли, а все равно не по себе. Мужики говорили, в этой чаще уроды появляются. Я их не видел ни разу и не хочу видеть, и в чащу эту проклятую не пойду, лучше ее подальше обходить…

Кандид вытащил из поясного мешка фляжку и отвинтил пробку.

– На хлебни, полегчает, – сказал он и протянул фляжку Лохмачу.

Лохмач с готовностью припал губами к фляжке, но пить из нее не умел, и жидкость потекла струйками по подбородку и шее.

Ворчун выдрал пучок мха, ковырнул пальцем землю и попробовал ее на вкус.

– Ну как? – поинтересовался Сухой, жуя мясо.

Ворчун пожевал губами, недовольно сплюнул под ноги, сорвал несколько бледных ягод с куста и бросил в рот.

– Не… – Он махнул рукой. – Показалось. Я и не помню, когда последний раз съедобную-то находил. Давно уже не находил съедобную. Ищешь, ищешь ее, заразу такую, и все одно не находишь. И ягоды какие-то невкусные, а вроде крупные ягоды.

Кандид тоже сорвал несколько ягод и съел. Ягоды были сытные, но совсем безвкусные, травянистые. Лохмач, вытираясь ладонью, вернул ему фляжку.

– Я вот давно у тебя хотел спросить, Умник, – сказал он, – где это ты такую штуковину раздобыл? Чудная больно и не пахнет ничем. Так не бывает, Умник, чтобы вещь ничем не пахла! Никто в племени не понимает, где ты ее взял.

– Нашел, – ответил Кандид. – В лесу и нашел. Недалеко от Мертвых полян.

– Путаешь ты что-то, Умник, – усомнился Ворчун. – В лесу такие не растут, сомневаюсь я, чтоб такие в лесу росли. Если только, конечно, в Синей чаще ты ее взял, но и то сильно сомневаюсь…

– В лесу всякое бывает, – изрек Сухой. – Иногда думаешь, что так не бывает, а на самом деле – бывает. Еще и не такое бывает в лесу. В лесу, что хочешь, может вырасти.

– Да не росла она, – сказал Кандид. – Не росла, поймите. На дереве висела, высоко… Я с дерева ее снял.

– Как же она туда залезла? – пожал плечами Ворчун. – В толк, однако, не возьму, может, ты все-таки путаешь, Умник?

Кандид вздохнул и задумался на минуту, как бы это объяснить Ворчуну, что никуда бедная фляжка не залезала, что забросили ее на дерево давным-давно, а, может, не забросили, а просто уронили, с вертолета, допустим, уронили… Тряхнуло машину в тот момент, когда кто-то пил в полете, и упала она вниз, и лежала себе там в ветвях неизвестно сколько времени, пока он ее на солнце не заметил…

– Я тебе, Ворчун, попозже растолкую, – сказал Кандид. – Я лучше грибов поищу.

Он поднялся, обошел кустарник, высматривая и вынюхивая в темноте грибы под деревьями, среди пышного мха и волнистой травы. Наконец, он обнаружил молодое семейство грибов за трухлявым, склизким бревном, спугнув при этом кого-то мелкого и юркого. Зверек выбросил гриб и стремглав исчез во мраке. Кажется, это был колотун. Грибы оказались вкусные. Кандид собрал их в охапку и вернулся.

– …опасно с ними связываться, Лохмач, – говорил тем временем Ворчун. – Ты когда-нибудь близко к Трещинам подходил? Или внутрь заглядывал? Вот это страх так страх!.. Потому как пропасть без дна там, если свалишься, так никто тебя потом уже и не вытащит, сомневаюсь я, чтоб можно было оттуда вытащить. Разве что – кучу костей. Я вниз-то глядел пару раз, думал, угляжу чего там внизу, у Трещины-то этой происходит, так ничего не углядел. В нее глядишь, глядишь, в заразу, и все одно ничего не углядишь, один там мрак, и больше уж глядеть-то не хочется. А ширина какая? Ведь ни один, понимаешь, прыгун не перепрыгнет!

Кандид свалил грибы на мох и сел. Ворчун ухватил один гриб и стал жевать.

– А ты чего не ешь, Лохмач? – спросил он. – Небось, после Синей чащи страху-то натерпелся, так проголодался? Это хорошие грибы.

– Я без бродила не люблю, – ответил Лохмач. – Не привык я – без бродила. Не потащу же я с собой горшок-то, кто ж в разведку с горшками ходит, спрашивается? Да и ни к чему здесь наедаться, нам еще топать, да Безымянное озеро переплывать, да еще на склон карабкаться… Зачем это нам наедаться, животы набивать, нам это вовсе ни к чему.