И Хромой сказал:

- Духи не брали Нож. Нож украл Щенок.

Толпа негодующе взревела, но грохот Большого Тамтама снова оборвал ее рев, и в навалившееся на Людей тяжелой каменной тишине Косматая Грудь прокаркал:

- Мало сказал. Говори еще.

И Хромой заговорил опять. Он говорил медленно, путано, надолго замолкал, но никто не осмелился понукать и подгонять его. И он сказал все, что хотел, не сказал только про Закатный Камень.

А когда Хромой умолк и больше ничего не стал говорить, Косматая Грудь прохрипел:

- Войди в Святилище. Посмотри, узнай, этот ли глупый камень делал ты для Щенка?

Хромой пробыл в Святилище совсем недолго, выходя буркнул невнятно и мрачно:

- Этот.

И снова тишина. Только частый чуть слышный плеск мелких озерных волн, да крики крылатых - далекие и печальные. А Настоящие Люди молчали, медленно, тяжело осознавая случившееся.

А потом Каменные Плечи тряхнул головой, словно отгоняя непрошеный сон, впился насмешливым взглядом в бледное лицо Хранителя, в бегающие его глаза:

- Хромой сказал: "Щенок хотел амулет". Щенок - глупый. Сам не придумывает, повторяет после других. Хранитель, э?

Хранитель молчал, бескровные губы его тряслись. Он злобно глянул на Каменные Плечи и отвернулся. Тот продолжал:

- Кто-то сказал Щенку: "Амулет сделает сильным. Совсем такой амулет, как Нож Странного, но из мягкого камня". Хранитель, э? Кто сказал?

Хранитель схватил себя за волосы, закачался из стороны в сторону, замычал, как от боли в зубах, и вдруг взвизгнул:

- Хромой виляет языком! Не было! Три заката не ел, не спал, не делал нужное - делал глупое, для Щенка делал. Хромой - для дрянного Щека! Виляет языком! Или заболел головой, совсем заболел!

Каменные Плечи вопросительно глянул на Хромого. Тот понурился:

- Мой язык не виляет. Было, как сказал. Зачем делал? - он развел руками. - Очень просил Щенок. Плакал. Жалко.

Про Закатный Камень Хромой говорить остерегался. Нож Странного забрали, положили в Святилище. Не хотел отдавать - заставили, сказали: "Надо. Нужен Племени". Вдруг опять скажут такое, заберут, отдадут этому, с костями в волосах? Лучше молчать. Поверят и без Закатного Камня.

А Косматая Грудь смотрел, слушал, помаргивал растерянно. Потом потихоньку стал пятиться от Тамтама - в толпу, где все. Он понял: кончилось. Каменные Плечи не виноват, его не будут убивать, будут слушать. И Косматую Грудь теперь никто не заметит. Жаль. Ему понравилось...

Каменные Плечи тем временем отвернулся от Хранителя и зорко всматривался в толпу. Наконец нетерпеливо рявкнул:

- Не вижу! Где? Щенок - где?

Некоторое время толпа бурлила и горланила вразнобой: искали Щенка. Но здесь, у Святилища, его не было, а бегать искать по Хижинам никому не хотелось. Всем было интересно здесь. А потом из толпы, тяжело дыша, отмахиваясь от свисающих на глаза волос, выдрался Безносый, закричал:

- Нет Щенка! Я ночью следил, видел: Щенок плыл к берегу. Стонал. Потом бежал по берегу. Очень быстро бежал. Держался за голову. Потом - не знаю. Потому, что стал визжать этот, - Безносый ткнул пальцем в сторону Хранителя. - Я подумал: "Немые режут". Побежал туда, где визжит. Больше Щенка не видел.

- Побежал туда, где визжит?! - Каменные Плечи заскрежетал зубами. - Я сказал тебе ночью быть на мостках! Зачем? Чтобы ты бегал подвывать каждому вонючему трупоеду, которому среди ночи приспичит визжать?! Нет! Я сказал тебе следить! На мостках! Ночью! А кто где завизжит, я сказал следить другим - не тебе! Зачем ты убегал? Чтоб немые переплыли там, где узко, чтоб забрались на мостки?! Чтоб незамеченными вошли в Хижины убивать спящих?!!

Безносый стремительно юркнул в толпу, спрятался за спинами других, потерялся из глаз. Каменные Плечи сплюнул, досадуя на глупого, прерывисто вздохнул, буркнул угрюмо:

- Хромой виноват, что пропал Нож. Не хотел сделать зло Племени, но сделал. Сделал зло - пусть сделает добро. Пусть поймает Щенка, вернет людям Убийцу Духов.

Люди одобрительно загалдели, но снова смолкли в недоумении, когда хрипло заорал Хранитель:

- Нет! Хромой вилял языком, говорил то, чего не было! Не верю Хромому! Нельзя пускать одного: убежит! Безносый тоже виноват - пусть идет с Хромым, пусть следит за Хромым!

- Пусть... - равнодушно махнул рукой Каменные Плечи. Ему было одинаково.

Кошка говорила быстро, глотала слова - ей надо было успеть сказать очень многое, пока Хромой выбирал оружие, пока он рылся в шкурах, выискивая свою любимую, которую всегда брал на долгую охоту. А снаружи уже топтался Безносый, задевал стену древком копья, нетерпеливо сопел. И Кошка говорила, говорила, тыкая пальцем в углы Хижины:

- Он вот здесь лез. Подплыл, резал ремни, которыми жерди привязаны. Там резал, и вот там тоже резал. Потом раздвинул жерди. Полез в Хижину к нам. Ты его ударил. А кто он, который лез убивать? Щенок?

Хромого всегда восхищало это кошкино умение - узнавать. Ее вздернутый нос постоянно шевелился от любопытства, умудряясь везде и всюду вынюхивать для своей хозяйки интересное. И скрыть от нее что-нибудь было невозможно. Вот и сейчас тоже. Ведь Кошка все утро просидела в Хижине, не выходила. Но знает все, что говорили возле Святилища. Знает не хуже Хромого, который там был. Как смогла? Сама не знает - как. Но смогла.

И теперь уверяет, что ночью к ним в хижину лез Щенок. Потому, что Безносый видел: Щенок плыл, а тот, который лез, он ведь упал в воду. И еще потому, что Безносый видел: Щенок держался за голову, стонал. А Хромой ведь бил его в голову - того, который лез...

Хромой никак не мог найти среди всякого хлама Породителя Огня. Злился, бурчал, что Щенок сдох бы от страха, приди ему в голову напасть на него, Хромого; но Кошка не соглашалась: Щенок с Ножом Странного - это совсем другое, чем просто Щенок. Кто мог захотеть, чтоб Хромой молчал о том, что сделал для Щенка? Щенок, кто еще! А лучше прочих молчат мертвые. Они ведь очень долго молчат - всегда.

А когда Хромой все нашел и потянулся к пологу - выходить, Кошка сказала вдруг:

- Я пойду с тобой.

Хромой остолбенел. Он сперва даже сказать ничего не мог, только смотрел беспомощно, как Кошка торопливо наматывает на себя шкуру за шкурой, заталкивает в мешок недовольно сопящую Прорвочку...

- Пошли!.. - Кошка забросила мешок за спину, решительно направилась к выходу. Хромой поймал ее за плечи, развернул лицом к ложу, легонько наподдал пониже Прорвочки. Кошка топнула на него, фыркнула задиристо:

- Все равно пойду!

Хромой потеребил нижнюю губу, спросил встревоженно: - Заболела?

- Нет, - Кошка шмыгнула носом. - Не заболела. Боюсь одна. Тут в Хижине - боюсь. Опять придет убивать - кто защитит?

Хромой совсем запутался. Ведь сама говорила: ночью приходил убивать Щенок. Тогда зачем бояться? Ведь Хромой идет его ловить, поймает еще до заката - это же Щенок, его не поймать трудно. Или Кошка думает, что не Щенок лез ночью сквозь пол? Тогда зачем говорит: Щенок?

Но спрашивать некогда: Безносый ждет. Хромой хмыкнул, энергично поскреб макушку. Кошка ждала. В глазах ее - жалобных, просящих - стояли слезы. Наконец Хромой решил:

- Со мной не пойдешь. Пойдешь в Хижину Однорукой. Будешь там, пока не вернусь.

Он резко повернулся и, отшвырнув полог, выбежал из Хижины.

Место, где Щенок вылез на берег, они нашли быстро, и камыши, изломанные продиравшимся Щенком - тоже. Труднее было отыскать его следы дальше, на равнине, и еще труднее оказалось не потерять их.

Щенок прятал следы. Он старался идти только по невысокой густой траве, петлял, несколько раз брел по руслу мелководных ручьев...

Слепящее поднялось уже высоко, стих утренний ветер, выцветала небесная голубизна, креп, наливался силой душный звенящий зной, а они все шли и шли, и конца не было видно этой погоне. Щенок уходил вслед за Слепящим, и приметы усталости еще не читались в его следах.

А потом следы вывели на болотистую лужайку, которую Щенок не смог или не захотел обходить, и они увидели, наконец, четкий отпечаток его ноги, и что-то странное привиделось в этом отпечатке Хромому.

Он присел на корточки, долго вглядывался, трогал пальцами, а Безносый тяжело сопел, отплевывался у него за спиной. И Хромой понял. Медленно выпрямляясь, оборачиваясь к Безносому, он тихо сказал:

- Здесь шел не Щенок.

Он взглянул на Безносого и увидел его вздернувшееся в размахе тело, волосы, взметнувшиеся над перекошенным искаженным лицом, запекшуюся свежую ранку на лбу... А еще он успел заметить рушащуюся ему на голову дубину.

Гложет, терзает, рвет. Спину и плечи. И затылок. Кто-то огромный огромная пасть, сухая, шершавая. Лижет, лижет, обдирает, гложет спину, плечи, затылок... Что это? Перестал? Он ушел, этот, огромный? Нет. Снова все то же. Снова и без конца.

Почему не страшно? Почему не хочется биться, кричать, рваться из этой гложущей пасти, из этого алого мрака, который вокруг, который давит и душит? Почему не хочется стряхнуть с ног то, что впилось, больно ломает щиколотки? Не надо стряхивать: отпустило само. И что-то ударило по пяткам, и сразу утих этот, гложущий спину. Но не ушел, притаился рядом, готов снова схватить... Болит голова. Наверное, раскололась, наверное, разгрыз этот, огромный. Разгрыз, выпил то, что внутри. И Хромой больше не будет умным...

Что это?! Почему так ярко, так больно? А, просто открылись глаза...

И тут Хромой вспомнил. И понял все. Потому, что увидел рядом спину широкую, блестящую потом; и увидел затылок, там, высоко-высоко, рядом со Слепящим... Это Безносый. Не было того, огромного, который глодал; был Безносый, волок за ноги по каменистой земле, по жесткой траве... Теперь приволок. Куда?

Хромой вспомнил исковерканное злобой лицо, кровавое пятно на грязном, всегда прикрытом свесившимися космами лбу. Ночью приходил убивать не Щенок. Приходил Безносый. Не сумел убить ночью - стал убивать днем. За что? И что это ревет, гремит, отвлекает, мешает думать?

А огромная спина повернулась, и с бесконечно далекой высоты, из-под Слепящего, сверкнули налитые кровью глаза. Всмотрелись, вспыхнули страхом и злобой, и откуда-то снизу взмыла запятнанная красным дубина, взмыла, нависла над головой, готовая рухнуть...

Без воли, без желания Хромой согнул ноги, мельком поразившись, какие они легкие и послушные, и все дотлевающие в измученном теле силы вложил в удар - удар пятками по напрягшемуся, выпяченному животу Безносого. Тот вскрикнул, нелепо взмахнул дубиной и вдруг исчез. Совсем исчез, будто и не было его никогда. Только еще несколько мгновений слышен был его вой, оборвавшийся странным звуком - и все.

Хромой осторожно опустил ставшие вдруг невообразимо тяжелыми веки. А когда поднял их вновь, вокруг почему-то было темно, и холодные скорбные звезды нависали над лицом, как нависала раньше дубина Безносого. Они были белыми-белыми, эти звезды, они были огромными и тяжелыми - вот-вот сорвутся, упадут, размозжат, раздавят... Хромой застонал, забарахтался: перевернуться, спрятать лицо, не видеть... Он перекатился на бок, потом лег на живот, утопил лицо в холодной росной траве. И долго лежал, не двигаясь, силясь понять, почему вокруг все не так, как было. Ушел знойный день, и Слепящего нет на небе. Но что-то осталось. Этот странный звук, не то - рев, не то - гул. Он был, и он есть. И боль. Тупая ноющая боль в голове - она не ушла, осталась. И слабость осталась тоже. А потом боль в голове сделалась нестерпимой, и пришлось вынуть мокрое лицо из травы, снова открыть глаза. И совсем-совсем близко оказались два огромных мерцающих глаза, черный шевелящийся нос, весь в темных пятнах, и широкий язык, слизывающий их, эти пятна...

Большой трупоед? Лизал кровь с головы? Принял за падаль? Бешеная ярость - не страх, не желание жить, а именно ярость обрушилась вдруг на Хромого, захлестнула цепенеющий разум жаждой убийства. Он дернулся с сиплым взревом, впился зубами в морду трупоеда, в его мягкий и скользкий нос. И трупоед завизжал жалко и жалобно, шарахнулся в ужасе, оставив кусок кровоточащего мяса в зубах Хромого. И вдруг исчез. Исчез внезапно и странно. Как Безносый. И его раздирающий уши визг окончился тем же непонятным звуком, что и вопль Безносого.

Давящийся бешеной ненавистью Хромой понял только: убежал. Враг, которого хочется изорвать в клочья, кровавой грязью размазать по траве убежал. Догнать! Вкус крови на губах оживил притаившиеся в теле остатки силы, и Хромой пополз, вонзая скрюченные пальцы в густые травы, не думая и не видя, куда он ползет. И вдруг почувствовал, что трава и земля, по которым он полз, ползут вместе с ним - все быстрее и быстрее, и надоевший уже, прилипчивый, как грязь, рев вдруг окреп и лавиной рванулся в уши.

А потом был мягкий удар, тупой волной хлестнувший вдоль всего тела.

А потом пришла темнота.

Он хотел одного, только одного. Он очень хотел понять: умер он или жив? И если жив, то почему?

Что-то сырое и мягкое леденило лицо, что-то упруго и мягко обволакивало тело пронизывающим холодом - раз за разом, волна за волной, и в такт этим волнам накатывался и спадал негромкий шелестящий звук. И был еще один звук - ровный и неизменный, властный тяжелый гул. А больше не было ничего. Можно было разлепить ноющие веки, увидеть то, что вокруг, но страшно, страшно смотреть, узнавать, пока не понятно то, главное...

Хромой смутно помнил: падение, гулкий всплеск промозглой воды, и стремительный, злобный поток подхватывает, швыряет в непроглядную черноту, на осклизлые валуны, и мозжащие удары о них все сильней, все чаще...

Что это? Что? Новый звук. Сквозь шелест, сквозь гул, сквозь медленные удары в груди. Слабый, едва ощутимый стук, неровный и частый. Или его нет, или это тоже воспоминания? Ведь он очень похож на что-то, этот стук... На что? И потребность осознать, отделить то, что есть, от того, что было когда-то, но не может существовать теперь, совершила не нужное, нежелаемое: безвольно разомкнулись воспаленные веки, и в глаза тяжело ударил мутный утренний свет.

Медленно, очень медленно сквозь радужную муть, сквозь навернувшиеся на глаза слезы проступали зыбкие тени окружающего, обретали форму и прочность - серый, зализанный волнами песок (совсем близко, у самых глаз); и сами волны, неспешные, с клочьями грязной пены; и высокие каменные обрывы; и сжатые ими полоска неба и остервенелый поток, щерящийся им же изгрызенными камнями...

Хромой вспомнил и понял. Понял, куда и зачем волок его Безносый, и понял, куда потом Безносый исчез, и куда исчез трупоед, и куда свалился он сам. А еще он понял, что Духи спасли его, Хромого, вынесли в тихий заливчик, на песчаный плес, не дали потоку убить о камни.

А еще он понял, что Духи не любят злых. Потому, что совсем недалеко (протяни руку - тронешь) лежал Безносый, и лицо его было вздувшимся, черным, мертвым. Ведь так не бывает, чтобы в потоке погиб сильный, а полумертвый Хромой остался жить? Не бывает. Но Духи добры. Не любят плохих, любят Хромого.

Двигаться не хотелось, хотелось снова закрыть глаза, заснуть и не просыпаться больше. Но далеко, там, на Озере - Кошка. Хочет снова видеть Хромого, хочет чтоб жил. И Прорвочка... Кто накормит, кто защитит, приласкает, если он заснет навсегда? Если Духи оставили жизнь - нужно быть благодарным. Нужно не умирать.

Хромой шевельнулся, двинул руками. В утратившем чувствительность теле нашлось достаточно сил, чтобы ползти. Подальше от воды, от ее промозглого холода, выпивающего остатки жизни...

Он полз и полз - задыхаясь, обливаясь потом, полз, пока голова не уперлась во что-то твердое, и ползти дальше стало нельзя. Поднял голову, всмотрелся, понял: Безносый. И поразился, как много времени и сил ушло на то, чтобы добраться до этого, которого можно было тронуть рукой. Падаль... Сдох, но все равно мешает - ползти и жить... Хромой с ненавистью плюнул в мертвое лицо, скривился от внезапной боли, переждал бешеные удары в груди и в висках. И снова пополз - в обход падали, дальше, дальше. Куда? Он не знал, не понял еще, что властно зовет его единственный из слышимых звуков, оставшийся непонятным - тихий и частый стук, который не исчез, который окреп, стал громче, отчетливей...

Слепящее поднималось все выше. Хромой чувствовал спиной его обжигающие лучи, чувствовал, как оживает согревающееся тело. Это было бы хорошо, если бы не просыпалась в многочисленных ушибах и ссадинах множащаяся, гложущая боль. А потом снова будто плеснули на спину холодную сырость. Он замер, с натугой приподнял голову, увидел черноту впереди и камень по сторонам. И над головой тоже нависал камень. Пещера? Да.

А манивший его стук гремел теперь совсем близко, совсем знакомо. И Хромой вспомнил, уронил голову, уткнулся лицом в прохладные замшелые валуны, заскулил в безнадежной тоске. Потому, что все было зря. Зря полз, зря цеплялся за то, что казалось остатками жизни. Он ошибся - Духи не были добры, не спасли. И Кошка не дождется его: он в Заоблачной Пуще.

Почему, почему, за что? Почему Духи забрали его сюда так внезапно и глупо? Зачем насмехались, зачем показали падаль Безносого? Зачем позволили верить?

Горькая беспросветная жалость - жалость к Кошке, к себе - сдавила горло, выплеснулась тихим надрывным воем, и пещерное эхо подхватило его, этот вой, усилило, понесло отголоски в темную глубь. А там, в глубине, стих, наконец, дробный стук камнем по камню, и родился новый звук тяжелые торопливые шаги. Громче, ближе... А потом был изумленный вскрик, и на запекшиеся кровью и грязью космы Хромого легла тяжелая рука Странного.

2

В маленьком очаге тихонько потрескивает хворост, легкий голубоватый дым приятно щекочет ноздри. Хромой осторожно поставил горшок, вытер губы ладонью. Омерзительный вкус выпитого сводил челюсти мучительной судорогой, и в горле стоял гадкий комок, но Хромой терпел, изо всех сил борясь с тошнотой. Он уже знал: это пройдет. Скоро. Сейчас.

Странный сочувственно глянул через плечо, снова отвернулся к огню, буркнул:

- Не скули. Больше не будешь пить. Хватит. Здоров.

Сколько времени Хромой здесь, в пещере? Слепящее успело только зайти, взойти и снова зайти. А Хромой уже здоров. Затянулись раны и ссадины, сошли синяки, и кровь снова кровь - не вода. Странно? Нет. В Заоблачной Пуще не бывает иначе.

Хромой напряг вновь ставшее послушным и гибким тело - нигде не болит. Хорошо... А Странный горбится, неотрывно смотрит в огонь. Совсем, как раньше, когда он не был Духом, когда жил с Людьми. Старики говорили: "В Заоблачной Пуще каждый станет таким, каким жил". Старики не врали. Странный здесь совсем такой, каким помнит его Хромой. И еще говорили старики: "В Заоблачной Пуще каждый делает то, что любил, прежде чем умер". Старики умные. Много знают. Прежде, чем умер, Странный любил выбивать камнем непонятное на стенах пещеры. Здесь - тоже. А еще Странный всегда любил говорить непонятное. Наверное будет говорить и здесь. Но может, здесь Хромой поймет все? Ведь он теперь тоже Дух...

Хромой нахмурился, до боли закусил губу: какая-то мысль мелькнула и исчезла. Быстро исчезла - не успел запомнить, успел только понять: это хорошая мысль, нужная. Самая нужная сейчас. Надо снова начать думать. Может она снова придет, эта мысль? Он думал... Да, думал, что старики умные, много знают о том, как бывает в Заоблачной Пуще. Очень много знают - все... Вот оно, вот! Почему старики все знают о Заоблачной Пуще?!

- Странный... - голос Хромого дрогнул, рот от волнения пересох. Странный, можно вернуться назад, где Люди? Отсюда - можно?

Странный неторопливо обернулся, лицо его скривилось. Он сердится?

- Отсюда... Откуда, Хромой? Ты и я - где мы теперь?

- В Заоблачной Пуще, - Хромой недоумевал. - Зачем спросил? Знаешь лучше меня - дольше был Духом... Почему смеешься?

- Я рад, - Странный отвернулся. - Рад, что ты не стал глупее понимаешь все.

Он помолчал, потом вдруг спросил:

- Почему ты здесь, Хромой? Кто разбил твою голову? Кто убил этого, который был там, у воды? Я видел его раньше, в Племени. Тогда его звали Безносым. В Племя пришла беда? Говори.

Хромой говорил долго. Он путался в словах, часто перебивал себя, возвращался по тропе рассказа назад - вставить забытое... И когда умолк, наконец, рассказав все, Странный долго выжидал: может Хромой вспомнит еще? Нет, не вспомнил. Тогда Странный мотнул головой, спросил хмуро:

- Зачем тебе знать, есть ли дорога к людям из Заоблачной Пущи? Хочешь назад, к Кошке?

Хромой кивнул, покусал губы:

- У нас маленький. Зовем Прорвочкой. Еще сосет... - он шмыгнул носом, отвернулся торопливо, спрятал от Странного навернувшиеся на глаза слезы. Тот не заметил, не стал насмехаться, спросил:

- Думаешь, есть дорога... Почему?

- Старики знают, как бывает в Заоблачной Пуще. Значит, был такой, который вернулся, рассказал. И еще: Странный приходил к Хромому и Кошке. Так было, - он судорожно вздохнул. - Расскажи дорогу. Плохо быть Духом. Не хочу.

Странный улыбнулся:

- Значит, теперь ты - Дух?

Хромой скривился досадливо:

- Спрашиваешь и спрашиваешь... Зачем, если знаешь сам, знаешь лучше? Трогал меня руками. Они твердые, теплые. Живой не почувствует тебя, ты Дух. Я чувствовал. Значит, тоже Дух. Скажешь: "Нет"? - Хромой выждал немного. Ухмыльнулся. - Не скажешь. Не можешь сказать, потому что правду говорю.

Странный подпер голову кулаками, проговорил неожиданно:

- Плохо живет Племя. И будет жить еще хуже. Люди стали убивать Людей. Долго теперь будут убивать - всегда. Хромой не понял:

- Безносый сдох - некому убивать. Э?

- Безносый не сам придумал убивать, - Странный хмыкнул. - Научили. Нет Безносого, научат другого.

- Кто? Научили - кто?

Но Странный молчал, только морщился, глядя в огонь, и алые отсветы скользили по его лицу.

Новая мысль вдруг поразила Хромого. Он подполз к Странному, схватил за плечо:

- Не хочешь рассказать дорогу? Не рассказывай. Отведи. Приди к Племени, научи найти Убийцу Духов, найди того, кто сказал Безносому: "Убей". Люди не смогут сами...

Странный сильно потер ладонями лицо, глянул в просящие глаза Хромого. Странно глянул, никто еще так не глядел. Потом улыбнулся - горько, как старый:

- Хорошо. Пойдем. Пойдем, когда взойдет Слепящее.

Морщась, переждал шумный восторг Хромого и опять сказал непонятное:

- Ты можешь вернуться. Ты не Дух - живой. Человек.

Хромой захлопал ресницами:

- Почему?

- Потому что не умер.

- Почему не умер? Убивал Безносый. Только щенок не убьет дубиной сзади сверху. Безносый не щенок - воин. Не убил... Убивал поток, долго убивал, об камни. Не убил. Безносого убил, убил сильного. Недобитого - не убил. Целую жизнь - съел, кусочек - не смог. Так бывает?

- Бывает, - Странный смотрел с непонятной жалостью. - Ты ведь был у Людей Звенящих Камней, Хромой. Они выпустили тебя, позволили жить. Ты им нужен. Они тебя берегут. Сделали так, что с тобой не случается плохое. Случается только хорошее. Они могут так.

Хромой напряженно думал: обманывает Странный или нет? Не придумал, спросил:

- А почему ты будто живой, если я трогаю? - Он вдруг растерялся. Или ты тоже не Дух, тоже живой?..

Странный засмеялся тихонько:

- Духа трудно отличить от живых. На ощупь нельзя. Другим отличаются, внутри.

Хромой подумал немного, потом спросил:

- Но я - живой?

- Да, - Странный снова отвернулся к огню. - Ты - живой. Успокойся.

Когда они поднялись на Плоскую Гриву, и впереди, до самого горизонта, заиграла веселыми бликами гладь Озера, Странный остановился.

- Дальше пойдешь один, - он глянул мельком в огорченное лицо Хромого, перевел взгляд на Хижины, чернеющие среди озерного блеска. - Не скули. Слушай. Пойдешь, скажешь: "Дух Странного покинул Заоблачную Пущу. Готов снизойти в Хижины, помочь Людям, наказать желающих зла. Если Люди хотят слушать Странного, пусть скажет Большой Тамтам". Запомнил? Тогда иди.

Хромой побрел медленно, оглянулся. Странный стоял, крепко расставив ноги, похлопывал себя по ладони короткой массивной дубинкой. Дубинку эту Хромой заметил еще в пещере. Странная она была, эта дубинка. Такая тяжелая, что Хромой - молодой сильный воин - не смог удержать ее, когда рассматривал, уронил на камень, сломал. Не дубинку сломал - камень.

Хорошая дубинка. Тоже, наверное, Убийца Духов. Но не из Звенящего камня - из непонятного... А раньше, пока Странный был жив, такой дубинки у него не было. Нашел в Заоблачной Пуще? Или сделал? Если сделал - как, из чего? Не забыть, спросить... Но это потом, не сейчас.

Хромой встряхнулся всем телом, будто вылез из холодной воды, отвернулся от Странного, быстро пошел к Хижинам, повторяя слова, которые должен сказать Людям.

Резвившиеся на мелководье щенки издали заметили фигурку двуногого, с визгом и воплями кинулись на мостки. И Косолап, следивший на берегу, тоже заметил, вскочил, вскинул копье. Потом узнал, уставился на подошедшего:

- Хромой... А Безносого нет... Где Безносый? Хромой попытался обойти его, не останавливаясь: зачем говорить с глупым? Но Косолап не пустил на мостки, оттолкнул - сильно, сердито:

- Почему молчишь? Очень голодный был, съел язык? Говори! Почему Безносого не поймал?!

Хромой рассвирепел:

- Ты долго сидел на жаре! Слишком долго сидел: в голове растаяло, вытекло через уши! Совсем глупый теперь! Я Щенка ходил ловить, не Безносого! Не сам придумал ловить. Сказали: "Хромой и Безносый, идите ловить Щенка". Все так сказали, и Каменные Плечи сказал, и Хранитель сказал... Забыл, нехорошего тебе в пасть?!

- Сам будешь в болоте ползать, нехороших жрать!.. - Косолап посинел от крика, глаза его налились кровью. - Хранитель - падаль! Вилял языком, всегда вилял языком! Больше не виляет - сдох! И Безносый - падаль, трупоед! Тоже вилял языком! А ты с ним ходил, долго ходил, - не смог поймать, потерял. Иди назад, не приходи, пока не поймаешь!

Хромой набрал побольше воздуха в грудь, рявкнул так, что Косолап присел с перепугу:

- Сдох Безносый! Сдох! Плохой след мне показал, долго-долго по плохому следу водил, потом убивать стал. Не убил - сам сдох! А ты, вонючий, отойди в сторону, пусти. Не пустишь - без зубов будешь дальше жить! Мне говорить надо. Не для тебя говорить - для всех!

Хромой кинулся на Косолапа, но ударить его не успел. Чья-то рука перехватила вскинутый кулак, отбросила в сторону. А мгновением позже от легкого толчка той же руки отлетел в другую сторону Косолап. Каменные Плечи, шагов которого не расслышали оглушенные собственным криком спорщики, буркнул, не глядя на них:

- Настоящие Люди убивали Настоящих Людей. Убивали - так было. Теперь хватит. Разве мало немых вокруг?

Он помолчал, подергал продетое в нос кольцо, оглянулся на мостки, где уже толпились сбежавшиеся смотреть на крикливую ссору:

- Хромой говорил для Косолапа, но я услышал: Безносый сдох. Хромой был виноват перед Племенем. Теперь не виноват. Теперь Племя забудет плохое, будет помнить хорошее. Настоящие Люди запомнят: "Хромой убил Безносого, делавшего зло". Так - правильно?

Толпа на мостках одобрительно загорланила, кто-то полетел в воду из-за чрезмерной радости стоящих рядом.

Каменные Плечи отвернулся, глянул в оторопелое лицо Хромого:

- Хотел говорить для всех?

Хромой кивнул.

- Говори. Все здесь.

- Дух Странного вышел из Заоблачной Пущи. Велел сказать Настоящим Людям... - Хромой запнулся; стараясь вспомнить получше скребанул ногтями макушку. - Велел сказать: "Хочу найти Священный Нож, хочу наказать делавших зло. Приду к Хижинам, когда услышу голос Большого Тамтама".

Люди стихли в испуге, некоторые попятились к Хижинам - прятаться. Ведь Духи никогда еще не приходили к Племени, никто из живых не встречался с ними. Никто. Кроме Хромого, и кроме давно убитого Странным Шамана, которого почти никто уже не помнил. Да еще Хранитель часто рассказывал, что беседует с Духами. Но ведь Хранитель врал...

Каменные Плечи задумчиво поскреб подбородок, подумал. Потом сказал:

- Духу не нужно приходить. Незачем. Люди нашли тех, кто хотел зла. Никто не помогал - сами нашли. И наказали. Тебя не было - не знаешь.

Он повернулся, двинулся к мосткам, на ходу буркнул через плечо:

- Иди за мной. Сам увидишь...

Каменные Плечи шел, не обращая внимания на толпу, и кто-то из тех, кто не успел или не додумался перебежать на настил, снова свалился в воду. Хромой бы так не смог, но ему и не пришлось: когда он подошел к мосткам, там уже было просторно.

Они пришли к Святилищу, и Каменные Плечи ткнул пальцем в непонятное, примотанное ремнями к жердям у стены:

- Смотри...

Хромой посмотрел. Две руки, две ноги... Ребра выпирают сквозь сухую грязную кожу... Человек? Хромой в тягостном недоумении разглядывал заплывшую кровавыми сгустками плешь, всматривался в лицо - страшное, вздувшееся черно-багровыми кровоподтеками. И вдруг узнал: Щенок... Мертвый? Нет, дышит. Трудно дышит, медленно.

А Каменные Плечи кривился, будто съел нехорошее, говорил:

- Помнишь, как Безносый сказал тогда всем? Безносый сказал: "Я видел: Щенок вылез на берег, убежал в заросли". Безносый врал. Щенок не вылезал на берег, не убегал. Щенок прятался под настилом в воде, между сваями. Там его нашел Косолап, нашел после того, как ушли ты и Безносый. Безносый... Он знал, как тебя обмануть. В ту ночь я послал Голова Колом следить за пещерой немых. Безносый повел тебя там, где шел Голова Колом, сказал: "Здесь шел Щенок, его след." Ты поверил.

Каменные Плечи передохнул, заговорил снова:

- Безносый был умный - всех обманул. И тебя обманул. Знал: Голова Колом - воин. Пойдет следить за немыми - будет прятать след.

Хромой слушал плохо, все смотрел на Щенка, кусал губы. А когда Каменные Плечи снова умолк, тихо спросил:

- Зачем со Щенком так сделали?..

Каменные Плечи скрипнул зубами, прорычал:

- Знал нужное.

Спрашивали - не говорил, плакал. Сделали плохо - сказал... Про Хранителя сказал. И про Безносого. Это Хранитель придумал про амулет. Дал Щенку красивый камень, научил: "Отнеси Хромому, пусть сделает из мягкого камня нож. Такой, как Нож Странного." Когда ты отдал Щенку сделанное, Хранитель забрал у него.

А ночью к Щенку пришел Безносый, ударил дубиной. Щенок не умер, притворился. А Безносый подумал: убил Щенка. Сбросил в воду. Хранитель украл Убийцу Духов, оставил в Святилище дрянной камень. Потом Хранитель сказал всем, что я виноват, что меня убить надо. Потом ты сказал всем про Щенка. А потом - помнишь? Помнишь, Хранитель выл: "Пусть Хромой не один идет ловить Щенка, пусть идет с Безносым!" Помнишь? Так было!

- Помню. Было, - Хромой поскреб затылок, глянул искоса на Каменные Плечи. - Что ты говорил - я все понял. Я не понял: зачем со Щенком так сделали? Так не надо, плохо. Виноват Щенок - убейте. Не виноват отпустите жить...

- Нельзя отпустить, - Каменные Плечи подошел к Щенку, тронул его ногой. - Нельзя. И убить - нельзя. Много сказал. Пусть еще скажет. Пусть скажет, где Нож Странного. Скажет - жить будет...

Хромой испуганно дернулся:

- Не нашли?! Убийцу Духов не нашли?!

- Нет, - Каменные Плечи вздохнул, понурился. - Не нашли. И Хранитель не сказал, куда дел. Не успел сказать - слишком быстро умер...

- А если Щенок не знает? Если не скажет?

- Знает, - Каменные Плечи говорил тихо, в глазах его была тоска. Скажет. Или к Настоящим Людям придет зло. Большое. Надолго придет... Не хочу, не хочу!.. - он вцепился ногтями в лицо и тихо завыл.

Хромой глядел на него, скреб макушку, думал. А вой не стихал, он креп и множился, и остолбенелый Хромой понял вдруг, что воет не только Каменные Плечи - воют многие. Он оглянулся, увидел, что Люди пришли с Святилищу, стоят вокруг... Хромого поразила непонятная схожесть этих давно знакомых лиц, таких разных прежде. Как, почему? Он ведь не знал, что так бывает, когда на многих лицах стынет одинаковое выражение жалкого безысходного страха. Не знал, потому что не видел такого раньше.

Страх перед непонятным, страх перед грядущими бедами... Он был почти осязаем, он давил, выматывал сердца тягучей надрывной болью, и Люди могучие воины, выносливые добытчицы-женщины - ощущали вдруг беспомощность своей силы против страшной мощи надвигающегося неведомого зла.

А потом сквозь толпу проскользнула Кошка, подошла, прижалась к груди мокрым лицом. Хромой гладил вздрагивающие плечи, наклонялся, вслушивался в едва различимый шепот:

- Плохо без тебя... Так плохо было...

И Кошка заскулила - тонко, жалобно, зашмыгала носом, а он бормотал растерянно, готовый и сам заскулить:

- Зачем плачешь?.. Не надо... Ведь пришел уже, вернулся...

Кошка запрокинула голову, взглянула в лицо:

- Я не потому. Страшно... Потеряли Нож Странного, нечем стало защититься от Злых. И они пришли, Злые, и теперь Люди делают Людям зло. Не было еще так, страшно так, не хочу...

Хромой взглянул на Каменные Плечи, на всхлипывающую толпу, крикнул:

- Пусть придет Дух Странного! Пусть найдет Убийцу Духов!

Никто не ответил, будто и не кричал Хромой. Молчит Каменные Плечи, горбится, прячет лицо в ладонях. И остальные молчат. И тогда стиснутый в толпе Косматая Грудь понял: снова можно говорить. Если сейчас сказать будут слушать, сделают. Он рванулся, вытолкался к Хромому, обернулся лицом к стоящим:

- Без Священного Ножа Настоящие Люди станут добычей Злых. Падалью станут! - голос его сорвался на сиплый визг. - Кто, кроме Странного, может найти Нож Странного?! Никто! Хромой, буди Большой Тамтам! Пусть говорит, пусть зовет!

И тугая, почти прозрачная от древности своей кожа загудела, загрохотала под торопливыми кулаками Хромого. А когда она смолкла, когда стих ворчливый гул в брюхе Большого Тамтама, в нависшей тишине прозвучал твердый и звонкий голос:

- Меня позвали, и я пришел.

Полог Святилища шевельнулся, метнулся в сторону и Дух Странного выступил из темноты, встал на настиле - жилистый, мускулистый, будто живой. Вздох пугливого изумления прошелестел над оцепеневшей толпой. А Дух стоял, похлопывал себя по ладони короткой дубинкой, спокойно и выжидающе разглядывал Настоящих Людей.

Косматая Грудь хотел говорить, рассказать, но, увидев властный, запрещающий взмах руки Странного, попятился, торопливо вжался в толпу. Все. Кончилось. Теперь снова не будут слушать... Старик украдкой всхлипнул: так мало слушали, так хотелось говорить еще!.. Если бы не сказал, Странного не позвали бы. А теперь не дает говорить, сам хочет. Обидно...

Тем временем Настоящие Люди задвигались понемногу, зашептались первый испуг прошел. Да, появился Дух, да, он пришел странно. Ну и что? Ведь все знают, даже не сменившие еще зубов щенки знают: Духи есть. А если они есть, почему не могут прийти, показаться Людям? Хромой же видел Духов, не просто Духов - Злых видел. И ничего, живой. Потолстел даже. А этот Дух хороший, пришел спасать. Так зачем бояться? Непонятно пришел, из пустого Святилища? Значит, так захотел. Не станет же Дух приходить по мосткам, как всякий!

Те из помнивших Странного, кому удалось протолкаться вперед, рассматривали Духа внимательно и придирчиво. Он? Или не он? Он. Такой же, каким был прежде, чем умер. И говорит так, как говорил живой Странный, голос звенит, будто Священный Нож ударяет о камень:

- Я узнал: Племя Настоящих Людей плохо живет теперь. К Людям пришло зло, и Люди стали, как Злые. Не прогонят зло - умрут. Все умрут.

Дух умолк, медленным взором обвел толпу. Люди молчали. Молчал хмурый Каменные Плечи, молчал задиристый Косолап, и Укусивший Корнееда молчал, ковырял в носу - думал. А кто-то уже всхлипывал, жалея себя и всех, и кто-то заскулил - негромко, тоскливо...

Но тише! Он снова говорит, слушайте...

- Когда я был жив, Настоящие Люди слушали умных стариков. Теперь не слушают умных - слушают сильных. Почему?

Дух снова замолк, и в наступившем безмолвии послышался чей-то голос тихий, несмелый:

- Каменные Плечи умный. Сильный и умный. Хорошо говорит, надо слушать... - Пусть так, - Дух скривил губы в непонятной улыбке.

- Но Каменные Плечи не будет жить без конца. Кого будете слушать после? Умный редко бывает сильным. Не будет больше такого, как Каменные Плечи - кого будете слушать? Сильного? Умного?

Поднялся галдеж. Каждый хотел ответить, но никто не знал, что отвечать.

Дух Странного задал странный вопрос. Кто думал, что будет, когда Каменные Плечи уйдет в Заоблачную Пущу? Никто. Разве только сам Каменные Плечи...

Странный вскинул руку, гаркнул так, что умолкли все. Потом сказал раздраженно:

- Не понимаете. Хочу, чтобы поняли! Не поймете - зачем находить для вас Священный Нож, зачем возвращать вам Убийцу Духов? Ведь снова потеряете...

Он зашарил торопливым взглядом по толпе, заметил, как старается спрятаться за спинами стоящих рядом Косматая Грудь, улыбнулся:

- Подойди, старый. У тебя длинная память, длинней, чем у всех, которые здесь. Расскажи, кого слушали Настоящие Люди, пока я был мертв?

Косматая Грудь не поверил своим ушам. Вспомнили! Хотят слушать! Он захихикал от восторга, спохватился, зажал рот рукой.

Очень трудно казаться умным, когда хочется скакать и визжать от радости, когда губы сами собой разъезжаются в глупой улыбке так широко, будто вздумали выпихнуть уши на затылок... Да, это было трудно, но Косматая Грудь справился. Он медленно и важно подошел к Духу, стал рядом, поднял к небу задумчивые глаза, вспоминая. Потом неторопливо заговорил:

- Раньше, когда еще не начались зимние дожди... Не эти, которые были недавно, а те, что были прежде, чем эти... Тогда Настоящие Люди жили в Хижинах у Реки и слушали Беспалого - он был старый и умный. А Беспалый, прежде, чем сказать Людям, спрашивал других стариков. И всем было хорошо, и все часто бывали сыты, и немые боялись приближаться к Хижинам Племени. А Злые... Злые совсем не приходили тогда.

Но потом Настоящие Люди видели сон. Одинаковый. Все. Будто ночью пришли Непонятные. Они были как Люди, но без пальцев на ногах. Они ходили по берегу Реки, заходили в пещеру, где ты жил прежде, чем умер. И в пещере шипело и блестело красным. Такой он был, этот сон. Беспалый спрашивал стариков, думал. Сказал: "Настоящие Люди должны уйти". И Люди сожгли старые Хижины и ушли. Люди прогнали немых и стали жить в их Хижинах здесь. Но немых было много, и многие, многие Люди умерли... Беспалый умер, и старики... Один я остался из стариков.

Тогда воины стали слушать Длиннозубого, который лучше всех убивал немых. Но Длиннозубый был глупый. Он говорил плохое, и Люди плохо охотились, и были голодные. А немые приходили по ночам и убивали. И тогда Каменные Плечи сказал Людям: "Не слушайте глупого, слушайте меня". Длиннозубый хотел говорить, но Каменные Плечи убил Длиннозубого, спросил: "Кто еще не хочет делать, что я скажу?" И Люди молчали, потому что Каменные Плечи был самым сильным, и никто не хотел умереть...

- Ты сказал нужное! - Странный воздел руки, голос его загремел, будто зарычал Желтый Убийца. - Слушайте, Люди! Слушай, ты, Каменные Плечи! Ты умный, ты сильный - сильнее всех. Но ты будешь стареть. И будет день, когда более сильный скажет: "Не слушайте глупого, слушайте меня". Скажет, как ты сказал Длиннозубому. А если ты не уступишь, он убьет тебя так, как ты убил Длиннозубого. Но ты ведь не хочешь, Каменные Плечи? Не хочешь, чтобы такой день пришел? Ты хочешь всегда быть самым сильным, э? И поэтому ты научил Щенка дать Хромому Закатный Камень. Чтобы Хромой сделал нож, как Убийца Духов, но мягкий. А потом ты научил Безносого вилять языком и убивать. А потом ты бил Щенка, не давал ему есть, пока Щенок не сказал: "Нож украл Хранитель". Но ведь это не Хранитель украл Убийцу Духов, э? Ведь это ты украл, Каменные Плечи, э?

Странный умолк. Стало тихо: ошарашенная его словами толпа силилась осознать сказанное. Силилась, и не могла. И тогда Каменные Плечи заговорил - тихо, почти не раскрывая брезгливо кривящихся губ:

- Я слушал. Долго слушал. Не понимал. Теперь понял. Ты... он уперся тяжелым, как камень, взглядом в лицо Странного. - Ты - Злой! Стал совсем как Странный, чтоб верили, пришел вилять языком, пришел делать злое. Кто поверит твоим глупым словам? Никто. Не я научил Безносого убивать. Все знают: Хранитель научил Безносого.

Каменные Плечи обвел взглядом толпу: - Кто захотел, чтобы Безносый шел с Хромым ловить Щенка? Я захотел? Или это Хранитель сказал: "Пусть Безносый идет с Хромым, пусть следит за Хромым?" Те, кто помнят, как было, говорите!

- Безносого послал Хранитель, не ты! - взвизгнул кто-то, и визг этот утонул в одобрительном реве всех.

- Хранитель не хотел посылать Хромого одного, - Странный не кричал, говорил спокойно, но слова его почему-то не потерялись в разноголосице толпы. - Хранитель послал Безносого потому, что думал: Безносый виноват, должен был следить ночью - не следил. Пусть идет с Хромым, загладит вину. Я другое спрошу. Безносый повел Хромого там, где шел Голова Колом. Повел по следу, который прятали, хорошо прятали, - нельзя понять, кто прошел. Я спрошу: кто сказал Безносому, что от берега идет такой след? Кто знал, что есть такой след? Молчите? Я скажу вам, молчащие: только двое знали. Каменные Плечи и Голова Колом знали. Но Голова Колом - умный воин. Мог он болтать, что идет следить за немыми? Воины скажут: "Не мог". В озере плавают утонувшие, в кустах шныряют маленькие, в небе летают кусючие и крылатые, головы немых сохнут на кровлях. Все они слушают, что говорят Настоящие Люди. Нельзя болтать. Услышат - поплывут, побегут, полетят к немым; сухие черепа нашепчут - утренний ветер разнесет: Голова Колом идет следить. Немые узнают, подстерегут, убьют. Каждый воин знает: нельзя болтать, если хочешь следить незамеченным, нападать неожиданным... Так кто рассказал Безносому, где шел Голова Колом, где его след? Только глупый не поймет - кто.

Дух Странного помолчал, вслушиваясь в приглушенные перебранки Настоящих Людей. Он приметил, как плотная до сих пор толпа стала расползаться, делиться надвое... Улыбка удовлетворения тронула тонкие губы Странного, и он заговорил снова:

- Каменные Плечи сказал: "Безносого послал с Хромым не я, послал Хранитель. Значит, Хранитель - плохой, я - хороший", - так он сказал. А я скажу: это не значит ничего. Что бы случилось, если бы Хранитель послал не Безносого, послал другого? Хромой и тот, кого послал бы Хранитель, пришли бы к Безносому, сказали: "Ты видел, где Щенок вылез на берег, больше никто не видел. Покажи: где?" Кто мог бы помешать Безносому показать им след, который оставил Голова Колом, сказать: "Здесь шел Щенок"? Кто мог помешать Безносому пойти за ними, обогнать, убить из засады? Никто! Настоящие Люди, говорю вам: думайте!

Но Людям некогда было думать. Люди орали друг на друга - все громче, все злее. Люди спорили, и споры эти не могли не закончиться злом. Те, кто помнил живого Странного, верили его Духу. Но Странного помнили не все. Многие, слишком многие сбились в плотную кучу, загораживая Каменные Плечи от прочих...

И снова взметнулись к безоблачному безмятежному небу руки Странного, и почему-то умолкли спорящие, грозящие, и стало тихо. Странный опустил руки, сказал устало:

- Настоящие Люди решили драться? Зачем? Будут драться все - умрут слишком многие. А если будут драться двое, только один умрет. Я говорю: Каменные Плечи украл, учил убивать. Каменные Плечи говорит: Странный Злой, виляет языком. Пусть будем драться я и Каменные Плечи. Пусть хорошие Духи решают, кого убить.

Кто-то завизжал:

- Ты хочешь зла! Чем может человек убить тебя, если ты - Злой? У Людей нет больше Убийцы Духов!

Странный не успел ответить, Каменные Плечи опередил его:

- Хромой убивал Злых из лука. Мой лук убивает не хуже, чем лук Хромого, - он ощерился, не сводя бешеных глаз со спокойного лица Странного. - Здесь тесно для боя. Пойдем на берег, ты умрешь там.

Слепящее опускалось по небесному склону, и тени Хижин наливались густой чернотой, росли, выползали на озерный берег. Вечер не наступил еще, но он назревал в безмолвии и безветрии, как назревают летние грозы. В безмолвии? Нет. То, что невнимательному показалось бы тишиной, слагалось из многих звуков - монотонных и ненавязчивых. Чистые и мелкие озерные волны с тихим шелестом набегали на галечную отмель, всплескивали, разбиваясь о сваи Хижин, и сваи отзывались на этот плеск тягучими скрипами... И все это тонуло в негромком и тревожном многоголосом ропоте: толпящиеся на мостках и на берегу Настоящие Люди с напряженным вниманием всматривались в двоих, которые вот-вот начнут убивать друг друга.

Только небольшая полоска прибрежной гальки разделяла Дух Странного и Каменные Плечи. Они не торопились - стояли, разглядывая друг друга, и огромные тени их неподвижно застыли на крутом откосе нависшей над берегом Плоской Гривы. Каменные Плечи был спокоен, во взгляде его сквозила снисходительная жалость к неумному, который сам торопит свою смерть. И ведь не простую смерть, открывающую путь в Заоблачную Пущу, а страшную, которая навсегда.

Каменные Плечи был уверен в своем умении убивать. Даже такой спокойный, обмякший - он был страшен. Его огромное тяжеловесное тело, умеющее, однако, нападать стремительно и внезапно, холмилось мышцами нечеловеческой мощи, в узловатых когтистых пальцах лук казался никчемной хворостиной, а тростниковое копьецо терялось, будто стебелек в буреломе. Лук и одно копьецо - другого оружия Каменные Плечи не взял. Зачем? До того, кто зовет себя Духом Странного, шагов не больше, чем пальцев на руках и ногах. Умение, до сих пор не подводившее, не подведет и теперь, единственное копьецо не пролетит мимо, и бой закончится. Дух станет падалью. Пусть. Он захотел сам.

Странный хмурился, крутил дубинку за привязанный к рукояти ремешок, ждал. Наконец не выдержал, процедил насмешливо:

- Будем драться? Или будем ждать, пока копьецо пустит корешки в твою ладонь?

- Устал стоять? - Каменные Плечи скривился, медленно поднял лук. Сейчас отдыхать будешь. Теперь всегда будешь отдыхать...

Тупо хлопнула по длинной волосатой руке тетива, и толпа ахнула, завыла: копьецо ударило Странного в горло, насквозь пробило шею. Странный пошатнулся, из раны хлынул а кровь, залила грудь, темными ручейками потекла на живот...

Стиснутый в орущей толпе Хромой не верил глазам. От ужаса произошедшего оборвалось в груди, из глотки вырвался пронзительный вопль: "Не хочу, не надо, не надо!!!" Но стоявшая рядом Кошка рванула за волосы, прошипела, заикаясь от возбуждения:

- Ты не понял, глупый! Совсем ничего не понял! Смотри на тени!..

Нет, Хромой не смотрел на тени, он смотрел на Странного. И все смотрели на Странного, и стихли вопли и вой, потому что происходило ужасное. Странный, убитый мгновенно и наповал, не падал, не хотел умирать.

Он стоял, как стоял, он по-прежнему небрежно вертел свою дубинку, кривил губы в жуткой улыбке. А кровь, залившая его грудь и живот, медленно текла обратно в рану, текла снизу вверх, как не бывает... Вот уже только маленькое пятнышко алеет на его горле, вот и оно исчезло, не оставив ни следа, ни шрама - гладкая кожа, будто и не било в нее копьецо...

Странный тронул шею кончиками пальцев, ощерился:

- Что, Каменные Плечи, не сумел убить Духа? Зря не сумел, пожалеешь...

Он резко дернул рукой, перехватив дубинку за рукоять, двинулся вперед. Каменные Плечи пятился, таращился на Странного в тупом изумлении, беззвучно шевелил трясущимися губами... И вдруг с бешеным ревом вырвал у себя из носа кольцо, отшвырнул его вместе с куском кровавого мяса. Обезображенное лицо обернулось к толпе, хищный взгляд заметался, выискивая нужное.

Нашел. В тяжелом упругом прыжке Каменные Плечи выхватил из рук шарахнувшегося воина копье и ринулся навстречу Духу. Оглушенный ревом и визгом беснующихся вокруг, Хромой видел, как Странный скорчился от страшного удара в живот, как отскочил Каменные Плечи, выставив дымящееся красным копье... А Кошка возбужденно дышала в самое ухо, больно цеплялась ногтями за плечи, визжала в неуместном восторге:

- Тени! Снова тени!

Хромой глянул на нее, увидел горящие глаза, красные пятна на скулах, трясущиеся от возбуждения губы... Как она может смотреть на тени, когда убивают Странного? Чему обрадовалась? Головой заболела?

Странный... Неужели умрет, не увидев крови врага? Или... Или снова случится непонятное? Случилось.

Странный жив. Стоит, крепко упершись ногами в гальку, и ни капли крови нет на его животе. А Каменные Плечи озадаченно рассматривает ставший чистым наконечник копья.

- Я думал: ты - умный, - Странный гадливо щурился на своего врага. Зря думал так. Ты - глупый, совсем глупый. Бросаешься, бьешь... Зачем? Не сможешь убить, вспотеешь только.

Каменные Плечи выронил копье, медленно выпрямился. Челюсть его отвисла, залитый кровью подбородок трясся, бешеная безысходная злоба мрачным пламенем полыхала в глазах. - Смогу убить! Убью! - Каменные Плечи не говорил - рычал, захлебывался кровавой слюной. - Хорошие Духи сильнее тебя, Злой! Помогут мне!

Его рука метнулась в складки окутывающей могучее тело шкуры, вцепилась во что-то скрытое грязным заношенным мехом, рванула, и на глазах взвывшей от изумления толпы вспыхнуло-заиграло тусклыми бликами широкое лезвие Звенящего Камня.

- Вот! Смотрите, вы, не верившие! - Голос Странного гремел, перекрывая истерические вопли Настоящих Людей. - Для этого мига не убивал я его, этого ждал! Украденное в руке укравшего!

А Каменные Плечи уже крался к нему, рычал: - Нет, Злой! Это не Нож Странного! Это Хорошие Духи помогли, сделали мой старый нож Убийцей Духов. Чтоб я смог воткнуть его в твою вонючую пасть!

- Ты давно придумал соврать так, - Дух Странного говорил громко и звонко, его слышали все. - Ты вынул бы мой нож еще тогда, у Святилища, воткнул бы его в шею Хранителя, сказал бы: "Духи сделали Священный Нож дрянным камнем, мой нож сделали Убийцей Духов. Не я убил Хранителя Хорошие Духи наказали его злобу". И Нож стал бы твоим навсегда, навсегда сделал бы тебя самым сильным. Но у Святилища тебе помешал врать Хромой. А теперь помешаю я!

Странный вскинул руку, шагнул вперед:

- Это мой Нож! Мой, только меня будет слушать! Ты, укравший, не сможешь держать его, сожжет твою руку!

Каменные Плечи замер на миг, с опаской глянул на свой кулак, сжимающий рукоять... И вдруг с визгом отшвырнул Нож, завыл, затряс рукой. На толпу пахнуло горелым мясом.

- Вот и все, - Странный улыбался, но ни веселья, ни торжества не было в этой улыбке. - Теперь все знают, кто украл Священный Нож, кто учил Безносого убивать Настоящих Людей. Теперь можешь умереть. И никто не заскулит по тебе...

Каменные Плечи обвел мутным взглядом толпу, увидел, как отступают от него Люди, как отворачиваются, прячутся друг за друга, за спину Странного; увидел злобный оскал Хромого, его пальцы, до белизны в суставах стиснувшие древко копья; увидел брезгливую жалость в глазах Кошки...

Он сгорбился, поднес к лицу скрюченные, трясущиеся от напряжения пальцы, захрипел:

- Я не хотел зла! Племени зла - не хотел! Пока Настоящие Люди слушали, что я говорил, они были сыты, и смерть приходила нечасто. Хотел, чтобы так было долго, всегда!.. Хотел сделать хорошее!..

- Хорошее... - Странный сплюнул. - Хранителя и Безносого твое хорошее увело в Заоблачную Пущу. А Хромой и Щенок? Твое хорошее останется с ними всегда - шрамами останется, болью в костях... Ты хорошо хотел, но плохо делал. И хорошее, которого ты хотел, стало злом.

Каменные Плечи рванул себя обеими руками за волосы, замотал головой и вдруг беззвучно бросился на Странного, ударил всем телом, сдавил горло могучими пальцами... А потом был тупой хрусткий удар, и тяжелое тело самого сильного из Настоящих Людей грузно осело на гремучую гальку, дернулось несколько раз и обмякло. Каменные Плечи стал трупом. Странный смотрел на него угрюмо и молча, и Хромой смотрел на труп молча и злобно, и Кошка смотрела на убитого, брезгливо кривилась, молчала, и Настоящие Люди молчали, смотрели на мертвого и не могли поверить, что он мертв. А потом Косматая Грудь прошепелявил растерянно:

- Убил... - он глянул на Странного, и в глазах его был горький упрек. - Зачем убил? Пусть плохой был, но сильный, умный. Говорил - все слушали. А теперь? Кого теперь слушать будут?

- Тебя, - Странный отвернулся, наконец, от трупа. - Слушайте, Люди... Слушайте умных, даже если они слабые. Слушайте стариков. Не одного - всех стариков слушайте, сколько будет... Старики всегда умные. Глупые не становятся стариками...

Он помолчал, добавил непонятно:

- У вас не становятся, пока.

Потом взглянул на сморщившееся в счастливой улыбке лицо Косматой Груди, усмехнулся, поднял Звенящий Нож:

- Я не оставлю вам Убийцу Духов. Рано. Вы еще глупые. Делаете злое даже когда хотите хорошего... Скорее станьте умными, Люди, и Звенящий Камень станет ваш. Навсегда - ваш.

Странный повернулся, неторопливо зашагал прочь, и вскоре его одинокая фигура исчезла за гребнем Плоской Гривы.

3

Странный шел медленно, тяжело. Он часто оглядывался, и тогда Хромой падал в высокие, не успевшие еще выгореть травы, подолгу лежал, не смея шевельнуться, шалея от теплого дурмана пушистых метелок.

Он побежал догонять Странного, потому что Кошка рассказала про тени. Побежал и догнал. Это было легко - Странный шел так, будто знал, что будут догонять, будто ждал того, кто догонит. Так почему же Хромой, догнав, не поторопился окликнуть, показаться? Таился, крался следом... Почему? Он и сам не знал.

А небо все выцветало, темнело, и над равниной нависла предвечерняя сумеречная тишина. Незаметные днем кочки и бугорки теперь выдавали себя длинными резкими тенями, и в неглубоких балках тоже копились тени, набухающие, крепнущие, наливающиеся густой чернотой... Скоро тени совсем вырастут, разольются вокруг, затопят равнину мраком, и тогда придет ночь.

Неужели Странный будет идти ночью? Ведь знает: нельзя бродить по равнине, когда темно. Нельзя, если хочешь увидеть рассвет, если не ищешь смерти. Конечно, Духам клыки ночных убийц не страшны. А Людям?

Что же делать? Вернуться, пока светло? Окликнуть? Нет, окликать Странного Хромой не решался. Почему? Почему он не боялся Странного раньше, когда боялись все? Почему боится теперь? Измученный непониманием происходящего, Хромой едва успел броситься в траву, когда Странный вновь оглянулся.

Что можно увидеть сквозь густые сочные стебли, когда лежишь, вжимаясь в землю всем телом, досадуя на это самое тело за то, что оно такое заметное? Что можно увидеть так? Ничего. Хромой не мог видеть Странного, но слышал его неторопливо приближающиеся шаги, спокойное глубокое дыхание... А потом услышал и голос:

- Ты решил стать ползучим? Не сможешь: ползучие не бывают хромыми. Им нечем хромать, у них ног совсем нету - только голова и хвост. У тебя, конечно, тоже есть голова, но глупая. Не знает, что ходить ногами удобнее, чем ползать животом по колючкам. Вставай! Или ты уже лег спать?

Хромой приподнялся на четвереньки, опасливо глянул вверх, в хмурое лицо Странного. Тот мотнул подбородком:

- Когда по мокрой траве ползал, тебе вода в уши не натекла? В голове у тебя не раскисло, не булькает? Нет? Тогда почему забыл, на скольких ногах Люди ходят? Совсем вставай, говорить будем.

Хромой неохотно выпрямился. Странный с интересом рассматривал его хмурое недовольное лицо, грязный исцарапанный нос, всклокоченные космы с запутавшимися в них колючками... Потом спросил:

- Почему боишься меня?

- А почему ты вилял языком? - Хромой смотрел исподлобья, голос его дрожал от обиды. - Почему говорил, что ты - Дух? Давно, до прошлой зимы, у Речного Жала, заставил меня поверить, что умер. Заставил плакать. А сам не умирал, жил. И я ходил в долину Злых один, и мне там было страшно и больно. А ты не пошел со мной, обманул чтоб не идти...

Странный закусил губу, прищурился:

- Ты видел меня мертвым, нашел мой Нож. Значит, я умер там, где ты нашел мой череп и мой Нож...

- Нет, - Хромой отчаянно замотал головой. - Кто видел твой череп, пока ты был жив? Никто его не видел, потому что он тогда был головой, не черепом. А ты отрезал свои волосы, прилепил их к чужому черепу, не к своему. Потом убил Корнееда. Положил возле него череп. Нож положил, не пожалел. Я увидел, подумал: "Корнеед убил Странного." А ты был живой.

- Но ты видел: Каменные Плечи убивал меня, но не мог убить. Он ранил, но раны заживали. Сразу заживали, как не бывает. Кто может так, кроме Духа?

Хромой шмыгнул носом:

- Ты. Ты смог так. Но ты не Дух, ты живой, - он вздохнул, будто всхлипнул. - Тени. Когда Каменные Плечи бил тебя копьем, тень копья не касалась твоей тени. И тень его копьеца не касалась твоей тени. Значит, Каменные Плечи не ранил тебя, бил мимо. Значит, ты заставил всех увидеть то, чего не было. Как заставил меня там, на Речном Жале...

Странный криво усмехнулся, спросил:

- Кто, кроме Духа, умеет заставлять всех видеть то, чего не было?

Хромой искоса глянул на него: - Кто, кроме тебя, умел делать из грязи горшки? А ловить рогатых в хитрые ямы? А убивать маленьким копьецом, далеко убивать - кто это умел? Кроме тебя - кто? Никто. Только ты умел, учил всех. И старый Шаман подумал: "Странный не человек "Дух". И принес тебе жертву - голову немого принес. А ты взял эту голову - вот так взял и ударил Шамана. Головой немого ударил. Много зубов ему выбил - совсем мало потом осталось у Шамана зубов. И ты сказал: "Я - человек. Как вы, только умнее". Было так? Или скажешь: "Хромой глупый, забыл"?

- Нет, не скажу. Так было.

Странный помолчал, потом неожиданно произнес:

- Можешь перегрызть мне шею, если про тени догадалась не Кошка.

- Не стану грызть, - Хромой потупился. - Кошка догадалась.

- Умная... - Странный вздохнул. - Пусть так. Пусть я плохой, вилял языком, заставлял тебя плакать. Тогда зачем ты крался за мной?

Хромой затряс головой, часто-часто зашмыгал носом:

- Ты не плохой. Делал плохо, очень плохо делал пусть... Я знаю, и Кошка знает Странный хороший, добрый. Не могу сказать... Слова глупые, нет таких, какие нужны сейчас...

Странный слушал, молчал. А потом сделал непонятное: протянул руку и потрепал Хромого за волосы. Хромой шарахнулся было, заморгал растерянно, и вдруг заскулил, уткнулся лицом в грудь Странного.

Они недолго стояли так. Хромой опомнился первым, отстранился, обтер ладонями мокрое лицо. Потом глянул на Странного и отвернулся, чтобы не видеть его глаз. Они смущали его, эти глаза, он не понимал их. До сих пор только Кошка умела так смотреть на него. И еще - давно, очень давно, много зим назад - так смотрела на него жилистая седая женщина, которую Хромой почти забыл, которую боялся вспоминать из-за безысходной тоски, таившейся там, во мгле полузабытого.

А потом Странный тряхнул головой и стал прежним. И голос его стал прежним - твердым, жестким:

- Ты не сказал, почему побежал меня догонять, Хромой. Ведь не для того, чтобы рассказывать, какой я плохой и хороший сразу?

- Нет, - Хромой все еще боялся заглянуть в глаза Странного.

- Хотел спросить. Как ты узнал, что твой нож украл Каменные Плечи?

Странный пожал плечами:

- Тот, кто взял Нож, был умный. Сумел украсть не своими руками. Не только украсть сумел, сумел узнать, что будет потом, сумел сделать, чтобы потом было так, как нужно ему... Кто в Племени мог все это? Ты? Кошка? Вы не умеете делать зло. Кто еще?

- Каменные Плечи... И Хранитель.

- Хранитель... - Странный усмехнулся. - Хранитель не мог. Хранитель не знал, что Голова Колом уйдет следить за немыми, не знал, что будет след, который прятали. И еще... Стал бы Безносый слушать Хранителя, делать, что тот сказал?

Хромой помотал головой:

- Нет. Безносый был воин. А Хранитель не для воинов говорил, для женщин. Какую траву есть, когда болит в животе, какую воду нельзя пить такое говорил. Маленьких рожать помогал... А воины не рожают. Было: когда стал Хранителем, хотел говорить и воинам. И были такие воины - хотели слушать. А потом Каменные Плечи сказал: "Хранитель умеет прогонять Злых. Пусть прогоняет зло из воинов, делавших плохо. Пусть наказывает". И Хранитель стал наказывать. Стал для воинов хуже немого. Кто из воинов забудет боль, за которую нельзя отомстить? Таких воинов нет. Кто из воинов ни разу не делал плохо? И таких тоже нет. Все воины злились на Хранителя. Очень злились.

- Вот видишь, ты все понял сам.

Странный помолчал, потом заговорил снова - тихо, печально:

- Знаешь, как жалко было убивать Каменные Плечи? Очень жалко было. Очень умный был, далеко видеть умел. Ведь нарочно придумал, чтобы Хранитель наказывал воинов. Боялся, что воины станут слушать Хранителя сделал, чтоб ненавидели... Жалко было убивать, но не мог я его оставить живым.

Он очень плохой был, много зла мог сделать Племени. Он уже сделал большое зло, не своими руками сделал - чужими. Ты запомни, Хромой: если делает не своими руками, значит - плохой, очень плохой, самый плохой. И еще запомни: когда дерутся такие, как Каменные Плечи, больно Щенкам и Безносым. Потому, что Каменные Плечи дерутся не руками Щенками и Безносыми они дерутся. И Хромыми - тоже. Ты помни это, помни всегда!

Он замолчал, поднял воспаленный взгляд к воспаляющемуся закатным заревом небу. И Хромой тоже запрокинул к небу хмурое лицо, завыл тоскливо и тихо. Там было пусто, в небе. Там не было ни туч, ни крылатых - только щемящая песня прозрачных неярких красок, только беспредельная бездонная пустота. Страшно... От этой пустоты, от одиночества, ею рожденного, от слов Странного - тоска и страх...

А потом Странный сильно толкнул в плечо - раз, другой:

- Перестань выть, воин!

Хромой перестал. Он с силой растер лицо, глубоко вздохнул - резкий холодный воздух обжег в груди. И страх ушел. Ушел так же непонятно, как и нахлынул.

Странный улыбнулся, спросил:

- О чем еще ты хотел говорить?

- Не говорить, - Хромой помялся. - Просить хотел. Научи показывать то, чего нет. Научи делать так, как ты делал сегодня. Научишь?

Странный медленно покачал головой. Хромой заморгал, обиженно скривил рот:

- Почему не хочешь учить? Почему боишься стать совсем добрым? Всегда учил, теперь не хочешь... Почему?

Он смотрел на Странного, ждал ответа. Но Странный молчал. Хромой досадливо дернул плечом:

- Не понимаю. Ты - Странный, делаешь только странное. Учил, теперь не хочешь учить. Говорил: "Вилять языком плохо." Потом сам вилял языком. Говорил: "Отведу тебя в Долину Звенящих Камней". Потом сделал так, что я один пошел. Хитро сделал - Звенящего Ножа не пожалел. Зачем? Не хотел идти? Тогда зачем говорил: "Пойду"? Я не просил. Не понимаю. Не люблю не понимать, плохо, не хочу...

Странный слушал его, хмурился, кусал губы. Потом заговорил неторопливо, задумчиво:

- Понять хочешь? Хорошо. Слушай, я попытаюсь рассказать тебе. Может, поймешь... Ты был в Долине Звенящих Камней, ты видел Злых - тех, странных, облитых серым. Ты помнишь их? Помнишь, я говорил тебе: "Они не люди - тени людей, которые не здесь"? Давно, очень давно я был тенью одного из Людей Звенящих Камней. Он думал вместо меня, я делал вместо него, и так было долго. Но потом он умер, и я перестал быть тенью. Я стал человеком и смог думать сам. И я думал. Я понял: Люди Звенящих Камней - трупоеды.

Они делают плохо всем: Настоящим Людям и немым, и тем, кто живет у Горькой Воды, и тем, кто живет еще дальше, о ком ты не знаешь, кого никогда не увидишь - всем, даже Злым из Долины Злых, своим теням. Это они, Люди Звенящих Камней, сделали этот мир - Горькую Воду, Синие Холмы, ваше Озеро, Реку, Долину Злых, и много-много других рек, озер, долин и холмов. А потом они сделали тех, кто стал теперь Настоящими Людьми, немыми и остальными; сделали и поселили их в этом мире. А потом они сделали свои тени и поселили их в Долине Злых, чтобы делать этому миру зло. Потому что Люди Звенящих Камней могут жить хорошо, только когда плохо другим. Потому, что они - трупоеды.

Я понял: можно помочь вам - Людям, немым, всем. И для этого стал выбивать знаки в пещере. Я думал: потом, через много-много зим, когда ты станешь стариком и умрешь, и дети детей твоих детей станут старыми и умрут, и дети детей их детей - тоже, когда живущие в этом мире станут умными и сильными, они найдут мою пещеру, увидят мои знаки и узнают все о Людях Звенящих Камней. Узнают все, чтобы суметь уничтожить трупоедов, не дать им снова украсть у этого мира его силу и ум. Так я думал. Но мне не везло. Тени, которые не стали людьми, нашли мою пещеру, стерли знаки, пытались убить меня. Я успел убежать, пришел в Племя... Дальше ты знаешь.

Да, я вилял языком, заставил тебя думать: "Странный мертв". Я знал: ты придешь в Долину, и Злые узнают все, что знаешь ты - они умеют это. Узнают, что я умер, перестанут искать. И я смогу закончить то, что начал. И снова мне не повезло. Ты узнал, что я жив. Теперь узнают и Люди Звенящих Камней...

Странный замолчал, отвернулся. Хромой энергично скреб затылок, пытаясь понять:

- Почему Злые узнают, что ты живой? Я не скажу.

Он осекся, услышав горький смешок Странного:

- Ты не понял, Хромой. Ничего не понял. Злые не станут спрашивать тебя. Они заглянут в твою голову, узнают все, что ты помнишь. Они уже сделали так - тогда, в Долине Злых. С тобой сделали, с Кошкой...

- Больше не смогут! Со мной, с Кошкой - не смогут сделать так, Хромой схватил Странного за руку, заглянул в глаза. - Мы больше не пойдем в Долину Злых. Я не пойду, Кошка не пойдет. Как Злые смогут заглянуть в голову, которая далеко?

- Смогут... - глаза Странного были тусклыми, усталыми. - Тогда, в Долине, Злые сделали так, что теперь могут отличить тебя и Кошку от прочих, могут следить. Даже когда вы далеко. Они не станут ждать - придут к вам сами.

Хромой грыз палец, тихонько поскуливал. Он хотел, очень хотел понять то, что говорил Странный. Хотел, но не мог. Он понял только, что Странному плохо и страшно сейчас, что ему нужно помочь... Как помочь?

А Странный все говорил:

- Я устал, Хромой. Я не смогу снова начать то, что делал так долго, так тяжело. Я устал делать бесполезное. Я устал бороться с Людьми Звенящих Камней. Их множество - я один. Они могучи - я слаб. Каждый из них мудр, и они умеют соединять свою мудрость, а я... Я, наверное, совсем глупый...

Хромой без звучно пошевелил губами, потом спросил:

- А могут Злые заглядывать в головы трупам?

Странный изумился:

- Нет... А зачем?

- Тогда я знаю, - Хромой радостно захихикал. - Знаю, как помочь. Ты меня убьешь. И Злые не смогут смотреть у меня в голове, не узнают, что ты живой... Только ты быстро меня убивай, не больно...

Он замолчал, испуганно уставился на слезу, сползающую по щеке Странного. Странный умеет плакать?! Неужели он так боится Злых?! Он, сильный, умеющий убивать быстро и много, - он плачет! Значит, Злые очень-очень страшные...

- Ты хороший, Хромой... - Странный отвернулся, голос его непонятно дрогнул. - Но твой язык проворнее головы. Меня видел не только ты. Кошка видела, все Настоящие Люди видели... Убивать всех? Чтобы немые скакали от радости - этого хочешь?

Хромой наморщил лоб, протянул задумчиво:

- Немые обрадуются - плохо... Не хочу такого.

Странный улыбнулся, посмотрел так, что Хромому снова захотелось уткнуться ему в грудь:

- Не хочу тебя убивать, Хромой, не буду убивать. И не вздумай сам убить себя. Ты - хороший, а смерть хорошего не приносит добра. Смерть хорошего - это радость Злых.

Он глянул на Слепящее, уже окунувшее край в Озеро, вздохнул:

- Я слишком долго жил, Хромой. Я устал жить. Устал, потому что моя жизнь не принесла добра вашему миру. И не принесет. Потому, что Люди Звенящих Камней и их тени сильнее меня. Там, в пещере, в которой ты разыскал меня, я успел выбить все знаки, какие хотел. Может быть, Злые не найдут их, эти знаки, и... Буду думать, что не найдут, потому что на большее у меня не осталось силы. Я устал, Хромой, я слишком устал. Пойдем.

И они пошли. Странный торопился, шарил нетерпеливым взглядом по быстро темнеющим травам. Хромой едва поспевал за ним, пытался понять. Странный сказал: "Я устал". Что он ищет теперь? Место, где можно спать? Он не найдет, не здесь надо искать. Надо идти к Плоской Гриве. Там есть пещеры. Сказать?

Хромой не успел заговорить. Странный остановился, он нашел то, что искал - маленький ручеек, на глинистых берегах которого не росла трава.

Хромой недоуменно глянул на рыжую, истоптанную копытами рогатых землю, на длинные четкие тени - свою и Странного - чернеющие на этой земле... Зачем Странный пришел сюда?

- Пусть Злые радуются: они победили, - Странный говорил тихо, во влажных глазах его дрожали отблески закатного зарева. - Мой путь был слишком долгим, Хромой. Здесь он закончился. А чтобы ты не подумал, будто я снова хочу заставить тебя плакать зря... Вот моя тень Хромой. Смотри на нее, смотри хорошо.

Хромой пожал плечами. Тень... Обычная тень, длинная, вечерняя. Зачем смотреть? Уже много раз видел... Вот она шевельнулась, подняла руку, коснулась шеи. Повторяет движения Странного? Ну и что? Это - тень, тени всегда повторяют движения, они ничего не умеют сами...

Он понял, что происходит, только когда услышал глухой булькающий звук, и тень Странного стала медленно укорачиваться, расплываться терять форму... С отчаянным воплем Хромой обернулся, метнулся к Странному: остановить, помешать, отобрать Нож...

Поздно. Он успел только подхватить оседающее тело, бережно положить его на холодную осклизлую глину. Несколько мгновений Хромой стоял на коленях, тупо глядя, как вспоротая шея Странного заплывает темной дымящейся кровью. Потом со внезапной надеждой припал к залитой липким груди: может быть...

Нет. Странный сумел убить себя не хуже, чем умел убивать других. Хромой выпрямился, постоял, сжав ладонями мокрое от слез лицо, поскулил тоскливо и тихо. Потом нагнулся вновь, с трудом вынул из неподатливых мертвых пальцев Звенящий Нож, потянул из-за пояса Странного непонятную дубинку.

Ручей был совсем рядом. Грязная медленная вода с тяжелым плеском приняла брошенное, всколыхнулась ленивыми кругами и успокоилась. Хромой пусто и слепо смотрел, как неторопливо вытягиваются по течению клубы поднявшейся мути.

Странный не хотел оставлять свое оружие Настоящим Людям, он сказал: "Рано". Хромой сделал так, как хотел Странный.

А равнина совсем уже потемнела, и в небе догорали последние закатные уголья. Нужно было уходить.

Уходить... А Странный так и будет лежать здесь, и к утру от него останется лишь кучка костей. Или ничего не останется, как не осталось ни следа, ни памяти от многого множества непохороненных на этой равнине...

Если бы не спасительное воспоминание о Кошке и Прорвочке, которые ждут, которым он нужен, Хромой не сумел бы покинуть Странного на съедение трупоедам. Но воспоминание пришло вовремя, и он сумел. Сперва он брел медленно, то и дело оглядываясь, но темный невысокий бугорок вскоре совсем перестал различаться в сумерках, и Хромой незаметно для себя перешел на бесшумный охотничий бег.

И вдруг новая догадка поразила его.

Мог ли Странный так легко уступить дорогу злейшим своим врагам? Может, он опять обманул их, и для этого обмана ему снова понадобился Хромой? Может, Странный успел выбить свои знаки еще в какой-нибудь пещере, о которой Хромой не знает (а значит не смогут узнать и Люди Звенящих Камней)?

Он приостановился и с яростным рыком затряс головой, прогоняя непрошенные догадки. Нельзя, никак нельзя было допускать такое в голову, в которую умеют заглядывать Злые.

Загрузка...