ГЛАВА 1

Вэл

Мои пальцы неуклюже разворачивают бумажную обертку, и тут в мой бок врезается твердое тело.

«Осторожно!» — раздается в моем ухе глубокий голос.

Мои ноги пытаются шаркать от удара, но я теряю рановесие как раз в тот момент, когда я теряю контроль над печеньем, роняя его на землю. В то же время, вес, который был на моем левом плече, исчезает, положив конец любой надежде на то, что я не упаду.

Смущенный писк срывается с моих губ, и я раскидываю руки в стороны, отчаянно пытаясь схватиться за что-нибудь.

Я хотела бы закрыть глаза, но они застли и я смотрю на всех тех, кто наблюдает за мной, и надеться увидеть, как эта неуклюжая девчонка сгинет в терминале аэропорта.

За исключением того, что я не падаю.

Чья-то невероятно сильная рука обхватывает мою талию и притягивает меня к твердому телу.

«Я тебя держу». Тот же мужской голос, что и раньше, говорит мне на ухо, только на этот раз тихо. Шепот. Рычание. Что — то.

Сглотнув, я опустила руки и заставила свое тело расслабиться. Необходимости в подкреплении больше нет.

«Спасибо», — выдыхаю я, прежде чем замечаю, что его большая рука лежит на моем животе.

Незнакомец трогает мой живот. Мой мягкий, вялый живот.

Я могу только молиться, чтобы он не оказался таким привлекательным, как кажется.

«Не благодари меня, Ангел». Его рука скользит по моему животу к талии, пока он движется сзади меня и встает рядом со мной. «Если бы этот придурок не врезался в меня, я бы не врезался в тебя».

«О, все в порядке. Я…» — начинаю я говорить, но тут мой взгляд устремляется на высокого мужчину рядом со мной, и моя способность формулировать слова исчезает.

Святые, трахни меня, глаза.

Я моргаю.

Да бросьте вы это. Да трахните меня все.

Его пронзительно-голубые радужки — это только начало.

Мужчина в костюме, с коротко подстриженными темными волосами, такой же аккуратной бородой и плечами, на которых можно сидеть, улыбается мне сверху вниз, словно он действительно рад, что ему доставили неудобства, врезавшись в меня.

Его губы шевелятся.

Они на тон темнее и розовее его загорелой кожи.

Его губы шевелились.

«Извини?» Мои щеки горят, когда я признаю, что не слышала его, хотя мы стоим лицом к лицу.

Его улыбка становится шире. «Я тебя обидел?»

В моем мозгу происходит короткое замыкание, потому что я с головой ныряю в сточную канаву, представляя, как он спрашивает меня об этом, когда мы оба потные и голые — в постели.

«Нет», — хриплю я. Господи, Вэл. Соберись. «Я тебя обидела?»

Я тебя обидела?

Мне хочется зажать себе рот рукой. Или заползти под ближайшую скамейку и притвориться мертвым.

Губы мужчины кривятся в ухмылке. «Не думай, что такая мелочь, как ты, могла бы, даже если бы попыталась».

Мелочь?

Здесь жарко?

Здесь очень жарко.

Давление на мою спину меняется, и я понимаю, что его большая ладонь все еще там, удерживая меня на месте.

Он опускает лицо.

Он собирается меня поцеловать?

Мои глаза начинают закрываться, а затем резко открываются.

Он не собирается меня целовать. Это не фильм Hallmark. И не порно.

Но он продолжает опускаться, наклоняясь, и мои глаза опускаются в пол.

Ах да, мой рюкзак.

И мое печенье.

Мое лицо горит еще сильнее.

Серьёзно, мой мозг не может выбрать полосу движения.

Я краснею от его близости. Волнуюсь, что он называет меня маленькой. Смущаюсь, что его рука касается моего живота. Чувствую себя толстой из-за того, что меня застукали за поеданием печенья. И просто чертовски разгорячилась из-за него.

Рука, лежавшая на моей спине, касается моей задницы, когда он приседает у моих ног.

И этого случайного прикосновения достаточно, чтобы выбить меня из колеи еще больше.

Прошло слишком много времени, чтобы невинное прикосновение пальцев к моей ягодице заставило меня напрячься.

Я заставляю себя выйти из транса и приседаю рядом с ним.

«Я сама», — говорю я, но даже не тянусь к сумке. Потому что я слишком занята, разглядывая его татуированные пальцы.

Татуированные. Пальцы.

Я почти хнычу. Но слава богу, что нет. Это уровень унижения, от которого я не смогу оправиться.

Я люблю татуировки. В них есть что-то такое… горячее. Такое смелое.

Я всегда их хотела, но я была слишком труслива, чтобы сделать одну. Боюсь, что боль будет слишком сильной, и я буду плакать всю дорогу. Или, что еще хуже, сдамся через две минуты и в итоге получу половину дизайна.

Но этот человек…

Я сжимаю губы, наблюдая, как он подбирает мое сломанное шоколадное печенье и заворачивает кусочки в маленький коричневый бумажный пакет, в котором оно продавалось. И я действительно не могу оторвать глаз.

Вся его рука в татуировках. Пальцы, тыльная сторона ладони, все. А когда он тянется за салфеткой, которую я тоже уронила, ярко-белый манжет его рукава оттягивается, обнажая дорогие часы и еще больше татуировок.

Я покачиваюсь.

«Спокойно, малышка», — рука, не держащая печенье, сжимает мой локоть.

Его пальцы на моей голой коже каким-то образом заземляют, но использование второго ласкового слова снова выводит меня из равновесия.

Я не скучала по тому, как он называл меня раньше Ангелом. Я просто не могла этого осознать.

Никто никогда не называл меня иначе, как Вэл. Никто даже не использует мое полное имя.

«Ты в порядке?» Голос мужчины стал тише. Меньше веселья, больше беспокойства.

И этого всего чертовски много.

Присев рядом друг с другом, мы почти одного роста. Но даже так он выше меня. Шире меня. Больше меня. И мне нужно бежать. Если я проведу еще мгновение в его присутствии, я растаю в липкую лужу гормонов на полу. И никто не хочет этого видеть.

«С-спасибо». Я пытаюсь дотянуться до своей сумки, но он опережает меня. Используя ту же руку, в которой он держит печенье, он подцепляет сумку одним пальцем и легко поднимает ее.

«Пожалуйста». Его взгляд скользит по моим обнаженным коленям, и я дергаю юбку, стягивая ее вниз, чтобы прикрыть лишнюю кожу.

Он прочищает горло. Это не должно быть сексуально, но это так.

Мне хочется снова задрать юбку, но тут мужчина начинает вставать. И его хватка за мой локоть поднимает меня вместе с ним.

«Сколько времени осталось до вашего рейса?»

«Эм, я думаю, у меня есть около тридцати минут до посадки».

Он опускает подбородок. «Идеально. У меня тоже».

«Идеально?» — спрашиваю я, но он уже тянет меня за собой, снова положив руку мне на поясницу.

«Я должен тебе печенье и рюкзак. Тридцати минут должно быть как раз достаточно». Его голос такой глубокий и грохочущий, что он почти отвлекает меня от его слов.

«Рюкзак?» — просто повторяю я слова, позволяя ему вести меня по главному коридору аэропорта.

Я привыкла находиться рядом с высокими мужчинами. Мой единокровный брат, Кинг, практически гигант, и он, вероятно, всего на дюйм выше этого мужчины. Но даже с его гораздо более длинными ногами, этот мужчина идет в моем темпе.

Это здорово, потому что мне не нужно бежать трусцой, чтобы не отставать, но я все еще жалею, что не оставила свои милые танкетки, а переобулась в теннисные туфли перед прохождением контроля безопасности. Потому что я смотрю вниз и — да — его туфли соответствуют остальной части его дорогого наряда. То есть теннисных туфель у него нет.

«Твой был жертвой войны», — отвечает он на вопрос, о котором я уже забыла, держа перед собой мой рюкзак.

Мой рот открывается в букву О, когда я понимаю, почему он упал с моего плеча. Ремешок сломан ниже, где пряжка вшита в нейлоновую полоску, толстая ткань разорвана насквозь.

Я выдыхаю. «Я ждала, когда это произойдет».

«Вы ждали, что какой-нибудь неуклюжий болван врежется в вас и сломает ваши вещи?»

Я поднимаю на него взгляд и вижу, что он смотрит на меня сверху вниз. Мои щеки все еще красные с того первого раза, как я встретилась с ним взглядом, поэтому я не беспокоюсь о том, насколько сильнее они могут покраснеть. «Эта сумка у меня была всегда. Рано или поздно она должна была меня подвести».

«Хм». Он кивает, затем направляет меня вправо. «Ну, как сторона, ответственная за его крах, я настаиваю на его замене».

Я вспоминаю название магазина, в который он пытается меня отвезти, и нажимаю на тормоза. «Нет».

"Да."

«Это место слишком дорогое», — пытаюсь я ему сказать, но его рука не отпускает, и он почти толкает меня перед собой.

Я даже никогда не смотрела на цены в этом магазине, но знаю, что рюкзак оттуда будет буквально в десять раз дороже, чем я заплатила за свою старую сумку.

Проиграв битву, я захожу в магазин и не удивляюсь, что там больше никого нет. Потому что никто не готов платить глупо высокую цену за довольно невзрачный багаж.

«Добрый день», — приветствует нас дама за стойкой. «Могу ли я помочь вам найти что-нибудь?»

«Нет», — говорю я, и тут мужчина рядом со мной поднимает мою грязную сумку.

«Нам нужен новый рюкзак. Желательно того же размера. Возможно, с усиленными лямками».

На последнем предложении он переводит взгляд на меня.

Я подавляю улыбку, втайне наслаждаясь тем, что он дразнит меня. «Я не могу позволить тебе сделать это».

«Ты можешь и сделаешь это, Ангел».

Я моргаю, глядя на него.

Мои густые волосы немного длиннее плеч, и я собрала их в простой высокий хвост. Мой макияж, вероятно, наполовину стекся с моего лица. А мое ярко-желтое платье-халат едва ли не неприлично, учитывая, насколько глубоко декольте демонстрирует вырез.

В моей внешности нет ничего ангельского.

Приняв мое молчание за согласие, он переключает внимание на экспозицию, на которую указал продавец.

«Какого цвета?» — спрашивает мужчина, поднимая мою сумку и показывая, что такой же зелёной сумки нет.

Я вздыхаю. «Черный — это нормально».

«Золото или серебро?» Он спрашивает о металлических акцентах, но я отвлекаюсь, замечая, что он больше не несет мое сломанное печенье.

Он что, выбросил? Как он это сделал, чтобы я не заметила?

«Золото», — отвечает он на свой собственный вопрос, скользя рукой по моей спине.

Он проводит пальцем по тонкой золотой цепочке, застегивающейся на моей шее, и крошечному сердечку-подвеске, свисающему чуть ниже моего горла.

Мурашки покрывают мои руки. И они становятся только хуже, когда он поднимает руку выше, его большой палец касается моих маленьких золотых сережек-сердечек.

Когда я чувствую, что нахожусь в полусекунде от перевозбуждения и сердечного приступа, его татуированная рука покидает мое тело.

Он даже не спрашивает больше, не проверяет меня. Он просто берет черную сумку с блестящей золотой фурнитурой и несет ее на кассу.

Понимая, что я проиграла биву, что эту сумку покупают, я бросаюсь за ним.

Если я смогу достать свою карточку из сломанной сумки, возможно, я смогу быстро провести ею через считывающее устройство и заплатить эту невероятную сумму самостоятельно, прежде чем он успеет ее купить.

Я действительно не могу позволить незнакомцу платить за это.

Он уже у стойки, когда я его догоняю. И он как будто знает, что я планирую, потому что, когда я тянусь к переднему карману на молнии, где хранится мой кошелек, он поднимает руку и прижимает сумку к груди.

Женщина сканирует бирку, и на маленьком экране отображается общая сумма.

«О, боже!» — небрежно восклицаю я, прежде чем начать дергать мужчину за руку, стараясь не обращать внимания на шелковисто-мягкий пиджак под пальцами. «Пожалуйста, позволь мне заплатить за это». Я сглатываю, думая о сумме. «Или, еще лучше, просто оставь мне сломанный. Он в порядке».

Не то чтобы я не могла потратить такую сумму. Просто я… бережливая.

Темная бровь мужчины изогнулась, когда он посмотрел на меня через плечо. «Ты всегда таая упрямая, Валентина?»

Услышав, как он произносит мое имя, мое полное имя, я застываю в оцепенении достаточно долго, чтобы он успел передать карточку кассиру.

«Как ты…?» Затем я смотрю на свой рюкзак, прижатый к его груди.

Ах, да. Мой ярко-желтый бейджик с надписью «Валентина Ганди» аккуратными буквами находится прямо перед его лицом.

Новая волна смущения захлестывает мою систему. Что-то в этом человеке подсказывает мне, что он не пишет свое имя на багаже. Он, вероятно, просто щурит глаза на свой чемодан, бросая ему вызов, чтобы он потерялся.

Пока он заканчивает сделку, я отступаю и по-настоящему его рассматриваю. Его черные кожаные туфли и темно-синий костюм. Закрученные черные татуировки, выглядывающие из-под воротника и ползущие к линии роста волос на затылке. То, как его плечевые мышцы округляются под синей тканью. Какой же маленькой я себя чувствую рядом с ним. Но маленькой по-женски, а не незначительной.

Шуршание снова привлекает мое внимание к прилавку.

Продавец вынул пачку бумаги, набитую в новой сумкой, которая использовалась для сохранения ее формы. И прежде чем я успела обеспокоиться тем, что мужчина пытается переложить все мои вещи в новую сумку, он поставил мой сломанный рюкзак рядом с новым на прилавке и отступил на шаг.

«Спасибо», — его глубокий голос произносит слова одновременно со мной, заставляя его улыбнуться.

Снова. И он такой же поразительно красивый, как и в первый раз.

Я слегка качаю головой. «За что ты меня благодаришь?»

«Потому что». Он кивает головой в сторону пары рюкзаков. «Моя мать убила бы меня, если бы узнала, что я сломал сумочку какой-то симпатичной дамы в аэропорту и не заменил ее». Мне кажется, мои губы шевелятся, когда я беззвучно повторяю слова «симпатичная дама», но он не останавливается. «Она также убила бы меня за то, что я рылся в твоих вещах, так что я позволю тебе оказать эту честь».

Я перевожу взгляд с него на сумки на стойке. «Не думаю, что есть способ убедить тебя вернуть это».

Он качает головой. «Все покупки окончательны».

Я перевожу взгляд на продавщицу, но она делает вид, что не слушает. Так что я не знаю, говорит он правду или лжет.

Я сжимаю губы и вздыхаю. «Ты немного властный, да?»

Мужчина смеется громко и хрипло, и я чувствую этот смех всем своим существом.

«Не уверен, что кто-то когда-либо называл меня властным, но полагаю, ты права».

Я поджимаю губы, веря ему.

Притворяясь, что он не смотрит, я быстро перекладываю все в новый рюкзак. Молча наслаждаюсь всеми отделениями, молниями и качеством материала. Это все еще смешная цена, но, по крайней мере, это приятно.

Наконец, я снимаю бирку со старой сумки и кладу ее во внутренний карман. Если я собираюсь использовать эту новую взрослую сумку, я собираюсь перенять новые взрослые привычки.

Я застегиваю последнюю молнию и взваливаю новый рюкзак на плечо, затем поворачиваюсь лицом к мужчине. Или, скорее, лицом к его груди.

Я откидываю голову назад. «Спасибо еще раз. Это было совершенно необязательно, но я все равно ценю это».

«В любое время, Валентина».

Я прикусываю нижнюю губу. «Друзья зовут меня Вэл».

Уголок его рта приподнялся, когда он протянул руку и снял рюкзак с моего плеча, закинув его себе на плечо.

Я настолько выведена из равновесия всей этой встречей, что не задаю ему вопросов, почему он несет мою сумку. И когда он протягивает мне руку для пожатия, я кладу свою ладонь на его.

«Доминик Гонсалес». Он сжимает мои пальцы в своих. «Но мои друзья зовут меня Дом».