Дом девушек

Глава II

– Документы у тебя есть? – спросил крупный, даже тучный полицейский и заложил большие пальцы за пояс. Живот под рубашкой выпирал явно не от голодной жизни. На его значке было указано: Р. Хагенах.

– А что?

– Есть или нет?

Конечно, у него были документы, но ему не хотелось вот так запросто слушаться патрульного. И с какой стати он обращается к нему на «ты»? Этот вопрос так и просился с языка, но приходилось сдерживать себя. Полицейские имели куда больше власти, а у него не было ни малейшего желания провести день в камере.

– Есть какие-то причины для проверки? – спросил он.

– А у тебя есть какие-то причины прятаться здесь?

Причины были, но он не стал бы говорить об этом Р. Хагенаху, даже при условии, что полицейский обходился с ним достаточно вежливо.

– Ну, здесь тихо, – ответил он уклончиво.

Это был четвертый этаж офисного здания, по задней стороне вниз вела пожарная лестница. Там, где она достигала земли, участок улицы загораживали кусты и дощатый экран вокруг мусорных контейнеров. Здесь его никто не увидел бы, поэтому после бегства со стоянки он выбрал это место для ночевки.

Конечно, и воспоминания сыграли свою роль…

– Если у тебя нет документов, придется тебе проехаться со мной, – сказал полицейский, и по его взгляду было ясно, что он не шутит.

– А что случилось? Разве я кому-то помешал?

Нехотя и с некоторым трудом он поднялся со своего места. Ночами пока еще было тепло, и все же по утрам у него болели суставы, и эта постоянная пульсирующая боль в левой почке не сулила ничего хорошего. Паспорт лежал во внутреннем кармане дождевика. Он достал его и протянул полицейскому. Тот взял его кончиками пальцев, словно опасался подцепить какую-нибудь заразу.

– Почти новенький? Любопытно… Давно живешь на улице?

– Кто сказал, что я живу на улице?

Полицейский кивнул на черный спальный мешок, уложенный поверх туристического коврика. Подушкой служила свернутая пузырчатая пленка в пакете из «Алди».

– Не похоже, что ты выбрался на пикник, герр… – Он заглянул в паспорт. – Герр Фёрстер. Фредерик Фёрстер.

Патрульный окинул его пытливым взглядом, и Фредди понял, что должен объясниться, хоть и не горел желанием. Поэтому он выдержал его взгляд и тоже вскинул брови. Р. Хагенах еще раз просмотрел его паспорт.

– Дата рождения двадцать пятое ноября восемьдесят восьмого года, – зачитал он вслух. – Проживает на Берэналлее, дом двадцать два.

– Больше не проживаю, – пояснил Фредди.

– Как давно?

– Несколько недель.

– А точнее?

– Почти три месяца.

– Тогда нужно внести правки в документы, – патрульный вернул ему паспорт. – В течение четырнадцати дней после смены адреса. Штраф до тысячи евро.

– Сегодня же этим займусь, – проговорил Фредди. – Многовато свалилось за последнее время, как-то упустил из виду…

Патрульный сухо рассмеялся:

– Да-да, не сомневаюсь. Если еще раз попадешься мне и адрес останется прежний, пеняй на себя. Ясно тебе?

– Что уж тут неясного… – Фредди спрятал паспорт обратно в карман.

– Пару дней назад недалеко отсюда произошло нападение с применением оружия, – Р. Хагенах кивнул в сторону улицы. – Примерно в двух километрах, в промзоне у автомастерской. Ты что-нибудь видел?

Фредди пожал плечами.

– Не, я только вчера сюда пришел. А до этого обитал на вокзале.

Слова слетели с языка так же просто, как и вся прочая ложь, которой был вымощен его путь в нынешнее положение.

Патрульный смерил его таким пристальным взглядом, словно видел насквозь, так что у Фредди болезненно свело внутренности. Возможно, и в этом ремесле он не достиг должного уровня, чтобы обставить полицейского. Впрочем, ничего удивительного. Как теперь выяснилось, по-настоящему хорош он был только в провалах. Профи мирового класса.

– Если что-нибудь услышишь, дай знать.

– Да, непременно. А кто-нибудь пострадал?

Не надо вопросов, одернул себя Фредди, когда патрульный вновь вцепился в него взглядом.

– Почему ты спрашиваешь?

Фредди пожал плечами.

– Так просто.

– Так просто, значит?.. Собирай барахло и поищи себе другое место. Арендаторы жаловались.

«Ну да, конечно, арендаторы, – подумал Фредди. – Которые сидят в моих помещениях и даже не подозревают, кто здесь спит под пожарной лестницей… А если б и узнали, им нет до этого никакого дела». Но говорить об этом патрульному не было нужды.

Фредди торопливо впихнул пакет с пленкой в спальный мешок, свернул его и стянул двумя ремешками. Затем повесил на плечо старую армейскую сумку, и все было собрано. Патрульный наблюдал за его действиями и следовал за ним до самой улицы, и там их пути наконец разошлись. Только когда полицейский скрылся за углом, Фредди позволил себе расслабиться и бросил взгляд через плечо.

Патрульного не было видно – и никого другого.

При свете дня можно было надеяться на какую-то безопасность, но чего ждать от следующей ночи? Прошедшая ночь показала, что убийца разыскивает его. Ему повезло, а кроме того, он еще оставался в некоторой форме, и только поэтому сумел убежать. И как ему только хватило ума снова сунуться на место преступления?

Фредди оправдывался тем, что хотел проверить, мог ли убийца вообще разглядеть его на таком расстоянии, но это была лишь часть правды. Его необъяснимо тянуло к тому месту, где произошло чудовищное преступление. Фредди до сих пор видел перед собой вспышки выстрелов и брызги крови на заднем стекле «Корсы». Молодой водитель, с которым он успел установить зрительный контакт, был хладнокровно застрелен.

Стояла темень, и шел дождь, и Фредди не смог бы даже приблизительно описать внешность убийцы, но не только погода и время суток были тому причиной. Он был пьян, набрался в стельку, хоть и обещал себе впредь этого не допускать. Но случались дни, когда без алкоголя становилось невыносимо мириться с судьбой, и позавчерашний день был как раз из таких. Поэтому он не сразу сообразил, что там происходило, и простоял несколько лишних секунд.

Возможно, его преследователь в это самое время обходил извечных обитателей улиц и расспрашивал о высоком худом типе лет сорока. И хотя едва ли кто-то на улице знал Фредди, рано или поздно охотник выйдет на его след.

На улицу свернула машина, и Фредди насторожился. Человек за рулем бросил на него взгляд, но явного интереса не выказал.

Впрочем, стоящий без дела человек привлекал внимание в этом обществе, поэтому Фредди побрел по улице без внятной цели. Самое невыносимое в его положении – не знать, что делать. Он предпринял все возможное, хватался за каждую соломинку и просил о помощи всех, кого можно было попросить. Никто, даже из тех, кто прежде зарабатывал с ним деньги, ему не помог. Едва ли это стало неожиданностью. В конце концов, он оказался неудачником и все потерял, а в Германии неудача в бизнесе была клеймом, от которого не так-то просто очиститься.

Фредди порылся в кармане и достал горсть монет. Шесть евро тридцать центов. В старой армейской сумке были спрятаны еще две банкноты по пятьдесят евро, и это вся наличность, что у него осталась.

Страшно хотелось кофе с булочкой. Это обошлось бы в пять евро. Гигантская сумма в текущих условиях. Но ему не помешал бы кофеин для ясности мысли, а в животе урчало с прошлого вечера. Поэтому Фредди направился в пекарню, где, как он знал, его обслужили бы даже при нынешнем неприглядном виде.

Он уже предвкушал, как позавтракает за столом.

Фредди горько усмехнулся. Как мало ему теперь нужно для счастья!

Навстречу пробежал трусцой высокий человек в спортивном костюме и беговых кроссовках. В этом городе многие бегали. Фредди сам любил пробежаться, до того как все пошло под откос.

Но почему этот человек бегает здесь, а не у Бинненальстер[2]? Странно…

Фредди втянул голову в плечи и весь сжался. Не смотреть никому в глаза, не привлекать внимания, избегать неприятностей. Он прошел мимо, глядя себе под ноги, сжав кулаки в карманах дождевика, готовый защищаться.

От мужчины пахло дорогим парфюмом. Это все, что уловил Фредди. И аура. Не то чтобы Фредди верил в нечто подобное, но когда мужчина, пробегая, задел его плечом, от него как будто повеяло злобой. Словно сжатая в комок агрессия едва поддавалась контролю и готова была вырваться в любой момент. Таких людей лучше обходить стороной.

Фредди пошел быстрее, лишь бы убраться подальше, но шаги позади него вдруг замерли, и он понял, что мужчина остановился из-за него.

– Эй, ты!

И Фредди бросился бежать.

В который раз.

Лени проснулась от громкого шума. Взяла в руки телефон – и подскочила. Половина девятого! Так поздно!

Потом она сообразила, что сегодня ей не нужно в издательство, и с облегчением откинулась на подушку. Лени специально приехала на день раньше, немного освоиться, что требовало времени. Смена места перетряхивала сознание, а все новое приводило в ужас, но ничего не поделать. Приходилось учиться стоять на ногах.

Шум, который разбудил ее, доносился из коридора. Вавилонская мешанина из голосов.

Что там Вивьен говорила ночью? Испанцы, китайцы, португальцы и немцы? Судя по говору, так и было.

Лени решила, что завтра утром первой займет ванную, чтобы опередить это столпотворение. Едва ли это должно стать проблемой, если остальные обитатели здесь в отпусках и встанут не раньше восьми. Сервисы вроде «БедТуБед» облегчали жизнь, но сдавать все комнаты, как в этой квартире, было запрещено. По закону владелец должен занимать по меньшей мере половину площади или регистрировать гостиничный бизнес. Но кого это волновало, если проверками никто не занимался? Уж точно не постояльцев, которые были рады найти жилье по сходной цене в таком дорогом городе, как Гамбург.

Вот и для Лени, при ее скромном бюджете, это была единственная возможность прожить в Гамбурге три недели. О комнате в общежитии на такой короткий срок нечего было и думать, а три недели в отеле – непозволительно дорого. И даже в маленьких частных пансионах с завтраком цены казались непомерными.

В коридоре хлопнула дверь, резко оборвав тираду на испанском.

Лени заложила руки за голову и оглядела свое новое пристанище. Она опасалась, что впечатление от прошедшей ночи – не более чем сон. Но нет, все было по-прежнему. «С ума сойти», – подумалось ей. Оценки на сайте были положительные, но им недоставало того восторга, какого на самом деле заслуживала эта комната.

В дверь постучали, и Лени вздрогнула. Должно быть, кто-то ошибся, решила она и не стала отзываться. Но потом вспомнила про Вивьен.

– Эй, Простушка-Лени, ты проснулась? – в тот же миг донесся сквозь дверь ее голос.

– Да… две секунды.

Лени не хотела показаться грубой, поэтому откинула одеяло и направилась к двери. Сняла цепочку, повернула старомодный ключ и выглянула в коридор.

Вивьен стояла у двери в нижнем белье. Вот так просто!

– И даже не впустишь? Сначала спасаешь мне жизнь, а теперь заставляешь стоять перед дверью… Как это вяжется?

Лени оглядела себя и устыдилась. На ней были толстые шерстяные носки, за годы утратившие всякую форму, длинные штаны и белая мужская майка, явно ей большая – привычное и удобное облачение на ночь. Вивьен рядом с ней выглядела как модель из рекламы нижнего белья. Узкие кружевные трусики идеально, как вторая кожа, облегали тело, груди плотно сидели в чашечках бюстгальтера. Даже по ее волосам было видно, что она только поднялась с постели.

– Ну, как первая ночь на чужбине? – Вивьен смотрела на нее горящими глазами.

– Неплохо, – ответила Лени.

– Какие планы на сегодня? Показать тебе город? Я свободна до вечера. Потом снова наряжаться – и на охоту за богачами.

– Даже не знаю…

– Ой, да брось, я вроде как в долгу перед тобой. В конце концов, ты спасла мне жизнь.

С этими словами Вивьен прошлась по комнате, как будто у себя дома, раздвинула шторы и выглянула в окно.

– Вот бы на одну из таких лодок, а? Я слышала, они стоят целое состояние…

Лени не знала, как ответить. Она часто терялась, когда люди заводили пустяковые разговоры или о ком-то сплетничали.

Вивьен вдруг развернулась и хлопнула в ладоши.

– Так, ну всё, Простушка-Лени. Идем завтракать, я умираю с голоду. Должна же ты что-то есть? Тут за углом есть сказочная пекарня, там делают лучшие круассаны. А главное, сидишь прямо над каналом. Позволь пригласить тебя, моя спасительница.

Лени тоже проголодалась, однако предпочла бы пойти в кафе одна, чтобы спокойно познакомиться с городом и его жителями. Но и отказаться от приглашения, так чтобы это не выглядело бестактным, она не могла. Поэтому кивнула.

– Супер! Через полчаса зайду за тобой.

Какое-то время Яна лежала, прислушиваясь к тихому дыханию Номера Шесть, пока тишину не прорезал громкий сигнал. Он прозвучал единожды, в течение примерно пяти секунд, оставив за собой короткое эхо, после чего вновь воцарилась тишина.

Яна приподнялась и подтянула спальный мешок на обнаженные плечи. В противоположной камере шевельнулась Номер Шесть, тихо простонала и опустила ноги на каменный пол, но не стала сразу подниматься, а посидела на краю кровати, подперев голову руками.

Яна с трудом себя сдерживала. Хотелось спросить, что это за сигнал, как чувствовала себя Номер Шесть, как ее на самом деле звали и как долго она здесь пробыла. Яна хотела знать обо всем, но не могла задать ни единого вопроса. Простое принуждение к молчанию могло кому-то служить пыткой.

Номер Шесть с тяжким вздохом выбралась из спального мешка и поднялась. Решетка отъехала в сторону, освобождая путь.

Несмотря на холод, Яна тоже высвободилась из спального мешка и подалась вперед.

– Молчи! – предостерегла Номер Шесть. Взгляд, изможденный и полный уныния, все же был тверд. – Это прозвучал сигнал, что наша еда готова, и я могу забрать ее.

Она медленно подошла к полукруглому отверстию, опустилась на колени и полезла внутрь. Темнота поглотила ее почти мгновенно.

Это было невыразимо жалкое зрелище. Яна почувствовала, как внутри закипает злость. Она всегда легко поддавалась гневу и быстро теряла контроль над собой. Порой она сама пугалась той дикой ярости, которая в ней бушевала. И необходимость соблюдать правила их похитителя приводила ее в бешенство.

Вцепившись в прутья решетки, Яна неотрывно смотрела на вход в туннель и гадала, куда бы он мог вести. После того как Номер Шесть скрылась внутри, по стенам и полу прошла легкая дрожь. Что-то большое, могучее двигалось в каменной толще.

Хоть ее донимал холод, но Яна терпела. Номеру Шесть пришлось голой лезть в эту дыру, чтобы принести им обеим еды. Так что Яна могла хотя бы постоять здесь и подождать.

От холода стучали зубы. Яна тоскливо оглянулась на спальный мешок, который еще хранил остатки тепла. «Еще минуту, – сказала она себе, – еще минуту, и тогда можешь взять его».

И принялась отсчитывать секунды.

На счете в двадцать восемь послышался шум. Снова шорох и стоны, но в этот раз к ним добавился звон и дребезг.

Номер Шесть возвращалась, толкая перед собой поднос на колесах. На подносе стояли два контейнера с крышками, красный и синий. Контейнеры удерживались на подносе разноцветными резинками с крюками на концах.

– Отойди, – сказала Номер Шесть.

Яна послушно отступила, и в следующую секунду решетка отъехала в сторону.

Номер Шесть протянула ей синий контейнер.

– Это тебе. Нужно съесть все без остатка, чтобы я могла вернуть посуду. Мы едим сидя на кроватях, каждая в своей камере.

Яна взяла контейнер и нарочно коснулась пальцев Номера Шесть. На мгновение время замерло, их взгляды встретились. Яна питала надежду, что сестра по несчастью увидит все те вопросы, которые терзали ее, а может, и решимость вместе придумать, как выбраться из этого ужасного места.

Однако Номер Шесть покачала головой. У нее не было ни сил, ни желания. Должно быть, она провела здесь слишком много времени. И, наверное, просто надеялась, что скоро сможет вернуться домой.

Обескураженная такой реакцией, Яна забралась на кровать и завернулась в спальный мешок. В контейнере была теплая овсянка с кусочками яблока и изюмом, внутри же оказалась и пластиковая ложка.

Яна ничего не ела с тех пор, как попала в этот каземат. От запаха у нее скрутило желудок. Тем не менее она принялась заталкивать кашу в рот.

– Не ешь слишком быстро, а то станет плохо, – предостерегла Номер Шесть из своей камеры.

Яна не слушала ее, просто не могла есть медленнее. Она выскребла контейнер дочиста – и все равно осталась голодной.

Теперь ей оставалось лишь переводить дух и наблюдать, как Номер Шесть размеренно работает ложкой, набирает порцию каши и отправляет в рот. Медленно пережевывает, уронив голову. Длинные волосы падали ей на лицо.

И снова этот жалкий вид пробудил в ней злобу. «Плевать на правила», – сказала себе Яна. Сбросила спальный мешок и вышла в узкий коридор между камерами. Наклонилась, осторожно подняла миску с водой и шагнула в соседнюю камеру.

Номер Шесть замерла в ужасе.

– Нет… тебе нельзя входить в мою камеру…

Яна опустилась перед ней на колени, протянула миску и ободряюще кивнула.

Женщина то смотрела попеременно на Яну или на миску с водой, то устремляла взгляд к всевидящему оку под потолком. В конце концов она не выдержала, ткнула ложкой в кашу и с жадностью прильнула к миске, глотая прохладную воду.

Яна чувствовала удовлетворение от того, что восстала против чертовых правил. Она раскрыла рот и уже собралась заговорить, чтобы пробить и эту стену, однако Номер Шесть опередила ее и прижала к ее губам палец, теплый от каши.

– Нет, прошу, не говори. Хозяин и так уже преподаст мне урок. Я отвечаю за соблюдение правил. Пожалуйста, возвращайся к себе. Может, он сейчас не смотрит и я не понесу наказания… хотя верится с трудом. Он видит буквально все.

Эта глубокая скорбь и непрошибаемое смирение в глазах Номера Шесть пошатнуло ее твердость. Яна кивнула, допила воду и поставила миску на прежнее место. Разочарованная, но еще не сломленная духом, она вернулась в свою камеру и снова завернулась в спальный мешок.

Номер Шесть доела и только потом заговорила вновь:

– Скоро Хозяин вызовет тебя наверх, и тебе нельзя будет ослушаться. Если он приказывает, ты должна подчиняться. Что бы это ни было. Потому что, если Хозяину приходится повторять приказ, это влечет за собой ужасные последствия. Только он знает, что для нас хорошо, и мы не должны сомневаться в правильности его решений.

Яна только сидела и слушала не в силах поверить собственным ушам. Должно быть, Номер Шесть провела здесь достаточно времени, чтобы похититель совершенно сломил ее. Он вытравил из нее всякое мужество, самую мысль о непослушании, и сам вознес себя до божественного образа, превыше всех сомнений. У этой женщины были напрочь промыты мозги, теперь Яна понимала это. Ничего и надеяться обрести в ней сообщницу.

Как это часто бывало прежде, ей оставалось полагаться лишь на себя.

И все-таки она попытается.

Этот ублюдок еще не знает, с кем связался!

Зеркало заднего вида способно оставить на лбу внушительную шишку – будь человек даже таким твердолобым, как Йенс Кернер. Так, во всяком случае, о нем отзывались, и, вероятно, неспроста, поскольку теперь, наряду с двумя разводами и тремя дисциплинарными взысканиями, он пережил еще и нападение предполагаемого убийцы.

Само собой, небезболезненно.

Где-то в недрах черепа пульсировала боль. Йенс не стал обращаться к врачу после ночного нападения. Он этого никогда и не делал. Потому что в его возрасте, на рубеже пятидесяти лет, стоит только начать, и этому не будет конца. Шишка спадет, как и боль в черепе. Если что и потребует времени на реабилитацию, так это уязвленное самолюбие.

Кто бы ни ударил его на стоянке, он об этом еще пожалеет! Теперь это дело обретало глубоко личный характер, и Йенс не собирался успокаиваться, пока не отплатит мерзавцу. По счастью, никто не видел, как его обставили. Довольно и того, что он в собственных глазах выставил себя посмешищем, зеленым новичком.

Черный кофе в термокружке своим горьким вкусом в полной мере отражал его настроение этим утром. Йенс поставил кружку в подстаканник и повернул ключ зажигания. Когда оживала Красная Леди, звук мотора всегда возвращал его в привычное равновесие. Утробный и могучий рокот касался тех струн души, до которых не могла дотянуться ни одна из бывших жен.

Йенс одной рукой вел машину, а в другой держал кружку с кофе. Из динамиков лился голос Джонни Кэша. И пока он неторопливо катил по городу, понемногу улучшалось и настроение.

Скоро он уже был в том состоянии, чтобы спокойно поразмыслить.

Поначалу Йенс считал, что на стоянке его выключил ударом зеркала тот же самый человек, который застрелил Оливера Кината. Но теперь он подумал над этим еще раз. Это был хладнокровный убийца. Разве оставил бы он его в живых?

Зачем убийце вообще возвращаться туда?

Иногда родство с жертвой обуславливало тягу убийцы к месту преступления, но санитар был убит случайно, ведь так?

Хороший вопрос.

Возможно, стоило еще раз присмотреться к личности Оливера Кината?

Может быть, позднее. Прежде всего Йенс хотел проверить иную, более прагматичную причину, побудившую преступника вернуться…

Вибросигнал телефона вывел его из размышлений. Звонила Ребекка из управления. Йенс был неизменно рад услышать свою помощницу. Как и всегда, голос выдавал ее прекрасное расположение духа. Пожалуй, испортить ей настроение могло лишь наступление апокалипсиса. Или выступление Трампа. По-своему забавно было смотреть, как Ребекка реагировала на этого сверхбогатого дуралея.

– Мы установили происхождение орудия убийства, – сообщила она.

– Я весь внимание.

– Пистолет пропал со съемочной площадки в Берлине. Оружие было непригодно для стрельбы, но мне сказали, что при должном знании и сноровке преступник мог переделать его в боевое.

– Съемочная площадка… хм… не назвал бы это прорывом.

– Я сделаю тебе предложение в день, когда заслужу твое одобрение.

– Именно поэтому ты ничего такого от меня не услышишь.

– Тебя разыскивает начальство, – сменила тему Ребекка.

– И?..

– Похоже, что она сердится.

– Для нее это обычное состояние. Скажи, я приеду позже. Нужно еще кое-что проверить на месте преступления.

– Имеет смысл спрашивать, что именно?

– Нет, не имеет.

На этом Йенс сбросил вызов, но сразу же перезвонил, поскольку вспомнил кое-что важное.

– Да, я тоже по тебе соскучилась, – ответила Ребекка.

– С днем рождения.

– Ох, спасибо! Ты меня удивляешь… Сколько мы с тобой работаем? Пять лет? И ты впервые сам вспомнил про мой день рождения.

– Неправда! В прошлом году я…

– В прошлом году ты вспомнил, когда увидел цветы у меня на столе.

– Да, но…

– Не будем портить хороший момент, – предостерегла Ребекка.

– Я привезу конфет, обещаю!

Убирая телефон, Йенс не смог сдержать улыбки. Ему нравилось работать с Ребеккой. Она выделялась среди вежливых и скучных коллег своим цинизмом и остроумием. При этом нельзя было назвать ее поверхностной, скорее наоборот. Тому, кто знал Ребекку достаточно долго, открывалась вся глубина – а порой и бездна – ее мыслей.

Ни в коем случае нельзя было забыть про конфеты – разочаровать Ребекку хотелось меньше всего.

Йенс доехал до того места, где был застрелен Оливер Кинат, и как раз допил кофе. Он остановился перед новеньким знаком, ограничивающим предельную массу транспортных средств. Тяжелые грузовики должны были проезжать в порт другим маршрутом.

Это чем-то напоминало надгробный памятник.

На мгновение Йенс задумался о родных санитара. Он сам не виделся с родителями, о гибели сына им сообщил полицейский психолог, а опрос проводила коллега. Знали они, где провел свои последние минуты их сын? Уже навестили это унылое место, даже при свете дня лишенное красок? Йенс представил, как они кладут цветы под дорожным знаком и заливаются слезами, и было интересно, задумывался ли убийца о чем-то подобном.

Йенс развернулся и направился к мастерской по ремонту стекол.

Ваше стекло – наша забота.

Что еще за нелепость!

Под широким металлическим навесом стояла колонка без шлангов. Справа от нее располагался павильон, где раньше была автомойка. Ржавая откидная дверь косо висела на петлях, по грязному стеклу тянулись трещины. У стены грудился всевозможный хлам, и на клочке газона были сложены покрышки. Именно там прошлой ночью и прятался тип, который ударил Йенса.

Он повернулся к дорожному знаку.

Должно быть, тот человек наблюдал за ним с той самой секунды, как Йенс появился из проулка. И впоследствии у него было достаточно времени, чтобы скрыться.

Йенс вошел в маленький кассовый зал, который теперь служил кабинетом. Дешевый стул перед черным скругленным столом пустовал, но компьютер работал. Слой пыли покрывал свободные от бумажных завалов участки стола и сухие листья чахлой пальмы.

– Секунду, – донесся голос из заднего помещения.

В голосе звучало раздражение, и человек, который вышел через мгновение, тоже выглядел недовольным. Низкорослый и круглый, в перепачканном синем комбинезоне с одной уцелевшей лямкой. Черные волосы венцом окаймляли блестящую лысину, рыхлые щеки покрыты трехдневной щетиной. Шнурки рабочих ботинок были развязаны и волочились по полу. Он вытер руки грязной тряпкой.

Йенс невольно задумался, от какого занятия оторвал мужчину.

– Чем могу помочь? – спросил тот, опускаясь на стул, который заметно просел под его тяжестью.

Йенс достал удостоверение и представился.

– Старший комиссар Кернер… – повторил толстяк с легкой насмешкой в голосе. – Как там тогда писали в газете? Грязный Гарри?[3]

Он осклабился, демонстрируя непрезентабельную прореху в зубах.

Йенс начал было злиться, но потом решил, что коротышка того не стоит. С тех пор прошло два года, и вообще-то ему не следовало бы так остро реагировать, но Йенс не мог иначе. К сожалению, люди в этом городе обладали феноменальной памятью, когда дело касалось всевозможных слухов.

– Я вижу здесь только одну грязную личность, – спокойно ответил Йенс, и у толстяка схлынула краска с лица. – Вы владелец?

Мужчина кивнул.

– Ваше имя?

– Карл Гризбек.

– Герр Гризбек, вам известно, что произошло перед вашей мастерской?

– Ребята из дорожной службы, когда меняли знак, сказали, что авария.

– Верно, авария, – подтвердил Йенс. Гризбеку не следовало знать правду. – Только не вполне ясно, как это могло произойти, и я подумал, нет ли здесь видеонаблюдения?

Действительно, этот вопрос пришел ему на ум только прошлой ночью, после того как он получил удар. До тех пор Йенс об этом не задумывался – вероятно, потому что мастерская имела такой убогий вид.

Гризбек указал большим пальцем куда-то назад.

– Там, в углу.

В затененном углу, замаскированная паутиной, действительно висела маленькая камера.

– Только эта? – спросил Йенс. – А в мастерской или во дворе?

– Не, только эта. Озаботился безопасностью, потому что сюда уже трижды вламывались.

– Что видно в кадре?

– Входную дверь. Иначе сюда не войти, поэтому одной камеры достаточно.

– А запасной двери нет?

– Я ее заварил.

Йенс не стал уточнять, соответствует ли это нормам пожарной безопасности для коммерческого предприятия.

– Как долго хранятся записи?

– Неделю, потом компьютер удаляет их автоматически.

– Я бы хотел просмотреть запись в ночь аварии.

Гризбек пожал плечами:

– Как я уже сказал, камера снимает дверь, а не улицу. Но если вам прям так нужно…

– Да, мне прям так нужно.

Гризбек склонился над клавиатурой и нажал несколько клавиш.

– С каких пор старшего комиссара интересуют аварии? Или после того случая вас перевели в патрульные? – спросил он по ходу.

Йенс пропустил колкость мимо ушей. Он не позволит этому засранцу провоцировать себя.

– Между прочим, водитель погиб, – сказал он.

– Серьезно? – Гризбек на секунду вскинул глаза, после чего снова уставился в монитор. – Этого я не знал. Что ж… секунду… ну что за дрянь, никогда не делает то, что от него требуют…

Едва ли Гризбек подпадал под определение «уверенный пользователь ПК». Его правая рука ястребом парила над клавиатурой, и указательный палец попеременно вонзался в какую-то из клавиш.

«Однопальцевый способ ввода», – подумал Йенс и вздохнул. У него не было желания растрачивать здесь время.

– Может, я сам? – предложил он.

– Не, сейчас все будет.

Гризбек сосредоточенно вглядывался в экран, почти уткнувшись в него носом, и без того мелкие глазки сомкнулись в узкие щели.

Йенс решил, что даст ему еще пару минут, а потом возьмет дело в свои руки. Он не назвал бы себя великим специалистом, но такие тривиальные задачи не вызывали у него трудностей. По крайней мере, это не занимало у него столько времени.

Наконец-то Гризбек нашел нужный файл и обрадовался этому, как мальчишка. На какое-то мгновение лицо его стало даже симпатичнее. Йенс встал позади него, и Гризбек двойным щелчком запустил видеофайл, после чего откинулся на спинку стула и сплел руки на животе.

В поле зрения камеры попадали дверь, крытая площадка и трехметровый отрезок дороги – правда, не в том месте, где стоял знак.

– Запись начинается с двадцати часов, – заметил Йенс и указал на таймер.

– Обычно я в это время и ухожу.

– Ясно, только авария произошла позже. Промотайте вперед.

– Промотать? – Гризбек нахмурил лоб, его палец вновь завис над клавиатурой.

– Дайте я сам.

Йенс наклонился, открыл панель проигрывателя и передвинул ползунок на дорожке. С нескольких попыток ему удалось найти в промежутке с одиннадцати до часу момент, когда в кадре появилась машина.

Бинго!

Это был белый фургон.

Йенс отмотал назад, запустил замедленное воспроизведение и наклонился еще ближе.

Фургон был старым на вид, без надписей, и, судя по всему, ехал с нормальной скоростью. Форма и конструкция соответствовали фотографии, сделанной Оливером Кинатом. Лицо водителя было не разглядеть. Впрочем, Йенс на это и не рассчитывал.

Он несколько раз просмотрел отрезок в замедленном темпе, но не заметил ничего примечательного. Затем промотал видео дальше и поймал момент, когда в кадре снова возникло движение.

Фургон возвращался.

На этот раз он ехал гораздо медленнее, и водительская сторона была обращена к камере, так что Йенс мог разглядеть лицо за боковым стеклом – вернее, светлое пятно.

– Мне нужна эта запись, – сказал он и достал телефон.

– Ты как будто граблями расчесывалась, – рассмеялась Вивьен.

– Спасибо! Это ты меня торопила.

– Да, потому что я помираю с голоду, а ты застряла в ванной.

– Потому что я сама не могла туда прорваться, – попыталась оправдываться Лени.

Они шагали в пекарню, о которой рассказывала Вивьен, но вышли на полчаса позже, чем планировали. Вивьен собралась вовремя, чего нельзя было сказать о Лени. Несколько раз она пыталась попасть в ванную и принять душ, но всякий раз там оказывалось занято. Лени узнала, как звучит «занято» на испанском и китайском – окупадо и чжаньлин соответственно, – но в конечном счете была вынуждена лишь в спешке ополоснуться теплой водой. К сожалению, после набега местных обитателей ванная, на удивление просторная, осталась далеко не в лучшем своем виде, и Лени твердо решила, что назавтра проснется раньше всех остальных.

– Ну да, эти сервисы вещь непредсказуемая, – признала Вивьен. – Но мне в целом нравится такой способ путешествовать.

– И часто ты пользуешься им?

– Регулярно. Это же гениально! В любом уголке мира можно найти комнату по карману и повстречать классных людей, с которыми иначе не познакомилась бы. Вот и мы с тобой иначе никогда не пересеклись бы.

– Это правда. Но я все же предпочла бы собственную ванную. А у тебя уже был негативный опыт с такими комнатами? Приставучие хозяева или еще что?

Вивьен неопределенно махнула рукой.

– Сколько угодно. То свинарник вместо комнаты, то престарелый папик посреди ночи вдруг окажется у тебя в спальне с отговоркой, будто хотел занести чистые полотенца… В Париже я как-то сняла комнату в общежитии. Там жили классные люди, только по утрам все ходили голые. Это даже для меня как-то уж слишком. Или тот притон в Лондоне – я насчитала двести три окурка по всей квартире… Не для нежных натур.

– Боже правый! – выдохнула Лени.

– Ну, не так все страшно. А уж здесь комнаты – просто сказка! Честно, мне до сих пор ни разу не попадалось ничего подобного. Как только кто-то съезжает, горничная сразу же наводит порядок. Твоя кровать еще не остыла от прежней обитательницы, а уже застелена свежим бельем. Организовано по высшему разряду.

– Да… Только, по-моему, странно, что хозяева даже не показываются.

– И не вздумай поднимать шум! – предостерегла Вивьен.

– В смысле?

– Ну, не стоит звонить в поддержку и сообщать, что хозяин здесь даже не живет.

– Я и не собиралась.

– Вот и хорошо. Просто прими все, как оно есть, и постарайся получить удовольствие. Кстати, мой девиз по жизни. Итак, Простушка-Лени, какой твой план развлечений?

– Не называй меня так.

– Почему это?

– Потому что звучит обидно.

– Ах, брось. – Вивьен приобняла ее за плечи. – Я и не думала ничего такого. Просто ты такая милая, прямо невинная…

– Но это не так!

Это прозвучало жестче, чем хотелось Лени. Вивьен, вероятно, почувствовала перемену в ее настроении. Она отстранилась и посмотрела на Лени искоса.

– Прости, я не хотела тебя обидеть. Не сердись, ладно?

– Хорошо, только не называй меня так.

– Торжественно клянусь!

Некоторое время они шли в молчании. Это было тягостно, но Лени не знала, что сказать. Вот так всегда. Завязать разговор или поддержать беседу было для нее проблематично, а если доводилось с кем-то поспорить или хотя бы возникало ощущение, будто что-то не так, она могла часами и даже днями прокручивать это в голове, вместо того чтобы просто все обсудить. Лени хорошо себя знала: рассуждать внутри себя она умела мастерски. Но понятия не имела, как это изменить.

– Эй, а расскажи, что это у тебя за практика? – спросила наконец Вивьен.

Лени чувствовала по голосу, что у нее нет к этому искреннего интереса, но приняла подачу, потому что молчание было еще хуже.

– Я училась на литературном и хочу работать в издательстве, но без практики меня никуда не примут, поэтому я рада, что удалось получить место в «Нью-медиа». Это небольшое издательство с инновационными идеями и молодой командой.

– Ага!

Вивьен на ходу разглядывала прохожих, оценивала их, распределяла по группам и категориям, и Лени не сомневалась, что новая подруга и в эти минуты находится в поисках своего гамбургского миллионера.

– И сколько зарабатывают в этих издательствах? – спросила та.

– Во время практики не платят…

– То есть? Ты же не собираешься работать за так? – На этот раз в ней все же проснулся интерес.

– Ну это же не совсем работа, я скорее набираюсь опыта… Это очень важно.

– По-настоящему важный опыт тебе даст только жизнь, – сказала Вивьен.

– Например, как подцепить миллионера?

Вивьен снова покосилась на нее.

– Звучит как-то снисходительно… У каждого свои цели, и все так или иначе связаны с деньгами.

– Но не деньги должны быть стимулом.

– А что же тогда?

– Например, страсть…

– Вот и я о том же! А в страстях я действительно знаю толк.

– Ты ведь…

Лени вдруг уловила стремительное движение в проулке справа. Она лишь успела заметить размытую тень – и в следующий миг уже падала в обнимку с каким-то незнакомцем. Приземление было жестким. Лени ударилась затылком об асфальт, и на мгновение у нее потемнело в глазах. Вивьен что-то кричала, и когда в глазах прояснилось, Лени увидела убегающего прочь человека в длинном плаще.

– Чтоб тебя, козел! – кричала ему вслед Вивьен. Голос у нее был что надо. – Бомжара!

Лени уперлась руками в асфальт и приподнялась. При этом она невольно посмотрела в проулок, откуда вылетел незнакомец в плаще. Нельзя было сказать с уверенностью – перед глазами по-прежнему плясали искры и в голове стоял туман, – но ей показалось, будто в проулке был кто-то еще. Словно призрак, он отступил в тень и через мгновение растворился в воздухе. Затем в поле зрения возникла Вивьен; она принялась ее осматривать и что-то при этом говорила, но Лени ни слова не понимала, и вскоре этот странный момент сгладился, а с ним рассеялось и неясное чувство страха.

– Ты видела? – спросила Лени.

– Что видела?

Вивьен проследила за ее взглядом.

– Там… в переулке… кто-то был.

Лени вдруг поняла, что Вивьен ей не поверит, и замолчала. Впрочем, ей и самой не вполне верилось, а видение могло быть результатом удара головой об асфальт.

– Да этот козлина там был, – в негодовании процедила Вивьен. – Ему повезло, что я не успела его схватить, иначе он так просто не отделался бы… Ты в порядке? Ничего не сломано?

– Вроде бы нет.

Вивьен помогла ей подняться, и Лени потрогала ушибленный затылок. Она уже приготовилась увидеть кровь на пальцах и заранее испугалась, но опасения оказались напрасными.

– Дай посмотрю, – сказала Вивьен. – Я работаю в «скорой»… – Она рассмотрела ее затылок. – Не вижу ничего такого, повезло тебе… А если тебя не мутит, то и сотрясения нет. До пекарни уже недалеко, справишься?

Вивьен взяла ее под руку, и так они двинулись дальше.

– Это была шутка, или ты действительно работаешь в «скорой»? – спросила Лени.

– А с чего бы мне шутить об этом?

Лени пожала плечами.

– Не знаю. Я ни за что не подумала бы, что ты… – Она запнулась в поисках подходящего слова.

Вивьен громко рассмеялась:

– Непохоже, будто я могу помогать другим?

– Прости.

– Не бери в голову, ты не первая такая… Видимо, у меня с годами притупились чувства, и я не воспринимаю всерьез каждую царапинку. К тому же в нашей работе без иронии никуда… А вот и наша пекарня.

Вивьен показала на остекленное здание с плоской крышей, выстроенное у самого канала и выступающее на пару метров над водой. Внизу на понтонах покачивалась плавучая терраса со столиками, стульями и пальмами в горшках. Картину дополняли плакучие ивы, ясени и клены на берегу. Трудно было поверить, что посреди суетливого, шумного города найдется такой вот идиллический уголок.

– Тебе обязательно стоит попробовать здешние круассаны! – заявила Вивьен и придержала перед Лени дверь.

Лени заказала два круассана, с шоколадом и без, кашу и бекон. Вообще-то она ела на завтрак мюсли, но ароматы были слишком соблазнительные. Прихватив подносы, девушки спустились на террасу и заняли столик у самой воды. Дневной свет едва пробивался сквозь темную, неподвижную толщу, и это наводило ужас, но Лени не стала ничего говорить. Вивьен не обязательно было знать о ее фобиях.

– В голове не укладывается, как этот придурок просто взял да и налетел на тебя, – сказала Вивьен, качнув головой. При этом она откусила сразу половину круассана, и половину ее слов было не разобрать.

Лени снова подумала о загадочной фигуре в проулке.

– Может, он от кого-то убегал и был напуган…

– Только вот не надо его защищать! Это просто ни в какие ворота…

– Вчера, когда я хотела тебе помочь, ты не видела ничего плохого в том, чтобы просто отвернуться.

– Да, так и есть. Но это не значит, что я от этого в восторге. Честно… вчера ночью… мало кто поступил бы так. И я в том числе.

– Мне даже как-то неловко.

– И не удивительно, – Вивьен рассмеялась. – Думаю, этого типа на «Порше» я больше не увижу. В общем-то, невелика потеря.

Смартфон рядом с ее подносом издал короткий вибросигнал. Вивьен посмотрела уведомление, и на ее губах заиграла озорная улыбка.

– А у тебя, кстати, есть «Инстаграм»[4]? – спросила она, вероятно набирая ответное сообщение.

Лени помотала головой.

– «Твиттер»? «Фликр»?

– Нет, только «Фейсбук».

– Господи боже, Простушка-Лени! «Фейсбуком» уже никто не пользуется. Вот, погляди…

Вивьен передала ей телефон. Молодой мужчина в джинсах и белой рубашке небрежно улыбался в камеру. Под расстегнутой рубашкой угадывались кубики стального пресса.

– Кто это?

– Мой ухажер на сегодняшний вечер.

– А кто такая Vivilove?

– Я, конечно, кто же еще… Так меня зовут в соцсетях. – Вивьен забрала телефон и мечтательно взглянула на фотографию. – Ну как, симпатичный?

– Да, вполне. Только немного показной.

– Ну так это же «Инстаграм», весь смысл в крутых фотках… Тебе тоже надо бы завести аккаунт.

– Я… даже не знаю… кому будет интересна моя жизнь.

– Ты сама должна сделать ее интересной. Главное – правильные фоты. У меня идея. Сегодня вечером идем со мной в клуб, и там начнется твоя новая, захватывающая жизнь. Включая фото.

– Мне завтра рано вставать.

– Черт с ним, поспишь поменьше.

– Не могу.

– Эй, от таких предложений не отказываются! В этот клуб не так-то просто попасть. Это элитное место, миллионеры на каждом шагу. Я познакомлю тебя с гламурной жизнью ночного Гамбурга. Это меньшее, что я могу сделать для своей спасительницы.

Лени вымученно улыбнулась. У нее не было ни малейшего желания идти в клуб, более того, эта перспектива ее пугала, но она чувствовала, что ей нечего противопоставить энтузиазму Вивьен.

Так вот что бывает с теми, кто помогает окружающим…

Когда он призовет тебя к себе, ты не должна перечить ему.

Эти слова Номера Шесть не выходили у Яны из головы.

Номер Шесть спала в своей камере. Ее тихое дыхание было отчетливо слышно в тишине подземелья.

Когда они поели, вновь раздался пронзительный сигнал, и Номер Шесть велела ей оставаться на месте. Затем дверь в ее камеру закрылась, и Номер Шесть закрепила на тележке пустые контейнеры и вновь полезла в темный лаз. Прошел час или два, прежде чем она вернулась. Ни слова не произнося, женщина забралась в спальный мешок и тотчас уснула.

Яна не могла уснуть.

Ее мысли непрерывно крутились вокруг побега. Этому так называемому Хозяину, удалось сделать из Номера Шесть послушную рабыню. Яна не могла позволить ему сделать то же самое с собой.

Но как уберечь разум и душу от его психических атак?

Лучше всего вообще не доводить до этого. Она попытается разозлить Хозяина, вывести его из себя. Возможно, тогда он допустит ошибку и у них появится шанс.

Но Яна не могла бежать в одиночку. Что бы ни произошло, Номер Шесть должна спастись вместе с ней. Она никогда не простит себе, если несчастная женщина умрет из-за ее непокорности.

Кап…

Капля упала в полную миску. Яна ощутила мучительную жажду.

Пришлось заставить себя выбраться из спального мешка. Не только из-за холода, а потому что она знала, что за ней наблюдают. Но выбора не было: сидя в спальном мешке, до миски с водой ей не добраться.

Яна опустилась на колени перед решеткой и легла на живот. Холод от каменного пола мгновенно проник в тело, и Яна чувствовала, как сжались внутренности. Она стиснула зубы и прижалась правым плечом к решетке, просунув руку. Когда железные прутья болезненно врезались в кожу, ей наконец удалось дотянуться кончиками пальцев до миски. При этом Яне пришлось отвернуть лицо так, чтобы и затылок уперся в решетку, и в такой позиции руку можно было вытянуть на пару сантиметров дальше. Хозяин как будто специально заложил такое расстояние до камеры.

Пальцы коснулись прохладного, сырого металла. Яна зацепила указательным пальцем край миски и подтянула к себе. Это действие также требовало высочайшей концентрации, поскольку пол был неровный, и миска запросто могла опрокинуться.

Подземелье наполнил тихий лязг металла о камень. Яна протащила миску между прутьями, поднесла ко рту и стала пить. Сначала прохладная вода смочила пересохшие губы, затем язык и, наконец, растеклась по глотке. Яна готова была расплакаться от счастья. Прикрыв глаза, она пила маленькими глотками, пока ничего не осталось.

Затем Яна открыла глаза – и вздрогнула.

Номер Шесть стояла у решетки и пожирала Яну глазами. Вот она приоткрыла рот и провела языком по пересохшим губам.

Яна опустила пустую миску и ощутила укол стыда оттого, что единолично выпила всю воду.

Номер Шесть помотала головой, словно говорила: ничего, всё в порядке. Но взгляд говорил об обратном. Жажда терзала и ее, это было очевидно.

Яна повторила предыдущие действия и подвинула миску на прежнее место, чтобы та вновь наполнилась водой. На пыльном полу остался след от влажных пальцев. Внезапно у Яны родилась идея.

Она еще раз смочила пальцы в брызгах вокруг миски и вывела в пыли свое имя.

Яна

Номер Шесть наблюдала за ней, в ее глазах застыл ужас. Взгляд то и дело метался с Яны на всевидящее око под сводом.

Когда все было готово, Яна поднялась, взглянула на Номер Шесть и кивнула, предлагая сделать то же самое, но та лишь покачала головой. Яна разозлилась, но не подала виду. Вместо этого она сложила ладони и одними губами произнесла: «Прошу». В конце концов Номер Шесть кивнула. По примеру Яны просунула руку между прутьями решетки и вывела на пыльном полу свое имя.

Катрин

Теперь они были не Номер Шесть и Номер Семь, а людьми с нормальными именами, хоть и не могли произносить их вслух.

По стенам вдруг прошла дрожь, затем донесся каменный скрежет. Сразу со всех сторон на них обрушился громкий, искаженный голос, едва ли принадлежащий человеку. Он эхом разносился по каменным сводам и проникал в самый мозг.

Замки отомкнулись с металлическим лязгом, и двери камер отъехали в сторону.

– Номер Шесть. Номер Семь. Наверх. Немедленно!

Фредди бежал, пока не кончился воздух и опустошенные легкие не обожгло огнем. Потом он пробежал еще немного, все медленнее, и под конец уже просто тащился, то и дело оглядываясь через плечо, поскольку ему постоянно слышались шаги за спиной.

Под узким мостом через канал Фредди наконец свалился без сил. Прикрытый, по крайней мере, от любопытных взглядов, он лежал на грязной брусчатке и пытался отдышаться. Правое плечо болело после столкновения. Он даже не разглядел, в кого врезался, слышал только возмущенные крики. Ругань и проклятия. Вполне заслуженные.

Его назвали, среди прочего, бомжарой.

Да он и был таковым. Бездомным, бродягой. А ведь еще недавно перед ним, молодым и амбициозным предпринимателем, лежал целый мир. Полный соблазнов и женщин, каких угодно. Он посвящал себя каждой, но только не собственной. За его провалом и падением стояли десятки причин, но измена, перед семьей и самим собой, стала решающим ударом.

Тот вечер, два года назад, когда он впервые лег в постель с блондинкой, даже имени которой теперь не мог вспомнить, и стал первым шагом на пути сюда, под этот мост. Вопрос лишь в том, образумился бы он тогда, два года назад, стал бы нравственно устойчивее и честнее, если б кто-нибудь сказал ему, что его ждало?

Фредди не знал ответа.

Он не отличался твердостью характера. То, что поначалу он принимал за пробивной ум и предпринимательскую жилку, оказалось не более чем жалким стремлением к деньгам и признанию, желанием потешить собственное самолюбие, выстроенное из песка. Из песка и дерьма.

И вот он лежал в грязи, запыхавшийся и напуганный, а судьба подбросила ему еще лопату дерьма, как будто недостаточно было швырнуть его на самое дно. Нет, нужно еще, чтобы его преследовал по пятам этот монстр… Готовый на все убийца, который рано или поздно его настигнет. Просто удивительно, что он, Фредди, до сих пор жив.

Хотелось выть от отчаяния. Хотелось забиться в какую-нибудь дыру и там умереть, но и это оказалось не так просто. Даже после того, как все пошло прахом и окружающие перестали его замечать, глубоко в душе еще теплилась воля к жизни и тлела надежда на лучшее. Всегда можно начать по новой, говорила эта искра. Ты еще сумеешь что-нибудь построить, ведь ты в этом хорош.

Да, но в разрушении он еще лучше. Фредди доказал это на практике.

Спустя несколько бесконечных минут он встал и огляделся. Вокруг валялись использованные шприцы и окровавленные салфетки. Пахло мочой. На стальной ферме моста стояли в ряд пустые бутылки из-под пива и водки.

Когда стало ясно, что ему придется освободить квартиру, а на другое жилье денег не достать, Фредди дал себе обещание, что не скатится до того, чтобы ночевать под мостом в компании бродяг. И вот он оказался именно здесь, в грязной дыре посреди города, единственном уголке, где можно было хотя бы на время почувствовать себя в безопасности…

Фредди заплакал. Вместе со слезами тело исторгало из себя страх и нервное напряжение, а над головой мост мерно покачивался под шагами прохожих. Кто-то смеялся, слуха достигали обрывки разговоров, шум транспорта и сирены, этот неумолчный гул большого города. Фредди прислушивался и сознавал: отныне он здесь чужой.

Через несколько минут он успокоился и подумал, что еще может предпринять.

Обращаться в полицию не было ни малейшего желания. Фредди задолжал некоторым людям крупную сумму, и стоит ему объявиться, как они упрячут его за решетку.

Должен быть другой выход.

Преследователь будет разыскивать его по улицам и площадям, по всем местам, где, собственно, и обитали бездомные. Там ему нельзя появляться ни в коем случае, а с другой стороны, нельзя попадаться на глаза полиции. При всех этих ограничениях даже такой город, как Гамбург, становился крайне тесным.

По узкому каналу почти бесшумно приближалась изящная желтая байдарка. В ней сидел мужчина и разученными движениями работал спаренным веслом. Поравнявшись с Фредди, он кивнул, и Фредди в ответ помахал рукой. Он смотрел ему вслед, пока байдарка не скрылась за изгибом.

«Умри или сделай самое трудное, что только можешь придумать», – подумал Фредди.

Он поднялся, отряхнул пыль с одежды и пошел прочь.

Туннель!

Эта мрачная, полукруглая дыра в стене, где тьма смыкалась вокруг осязаемым пологом, наводила на Яну животный страх. В одиночку она никогда не влезла бы туда, чего бы ни требовал от нее Хозяин. Пусть сам спускается к ним в подземелье!

Но Хозяин этого делать не станет, сказала Катрин. Если б они отказались подчиняться, он вообще ничего не стал бы делать. Вода перестала бы капать с потолка и наполнять жестяную миску. Ни еды, ни света, ничего… Их ждала бы мучительная смерть.

И вот Яна подчинялась указаниям, потому что в этом был единственный ее шанс на выживание.

Катрин ползла впереди, Яна – следом за ней. В туннеле стояла такая темень, что невозможно было разглядеть даже собственную ладонь, не говоря уже о Катрин. Яна слышала лишь шорох и натужные хрипы перед собой.

– Просто двигайся, не останавливайся, – бормотала Катрин время от времени.

Туннель постоянно сужался, и скоро Яна почувствовала, как задевает спиной массивный свод. Теснота сдавливала сердце и легкие, становилось трудно дышать, и Яна была на грани паники.

– Не бойся, мы почти добрались, – донесся откуда-то спереди голос Катрин.

– Я… не могу, – заскулила Яна и легла на живот.

Хоть она и не видела свод, но чувствовала нависшую над ней неизмеримую тяжесть. Крупная дрожь сотрясала все ее тело, по лицу струился пот, дыхание стало мелким и прерывистым.

– Успокойся, дыши медленно, – сказала Катрин.

Но это было не так просто. Паника овладела ее телом и сбивала дыхание. Язык словно онемел, мышцы сковало, и невозможно стало даже шевельнуться.

Внезапно Яна ощутила прикосновение. Ладонь тронула сначала голову, затем погладила по щеке.

– Успокойся, все хорошо.

Катрин гладила ее по лицу и шептала почти над самым ухом. Яна чувствовала ее теплое дыхание на коже.

– Здесь безопасно, мы должны двигаться дальше. Дыши ровно, и все пройдет.

Прикосновения и тихий голос оттеснили панику. Яна чувствовала, как дыхание понемногу выравнивается и рассеивается туман в голове.

– Порядок?

– Да… кажется.

Яна еще несколько раз вдохнула, и тело вновь стало ее слушаться.

– Держись поближе ко мне, – посоветовала Катрин. – Дальше будем двигаться рядом.

Но туннель был слишком тесным, и каменные стены обдирали кожу. Яна терпела и с благодарностью ощущала присутствие Катрин возле себя.

Внезапно они уперлись в массивную стену из холодного металла.

– Не пугайся, – сказала Катрин. – Сейчас будет громко.

Не успела она произнести это, как по туннелю разнесся глухой скрежет. Стены и пол задрожали, и стальная стена начала медленно подниматься. Сантиметр за сантиметром она сдвигалась вверх, впуская внутрь немного света. Ровно столько, чтобы вновь можно было разглядеть лицо Катрин.

Та придержала Яну за плечо.

– Подожди… еще не время…

Только когда скрежет смолк, она сказала:

– Теперь можно.

Они двинулись дальше, проползли еще два или три метра, после чего Катрин поднялась и помогла Яне встать.

Так, держась друг за дружку, девушки стояли и озирались по сторонам.

Они оказались в тесном квадратном помещении с побеленными стенами. Сквозь прозрачную панель в потолке проникал слабый искусственный свет. На полу, перед ржавой металлической дверью без ручки, что-то лежало.

Катрин наклонилась и подала Яне матерчатый сверток.

– Мы должны надеть это.

Это была больничная роба синего цвета, с короткими рукавами и завязками на спине.

Яна быстро надела ее на себя, не оттого что замерзла, а потому что ей не хотелось больше оставаться голой. Пока они помогли друг другу с завязками, щелкнул замок, и ржавая дверь приоткрылась на пару сантиметров.

Сквозь щель ударил яркий свет.

Катрин встала перед Яной, взяла ее дрожащие руки в свои и заглянула в глаза.

– Если делать все, что скажет Хозяин, с нами ничего не случится. Слышишь меня?

Яна кивнула. От былого упрямства и самоуверенности не осталось и следа – их место занял невыразимый ужас.

– Тогда пошли. Я впереди.

Катрин обеими руками толкнула металлическую дверь, и та распахнулась во всю ширину. Когда они вошли, Яна поняла, почему дверь была такой тяжелой. С обратной стороны располагался стеллаж, который сдвигался вместе с дверью. На полках лежали всевозможные коробки. Идеальная маскировка.

Вероятно, это была кладовая. Вдоль стен стояли одинаковые, плотно заставленные стеллажи. В углу располагалась деревянная витая лестница. Перила, в тех местах, где за них постоянно хватались руками, засалились и почернели. Катрин без колебаний направилась к лестнице и стала подниматься. Яна последовала за ней. Когда они преодолели половину ступеней, в светлом прямоугольном проеме выросла высокая фигура. Человек стоял неподвижно, широко расставив ноги; руки свободно висели вдоль туловища.

Катрин замерла и уставилась себе под ноги. Яна последовала ее примеру. Шли секунды, растягиваясь в минуту, две, три…

Яна направила все внимание на сучок в деревянной ступени и представляла, будто он тоже смотрит на нее.

Почему человек в проеме не двигается?

И почему он молчит?

Что все это значит?

Как раз в тот момент, когда ожидание стало невыносимым, Яна услышала его голос.

– Проходите. Обе.

Катрин тотчас пришла в движение. Яна держалась вплотную к ней. Они поднялись до верха и вошли в просторную комнату.

Фредди пересек улицу, ноги были налиты свинцом. Некоторое время он еще озирался по сторонам. Никто его больше не преследовал, и никто не знал, что здесь проживала его бывшая жена с сыном, но осторожность была нелишней.

Силке и Леон жили в доме на четыре квартиры, в его верхней правой части. Балкон выходил на маленькую лужайку во дворе. Леон в это время был в детском саду, и это к лучшему, потому что ему ни в коем случае не следовало видеть отца.

На табличке у звонка была записана девичья фамилия Силке. Зайдель. Когда она узнала, что он сделал, то не смогла так сразу развестись с ним. Тогда Силке еще не знала, как обстояли дела с его финансами. Она была не из тех женщин, кого заботят деньги. Фредди не заслуживал ее любви.

Каждый шаг по лестнице давался ему с неимоверным трудом. Фредди медленно поднимался, крепко вцепившись в перила, и пересиливал себя, порывался развернуться, но понимал, что другого места ему не найти. Только под мостом. По пути Фредди составил несколько фраз, но теперь, когда он оказался перед дверью, все они забылись.

Звонок.

Глиняная табличка у двери, сделанная Силке и Леоном. Нетрудно было распознать детский почерк.

Нет, это невыносимо! Он не мог беспокоить ее, а может, даже подвергать опасности.

В момент, когда Фредди решил уже развернуться и уйти, дверь вдруг распахнулась. Силке вышла с плетеной корзинкой в руке. Увидела его и вздрогнула, испуганно отпрянула. Фредди понял, что она его не узнала. Борода, длинные волосы, грязная одежда… за последние месяцы он переменился.

– Это я, – произнес он.

– Фредерик? – Силке сдавленным голосом произнесла его имя и прижала руку к сердцу.

Она никогда не звала его сокращенным именем. Ни разу. Фредерик звучит мягко и интеллигентно, как приятная мелодия, сказала она как-то раз. А Фредди, напротив, скорее как кличка.

Он молча смотрел на нее. Смотрел на свою жену, которой столько раз изменял, и его без того израненному сердцу стало еще больнее, когда ее лицо вновь приняло то суровое выражение, которое проявилось лишь в последние месяцы их брака. Прежде, когда их любовь еще была жива, Фредди поставил бы все свои деньги на то, что Силке неспособна на подобную жесткость. Он ошибался и недооценивал ее – и не знал, насколько способна изменить человека боль.

– Что тебе нужно?

Не «как ты?». Фредди надеялся хотя бы на это.

– Мне… нужна помощь.

Силке окинула его взглядом:

– Ты живешь на улице?

Фредди, опустив глаза, кивнул.

– Там тебе и место.

Нет, пожалуйста, только без этой злобы, не надо ругани и упреков, он этого не выдержит… Тогда Фредди дал ей выговориться, выслушал все и даже не попытался оправдаться, но тогда он еще надеялся, что все наладится, если как следует покаяться. Теперь, когда надежд не осталось, каждый упрек ранил как нож.

– Я знаю, – прошептал Фредди. – Знаю…

Несколько секунд прошли в молчании; Фредди не смел поднять глаза. Ощущение ее взгляда и без того причиняло боль.

– Проходи, – сказала наконец Силке и развернулась.

Фредди последовал за ней.

В квартире было светло и уютно, приятно пахло, и все радовало глаз. Дом, очаг, место, созданное для семьи. Фредди всем этим обладал – и так легкомысленно все потерял…

Силке посмотрела на него, и в ее взгляде не было симпатии, только жалость. Хотя бы так…

– Хочешь кофе?

– Больше всего.

– Могу сделать тост.

– Спасибо.

Фредди ждал, пока Силке возилась с кофейником и тостером. Напряжение между ними было осязаемо, и Фредди уже жалел, что пришел.

– Как у Леона дела? – спросил он.

Силке замерла. Стоя к нему спиной, она оперлась о столешницу и покачала головой.

– Что тебе нужно, Фредерик?

Фредди уловил предостережение в ее голосе.

– Только не ссориться с тобой, – сказал он. – Мне нужно… укрыться.

Силке развернулась. У нее в глазах стояли слезы.

– Укрыться? Только и всего? Пару недель назад заходил Ларс и сказал, что видел тебя на улице.

– В самом деле? Почему он меня…

– Спящим! – оборвала его Силке. – Ты спал в подворотне.

Фредди пожал плечами:

– Возможно.

– Во что же ты превратился?

– Я еще выберусь. Послушай, сейчас у меня дела идут не лучшим образом, я в долгах, но это не главная моя проблема. Я должен…

Силке вскинула руку.

– Прекрати, – прервала она его. – Я не хочу это слышать. Твои проблемы меня больше не касаются, и это исключительно твоя вина. Думаешь, мне приятно слышать все это? Что мне отвечать сыну, когда он спрашивает про тебя? Что его отец живет на улице?

Силке была в ярости. Фредди понял, что у него нет шансов. Если он расскажет сейчас об убийстве, свидетелем которого стал, и о типе, который преследовал его, она ему не поверит.

– Мне жаль, – проговорил он. – Все это…

– Что тебе еще от меня нужно, Фредерик? Деньги?

– Нет, боже правый, нет! Я только надеялся переночевать здесь. Ночь или, может, две…

Силке покачала головой.

– Нет. Я не могу поступить так с Леоном.

«Я его отец, – подумал Фредди. – Что плохого в том, что меня увидит мой же ребенок? Неважно, во что я одет и есть у меня деньги или нет». Слова так и просились с языка, и вопреки всему, что произошло между ними по его вине, Фредди считал себя вправе указать ей на это. Но не стал.

– Да, понимаю, – сказал он вместо этого и развернулся. – Зря я пришел.

Шагнул к двери, надеясь, что Силке окликнет его, предложит хотя бы выпить кофе и съесть тост. Тогда у них появилась бы возможность поговорить, и он объяснил бы, в каком безвыходном положении оказался.

Но Силке его не окликнула, и, спускаясь по лестнице, Фредди услышал, как она захлопнула за ним дверь. Он вздрогнул и явственно ощутил всю безнадежность, заключенную в этом звуке. За последние месяцы за ним, или перед его носом, захлопнулась не одна такая дверь. Друзья, знакомые и даже близкие. Родной отец послал его к черту из-за каких-то двадцати тысяч, которые он, Фредди, не вернул, как обещал.

Ему больше некуда было идти.

Теперь улица – его дом.

И там его поджидал убийца.

Перед ними раскинулась просторная кухня в ультрасовременном оформлении. Справа и слева вдоль стен тянулись шкафы, поверхности которых отливали серым глянцем. Подвесные пеналы почти примыкали к потолку, из тонкой щели над ними сочился холодный синий свет.

Центральную часть занимал протяженный кухонный остров. Между черными мраморными плитами была вставлена керамическая варочная поверхность, над ней нависала вытяжка из нержавеющей стали. На трех арочных окнах в противоположной к входу стене были опущены жалюзи. Пол был покрыт глянцевой черно-серой плиткой. Кухня выглядела совершенно новой и напоминала скорее выставочный павильон, где взгляду не за что было зацепиться. Поэтому куча грязной посуды возле мойки особенно бросалась в глаза. Два бокала для вина, стопка тарелок и кастрюли.

– Нужно вымыть посуду, – распорядился мужчина.

Катрин тотчас бросилась исполнять поручение. Подошла к мойке, выдвинула нижний ящик и достала пластиковую бутылку с моющим средством, щетку на длинной рукоятке и белое полотенце. Затем пустила воду. Струя из массивного, в чем-то даже нелепого крана почти не издавала шума.

– Шевелись! – прикрикнул мужчина и ткнул Яну под ребра.

Она вздрогнула и шагнула вперед.

Катрин подала ей полотенце. Яна была до того огорошена, что просто взяла его, словно это было в порядке вещей, мыть посуду на кухне своего похитителя.

Катрин повернула маленькую задвижку, перекрывая слив, и вода стала наполнять каменную мойку.

– Нет! – резко окрикнул ее Хозяин. – Сколько раз я тебе говорил? Мы не моем посуду в стоячей воде. Это омерзительно.

Катрин торопливо открыла слив, чтобы спустить воду.

– Простите, – проговорила она и втянула голову в плечи, словно ждала наказания.

Яна заметила, что Катрин всячески старалась не смотреть на мужчину, и невольно копировала ее поведение. Как бы ей ни хотелось рассмотреть его внешность, она не осмеливалась оглянуться. И если в подземелье она твердо решила не покоряться и бежать при первой возможности, то после туннеля от этой решимости не осталось и следа. У нее до сих пор дрожали коленки, и от ощущения жуткой тесноты клещами сдавливало грудную клетку. Требовалось еще какое-то время, чтобы окончательно прийти в себя.

Яна решила до поры до времени подчиняться приказам Хозяина.

Катрин налила моющее средство в стеклянную чашку, окунула в него щетку и принялась мыть посуду под струей воды.

Яна взяла у нее вымытую тарелку и вытерла жестким полотенцем. Она чувствовала движение у себя за спиной. Очевидно, Хозяин расхаживал из стороны в сторону, пока говорил.

– Номер Семь, ты здесь новенькая, поэтому оставим безнаказанным все, что было до этого. Но ты должна понимать, что в дальнейшем непослушание повлечет за собой последствия. Испытательный период прошел, и с этого момента для тебя начинается реальная жизнь. Вытирай дальше и слушай.

Яна опомнилась и поспешно взяла у Катрин следующую тарелку.

– Ты здесь, чтобы служить мне, – продолжал мужчина. – Вы обе. Ваша жизнь может быть легкой или тяжелой, это целиком зависит от вас. Номер Шесть должна была всему тебя обучить, но, к сожалению, справилась с заданием неудовлетворительно. Придется ее наказать.

Катрин словно не слышала его и продолжала усердно драить посуду, так что Яна за ней не успевала. После тарелок последовали приборы. Вилки, ложки, ножи.

Яна взяла один из ножей и стала вытирать. Она ощущала на себе взгляд Хозяина и задумалась, каковы ее шансы, если броситься на него с ножом. Физически она явно уступала, да и нож был коротким и тупым. Пришлось бы целиться точно в глаз или горло. К сожалению, не было никакой возможности куда-то припрятать нож. Тонкая больничная рубашка для этого совершенно не годилась.

Спустя несколько минут посуда была вымыта, и когда Яна вытерла и поставила на поднос последнюю кастрюлю, Хозяин сказал:

– Номер Семь, намочи полотенце под краном.

Яна попыталась обернуться.

– Сейчас же! – раздался резкий окрик.

Она послушно подставила полотенце под струю воды.

– Выжми.

Яна снова подчинилась.

– Номер Шесть, развяжи рубашку.

Катрин распустила завязки, стянула робу с плеч и наклонилась, упершись руками в столешницу.

– Номер Шесть должна понести наказание, и я хочу, чтобы ты взяла это дело на себя, Номер Семь. Ты должна хлестать ее мокрым полотенцем, пока я не скажу «хватит». Удары должны быть сильными.

Яна стояла с мокрым полотенцем в руках и не верила своим ушам. Нет, должно быть, ей показалось…

Она тряхнула головой и бросила взгляд на поднос, где лежал нож. Катрин оглянулась на нее.

– Прошу, – прошептала она едва слышно. – Сделай, как он говорит.

– Не буду я этого делать, – сказала Яна.

– Выполняй! – проревел мужчина у нее за спиной, и Яна содрогнулась. Руки сами собой стиснули полотенце. – Если ты этого не сделаешь, мне придется самому, но тогда Номер Шесть пострадает куда сильнее.

Яна и Катрин смотрели друг на друга. Катрин кивнула ей и попыталась улыбнуться. В уголках ее глаз блестели слезы, спина казалась беззащитно голой.

Яна лихорадочно соображала.

Нет, она не могла сделать того, что требовал от нее этот маньяк! Это было ненормально. Но если она откажется, Катрин пострадает еще сильнее…

– Давай же! – внезапно прокричала Катрин, и взгляд ее переменился, стал жестким, требовательным. – Ударь меня, пугливая шлюха! Отхлещи меня наконец!

Это сломило последний барьер.

Первый удар получился вялым. Катрин хоть и вздрогнула, но скорее от неожиданности, чем от боли.

– Сильнее! – потребовал Хозяин. – Или мне взяться самому?

Со второго удара полотенце хлопнуло по голой спине Катрин, третий оставил на коже красную полосу. Яна чувствовала, как по лицу текут слезы. Катрин судорожно цеплялась пальцами за край столешницы. Теперь она вздрагивала под каждым ударом, но держалась при этом на ногах и не кричала.

Яна успела нанести шесть ударов, после чего злость взяла верх над рассудком. Лицо обдало жаром, и рука машинально метнулась к ножу на подносе. Пальцы сомкнулись на рукоятке. Яна развернулась с диким воплем, готовая броситься на мужчину. Но их разделял кухонный остров, так что у Хозяина было достаточно времени, чтобы приготовиться к нападению.

Теперь Яна находилась под властью гнева и страха, так что ей было все равно. Почти ничего не разбирая сквозь слезы, она занесла над головой смехотворный ножик и с воплем устремилась к Хозяину.

Тот вскинул руки, словно отгораживаясь, и отпрянул. Собственно, он как будто и не пытался защититься.

Может, он испугался?

Его поведение лишь подстегивало Яну.

Пора положить конец этому безумию, и пусть для этого ей придется искромсать мерзавца на куски.

Еще три шага… два… Яна занесла нож, чтобы первым ударом нанести как можно больше ущерба.

«Прикончи его, прикончи его», – эхом разносилось у нее в голове.

Яна с криком бросилась вперед.

Днем Лени отправилась в издательство, рассудив, что неплохо бы для начала со всеми познакомиться.

Вивьен предлагала прогуляться по магазинам, но, по крайней мере, от этого предложения Лени сумела отказаться – в отличие от приглашения в ночной клуб. Вивьен была непреклонна, и теперь Лени предстояло познакомиться с ночной жизнью Гамбурга. Уже сейчас при этой мысли у нее сводило живот.

Лени сдалась и больше не пыталась выдумать причину, чтобы никуда не ходить. У нее в этом городе никого не было, так что прикрыться встречей с друзьями не получилось бы. Просто улечься в постель и сделать вид, будто ее нет… тоже вряд ли. Для этого Вивьен слишком уперта. Какое-то время Лени даже подумывала сослаться на месячные, но ей было неловко говорить с Вивьен на такие интимные темы.

Что ж, быть может, ей в этом клубе даже понравится… А если нет, она сможет уйти в любой момент.

Лени постаралась не думать больше о предстоящем вечере и настроиться на свой первый разговор в редакции. Она там никого не знала. Лени разослала резюме по разным издательствам и получила приглашение только от «Нью-медиа». После телефонного собеседования с Хорстом Зеекампом, директором издательства, они договорились о практике. По телефону герр Зеекамп был очень любезен, помог в поисках жилья и несколько раз упомянул, как ему не терпится поработать вместе. Кроме того, он не исключал и дальнейшего ее трудоустройства.

Лени шла вдоль канала. Он постепенно сужался, время от времени его пересекали пешеходные мосты, и плавучих домов больше не попадалось. Утки плескались в воде без всякого стеснения. Лени где-то вычитала, что в Гамбурге, с десятком каналов и множеством мелких проток, мостов было больше, чем в Венеции. Один раз ей на глаза даже попался человек в маленькой желтой байдарке. Он легко скользил по темной глади, пока не свернул из канала в узкий отвод. В этом чувствовалась некая романтика и умиротворение, хоть сама Лени и боялась воды.

Издательство располагалось в старом особняке, украшенном лепниной здании с башней над правым крылом и парковкой. При штате в двадцать пять сотрудников «Нью-медиа» относилось к небольшим издательствам и в год выпускало всего пару десятков книг. Но, по словам герра Зеекампа, у них были большие планы на будущее.

Когда она нажала кнопку звонка, у нее засосало под ложечкой и бросило в жар. Лени терпеть не могла это состояние нервозности, которое возникало по любому, самому ничтожному поводу. В ситуациях особенно волнительных, вот как сейчас, лицо и вовсе покрывалось красными пятнами, так что все знали, как она чувствует себя.

«Без паники, – сказала себе Лени. – Будь как Вивьен».

Она понимала, что их с новой подругой разделяет пропасть и ей никогда не обрести такой уверенности в себе, но, возможно, было бы полезно взять с Вивьен пример.

Дверь открыла женщина средних лет. Лени представилась и узнала имя и должность собеседницы: Эльке Альтхоф, администратор и помощница на все случаи. Эльке тоже подчеркнула, как они рады видеть Лени, и сразу проводила ее на второй этаж к герру Зеекампу.

– Фройляйн Фонтане, какая неожиданность! – поприветствовал он ее.

Это был человек крупного сложения, с лысиной и в элегантном синем костюме. Вид серьезный и в то же время по-отечески приятный. Его рукопожатие было мягким и теплым, и Лени почувствовала, что ей здесь рады не только на словах. Герр Зеекамп предложил ей место на диване и попросил фрау Альтхоф принести чай.

– Мы ждали вас только завтра, – сказал он, закинув ногу на ногу и сложив руки на груди.

– Я приехала еще ночью, чтобы не опоздать в первый же день.

– Что ж это похвально, юная леди… Такое в наши дни редко можно услышать.

Они поговорили о ее поездке, и казалось, герра Зеекампа интересовало все, что рассказывала Лени. Для нее это было в новинку, и она разговорилась против обыкновения.

– А как вам ваша комната? – спросил герр Зеекамп.

– Ох, она чудесная! Такого я никак не ожидала.

– Я знаком с владельцем дома, поэтому рад выступить посредником. Вы с ним еще познакомитесь. Он оказывает серьезную помощь издательству и владеет большой долей акций. Завтра вечером состоится прием по случаю пятилетия со дня основания, и герр тен Дамме тоже там будет. Вот я вас и представлю. Скажите, вы не возражаете, если я попрошу вас помочь нам с кейтерингом?