Дом, который построили Блейкни

— Четыре человека идут сюда по лесной дороге, ах, эй, — сказала Старая Большая Мэри.

Молодой Рыжий Том сразу ее понял. «Не наши».

В длинной кухнекомнате стало тихо. Старый Белянка Билл заерзал на креслосиделе. «Оно должно Беглого Маленького Боба и той Худой Джинни будут, — сказал он. — Помогите мне встать, кто-нибудь».

— Нет, — сказала Старая Большая Мэри. — Не их.

— Должно быть. — Старый Белянка Билл с шарканьем поднялся на ноги, оперся на свою тростепалку. — Должно быть. Чьих бы им еще быть. Всегда говорил — она за ним вдогожку убежала.

Молодой Белянка Билл положил еще кусок горидерева на горючиво. «Воонна, воонна», — пробормотал он. Тогда все разом заговорили и столпились у окноглядок. Потом все замолчали. Булькали большие пищегоршки. Молодая Большая Мэри взволнованно мямлеговорила. Затем ее слова прозвучали в ясноречии.

— Гляньте сюда… гляньте сюда… говорю, я, они не Блейкни.

Старая Маленькая Мэри крикнула, спускаясь из пряжекомнаты: «Люди! Люди! Трое их и четверо на лесной дороге, а я их не знаю, и, ох, они странноходят!»

— Четыре незнакомых человека!

— Не Блейкни!

— Брось глупомолоть! Должно быть! Чьих еще?

— Но не Блейкни!

— Не из Дома, глянь-ка, глянь-ка! Люди… не из Дома!

— Беглый Боб и та Худая Джинни?

— Нет, не может быть. Стариков нет.

— Дети? Детидети?

Все, кто раньше не смотриглядел, пришли теперь; то есть все, кто оказался в Доме — прибежали из коровокомнаты и лошадекомнаты, и маслосырокомнаты, железокомнаты, юколокомнаты, даже из болелокомнаты.

— Четыре человека! Не Блейкни, кое-кто говорит!

— Блейкни ли, не Блейкни ли, а не из дома!

Роберт Хайакава и его жена Шуламифь вышли из лесу, а с ними Эзра и Микичо. «Ну вот, что я говорил, — как всегда медленно и осторожно сказал Роберт, — у дороги может не оказаться конца в одном направлении, но маловероятно, чтобы она и в другом тоже никуда не привела».

Шуламифь вздохнула. Она была на последнем месяце беременности. «Возделанные поля. Меня это радует. Больше на этой планете их и следа нигде не нашлось. Наверное, это новое поселение. Но мы уже обо всем этом говорили…» Она внезапно остановилась, и все остальные тоже.

Эзра показал пальцем: «Дом…»

— Он скорей похож на, ну, как бы сказать? — Микичо зашевелила губами, ища слово на ощупь. — На… на замок? Роберт?

Роберт сказал очень тихо: «Он не новый, что бы он собой ни представлял. Он совсем не новый, разве ты не видишь, Шуламифь. Что?..»

Она чуть вскрикнула, встревожась, а может, просто от удивления. Все четверо обернулись, стремясь увидеть, что ее удивило. Человек бежал к ним по полю. Когда все они повернулись к нему лицом, он споткнулся и остановился. Затем снова пошел, странной неуклюжей походкой. Через некоторое время им стало видно, как у него шевелятся губы. Он показал на четверых пальцем, помахал рукой, помотал головой.

Они услышали, как он говорит: «Ах-эй, ах-эй. Эй. Глянь-ка. Мым. Мым, мым, мым. Ох эй…»

У него было румяное лицо, круглое лицо, выдававшееся над глазами вперед, над выпуклыми синими глазами. Нос у него был как у орла, острый, крючковатый, а отвислые его губы дрожали. «Ох-эй, вы, должно быть, мым, его имя, как? А она за ним вдогонку убежала? Давнодавно. Джинни! Худая Джинни! Детидети, ах-эй?» Позади него в поле двое животных остановились перед плугом, обмахиваясь хвостами.

— Смотри, Мичико, — сказал Эзра. — Наверное, это коровы.

Человек остановился футах в десяти от них. Он был одет в грубое редкое полотно. Он опять помотал головой. «Коровы, нет. Ох, нет, мым, мым, фримартины [неполноценная в сексуальном отношении телка, как правило бесплодная, родившаяся вместе с бычком-близнецом], другех. Не коровы. Ему что-то пришло в голову, удивительное чуть ли не до дрожи. — Ах-эй, вы же меня не знаете! Не знаете меня! — Он рассмеялся. — Ох. Ну и дела. Незнакомые Блейкни. Старый Рыжий Том, говорю я».

Они степенно представились. Он наморщил лоб, его вялый рот задвигался. «Не знаю им имя, — сказал он через минуту. — Нет, э, мым. Сочиняют их такие, как дети, в лесу. Давнодавно. Ох, мне, вот! Беглый Маленький Боб. Да, это имя! Ваш отец-отец. Умер, ах-эй?»

Очень вежливо, очень устало, ощутив — теперь, когда остановился утомление после долгого-долгого пути, Роберт Хайакава сказал: «Боюсь, что я его не знаю. По-моему, мы не те, за кого вы нас, видно, принимаете… вы не знаете, нельзя ли нам пройти к дому?» Его жена что-то пробормотала в знак согласия и прислонилась к нему.

Старый Рыжий Том стоял разинув рот, а тут вроде как ухватился вдруг за слово. «Дом! Ах-эй, да. Идите к дому. Хорошо вот. Мым».

Они прошли вперед, медленней чем прежде, а Старый Рыжий Том распряг своих фримартинов и отправился следом, выкрикивая время от времени что-то неразборчивое. «Забавный мужик», — сказал Эзра.

— Он говорит так странно, - сказала Микичо. А Шуламифь сказала, что хочет только одного: присесть. Затем…

— Ой, смотрите, — сказала она. — Смотрите!

— Они все собрались, чтобы нас встретить, — заметил ее муж.

Так оно и было.

За всю историю Блейкни еще не случалось ничего похожего на это событие. Но они не оплошали. Они привели незнакомцев в дом, дали им самые мягкие креслосиделы, поближе к горючиву, угостили их варимолоком, сыртворогами и раститофелями. Пришельцев тут же захлестнула усталость, они немного поели, попили, а затем молча откинулись на синяки.

Но обитатели дома не молчали, вовсе нет. Большинство из них были до этого на улице, но теперь вернулись. Они толклись вокруг, одни лопали, другие глазели, мало кто мямлеговорил теперь, когда первая волна возбуждения пошла на убыль. Хотя глаза пришельцев то с усилием открывались, то закрывались, им показалось, что обитатели дома походят на фигуры в тех залах с зеркалами, о которых им доводилось читать в социологических хрониках: одинаковые лица и одежды… но, ах, право же, разные размеры. Повсюду румяные лица, выпуклые синие глаза, выступающие вперед лобные кости, тонкие крючковатые носы, дряблые рты.

Блейкни.

Худые Блейкни, большие Блейкни, маленькие Блейкни, старые, молодые, мужского и женского пола. Казалось, имеется одна образцовая модель, из которой путем растяжки или сжатия получены все остальные, только трудно было представить себе этот образец в точности.

— Значит, Старсайд, — сказала Молодая Большая Мэри… и сказала еще и еще раз на ясноречии. — Никаких другех в Блейкнимире не живет. Старсайд, Старсайд, ах-эй, Старсайд. Совсем как капитаны.

Молодой Белянка Билл показал на Шуламифь палкой горидерева. «Малыш растет, — сказал он. — Воонна, воонна. Скоро малыш».

Роберт сделал огромное усилие и встрепенулся. «Да. У нее совсем скоро родится ребенок. Мы будем рады, если вы поможете».

Старый Белянка Билл приковылял, опираясь на тростепалку, чтобы еще раз глянуть. «Мы происходим, — сказал он, поднеся лицо очень близко к лицу Роберта, — мы происходим от капитанов. Не слыхали об них, вы? Другех не слыхали? Странно. Странностранно. Мы происходим, глянь-ка. От капитанов. Капитан Том Блейкни. И его жены. Капитан Билл Блейкни. И его жены. Братья, они. Джинни, Мэри — жены капитана Тома. Другая Мэри — жена капитана Боба. Была еще жена, но мы не помним, это, нам, ее имя. Они жили, глянь-ка. Старсайд. Вы, тоже? Мым, вы? Ах-эй, Старсайд?»

Роберт кивнул. «Когда? — спросил он. — Когда они прибыли из Старсайда? Эти братья».

Спустилась ночь, но света не зажигали. Лишь пляшущие языки, пламени, постоянно кормившегося горючивом из множества кусков сала и жирного горидерева, дрожали, освещая большую комнату. «Ах, когда, — сказал Старый Рыжий Том, протискиваясь к креслосиделу. — Когда мы дети, старые Блейкни говорят, ах, эй, пять сотнелет. Давнодавно».

Внезапно Старая Маленькая Мэри сказала: «Они странноходят. Они странноговорят. Но, ох, они странноглядят, тоже!»

— Малыш. Малыш. Растет малыш, скоро.

И двое или трое из маленьких детишек Блейкни, похожих на уменьшенный вариант старших, захихикали, закулдыкали и попросили показать им малыша Старсайд. Взрослые засмеялись; уже скоро, сказали они им.

— Пятьсот… — Хайакава задремал. Рывком проснулся. — Мы все четверо, сказал он, — направлялись на своем суденышке к Лунам Лора. Вы не… нет, понимаю, вы никогда. На самом деле это недолгое путешествие. Но с нами что-то произошло, я не знаю… как это объяснить… мы с чем-то столкнулись… чем-то, чего там не было. Кривизна? Дыра? Я знаю, это глупо, но нам как бы показалось, будто суденышко падает, вроде того. А потом, вслед за этим, перестали работать приборы, и мы поняли, что лишились астрономических ориентиров… ни одной знакомой нам звезды. Как это говорится, «Новые Небеса и Новая Земля?» Нам едва удалось до нее добраться. До Блейкнимира, как вы ее называете.

С треском разлетались искры. Кто-то сказал: «Времяспать». И тогда все Блейкни ушли, а затем Хайакава уснул.

Когда все четверо проснулись, уже стояло времямыться, и все Блейкни со всего дома, большие и маленькие, намывали самих себя и одежду. «По-видимому, на столе — еда для нас, — сказал Эзра. — Осмелюсь считать, что для нас. Роберт, прочти молитву. Мне хочется есть».

После еды они вышли из-за стола и огляделись. В дальнем углу большой комнаты было так темно, что даже при свете солнечных лучей, струившихся сквозь окна с открытыми ставнями, им едва-едва удалось разглядеть картину на стене. Как бы там ни было, краска с нее осыпалась и ее рассекала похожая на молнию трещина; поверх нее приляпали штукатурку или что-то в этом роде, но она по большей части отвалилась и в конечном результате только еще сильней испортила картину.

— Может быть, эти две большие фигуры и есть капитаны, — как по-вашему? — спросила Микичо, ведь Роберт передал им рассказ Старого Белянки Билла.

— Пожалуй, да. Вид у них мрачный и целеустремленный… Когда полигамисты подвергались преследованиям, кто-нибудь знает?

В популярных социальных хрониках мало что говорилось об этом, но в конце концов все сошлись на мнении, что такое происходило во время Эры Повторного Завершения, т. е. около шестисот лет назад. «Неужели этот дом такой старый?» — спросила Шуламифь. «Какие-то части его, думаю, вероятно, да. Вот что я думаю об этом: по-моему, два Капитана отправились в путь словно древние патриархи вместе с женами, семьями, стадами и всем прочим в поисках такого места, где их не станут преследовать. И тогда они столкнулись… ну, с тем же, с чем столкнулись мы. И в результате оказались здесь. Как и мы».

Тихим-тихим голосом Микичо сказала: «И, может быть, пройдет еще шестьсот лет, прежде чем здесь появится кто-нибудь другой. Ох, сидеть нам тут веки вечные. Это уж точно».

Молча, неуверенно, они все шли по бесконечным коридорам и бесконечным комнатам. В одних было довольно-таки чисто, в других полно мусору и пыли, некоторые совсем развалились, часть помещений использовали как хлева и амбары, а в одном из них оказалась домашняя кузня.

— Ну что ж, — наконец сказал Роберт, — придется нам с этим смириться. Мы не в состоянии изменить очертания вселенной.

Они пошли на звуки, донесшиеся теперь до них, и очутились в мойкокомнате, теплой, скользкой, полной шума и пара. И снова их окружили гротескные лики и формы Блейкни. «Времямыться, времямыться!» — закричали им хозяева дома и показали куда положить одежду, и с любопытством пощупали каждый предмет, и помогли им намылиться, и объяснили, который из водоемов наполняют горячие ключи, какой — теплые, а какой — холодные, и дали им полотенца, и заботливо помогли Шуламифи.

— Дом вашего мира, вы, ах, эй, — заговорил с Эзрой намыленный Блейкни, — больше этого? Нет.

Эзра согласился: «Нет».

— Ваши… Блейкни? Нет. Мым, мым. Эй. Семья? Меньше, ах-эй?

— О, намного меньше.

Блейкни кивнул. Потом предложил потереть Эзре спину, если Эзра потрет спину ему.

Проходили часы и дни. Похоже, здесь не было никакого правления, никаких правил, лишь привычки, обычаи и обиходные дела. Кто находил в себе склонность к работе, работал. Кто не находил… не работал. Никто не предлагал пришельцам чем-нибудь заняться, и никто им ни в чем не препятствовал. Спустя примерно неделю Эзра и Роберт напросились в поездку по берегу залива. Расшатанную повозку тянули две здоровые лошади.

Возницу звали Молодой Маленький Боб. «Надоть починить ходипол, — сказал он. — В ах-эй, в болелокомнате. Нужноть досок. Много в рекиводе».

Пригревало солнце. Дом то скрывался за деревьями или холмами, то вновь становилось видно, как он возвышается надо всем в округе, когда дорога поворачивала, следуя изгибу залива.

— Мы должны найти себе какое-нибудь занятие, - сказал Эзра. — Может быть, эти люди и являются большой единой счастливой семьей, хорошо, если так, ведь все это время на всей этой планете существовала лишь одна семья. Но если я еще некоторое время проведу среди них, я, пожалуй, стану таким же чокнутым, как они.

Роберт ответил с осуждением в голосе, что Блейкни не особенно чокнутые. «Кроме того, — подчеркнул он, — рано или поздно нашим детям придется вступать в брак с ними, и…»

— Наши дети смогут пожениться между собой…

— Ну, значит, нашим внукам. Боюсь, у нас отсутствуют необходимые пионерам навыки, иначе можно было бы отправиться… да куда угодно. Места, в конце концов, предостаточно. Но через несколько столетий, а может, и раньше, наши потомки станут такими же, скажем, странными и выродившимися. Так хоть какая-то возможность остается. Жизненная сила гибрида и все такое.

Они перешли реку вброд в месте, находившемся как раз напротив дома. Тонкая струйка дыма поднималась над одной из его больших длинных труб. Повозка свернула на заросшую тропу, тянувшуюся вдоль реки вверх по течению. «Много досок, — сказал Молодой Маленький Боб. — Мым, мым, мым».

Как он и говорил, досок нашлось множество, они приобрели серебристо-серый цвет. Доски были сложены под крышей большого навеса. У одного из его краев огромное колесо непрестанно вращалось в воде. Оно, как и крыша, было сделано из какого-то тусклого нержавеющего металла. Но вращалось только колесо. Остальные механизмы покрылись пылью.

— Жернова, — сказал Эзра. — И пилы. Токарные станки. И… всяческие вещи. Почему же они… Боб? То есть. Молодой Маленький Боб… почему вы перемалываете зерно вручную?

Возница пожал плечами. «Надоть муку делать, ах-эй. Хлеб».

Очевидно, все механизмы находились в нерабочем состоянии. Вскоре стало ясно, что никто из ныне живущих Блейкни не умеет их чинить, хотя (сказал Молодой Маленький Боб) есть такие, что помнят времена, когда все было иначе: Старая Большая Мэри, Старая Маленькая Мэри, Старый Белянка Билл…

Хайакава сделал вежливый жест, но слушать это перечисление не стал. «Эзра… я думаю, мы могли бы все это починить. Привести в рабочее состояние. Это послужило бы занятием для нас, верно? Вполне стоящим занятием. От этого многое изменилось бы».

Эзра сказал, что от этого изменилось бы вообще все.

На исходе летнего вечера, когда солнце расчертило небо розовыми, малиновыми, красными, лимонными и фиолетовыми полосами, у Шуламифи родился ребенок, девочка. «Мы назовем ее Надежда», — сказала она.

«Клещи, чтобы делать клещи», — сказала о ремонтных работах Микичо. В возобновлении использования энергии воды она увидела начало процесса, который со временем позволит им снова подняться в космос. Ни Роберт, ни Эзра не настраивали ее на это. Работа оказалась долгой и трудной. Они облазали и перерыли все углы в доме, от осыпающейся верхушки до огромного бескрайнего подвала с несущими столбами, нашли много вещей, которые им пригодились, много предметов, которые хоть и не пригодились, но оказались интересными и занимательными, а много и таких, которые не только давно уже пережили свой век, но даже о самом их применении оставалось лишь догадываться. Они обнаружили инструменты; металл, из которого их можно было выковать, нашли целую библиотеку с книгами и печатный станок изготовления Блейкни, на котором раньше печатали книги; последняя из них представляла собой трактат о заболеваниях скота, отпечатанный чуть более ста лет назад. Упадок наступил крайне быстро.

Ни от кого из Блейкни особенного толку в починках не было. Они охотно поднимали и переносили вещи с места на место — пока это занятие не утратило новизны — а потом уже только мешали. Большой Толстый Рыжий Боб, кузнец, оказался чуть ли не исключением, но, поскольку привычная ему работа ограничивалась заточкой плужных лемехов, толку даже от него оказалось немного. Роберт и Эзра работали от восхода солнца до вечера. Они работали бы и дольше, но, как только в воздухе появлялся легкий холодок, находившиеся поблизости Блейкни начинали беспокоиться.

— Надоть возвращаться, ах-эй. Надоть отправляться назад.

— Почему? — спрашивал вначале Эзра. — На Блейкнимире нет опасных животных, нет ведь?

Никто из них не мог объяснять этого словами, ни в ясноречии, ни мямлеговорением. Среди них не существовало преданий о существах, которые вылезают по ночам, однако ничто не могло подвигнуть их провести хоть минуту ночью за пределами мощных стен дома. Роберт и Эзра поняли, что проще покориться и возвращаться вместе с ними. Очень часто запуск машин оказывался обманчивым, они начинали было работать, а потом ломались, и поэтому не было праздников, отмечающее какой-либо день как удачный. Чем-то в таком духе послужила лишь партия кексов, которые Старая Большая Мэри испекла из первой муки мельничного помола.

— Как давнодавношние времена, — удовлетворенно сказала она, слизывая крошки с беззубых десен. Она посмотрела на пришельцев, состроила малышу забавную гримасу. Ей пришла в голову мысль, и через минуту или две ей удалось ее выразить. «Не наши, — сказала она. — Не наши, вы. Другех. Но, по мне, лучше-ть вы тут будете, чем этот Беглый Маленький Боб или та Худая Джинни… Да, по мне, лучше-ть».

Лишь один из топоров годился для работы, поэтому лес не валили, но Эзра отыскал бухточку, где постоянно скапливались ветви и целые деревья, прибитые волнами к берегу, и на лесопилке не ощущалось недостатка в древесине. «Много-ть досок получается, ах-эй», — сказал однажды Молодой Маленький Боб.

— Мы строим дом, — объяснил Роберт.

Возница бросил взгляд поверх залива на мощные башни и башенки, на длинные стены и большие коньки крыши. На расстоянии проломы стали незаметны, было только видно, как покосились две трубы. «Строить много, сказал он. — Ах-эй, вся крыша в конце северного крыла, мым, мым, плохая, плохая она, эй».

— Нет, мы строим свой собственный дом.

Он удивленно посмотрел на них. «Хочется построить еще комнату? Легче, говорю я, расчистить ничейную комнату. Ох-ах-эй, много их!»

Роберт оставил тогда разговор на эту тему, но нельзя же было вечно обходить его стороной, и однажды вечером после кормежки он принялся объяснять: «Мы очень благодарны вам за оказанную помощь, — сказал он, оказанную нам, людям, которые чужды вам и вашим обычаям. Может быть, именно потому, что мы здесь чужие, нам кажется, что нам нужен собственный дом, чтобы жить там».

Блейкни держались спокойно, по меркам Блейкни. И они ничего не поняли.

— Мы просто привыкли к такому образу жизни. Есть много других миров, где люди живут по много семей, а их семьи меньше, чем эта, чем ваша, чем Блейкни я имею в виду, — много семей в одном большом доме. Но не в том мире, где жили мы. Там, видите ли, у каждой семьи свой собственный дом. Мы к этому привыкли. Теперь мы, все пятеро, поселимся для начала в новом доме, который выстроим возле мельницы. Но мы выстроим второй новый дом, сразу, как только сможем. Тогда у каждой семьи будет свой собственный…

Он умолк, беспомощно посмотрел на жену и друзей. Он заговорил снова, вопреки глухому непониманию: «Мы надеемся на вашу помощь. Мы предлагаем свои услуги в обмен на ваши поставки. Вы дадите нам пищу и ткань, а мы станем молоть для вас муку и пилить древесину. Мы можем помочь вам починить мебель, ткацкие станки, провалившиеся пол и крышу. А в дальнейшем…»

Но ему так и не удалось объяснить насчет дальнейшего. Объяснения насчет нового дома оказались ему не под силу. Никто из Блейкни не пришел на строительство дома. Роберт с Эзрой соорудили ворот, подъемник, тали и ухитрились — с помощью женщин — выстроить маленький дом. Но никто из Блейкни больше не приходил молоть зерно, а когда Роберт и Эзра зашли навестить их, они увидели, что недавно распиленные доски и обработанное на токарном станке дерево так и лежат там, где они их оставили.

— Еда, которую мы брали с собой, кончилась, — сказал Роберт. — Нам нужно еще. Мне очень жаль, что вы все так воспринимаете. Пожалуйста, поймите, это вовсе не значит, что вы нам не нравитесь. Просто мы должны жить по собственным обычаям. В своих собственных домах.

Молчание нарушил малыш-Блейкни. «Что такое „домах“?» — спросил он.

На него зашикали. И сказали: «Такого слова нет».

Роберт продолжал: «Мы хотели бы попросить у вас кое-что в долг. Нам нужно вдоволь зерна и раститофелей и всего прочего, чтобы продержаться, пока мы не снимем свой собственный урожай, и достаточное количество молочного и тяглового скота, пока мы не разведем собственных животных. Вы согласитесь сделать это для нас?»

Кроме Молодого Белянки Билла, свернувшегося возле горючива и мямлеговорившего: «Воонна, воонна, воонна», никто по-прежнему не проронил ни слова. Пристально глядели синие навыкате глаза, румянец на лицах казался, пожалуй, ярче обычного, широкие безвольные рты подрагивали под длинными крючковатыми носами.

— Мы понапрасну теряем время, — сказал Эзра.

Роберт вздохнул: «Что ж, иного выбора у нас нет, друзья… Блейкни… Значит, мы возьмем все, что нам нужно. Но мы вам заплатим, сразу, как сможем, в двойном размере. А если вам понадобятся наши услуги или помощь, мы всегда ее вам окажем. Мы снова подружимся. Мы должны подружиться. Мы можем помогать друг другу жить лучше во многих, очень многих отношениях… и, право же, мы — единственные люди на всей этой планете. Мы…»

Эзра подтолкнул его, чуть ли не силой потащил его прочь. Они взяли повозку и упряжку лошадей, нагруженную едой телегу и пару фримартинов. Они взяли коров и овец, годовалого бычка и барашка после первой стрижки, несколько рулонов ткани и семена. Никто им не препятствовал, не ставил палок в колеса, когда они поехали прочь. Роберт обернулся и посмотрел на молчащих людей. А потом опустил голову и смотрел только вперед на дорогу вдоль залива и не оглядывался ни на воду, ни на леса.

— Хорошо, что им видно нас оттуда, — сказал он попозже в тот день. Это наверняка заставит их задуматься, и рано или поздно они придут сюда.

Они пришли раньше, чем он ожидал.

— Я так рад видеть вас, друзья! — Роберт побежал их встречать. Они схватили и связали его непривычными к такому делу руками. Затем, не обращая внимания на его истошные крики «Почему? Почему?», они ворвались в новый дом и вытащили Шуламифь, Микичо и малыша наружу. Они выгнали скотину из хлевов, но ничего больше не взяли. Теперь основным объектом внимания оказалась плита. Сначала они перевернули и уронили ее, потом разбросали повсюду кругом горящие уголья, потом подожгли головни горидерева и принялись везде лазать с ними. Вскоре строение загорелось.

Блейкни выглядели как одержимые. Красные лица, глаза чуть ли не повыскочили из орбит, а они мямлеорали и неистовствовали. Когда работавший в сарае Эзра прибежал и начал драться, они сбили его с ног и принялись колотить деревяшками. Он не встал, когда они перестали это делать; было ясно, что он не встанет никогда. Микичо начала долго бесконечно пронзительно кричать.

На мгновение Роберт прекратил борьбу. Державшие его в плену потеряли бдительность и ослабили хватку — он вырвался у них из рук, из пут и с криком «Инструменты! Инструменты!» кинулся в пылающий огонь. Горящая крыша рухнула на него с оглушительным треском. Он не издал ни звука, потерявшая сознание Шуламифь тоже. Тонко визгливо заверещал ребенок.

Действуя как можно проворней, охваченные бешенством Блейкни подбросили в сарай вокруг машин деревяшек, лоскутов и обрезков; вскоре он запылал.

Пожар был виден на всем обратном пути.

— Было неправильно, было неправильно, — все твердил Молодой Рыжий Боб.

— Плохое дело, — подтвердила Старая Маленькая Мэри.

Молодая Большая Мэри несла ребенка. Шуламифь и Микичо то вели, то волокли следом. «Маленькая детка, ах-эй, ах-эй», — заворковала она.

Старый Белянка Вилл засомневался. «Будет плохая кровь, — сказал он. Женщины другех еще детей наростют. Э мым, мым, — размышлял он. — Научим их получше. Пусть не странноходют, — и его дряблый рот открылся от удовольствия. — Было неправильно, — сказал он. — Было неправильно. Другой дом. Не может быть другой дом, второй, третий. Эй, ах-эй! Никогда другех не было, только дом. Никогда больше не будеть. Нет».

Ом досмотрел вокруг, обвел взглядом потрескавшееся стены, провалившиеся полы, провисший потолок. В воздухе висел легкий запах дыма. «Дом, — с удовлетворением произнес он. — Дом».