Дом на берегу ночи

8. Люба. 2014 г

Люба, сорокапятилетняя женщина в полосатом переднике, проводив до машины свою хозяйку, Оксану Дмитриевну, заперла за ней ворота и, спасаясь от дождя, забежала под козырек крыльца дома.

Дом — настоящая крепость, трехэтажный, из белого крупного кирпича, с красной черепичной крышей и маленькими балкончиками. Садовник Семен спал в своем садовом домике — в дождь имел полное право расслабиться и даже выпить своего любимого красного вина.

Сад шумел под теплым, июньским водопадом, пригибались к земле стебли цветов и кустарников, даже яблони раскачивались, борясь с таким щедрым дождем. С грохотом обрушивалась с крыши бегущая, пузырящаяся в желобах вода в бочку, куда она собиралась для полива домашних растений и для мытья головы хозяйки.

— Хороший дождь, теплый, — пробормотала Люба, промокая мокрое лицо передником. — Вот только розы осыплются, пообтреплются, Оксана расстроится… Ну, ладно!

Она открыла дверь, чтобы войти в дом, где работала вот уже несколько лет помощницей по хозяйству, как зазвонил ее телефон. Она знала, кто звонит — Валюша, работавшая у соседей на той же должности, что и Люба. Они еще с вечера договаривались о встрече.

Хозяева за порог, а подружки встречаются и пьют кофе, отдыхают, словом, живут своей, собственной жизнью хотя бы час-два, пока не вернутся к своим обязанностям по дому.

— Приходи, Валюша, я кофе ставлю, — улыбнулась трубке Любаша.

Через пять минут в калитку уже входила маленькая веснушчатая женщина, рыжеволосая, полненькая, в коротких хлопковых удобных штанах и красной маечке.

— Ну, что, проводила Оксаночку?

— Да. Знаешь, вот хоть и ходят наши хозяйки по spa-салонам и парикмахерским, а все равно счастья у них нет, честное слово! И денег много, и дом богатый, скажи?

— Да потому что с мужьями они несчастливы, сколько мы уже с тобой об этом переговорили. Лучше уж одной жить, ни под кого не подстраиваться, никого не терпеть… Сделала свое дело, и ты — свободная, ни от кого не зависящая.

Подруги поднялись в дом, устроились в светлой кухне за большим белым столом, Люба с видом хозяйки разлила кофе по чашкам, поставила перед гостьей тарелку с печеньем.

— Сама пекла? — поинтересовалась Валюша, женщина неопределенного возраста, смахивающая на постаревшего подростка. — Прелесть! Прямо рассыпается во рту! И орехов много! А я вот всегда передерживаю его в духовке, и оно становится твердым… В чем секрет?

— Да я же тебе давала рецепт. Скажи, ты мне принесла?

— Ах да, конечно! Еще с вечера положила. Вот, держи. Пока только четыре штуки. — И она достала завернутые в салфетку красные таблетки. — Это мои принимают. Каждый вечер, представляешь? Хозяин мучается бессонницей, не знает, как деньги заработать, а она — как бы их потратить. Вот так и мучаются!

И подруги расхохотались.

— Нам бы их проблемы, да? — сказала Люба и вздохнула.

— Ну, а ты-то чего не спишь? — шепотом спросила Валюша, словно их могли подслушать.

— В доме никого нет, — так же шепотом, улыбаясь, ответила ей Люба. — Говори нормальным голосом.

— Так вот я и спрашиваю… Что с нервами-то? Чего тебя беспокоит?

— Сны.

— Какие? Кошмарные?

— Да. Понимаешь, несколько лет тому назад все было иначе, этот дом достраивался, и Оксана жила в городской квартире. Я и носилась из одного дома в другой, Власов не хотел брать никого чужого, я тебе уже рассказывала. Я хоть и упаривалась тогда, но и платили мне хорошо, очень хорошо. Мне удалось тогда накопить денег и купить дом в деревне. Правда, все никак туда не доеду, проведать…

— Так у тебя же там сестра живет, вот пусть и присматривает.

— Так она и присматривает, я разрешила ей сажать на огороде картошку и лук, а она за это обещала меня обеспечить овощами на зиму.

— Вот дуры мы, бабы, честное слово! Живем на всем готовом, а все туда же, что-то заготавливаем, словно нас кто заставляет, какой-то стадный инстинкт, скажи? Вот тебе, к примеру, зачем картошка зимой, если ты здесь останешься и будешь есть хозяйскую картошку и огурцы?

— Понимаешь, Валя, не все так просто, как кажется. Я не уверена, что останусь тут. Сердцем чувствую приближающуюся беду. Думаешь, Оксана ничего не знает о своем Витюше?

— А откуда ей знать? Она живет своей жизнью, занимается собой, своей внешностью, ходит по магазинам… Что еще? Любовника-то у нее нет, сама говоришь.

— Да, она не такая. Может, любит мужа, а может, просто такая по натуре своей, понимаешь? Не может она с другим мужчиной. Она очень несчастна. Я ведь живу здесь, и хотя моя комната наверху, все равно иногда до меня доносятся звуки из ее спальни… Плачет она, особенно, когда Виктора Владимировича дома нет, когда он на своей даче. Плачет прямо в голос. Я однажды даже не выдержала, постучалась к ней. Спрашиваю: что случилось? А она, сквозь слезы, отвечает: все хорошо, мол, Любаша, иди спать. Ей бы по-бабски выплакаться мне, освободить душу, а она молчит. Но не из-за гордости, ты не подумай, она не ставит себя выше, просто она, я думаю, все знает, переживает и страдает. Но и изменить ничего не может.

— Был бы сын здесь, при ней, может, ей было бы легче. А то взяли моду — отправлять детей учиться в Англию! Там же одни дожди да туманы! И чего они забыли в этой Англии?

— Как чего — престиж! Но они разговаривают по скайпу, и после этих разговоров она просто летает по дому, такая счастливая. Даст бог, выучится Сашенька, останется там работать, да и заберет мать к себе. Вот тогда она будет по-настоящему счастлива.

— А сейчас она не может туда поехать? У них же там, в Лондоне, квартира.

— Не знаю, может, и уедет. Как невтерпеж станет. Думаю, им обоим станет от этого легче, и он прятаться перестанет…

— Вот скот! Ну а ты-то чего не спишь? Тебе зачем снотворное? Какие сны тебя мучают? Может, тебя сглазил кто или порчу на тебя навели?

— Валь, ну что ты такое говоришь? Кому я нужна? Нет, дело не в этом… Просто на той неделе я повстречала одного человека. Увидела его, он в машине сидел, и мне прямо дурно стало. Давление сразу же поднялось, затылок заломило!

— Ба! Да кто же это такой!

— Работал у Власова. Скотина редкая. Вот знаешь, все плохое, что только можно придумать, все в нем есть, он настоящий дьявол. А с виду и не скажешь. Такой простой парень, грубоватый, неинтересный даже, я бы сказала, а все туда же, с Власовым… Если бы ты знала, сколько он мне лично крови попортил! Сколько я от него натерпелась! Он же был правой рукой Власова, его водитель, его помощник. Его доверенное лицо. Власов без него ни одного решения не принимал, во всем с ним советовался, считал мнение простого мужика правильным. Нет, Власов не то что приблизил его к себе, нет, он умеет держать дистанцию, когда нужно, но все равно был к нему привязан… Да и Павел этот готов был ради хозяина на все! Знаю, что они и наркотиками вместе баловались, и разными другими делами занимались…

— Вот тебе и мэр! — всплеснула руками Валюша. — Ух, что-то больно сладкое печенье, прямо на солененькое потянуло!

— На грибочки мои намекаешь?

— На маслятки! Чудо, как хороши! Я пробовала тоже солить по твоему рецепту, но что-то у меня они не получились.

— Зато ты перцы болгарские отлично солишь и капусту! На-ка тебе, грибков. — И Люба достала из холодильника трехлитровую банку соленых грибов. — Здесь уже мало осталось, я вчера пирожки с капустой и грибами пекла… Оксана попросила меня и курицу пожарить, и вареники с вишней сделать, чтобы туда, на дачу в Сосновку ему отправить… Приехал его водитель, ты знаешь, Егор, и забрал целую сумку.

— Люб, что-то я ничего не понимаю. Вот здесь, в Абрамово, чем не дача? Пригород, леса кругом, речка, свежий воздух, рыбалка, люди скупают здесь землю, чтобы коттеджи себе построить, а твой Власов себе еще одну дачу купил! И где? В богом забытой Сосновке!

— Ну, у богатых свои причуды. Свободы хочет он, чего ж не понятно? Баб Егорка ему туда возит, я уверена. А может, у него постоянная есть, кто его знает.

— А ты-то откуда знаешь? Егор проболтался?

— Нет, Егор — хороший парень, не болтун. Очень дорожит своей работой. У него жена и двое маленьких детей. Он всегда будет держать рот на замке. Просто я своего хозяина очень хорошо знаю. Сколько уж лет у него работаю и живу! Все на виду! Все разговоры, поведение! От меня трудно что-то скрыть.

— Так что тебе этот Павел-то сделал?

— А откуда ты знаешь, что его Павлом зовут? — нахмурилась Люба.

— Так ты сама же и назвала его имя! Сказала, что Павел был готов для хозяина на все!

— А… Ну, тогда ладно. Что сделал? Вот представь. Я работала здесь, когда дом еще только достраивался, готовила еду, прибиралась, мусор строительный, когда нужно было, после рабочих выносила, мрамор драила, плитку там разную, помогала с покупкой матрасов, подушек… Работы было много. И после всего этого еще и в городской квартире работала, хотя там дел было меньше. Оксана, сама знаешь, не привередливая, она хорошая, с ней легко… Иногда говорит мне: чего ты на двух кухнях котлеты жаришь? Пожарь здесь, приготовь, а потом Паша за тобой заедет, и увезете все! Словом, входила в положение. А Павел… Продукты кто покупал? Я, конечно. А он меня на рынок возил. Знал, что у меня при себе всегда деньги были на хозяйство. Вот ни разу такого не было, чтобы он не занял у меня. Да еще такие суммы! Потом — продукты. Я знала, что он один жил, что у него ни семейства, никого. Но как закупим с ним продукты, особенно мясо, деликатесы всякие, которые я на рынке брала по договоренности, понимаешь? Все-таки это для семьи мэра… Разные там копчености, балык, куры домашние… Так вот полную сумку себе эта скотина наберет, говорит, что для шефа, мол… Врал, сволочь! Сам жрал дома, а деньги мне никогда не возвращал. А мне же надо отчитываться перед Оксаной. Не могу же я ей сказать, что хозяйские деньги в долг дала. Да и не давала я ничего! Внаглую из кармана забирал, потом в винном магазине то коньяку себе купит, то шампанского!

— И как же ты отчитывалась?

— Экономила, вот как! В пельмени луку больше добавляла, чтобы скрыть исчезнувший килограмм свинины, к примеру. В кастрюлю вместо целой куры клала половину. Моющие средства тоже тратила экономно, да я на всем экономила! Мне нужно было сделать видимость, что всего много, понимаешь?! А иногда приходилось и свои деньги вкладывать, когда, к примеру, на бензин этому Павлу не хватало. Однажды я не выдержала, разругалась с ним, мы были на парковке, возле рынка… Я кричала, разнервничалась, вообще ни на кого не обращала внимание… И тут он берет меня так, за подбородок, смотрит своими глазищами и говорит: ты, мол, воруешь, тебе кто-нибудь, чего-нибудь говорит? На всем готовом живешь, сладко ешь и сладко спишь, да еще и недовольна! Хочешь, я скажу, что ты воруешь деньги? Я и доказательства найду, сделаю… И тебя быстренько выпрут отсюда…

— Ну и гад! И как же ты все это терпела? Почему Оксане не рассказала?

— Почему? Да потому что знала, что она расскажет все мужу, тот поговорит с Павлом, а Павел все перевернет и меня же виноватой, воровкой сделает! Говорю же, у него было влияние на Власова. Они были с ним друзья — неразлейвода!

— И чем все закончилось?

— Чем? — Люба растерянно заморгала и вдруг почувствовала, как ее бросает в жар. В такие минуты она всегда думала о том, что как все-таки хорошо, что люди не могут читать мысли друг друга. — Да ничем!

— Уволился? Сейчас-то у Власова Егор.

— Да понимаешь… Потом, после выборов, когда Власов пролетел, как фанера над Парижем, все как-то изменилось, вся жизнь. Думаю, у них там с Павлом какие-то делишки были, подкупали, кого надо, землю воровали, недвижимость хапали… Однако ничего не помогло, Власова не выбрали, и он сразу же к сыну, в Лондон уехал, раны, так сказать, зализывать. Оксана продолжала жить в городе, а он оттуда, из Лондона, давал ей указания насчет дома. В принципе, дом к тому времени уже был готов, оставалась разная мелочь, погреб вырыть, дровяной склад доделать, перила лестницы привезли, какой-то мастер делал, надо было прикрепить…

— Да уж, перила, правда, знатные! Деревянные, полированные, с какими-то металлическими украшениями, нигде таких не видела! Так что Павел-то?

— Ой, Валя, ну что пристала с этим Павлом?! Уволился он, да и все! Кому служить-то, если хозяина нет? Пес…

— И больше вы с ним не виделись?

— Нет. Вернее, недавно вот увидела, и сразу как-то нехорошо стало, прямо затошнило… Вот что такое нервы!

— И где он сейчас работает, кому эти самые нервы треплет? «Шишку» какую-нибудь возит?

— Да откуда я знаю?

Она закрыла глаза и мысленно перенеслась в ту тревожную, незабываемую ночь, когда она проснулась от криков… Внизу ругались. Она встала, приоткрыла дверь и могла слышать каждое произнесенное слово. А потом раздался крик. Так кричит смертельно раненное животное…

Когда она поняла, что случилось, когда увидела все своими глазами, бог ее спас, подсказав, как ей, растерявшейся, обезумевшей от страха действовать. Как была в ночной рубашке, так и забралась под кровать, предварительно ее перед этим застелив, пригладив покрывало и взбив подушку, словно и нет ее, Любы, в комнате. И свет выключила. Да только никто к ней, к счастью, не поднялся, не знал, что она дома. Думали, что она уехала в город, а у нее температура поднялась и горло заложило. Вот так и осталась в доме. А ночью, когда все стихло, она незаметно вышла из дома и спряталась в гараже, чтобы потом как ни в чем не бывало прийти, как бы приехав с утренним автобусом, и сказать всем:

— Доброе утро!

— Люба? С тобой все в порядке?

Она очнулась и поняла, что на какое-то мгновение выпала из реальной жизни. Прямо перед ней маячило перепуганное, бледное, в темных веснушках лицо Валюши.

— Фу, слава богу, а я уж думала, у тебя припадок нервный… Смотришь в одну точку, онемела, окаменела… Задумалась? Вспомнила что-то?

— Да так… Ничего, — начала оттаивать от воспоминаний Люба. — Все в прошлом. И обиды тоже. Только как-то тревожно мне на душе…

— А ты не тревожься! Делай себе потихоньку свою работу. У тебя сегодня много дел?

— Да не особенно. Оксана попросила перцев нафаршировать, пирожки с капустой испечь да отвезти все это в Сосновку, Власову. Мне уж неудобно ей говорить, что не надо бы ей это делать. Ну, представь себе, приезжаю я туда, а он там, кобель проклятый, не один! И куда я с этими сумками? Да и ему неловко будет перед любовницей…

— Да уж… Не знаю, что и сказать. Так знает она о его похождениях или нет?

— Думаю, что догадывается или же ей кто-то по великой дружбе докладывает. Ее подружки, сучки, жены его друзей, близких друзей, а они все из одного теста сделаны. Начальство, бизнесмены, мать их! Думают, что раз у них денег много, так им все и позволено. Вот соберутся подружки, выпьют хорошенько, а потом сопли друг другу вытирают… У нас сколько раз были, Оксана их позовет, я приготовлю чего-нибудь к ужину, потом меня отправляют наверх, а сами развлекаются, выпивают, смеются, а заканчивается все всегда одним и тем же — слезами! Потому как все они — обманутые бабы!

— Говорю же — лучше жить одной! — бодренько, заученной интонацией храбрящейся и очень одинокой женщины изрекла Валюша.

— А я так считаю, что лучше жить с мужем, но хорошим, верным, чтобы душа в душу, вот так, — вздохнула Люба. — Да только где взять такого? Ладно, Валечка, мне пора приниматься за работу, тесто ставить… Хорошо, что ты пришла. И за таблетки отдельное спасибо.

— Дождь, кажется, перестал… Пойду я, спасибо за все! В следующий раз будем у меня кофе пить.

Валечка ушла, Люба, проводив ее до калитки, вернулась, села за стол, допила остывший кофе. Как-то нехорошо было на душе, и настроение резко ухудшилось. Почему?

Она достала перцы, красные, большие, мясистые, вымыла их и разложила на столе. Какие же они красные… на белом столе.

Как кровь на белом мраморе.