Эррол ждал в вестибюле клиники, когда Марни вышла туда через вход, которым обычно пользовались сестры. Ее волосы были закручены назад в сияющий французский пучок, обнажая нежные виски. Крохотные топазы сверкали в мочках ушей, а очаровательное вечернее платье было цвета шампанского. Сверху был накинут короткий меховой жакет, и в этот вечер в ней чувствовалась прелестная прохладная свежесть, которая каким-то образом усиливала глубокую, почти призрачную нефритовую зелень глаз.
— Вы редкая женщина! — В вечернем костюме Эррол выглядел поразительно красивым. — Ровно восемь часов, а вы уже одеты и готовы. — Потом он протянул ей маленькую пластиковую коробку. — Надеюсь, вы любите розы.
Она открыла коробку и увидела в ней два плотно свернутых бутона медово-желтых роз, на веточке обрамленных белым атласом.
— Какая прелесть! — Она была действительно довольна и растрогана, что он подарил ей розы.
— Позвольте мне приколоть их.
Они стояли очень близко друг к другу, пока он прикалывал розы к воротнику ее жакета, потом повел к ожидавшему их такси. Они ехали ужинать в «Оркид-клуб», и проблема с парковкой в Вест-Энде заставила его отказаться на этот вечер от своей машины. Они сели в такси, и он сказал водителю, куда они направляются. Потом, когда машина отъехала от обочины, а они удобно уселись, Эррол заметил:
— Сегодня вы просто персик, Марни. Никогда не видел вас прелестнее.
Она слегка зарделась, и ее зеленые глаза встретились с его желто-коричневыми. У нее перехватило дыхание, потому что в них не было давящего, мужского огня. Они были до странности нежны, а в губах была мягкость, которую она чувствовала в его натуре. Его губы притягивали ее, и он тихо добавил:
— Вы милый, отважный ребенок, не так ли?
После мучительного разговора с Иленой Марни чувствовала себя беззащитной, израненной. Теперь Эррол был рядом, со смуглой ирландской красотой дерзкого лица… его взгляд ласкал и утешал ее. Она вернула ему улыбку и отдернула руку, когда ее коснулись его теплые пальцы.
«Оркид-клуб» славился своим великолепным декором, замечательным оркестром и превосходной кухней. Эррол явно был здесь одним из завсегдатаев, потому что официант, провожая их к столику около танцпола, обратился к нему по имени. Он убрал со столика табличку с надписью «Стол заказан», и его черные итальянские глаза с одобрением остановились на Марни. Эррол помог ей снять жакет, топазовые бретельки платья блеснули на свежей юной коже, а волосы засияли под светом ресторанных люстр.
— Что вы порекомендуете, Нино? — спросил Эррол после того, как Марни попросила, чтобы меню выбрал он. Вместе с официантом он начал обсуждать заказ, и блюда, на которых они в конце концов остановились, оказались восхитительными на вкус, а сопровождавшее их игристое вино «Барсак» приятно вскружило голову Марни.
Они танцевали, и Эррол нес очаровательную ирландскую чушь, так что к тому времени, как они покинули «Оркид-клуб», Марни расслабилась, улыбалась и позволила держать себя за руку, когда они прогуливались по Стрэнду, а потом свернули к набережной. Полная луна отражала серебро в воде, и Эррол увидел два отражения-близнеца в зеленых глазах Марни, когда они остановились у парапета.
— Вам было весело? — спросил он.
— Да. Вы прекрасно танцуете, Эррол, — улыбнулась она.
— Надеюсь, вы не подумали, что это потому, что у меня богатый опыт?
— Нет… нет…
— Нет? — Он рассмеялся над ней, но очень нежно. Потом она слушала, как он вздохнул, опираясь руками о парапет; он смотрел вниз на дрожащие в воде серебряные звезды. — Думаю, я действительно люблю волочиться за женщинами, — признался он. — К тому же я играю и для удовольствия, и ради денег… О, Марни, зачем вы пришли в мою жизнь? Вы заставили меня вспомнить о совести, и дурные поступки которые я совершаю, больше не доставляют мне удовольствия. Я… я оказался в каком-то вакууме. Я хотел бы стать лучше, чем я был, — зачем мне это делать просто так?
Марни обеспокоенно посмотрела на него. Она отчасти понимала, на что он намекает, и затрепетала от неопределенности. Девушка в ней хотела убежать от него; женщина чувствовала, что он раскрывает ей душу, умоляя о милосердии, и именно женщина в ней спросила:
— Что вы хотите от меня, Эррол?
Он обернулся, чтобы взглянуть на нее, и она увидела, что его лицо вдруг осунулось.
— Я хочу вас, Марни, — произнес он.
Она отодвинулась от него, лунный свет мерцал на ее волосах и подчеркивал нефритовую зелень глаз, хрупкую белизну горла.
— Понятно. — Она говорила достаточно спокойно, но сердце ее бешено колотилось. — Я… я боюсь, что не могу пойти на легкомысленную любовную связь, Эррол.
Она услышала, как у него перехватило дыхание.
— Вы думаете, я прошу вас об этом? — воскликнул он.
— А разве нет?
— Милая, нет! — Его жилистые пальцы нашли ее руку и стиснули ее. — Наверное, вы обо мне очень низкого мнения, если думаете, что я хочу легкой любовной связи. С вами! Разве вы не знаете, что я могу стать ангелом из-за любви к такой, как вы?
Она смотрела на него, такая юная и растерянная. Потом он поднес ее руки к своим губам. Через мгновение она была в его объятиях и его прерывистый шепот терялся в ее волосах.
— Маленькая Марни… маленькая хрупкая снежинка! — шептал он. — Я вновь чувствую себя чистым, просто оттого, что вы рядом. Боже, как мне хотелось снова почувствовать себя чистым, как ветер над зелеными холмами Ирландии… зелеными, как ваши глаза!
Взволнованный поток слов сделал Марни беззащитной, она не могла оттолкнуть, причинить ему боль. К тому же было некое странное утешение в том, что кто-то хочет ее так сильно, как, казалось, хотел Эррол.
По дороге домой в такси он заговорил о кольцах. Заговорил быстро, будто не хотел дать ей время опомниться и подумать. Когда они доехали до клиники, он снова обнял ее у дверей.
— Выходите за меня поскорее замуж, — умоляюще проговорил он, — потому что я одинок. Более одинок, чем вы думаете.
Его слова об одиночестве растрогали Марни до глубины души, потому что она сама не раз испытывала муки одиночества после смерти родителей.
— Я знаю, каково чувствовать себя одиноким, — сказала она.
— Милая, от этого мужчина может превратиться и в черта, и в дьявола.
Она нежно коснулась его лица, почувствовав его тонкие черты, всегда придававшие ему вид человека с фрески времен Возрождения. Он стоял спокойно под робким прикосновением ее пальцев, потому что давно знал: женщины любят дотрагиваться до его лица. Он принимал ласки, но сами по себе они мало что для него значили, коль скоро красивое лицо помогало получить то, к чему он стремился. Но сейчас все было по-другому! Он трепетал от прикосновения пальцев Марни, когда их прохладные кончики скользили вниз по его скулам, пока не достигли контуров губ совершенной формы.
— Ну? — прошептал он.
— У вас лицо античного красавца. Вы до отвращения прекрасны, Эррол.
Он засмеялся и уткнулся лицом в ее волосы:
— Хорошо. Мы будем самой красивой парой из всех, кто когда-либо расписывался в свидетельстве о браке.
— О, я совершенно обыкновенная, — запротестовала она.
— Ну нет, по красоте с вами может сравниться разве что Илена Жюстен.
Он вдруг странно затих, потом его руки с мучительной силой обвились вокруг тоненькой фигурки Марни.
— Давайте не говорить о других, — сказал он срывающимся голосом. — Давайте даже не думать о них.
— Эррол… — Сила его эмоции испугала ее, и она попыталась вырваться.
Потом с соседнего дерева слетела летучая мышь. Марни подскочила, когда большие крылья коснулись ее волос, и она вынуждена была снова прижаться к Эрролу. Он завладел ее губами; когда он, наконец, отпустил ее, она невидяще отвернулась иубежала в клинику.
В день рождения Джулии Брелсон сестры устроили в бунгало небольшую вечеринку,
— Мне было слышно, как вы чудно проводили время, — сказал Пол Марни утром в понедельник.
— Надеюсь, мы вам не мешали, — ответила она.
— Вовсе нет. Я всегда наслаждаюсь вашей игрой, Марни.
Он начал читать утреннюю почту, и Марни подняла глаза от машинки, когда Пол издал негромкий возглас удивления.
— Послушайте, я получил письмо от адвокатов Ады Баррингтон, — сказал он ей. — Знаете, что сделала наша великая старуха? Она оставила маленькому Джинджеру пять тысяч фунтов. Похоже, что она добавила этот пункт в завещание совсем недавно и назначила меня его душеприказчиком.
— Как прекрасно она поступила! — Марни отбросила свою сдержанность в отношения Пола. Она обежала его стол и стала вместе с ним читать письмо, в котором дальше говорилось, что миссис Баррингтон хочет, чтобы ребенок пошел учиться в хорошую школу, а впоследствии этих денег будет достаточно, чтобы он получил образование и профессию.
— Если только Нелл Фарнинг услышит об этом, она постарается забрать мальчика к себе, — сказал Пол. — Но видит бог, она его не получит! — Он постучал по письму. — Это, Марни, следует хранить в секрете, пока не пройдет операция. Когда я перестану думать о ней, буду в лучшей форме, чтобы сразиться с этим существом. Послушайте, как чудесно, что старая добрая Ада сделала такую великолепную вещь. Это по-настоящему здорово с ее стороны, правда?
— Никогда не слышала о более добром поступке.
Марни стояла рядом с Полом, и он, почти не задумываясь, обнял ее за талию. Потом взглянул на нее.
— Сколько вы весите? — поинтересовался он.
— Ну… около восьми фунтов.
— Вы очень исхудали, девочка. — С внезапно проснувшимся профессиональным любопытством он оценивающе оглядел ее. — Скорее семь фунтов, чем восемь. Вы хорошо питаетесь?
— Конечно.
Она попыталась отодвинуться от него, но он только крепче сжал ее.
— Марни, вы не очень хорошо выглядите. Вас что-то тревожит? Может быть, вы переживаете из-за Джинджера?
— Да. — Она ухватилась за это предположение. — Да, думаю, что переживаю.
— Ну, еще пара дней, и с этим будет покончено. Вы завтра идете на Чардморский бал, так ведь? Отлично! Веселье и танцы отвлекут вас на некоторое время от мыслей об операции. — Он отпустил ее, и она вернулась за стол. Через секунду-другую он перестал перечитывать письмо, касающееся Джинджера, и слегка улыбнулся. — Между прочим, кем вы будете? Я хотел бы пригласить вас на танец. Я знаю, что вы будете прелестно выглядеть.
Марни не могла поднять на него глаз, потому что до корней волос покраснела от обиды. Ей не нужны его комплименты; она хочет, чтобы их отношения оставались чисто деловыми, на чем настаивала Илена в разговоре с ней.
— Вы не хотите добавить кодеин к этому заказу на лекарства, мистер Стиллмен? — сухо проговорила она.
— Что — кодеин? Да, вполне можете добавить. Обычное количество. — Он коротко улыбнулся ей поверх письма, почувствовав, что сегодня утром она немного нервна и не в настроении. Ему казалось, что он знает причину, и изо всех сил старался показать ей, что между ними прежние дружеские отношения и ей не надо его бояться. — Ну ладно, — поддразнил ее он, — скажите же, какое лесное существо вы будете собой олицетворять на этом вечере у леди Чардмор?
— Я буду стрекозой. — Она стерла слово, в котором сделала ошибку, и нахмурилась, смазав экземпляр под копиркой. — Надя одолжила мне костюм.
— Как мило со стороны Нади. Вы хорошо ладите друг с другом, не так ли?
— Да, мне нравится Надя. Она такой милый человек и заслуживает того, чтобы у нее все было хорошо.
— Ну, теперь прогноз выглядит гораздо более оптимистично. Бланшару должны дать короткий срок заключения.
Марни резко перестала печатать:
— А как насчет той банды негодяев, которые швыряют бомбы направо-налево? Пару недель назад они пытались убить Рене Бланшара перед входом в тюрьму Санте. Что, если они снова попытаются это сделать?
Пол задумчиво постучал пальцем по нижней губе:
— Такая возможность существует, я согласен, но, судя по газетным отчетам, студенческие беспорядки стихают. — Потом он слегка нахмурился, посмотрев на нее. — Я представления не имел, что вы знаете об этой истории у тюрьмы Санте. Надя не знает, не так ли?
Марни покачала головой:
— Мисс Жюстен рассказала мне об этом, когда я пришла к ней в квартиру в прошлое воскресенье, чтобы взять Надин костюм.
— Я и не знал, что вы вообще были в квартире Илены, — удивленно сказал он.
Марни посмотрела на него с неменьшим удивлением.
— Это было в то воскресенье, когда мисс Жюстен вернулась из Парижа, — объяснила она, считая, что, само собой разумеется, знает, что Илена вернулась в воскресенье.
— Марни, вы путаете дни, — рассмеялся он. — Илена вернулась из Парижа в понедельник. Я особенно хорошо это помню, потому что в тот вечер говорил с Мартином Стайном о своем пациенте из «Степни мемориал», а после встречи со Стайном заехал к Илене.
На секунду его слова ошеломили Марни. Слова затрепетали на ее губах, и в то же время шестое чувство подсказало ей, что их не стоит произносить.
— Как глупо с моей стороны. — Она попыталась смущенно улыбнуться, словно бы укоряя себя за забывчивость. — Это было в понедельник, теперь я вспомнила.
Но пока они продолжали разговаривать, Марни не могла не думать о странном поведении Илены в тот воскресный полдень и рассеянно слушала Пола, который что-то говорил о переводе пациента из «Степни мемориал» в клинику для более основательного лечения. Марни вспоминала полуистеричное состояние Илены в тот день, осунувшееся лицо и ее слова: «Сохраните это в секрете. Не говорите, что я была сегодня дома, — никому не говорите».
Никому? Она имела в виду Пола, конечно. Следовательно, история о том, что она уехала из Парижа из-за нападения бомбистов, была тоже выдуманной. Если она рассказала об этом Марни, она могла сказать то же самое и Полу. Марни прижала тыльную сторону правой руки к губам, не отдавая себе отчета в том, что кусает костяшки пальцев. Автомобиль алого цвета, стоявший поблизости от Рутледж-Корт, ворвался в ее воспоминания. С внутренней отделкой цвета голубиного горлышка, так похожий на машину Эррола… так пугающе похожий на нее!
— …Мартин согласился со мной, что, похоже, имеется надежда сохранить руки Саши в «частично рабочем состоянии», — говорил Пол, возвращая ее назад от мыслей о Рутледж-Корт, где горячее солнце струилось сквозь окна, где в атмосфере квартиры Илены чувствовалось что-то странное, что-то, что было трудно описать словами, заставлявшее вас нетерпеливо рваться уйти оттуда на свежий воздух.
Глаза Марни устремились на Пола, она стала прислушиваться к тому, что он говорит, пытаясь защититься, словно щитом, делами клиники от своих мыслей.
— Саша? — переспросила она. — Тот самый скрипичный мастер?
Пол кивнул:
— Конечно, он больше никогда не сможет делать скрипки, но мы можем со временем дать ему возможность работать с менее сложными вещами, например с игрушками, пепельницами, портсигарами. Во всяком случае, попытаться стоит. — Пол положил нож для разрезания бумаг, который вертел в руках, и поднялся. Обходя вокруг стола, он потянулся и зевнул, но не от усталости, а от беспокойства. «Словно большой, крадущийся кот», — подумала Марни, а он подошел к стеклянным дверям, постоял там немного, потом вернулся к ее стулу. Она чувствовала его позади себя, чувствовала всем телом, и потому нажимала не на те клавиши и была рада, когда он, наконец, перестал описывать круги и вышел из комнаты.
Он побыл некоторое время с Джинджером, тосковавшим по Аде Баррингтон, и в конце концов отвел мальчика к Наде. Он оставил его сидеть на Надиной кровати и слушать ее рассказ. По дороге в рентгеновский кабинет, где он собирался обсудить с Эрролом некоторые снимки, Пол с грустью думал о том барьере, который Марни установила между ними. Как человеку помолвленному и к тому же ее работодателю, ему никогда не следовало бы дотрагиваться до нее. Теперь их дружба была испорчена, и он снова вздрогнул, вспомнив, как она дернулась, когда он встал позади ее стула.
Он вошел в рентгеновский кабинет, где Эррол жизнерадостно насвистывал во время работы, и тут же увидел курящийся дымок сигареты, лежавшей на блюдце на столе Эррола. Пол гневно затушил ее.
— Вам чертовски хорошо известно, что я не разрешаю курить возле этих воспламеняющихся штуковин, — резко бросил он.
— Извиняюсь, конечно. — Эррол состроил гримасу. Он не ожидал Пола так рано, забыв, что они собирались поговорить о снимках, привезенных накануне из «Мемориал». Они обсудили их, придя к обоюдному решению, а потом Эррол сказал: — В среду вы оперируете Джинджера Фарнинга, не так ли? Марни в субботу вечером за ужином говорила мне, что вы получили согласие его матери. Крепкий орешек, ага?
— Не все ли они такие?
— Не спрашивайте меня, — усмехнулся Эррол. — Я всего лишь парнишка.
— Мне надо вам кое-что сказать. — Пол холодно взглянул на медальный профиль Эррола. — Марни славная девочка. Если вы встречаетесь с ней, советую вам не забывать об этом.
— Она у вас работает, старина, но вам не принадлежит, — протяжно проговорил Эррол, с наглым видом натягивая резиновые перчатки. — Во всяком случае, можете не волноваться по поводу моих намерений, они исключительно серьезны.
— В каком смысле? — Пол повернулся от стола, чтобы посмотреть на Эррола, его зрачки казались огромными и черными на фоне светло-серой радужки глаз.
— В таком смысле, что я намерен жениться на ней.
— Вы, должно быть, сошли с ума! — воскликнул Пол. — Марни… Марни такая девушка, которая выйдет замуж на всю жизнь, не на несколько безумных месяцев.
— Похоже, вы прекрасно ее знаете, — съехидничал Эррол, — но я знаю, что такое держать ее в объятиях и целовать. На то и на другое и двадцати лет будет мало. — В нем вдруг выразилось неприкрытое желание снова почувствовать хрупкое тело Марни и прикоснуться к ее мягким, неопытным губам. Пол прочитал это в его лице, в нем поднялось негодование, сама мысль о том, что Марни может быть с этим человеком и желать его, была ему отвратительна. Отрицать его физическую привлекательность было бесполезно, но он был развратен до мозга костей. Он порхал от женщины к женщине, получая от них желаемое и весело двигаясь дальше. Марни была молода, но не глупа. Она должна была все это понимать.
— Вы думаете, я и ноготка ее не стою, разве не так, Стиллмен? — Желто-карие глаза Эррола с внезапной грустью посмотрели на Пола. — С некоторыми мужчинами так и бывает, пока не женятся. Поверите ли, что я, черт побери, сделаю все, чтобы быть достойным Марни? Поверите ли, что я знаю, что она самое чудесное существо из всех, кто когда-либо вдыхал земной воздух, и я все еще должен ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все это мне не снится, что я получил ее, — что она моя?
Пол отвернулся к рамке, на которой висели рентгеновские снимки. Он вглядывался в них, пытаясь заставить себя быть объективным, как и следовало простому работодателю.
— По крайней мере, я рад, что вы понимаете, как вам повезло, — сказал он. — Марни прекрасная девушка.
— Она такая милая! — улыбнулся Эррол и с молодой беззаботностью пошел в другой конец комнаты и начал проявлять снимки, которые сделал накануне.
В тот вечер огромный сад дома Чардморов был похож на сказочную страну. На ветвях деревьев покачивались разноцветные фонари, сверкающие огоньки иллюминации спускались к самой воде, потому что дом выходил на Темзу.
Расположенный в парке павильон с колоннадой, где происходили танцы, снова приобрел свой веселый, георгианский вид, постепенно заполняясь людьми в масках и в самых невероятных, фантастических нарядах. Огромный сверкающий волшебный шар, подвешенный высоко в центре потолка павильона, отбрасывал радужные блики на возбужденную толпу, в которой летучие мыши танцевали с колдуньями, эльфы флиртовали с бабочками, а ивы пили пунш с лесными цветами.
Пол с удовольствием пил коктейль с женой Мартина Стайна, пока Илена танцевала с Мартином.
— Как она великолепно выглядит! — сказала Рут, с восхищением наблюдая за Иленой в серебристом костюме. Он обтекал ее прелестное тело, словно вода, и она в самом деле могла бы быть русалкой, поднявшейся из глубин океана на золотой колеснице Посейдона, чтобы провести эту ночь с простыми смертными. Потом Рут взглянула на Пола и поняла, что он смотрит не на Илену, а на девушку-стрекозу, возвращавшуюся с Алеком Гордоном после танца. Они смеялись, проходя мимо буфетного стола, и Алек с извиняющимся видом говорил:
— Боюсь, что я ужасный танцор, Марни. Если я покалечил вас, мне придется оплатить сеансы остеопатического лечения.
— Ну, вы были не настолько неуклюжи, — смеясь, запротестовала она. — Просто там слишком много народу.
Они подошли к буфетному столу, где она сразу же заметила Пола. Их глаза под масками встретились, и Пол увидел, как ее губы тронула легчайшая улыбка, когда он заговорил с ней и представил Рут Стайн. Алек был уже знаком с Рут, поскольку работал с Полом в клинике с момента ее открытия, а Пол дружил со Стайнами еще с тех времен, когда учился у сэра Остина Орда. Алек принес для Марни клубничного мороженого, и все они вчетвером стояли и разговаривали.
Рут Стайн было немного за сорок. Она была гинекологом, маленькая энергичная особа, забавно жестикулировавшая руками при разговоре, а ее коротко стриженные, тронутые сединой волосы довольно странно смотрелись на фоне костюма белки. Она сняла шапочку, объяснила она, потому что в ней жарко. Ее умное, немножко обезьянье личико сморщилось в улыбке, когда она хвалила костюм Марни. Его потребовалось лишь чуть-чуть подогнать. Это любезно сделала сестра Донкин, которая гораздо более ловко, чем Марни, обращалась с иглой, и теперь костюм сидел так, словно Марни родилась в нем. Он сверкал и переливался, когда она двигалась, а шарики на шапочке мигали, словно маленькие радужные глазки. «Очаровательно и нелепо», — подумал Пол, оглядывая ее из-под маски.
— Пол просто дьявол какой-то, никогда не оденется так, как положено.
Пол засмеялся и надкусил датский сандвич, поскольку буфетный стол был щедро уставлен всевозможными вкусными вещами. Он выглядел сдержанно и просто в бриджах и клетчатой рубашке; вокруг него витал аромат канадских лесов.
— Наряды, Рут, придуманы для декоративных существ вроде вас, женщин. Вы ведь согласны со мной, Алек?
Алек, которому было неудобно и жарко в белом костюме друида, от всего сердца согласился с ним. Он позволил Эрролу уговорить себя пойти на бал, но теперь жалел, что не остался дома, чтобы посвятить свое время тропической рыбке, которую он выращивал в специально подогреваемом аквариуме в материнском саду. Здесь же в этой дурацкой одежде он чувствовал себя как рыба, вытащенная из воды на сушу.
— Где Эррол? — спросил Пол у Марни.
Эррол танцевал с Джулией, и Марни показала на него. Она увидела, как Пол изумленно разглядывал Эррола, который нарядился дьяволом. Весь в черном, с маленькими рожками на голове, с раздвоенным хвостом, свисавшим с облегающих брюк.
— Он и в самом деле похож на черта! — заметил Пол с циничной усмешкой.
— Он красивый и нехороший, — проговорила Рут, провожая Эррола глазами. Только Пол заметил краску, залившую лицо Марни до самых краешков зеленой маски. Потом оркестр совершенно неожиданно переключился на фокстрот, и Марни почувствовала панику, когда Пол сказал Рут Стайн:
— Ты извинишь меня, Рут? Настало время потанцевать с моей секретаршей.
Его пальцы обхватили запястья Марни, а в присутствии Рут и Алека она не могла отказаться от его приглашения. Ей пришлось пойти с ним на площадку, переполненную людьми. Пол был вынужден крепко прижать девушку к себе, чтобы ее не слишком толкали. Но он чувствовал напряжение Марни, она повторяла его шаги, как маленький автомат, и он вдруг рассердился на ее скованность. Он повернул ее голову к себе и немедленно почувствовал, как ее тело сначала воспротивилось, а потом она слегка вздохнула и, наконец, уступила его настойчивости, расслабилась, слилась с ним. Они молча танцевали, пока не кончилась музыка, потом Пол заметил, что они оказались рядом с одним из арочных проходов, которые вели прямо к реке, и сказал:
— Давайте выберемся из этого муравейника. Я чувствую себя словно селедка в бочке.
— Нет…
Марни попыталась освободиться, но он не собирался принимать отказ. Он повел ее от огней павильона в ночь. Было прохладно, и разноцветные огоньки освещали путь к реке, где Пол предложил немного посидеть на деревенской скамье.
— Сигарету? — Он протянул ей портсигар и, улыбаясь, смотрел, как мигают маленькие радужные шарики на ее шапочке. — Я согласен с Рут, — прошептал он, — ваш костюм восхитителен. Он вам очень идет.
— Спасибо. — Она следила, как смешивается в воздухе дымок от их сигарет, слушала, как ночные птички охотятся на мошек, роившихся вокруг ив у самой воды.
— Послушайте, Марни, разве мы больше не друзья? — спросил Пол. — Неужели я все так основательно испортил?
«Я думала, что мы друзья», — рвался крик ее сердца, но она сидела молча и не отвечала ему. Ей нечего было ответить.
— Марни, — он наклонился вперед и сжал ее руку, — тогда утром я был чертовски расстроен из-за Ады и еще кое-чего, и… и вы были так милы со мной. Я поступил неправильно, мне очень стыдно, но, пожалуйста, не надо ненавидеть меня за то… наверное, за то, что я, черт побери, мужчина.
— Все это становится чересчур. — Она выдернула руку и заговорила холодно, помня намеки Илены на то, что она вмешивается в жизнь Пола и его тревожит неверно истолкованный интерес, который он к ней проявляет. — Я забыла об этом в ту же секунду, когда вернулась в бунгало в то утро. Но мне хотелось бы, чтобы вы знали — чисто деловые отношения в офисе и вне его меня вполне устраивают.
— И когда же вы пришли к этому решению? — спросил он. — Или кто-то помог вам в этом — Эррол Деннис, например?
— Эррол? — Ее рука дрогнула, уронив пепел с сигареты, и глаза устремились к лицу Пола, с внезапно посуровевшими губами и глубокой ямочкой на подбородке. — Эррол здесь совершенно ни при чем.
— Вы собираетесь выйти замуж за этого человека, не так ли?
— Вы возражаете? — вспыхнула она. — Если это так, то я могу счесть это за назойливость. Вы вторгаетесь в мою частную жизнь.
Пол смотрел на нее, задетый, неприятно изумленный, не в состоянии понять, почему они вдруг стали чужими людьми и стремятся задеть друг друга обидными словами.
— Нет, ваша личная жизнь принадлежит вам, — проговорил он. — Мне и в голову не пришло бы вмешиваться в нее или диктовать, как вам поступать, но я не могу так легко забыть о нашей дружбе, как, похоже, забыли вы. Мы были друзьями, Марни. Только накануне мы говорили вместе о Джинджере, и вы, как маленький жаворонок, радовались тому, что я хочу усыновить его. Что же могло так резко изменить ваше отношение ко мне?
— Я не хочу, чтобы вы думали, будто я претендую на вашу дружбу, — ответила она. — Я всего лишь ваша секретарша. Вам не обязательно откровенничать и д-делиться со мной вашими личными планами. Я предпочла бы не знать о них. Я п-предпочла бы, чтобы наши отношения оставались чисто деловыми.
— Марни, — он наклонился к ней, внезапно припомнив намеки Илены о слухах, внезапно подумав, что разговоры действительно могли быть, что они больно задели Марни, — о нас в клинике пошли сплетни?
Она оглядела его холодными зелеными глазами:
— Нет, мистер Стиллмен, никаких сплетен нет. Неужели вы думали, что я приду в такой трепет от поцелуя босса, что немедленно побегу хвастаться этим в бунгало?
— Марни! — Его рот обиженно дрогнул. — Что за ересь вы несете!
— Возможно. — Она отвернулась, подбородок ее задрожал. — Но как вы можете обвинять меня в подобных вещах? Я простая деревенская девушка… Я могла бы сделать ошибку, считая, что мужчины целуются по той же причине, что и женщины. Только вы можете не беспокоиться. Хоть я и деревенская, мистер Стиллмен, но все же не полная идиотка. Я кое-что знаю о мужчинах и к тому же с уважением отношусь к тому, что вы помолвлены. — Ее сигарета мерцала, и теперь она встретилась с ним глазами. — У вас нет нужды беспокоиться, что я могу неверно истолковать ваши поцелуи или… или все остальное.
— Марни, меня тревожит, что вы могли подумать, будто я не уважаю вас, набрасываясь с поцелуями, как мальчишка, не думая при этом о ваших чувствах. Боже, да уж не думаете ли вы, что у меня есть обыкновение зажимать в углу своих секретарш? — Он посмотрел в сторону. — Я помолвлен. В то утро, наверно, я был не в себе, но я совсем не хочу, чтобы вы меня возненавидели.
Она посмотрела на его профиль потухшими глазами, потом поднялась и пошла к краю реки, где перешептывались высокие тростники, а ивы склоняли свои длинные плети к воде, в которой отражался лунный свет и мерцающие светлячки. Несколько водяных лилий лениво покачивались на своих похожих на блюдца листьях, их лепестки были плотно закрыты, словно бледные веки спящих красавиц. Марни услышала хруст, когда по дорожке, ведущей к павильону, прошел Пол.
Он упрямо прокладывал путь через шумную толпу, отбрасывая от себя веселый серпантин, вырываясь из круга духов, чертенят и сов. Это была ночь, когда все позволено, когда самая младшая ученица-сестра, скрывшись под маской, могла пригласить на танец самого высокомерного доктора.
— Иди же, милый человек, потанцуй со мной, — окликнул Пола девичий голос из-под маски черного дрозда.
— В другой раз, милочка.
Он вышел к тому месту, где разговаривал с Рут Стайн. Он нашел там ее мужа с несколькими друзьями-медиками. Они говорили на профессиональные темы, и Пол присоединился к ним, пока Илена не подошла позвать его потанцевать.
Ее глаза горели, и на высоких скулах виднелись небольшие, но очаровательные пятна румянца.
— Совершенно сумасшедший мальчишка-медик напоил меня водкой из своей фляжки, и теперь голова у меня просто идет кругом, Пол, — кругом! — Она вытащила его на площадку, и он почти ощущал ее наготу сквозь серебристый костюм. Она прижалась к нему, дотронувшись губами до коротко остриженных волос около затылка. — Где ты был последние полчаса? — требовательно спросила она.
— Курил у реки.
Они прошли круг, сталкиваясь с другими парами и путаясь в воздушных шариках и серпантине. Потом мимо них пронесся в танце Эррол Деннис в черном костюме дьявола, прижимавший к себе хрупкую девушку-стрекозу. Илена проводила пару глазами.
— Твоя маленькая секретарша, похоже, с удовольствием проводит время с мистером Деннисом, — заметила она.
— Почему бы и нет? — Губы Пола цинично скривились под маской. — Сегодня с утра он сообщил мне, что намерен жениться на ней.
Волшебный шар завертелся над головой Илены… шум танца неожиданно стал громче… потом в одну секунду она потеряла сознание в объятиях Пола.