— Я Ростов второй! Я Ростов второй! — настойчиво повторял в трубку полевого телефона связист Кононов. — Я Ростов второй! — сказал он еще раз и с раздражением добавил: — Неужели снова линию порвали?

Позывные Кононова не соответствовали географии. Это было далеко от настоящего Ростова, у скалистых берегов северной Ладоги. Никакого города тут не было. Одинокий домик с мезонином и с банькой поодаль стоял у дороги, которую обступили занесенные снегом леса. Из окошка мезонина взор, скользя над вершинами деревьев, достигал ледяных просторов озера.

В этом пустынном домике, в мезонине, находилась связная контрольная станция номер два, а проще говоря — три связиста: младший командир Дмитрий Дойлидов, Иван Могутов и Николай Кононов. Вместе со взводом связистов они проложили провод от штаба к отрядам, ушедшим далеко вперед. Они хитро выполнили свою работу, протянув линию на старых телеграфных столбах, укрепив ее среди бездействующих проводов старой сети. Они оберегали и поддерживали связь на своем участке — полтора километра в каждую сторону.

В любую погоду — в морозную ночь, в метель, когда за несколько шагов нельзя было ничего разглядеть, когда враг мог таиться за каждым сугробом — они бесстрашно делали свое дело.

Они славились тем, что находили любое повреждение на линии и исправляли немедленно.

Сейчас «Ростов второй» был их позывным. Связисты, ушедшие вперед с отрядами, не откликались. Связь работала только со штабом.

— Порвали! — повторил Кононов с досадой.

— Ну что ж, придется отложить блины, — отозвался Могутов, который месил в миске тесто из муки, оставленной бывшими владельцами дома. Он вытер руки, оделся, набросил халат поверх шинели и взялся за винтовку.

— Постой, Могутов, подожди, — тихо сказал Дойлидов.

Могутов с удивлением поглядел на командира. Дойлидов стоял у окна. На стекле, покрытом ледяным папоротником, он продышал глазок и с вниманием смотрел на дорогу.

— Подожди, — повторил Дойлидов. — Кажется, финны.

Сквозь падавший за окном снег Дойлидов различил движущиеся силуэты.

Трое на лыжах пересекли дорогу.

Когда Могутов подошел к окну, их было уже больше. Они приближались к дому. Могутов и Кононов схватились за винтовки.

— Ребята, без команды не стрелять! — сказал Дойлидов.

Связисты открыли подсумки, осмотрели свое оружие. Они приготовились достойно встретить врага.

Офицер подошел к крыльцу.

Ветер намел к дверям снег. Связисты не выходили из дому с утра, и старые следы их были занесены. Не увидав следов человеческой ноги, офицер решил, что дом пуст. Но он не поднялся на крыльцо — он помнил, что этот самый дом перед отступлением минировали финские саперы. И, уж конечно, он не мог знать, что прошедшие следом наши бойцы обнаружили и обезвредили запрятанные под крыльцо и под пол мины. Офицер с опаской отошел от крыльца и стал заниматься делом, ради которого нагрянул сюда со своим отрядом.

Воспользовавшись тем, что на этом участке действовало небольшое количество наших войск, финны пробрались по лесам, чтобы устроить засаду на дороге к передовым позициям.

На дорогу они вышли около домика с мезонином.

Попрежнему наблюдая сквозь оледеневшее окно мезонина, Дойлидов шопотом сообщал товарищам о том, что происходит около домика.



Мы решили остаться здесь, поддерживать связь и наблюдать.


— О, да тут их немало!.. Еще подходят. Пулеметы тащат. А теперь разбредаются, прячутся за деревьями… Передай: расставляют пулеметы, один в разбитом складе, другой на вышке — для обстрела озера.

И все, что говорил Дойлидов, связист Кононов передавал по телефону в штаб. Свое сообщение штабу он закончил словами:

— Мы решили остаться здесь, поддерживать связь и наблюдать.

Кононов сказал об этом мужественном решении таким тоном, будто речь шла о самом обыкновенном деле.

Через час связисты контрольной станции номер три восстановили порванный провод. Связь с передовыми отрядами была налажена, и по исправленной линии с фронта стали передаваться в штаб через «Ростов второй» важные сообщения.

Так как спички у связистов иссякли, они все время поддерживали свет в небольшой коптилке. Но теперь, когда стемнело, Могутов потушил коптилку, чтобы отблески огонька в мезонине не открыли станцию.

Было темно и холодно.

Так прошла первая ночь.

В эту ночь никто из связистов не сомкнул глаз. Утром они обнаружили, что продышанный глазок снова заледенел.

Связисты слышали, как внизу разговаривали солдаты.

Продышать новый глазок на заиндевевшем стекле было небезопасно.

Прогревая пулеметы, солдаты на всякий случай выпустили очередь по окошку мезонина. Пули, пробив в стекле маленькие отверстия, пролетели над головами связистов и впились в крашенный белой краской потолок.

Маляру Кононову нравилось, что потолки и стены в здешних местах выкрашены масляной краской. Вернувшись на родину, он собирался ввести этот обычай у себя в районе.

Связисты притаились. Новых очередей не последовало.

Сквозь пробитые в окне дырочки товарищи могли наблюдать за действиями противника, не рискуя выдать себя.

Они передавали донесения передовых отрядов в штаб; они передавали приказания штаба передовым отрядам; они сообщали о том, что видели сами.

Враги были слишком близко. Тот из связистов, который дежурил у телефона, укутал голову в одеяло, чтобы приглушить голос. Когда же по сигналу наблюдавшего у окна телефонист узнавал, что даже так говорить опасно, он прекращал разговор и только время от времени подавал сигнал, чтобы на обоих концах провода знали, что линия в исправности.

Отдаленное жужжанье, доходившее до дежурных связистов на передовых линиях и в штабе, говорило им: «Мы живы, все в порядке, мы бодрствуем».

Связь в этот день прерывалась и снова восстанавливалась.

Предупрежденные обозы, обходя дорогу, где ждала засада, двигались по льду Ладожского озера. Белофинны вытащили свои пулеметы к вышке и стали обстреливать черневшие вдали подводы.

Связисты немедленно сообщили об этом в штаб.

— Будет действовать артиллерия. Вы наблюдайте, — ответили из штаба.

Товарищи, только что действовавшие как разведчики, стали корректировщиками орудийного огня.

Первый снаряд разорвался, не долетев до вышки.

— Прибавить, — сказал наблюдавший Дойлидов.

— Прибавить, — повторил в трубку Могутов.

Так направляли они смертоносный для неприятеля огонь, приближая его к дому с мезонином, в котором находились сами.

Незаметно прошел день. Замешанное тесто замерзло. Единственный котелок с водой был наполовину выпит.

А сколько впереди еще таких, дней — неизвестно!

Они подходили к миске с тестом, отрывали по кусочку и жевали.

Вскоре снова нарушилась связь.

— Я Ростов второй! Я Ростов второй! — повторял дежуривший у телефона, надеясь, что кто-нибудь отзовется.

Не хотелось верить, что связь порвалась.

Проходили часы, но никто не откликался.

Во вторую ночь спали по очереди.

Стояли сорокаградусные январские морозы, холод пробивался во все щели, доходил до самых костей. В легком дощатом мезонине мороз гулял, как в лесу.

Совсем продрогнув к утру, дыша на замерзшие пальцы, три товарища решили хоть как-нибудь обогреться.

Раскрыли патроны, высыпали порох и пытались поджечь его искрой от батареи телефона, но искра была слабой, порох не воспламенился.

В свое время комсомолец Дойлидов, проводя политзанятие по истории, рассказал между прочим о том, что древние люди добывали огонь трением. Могутов напомнил ему об этом.

Прорезали небольшое отверстие в сиденье стула и стали в этом отверстии быстро вращать палку, подсыпая порох. И порох воспламенился.

Так они добыли огонь.

Разожгли небольшой костер в печи, но трубы не открыли, чтобы не выдать своего присутствия.

Глаза слезились от едкого дыма, заполнившего мезонин, трудно было дышать, но руки они все-таки отогрели.

Много раз подходили к аппарату и голосом, в котором не сквозило уже никакой надежды, повторяли:

— Я Ростов второй! Я Ростов второй!

Ответа не было.

Уже темнело, когда по внезапно просветлевшему лицу подошедшего к телефону Могутова товарищи поняли, что линия ожила.

Так провели они еще два дня и две ночи, голодая, томясь от жажды, в холоде, от которого коченеет тело, но ни на секунду не прекращали работы.

На пятые сутки им приказано было покинуть мезонин. Командование решило уничтожить подтянувшийся сюда финский отряд.

Выбраться было не так-то просто! Солдаты все время ходили вблизи дома. У крыльца стоял пулемет.

Дождавшись темноты, Могутов осторожно спустился по скрипучей лестнице в первый этаж и стал потихоньку расшатывать замерзшие створки окна, выходящего к озеру.

Надо было работать бесшумно, останавливаясь при каждом подозрительном движении за окном.

Труд этот занял несколько часов. И когда наконец Могутов убедился, что окно может быть раскрыто, его товарищи, захватив с собой аппараты, лыжи, оружие, осторожно спустились вниз.

Помогая друг другу, три связиста вылезли через окно.



Став на лыжи, бойцы скатились к озеру.


Ночь была тихая, звездная; пар дыхания застывал у губ.

Став на лыжи, бойцы скатились к озеру.

Вдогон им ударили очереди из автоматов, но товарищи уже быстро шли по льду.

По озеру рыскал луч прожектора с острова, занятого белофиннами. Он чуть было не зацепил связистов, но, не дойдя до них самую малость, повернул в другую сторону. Они двигались медленно. Телефонные аппараты казались им очень тяжелыми.

За эти дни товарищи так обросли, прокоптились и исхудали, что в первую минуту наши часовые не признали их. Потом, узнав, что перед ними «Ростов второй», восторженно обнимали и поздравляли их.

В тот день командир товарищ Коротеев записал в своем дневнике:

«Счастливый день: Дойлидов, Кононов и Могутов вырвались из засады».

Загрузка...