Дом шалунов

Глава III Никин барашек

В маленькой комнате, где жили Ника и его брат Жоржик, все было по-старому. Солнце весело играло, заливая уютную, веселенькую комнату с розовыми обоями. Две маленькие кроватки стояли у стены, накрытые белыми пикейными[3] одеяльцами. На одной из кроваток лежал белый маленький барашек, чуть-чуть замазанный, – любимая игрушка пропавшего Ники.

При виде кудрявого барашка сердце Екатерины Александровны сжалось сильнее. Еще так недавно хорошенький черноглазый Ника целовал и ласкал своего игрушечного барашка, кормил его кашей во время завтрака и укладывал спать в постельку рядом с собой. А теперь? Где он, милый, маленький, ласковый Ника?…

Глаза Екатерины Александровны затуманились слезами… В углу послышалось сдержанное рыдание… Это плакала Фроська у окна, положив на подоконник свою огненно-рыжую вихрастую голову.

Фроське было всего пятнадцать лет, и ее веснушчатое, остроносенькое лицо казалось совсем еще детским. Екатерина Александровна не могла взять более солидную, нежели Фроська, прислугу в помощь няне. Взрослая девушка потребовала бы и большую плату. А у Екатерины Александровны денег хватало только-только в обрез. Рано оставшись вдовой после смерти Жоржиного и Никиного папы, она поступила на службу в управление одной из железных дорог. На свое небольшое жалованье она содержала теперь всю семью, нанимала крошечную квартирку в три комнаты, платила жалованье Фроське. Старушка няня после смерти папы малышей от жалования отказалась, видя, как тяжело приходится молодой женщине, которую она вынянчила в свое время. Няню никто и не считал прислугой. На нее смотрели как на родную.

Пока Екатерина Александровна бывала на службе, няня ходила на рынок или стряпала завтрак и обед, а детей нянчила Фроська. По большей части они гуляли в это время в ближайшем городском саду. Гуляли аккуратно каждый день – с двух часов до самого обеда. Пошли гулять туда и накануне, в те же часы на старое место, пошли все трое: Жоржик, Ника и Фроська. А вернулись только Жоржик с Фроськой вдвоем: Ника пропал!

Екатерина Александровна пришла со службы, узнав о случившемся, побледнела как смерть и залилась горькими слезами. Позвали дворников, велели им искать Нику по всем улицам, переулкам, садам, скверам. Позабыв про обед, сама Екатерина Александровна поехала в полицию заявить о пропаже Ники. Потом вернулась домой, отдала какие-то приказания и, взяв извозчика, вдвоем с няней снова поехала искать Нику – и кружила без конца по всем улицам, по всему городу. Вернулись поздно ночью, обе заплаканные и измученные. Вернулись без Ники.

Фроську не упрекали, не бранили. Только Екатерина Александровна не могла ее видеть больше и все махала на нее рукой, чтобы Фроська к ней не подходила… Фроська голосила на весь дом, как в деревне бабы голосят над покойниками. Всю ночь никто не ложился, все ждали Нику. Вот-вот, думали, приведут. Дрогнет звонок, и он вбежит, такой черноглазый, розовый, хорошенький… Но никто не приводил Нику. Ника не отыскивался.

Тихие, крупные слезы падали из глаз Екатерины Александровны на сваленных в кучу оловянных солдатиков… Жоржик давно разделил войско на две половины: красных гусаров[4] взял себе, желтых драгун[5] отдал маме. Своих гусарчиков Жоржик давно расставил, а мамины драгуны все еще лежали вповалку. Мама точно совсем позабыла об игре.

Жорж надулся. Он заметил, что не на солдат вовсе, а на Никиного барашка смотрит, не отрываясь, мама. И закапризничал, заныл:

– Не хочу играть! Не буду! Разве это игра? Гусары выстроены в две шеренги, а драгуны лежат, точно раненые, когда они стоять должны… Нехорошо это… Не хочу…

И Жорж заплакал на всю комнату.

Фроська, как встрепанная, вскочила с подоконника, подбежала к Жоржу и повела его в гостиную, уговаривая по дороге:

– Не плачь, золотце, не плачь, кисонька, не плачь, маленький, не то маме еще горше станет! Молчи!

Но маме не могло быть горше от слез Жоржика. Фроська ошибалась. Мама, казалось, даже и не слышала его плача. Ее глаза все смотрели и смотрели на милого беленького Никиного барашка…

Лишь только Жоржик и Фроська скрылись за дверью, как Екатерина Александровна вскочила со своего места, с живостью девочки подбежала к Никиной постельке, схватила барашка и, прижав его к груди, залилась слезами.

– Господи, – прошептала она, рыдая, – ты добр и милосерден, верни мне Нику!.. Верни мне его, Господи, моего мальчугана, крошку моего ненаглядного, птичку мою! Верни мне его!.. Никушка, малюточка моя! Детка моя крохотная! Золотой ты мой птенчик! Сердечко мое, где ты? Где ты, птичка моя?

И покрывала поцелуями беленького барашка.