Дом скорби (СИ)

1

Город Морга появился на юге Мордовии чуть больше шестидесяти лет назад, на месте непролазного леса. Эта местность называлась Моргу-шуфта (в пер. с мордовского — "коряга"). Само слово "морга" также имеет значение и переводится как "сук", "сучёк". Лес в этом месте вырубили, корни выкорчевали, болота высушили и возвели большой завод химического машиностроения. Рядом построили пять общежитий для работников завода и получился небольшой посёлок — назвали его Морга. Так и закрепилось.

Город рос и в нём появлялись достопримечательности, которые сыграли в моей жизни не последнюю роль — водонапорная башня, кладбище и сумасшедший дом, на дверях которого красовалась табличка — "Дом скорби. Город Морга". Водонапорную башню, высотой с четырехэтажный дом, у нас прозвали Башней самоубийц. Почти каждый подросток Морга хоть раз, да на неё забирался с желанием покончить с собой. У большинства ребят и девчонок хватало мозгов, сидя на самом верху башни, осознать, что почти все проблемы в нашем мире решаются и жизнь по-своему прекрасна, но, по статистике, не все это понимали, и семнадцать официальных жертв Башни самоубийц были тому подтверждением.

Когда меня впервые бросила любовь всей жизни Диана Кискина — я был школьником-девятиклассником. Плача от переполняющей меня боли, мои руки написали белой краской на стене школы: "Кискина — шлюха!", но мне не стало легче. Поздно вечером, с полной луной, я поднялся на Башню самоубийц, и, присев на краю, болтая ногами, плакал.

— Ром, спускайся! — послышался девичий голосок снизу.

— Эх… кто там? — спросил я, вытирая слёзы. — Оля, это ты?

— Да! Я поднимаюсь к тебе! — сказала с детства влюбленная в меня соседская девочка Оля, и, пока она карабкалась по внешней лестнице, я смотрел на приближающуюся копну её белых волос.

— Глупая девчонка! — сказал я, когда она поднялась. — Зачем ты полезла сюда? Тебе давно пора спать! О чём думают твои родители?

— А зачем ты полез сюда? — спросила эта светлое, наивное, но смелое создание.

— Я? Я хочу спрыгнуть! — ответил я.

Она не спросила почему? зачем? Она просто сказала:

— Я тоже прыгну, вместе с тобой! Давай возьмемся за руки.

Ты что, больная? Тебе жить надоело? Ты вот так просто готова умереть? Ты сейчас спрыгнешь, и всё — кровавая лепёшка!

— А ты что, струсил? — спросила она невозмутимо, и, взяв меня за руку, добавила. — Давай пргнем!

В этот момент я испугался, но не за себя, а за Олю. Её решимость была похожа на сумасшествие.

— Короче, давай, спускайся по лестнице! — сказал я приказным тоном. — И чтоб без глупостей! Спускайся медленно и осторожно.

— А ты? — спросило милое создание.

— Я следом за тобой.

— Медленно и осторожно?

— Медленно и осторожно.

Когда мы оказались внизу, я схватил Олю за плечи, с силой встряхнул её и заорал:

— Ты совсем дура! Какого хрена ты полезла! Знаешь, как я испугался?

— Я тоже испугалась! — тихо ответила она. — Я пока забиралась на башню, у меня поджилки тряслись, а на верху я оцепенела от страха. Не знаю, что со мной произошло, не могла себя контролировать, и, если бы ты прыгнул, я прыгнула тоже. Спасибо!

— За что?

— За то, что ты не прыгнул!

— Пиздец! — прошептал я, а она поцеловала меня в щеку.

Так началась наша дружба. С тех пор мы всегда были вместе. И ушли после девятого класса в техникум тоже вместе.

Примерно через год, в начале осени, нас с мамой бросил отец. Он ушел к молоденькой шалаве по имени Яся, по которой успела пройти половина ребят со двора. Эта шкура не стоила и мизинца моей матери, но её молодое, горячее и упругое тело поднимало настроение моего одуревшего от похоти папаши так, что он закидывал здравый смысл туда, куда закидывал Ясю. В тот день, когда папанька забрал свои вещички и, уходя, на прощание крикнул: "Ну всё, надеюсь, больше не увидимся!", я купил у соседки две бутылки еще горячей самогонки и пошел один пить на кладбище. Оля нашла меня пьяного, заплаканного, сидящего за кладбищенским столиком для поминаний.

— Ромочка, я еле тебя нашла! — запричитала Оля. — Почему ты ушел один? Без меня?

— Эх., захотел и ушел. — ответил я заплетающимся языком.

— Твой отец козёл, но я знаю, ты не такой! Правда, Ромочка! Ты очень хороший!

Она села рядом и обняла меня.

— Он не просто козёл — всхлипывал я — он тупой уёбок! Я никогда не предам свою семью! Я не предам тебя! В отличии от моего папашки, я человек чести!

— Я люблю тебя, Ромочка! — и страстно поцеловала меня.

В этот вечер она распрощалась со своим детством и впервые занялась со мной любовью. Думаю, юные девушки представляют разные места, где у них случится первый секс, но о кладбище они явно не мечтают.

Я поклялся Оле, что никогда не предам её, но я предал её спустя полгода.

2

Я бросил Олю, как только Диана Кискина поманила меня своим пальчиком в фантастический мир её безумно жаркой плоти. Диана была змеёй-искусительницей, способной переманить любого на тёмную сторону. Я вкусил запретный плод с дерева Эдема и всё, пиздец, подсел.

— Прости меня, Олечка! Я всю жизнь любил Диану! Я не могу без неё жить! — объяснял я девушке, чьё сердце было растптано моими грязными сапогами предательства.

— Ты обещал! Ты клялся! — плакала Оля. — Ты говорил, что не поступишь со мной так, как твой отец с твоей матерью! Ты врун! Я ненавижу тебя!!!

— Прости меня! Прости! — сказал я вслед уходящей Оле. — Я думаю, так будет лучше.

И вскоре я пожалел о том, что совершил. Такое бывает, когда думаешь не мозгами, а эрекцией, так бывает, кода ты молодой и тупой. Так бывает, ведь это жизнь, а она несправедлива.

Диана Кискина бросила меня через два месяца, почти одновременно с тем, как молодая потаскуха Яся бросила моего отца. Так нам и надо. Папаша вернулся домой, вымолил прощение у матери и ходил каждое утро по квартире в ссемейных трусах-парашютах с таким видом, будто он никого никогда не бросал и никуда не пропадал.

Однажды вечером ко мне пришла Оля и позвала погулять. И я пошёл. И все два часа, пока мы колесили по нашему уродливому, полуразрушенному, гнилому городишке, я чувствовал себя так хреново за совершённое мной предательство, что отвечал на вопросы Оли как нашкодивший первоклашка.

— Эмм… Да.. — Нет… ага…, угу..

— Не переживай, Ромочка! — ласково говорило белокурое создание, которое я любил, по своему, конечно, не так, как Диану, но любил. — Не переживай, мой хороший! Я тебя уже простила! Я тебя люблю!

Она поцеловала меня нежно, как и раньше. Я растаял и вслух сказал:

— Прости меня, Оля! Я сам не знаю, как так получилось, и эта Кискина… Я тебе обещаю…

Белокурое создание прикрыло мне рот своим пальчиком и сказала:

— Ничего не обещай, Ромочка! Прошу! Пусть будет так, как будет.

— Неет! — возразиля полный решимости. — Я тебя больше никогда не предам! Я клюнусь! Я буду преданным тебе до конца своей жизни!

Мы долго встречались с Олей. Потом, когда поняли, что друг без друга не можем жить — сыграли свадьбу. Её родители подарили нам квартиру, а что ещё нужно молодожёнам! У нас родилась прекрасная дочурка, мы назвали её Машей — в честь моей бабушки.

Мы много фотографировались своей маленькой семейкой и вся квартира была обвешана нашими счастливыми лицами, но, как только мне стал надоедать бессонный из-за дочери, однообразный из-за жен быт, в моей жизни вновь появилась эта сука — Диана Кискина. Хвостиком махнула, я и растаял.

3

Я стал допоздна оставаться на работе из-за большой загруженности. По-крайней мере, я говорил так Оле.

— Любимая, прости! — оправдывался я по телефону. — Сегодня опять не погуляем вместе. Поцелуй за меня Машеньку! Ложись, я приду поздно.

Оля обо всем догадывалась, но ничего мне не говорила., ноя понимал это по её голосу, ро взгляду, по поведению. Мы много лет были вместе и стали друг для друга открытыми книгами, а моё новое предательство пряталось, как заначка или старая закладка между страницами книги жизни.

Однажды моя супруга гуляла с детской коляской, из которой выглядывала весёлая Машенька и увидела меня в машине у Дианы. Кискина целовала меня, я заметил Олю и попытался отвернуться. Как-то глупо все получилось, сраный трус! Пока я соображал, что дальше делать, Оля ушла. Я вышел из машины и наорал на Кискину за то, что так получилось.

— Ром, я тебя насильно в машину за хер не тащила! — ответила порочная любовь всей моей жизни. — Ты сам обманываешь свою семью.

Диана завела машину, и, прежде, чем рвануть с места и уехать, она крикнула:

— Да пошёл ты, неудачник!

— Пошла ты! — пробубнил я вслед выхлопному дыму.

Все было кончено. Мы с Олей развелись. Я умолял её не уходить от меня, но кто поверит человеку, который предал дважды. В тот год сгорел сумасшедший дом, на дверях которого красовалась табличка — "Дом скорби. Город Морга". Погибло четырнадцать человек — двенадцать психов и два санитара, а после местные дельцы построили на месте дома скорби ритуальные услуги. А название в народе осталось прежним.

Оля два года была одна, а потом нашла нового мужа, Петра Трубинина, хорошо сложенного, презентабельного, богатого. Он работал в администрации города, самовлюблённый гондон!

Я помогал дочери, как мог — взял кредит на квартиру, ввязался в тупую историю с культурным убийцей, мне перерезали горло, я сдох и стал призраком. И вот сегодня я отомстил. Убил маньяка и любовь всей моей жизни…

Послышался вой сирен. За февральским окном я увидел четыре подъезжающих полицейских машины и одну машину скорой помощи. На улице скопилась толпа зевак.

— Скоро и телевидение, и газетчики подкатят, так сказать акулы и пираньи пера! — съязвил я.

— Помоги мне! — послышалось рядом. — Помоги, прошу!

Я не сразу узнал этот голос. Передо мной стояло безголовое тело маленькой девочки в окровавленном маленьком платьице. В руке за кудрявые светлые волосы оно держало отрубленную голову моей дочери Машеньки. Губы её шептали:

— Папа, помоги мне! Меня убили! Теперь хотят убить мою маму! Помоги ей ради меня!

Если бы я был жив, то в секунду упал бы на пол, плакал бы и кричал в истерике, но я был мёртв. Только это не значит, что я был спокоен.

— Что случилось, моя маленькая? — заорал я. — Да как это произошло? Кто тебя убил? Да еще и голову… Господи, кто мог такое сотворить, Машенька??? Машенька, солнышко, кто это сделал???

— Я покажу! — прошептала моя маленькая мёртвая дочь и прикоснулась ко мне.

Я увидел образы — в них чётко рисовался дом скорби — то небольшое здание ритуальных услуг, в котором были голые люди. Два десятка голых людей, стоящих в кругу, внутри которого в луже крови лежало обезглавленное детское тельце и связанная Оля. МОЯ ОЛЯ!!

— Спаси маму! — сказала Машенька и растворилась, уходя в иной мир, наверно, намного лучше, чем этот.

— Спасу! — сказая я — Обещаю!