Во рту у Ханны стояла горечь, и казалось, будто все тело покрыто какой-то слизью. Бывали дни, когда она не чувствовала себя чистой, сколько бы раз ни принимала душ. Клинт вез ее на своем «Шеви» к ее машине. Благодушной атмосферы, окружавшей их, когда они вышли из «Рэд-пиццы», как не бывало. Дело было уже к ночи, и они успели посетить и опросить двух насильников, растлителя малолетних и педофила, на лэптопе у которого как-то нашли больше семисот порноклипов с детьми. Ханна просто не могла так долго сохранять спокойствие и профессиональную отстраненность. Эти больные на всю голову представители человечества в самом своем худшем проявлении пролезли ей под кожу, проникли в кровь, присосались к сердцу.
Клинт тоже притих, его лицо было серьезным. Раз или два он шевельнул губами, словно бормоча что-то про себя, хотя ничего не произнес вслух. Интересно, подумала она, часто ли ему приходилось заниматься чем-то подобным, находил ли он этот день столь же мерзким, что и она. Ханна, конечно, знала, что такие люди существуют на свете, но от разговоров с ними, от того, каким образом они реагировали, услышав о пропавшей девочке, становилось еще хуже.
И разумеется, все это оказалось совершенно бесполезно. Двое из опрошенных предоставили железобетонные алиби. У двух других алиби не нашлось, но обоих вряд ли можно было отнести к вероятным подозреваемым, и они полностью отрицали, что хоть что-либо знают о случившемся. Когда пропадает ребенок, порядок требует навестить всех известных извращенцев, и это вполне имеет смысл. Но в данном случае это казалось просто копанием в дерьме без всякой веской причины.
Клинт остановил машину на темной улице, напротив дома Лисман. Несколько секунд они сидели в молчании – еле слышный шум дорожного движения вдалеке был единственным звуком, помимо их собственного дыхания.
– Ну как вы? – спросил Клинт.
Ханна пожала плечами.
– Нормально. А вы?
Клинт повернулся к ней лицом.
– Бывало и лучше, – ответил негромко.
Она посмотрела на него, обнаружив, что его большие карие глаза нацелены прямо на нее. Быстро отвела взгляд.
– Да уж, – только и сказала она.
– Через какое-то время все это пролезает внутрь до самых печенок, – произнес Клинт. – Я знаю, каково это.
– Мерзкое ощущение, – призналась Ханна, глядя в боковое окошко машины. В стекле ей было видно его смутное отражение – он по-прежнему наблюдал за ней.
– Да уж… – Клинт вздохнул. – Не хотите об этом поговорить?
Она прикусила губу. Говорить на эту тему не хотелось, но Ханна поймала себя на том, что все равно говорит.
– Когда я была маленькой, то думала, что все люди по определению хорошие. Это то, что всегда говорила мне моя мама. Что каждый появляется на свет с добрыми намерениями. И я верила ей.
– Это просто замечательно – верить.
– Нет, нисколько. Потому что, когда вы обнаруживаете, что это не так – что есть люди, способные взять десятилетнего ребенка, уткнуть его лицом в подушку и… и… использовать его, как кусок мяса… Когда вы понимаете, что такое действительно происходит – причем не где-то там далеко, а совсем рядом, может, даже у ваших соседей, – тогда вы больше уже ничему не верите, вам приходится заново строить все с нуля, потому что весь ваш взгляд на мир искажен и не соответствует действительности, и…
Клинт тронул ее за руку, и это прикосновение отдалось покалыванием на коже. Ханна поежилась, набрала полную грудь воздуха, с шумом выдохнула.
– Простите, – сказала она. – Что-то я разболталась. Несу какой-то бред… Это был долгий день.
– Да, долгий, – согласился Клинт. – Но все нормально. И не думаю, что это бред.
Повернувшись к нему, она слегка улыбнулась.
– Спасибо. У меня редко бывают такие эмоциональные вспышки. Вы застали меня не в лучший момент.
– Сомневаюсь.
Ханна посмотрела на него, не зная, что сказать.
– Как бы там ни было, ваша мама была, по крайней мере, частично права, – продолжил Клинт. – Некоторые люди и вправду по определению хорошие. Вы, например.
– Вы совсем меня не знаете, – прошептала она.
– Уже достаточно хорошо знаю.
Ханна смущенно уставилась на свои ладони.
– Ну что ж, – произнес Клинт, откашлявшись. – Спасибо за все, Ханна. Ваша помощь была… просто бесценной.
Она кивнула.
– Жаль только, что все это оказалось пустой тратой времени.
– Ну, откуда нам это было знать…
– М-да.
Молчание стало затягиваться.
– Вам всегда удавалось вернуть похищенных детей? – спросила вдруг Ханна.
– Да, но… – Тут он нерешительно замолк.
– Но что?
– Большинство похищений раскрывается достаточно быстро. В течение нескольких часов.
– Нескольких часов, – напряженно повторила Ханна. Эбигейл похитили уже больше суток назад.
Пауза.
– Так что… что теперь? – спросила она.
Клинт глянул на наручные часы.
– Уже больше полуночи, – сказал он. – А я на ногах с шести утра. Мне нужно хотя бы пару часиков поспать. А потом посмотрим, что скажет Манкузо.
– Ясно, – сказала Ханна.
– Нормально до дому доедете? – спросил он.
– Ну да, конечно, – отозвалась она. – Это недалеко.
Клинт улыбнулся ей. Улыбка у него была печальная, усталая и почему-то красивая.
Ханна испытала внезапное побуждение наклониться и поцеловать его. Но лишь кивнула и протянула ему руку.
– Тогда надеюсь увидеть вас завтра.
– Можете не сомневаться, – заверил он, отвечая на рукопожатие. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – отозвалась Ханна, открывая дверцу. На миг замешкалась, а потом все-таки выбралась из машины, прикрыв за собой дверцу.
Зеленый «Шеви» укатил, оставив ее одну на темной улице. Наамит Лисман наверняка еще не спит, подумала Ханна, почувствовав себя последней сволочью – что не заглянула проведать ее и Рона. Но все-таки села в свою машину и завела мотор. Коротко прикинула, не стоит ли поступить так, как сказала Клинту, и не поехать ли домой.
Но уже знала, что домой не поедет. Так что двинула в сторону отдела полиции.
Эбигейл никак не могла понять, сколько сейчас времени. Окон не было, телефон у нее отобрали, часов она не носила. Это с равным успехом могли быть полночь или полдень, а то и раннее утро.
Но ее похитители исправно приносили ей поесть и попить примерно каждые два часа. Сэндвич в пластиковой обертке – судя по вкусу, вроде не сильно просроченный. Бутилированную воду.
Сэндвичи и бутылки с водой явно где-то регулярно покупались.
Приносил их тот самый мужчина. Входил, отдавал ей сэндвич и тут же выходил, – не сказав ни слова, никак не реагируя на ее просьбы, слезы и гневные крики. Появившись во второй раз, он принес пару темных леггинсов – на замену тем, которые она обмочила.
Эбигейл без устали разрабатывала планы побега. Поначалу прятала все пустые упаковки от сэндвичей под матрасом, подумывая сделать из них пластиковую веревку и задушить ею своих похитителей. Хотя и сомневалась, что ей удастся это проделать, а связав между собой пару-тройку оберток, поняла, что они просто рвутся при растягивании. Подумала, не использовать ли для этих целей грязные штаны, но так и не нашла какой-то разумный способ, как это осуществить.
В комнате стояло ведро, в которое Эбби уже дважды успела пописать. И уже прикидывала, не выплеснуть ли его содержимое в физиономии похитителей, а потом быстро рвануть из комнаты.
Еще можно было залезть под кровать. Спрятаться под ней, а когда они начнут ее искать, она… она…
Но в том-то все и дело. Это были всего лишь фантазии. Они просто немного повышали ей настроение, дарили иллюзию контроля над ситуацией. Она не просто торчала в этом подвале – она выжидала подходящий момент. Но когда Эбигейл и в самом деле как-то залезла под кровать и стала ждать, пока появится кто-то из похитителей, сердце чуть ли не выскакивало из груди. Страх клещами стиснул горло, словно какой-то здоровенный жирный паук. Они сразу поймут, что она под кроватью – здесь это единственное место, в котором можно спрятаться. А потом что? Эта женщина вытащит ее оттуда, пинающуюся и визжащую? Или мужчина повалит кровать набок, вздернет ее на ноги?
Вновь припомнилась та сцена из фильма, в которой детектив находит убитого мальчика. Пытался ли этот мальчик сбежать? Как раз поэтому его и убили? Тот мужчина сказал, что если она будет себя хорошо вести, то они вернут ее домой.
Прятаться под кроватью – явно не образец хорошего поведения. Плеснуть из ведра мочой в похитителей тоже. Она мельче их, заперта в ловушке и испугана. Даже если удастся выскочить из этой комнаты, совершенно непонятно, где она. В Гленмор-Парке? Получится ли добежать до какого-то из соседних домов, криком взывая о помощи? Может, они вывезли ее из города куда-то далеко, и это нечто вроде дачи, на которой они с Грейси иногда бывали? Будет ли толк от побега, если бежать некуда?
Эбигейл постоянно колебалась, то планируя побег, то плача по маме. Никак не могла успокоиться, никак не могла расслабиться.
Открылась дверь. По ступенькам процокали высокие каблуки. На сей раз это была женщина. Она спускалась по ступенькам, темная лыжная маска скрывала ее лицо. В руке у нее был сэндвич в пластиковой обертке – точно такой же, как те, что приносил Эбигейл мужчина.
– Пожалуйста, – проговорила девочка прерывающимся голосом. – Пожалуйста, отпустите меня! Я никому ничего не скажу, клянусь. Просто отпустите меня!