Для начала она хотела убедиться, что Склеп действительно существует. Некоторые записи в дневнике косвенно намекали на его примерное местоположение. Однако там же упоминалось и о том, что не каждому визитёру он открывается. «Если Склеп тебя не захочет, ты можешь хоть сотни раз ходить вокруг да около, но так ничего и не обнаружить».
Посмотрев на небо, Шемс пришла к выводу, что синоптики вечно норовят уподобиться магам-шарлатаны, или политикам – прогнозировали дождь и снова соврали. На улице стояла жара. Под раскалёнными лучами солнца плавился асфальт, изнывали от жажды деревья и кустарники, а люди стремились укрыться в тенёчке, спасаясь от прилипавшего, обволакивающего тела горячего воздуха.
Щемс купила билет на ближайший рейс и, заняв место возле окна, достала мамин дневник.
Духота в автобусе стояла адская, сил нет. Ещё и кондиционер сломан. Словно в натопленной банной парилке. Заключённые внутри салона пассажиры, обмахивались чем могли: газетами, бейсболками и просто собственными ладонями. Вялые мухи ползали по запылённым стёклам, время от времени лениво перелетая с одного окна на другое.
Ехать предполагалось несколько часов и Шемс постаралась просто запастись терпением. Потягивая сладкую газировку и отстранившись от стоявшего в воздухе монотонного гула, она полностью погрузилась в чтение.
Зачем Даррель подарил мне то кольцо? Я начала думать, что он преподносит его каждой своей «гостье», и оно беспрестанно кочует с одного пальца на другой на протяжении многих десятилетий.
Это был золотой перстень с чёрным опалом когда-то принадлежавший его матери, почившей 1894-м. На момент её смерти Даррелю исполнилось семь.
Весьма абсурдным при этом кажется то обстоятельство, что внешне Даррель выглядит моложе меня. Должно быть он перестал стареть, когда стал одним из Поклоняющихся. Его биологический возраст остановился на отметке где-то в районе двадцати пяти лет.
Итак, в награду за преданность Сатис, Даррель получил бессмертие и способность легко восстанавливать своё тело после повреждения. А что насчёт его разума или его души?..
С тех пор, как Евгению, пребывающую в безмолвном оцепенении, перенесли в отдельные покои, я всё старалась улучить возможность и навестить её. Мне казалось это позволит лучше понять, откуда в ней такая несгибаемая воля, поразительная способность выдерживать немыслимые страдания за нежелание покориться силе Сатис.
Из всего этого засилья насилия приятной неожиданностью для меня стало осознание, что сама Властвующая не может с ней ничего поделать, кроме как ждать, когда нахалка наконец будет готова сдаться.
Длинный тусклый коридор делает поворот и упирается в дверь из толстого чёрного стекла. За ней и стоит открытый деревянный гроб с лежащей внутри живой девушкой. Склеп в Склепе.
Я рада, что никого не встретили по пути. Скорее всего мне бы запретили к ней приближаться. Ведь теперь жизнью Евгении единолично распоряжается сама Сатис. Но по счастью все заняты своими делами: Даррель спал, когда я уходила, Иона по обыкновению хлопочет на кухне, Лльюэллин вроде бы закрылся в библиотеке, а Тиббот вот уже месяц, как вообще не появляется в Склепе. Вчера Иона с Даррелем даже делали ставки вернётся ли Тиббот назад или нет. На самом деле, конечно же, никто всерьёз не верит, что Тиббот ушёл насовсем. «Само собой, когда-нибудь он вернётся. Он всегда возвращается», – сказал мне перед сном Даррель.
Наверно им следовало запереть комнату, но ведь вариант, что кто-то помыслит нарушить священное правило дома ими даже не рассматривался. И вот я беспрепятственно ступаю за чёрную дверь и движусь мимо высокой бронзовой подставки со стеклянной вазой, наполненной рунными камешками, к установленному по центру комнаты гробу, массивному, выкрашенному белой краской.
Безжизненность лица Евгении подчёркивает восковая бледность, а руки неподвижно покоятся вдоль тела. Ещё я успела подметить, что нижнюю часть голени на правой её ноге обвивает цветная татуировка в виде ящерки. Евгения моложе меня на три года, ей всего двадцать четыре, и, надо полагать, старше она уже никогда не станет. Мысленно я представляю себе, как где-то, за пределами Склепа, близкие Евгении сбиваются с ног, разыскивая её…
Опускаюсь на корточки и физически ощущаю, как густеет воздух, пропитанный стойким запахом воска. По тёмным углам разрастаются и скользят бесплотные тени, от них веет опасностью и какой-то безысходностью и тянет убраться куда подальше. Конечно же, я остаюсь и склоняюсь над гробом.
– Мне так жаль, – шепчут мои губы. – Знаю, ты не хотела такой судьбы, как и я, как и множество других жертв, замученных в этих глухих стенах, лишившихся жизни невесть за что. Они навеки искалечили наши души и отняли последние проблески надежды. Но ты другая, твоя борьба продолжается, пусть незримо, но явственно для каждого из здесь живущих. Я восхищаюсь твоей отвагой, которая лишний раз подчёркивает мою собственную никчёмность. А мне бы так хотелось помочь…
– Так помоги мне! – в этом слабом бесцветном голосе, таилось устрашающее очарование истинной скорби. – На краткий миг мне почудилось, что это не слова Евгении, такое странное чувство, будто со мною говорят стены, будто то шепчет сам Дом…
Но вдруг гибкие пальцы судорожно впиваются в моё запястье, а ногти больно вонзаются в кожу так глубоко, что показываются алые капельки крови. Я инстинктивно пытаюсь вырвать руку, но ожившая покойница держит меня крепко.
Евгения медленно села. Её глаза неестественно широко распахнуты, а слепой взгляд устремлён прямо на меня.
– Их черёд ещё не пришёл, – продолжает вещать она, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, точно поражённая безумием. – Демон существует уже тысячи лет и продолжит умножать своё могущество ценой невинных душ. Его сила велика, но всё равно не безгранична. Он воздвиг этот дом, но дом обладает собственным сознанием. И он в ожидании нового хозяина. Сотворённого внутри. В ком воплотятся все качества, отвечающие нашим целям.
Она замолчала, и я поняла, что за дверью кто-то есть. Кто-то пришёл проверить Евгению, но не может войти. Дверь по какой-то причине заклинило. Это было не просто странно, это было уму непостижимо. Словно сам дом решил взбунтоваться против заведённых в нём правил.
Евгения разжала пальцы, а поскольку всё это время от испуга я продолжала тянуть руку на себя, то и полетела навзничь и уже затем торопливо отползла на четвереньках к стене.
В дверь продолжали упорно ломиться, но она оставалась стоять неприступной глыбой, будто под мощным охранным заклятием.
Понятия не имею каким образом в руках Евгении оказался нож. Она отвернулась и больше ни разу не взглянула на меня полными исступления глазами, как будто потеряла интерес.
– Нет-нет-нет! Что ты делаешь?.. Я согласна помочь! Только не понимаю, как. Клянусь, я на всё согласна, чтобы уничтожить Сатис!
– Демона нельзя уничтожить. Его можно лишь отправить обратно в преисподнюю, —произнесла Евгения ровно, почти без интонации.
А затем всадила нож до упора в собственную грудь. И я онемело смотрела, как, захлёбываясь кровью, она откидывается на лежащую в гробу атласную подушку, как расплываются кроваво-красные пятна по её белоснежной кружевной сорочке…
Дверь распахнулась и в комнату влетел Лльюэллин, а за ним Даррель и Иона. Я, утратившая остатки самообладания, в приступе истерики корчились на полу. Они же, буквально окаменевшие, взирали на теперь уже по-настоящему мёртвое тело Евгении, и кажется, совершенно не были готовы осознать случившееся.
Интересно, до того момента, кто-нибудь из обитателей Склепа видел Лльюэллина настолько шокированным. Не думаю.
Но вот он приходит в себя, хватает меня за шиворот и бесцеремонно волочит к Сатис.
По всем приметам – обыкновенное провинциальное захолустье.
Сойдя с автобуса, Шемс попала на окраину какого-то захудалого городишка. Казалось, всё тут, от облезлых домов за хлипкими заборами, до огромных зарослей лопухов в придорожных канавах покрыто, пропитано пылью и запахом нечистот. И на самой дороге, и в особенности по её обочинам валялся всевозможный мусор, зарастая некошеной травой. Безотрадное зрелище в качестве наглядной демонстрации человеческого отношения к окружающей среде. И именно где-то в этих краях, если верить маминому дневнику, зло сплело свои паучьи сети.
Немного подумав, Шемс закинула на плечи рюкзак и направилась в противоположную от жилого района сторону, по направлению к заслоняющей горизонт одинокой горе с расколотой вершиной.
Главная дорога уводила на север в обход горы, и отделяла от неё Шемс довольно глубоким оврагом, сплошь покрытым колючим кустарником. Девушка была уже почти рядом и напряжённо размышляла, где именно ей следует искать заколдованный дом, когда за спиной скрипнули тормоза и старенькая, хорошо проржавевшая легковушка, вильнув колёсами, остановилась с противоположной стороны обочины.
– Эй, красавица, куда идёшь? Садись, подвезём, – из открытого водительского окна высунулась лысая башка с совершенно идиотской улыбкой.
Шемс прямо кожей чувствовала сальный взгляд, скользнувший по её лицу, на мгновение задержавшийся на губах, и устремившийся вниз, по контурам тела.
От омерзения её даже передёрнуло. Кажется, парней в машине было трое. Положение, прямо сказать, выглядело удручающим, только девушка, почему-то не испытывала ни малейшего страха перед этими безмозглыми болванами, правда пришлось немного побороться с накатившей волной тошнотворной брезгливости.
– Давай садись, не ломайся!
Она медленно опустила лямки рюкзака, чтобы удобнее было передвигаться по диким зарослям, смерила бестолково лыбившегося маньячину самым пренебрежительным, на какой только была способна, взглядом и, показав средний палец, быстро шмыгнула в овраг.
Вслед Шемс полетели грязные оскорбления, но последовать за ней по крутому склону, собирая по пути колючки и рискуя выколоть глаза сухими ветками, желающих, к счастью, не нашлось. Натренированная Шемс и сама-то пару раз упала, споткнувшись о скопившийся внизу хлам, нахватала в волосы репьёв и расцарапала до крови локоть.
Остановившись, она добросовестно извлекла все прицепившиеся к ней сухие репейные головки, распутывая волосы пальцами вместо расчёски, и осмотрелась.
Неожиданно внимание привлекли валуны разных форм и размеров, хаотично разбросанные по дну оврага, а в определённом месте образующие странную расстановку – их гряда из более-менее стандартных размеров протянулась к самой горе широкой почти ровной лентой, будто остатки каменной дороги, какой-нибудь древней цивилизации. Ага! Вот и подсказка, обрадовалась Шемс.
Следуя каменному указателю, она добралась до подножия и продолжила путь по открывшейся расщелине, зияющей подобно широкой пасти и полого уходящей вниз.
Неприятная липкая испарина выступила по всему телу, и затея постепенно перестала казаться такой уж хорошей. Теперь вместе с навалившейся усталостью, в груди росло тупое равнодушие, безразличие ко всему, даже к собственной судьбе.
Расщелина сделала резкий поворот и закончилась тупиком.
Глазам Шемс предстала блестящая чёрным гладким камнем, фасадная стена одноэтажного дома. Кроме прочего, необычность заключалась в том, что его задняя часть целиком была встроена в прилегающий склон и невозможно сказать, насколько глубоко внутрь горы она продолжалась.
Разинув от удивления рот, Шемс взирала на три высоченные входные двери, определённо не менее чем пятиметровой высоты каждая, деревянные под матово-золотистой структурной краской. Удивительное зрелище заставило Шемс окончательно растеряться, зато тупую апатию, как рукой сняло.
Целых три двери и не единого звонка, хотя тут больше подошёл бы дверной молот в виде лошадиной головы или когтя дракона. Шемс плавно приложила ладошку к дверному полотну и, тихонько надавливая, погладила шершавую поверхность.
– Привет, дом.
Дом оставался глух, нем и слеп, в прямом смысле этого слова. По всему фасаду не виднелось ни одного оконного проёма.
Шемс прислушалась к окружающему дом безмолвию, ненарушенному даже вездесущим птичьим щебетом. Мёртвая тишь вокруг и тревожное гипнотическое оцепенение, не действующее разве что только на Шемс. Даже легчайшее дуновение ветра ни на волосок не колыхнуло металлический флюгер, в виде неведомой зубастой твари, торчащий над двускатной черепичной крышей. Воздух пребывал в неземном покое.
Шемс продолжала стоять и слушать, закрыв глаза, открыв разум. Что-то тянулось к ней, бестелесное, призрачное. Чьи-то невидимые щупальца касались, исследовали тело, забирались под одежду, огибая каждый изгиб, проникая в каждую складочку, осторожно, недоверчиво. И Шемс не сопротивлялась, начиная раскрываться навстречу, не только предоставляя таинственной сущностью своё тело, но и обнажая душу, безоговорочно соглашаясь на полную диагностику личности.
И вдруг, перед её внутренним взором начала складываться картина, такое случалось с ней периодически. Не размыкая век, она видела сквозь запертые золотистые двери длинный сумрачный коридор, уводящий в глухую темноту. По нему ей навстречу двигался человек.
В этот момент самообладание Шемс неожиданно дало трещину. Как никогда остро по нервам резануло чувство надвигающейся неотвратимой опасности.
Щупальца тут же отступили и, мерно раскачиваясь, продолжили наблюдение со стороны с несомненным интересом и будто бы даже с недоумением.
Сейчас Шемс, однако, было не до них, сознание целиком сосредоточилось на мужчине. Подсвеченный отблесками свечей, его силуэт выделялся на однообразно тёмном фоне. Светлые волосы колышутся в такт его шагов, взметаются и снова падают, свободно рассыпаясь по плечам. Пронзительные глаза смотрят будто бы прямо душу, внимательно и холодно, а мерцающие тени вокруг делают их цвет ещё более насыщенным. Чтобы достичь подобного оттенка, древние майя смешивали минералы индиго, палыгорски́та и листьев индиго́феры. Там в их глубине Шемс чудится что-то пронизывающее, потустороннее.
Непонятно на что она рассчитывала, уверовав, что встречать её в заколдованном доме непременно выйдет Даррель. Узнает, обнимет, и колдовские чары рассыпятся в прах, зло падёт, поверженное силой любви. Слишком наивно? Пожалуй!.. Шемс очень чётко осознала свою опрометчивость, когда увидела идущего за ней Лльюэллина.
Каждый его шаг сопровождался гулким ударом её сердца. Горячей волной изнутри поднималась паника, а по венам мчался ток адреналина. Уже почти рядом, ещё чуть-чуть и одна из дверей распахнётся…
Шемс долго держалась, но теперь нервы сдали окончательно. Она открыла глаза, прогоняя слишком реалистичное видение, и через секунду уже во весь дух неслась прочь.
Остановилась она, лишь когда впереди появились первые признаки городской цивилизации, и немедленно согнулась пополам, держась обоими руками за бок. Постепенно боль проходила. В голове чисто автоматически начали крутиться злободневные вопросы, вытесняя липкий страх.
Кое-как восстановив дыхание, она расстегнула молнию на боковом кармане рюкзака и дрожащими пальцами вытащила оттуда предусмотрительно выключенный телефон. Когда на экране высветились уведомления о десятках пропущенных вызовах, она даже почувствовала себя немного спокойнее.
– Ало! Татьяна? – проскулила Шемс в трубку жалобным голосом. – Я совершила большую глупость. Пожалуйста, помоги! Скорее забери меня отсюда.