Домой, во Тьму

ГЛАВА 7

– Ключник, – утвердительно проговорил граф. И замолчал, вглядываясь в Николаса.

Николас вынужден был опереться спиной о стену, чтобы перехватить меч обеими руками. Ну вот они и встретились. За секунду перед тем как распахнуть дверь, он почему-то был уверен, что все так и произойдет. Прямо перед ним – граф Пелип. Хладнокровный убийца Катлины. Человек, желавший смерти самому Николасу и не единожды пытавшийся осуществить свое желание. Теперь, когда фигура Пелипа из образа памяти превратилось в реального человека, жгучая ненависть мгновенно испарилась из сердца Ключника. Голова его стала ясной, все ненужные мысли – даже промелькнувшее вдруг сожаление, что к решающей схватке он пришел полуживым, – исчезли. Он видел цель, осталось только найти способ подобраться поближе…

– Странно, – сказал Пелип, – я должен испытывать к тебе ненависть, но ничего не чувствую…

Какой голос у этого гада – глухой и сдавленный – будто больной. О чем он говорит? Какая ненависть? Это Николас должен его ненавидеть, а не наоборот.

– Я знал, что ты рано или поздно придешь. Когда мне сказали, что ты мертв, я не поверил… – Он коротко, надтреснуто рассмеялся. – Повелитель в этот раз просчитался. Напрасно он пытался тебя убить… Ты – истинный Ключник, тебе и нести Ключ дальше…

В руках у графа нет оружия. Золотая чаша, в которой что-то плещется, – и все. Впрочем, под этим плащом можно спрятать что угодно. Пусть он говорит. Жаль, что не осталось сюрикенов. Мешочек остался в лесу, сорванный клыками вервольфов. Но ничего – есть меч. Если бы путь не преграждал большой стол, можно было прыгнуть прямо через всю комнату. На этот прыжок ушли бы все силы, но разве много сил нужно на то, чтобы вцепиться в глотку врага и не отпускать?..

– Правда, по виду ты – совершенный мертвец, – продолжал Пелип, безразлично глядя на то, как Николас, опираясь на стену, подвигается все ближе и ближе к нему. – Видел бы ты себя в зеркало…

Еще шаг, еще… Почему этот горбатый ублюдок спокойно стоит на месте? Он ведь знает, на что способен Николас, и вряд ли недооценивает его, даже видя в таком состоянии. И эта чаша в руках… Странная чаша. Вернее, странно, что она в руках у Пелипа. Вертит ее в пальцах, но осторожно, стараясь не пролить, потому что чаша полна до краев. Разговаривая, то и дело подносит ее ко рту, но не отпил еще ни глотка. Вот поставил на стол перед собой. И тут же сложил руки за спиной. Понятно – сейчас нужно быть готовым ко всему. Скорее всего, он вытащит метательный нож. Или заряженный мушкет? Да, что-то поражающее на расстоянии. В рукопашную схватку он предпочтет не вступать. Значит, нужно успеть первым… Следить за его движениями!

Пелип шевельнулся, и в то же мгновение меч выметнулся из рук Николаса, стальной неуловимой молнией рассек душный комнатный воздух – и глубоко вонзился в грудь краснобородого графа.

Пелип дрогнул, вскинул обе руки – они оказались безоружны.

Николас, тяжело дыша, привалился к стене. Колени его подгибались. На этот бросок потребовалось немало усилий. Но почему граф не падает? Стоит и даже не пошатывается. Должно быть, он не успел ничего почувствовать. Так бывает. Тяжело раненные люди зачастую не испытывают боли и не понимают, что умирают.

Усмехнувшись, Пелип обеими руками обхватил рукоять меча и одним движением вытащил его из своего тела. Николас отчетливо слышал, как скрипнул клинок о кости, как хлюпнула струйка крови, вырываясь из раны вслед за клинком.

– Мне кажется, – сказал Пелип, – ты хочешь меня убить… Да? Можешь не отвечать. Я уже сам об этом догадался… Отличный меч! В Империи таких не делают. Этот клинок с Драконьих островов?

Николас отлепился от стены, рванулся вперед, но более двух шагов сделать не смог. Тяжело рухнул на стол. Стол затрещал, но выдержал.

– Эй! – воскликнул Пелип, быстро, но бережно подхватывая со стола золотую чашу. – Осторожнее!

Он больше не выпускал ее из рук. Меч Николаса, который только что уронил, граф ударом ноги загнал в дальний угол комнаты.

Николас лежал грудью на столе. С трудом подняв голову, он увидел перед собой кожаный мешок. Несложно было ему угадать, что именно в этом мешке. Чтобы не сползти на пол, он загреб руками по столу. Пальцы его скользнули по мешку.

Пелип с рассеянным интересом наблюдал за ним.

– Ты вернулся за Ключом или за моей жизнью? – спросил он наконец. – Наверное, и за тем, и за другим. Ты едва жив, но все пытаешься убить меня. Удивительно– ты пронес свою ненависть через поколения и пространства, а вот у меня так не получилось. Я смотрю на тебя равнодушно. А ты… Постой-ка! Ты ненавидишь меня из-за той женщины! Я прав?

Николас не ответил, старательно восстанавливая дыхание. Пелип немного отступил к окну, держа одну руку У груди (сквозь пальцы все еще сочилась кровь), а в другой сжимая чашу.

– Должен тебя разочаровать, – говорил он. – Я не убивал твою женщину. И я не пытался убить тебя. Если бы я этого хотел, я бы встретился с тобой один на один. Да, так было бы лучше. Так было бы правильно.

Нет, не получится сейчас подняться… Еще несколько минут нужно, чтобы собрать остатки сил. До графа осталась всего пара шагов. Один рывок – вцепиться в глотку и не отпускать… Пелип еще говорит. Неважно, что он там говорит, Николас все равно не слушает, а в том, что все-таки услышал, не видит ни капли смысла.

– Знаешь, а тебе повезло больше, чем мне, – глядя в свою чашу, сказал Пелип. – У тебя была женщина, и, судя по всему, она для тебя значила много. Наверное, и ты ей был небезразличен. А у меня никогда никого не было… – Он вдруг усмехнулся. – Когда я узнал о тебе, мне стало странно: почему это мы раньше не встретились. Только позже я понял, что встретиться мы должны именно так, как это и произошло. Понимаешь, о чем я?

Николас все-таки сумел встать на ноги. Пелип поднял на него глаза, окровавленной рукой в задумчивости провел по красной бороде. И отвернулся к окну.

– Повелитель уже близко… – проронил он, глядя вниз.

Такого момента упускать было нельзя. Николас, спружинив ногами, перекатился по столу и упал сзади на Пелипа, сцепив обеими локтями ему шею в захват. При этом он наткнулся подбородком на горб, оказавшийся неожиданно мягким и упругим.

Граф устоял на ногах. Издав короткий хриплый звук, он вывернулся из захвата, смазав Николаса локтем по груди.

Удар, несмотря на отсутствие размаха, был такой силы, что Николаса отбросило на другой конец комнаты. Всем телом он приложился о стену и сполз вниз. В руках у него остался красный лоскут плаща.

– Успокойся наконец! – сквозь гулкий шум в ушах услышал он, как рявкнул Пелип.

Николас сморгнул кровь с ресниц. Граф совсем содрал с себя косо обвисший плащ. И выпрямился, став мгновенно выше и стройнее. Горб исчез, как его и не было. Из-за спины графа широко распахнулись два больших кожистых крыла – от одной стены комнаты до другой. Распахнулись, дрогнули и бессильно опали.

– Лаблак… – невольно вырвалось у Николаса, само собой вырвалось – прежде чем он успел окончательно понять, кто стоит перед ним.

– Эльвар, – поклонившись, ответил Пелип.

Рана на его груди уже не кровоточила.

– Не помню, когда я последний раз летал, – сказал граф. – Это-то и было, наверное, самое отвратительное. Каждый час своей жизни осознавать себя сильнее, лучше, совершеннее других – и все же быть вынужденным скрываться. Тогда я и решил: чтобы жить не согбенным уродом, а тем, кто я есть на самом деле, нужно подмять под себя остальных. Оказалось, что это очень просто – подбить людей на восстание. Тем, кто вечно унижен, достаточно пообещать, что когда-нибудь они сядут на места своих угнетателей. И тогда с ними можно делать все что угодно. Когда моя армия стала редеть, они радовались и этому. Погибали друзья, с которыми они делили место у костров, а они каждый раз подсчитывали, сколько теперь добра придется на их долю. В конце концов мне стало противно. Я утратил желание драться, а вместе с ним потерял веру в победу и сдавал город за городом. А потом пришел Повелитель. Я слишком поздно узнал его, но даже и узнав, называл так, как называл раньше. Мартин. Боялся поверить… Да, наверное, так…

Николас попытался подняться, держась руками за стену. Не сразу, но у него это получилось. А Пелип вдруг резко подался через стол – перегнулся так, что горб на его спине обозначился много острее, чем раньше. Впрочем, какой горб? Пернатый тугой ком.

– Ты помнишь Потемье? – спросил Пелип. – Наше Потемье? И я тоже ничего не помню… Ты ведь не раз задавался вопросом: зачем ты здесь? Так? А Повелитель открыл мне эту тайну. У каждого из нас – у тебя и у меня – была своя миссия. Но в последний момент Повелитель решил все переиграть. Из-за этой твоей женщины! Ты показался ему ненадежным звеном в строгой и правильной цепи. Ты не должен был любить и сострадать! Эта женщина… А потом и мальчишка! Повелитель одним взмахом решил обрезать твою миссию и твою жизнь. Никто, кроме тебя, не мог обрести Ключ– и после того, как ты это сделал, ты стал ненужным. Дальше твою работу делаю я – так предполагал Повелитель!

Пелип поднял чашу и заглянул в нее. Сглотнул слюну.

– Я… не понимаю тебя… – выговорил Николас. – Кто он – этот Повелитель?.. У меня есть Ключ, открывающий Врата в Потемье. Потемье…

– Да. Верно. Ты догадался. Врата в Потемье. Дорога домой. Только, друг мой и враг, наверное, ты думал лишь о том, чтобы вернуться. О том, что произойдет после того, как Врата будут открыты… так далеко ты не заглядывал, охваченный страстным желанием оказаться там, где тебя не считают враждебным и опасным чужаком… Ха! Получается, что сейчас… то, что я сделаю, спасет тебе жизнь. Больше Повелитель не будет пытаться убить тебя. И ты станешь… – Пелип говорил, всхлипывая. Это было мало похоже на смех, но еще меньше – на рыдания. – Ты станешь как я… И дойдешь до самого конца… И вспомнишь сегодняшний день и будешь готов отдать все за то, чтобы оказаться на моем месте…

И Пелип поднес чашу ко рту. Николас вдруг понял, что сейчас произойдет. Нет, он не испытал жалости к огнебородому графу, ему важно было до конца понять, о чем так путано и сумбурно говорил лаблак.

– Постой! – закричал Николас.

Запрокинув голову, Пелип пил медленными, крохотными глотками. Он, очевидно, торопился, но не мог быстрее. А Николас смотрел, не в силах оторваться. Зрелище тянуло его к себе – Николас проделал два нетвердых шага к столу, за которым стоял Пелип.

Через несколько секунд под ноги графа застучали тяжелые капли. На его красной рубахе – прямо под грудью появилась черная точка. Она росла, превращаясь в дыру с обугленными неровными краями, – капли падали и оттуда – и все чаще. В глубине дыры шипело и прыскало прозрачным серым дымом.

На лбу Пелипа вздулись синие переплетенья вен. Из-под опущенных век и из носа брызнули первые струйки крови. Но он не останавливался.

Он до последнего момента оставался на ногах. Опорожнив чашу до дна, он отнял ее от громадного черного провала на том месте, где минуту назад был его рот. Он натужно икнул – из провала вырвалось большое облако серого дыма. Тело его начало оседать, бесформенно изменяясь, будто плавясь. Густо окутанное дымом, тело стекло под стол, но и там продолжало съеживаться, уподобившись неистово извивающемуся клубку змей. И неожиданно затихло, став темной кучкой, – такой маленькой, что ее можно было накрыть одной ладонью.

И тогда Николас услышал позади себя ее голос.

– Мы скучаем по тебе, – проговорила она.

Николас стоял, пошатываясь, посреди комнаты, еще затянутой тонкими нитями серого прозрачного дыма. Это она! Она! Под грубой и пропыленной монашеской сутаной, в которую она была одета, трудно угадать очертания ее тела, но – голос! Ее голос. И еще – волосы. Сияющими волнами выплескивающиеся из-под глубокого капюшона, волосы – ее. И лицо… ее лицо, чересчур бледное, такое бледное, что темные глаза кажутся огромными.

– П-почему ты говоришь – «мы»? – запнувшись, спросил Николас.

Катлина не ответила, не шевельнулась. А Николаса вдруг уколола догадка.

– Неужели?! – воскликнул он, дрожащую руку протягивая к ее животу. – Неужели?..

Она чуть улыбнулась, снова промолчав. Николас отступил к столу, оперся на него, чтобы не упасть.

– Нет, – сказал он самому себе, – так не бывает… так не должно быть… Ты мертва. Я видел твое тело. Ощущал его холод. Видел рану. И кровь.

– Мертва… – она развела руками, указывая на стены комнаты, – здесь. Но там… мы будем живы и счастливы.

– Мы? – снова переспросил он и тут же задал второй вопрос: – Там – это где?

– Бедненький странный Нико все еще верит в Потемье?

– Потемье! – вырвалось у Николаса.

– Мы будем ждать тебя там, Нико. Только ты обязательно приходи… Обещай нам, что ты придешь, Нико…

– Я… – Он крепко зажмурился, охватив голову руками.

Когда снова открыл глаза, увидел, что Катлина движется к нему – очень медленно и ровно, будто плывет по воздуху, а не переступает ногами по полу. Капюшон надвинут глубоко на лицо, а руки, спрятанные в рукавах, сложены на груди.

Нет, не приближается. Колеблется в сумраке комнаты, будто призрак. И тает.

– Катлина… – негромко позвал Николас, когда ее фигура исчезла, оставив после себя клок белесой пустоты, неотвратимо заполняющийся комнатной полумглой.

– Мы недовольны, – проговорил кто-то за его спиной. Голос был не ее, не Катлины, а мужской, скрипучий и приглушенный.

– Катлина!

Фигура возникла в проеме открытого окна, там, где еще недавно стоял Пелип. Капюшон пропыленной монашеской сутаны пополз вверх, открыв белое лицо глубокого старика. Среди морщин на лбу чернела пробоина от пули, из нее до самой переносице тянулась темная застывшая струйка.

– Нас обманули, – донеслось снова из разжавшихся синих губ.

– Кто ты? – попятился Николас.

– Лаблак струсил, – словно не слыша его, говорил старик. – Лаблак сбежал.

– Где она?

Непрозрачные, цвета молока глаза остановились на лице Николаса.

– Мы же говорили тебе – она будет ждать тебя в Потемье. Мы всегда говорим правду. Мы всегда выполняем то, что обещали. Катлина не была крещена – ни при рождении, ни позже, ты не знал этого? А о том, что некрещеные души забирает Потемье, ты тоже не знал? Пока она останется с нами… Но когда Врата будут открыты… Не говори нам, что ты не хочешь встретиться с ней снова… Мы щедры, не правда ли?

– Но не бескорыстны… Так, Повелитель? – Николас, кажется, сумел овладеть собой и говорил теперь спокойно – конечно, настолько, насколько это было возможно.

– Нам нельзя быть бескорыстными. Никому нельзя.

– Я хочу вернуться. Вернуться к ней… И вернуться домой. В Потемье. А чего хочешь ты?

– Лаблак обманул нас, – бесстрастно звучал голос из-под капюшона. – Мы хотим того же, чего и ты. Мы хотим, чтобы ты вернулся домой.

– Ты хочешь, чтоб я открыл Врата! Я нужен тебе. Это так, Повелитель? Мне нужна душа Катлины. И жизнь мальчика. Ты понимаешь, о чем я говорю…

– Нет. Ты получишь только женщину. Маленький паршивец обманул нас. Он украл у нас твою смерть, и теперь она у него. Бойся его.

– Мне ни к чему его бояться. Оставь его в покое. Дай ему жить, как он жил до сих пор.

– Он уже не сможет жить так, как жил раньше. Твоя смерть в его руках, а его смерть – в твоих. Вы еще встретитесь с ним – и тогда постарайся сделать правильный выбор. Здесь мы ничего не можем сделать.

– Что это значит?!

Лицо старика под темным капюшоном зарябило, будто водная гладь от удара. На мгновение Николасу показалось, что перед ним промелькнули тысячи лиц. Он сморгнул – и не смог удержаться от крика. Снова на него смотрела Катлина, только глаза ее были – не ее, а прежние – мутные, сплошь молочного цвета, без зрачков.

– Мы ждем тебя… – умоляюще выговорила она. – Ты придешь к нам, Нико? Ты придешь к нам? Скажи нам, ты придешь? Обещай нам, и мы будем ждать тебя…

– Да! – снова срываясь, закричал Николас. – Да! Да!

Каменный пол вышибло из-под его ног. Комнатные сумерки завихрило, сгущая в полный мрак. Николаса швырнуло куда-то вверх, потом вниз… Потом он оказался посреди частых стеблей ломкой травы, ощутил запах пыли, ночной росы и тепло нагретой за долгий день земли.

Замок высился перед ним на фоне синего неба шагах в ста. Николас сел, протирая глаза. Опустил руки и наткнулся на какой-то предмет рядом с собой.

Ключ.

Ключ в кожаном мешке.

В небе громыхнул громовой раскат. У ног Николаса ворохнулось что-то живое и быстрое. Он вздрогнул, но шорох уже удалялся.

– Крыса, – углядел Николас. – Степная серая крыса… Много крыс…

Трава у замка стала серой. И она, кажется… Николас поднялся и с удивлением понял, что у него еще достаточно сил, чтобы стоять на ногах. Да, трава вокруг замка шевелилась. Сонмы крыс суетились там. Топот множества маленьких лапок и хруст челюстей звучал отголоском грома.

Николас отупело смотрел, как первые язычки пламени замерцали в окнах башен. Как взметнувшийся над крепостной стеной оранжевый язык лизнул небо, сильно потемневшее от столба дыма.

Замок пылал. Метались между раскалившимся камнем вопли боли и ужаса. Крысы с визгом разбегались прочь. Шмыгали между ног Николаса, исчезали в ночной темноте. Меньше чем за минуту не осталось ни одной, но свою работу они выполнили. Трава вокруг замка была выстрижена ровными, изредка пересекающимися полосами. Когда замок превратился в огромный горящий факел, свет которого разметал тьму в клочья, Николас увидел, что полосы четко складываются в пятиугольную звезду, тесно стискивающую замок со всех сторон.

Николас опустился на землю. Лег, глядя в небо, расцвеченное огненными всполохами. Он старался не думать о том обещании, которое дал Катлине.

Катлине?.. Катлине или Ему, Повелителю?..

Повелитель… Из замка, охваченного пламенем, криков больше не было слышно. Зато даже сюда долетал отвратительно-приторный смрад заживо сгоревшей плоти.

Какую чудовищную тварь из какого ужасного мира он вызвал сюда, в мир людей?