Доногоо-Тонка, или Чудеса науки

1

1

В Марселе

Улица в старом порте. У матросского кабачка.

На краю мостовой, среди мусора, три человека ведут оживленный разговор. У одного из них в руках бумага, содержание которой, по-видимому, и составляет предмет его красноречия. Девушка в зеленой кофточке смотрит через его плечо. Вместе с нею мы видим объявление Общества Доногоо-Тонка и статью Ива Ле Труадека.

2

В Неаполе

Торговый порт, возле Иммаколателла Веккья. Разгружают барк. Подвода, запряженная ослом, лошадью и волом, ждет, чтобы ее наполнили. Грузчики прервали работу и слушают маленького проходимца, худощавого и черноволосого, который говорит о чудесной стране, где стоит только нагнуться, чтобы оказались полные горсти золота.

3

В Лондоне

Одна из самых закоптелых таверн на Коммэршел-Роде, в двух шагах от Степни-Стэшен. За прямоугольным столом человек двенадцать в самой разнообразной одежде и самого разнообразного вида орут, спорят. Они чертят углем на столе планы, карты, маршруты. По нескольку раз производят сложные вычисления по пальцам.

4

В Порто

На площадке трамвая, который ходит от Праса де Дом-Педро до Восточного вокзала, пузатый пассажир с приятнейшей улыбкой излагает свои взгляды на эмиграцию и дальние предприятия. Он словно говорит: «Сам-то я не настолько молод… А вот будь мне двадцать лет!»… Пухлыми пальцами в кольцах он раскрывает бумажник и с бережной медлительностью достает оттуда объявление Общества Доногоо-Тонка. Вы догадываетесь, что при этом он говорит: «Вот в чем будущее… Бедная Португалия! Где былая отвага твоих сынов?» Трое других пассажиров слушают его, разинув рты. Трамвайный кондуктор, увлеченный тоже, забывает дать сигнал к отправлению, и сидящие внутри вагона теряют терпение.

5

В Амстердаме

При подъеме на разводной мост, в квартале алмазчиков. На узком канале стоит ярко выкрашенная лодка.

Несколько человек; кто стоит, кто присел на корточки, кто верхом на тумбе, кто облокотился о перила. Они курят трубки и толстые сигары. Один из них, лежа на животе, указывает что-то на разложенной перед ним карте. Его слушают и глядят, не говоря ни слова.

6

В Сан-Франциско

Невероятно сверкающий автоматический бар. Люди пьют и едят стоя. В углу несколько человек втихомолку ведут оживленную беседу.

7

В Сингапуре

Терраса кафе под тентом. Слуга — китаец поливает пол. Четыре поношенных европейца таинственно совещаются за столиком. Когда мимо них проходит слуга или посетитель, они умолкают. Объявление Общества Доногоо-Тонка лежит, сложенное под блюдечком.

8

Предыдущие сцены появляются все разом и сменяются все более ускоренным темпом в течение менее чем минуты.

2

Ресторан в Булонском лесу, под вечер.

Ламандэн и его компаньон-банкир обедают на открытом воздухе, за изящно накрытым столиком.

Вид у них веселый, они болтают.

Но вы догадываетесь, что банкиру надо сказать что-то важное и что, беседуя, он не перестает об этом думать.

Неподалеку от них, в полумраке, высятся кусты.

Говоря о пустяках, банкир по временам задумчиво смотрит в сторону этих глубин, и тогда в них словно смутно вырисовывается что-то: что-то столь же неопределенное, как лик луны, нечто вроде фантастического полушария.

Ламандэн, вначале беспечный, начинает ощущать сноп этой безмолвной мысли. Он также в промежутках между фразами посматривает на кусты. Он начинает понимать и с каждым взглядом все отчетливее разбирает намек, отбрасываемый на темноту мыслью банкира.

Ошибиться нельзя: эти черноватые очертания — Южная Америка, выгибающая спину, полная тайн и козней. А направо — милая Европа, где так хорошо. Между ними — океан, такой непомерно большой; через океан — как бы черта или нить, словно канат акробата, а на ней кораблик, которому никогда не доплыть.

Вот собеседники смотрят друг Другу в лицо. Банкир хохочет, захлебывается. Ламандэн строит жалкую улыбку.

Они принимаются говорить, и чувствуется, что их мысль вернулась в их слова.

Мы не можем уследить за подробностями их разговора, но понимаем, что банкир говорит приблизительно следующее:

«Обедать в Булонском лесу — очаровательно и не из-за чего портить себе кровь. Но все-таки этого мало, чтобы оправдать выпуск 50 000 акций на предъявителя по 500 франков каждая. Душа моя, надо что-то сделать. Я буду чувствовать себя спокойнее, когда получу от вас подлинный снимок первых шалашей Доногоо-Тонка. Я не требую от вас, чтобы вы построили Сан-Франциско или чтобы вы ежемесячно высылали мне партию самородков. Но вам надо ехать».

Ламандэну остается только ответить:

«Очевидно! Рано или поздно — придется! Рано или поздно придется основать этот проклятый город апашей, без которого мир отлично обходится! Добро бы еще этот старый идиот Ле Труадек ткнул его куда-нибудь в приличное место! А то извольте! Как нарочно! В самую глубь Бразилии! В самый конец этого чертова Тапажоша! Ему-то все равно! Он бы их дюжину туда напихал!»

Мы без особого труда следим за их речами, потому что по временам мысль настолько ярка, что становится видимой. Вокруг головы у них возникают мимолетные призраки, которые мы только-только успеваем опознать. То корабль в безбрежном море, то пустынный лес на берегу порожистой реки, то Ле Труадек, разглагольствующий перед картой.

Банкир расточает перед Ламандэном ободряющие, дружелюбные речи; он наливает ему бокал шампанского.

В том, как они чокаются, есть что-то героическое.

Банкир непременно хочет сам заплатить по счету.

3

Сцены в Марселе, Неаполе, Лондоне, Порто, Амстердаме, Сан-Франциско, Сингапуре снова появляются одновременно. Действующие лица те же. Но разговор решительно шагнул вперед. Мелькают жесты, означающие: «Решено!» «Рассчитывайте на меня!», «Я с вами», или: «До завтра», или: «Дайте мне ваш адрес».

Записывают имена в записных книжках и на клочках бумаги.

4

Ламандэн в своем директорском кабинете. Пол, столы и стены покрыты картами, планами, путеводителями. Ламандэн ходит, останавливается, приседает, встает на цыпочки, взлезает на приступку. Накладывает линейки, орудует курвиметрами. Ориентируется на картах при помощи компаса. Втыкает флажки.

5

Сначала сцены следуют одна за другой; затем появляются одновременно.

1. В Марселе, в конце Жолиетского бассейна. Эмигрантский пароход, отплывающий в Южную Америку. Истощенные люди всходят на судно. За ними убирают сходни.

2. В Лиссабоне, на Южной набережной. Пароход медленно отваливает от пристани. С берега и с судна обмениваются прощаниями.

3. Поезд на ходу, милях в двенадцати за Гвадалахарой. Молчаливые люди курят на площадке вагона. Озеро Чапала сверкает до края неба.

4. Дно высохшей реки, трудно сказать где, но возможно, что в Гондурасе. Дороги нет. Четыре дрянных мула, навьюченных разнообразной кладью, идут гуськом по самому руслу. Их сопровождает полдюжины авантюристов.

5. Три вооруженных всадника, вида мрачного, в степи, под вечер. В тороках большие тюки. Торчат рукояти орудий.

Всадники глядят на небольшой поселок, высящийся у горизонта на меловой возвышенности и еще освещенный закатом.

Всякий раз, несмотря на перемену костюма, поведения, обстановки, нам удается узнать некоторые физиономии, которые мы заметили в Неаполе, Лондоне и других местах. И если случайно головы поворачиваются в нашу сторону, нам кажется, что и они нас узнают.

6

Ламандэн, сопутствуемый Лесюером, предпринимает турне по Монмартру и Монпарнасу. Для экспедиции ему нужно несколько верных и симпатичных людей, которых не смутила бы мысль поработать для украшения города, существование коего в лучшем случае возможно.

Приятели отправляются прежде всего на площадь дю Тертр. Они входят к Бускара. Находят там трех-четырех товарищей, как раз ничем не занятых. Ламандэн благожелательно осведомляется об их здоровье, работах и планах.

Он спрашивает их, не скучно ли им, не тесноват ли Монмартр, не плосковата ли площадь дю Тертр.

Что бы они сказали о поездке… в Бразилию? Великолепное морское путешествие! Рейды! Города! Реки! Леса! Доногоо-Тонка!

«Деньги? Об этом не заботьтесь! Ведь вас приглашают!.. И соглашайтесь поскорее, а то места быстро разберут».

Что же, готовых возражений у них нет. Да едва ли они таковые и найдут в виду жары и усталости. К чему ломаться? Они согласны.

Вот они выходят от Бускара вслед за Ламандэном и Лесюером.

Все общество переступает порог Шпильмана.

Ламандэн усматривает несколько праздных и незащищенных душ и ему не стоит труда их покорить.

Маленький отряд увеличивается. Первые рекруты также содействуют своими речами и самим своим присутствием улавливанию новых.

Общее собрание пионеров происходит в саду у Катрины. Приносят кувшины и стаканы. Ламандэн произносит несколько слов. Пионеры осушают несколько стаканов.

7

Большая скульптурная мастерская на Монмартре. Ламандэн руководит экипировкой пионеров. По всем углам зала идет примерка сапог, гетр, штиблетов, кожаных курток, ковбойских шляп, перевязей, проба винтовок, охотничьих ножей и револьверов. В стороне три пионера учатся ставить палатку.

На лицах — ни следа улыбки, наоборот: они серьезны, сосредоточены, выражают чувство ответственности и прежде всего ту мысль, что заниматься подобным делом канальски трудно.

8

Уже знакомый нам кусок Шатильонского плато. Убранство прошлого раза еще сохранилось, но пришло в довольно жалкое состояние. По-видимому, оно пострадало от дождя. Постройки Доногоо-Тонка наполовину обрушились: паланкины и ручные колясочки превратились в груду обломков.

Но это не важно. Сейчас речь идет не о том, чтобы представить акционерам Доногоо-Тонка достоверные и яркие доказательства. Надо произвести смотр пионерам в походной форме.

Церемония происходит в тесном кругу. Но все же Ламандэн пожелал придать ей некоторую торжественность.

На первом плане, справа, на небольшой эстраде сидят:

профессор Ив Ле Труадек, на почетном месте;

по правую руку от него — профессор Командор Мигель Руфиске;

по левую — банкир;

по сторонам — Лесюер, Бенэн и несколько друзей.

Пионеры, числом двадцать четыре, выстроились в два ряда в глубине.

Напротив эстрады — оркестр из восьми человек.

Ламандэн, поговорив с сидящими на эстраде особами, направляется к пионерам.

Он по-прежнему в сюртуке, прекрасно сшитом. Но впечатление от этого сюртука совсем иное, чем обычно; ибо он стянул его у талии чудесным кожаным поясом и надел фуражку, вроде адмиральской. В руке у него камышевая трость.

Он бегло осматривает своих людей. Потом становится перед ними, командует.

Пионеры в две шеренги по двенадцать человек маршируют, а оркестр играет кто в лес, кто по дрова.

Тогда профессор Ив Ле Труадек, с цилиндром в руке, встает. Профессор Командор Мигель Руфиске следует его примеру, а за ним все присутствующие особы.

Пионеры, двигаясь безупречным строем, выступают за своим начальником. Поравнявшись с трибуной, они разом поворачивают головы к особам, а те разражаются криками: «Браво!»

Неописуемо волнующий миг; у самых заядлых скептиков комок подступает к горлу.

9

Последовательные, затем одновременные изображения:

1. Главная площадь в Куйабе. Здесь расположился на привал один из отрядов наших авантюристов. Восемь человек с вьючными животными.

Авантюристы, видимо, в недоумении. В руках у них карты. Они спорят; еще немного, и они затеют ссору.

Они обращаются к местным жителям, настойчиво их расспрашивают. Никто ничего не может им сказать. Даже старец, весьма почтенного вида, и тот никогда не слышал про Доногоо-Тонка.

2. Другой отряд, на перекрестке двух дорог, в лесном краю. Несколько хижин туземцев. Авантюристы изъясняются с краснокожими. Те уверяют, что не знают того, о чем их спрашивают. Авантюристы подозревают, что у туземцев есть свои основания лгать. Они настаивают… Сулят подарки. Но те клянутся великими клятвами. По-видимому, они искренни. Доногоо-Тонка? Нет, правда. Они не знают, что это такое.

Авантюристы в отчаянии.

3. Еще один отряд выходит на берег реки, омывающей огромный лес. Авантюристы останавливаются. Они тащат за собой подростка, который служит им проводником, можно думать — против воли.

Они выталкивают его на середину; понукают им.

«Скажешь ты нам, наконец, где это проклятое место?»

Подросток клянется, что не знает и разражается плачем.

10

Мы застаем самый конец церемонии на Шатильонском плато. Все столпились вокруг большого стала, уставленного напитками и закусками. Особы и пионеры дружественно объединились. Ив Ле Труадек под влиянием шампанского произносит многочисленные тосты и особо чокается за биометрическую психотерапию. Профессор Командор Мигель Руфиске находит, что ответить. Председательствует мягкое солнце Иль-де-Франса.

11

Конец дня, равнина, скудно покрытая редкой растительностью. Горизонт замыкают лесистые высоты. Слева течет небольшая речка.

Отряд авантюристов. Мы как будто видели эти головы на Коммэршел-Роде. Их по меньшей мере дюжина, караван у них внушительный: несколько мулов, большие тюки, две собаки.

Вид у всех измученный и озлобленный.

Они ведут решительный спор, смысл которого отгадать нетрудно.

«Что толку еще искать? Все это — дурацкая история. Кончится тем, что мы израсходуем провиант и подохнем с голоду. Доногоо-Тонка? Голое надувательство!»

Одни говорят о том, чтобы вернуться к берегу. Но тощий верзила с жаром излагает свое мнение:

«Вернуться? Ни за что. Мы выбились из сил. Животные тоже. И потом, что мы будем делать, вернувшись туда? Я, во всяком случае, остаюсь здесь. В сущности, место не хуже всякого другого. Там посмотрим… Вдруг повезет… Как бы там ни было, а я предпочту скорее гнить здесь, чем проделывать всю дорогу обратно».

Всеобщая усталость придает вес его доводам. Так и решают, с тем, чтобы, впоследствие отдохнув, попытаться найти что-нибудь получше.

Начинают устраиваться. Развьючивают животных. Разбивают палатки.

Кое-кто, достав инструменты, рубит ветви и расчищает заросль.

Посередине лагеря разгорается первый костер.

12

Улица на Монпарнасе. Несколько подвод Орлеанского Общества ждут у тротуара.

Наискось виден дворик и скульптурная мастерская, внутренность которой нам уже знакома.

Ламандэн и пионеры суетятся. Выносят ящики, грузят их на подводы.

Вид у Ламандэна деловой.

13

Прошло несколько дней, а вид у местности уже не тот, что был. Почва на некотором протяжении расчищена от заросли. Устроено нечто вроде круглой площади и посередине водружен столб с железными крюками, чтобы привязывать вьючных животных.

Вокруг площади по-прежнему стоят палатки, но уже строятся дощатые бараки.

Человек проводит канаву для стока вод. Канава огибает каждый барак и затем спускается к речке налево.

Люди и животные уже протоптали дорожку от площади к речке. Намечается и другая дорожка — от площади к каменистому лугу, прямо напротив, в трехстах метрах, где сейчас пасется скот.

Люди отдыхают, по-видимому, в хорошем настроении. Один из них ставит флягу и стаканы на складной стол перед ближайшим бараком справа. Они пьют, оживляются, хохочут.

Один хватает обрезок доски, чертит на нем углем неуклюжие буквы; потом, забрав молоток и гвозди, лезет на столб и прибивает надпись.

Авантюристы, рукоплеща, горланя, пляшут вокруг столба, на вершине которого значится: