Ранняя весна. Трудовой день начался с появлением теплого солнца, разноголосого щебетания птиц. Ничто не предвещало беды. Но уже вскоре племя нольцев изо всех сил старалось справиться с несчастьем. Только что с шумом рухнула крыша землянки, придавила людей. И стар и млад в поте лица и клубах пыли буйволиными лопатками и пригоршнями отбрасывали землю, растаскивали подопрелые деревянные жерди, куски травы, спрессованные долгим лежанием. Не разгибая спин, они с надеждой спешили откопать пострадавших соплеменников живыми. Не участвовал в работах лишь вождь, в сердцах осуждая себя за досадную ошибку. Глубокой ночью он слышал глухой гул глубоко под лежаком, ощутил даже слабое колебание пола, но не придал значения происшествию. «Померещилось», — подумалось тогда. А ведь слышал от отца, что после колебания пола в землянках крыши обваливаются.
Все, кто находился в жилищах в момент обрушения этим днем, выбежали наружу в страхе за собственную жизнь. Расчищая завал, люди с беспокойством оглядывались на свои землянки в ожидании худшего.
На расчистке обвала работали женщины и дети, мужчины отсутствовали. Две группы ушли на охоту, одна охраняла подходы к становищу, четвертая под руководством младшего сына вождя Данца находилась в засаде. Вооруженные группы диких племен с гор нередко появлялись в окрестностях, вынуждали нольцев постоянно находиться в готовности отразить нападение.
Прибежал посыльный от группы охраны, сообщил о появлении среди деревьев у подножья серых скал дикарей с гор. Вождь подозвал одного из повзрослевших подростков, Быса, по кличке «Быстроногий», приказал:
— Мчись к Данцу, поведай о тревоге охранников, пущай бежит к ним на выручку.
Засада бежала по лощине с редким кустарником. Неожиданно головной дозорный подал сигнал остановиться. Данц поспешил к нему. Впереди виднелись спины большой группы людей, вооруженных длинными острыми палками и рогатками с привязанными между концами увесистыми камнями. Старший засады мог внезапно напасть на дикарей, для этого он послан вождем племени. Но врагов было слишком много, потому атака с возможностью успеть произвести один-два выстрела из лука до момента возникновения рукопашной схватки успеха не гарантировала.
Пришельцы передвигались настороженно, шли бесшумно, неспешно, едва выходили из-за кустов на открытые участки, пригибались. При этом их всклокоченные сальные космы опускались до земли. Внимательно рассматривая лежащую впереди местность, они совершенно не обращали внимания туда, где только что были. Группа Данца не менее осторожно перебегала от укрытия к укрытию.
Вскоре берега лощины начали понижаться, люди с гор остановились, рассредоточились, затем выставили палки вперед, продолжили движение. Вслед шли нольцы с приготовленными для стрельбы луками. Когда впереди из-за укрытия поднялся пост охраны становища, стал на одно колено в готовности применить стрелы, дикари замерли на месте, через мгновенье забеспокоились. В этот момент кто-то из них оглянулся на шум шагов сзади и тут же напряженную тишину разорвал его истошный крик. Как по команде, будто того ожидая, дикари опрометью кинулись в сторону серых скал. Лишь один из беглецов остановился, раскрутил вокруг плеча рогатку, метнул в сторону преследователей. В ответ получил стрелу в живот, затем пику с острым каменным наконечником в грудь.
Ближе к вечеру племя нольцев собралось в становище. Запылали костры. В безветрии воздух наполнился запахом горящей древесины и сухостойной травы. Пропахшие пылью, измученные непривычным трудом женщины старались как-то накормить мужчин и детей. Охота вновь оказалась неудачной. Подстрелили охотники на болоте с десяток уток и чирков, наловили лягушек и ужей, имелся небольшой запас фисташек. Всего этого с натяжкой хватало утолить голод. Тем не менее в племени царило веселое оживление. Удалось откопать из-под завала живыми двух женщин с малышами на руках. Сидели они возле столба в центре землянки, над ними крыша только глубоко прогнулась, потому отделались царапинами и ушибами.
В центре внимания была группа Данца. Такого не случалось, чтобы удалось незаметно подойти к дикарям со спины, убить одного из них и обратить в бегство остальных. Но тревога за реалии жизни не уходила из памяти людей. Вождь с женой и сыновьями внимательно осмотрели землянки племени. Многие из них нуждались в ремонте, но для жилья оказались пригодными. Люди с радостью разошлись по своим жилищам. Тишину и спокойствие прохладного вечера нарушал лишь детский гомон. Мальчики затеяли игру в «охотника», бросали в цель трофейную рогатку, девочки являли собой активных наблюдателей. И те, и другие восторженными криками сопровождали каждый успех будущих охотников. Постепенно жизнь в племени начала замирать, а вскоре люди погрузились в сон.
В лунном безмолвии не спалось вождю. Он поворачивался с боку на бок, садился, расправлял на лежанке в головах скрученную шкуру волка, вновь ложился. События минувшего дня настораживали. Ему не верилось в прочность землянок, построенных еще дедами, с душевной болью вспоминал виновато опущенные глаза охотников, молчаливую суету женщин. Глава племени силился придумать такое, чтобы сделать жизнь племени безопасной, без постоянной тревоги за результаты охоты. Но мечты неизменно гасли в неразрешимых проблемах. Занималась заря, когда решение было принято, и вождь в тревожных думах незаметно заснул.
Вокруг костра в глубине землянки на отполированных до глянца камнях сидели трое мужчин крепкого телосложения. Осанкой, правильными чертами лиц они походили друг на друга. Это были вожди разных дружеских племен. Тот, что сидел у стены с русыми седеющими волосами до плеч, на правах радушного хозяина угощал гостей зеленоватыми фисташками, перебродившим виноградным соком, рассказывал о последних событиях. Все трое, не мигая, глядели на огонь, машинально бросали скорлупки в пламя. Приглашенные понимали, их позвали не для праздных разговоров в столь тяжелое время. Вожди собирались вместе, когда решались важные вопросы для русоволосых нольцев, светловолосых уольцев и темноволосых зольцев. Так с незапамятных времен именовались племена ольцев, жизнь которых была тесно связана с дикой природой предгорья с названием Ольца. Располагалось оно в средней части субтропиков с мягким климатом, богатой растительностью. На склонах холмов и вокруг обитали многочисленные животные. Нольцы жили с одной стороны предгорья, зольцы с противоположной, уольцы у ее подножья. Люди занимались охотой и собирательством плодов, съедобных кореньев, листьев и стеблей травы.
Последние годы ольцы жили между собой в мире и согласии, регулярно обменивались каменными орудиями, шкурами, опытом, девушками. Количество людей в племенах непрерывно росло. Потом наступило время, когда многочисленные стада оленей, антилоп, другая охотничья добыча начали быстро уменьшаться, количество хищников, напротив, возросло. Основного продукта — мяса, не хватало, охотники часто возвращались ни с чем. Мало чем помогали окружающие угодья. Второй год стояла засуха. Заканчивался сезон дождей, а вместо небесной влаги на землю лились горячие лучи солнца. Заодно с природными аномалиями жизнь ольцев усугубляли частые набеги диких людей с гор. Без всякой на то причины они убивали вокруг Ольцы без разбора промысловых животных, оставляя трупы на съедение падальщикам.
Нападать открыто на ольцев дикари не решались, разбегались при встрече, были слабее физически, опасались стрел, которых не имели. Как лютые звери бросались они из засады на одиночек или небольшие группы, наносили удары своими рогатками, отрезали головы и уносили в глухие дебри бесчисленных серых скал. Преследовать убийц не имело смысла. Ловко карабкаясь по крутым склонам, приматы без труда уходили от погони. Все попытки наладить с враждебными племенами добрососедские отношения заканчивались одним и тем же — нападением на ольцев.
Непростой вопрос: «Как жить дальше?» стоял сейчас перед вождями братских племен. Самый молодой из них, Зольц, племени зольцев, заговорил первым. Никто не помнит, почему так сложилось, но при обсуждении общих вопросов вождями первым свое видение дел излагал младший по возрасту.
— Надо бы собраться с силами, навалиться на горные племена, лишить их жизни стрелами, — в запальчивости воскликнул он, — сколько можно терпеть?
Его большие тонкие губы нервно подергивались, нахмуренные брови подчеркивали решимость осуществить задуманное.
— Как мы отыщем дикарей? Будем лазить по горам? Никто не ведает, где они живут, сколько их? — не согласился Уольц, вождь уольцев. — Забьют камнями, прежде чем обнаружим.
Вождь нольцев, Нольц, известный твердым словом и решительным характером поглаживал широкий раздвоенный подбородок, тонкой палкой подталкивал к огню обгоревшие сучья, затем резко бросил прут в пламя.
— Ежели мы нападем и убьем малость горных людей, это не изменит нашу жизнь, — сказал он, — еды не прибавится, а много добрых охотников не иначе, как потеряем.
— Пока не перебьем, житья от дикарей не будет, — не унимался Зольц.
Двое других вождей оставили без внимания ответ молодого компаньона.
Нольц поднялся, направился к выходу. Собеседники последовали за ним, остановились у входа в землянку. Перед ними лежал ровный скат Ольцы с жухлой травой, редким колючим кустарником и островками фисташковых рощиц. Райское пристанище травоядных и хищных животных, мелких и крупных пернатых. В недалеком прошлом так и было, округа бурлила жизнью. Сейчас здесь царило уныние. Ушли стада парнокопытных, вместе с ними львы, леопарды, гепарды. Серебрился тогда рядом с пещерой быстрый ручей, постоянный источник питьевой воды, теперь сухое русло наглядно свидетельствовало о бедственном положении племени, убогости природы.
Тишина! Белесая дымка затянула горизонт. Перед землянкой беззвучно носились быстрокрылые летучие мыши, вылавливая крошечных москитов. В воздухе слышались запахи сухой земли, полыни, жужжание мух, негромкое покашливание людей в соседнем жилище. Из ближней рощи прилетел красно-зеленый попугай, уселся перед пещерой на шест с куском пятнистой шкуры леопарда, символом вождя племени. Любопытная птица склонила красивую головку набок, покосилась одним глазом на людей и тут же, громко хлопая крыльями, улетела. И снова тишина и безжалостное солнце.
— Плакать хочется, но наше пригорье придется бросить, — повел рукой вокруг Нольц, — вряд ли возвратятся сюда счастливые времена.
— Пошто это вдруг надо бросить нашу Ольцу? — с удивлением воскликнул Уольц.
Зольц отступил на пару шагов, в недоумении поглядел на Нольца.
— Надобно уходить отсель, — еще раз сказал вождь нольцев, — тута еще немного и засуха нас заморит. Я уже позабыл запах дождя.
— Куда идти? — одновременно воскликнули Уольц и Зольц.
— Наши племена жили здесь спокон веку. В этой земле зарыты те, кто ушел от нас. Они будут в обиде, если бросим. Вот так оставить их, взять и уйти?! — вновь воскликнул Зольц.
— Надобно перебраться в земли, где есть еда и вода и можно жить без глада.
— В какой стороне станем искать? — нетерпеливо спросил Уольц.
— В той, куда летят птицы весной и откуда прилетают к началу дождей. В плохие места они не летали бы.
— И как долго идти туда?
— Не ведаю, — ответил Нольц. — Знаю, началась весна, а до того как начнутся холодные дожди, надобно дойти до той земли. Там должно быть много всяких животных.
— Я никуда не пойду! Авось лето будет дождливым, и жизнь станет прежней, — не сдавался молодой вождь, — неведомо куда свое племя не поведу. Вот мой весь сказ. Есть ли такие места, где всего в достатке, али их нет, неведомо. А тут все само вернется.
Зольц поправил на шее ожерелье из львиных клыков, погремел ими, что означало — «решение им принято окончательно и обсуждению не подлежит». Со скучающим видом он направился к кустам, откуда вышли несколько человек с длинными пиками, большими луками за спиной и увесистыми палицами, притороченными к кожаному поясу. Охранники встали с двух сторон вождя, и процессия неспешно двинулась в сторону становища зольцев.
Уольц разгладил усы, потеребил двумя руками взлохмаченную голову, поправил пальцами бороду, вздохнул.
— Ну ладно, пущай Зольц остается. Я, пожалуй, уйду с тобой, — сказал он, — не верится, чтобы тут вскорости что-то изменилось к доброму. Но вместе нам идти нельзя, не сможем мы прокормить соплеменников в пути, слишком нас много.
— Твоя правда, — ответил Нольц, — пойдем разными путями, хотя так опаснее.
— Когда выступим?
Вождь нольцев поднял прутик и обоюдоострым кремневым ножом сделал на нем три надреза.
Собеседники знали из рассказов старожилов, что в былые времена ольцы вели кочевой образ жизни. Потому им было известно о существовании одного моря по левую руку, если смотреть туда, куда летят птицы весной, впереди очень высокие горы, а правее тоже море. Вожди тут же договорились, Нольц со своим многочисленным племенем двинется в сторону левой руки. Путь его пойдет через лисье урочище и далее мимо черных скал до берега моря. Уольц выразил намерение идти по правую руку мимо черных скал и бездонной гиблой трясины, выйти к своему морю. Ни у того, ни у другого не возникло желания двинуться напрямую через горы.
Жили ольцы недалеко друг от друга, но встречались редко. Если такое случалось, дружеские улыбки помогали решать самые сложные вопросы, согревали лучше всякой шкуры и горячего костра. Теперь их пути расходились. Ни тех, ни других не радовало, что в скором времени все предыдущее бытие пойдет прахом, дороги жизни, по которым шли рука об руку, разойдутся раз и навсегда.
Казалось бы, готовиться к длительному переселению пещерным людям дело не сложное. Жилье, крупные плоские камни, в углублении которых кипятили воду и варили мясо, с собой не возьмешь, а шкура, одежда, оружие, да домашняя утварь всегда под рукой. Но когда Нольц объявил о выступлении в поход с восходом солнца через три дня, в племени началась суматоха.
Матери с детьми на руках готовили из шкур животных ремни-помочи для переноски малышей за спиной. Бездетные женщины точили каменные ножи для резки мяса и разделки туш животных, заостряли костяные проколы, иглы, наматывали клубки нитей из сухожилий и тонких сыромятных шнуров, шили кожаные сумки для переноски продуктов и воды, ремонтировали охотникам короткие летние штаны. Пожилые мужчины готовили из оленьих жил переметы и сети для ловли рыбы, силки из тонких сухожилий для ловли птиц. Огнезажигатели в группах складывали в водонепроницаемые сумки куски кремня и железного колчедана, готовили трута необходимые при получении огня от искры.
Мужчины и юноши усердно помогали каменщикам запасаться впрок заготовками наконечников для пик и стрел, боевых топоров и кинжалов. Много помощников трудилось с лучниками. Они ходили по рощам, кустарникам, отыскивали подходящий материал для луков и стрел.
— Сколько нужно наделать стрел? — спросил у вождя старший лучник по прозвищу Луч.
— Сколько сможем унести, — ответил Нольц.
По приказу вождя луками вооружались все мужчины и юноши, умеющие ими пользоваться. Детям поручалось нести запасные стрелы. Охотники и охранники вооружились, кроме луков, пиками с обоюдоострыми каменными наконечниками, имели в группах по три каменных топора с удлиненными рукоятками.
Молнией промелькнул определенный вождем срок подготовки к походу. В назначенный день племя нольцев было в готовности сняться с веками обжитого места. Словно на прощание первые лучи весеннего солнца окрасили в мягкие розовые тона округу, затих ветер, замолкли голоса птиц. А люди, не замечая земных красот и притихшей природы, беспокойно метались от землянки к землянке. Потом беготня разом прекратилась, соплеменники сгрудились перед входом в жилище вождя. Едва огромный диск дневного светила оторвался от горизонта, к подданным вышел Нольц. За его спиной разместился лук из тонких оленьих рогов, на ремне через плечо висел колчан полный стрел, в руках держал пику с отполированным до блеска древком из черного эбена. Позади вождя стояли его жена Люа, дочь Ниа и трое сыновей: Селон, Димор с женами Отой и Летой, младший сын Данц. Вся семья была одета в короткие штаны и легкие накидки из пятнистой шкуры леопарда, на ногах поршни из сыромятной кожи. Мужчины имели такое же вооружение, что и отец. Их головы прикрывали кожаные шлемы, перехваченные тонкими ремешками через лоб, русые волосы локонами падали на плечи, у женщин они опускались до пояса.
Вождь встал на колени и поцеловал землю. Соплеменники подобным образом попрощались с родными склонами Ольцы. Когда люди неспешно поднялись, на коленях остался стоять лишь заклинатель, прорицатель и врачеватель Лек. Он простер руки к солнцу, начал просить небесное светило о помощи племени в преодолении трудностей переселения, умерших сородичей простить, что покинули их. Прибежал посыльный от Уольца с сообщением, его сородичи готовы к выступлению. Вожди договорились идти через лесостепь вместе, а разойтись после ее прохождения.
— Так будет безопаснее, — убеждал Уольц.
С тяжелым сердцем Нольц отдал распоряжение на построение походной колонны. Впереди с десятью лучниками стоял старший группы охотников Селон, с тыльной стороны и обоих флангов в полной боевой готовности расположилась группа охранников Димора. Объединенная команда остальных мужчин составляла резерв под командованием Данца. Сам Нольц с женщинами и детьми разместился в центре.
Вождь взмахом руки подал сигнал начать движение, и нольцы бодрым шагом запылили босыми ногами прочь от родного становища. Кожаная обувь на сыромятных шнурках висела у мужчин на шее, женщины несли ее за спиной. Люди то и дело оборачивались, бросали прощальный взгляд на покинутые места. Постепенно редкие кусты образовали как бы единую стену, и пещеры исчезли из виду.
Солнце начало припекать спину, прежде чем нольцы увидели широкую поляну и бегающих людей племени уольцев. Там вскоре послышались отдельные резкие голоса и суета начала затихать. Потом переселенцы дружно улеглись с распростертыми руками на землю, как бы пытаясь обнять родную стоянку. Последним вышел из землянки высокий юноша. Это был старший сын вождя Бор. Он проворно взобрался на столб, снял забытую в спешке волчью шкуру — символ власти вождя племени. В благодарность отец потормошил на его голове светлые волосы.
Не дожидаясь, когда уольцы смогут выступить в поход, Нольц повел племя в сторону едва различимого на горизонте темного леса.
Уольц заранее не продумал порядок построения колонны, потому лишь в ходе движения начал выстраивать ее так, как это сделали соседи. Но и после этого люди не перестали перемещаться с места на место, останавливались, смотрели на покинутые теплые землянки, где были нипочем ни дождь, ни ветер, ни лютый зверь.
К середине дня переселенцы начали свыкаться с мыслью, что в их жизни случилось невозвратное, растревоженные сердца постепенно успокаивались, взоры чаще и чаще обращались на окрестный вид. Нольцы в тех местах не охотились, потому многое виделось впервые. Они с восторгом разглядывали кусты вечнозеленой душистой азалии с распускающимися бутонами цветов, крупные манговые деревья, небольшие финиковые пальмы. На одной из них сидела стая длинноруких светло-коричневых гиббонов. Обезьяны рядком расселись на ветках, начали петь. На высокой ноте они звонко и мелодично выводили свое «гу-гу-гу», переходили на «аф-аф-аф», останавливали пение, прислушивались, вытягивали вперед мордочки, как бы вопрошали: «Ну как?». Затем вновь возобновляли прерванную мелодию.
Лирика лирикой, а не евшие со вчерашнего дня люди начали смотреть на певчих приматов как на близкую и вкусную добычу. По сигналу Нольца обе колонны остановились на отдых в широкой лощине. Следовало добыть мяса, накормить людей, затем сделать еще один большой переход до темного леса. Благо день длинный, возможно, к вечеру появиться ветер, спадет надоевшая духота, идти станет легче.
Нольцы укрылись среди благоухающих кустов азалии, уольцы расположились вблизи манговой поросли. Женщины и дети, свернувшись калачиком, улеглись в тени. Охранники парами окружили стоянку, уселись на землю, а охотники приступили к подготовке нападения на обезьян. Звери находились впереди, уольцам ничего не оставалось, как наблюдать и ожидать, когда соседи поделятся с ними добычей.
Селон поручил одной группе охотников непрерывно перемещаться среди сородичей, отвлекать тем самым внимание гиббонов, другой ползком по высокой траве охватить стаю с двух сторон, по его команде ударить стрелами. Однако стоило охотникам начать движение, заколыхались верхушки прошлогоднего сухостоя. Обезьяны тут же прекратили пение, вытянули шеи, начали тревожно всматриваться в подозрительное шевеление травы. Нольц распорядился всем взрослым и детям подняться и начать пляску наподобие той, которую сородичи устраивали по случаю удачной охоты.
Гиббоны сразу прониклись вниманием к непонятным движениям двуногих существ. А переселенцы, и без того утомленные непрерывным переходом, усердно топали, подпрыгивали, били при этом в ладоши. Уловка удалась. Любопытство пересилило страх. Звери спохватились, когда в воздухе засвистели стрелы. Не пострадавшие животные в страхе с визгом поспрыгивали на землю и умчались в сторону леса. На радостях удачной охоты оба племени потанцевали какое-то время, но усталость вскоре сказалась и люди в изнеможении попадали на землю.
Нольцы отдали половину своей добычи соседям, хотя знали, что пищи если и хватит всем соплеменникам, то лишь на один присест.
Уольцы отдыхали всем племенем. Лишь сын вождя Бор промышлял вблизи сусличной норы. Выследил, схватил, в руках оказался крупный суслик. Вождь разрешил удачливому охотнику самому распорядиться собственной добычей. Бор отдал трофей очаровательной Улке, дочери самого отважного охотника уольцев. Лицо юной девушки засияло от радости. Она застенчиво улыбнулась сыну вождя и опустила взор.
Вскоре в расположении обоих племен запылали костры, и весенний воздух наполнился ни с чем несравнимым запахом жареного мяса. Нольц приказал очень мягкие и легкие шкуры обезьян держать в свернутом виде, чтобы не засохли, на тот случай, если в скором времени не будет удачной охоты.
— Они не менее вкусные, чем само мясо, — сказал он.
Третий закон подлости гласит, что все неприятности случаются в самый неподходящий момент. В первой половине дня солнце по-весеннему ласково согревало переселенцев, потом оно начало припекать, затих ветер. После вкусного обеда люди отдыхали, раскинув руки по прохладной земле.
Ольцев разбудил далекий рокот грома. Не ожидая, что природа расщедрится на дождь, которого не видели много новых лун, они не придали особого значения услышанному. Даже мысли не возникли, что небесная влага может пролиться, когда она совершенно не нужна. Дождь не входил в расчеты переселенцев. Когда потемнело вокруг, уольцы и нольцы попросту растерялись. А там сизые, коричневые, темные с белой бахромой тяжелые облака закружились в недобром хороводе, плотной пеленой закрыли солнце. Вместе с ними неведомо где дремавший ветер, как из засады, налетел на округу, запылил сухой землей.
Вскоре от горизонта до горизонта засверкали молнии, раскатисто загрохотал гром. Потом уже над головами людей грохнуло так, что вздрогнула земля. И тут же сверху полились потоки воды. Заметно похолодало. Будто в страхе перед грохотом небес стих ветер, остался слышимым лишь оглушающий гул ливня. Стараясь перекричать его, Нольц начал отдавать распоряжение, чтобы каждый соплеменник снял с себя одежду, прижал к груди вместе с поклажей, лег на все это, спасая от воды. Так ольцы поступали всякий раз, если дождь внезапно захватывал их в пути. Если шкура отсыреет, она становилась непригодной, чтобы защитить от холода. Соплеменники знали об этом. Не дожидаясь распоряжения вождя, оголились, подставили спины дождю, замерли в объятиях с поклажей.
Время ольцы определяли по солнцу. Сейчас оно даже не просматривалось сквозь грозовые тучи. Сколь долго люди пролежали под ливнем, никто сказать не мог. Оставалось лишь наблюдать, как вода в лощине медленно, но неуклонно поднималась к их ногам. Первыми тревогу забили уольцы. Они располагались в низине. Вода там начала прибывать с первых минут дождя. Уольц попытался вывести своих людей из лощины вперед, но едва разведчики сделали несколько шагов, как оказались по грудь в воде. Вождь подал сигнал отойти назад. Уольцы вышли из низины и тут же потеряли из виду соседей. За непроглядной стеной дождя исчезли окрестности.
Нольцы тем временем тоже всматривались в завесу воды, пытаясь обнаружить соседнее племя. И тем и другим ничего не оставалось, как ожидать, когда непогода утихомирится. Уольц, однако, ждать конца дождя не пожелал, повел соплеменников по правую руку, в надежде обойти возникшее озеро.
Весна — это не сезон дождей! Разбушевалась стихия и тут же успокоилась. В нагромождении туч образовывались разрывы, через них на землю хлынули теплые лучи солнца. Нольцы стояли и с удивлением глядели на светило. Когда начался дождь, оно висело над головой, теперь подходило к горизонту. Заметно преобразились окрестности. На кустах начали лопаться почки, склон лощины покрылся изумрудной травкой, капельки воды на влажных растениях поблескивали солнечными лучиками. Лек собирал их в кожаный бурдючок, говорил, что они лечебные.
Нольц позвал сыновей. Все как один высокие, стройные, стремительные в движениях. Душевная радость отца!
— Что предпримем? — спросил он. — Солнце близиться к горизонту. Непонятно куда подевались уольцы.
— Надо идти вперед, — предложил Данц, — и как можно быстрее. Авось соседи встретятся, тогда вместе успеем еще засветло дойти до леса.
— У нас за спиной котловина с водой. С той стороны хищники напасть не смогут, — возразил Димор, — а до леса в светлое время вряд ли дойдем, тогда придется провести ночь в открытом поле. Трудно будет охранять стоянку.
— Надежнее остаться здесь, — согласился с братом Селой. — Надо только подняться на косогор. Вода оттуда стекла вниз, более сухого места не сыскать. В этом случае мы окажемся как бы в укрытии, в темноте снизу вверх на фоне неба хорошо будут видны хищники, если появятся.
— Поступим так, как говорит Селон, — распорядился вождь, — возможно, и уольцы объявятся.
Тут же соплеменники приступили к сбору топлива для большого костра. Лишь с его помощью можно было просушиться. Люди собирали все, что могло гореть, раскладывали пожитки, чтобы проветрить, прогреть на солнце. Об ужине никто не помышлял, еды, кроме шкур гиббонов, не было. Вождь, однако, не разрешил использовать резерв. Соплеменникам предстояло провести ночь на голодный желудок.
Неспешно уходили за горизонт мрачные тучи, нольцы, тем не менее, продолжали с тревогой поглядывать на небо. Едва трава, кусты, деревья начали растворяться в сумерках, заготовка топлива для костра прекратилась. Его зажгли, но высокого пламени получить не удалось, просушиться тоже. Быстро стемнело, лазурное небо засияло звездами, наступил чудесный тихий прохладный весенний вечер. Радоваться бы, да кругом сырость, на землю ни сесть, ни лечь. Воздух начал быстро остывать. Люди с разных сторон подходили к костру, грели одежду, отходили, уступая место друг другу, смотрели на неожиданно возникшее неприветливое озеро, поеживаясь, вновь шли к огню.
Вождь не разрешил подкладывать под себя на сырую землю шкуры, ими можно было лишь укрываться. Костер к середине ночи погас. В слабом освещении небес, как птицы на насест, люди усаживались на корточки, пытались задремать. Тишина и спокойствие на стоянке длились недолго. Димор выставил для охраны стоянки парные посты со стороны степи, охотники расположились за ними. Данц с подростками находился на берегу озера. Ночная глушь клонила ко сну. Сквозь проблески сознания сын вождя сначала почувствовал, затем услышал тихое осторожное «чмок, чмок, чмок» по прибрежной грязи на противоположной стороне озера. Дремотного состояния как не бывало. Охотник от рождения, он сразу определил: гиена и очень голодная, иначе в одиночку не приблизилась бы к стоянке людей. Данц уселся поудобнее, поднял свой надежный лук, наложил стрелу, выстрелил на звук шагов. Зверь взвыл, громко бултыхнулся в воду. Вопль гиены всполошил лагерь. Вскочили охотники, бросились к озеру, но в темноте никого не обнаружили.
Едва край горизонта порозовел, нольцы стояли на ногах. Тонкая пелена серого тумана начала заволакивать местность. Данц с подростками осмотрели заметно помелевшее озеро и недалеко от берега обнаружили труп молодой гиены со стрелой в шее. Вождь распорядился накормить свежим мясом добычи в первую очередь женщин, детей, охотников. Остальному люду, в том числе самому себе, предоставил возможность довольствоваться лишь шкурами гиббонов.
В то время, пока куски мяса и шкур поджаривались, Нольц послал одного из охранников разведать, где находятся уольцы. Посыльный скоро возвратился и рассказал, что соседнего племени он не обнаружил. Начал сгущаться туман.
— Куда сгинули люди? — в недоумении воскликнул вождь. — Должны они оставить следы?!
— Следы видел, но они пошли вдоль озера по правую руку. Мы находились от них по левую, — ответил разведчик.
Нольц хмурил брови, смотрел туда, куда ушли уольцы, но там уже висела стена тумана.
— Будем ожидать на этом месте, пока не рассеется серая пелена, — распорядился он.
— Надо бы сходить на охоту, — вздохнул Селон.
— Соседи наши пропали из виду, вас потом не сыщешь, — возразил Данц.
— Охранять всегда легче, когда мы вместе, — поддержал младшего брата Димор.
— Опасность искать не станем, — подвел итог дискуссии отец.
Появление густого тумана в открытом поле обескуражило переселенцев. Насыщенный водяными парами воздух закрыл озеро, его берега. Быстро промокла одежда, вязкая холодная земля под босыми ногами вынуждала для согрева непрерывно перемещаться с места на место, женщины держали детей за руку, опасаясь, что они могут затеряться в белом воздухе наподобие уольцев.
Нольцы, проживая еще в землянках, не особенно-то беспокоились, когда за входом ничего не видно. Сейчас они чувствовали себя беспомощными в безграничном враждебном мире, робко кучковались возле плохо горевшего костра, оглядывались по сторонам, не на чем было остановить взгляд, в неведении откуда можно ожидать нападения хищников. Колеблющиеся массы серого пространства создавали в воображении людей картины одна страшнее другой.
Вождь приказал охранникам и охотникам усиленными постами взять стоянку в плотное кольцо и быть в постоянной готовности отразить нападение зверей. Чтобы не простудить свое немолодое тело, он обернулся леопардовой шкурой, прилег возле костерка, вслушиваясь в тишину исчезнувшего мира.
Размышления Нольца витали вокруг покинутой теплой землянки, где кучей лежат сучья для костра, возвращались в реалии, когда шага не сделаешь, чтобы не раствориться в белой мгле. Волновал другой вопрос, — чем кормить людей? Он позвал Лека.
— Проси туман развеяться.
«Воротиться, пока ушли недалеко?» — возникла мысль, но тут же угасла.
Нольц опустил веки с надеждой, что проклятая погода в скором времени улучшится. Давали о себе знать усталость, ночное бдение, переживания. Очнулся он от того, что кто-то тряс его за плечо. Потревожить сон вождя могли только жена и сыновья. Над ним стоял с радостной улыбкой Димор, прикрывал лицо отца от солнца собственной тенью. Его сияние вождь только что видел во сне, потому не сразу удивился новой ситуации. Соплеменники находились в готовности продолжать путь. Оказалось, Селон высылал разведчиков для выяснения, есть ли туман за лощиной. Пока они бегали туда-сюда, потянул ветер, разогнав серость, возвратились горячие лучи небесного светила. Видимость — от горизонта до горизонта!
Радость, однако, быстро сменилась печалью. Соседнего племени уольцев на обозримом пространстве не оказалось. Времени на его поиски не оставалось. До леса еще идти да идти. Вождь подал сигнал начать ускоренно движение. После сильного дождя земля парила, припекало солнце, радоваться бы, но люди опасались, что туман может вновь появиться.
— В такую погоду животные выходят кормиться, — сказал Лек, — можно ожидать появления зверей.
Слова прорицателя вскоре начали сбываться. Неожиданно идущий впереди дозорный поднятой рукой подал сигнал «Стой». Колонна остановилась, люди начали оглядываться по сторонам. Охранник показал пальцем вверх. Там в вышине кружили черные грифы.
— Хищники выследили добычу, — сделал вывод Селон, — а падальщики тут как тут, так было всегда. Ориентируясь положением птиц, Селон безошибочно определил, где развернуться трагические события. Вождь приказал охотникам двумя группами сблизиться с тем местом, в качестве добычи не брезговать ни зубастым, ни рогатым зверем.
В неглубокой балке щипал зеленую травку крупный олень. Вдруг он насторожился, поднял красивую голову с небольшими ветвистыми рогами, повернул ее вправо, влево, невозмутимо спокойным взглядом посмотрел на идущих к нему широким полукругом гиеновых собак. Не дрогнув ни единым мускулом, олень не побежал прочь от хищников. Едва звери оказались на близком расстоянии, он скачками, почти не касаясь земли копытами, помчался вдоль фронта стаи. Ближние собаки рванулись вслед, которые оказались подальше, бросились с боков, тут же первые наскочили на вторых. Образовалась свалка. Злобно рычащие хищники бросились друг на друга, подоспевшие сородичи немедленно ввязывались в драку. Олень перехитрил врагов. Закинув рога на спину, он все теми же пружинистыми скачками неспешно удалился в сторону леса.
Используя момент замешательства в звериной стае, охотники рывком преодолели открытый участок местности и вскоре оказались на склоне балки в пределах полета стрелы до хищников.
Нольц приказал нести добычу до опушки леса и лишь там отдыхать и готовить обед. Солнце клонилось к закату, когда племя переселенцев подошло к крайним деревьям. Вождь распорядился остановку на ночлег сделать здесь же, в сухостойной траве. Мрачный лес сам по себе вселял тревогу. Первые деревья снизу доверху густо увиты лианами, чуть дальше, в глубине, виделся непроницаемый мрак. Люди робко остановились, глядели назад. Но там, в голубой дымке, уже темнел горизонт.
Нольцы немедленно приступили к сбору топлива для костра. Сушняк лежал повсюду, бери сколь душе угодно. Этим днем люди впервые могли не беспокоиться о его экономии. На радостях переселенцы разложили костры по кругу, индивидуально для каждой группы, в центре возле огня размещались вождь и его семья. Не считаясь с усталостью, молодежь на радостях удачной охоты устроила пляску. Старшее поколение делилось воспоминаниями о днях далекой юности, радостях жития-бытия. В ночной тишине то возвышались, то затихали отрывистые монотонные звуки песни: «Ояр-ояр-ояр!». А это означало: «Хорошо, хорошо, хорошо!»
Костры согревали и охраняли людей всю ночь. А опасаться было кого. До половины ночи то в одном, то в другом местах непроницаемой лесной чащи мерцали зеленые огоньки звериных глаз. Запах свежего и особенно жареного мяса не мог остаться незамеченным. Хищники, однако, не делали попыток приблизиться к кострам.
Еще с вечера Нольц приказал охранять стоянку группам Селона и Димора в первую очередь со стороны леса. Тем не менее, опасность к племени подкрадывалась, откуда ее не ожидали. Глухое урчание, затем львиный утробный «гых-гых» раздались во второй половине ночи совсем рядом со стоянкой. Повскакивали со своих лежанок и взрослые, и дети, испуганно глядели в темноту, жались к кострам. Ощетинилась стрелами группа Данца. Она оказалась ближе других к зверю. Нольц не разрешил вести стрельбу по хищнику из луков.
— Раненый зверь опаснее здорового, — сказал он. — Применять стрелы станем лишь тогда, когда льва подпускать ближе будет нельзя. Кожа у льва тонкая, с близкого расстояния ее пробить можно.
Громадное тело «царя зверей» с крупной гривой в свете костров едва просматривалось. Но его глаза неизменно мерцали жутким красноватым огнем, наводили ужас на переселенцев.
Ответственные за костер охранники начали энергичнее подбрасывать сушняк в огонь. Более яркое пламя начало высвечивать одну за другой фигуры больших и малых львов. Прайд! А это уже опасно. Перемещаясь туда-сюда, звери мало-помалу приближались. Димор со своими охранниками бросились к кострам, начали выхватывать из огня головни, швырять в сторону опасных пришельцев. Между людьми и хищниками появились сначала небольшие костерки из подножного сухостоя, они быстро набирали силу, а вскоре превратились в огненную полосу. Львиное семейство остановилось, не спуская глаз с теплого, но страшного пламени.
Пылающая граница требовала большого количества топлива. Забегали охранники, охотники, к ним присоединились женщины и дети, не остался сторонним наблюдателем сам вождь. Равнодушно шумел листвой неприветливый лес, а люди, как муравьи в развороченном муравейнике, продолжали свою суетливую работу. Незаметно темное небо начало окрашиваться в серые тона. Ближе других к людям стоял гривастый глава прайды. Он первым развернулся и неспешно пошел прочь от огня. Вслед за ним цепочкой потянулось семейство. Замерли на полушаге вконец измученные нольцы, ложились там, где остановились, не в силах возвратиться к своим кострам. Наблюдать за хищниками осталась лишь группа охраны.
Занимался новый день. Повеяло прохладой, дальние дали утонули в туманной дымке. Пробуждалась дневная жизнь леса. Не умолкая, запели на разные голоса, засвистели, зачирикали птицы. Со стороны лесостепи не слышалось ни звука. Там, чуть дальше полета стрелы, на бугорке отдыхал прайд, положив головы на спины друг другу. Бодрствовали лишь детеныши. Большие и малые львята играли в догонялки, валили друг друга на землю, затевали потасовки. Взрослые особи не замечали шалостей своих отпрысков даже тогда, когда те запрыгивали на спину или трепали им хвосты. За безобидным поведением хищников напряженно следили переселенцы. Вождь «ломал голову», пытаясь найти выход из опасного положения.
— Рано или поздно львы нападут на нас, — говорил он сыновьям, — копьями и стрелами мы отбиться сумеем, но лишь на время.
— Станем ждать здесь, пока львы не уйдут, — предложил Димор. — Охранять себя огнем мы сможем, сушняку вон сколько валяется вокруг.
— Зачем им уходить? — возразил Данц, — мы их добыча, она рядом.
— Подождать можно было бы, но как сумеем прокормить соплеменников? Еды осталось мало, — заговорил Селон о своем, — хищники не пустят нас назад в степь, а в лесу мы охотиться не умеем. Добыча сама к нам не придет, лев ревел на всю округу. Надобно идти через лес, там живет много разных животных. Не дадут они нам умереть, еда будет.
— Львы тронутся вслед за нами.
— Не пойдет львиное семейство в лес, детеныши разбредутся в зарослях, там много хищников.
— Один лев может пойти.
— В одиночестве львы боязливые, особенно в лесу.
— Надо идти через лес, — подвел итог дискуссии вождь.
Сказано-сделано. Но едва люди начали собираться с оружием, пожитками, зашевелились львы. Как по команде они выстроились в одну шеренгу, дружно уставились на переселенцев. Нольц приказал соплеменникам лечь в траву и не шевелиться.
— Львы видят плохо, спят помногу, — сказал он, — авось уйдут.
Хищники не ушли, уселись рядком, не спуская глаз с опушки леса. Подняв высоко головы в сторону исчезнувшей добычи, они начали нервно подергивать черными кончиками хвостов.
— Не видно, чтобы звери спать собирались — заметил Данц. — Пока мы будем лежать, они изголодаются.
Вождь неодобрительно поглядел в сторону младшего сына.
— Со своими людьми ползите в лес, — распорядился он, — едва перестанешь видеть львов, подбери место попросторнее, остановись и оглядись, если там можно уместиться всему племени, мы сразу придем к тебе.
Неспешное перемещение нольцев в лес заняло много времени. Казалось, львы не замечают и не реагируют на хитрость людей. Но как только последний из них оказался в лесу, прайд сошел с насиженного места и заняла бывшую стоянку нольцев. Притоптанная полянка в высокой траве львам явно понравилась. На правах хозяев они обнюхали землю, тут же улеглись на полуденный отдых.
Подобранное Данцем место для стоянки оказалось неудачным. Лавровая роща с невысокими деревьями вокруг, сплошь устланная опавшими и перегнившими душистыми листьями, лишь на короткое время радовала своим ароматом. Вскоре он начал надоедать, потом запах стал раздражать людей. Вождь приказал переместиться на небольшую полянку в соседней тисовой роще. На новом месте пышные хвойные ветви быстро превратились в удобные мягкие подстилки для лежания на влажной земле. Однако тут же стало ясно, в густом частом лесу не то, что большой костер не разведешь, самим можно сгореть даже от малого. Ничего другого не оставалось, как забыть на время про жаркое пламя. Едва нольцы мало-мальски благоустроились, успокоились, появились змеи. Мечта спокойно отдохнуть исчезла сама собой.
В роще ни единого дуновения ветерка. Приумолкли люди, с тревогой всматриваясь в хвойный настил. И вдруг тишину леса разорвал резкий испуганный визг молодой женщины. Она лежала на мягких хвойных ветвях, вспоминала родную землянку, безопасную теплую подстилку из шкур, вздохнула. Неожиданно почудилось, будто на нее кто-то смотрит, повернула голову набок, возле своего лица увидела неподвижные с вертикальными зрачками глаза крупной змеи. Выползла гадюка из своего холодного укрытия на тепло человеческого тела. Женщина попыталась отодвинуться от недоброго животного, но змея выбросила голову вперед и укусила жертву за нос. Повскакивали с подстилок люди. Вокруг кишмя кишели змеи всех размеров и расцветок. Само собой получилось, что соплеменники без команды вождя принялись бить ползающих вокруг гадов всем, что попадалось под руку, топтать хвойные ветви под ногами. Укушенная змеей женщина, умерла. Ее багровый нос распух в пол-лица. Лек смачивал покраснения росой из бурдючка, прикладывал желтые листья горицвета, обращался к окружающим деревьям помочь, все зря. Кроме лекаря никто из соплеменников не видел страданий потерпевшей. Люди отчаянно боролись в это время с полчищами хозяев леса. Когда, наконец, количество змей на поляне поубавилось, женщины собрались вокруг мертвого тела, поднимали руки вверх, плакали. Подходили мужчины, горестно вздыхали. Среди общего уныния в хорошем настроении пребывал Селой.
— Худо, когда помирает жена доброго охотника и мать двоих детей, — говорил он, — змеи хуже горных дикарей, но сейчас они наша еда и чем их больше, тем лучше. Добыча сама ползет к нам.
— Добыча добычей, но нам отсюда надо уходить, — кивнул Димор на перебитых рептилий, — всех не перебьешь, а ночью их будет тьма-тьмущая, Охраняй не охраняй, они непрерывно станут ползти к теплу костра, не до сна будет всем.
— Львы не ушли? — спросил Данц у брата.
— Недавно приходил посыльный от дозора, сказал, что лежат на нашей стоянке и уходить, не собираются.
— Пойдем к отцу. Надо же что-то делать.
Вождь сидел на обломке полусгнившего дерева, глядел на кучу мертвых гадюк, вздыхал. Сыновья расположились на корточках перед ним.
— Что скажете, дети мои?
— Надобно уходить из змеиной рощи, — сказал Димор.
— Куда?
— Подальше в лес.
— Там этой гадости будет еще больше, — пнул Нольц лежавшую у ног крупную гадюку.
— Нужно прогнать львов с нашей стоянки и потом пойти вдоль опушки леса, — высказался Данц. — Змеи станут нашей добычей, если другой дичи на пути не окажется.
— Чем ты напугаешь львов? Да так, чтобы они ушли? — усмехнулся Димор.
— Огнем!
Вождь поглядел на младшего сына, надолго задумался, глядел себе под ноги. Его вновь терзали сомнения, стоило ли начинать переселение в неведомые земли, если уже с первых дней похода столько невзгод? И вновь сказал себе: «Надо идти вперед, возврата не будет». Он встал, повскакивали сыновья.
— Из чего ты сотворишь много огня? — повернулся он к Данцу.
— Подпалим траву, станем делать так всякий раз, если львы начнут приближаться.
— Лес загорится, — засомневался Димор, — куда денемся?
— Выставим соплеменников вдоль опушки с ветками. Допустить огонь к деревьям нельзя, иначе спасения нам не будет.
Вождь согласился с доводами Данца, отдал распоряжение, чтобы и взрослые, и дети набрали в лесу столько топлива, сколько сможет каждый унести. Охранники должны были разложить несколько небольших костерков.
Львы беззаботно отдыхали на захваченной стоянке. Солнце клонилось к закату, яркими красками раскрасило горизонт. Но людей небесная красота не радовала. Скоро наступит время охоты львов. Тот самый, гривастый, который первым дал о себе знать минувшей ночью, сидел ближе других к кромке леса. Он знал, добыча оттуда скоро выйдет. В змеином царстве долго никто не задерживался.
Хозяин прайда даже вздрогнул от неожиданности, когда увидел цепочку людей между деревьями. В следующее мгновение он тревожно нахлестывал себя по бокам кистью хвоста. Разом на ногах оказалось все семейство. Молодежь спряталась за взрослыми львами.
Люди тем временем сделали несколько шагов вперед, начали выхватывать из костров горящие сучья, бросать в сторону зверей, поджигать траву. Группы Сел она и Данца ветвями гасили очаги огня, если они начинали распространяться в направлении леса. Уже знакомые с огнем хищники продержались на стоянке недолго. Под присмотром одной из львиц первыми место отдыха покинули львята, вслед за ними потянулись молодые самки и самцы. Гривастый и его злобная подруга, мать семейства, ушли последними. Прайд вновь занял оставленную утром высотку.
Нольцы возвратились на освобожденную стоянку, но не остановились, перешли черную полосу выжженной ночью земли, вновь подожгли подсохшую за день траву. Львы встретили идущий на них фронт огня злобным рычанием. Казалось, они вот-вот бросятся на людей. Одна из молодых львиц на полусогнутых лапах, с вытянутой мордой вперед, как бы подкрадываясь, сделала несколько осторожных шагов вперед, но тут же отпрянула, едва на нее дохнуло раскаленным воздухом. С львиной лежки поднялся гривастый. Он круто развернулся и неспешно направился в открытую лесостепь. Радостное людское пение «ояр-ояр-ояр» летело вдогонку хищникам, пока последний из них не скрылся в зарослях высокого сухостоя. По распоряжению вождя группа Данца отрыла могилу глубиной по шею. Когда она была готова, несколько женщин на пиках поднесли тело умершей женщины к краю ямы, взяли за руки и ноги, опустили вниз. Вождь первым, за ним соплеменники опустились на колени, простерли руки к небу. В наступившей тишине Лек сказал, что женщина была человеком хорошим и рано ушла из племени. Муж и дети плакали. В скорбном молчании люди выждали время, пока Данц со своей группой забрасывали могилу землей.
Совершив печальный обряд захоронения, переселенцы подкрепились жареным мясом змей, улеглись на отдых, непрерывно оглядываясь по сторонам в ожидании появления опасной добычи. Небольшое количество пресмыкающихся выползало из-за деревьев, но охранники успешно справлялись со своими обязанностями. Ночь прошла без происшествий, львы не возвратились. Ранним утром нольцы, покинули негостеприимное обиталище гадов и двинулись по левую руку вдоль опушки леса. Теперь охранники шли гуськом вдоль колонны со стороны лесостепи, охотники вдоль опушки леса.
Движение людей в одиночестве длилось недолго. Во второй половине дня вдоль растянутой колонны на деревьях появились небольшие темномордые обезьяны. Легко перемещаясь скачками с ветки на ветку, шумные приматы непрерывно визжали, корчили гримасы, указывали на людей задней ногой. Временами более храбрые из них подскакивали слишком близко и становились добычей охотников. К концу дня убитых обезьян несли на спинах многие мужчины.
Только-только тени деревьев начали удлиняться, вождь приказал остановиться на ночлег вблизи неширокого ручья с хрустальными струями. Утомленные непрерывным движением люди с наслаждением набросились на чистую и вкусную воду, умывались, плескались. Отступила усталость. Угомонились обезьяны. Теперь они с расширенными от удивления глазами, молча взирали на яркие языки пламени костров, сверкающие искры, серые клубы дыма.
Однако спокойного ночного отдыха у людей не получилось. Беспокойная стая приматов привлекла внимание падальщиков. Появилась большая стая пятнистых гиен с крупной самкой во главе. Злобным рычанием, покусыванием сородичей она быстро создала полукольцо на небольшом удалении от стоянки переселенцев. Звери не стояли на одном месте, приближались, отходили, непрерывно издавали звуки, похожие то на хохот, то на кашель, неизменно злобными глазами следили за каждым движением людей. Предводительница стаи с высоко поднятой головой, отчего казалась еще выше, отделилась от созданного «боевого порядка», смело шагнула вперед, но тут же стрела воткнулась в землю рядом с ее передними лапами. Как по команде гиены подняли злобный гвалт, попятились на пару-тройку шагов. Наступила ночь. Со стороны лесостепи замерцали зеленые огоньки. Пропали из виду обезьяны. Им на смену внизу под деревьями послышались шорохи, скулеж, возня. Женщины и дети укладывались спать в окружении живых огней. С неба на них смотрели яркие звезды, над головами носились светлячки, ярко вспыхивали крылья ночных бабочек в пламени костров, на земле сверкало глазами зверье. Красивая жуткая прелесть! Мужчинам было не до сна. Запах опасности витал над стоянкой. Непрестанное перемещение светящихся глаз невидимых хищников не настраивало на благодушие, заставляло находиться в постоянной готовности к отражению нападения.
Осмелели гиены. Они чаще и чаще возникали в свете пламени костров, но едва лучники начинали изготавливаться к стрельбе, хищники растворялись в темноте. Проявились лесные незнакомцы. Ими оказались волки. Один из них, крупный лобастый зверь, безбоязненно вышел из-за крайних деревьев, степенно приблизился в свете костра к ручью, громко полакал, уселся на берегу, не проявляя агрессивных намерений. Вскоре к нему подошли еще несколько особей, расположились рядом, наклоняли головы то вправо, то влево, с интересом разглядывали огонь. Вождь запретил стрелять в новых пришельцев.
— Все! — сказал Лек. — Охотникам можно спать. Пока гиены и волки видят друг друга, никто из них не тронется с места.
Предсказания старого прорицателя оказались верными. Звери не потревожили переселенцев этой ночью. Утро выдалось солнечным, теплым. В бодром настроении нольцы быстро позавтракали остатками добычи предыдущего дня. Однако продолжить путь не смогли. Волчья стая оказалась на пути движения. Не ушли гиены, возвратились обезьяны.
Дикий лес — живые деревья, нагромождение сухостоя и бурелома, переплетение ветвей и лиан. Отжившая свой век древесина со временем покосилась, повалилась на соседей. С восходом солнца голодные волки начали гоняться за приматами по таким деревьям. Обезьяны легко уходили от хищников по вертикальным стволам, жертвами становились бегающие по наклонным ветвям, да нерасторопные. Гибли сами волки. В порыве охотничьей страсти взлохмаченная исхудавшая самка погналась за молодой обезьяной по упавшему стволу, но когти скользнули на повороте по сырой коре, волчица сорвалась, упала на острый сук и сразу была растерзана сородичами.
Вождь распорядился разбросать шкурки обезьян позади построенной колонны. Уловка удалась. Волки перестали гоняться за шустрой добычей, немедля набросились на приманку.
Вновь заминка. Колонна пошла бодрым шагом. Женщина с грудной девочкой за спиной неосмотрительно нагнулась под крупной ветвью, обнаружила хорошую палку для посоха. Тут же сверху метнулась большая обезьяна, схватила ребенка и не менее быстро забралась на самую верхушку кроны дерева, затем с ветки на ветку умчалась в глухую непролазную чащобу. Полный ужаса и отчаяния крик оповестил соплеменников о безутешном горе матери. Вождь остановил колонну, но что-либо сделать для спасения маленькой соплеменницы не смог. Выразив сочувствие заплаканной женщине, он подал сигнал начать движение.
Все повторилось. Волки шли по лесу, гиены со стороны степи, обезьяны прыгали по деревьям. Никто из зверей не приближался к колонне. Нольцы начали привыкать к наземному и воздушному сопровождению. Ситуация изменилась внезапно. Обезьяны, как и предыдущим днем, опускались на нижние ветви, заскакивали вперед колонны, корчили рожи. Вождь запретил стрелять в приматов, надеялся в спокойной обстановке увидеть самку с украденной девочкой. Надежда оправдалась ближе к середине дня. Переселенцы к тому времени подошли к небольшому выступу опушки леса. И тут вдруг прямо перед глазами людей на ветку спрыгнула и осталась сидеть похитительница с прижатым к волосатой груди ребенком. Девочка тихонько всхлипывала. Обезьяны на соседних деревьях занимались своими делами.
Вождь не стал останавливать колонну. Он подозвал Лаза, самого искусного лазальщика по деревьям, указал глазами на обезьяну с ребенком. Умело молодой охотник по-змеиному вскарабкаться на дерево. Ему удавалось незамеченным подкрасться к дремавшей птице и схватить, прежде чем она успевала взлететь.
Лаз из-за спин соплеменников незаметно юркнул в заросли опушки. Под гомон медленно идущей мимо колонны подкрался скрыто к стволу дерева, где находился ребенок. Переселенцы замедлили шаг, начали громко переговариваться друг с другом. С интересом наблюдая за пришельцами, похитительница чересчур увлеклась знакомством с двуногими существами, не обращала внимания на предупреждающие крики сородичей, не увидела крадущегося человека. Обнаружила она Лаза в тот момент, когда охотник схватил ребенка за ногу и спрыгнул на землю. Душераздирающий звериный вопль отчаяния долетел до самых дальних уголков леса. Не менее громкий крик радости вырвался из груди матери спасенного дитя. Не прекращая движения, нольцы запели свое «ояр-ояр-ояр».
Громкие звуки песни радости большого количества людей вызвали переполох среди зверей. Пугливые гиены с поджатыми хвостами отошли на пару десятков метров подальше от колонны. Любопытные волки, напротив, безбоязненно приблизились, с интересом наблюдали за людьми, прислушивались к их громким голосам. Крупный самец обезьян трогательно обхаживал подругу, «убитую» горем потери ребенка, водил лапой по спине, заглядывал в глаза, заходил то с одной, то с другой стороны. Звери перестали обращать внимание на людей, горестно смотрели друг на друга. Нольц не разрешил стрелять по «влюбленным».
Выступ лесной опушки оказался своеобразной границей звериных владений. Едва переселенцы обошли его, деревья вновь выстроились ровной линией до горизонта. Воздушного сопровождения приматов с хищниками не последовало. Люди облегченно вздохнули. Движение, тем не менее, замедлилось. Опушка леса, а заодно племя нольцев буквально потонули в высокой сухостойной траве.
Выше головы бурьян со сплошным настилом на земле из отмерших растений казался безжизненным на фоне зеленого леса. Но жизнь под ногами бурлила. Куда не наступи, всюду протоптанные мышиные тропинки к норкам. Не обращая внимания на людей, бегали взад-вперед хозяева невидимого мира. Слышались их возня, попискивание. Бесшумно скользили между оголенными корневищами змеи, ящерицы. Переселенцы оказались будто бы в густом лесу, куда ни посмотри, всюду серая стена выше головы. Каждый шаг давался с трудом.
— Зато никакой зверь не нападет неожиданно, — сказал старший охранник.
Вождь приказал Селону вооружить охотников палками и в зарослях прокладывать дорогу. Движение колонны несколько ускорилось.
На ночь переселенцы притоптали в сухостое обширную поляну, начали раскладывать пожитки, готовиться к приятному отдыху.
— Димор, — распорядился отец, — сегодня ночью тебе охранять не соплеменников, а бурьян и лес от огня. Мы не сможем спастись, если начнется лесной пожар, бежать некуда.
Догорал закат. В багровых лучах солнца над лесом начали громоздиться многоярусные облака.
— Не по нраву мне эти багровые тучи, — посмотрел Лек в небо.
— Не накличь беды, — ответил вождь, — мне они тоже не по нутру.
С вечера посвежело, усилился ветер. Его порывы начали гнуть кроны деревьев, ломать сухие ветви, зашипели листья и сухостойная трава. Нольцы не замечали капризов природы, каждый для себя ловил мышей на ужин. На охоту уходило много времени, но никто от добычи отказываться не собирался. Благо, ветер притих.
Жизнь непредсказуема. Так было, так будет. Нольцы вознамерились отдохнуть в тепле и спокойствии, но желания не сбылись. Едва стемнело, люди стали свидетелями бурной жизни в ночном сухостое. На вытоптанной поляне появились лисы, ежи, змеи, мангусты. Предмет охоты тот же, что и у людей — мыши. Животным, несомненно, пришелся по нраву проложенный людьми коридор в высокой траве. Какой простор! Упитанная лисица вывела свой помет на ужин. Мать умудрялась хватать грызунов даже вблизи ног людей, где повиднее от пламени костров. Лисята на своих коротких ножках повизгивали, пытались повторить материнские приемы в ловле добычи, не получалось. Папа-лис близко к людям не подходил, сверкая зелеными глазами, с любопытством разглядывал пришельцев, ловил мышей в свое удовольствие. Ежи вылавливали жучков-паучков, подбегали к огню. Охотились они и на медлительных змей. Подбежит колючий, остановится, понюхает землю, уловит звук ползущей гадюки, без промедления бросается на нее. Клубком вьются в смертельной схватке враги, но неизменно побеждает еж. Мангусты особенно не выбирали добычу, нападали на того, кто первым попадался: мышь или змея.
Этот вечер нольцы запомнили надолго. Им довелось под ногами увидеть круговерть жизни и смерти в дикой природе и едва самим не оказаться добычей безжалостного огня. Не успели животные угомониться, резко усилился ветер, потом налетел вихрь. Заскрипели деревья в лесу, полетели сломанные ветви, взвились вверх оборванные лианы, ложилась в скрутках сухостойная трава, из рук людей вырывались шкуры, уносилась с лежанок подстилка. И, главное, ветер погасил костры, разметал по опушке леса и сухостою тлеющие головни.
Не дожидаясь распоряжения вождя, мужчины, женщины, дети опрометью бросились гасить тут же вспыхнувшие костерки. Времени искать ветви для тушения не было. Люди начали пользоваться единственным, что у них оказалось под рукой — шкуры животных. В суматохе неподвижным остался только Лех. С поднятыми вверх руками стоял он на коленях и взывал тучи пролиться дождем. Огонь тем временем сдаваться не собирался. Ветер раздувал головни, и пламя вновь вспыхивало там, где его только что загасили. Резким запахом паленой шерсти наполнился воздух. То в одном, то в другом местах слышались выкрики и стоны обожженных соплеменников, но ни у кого и в мыслях не было, чтобы остановиться для передышки.
Вождь отыскал в царившей суете Димора.
— Кличь своих людей, — крикнул он, — иди к кромке леса, не пусти туда огонь.
Получил распоряжение и Селой. Отец поручил ему перекрыть путь пожару в лесостепь. Данц с остальными соплеменниками занялся тушением огня на месте стоянки. Для большего успеха в схватке с пламенем он привязал шкуру обезьяны к палке и бил устройством по вспыхнувшим костеркам. Вскоре вся его группа боролась с пламенем подобным образом. Организованными действиями людям удалось приостановить распространение огня. В горячем воздухе и едком дыму люди задыхались, першило в горле. В изнеможении они падали носом в землю, там свежего воздуха было больше, вновь вскакивали.
И тут каплями спасительной влаги с неба упали первые дождинки. Потом заморосило, а вскоре по бегающим людям начали хлестать косые струи дождя. Все, что горело, окуталось клубами пара вперемежку с дымом. Подставляя спины под льющиеся с неба потоки воды, вконец уставшие нольцы, с прижатыми к груди свернутыми шкурами усаживались на мокрые подстилки, ожидая конца ливня. Только Лек по-прежнему стоял на коленях, однако просил он теперь тучи развеяться. Будто услышав голос человека, дождь прекратился, притих ветер. Но тут же темноту разорвала ослепительная молния, вздрогнула земля. К изумлению людей, большое сухое дерево на опушке леса вспыхнуло ярким пламенем. Вождь приказал бежать к нему и не допустить, чтобы загорелся лес. Мокрыми ветвями, травой люди сбивали огонь с валежника, сухостойных кустов, сдергивали сухие лианы. Пламя ярко пылающего дерева било ввысь, не подойти! Соплеменники скучились вблизи пышущей горячим воздухом границы, грелись, сушили одежду. Но вновь хлынул ливень, дерево зашипело, окуталось паром и тепло пропало. Вождь распорядился всем миром собирать пригодный для горения валежник. Только во второй половине ночи переселенцы смогли усесться на корточках вокруг слабо горевших костров.
С рассветом Нольцы продолжили путь. В чистом прозрачном воздухе витал аромат влажной древесины леса и запах гари полусгоревшего дерева. Не было слышно птичьих голосов, бездонное голубое небо простиралось до горизонта. Сияло солнце, потянуло вдоль опушки теплым ветром, и отсыревшая трава начала быстро подсыхать, идти стало легче.
Много дней шла колонна нольцев вдоль дремучего лесного массива. Непуганая дичь не отнимала много времени на охоту. Люди втянулись в походную жизнь, движение спорилось. Жена Димора, Лета, однажды вырвала из земли стебель папоротника, бросила в костер, листья быстро сгорели, корень поджарился, издавал приятный запах. Она попробовала растение на вкус.
— Лучше, чем желуди, — воскликнула она.
Еда понравилась соплеменникам. Тем вечером у костра жареными корнями папоротника угощались и взрослые и дети. Едва с утра колонна продолжила путь, опушка леса начала отклоняться по левую руку. Появились неизвестной породы невысокие деревья с густыми темно-зелеными кронами. После ужина у костра, вождь позвал сыновей.
— Лес начинает «уходить» в ту сторону, куда нам надо идти, — сказал он, — конца ему не видно. Солнце в полдень перестало греть спину. Мы сбились с нужного пути.
— Значит надо повернуть в нужную сторону, — улыбнулся Данц.
— Мы уже шли один раз через лес, не получилось.
— Тогда мы никогда не придем, куда нужно!
— Я тоже, так смекаю, — согласился Селон с братом. — Начинается другой лес, густой, но невысокий, авось змей не будет и на обезьян охотиться легче.
— Данц говорит правильно, — поддержал отец младшего сына.
Тихим утром следующего дня колонна углубилась в лес. Нольцы с трудом пробирались через чащобу, куда не проникали солнечные лучи. Но к середине дня между деревьями начали появляться просветы, а вскоре люди с радостью вышли к опушке хвойного леса. Для переселенцев многое оказалось в новинку. Наравне с детьми, мужчины и женщины осторожно поглаживали кору гладкоствольного граба, с любопытством рассматривали нежно-зеленые пихты с мягкими плоскими иглами, пробовали на вкус шишки, но тут, же выплевывали чешуйки, бросали с отвращением сами плоды. Всеобщий восторг вызывали небольшие зверьки с длинными пушистыми хвостами. Шустрые красавицы-белки проявляли поразительное любопытство. Им непременно хотелось рассмотреть поближе двуногих существ. Более храбрые из них быстро сбегали вниз, усаживались на нижние ветви, вытянув мордочки, принюхивались. Но едва кто-либо пытался схватить животное за хвост, в мгновение ее тело оказывалось в спасительной кроне. Одного из них поймать удалось, вождь подержал добычу в руках, поднес к стволу дерева, белка сразу ухватилась коготками за кору, перебежала на соседнюю ветку и недовольно поглядела на людей.
— Добрых зверьков не убивать, — распорядился Нольц.
Как бы за доброту душевную белка «поделилась опытом» с пришельцами. Она сорвала шишку, начала ее лущить, выбирать ядрышки, класть лапками в рот. В следующее мгновение люди начали теребить сорванные плоды елей и пихт, с аппетитом лакомились лесными дарами.
Этим днем нольцы познакомились еще с одним важным новшеством. Как всегда, соплеменники набрали большую кучу валежника для ночного костра. Первым необычное явление заметил Данц. Смоляные сучья горели ярче и дольше. Интереса ради, он взял пылающую одним концом головешку, поднял пламенем вверх. Огонь не погас и пламя не уменьшилось. Вождь приказал охранникам немедленно набрать как можно больше сучьев и нести с собой. С того дня факел превратился в неизменный атрибут экипировки постов охраны в ночное время.
Ухудшилась охота на сплошь устланной хвойными иглами земле. Редко попадались змеи, мыши, в охотников превратились все переселенцы, способные держать в руках палку. Из крупных животных встречались пугливые серны. С хорошим слухом и обонянием они издали чувствовали приближение опасности и немедленно скрывались из виду. Чтобы сблизиться на дальность полета стрелы, охотникам приходилось осуществлять подход к ним на четвереньках и ползком. Селону лишь однажды удалось добиться успеха. Выручали шишки хвойных деревьев. Охота на белок по-прежнему вождем не разрешалась.
— Отец, — говорил старший сын, — мяса не хватает, нужно ловить зверьков, их много.
— Вместо себя они дали нам вкусные семена шишек. Запрет не снимается.
Охотникам изредка попадались враги белок, куницы. Но осторожный хищник не подпускал к себе человека на выстрел из лука, становился добычей, если слишком увлекался погоней за беззащитным существом.
Вскоре местность начала заметно возвышаться. Под ногами появились крупные и мелкие камни, день ото дня их количество непрерывно увеличивалось. Люди спотыкались, скользили на голышах в траве, движение колонны замедлилось. Вождь выслал группы разведчиков вправо и влево, чтобы отыскать более легкий путь. Прибежал посыльный из правой группы, сообщил важную новость. Группа обнаружила ловчую яму с погибшим кабаном. «Он висит на кольях, потому вытащить добычу своими силами мы не смогли», — оправдывался разведчик.
Нольц позвал сыновей, рассказал о находке.
— Яму для ловли добычи отрыли люди, — сделал вывод Данц, — они где-то поблизости.
— Надобно уходить отсель и как можно быстрее, — заторопился старший группы охранников. Хозяева могут появиться вскорости.
— У нас нет мяса. Уже два дня мы возвращаемся без удачи, — возмутился Селой, — не взять добычу, на кою охотиться не надо мы не можем, другого разу не будет.
— А если объявятся хозяева?
— Поступим так, — распорядился вождь, — Селон с охотниками поспешат за добычей, не мешкая, делят на части, с кусками мяса догоняют нас. Если объявятся чужаки, добычу бросишь. Данцу надобно найти место для засады, затаиться. Если за Селоном начнется погоня, встретишь чужаков стрелами. Димор охраняет племя со всех сторон.
Охотники сделали свое дело быстро. Они с трудом вытянули из ямы тяжеленного кабана, разрубили на части, взвалили на плечи и бегом бросились вдогонку соплеменникам. Внутренности остались в яме. Селон бежал позади, ветвью заметал следы ног. Он обнаружил чужих людей издали. Четыре темные фигуры шли гуськом, похоже, не заботясь о безопасности, нольцев с ношей они не заметили. Когда чужаки подошли к ловчей яме, остановились, походили вокруг. Потом один из них спрыгнул вниз, но вскоре его за руки вытянули наверх. Незнакомцы вновь уставились в яму, затем начали оглядываться, ползать на четвереньках.
Старания Селона успехом не увенчались. Хозяева ловчей ямы быстро обнаружили следы похитителей и немедленно пустились в погоню.
Данц расположил своих людей в кустах магнолии и вскоре увидел преследователей. Небольшого роста с черной лоснящейся кожей, курчавоволосые, крепкого телосложения они быстро приближались. Длинные копья с каменными наконечниками, суковатые дубинки, набедренные повязки, ожерелья из зубов разнообразных животных составляли их экипировку. Чернокожие периодически останавливались, рассматривали следы на земле и вновь устремлялись в погоню. Свирепые толстогубые и широконосые лица при этом пылали злобой и решимостью расправиться с похитителями добычи. Когда чернокожие оказались вблизи засады, Данц резко поднялся, преследователи замерли на месте, мгновенно изготовились к отражению нападения. Но было поздно. Тела убитых нольцы отволокли и сбросили в ловчую яму. Группа догнала соплеменников за большим холмом возле скалы с отвесной стеной. В три человеческих роста высотой она нависала над гротом с узким длинным входным проемом у подножья. Войти в укрытие можно было лишь через извилистые проходы между каменными валунами.
Солнце к тому времени ушло за скалу, вечерело. Вождь приказал обосноваться на ночлег в надежном убежище. Соплеменники расчистили пол, сдвинули мусор и пыль к выходному проему. Земляной валик прикрыл вход более чем наполовину. Охотники снаружи заложили щель крупными камнями, оставили неширокие лазы для каждой группы.
Вождь сидел на валуне перед входом, позвал сыновей.
— Мнится, чужаки пойдут с утра искать соплеменников, что станем делать?
— Еще не взойдет солнце надо уходить отсюда, — высказался Димор.
— Налегке чужаки настигнут нас быстро, — не согласился Селон.
— Надобно притаиться в засаде и перебить, — горячился Данц, воодушевленный первой победой над чернокожими, — оных начнут искать лишь завтра утром, а мы уйдем далеко.
— Сидеть и ждать, когда объявятся?
— Укрытие у нас очень доброе, — сказал вождь. — Посидим тихо, враги не услышат и пройдут мимо. Узреть нас они смогут лишь через узкий вход, тогда перебьем стрелами из-за камней. После того мы немедля уйдем отсель. В убежище пики не понадобятся, засыпьте их землей между камнями. Когда выйдем наружу, они окажутся под рукой.
Наступила темная ночь, но вскоре взошла луна. Молодежь долго еще сидела на камнях, слушала пение неведомых птиц, обсуждала события дня. Вождь не разрешил распаковывать свою поклажу, обламывать ветви ближайших деревьев на подстилку. Люди располагались для отдыха на голой земле.
Легкий утренний туман еще витал между деревьями, а только что посланный на холм наблюдатель возвратился с тревожной вестью.
— В нашу сторону идут рядком вот столько чернокожих, — показал он две растопыренные ладони.
Нольцы замерли в тревожном ожидании. В том месте, где высилась скала, местность крутым склоном уходила к реке. Едва чужаки подошли к холму, их цепь растянулась по косогору до берега, и лишь правофланговый чернокожий оказался недалеко от скалы. Он внезапно остановился, повел носом вправо-влево, что-то крикнул и направился к крупным камням. В нескольких шагах от укрытия он остановился, вновь принюхался, затем своей длинной пикой начал тыкать между камнями. Убежище нольцев имело различную глубину. Сначала конец его пики далеко останавливался от притихших людей, но вскоре оказался едва ли не перед носом Селона. Старший сын вождя подал сигнал лучнику выстрелить. Откуда вылетела стрела, бдительный поисковик не увидел. Он с громким воплем отскочил от камней, с расширенными от ужаса глазами глянул на тонкий прутик в груди, попытался выдернуть его, но лишился чувств и упал. На крик пострадавшего бросились ближайшие соплеменники. Они со страхом поглядели на стрелу, окровавленное тело и дружно бросились бежать вниз по склону.
— Все! Пора выбираться наружу? — повернул голову Селон в сторону отца, — замешкаемся, враги завалят выход из пещеры камнями.
Вождь приказал мужчинам покинуть грот, женщинам и детям оставаться на местах. Курчавоволосые сошлись в кружок, жестикулировали, громко выкрикивали непонятные слова, показывали пальцами туда, где остался лежать раненый. И вдруг они разом смолкли. Возле скалы из-под земли начали появляться люди с пиками в руках. Пришельцы с тревогой уставились на невиданное зрелище, когда обитателей пещеры стало много, даже очень много, попятились, потом бросились бежать и вскоре скрылись за холмом.
Едва утреннее солнце поднялось над кронами деревьев, переселенцы продолжили путь. Никто никого не поторапливал, и взрослые, и дети понимали, надо торопиться. Сразу за холмом Нольц повернул колонну по левую руку от солнца.
Вождь чернокожих Рык сидел с наложницей на крыше собственной каменной хижины, грел на солнце свое массивное тело. Широкий нос, большой рот, буйно заросшие курчавыми волосами голова и тело делали его похожим на гориллу. Рык только что съел едва ли не половину зажаренного горного осленка, теперь блаженствовал. Его сатрап, Вых, копия вождя, сидел в шаге от повелителя на земле, доедал остатки трапезы. В этот момент от группы поиска пропавших накануне соплеменников к вождю прибежал самый быстрый в племени охотник и на едином дыхании выпалил все, что удалось увидеть. Рык недовольно покосился на серое от пыли тело посланца. Вот так плохой вестью и без разрешения прервать думы вождя никому не позволено. Его личная охрана могла забить нарушителя порядка палками до смерти. Вых готов был отдать такое распоряжение, однако вялым движением руки Рык остановил услужливого помощника. Не хотелось верить и пугало, что совсем рядом ходят чужие люди, но и усомниться в правоте слов верного охотника не мог.
— Подождем Кыха, — сказал он глухим от волнения голосом.
Вождь вновь прикрыл глаза, однако блаженное состояние как ветром сдуло. Он спрыгнул с крыши, начал нетерпеливо всматриваться в ту сторону, откуда должны были появиться подданные.
Старший группы поиска слово в слово повторил сказанное его посланцем, выразительными жестами показывая, что по-иному он поступить не мог.
— Много врагов? — прищурил один глаз повелитель.
— Много, все светловолосые и с пиками.
— Сколько охотников смогут перебить чужаков?
Кых считать не умел, сопоставлять тем более. Чтобы не ошибиться, робко сказал одно слово: «Много!»
— Надо убить всех! — вмешался в разговор сатрап.
— Ты дело сделай, — повернул вождь голову в его сторону.
Рык посмотрел на говорливого, медлительного в делах сатрапа, затем на Кыха.
— Кых, ты вожак отряда. Лишь столько, — показал он четыре пальца, — чужаков оставь живыми и приведи мне, остальных убей. Устроим пир пленников. Убитых родичей зарой в землю.
Оскорбленный решением повелителя Вых отвернулся, начал чертить большим пальцем босой ноги замысловатые фигуры на земле.
— В помощники вожаку определяю быстроногого Зыха, — продолжал отдавать распоряжения вождь.
— Когда выступить в поход? — спросил обрадованный высоким доверием Кых.
— Немедля!
— Но, — попытался возразить вожак отряда.
— Немедля! — повысил голос Рык.
Все не ушедшие этим днем на охоту здоровые мужчины были собраны возле хижины вождя. Набралось их всего около двух десятков.
— Мало, — покачал головой Кых.
— От наших охотников убегают даже леопарды!
— Надо бы пообедать.
— Еду найдете в пути. Охотники еще не возвратились.
Едва сборный отряд скрылся за деревьями, Рык снова забрался на крышу, улегся на медвежью шкуру, закрыл глаза, задумался. На лбу обозначились морщины, что означало появление мысли. А они были тревожными, справится ли его отряд с чужаками, если их так много? «Зверя убить, — это одно, а тут люди. Но вождь ошибаться не может, подданные справятся с любым врагом», — успокоил Рык самого себя.
Отряд чернокожих людей растянутой толпой шел неспешно. Были в нем совсем юные и убеленные сединой соплеменники. Одни рвались вперед, другие торопиться не спешили.
— Смотреть по сторонам, — распорядился отрядный вожак, — нужна добыча на обед. Светлоголовые пришельцы никуда не денутся.
К середине дня колонна подошла к ловчей яме. Вместе с трупами соплеменников там находился небольшой медведь. Отрядовцы дружно вытащили тушу убитого зверя, приступили к трапезе.
— Нужно поднять убитых родичей и зарыть в землю, — обратился Зых к вожаку.
— На обратном пути. Пусть полежат в яме, приманка из них получилась хорошая.
Кых растолкал успевших уснуть отрядовцев, предупредил, что накажет палками и отберет куски медвежьего мяса, если кто-либо пожадничает и возьмет про запас.
— Надо идти налегке, сейчас ешьте, сколько влезет, остальное пусть полежит в яме вместе с убитыми. Запасы мяса нам еще пригодятся.
После сытного обеда отряд пошел быстрее. Еще на подходе к холму вожак повернул колонну в низину, к реке. На берегу построил цепь фронтом на скалу, подал сигнал начать движение. Возле обглоданных падальщиками костей соплеменника люди постояли, затем крадучись приблизились к камням.
Входная щель в грот едва просматривалась в тени гранитной стены, она казалась приоткрытым ртом неведомого чудища, готового проглотить всякого, кто посмеет приблизиться. Отрядовцы боязливо остановились перед камнями. Кых замышлял перебить пришельцев, когда они начнут выбираться из-под земли. Время шло, а никто оттуда не выходил. Зых бросил камень в темный проем, опять не выходят пришельцы. Вожак приказал подчиненным бросать в темный проем камни. В ответ тишина. Он приказал наиболее сообразительному в отряде молодому мужчине, Юху, посмотреть, есть ли кто в пещере. Тот в испуге попятился и тут же получил удар кулаком в лицо.
— Ну! — надвинулся Кых на оробевшего подчиненного, — иди или убью.
— И так видно, там нет никого.
Его ударил теперь помощник отрядного вожака. С окровавленным лицом пострадавший полез в расщелину и вскоре пропал из виду. Через какое-то время его голова показалась из-под скалы.
— Я же говорил, тут, кроме пыли, ничего нет, — крикнул он. Молчание чернокожих поисковиков длилось долго, пока не начало темнеть. Вожак отряда все это время переминался с ноги на ногу, не зная, что сказать и предпринять. Наконец он решился.
— Ночь проведем здесь, завтра утром начнем искать пришельцев.
Взошла луна. Яркими лучами она через входной проем долго освещала вповалку спящих пришельцев. К середине ночи луна ушла за скалу, а вскоре возле камней послышалось мощное урчание медведицы, тут же отозвались второй, третий не менее грозные голоса. Сон как ветром сдуло. Зашевелились волосы на головах незваных гостей. Хозяйка пещеры учуяла чужой запах в родном жилище, начала отодвигать с пути камни. Перепуганные люди в полной темноте забегали по западне на четвереньках, наскакивали друг на друга. Не лучше других вел себя отрядный вожак. Он первым завопил со страху, его крик подхватили подданные. Мать медвежьего семейства замерла от неожиданности, встала во весь громадный рост на задние лапы, начала прислушиваться к неизвестным звукам в собственной берлоге. Из входного проема робко выглянул вожак, его душераздирающий крик ужаса гулко отдался в гранитных стенах убежища, обескуражил медведицу. Она опустилась на передние лапы, постояла в нерешительности, обнюхала под собой камни, потом неторопливо двинулась по косогору к реке, за ней потянулись от скалы другие медведи. Ночь в тревоге и полусне длилась вечно. Утренние зори не проникли в прибежище под скалой. Ее обитатели уснули крепким сном под утро, проснулись лишь от звонких птичьих голосов. Лучи солнца через входной проем слепили глаза. Злой Кых первым выскочил из-под скалы и в страхе замер возле камней. На земле виднелось множество медвежьих следов разной величины, кучи помета.
«Могли бы всех сожрать, — пришла пугающая мысль, — тут же их семейное логово».
С опаской поглядывая по сторонам, из укрытия начали выбираться отрядовцы.
— Надо бы сходить в ловчую яму за мясом, родичей накормить, — предложил Зых.
— Обойдемся. По пути что-нибудь подвернется.
Отыскать следы ушедших нольцев не составило труда. Кых без промедления пустился в погоню. Примятая полоса травы шла вдоль подножья вереницы холмов с густым кустарником по склонам. Чернокожие преследователи ближе к вечеру окончательно выбились из сил. Вожак остановил отряд возле последней высоты, разрешил отдыхать. Местность впереди начала возвышаться. Склон покрывали редкие деревья, зеленый кустарник, высокая трава. Он глянул вдаль, глаза сверкнули, как у голодной гиены при виде беззащитной добычи. Далеко впереди в сторону гор медленно шла большая группа людей. Кых посмотрел на солнце, позвал помощника, кивнул в сторону колонны чужаков.
— До наступления темноты, — сказал Зых, — мы их не догоним. На холме надо остановиться на ночлег, тут безопаснее, чем внизу. Звери плохо слышат запахи, если место, откуда они исходят, находится выше головы.
— Пусть родичи порыскают добычу поблизости, — распорядился отрядный вожак, — но костер не разводить.
Заканчивалась короткая ночь. Кых как птица на суку встрепенулся, повертел головой, отгоняя сон, начал всматриваться в небосвод в ожидании рассвета. Едва появилась первая розовая полоска на востоке, он начал расталкивать соплеменников. Перед вечером каждый из них, как и он сам, наловили змей, крупных рогатых жуков, наелись вдоволь, теперь только пинком удавалось поднять спящих.
Выпала роса. Проложенная нольцами широкая тропа темной полосой заметно выделялась на фоне растений, светлых от капелек воды. Вожак, тем не менее, повел отряд не по проложенному следу, а влево по росистой траве.
— Обойдем беглецов и нападем из засады, — ответил он на недоуменный взгляд своего помощника.
Тяжелые думы вождя чернокожих Рыка прервали громкие голоса встревоженных соплеменников. Возвратилась группа охотников не с добычей, а со многими ранеными. Одних несли на шестах, ходячие шли самостоятельно. На охоте получить рану — дело обычное. Сегодняшнее событие взбудоражило племя. Груболицые приземистые соплеменники привели пленницу. Светловолосая, высокая с коричневатого оттенка кожей девушка-подросток заметно выделялась среди охотников. Сгорбленная спина, расширенные от страха глаза с блестевшими на ресницах слезинками и безвольно опущенные руки выражали безысходность ее положения.
Сбежался весь чернокожий народ. Мужчины, женщины, дети плотным кольцом окружили пленницу, молча разглядывали с ног до головы диво дивное. Особый интерес вызывали ее обувь из сыромятной кожи и короткие штаны из шкуры лисицы. Женщинам не понравились светлые волосы и кожа пленницы, ее бледно-розовое лицо. Они презрительно усмехались, низко опускали края толстых губ, как бы показывая: «Уродина какая-то». Мужчинам, напротив, невинное создание понравилось. Они осторожно притрагивались к нежным локонам волос, заглядывали в лицо, изображали подобие улыбки. Вождь племени был поражен. Ему никогда в голову не приходило, что могут быть люди более красивыми, чем подданные. Он прошелся вокруг девушки раз-другой, полюбовался стройным телом, которое так понравилось, что Рыку тут же захотелось съесть добычу.
— Родичам мало что останется, — сказал сатрап, увидев плотоядную улыбку повелителя.
— Но! — грозно насупился вождь.
— Я хотел сказать, — ответил Вых, смиренно сложив руки ладонь в ладонь на груди, — не надо спешить. Скоро Кых приведет других пленных, тогда всем племенем устроим пир, съедим светловолосых. Порадуй родное племя. Давно у нас не было веселого праздника.
Вождь недовольно засопел, чванливо поджал губы, вяло махнул ладонью в знак согласия, молча кивнул в сторону пленницы и неспешно полез на крышу, любимое место отдыха. Две женщины-прислужницы взяли девушку за руки, увели в хижину вождя, толкнули в угол к большой куче свежей травы. Пленница разворошила подстилку и зарылась в укрытие с головой.
Рык до глубокой ночи просидел на крыше в ожидании охотников с пленными, не дождался, заснул.
Разбудил его свет зари. Не вставая, он уже знал, Кых не возвратился. Вождь вскочил, приказал поднять две группы охотников, не теряя времени, лично повел отряд на поиски пропавших соплеменников. В последний момент он вспомнил о пленнице, велел двум молодым охотникам вести ее с отрядом и охранять, чтобы не убежала.
— Съедим вместе с другими пленными, — сказал он сатрапу.
— Я тоже пойду?
— Останешься здесь. Тебе пленного приведу.
Отряд подошел к ловчей яме, позавтракал остатками медвежатины. На похороны сородичей вождь не стал тратить время, ускоренным шагом проследовал до гранитной скалы. Не обнаружив соплеменников, Рык двинулся по хорошо видимой в траве примятой полосе.
Время шло, один холм сменялся другим, а ни подданных, ни чужаков не было видно. Во второй половине дня выносливый Рык еле волочил ноги. Он прилег в тень куста и мгновенно уснул. Все, кто находился вместе с ним, без разрешения повалились на землю. Не смыкала глаз лишь пленница. Поглядывая из приспущенных век, она выждала время, пока ее конвоиры не уткнулись носами в траву и дружно захрапели. Девушка осторожно поднялась, опасаясь выдать себя неосторожным движением, сделала несколько робких шагов, убедилась, что на нее никто не обращает внимания, пошла быстрее и быстрее, потом побежала по тропе из примятой травы. Радость свободы придавала силы.
Приближался вечер. Беглянка внезапно остановилась. Впереди, поодаль, на тропе сидели два крупных волка. Она обернулась, увидела бегущих к ней охранников. Волки сделали пару шагов навстречу и вновь уселись. Потом ходку повторили, после чего уже не садились, а медленно, шаг за шагом приближались. Девушка бросилась бежать к страшным чернокожим конвоирам. Звери сделали несколько прыжков вдогонку, но, поджав хвосты, остановились. Рядом с их добычей стояли охотники с длинными пиками.
Измученная долгим непрерывным бегом вся троица молча опустилась на тропу. Стражники без злобы глядели на пленницу, их глаза светились радостью. Они возвратят беглянку, вождь не убьет их за плохую службу. У девушки, напротив, от страха вновь сдавило сердце, поджались пальцы на ногах. Пока окончательно не стемнело, конвоиры успели поймать трех крупных змей, поделились ужином с пленницей. Сумерки быстро сгущались, подул прохладный ветер. Старший охранник, Бух, посмотрел на вершину соседнего холма, кивнул в его направлении. Конвоиры выбрали место для отдыха под большим кустом, улеглись на землю, девушку положили между собой. Согретая человеческими телами пленница быстро заснула.
Наученная горьким опытом стража изо всех сил боролась со сном. Если в первой половине ночи им это удавалось, потом стало невмоготу. Усталость и удовлетворенность чувством исполненного долга перед вождем сказались в полной мере. Первой проснулась пленница. Она прислушалась к спокойному дыханию охранников, осторожно подняла голову, осмотрелась, перебралась через одного из них. Стражники даже не пошевелились.
Звезды в ночном небе начали бледнеть, заалела заря. Внизу холм все еще оставался в ночной мгле. Беглянка сошла с вершины, спустилась ближе к подножью. Идти дальше в одиночку побоялась, остановилась так, чтобы видно было место безмятежного сна конвоиров. И вдруг она увидела леопарда. Крупный зверь крадучись приближался к спящим людям.
Испуганный девичий визг разнесся над округой, долетел до недалеких скал и эхом возвратился на вершину холма. Леопард с испугу метнулся в одну сторону холма и скрылся в кустах. Вскочили перепуганные охранники, бросились в другую, вниз, наскочили на беглянку, попытались поймать. Она опрометью выбежала на примятую в траве тропу и помчалась вдоль холмов.
Преследователи не отставали, но и не приближались. Солнце показалось из-за горизонта, когда девушка оказалась возле последнего холма. В росистой траве четко виделись две полосы. Более широкая из них продолжала идти прямо, узкая уходила по левую руку. Не раздумывая, девушка побежала, ни куда не сворачивая, стражники не отставали. Более легкая в беге, она без труда могла бы оторваться от охранников. Но вчерашние волки и нынешний леопард не уходили из памяти. От зверей не убежишь. Когда чернокожие переходили на шаг, беглянка делала тоже самое. Выдерживала дистанцию в надежде, если появятся хищники, конвоиры люди же, спасут, хотя сами не лучше зверей.
Вождь нольцев поторапливал соплеменников. Вдали высилась темная стена деревьев с сомкнутыми кронами. Над ними кружили цапли, бекасы, другие неведомые птицы. Хотелось побыстрее дойти до воды, утолить жажду, дать возможность людям отдохнуть после изнурительного марша. Погони не было видно, но он чувствовал, враги где-то близко. Вскоре переселенцы вошли в густые заросли кустарника, выше груди. Колонна начала растягиваться, от головы до хвоста перестала просматриваться. Нольц находился посредине вместе с женщинами и детьми. Неожиданно к нему прибежал посыльный от тыльного дозора.
— По нашей тропе вслед бежит столько человек, — показал он три растопыренных пальца.
Вслед за посыльным вождь поспешил в конец колонны и глазам своим не поверил. Впереди бежала девушка, ветер развевал волнами ее светлые волосы. Позади, на небольшом расстоянии, короткими перебежками следовали двое чернокожих людей. Если с преследователями все было ясно, но откуда в этом диком месте взялось светловолосое создание? Раздумывать времени не было, троица быстро приближалась.
— Перебить? — посмотрел старший дозора на вождя.
— Ее пропустите, чернокожих захватите в плен.
Не оглядываясь, беглянка поравнялась с кустарником, неторопливо продолжила бег. Преследователи, напротив, остановились возле зарослей, посмотрели вправо-влево, побежали вслед за светловолосой пленницей. Едва они поравнялись с засадой, дозорные с двух сторон приподняли над землей пики. Первый из преследователей споткнулся о древко и упал со всего размаху на примятую траву, второй не успел остановиться, повалился ему на спину. Тут же сверху на чужаков прыгнули четверо нольцев.
Со связанными руками пленных подвели к вождю. С выпученными от страха глазами они опустились перед ним на колени, ожидая неминуемой смерти. Нольц лишь поглядел на задержанных незнакомцев, передал приказ по колонне бежать к деревьям, к реке. «Если она там есть, — размышлял он, — на противоположном берегу можно организовать надежную оборону».
Вместе со всеми бежали пленные и светловолосая незнакомка. К великой радости нольцев она оказалась Улкой, девушкой из соседнего племени уольцев. Беглянка долго не могла придти в себя. Улыбка и слезы не сходили с ее радостного лица.
В это время со стороны бокового дозора, по левую руку, послышались громкие крики, вопли. Вождь послал Данца со своей группой на помощь соплеменникам, начал взмахом руки подавать сигналы, чтобы люди в колонне ускорили бег.
Дозор шел в готовности отразить внезапное нападение. Чернокожий Кых обнаружил нольцев издали. Ползком по высокой траве его группа добралась до зарослей кустарника, начала осторожно приближаться к дозору. Хотелось подползти ближе, но побоялся, приказал метнуть копья с колена. Пики до цели долетели не все, но двое дозорных, которые оказались ближе к нападавшим, упали замертво, двое других получили легкие скользящие ранения. Дозор начал отходить вглубь кустарника, трое не пострадавших дозорных поверх кустов открыли стрельбу из луков. Помогали легкораненые. Незнакомые со стрелами преследователи остановились в недоумении, с ужасом смотрели на прутики в телах убитых и раненых.
Поднять брошенные в нольцев пики кыховцы не смогли. Стоило кому-либо из них сделать попытку двинуться вперед, навстречу вылетала стрела из расположенных впереди кустов. К тому времени подоспела группа Данца и с ходу ударила по врагу из луков. Чернокожие преследователи заметались, затем в панике бросились врассыпную. Озлобленные гибелью и ранениями соплеменников нольцы отыскивали и били пиками каждого из врагов, кто оказывался перед ними.
Из отряда Кыха спаслись лишь быстроногий Зых и сообразительный Юх. С одними дубинами, без оставленных в кустарнике пик, они бросились бежать назад по проложенной отрядом тропинке с желанием сообщить вождю обо всем, что случилось с отрядом. Во второй половине дня беглецы достигли первого холма, откуда Кых повел подчиненных навстречу собственной гибели. Рык к тому времени отдыхал здесь со своим отрядом.
Нольцы дошли до высоких деревьев. К их радости вдоль опушки неширокой рощи струилась узкая горная речушка со стремительным течением. Ее дно, сплошь усеянное мелкими камнями, насквозь просвечивалось лучами солнца. Неглубокие зеркальные заводи изобиловали рыбой. Природа дышала миром и спокойствием, располагала к отдыху. Противоположный берег реки являл собой глинистый обрыв высотой в рост человека с нависшими над ним колючими кустами терна. Берега вблизи одной из заводей были стиснуты каменными глыбами, вода в этом месте неслась бурными струями. Именно здесь вождь решил наладить переправу. Лек предложил на песчаном берегу под деревьями совершить обряд захоронения погибших соплеменников, однако Нольц не разрешил. Тревожили его недавно покинутая густая полоса высокого кустарника, битва с небольшим количеством преследователей.
— На противоположном берегу реки остановимся, — сказал он, — там совершим печальный обряд. Тут оставаться нельзя, чернокожие враги должны быть недалеко. Двоих мы захватили, других перебили. Основная группа вот-вот появится.
Прежде всего предстояло найти дерево, с помощью которого можно было бы наладить переправу соплеменников через речку. Дело оказалось несложным. Сухой валежник валялся повсюду. Большое очищенное от сучьев бревно катили к быстрине всем племенем. По «мосту» немедленно началась переправа. Балансируя руками на толстом бревне, Нольцы без происшествий перешли на противоположный берег. Охранникам предстояло перенести трупы погибших в бою сородичей. В это время на опушке рощи между деревьями появилась широкая цепь преследователей.
— Там в лесу люди! — завопили во весь голос дети, наблюдавшие с крутого берега за стараниями охранников.
Сигнал тревоги услышало все племя. Долетел он и до врагов. Чернокожая цепь сразу же бегом устремилась к реке. Нольц приказал женщинам и детям спрятаться за кустами, охранникам оставить на берегу погибших и немедленно перейти через реку. Труп одного из них был подвинут по бревну до середины потока, его попытались снять, но засуетились, и мертвое тело с плеском плюхнулось в воду. Быстрый поток подхватил убитого и сразу затянул в глубину.
Едва последний охранник перебежал на крутой берег, преследователи оказались вблизи «моста». Они набегу хватали под ногами камни и бросали в нольцев, что-то злобно выкрикивали, яростно потрясали пиками. Переселенцы тоже начали бросать камни. Нольц не разрешил применять луки.
— Берегите стрелы! Стрелять из луков, когда враги окажутся на бревне, — взывал он, увертываясь от вражеских снарядов.
Каменная дуэль результатов не давала. Чернокожие близко не подходили к переправе, были на виду. нольцы, напротив, могли ложиться в высокую траву и пропадать из поля зрения. Неожиданно пришельцы быстро собрались толпой против «моста», начали массированно и непрерывно бросать камни. Двое из них кинулись к «мосту», схватили оставленный на песке труп убитого соплеменника и поволокли от берега. Не стерпел Данц. Он натянул тетиву лука до отказа, его стрела долетела до цели, воткнулась в спину одному из похитителей. Второй выронил руку «добычи», бросился бежать. Не понимая, что произошло, вытянув шеи, пришельцы с тревогой смотрели на прибежавшего соплеменника.
— Почему не исполнил моего повеления? — грозно надвинулся Рык на беглеца.
— Прилетел тонкий прут и впился Юху в спину, — оправдывался подданный.
Вождь помнил рассказ Зыха о вылетающих из-за кустов быстрых прутиках, но там, у кургана, не поверил, будто такое возможно. За вранье в свое оправдание оба беглеца получили тогда в наказание столько ударов палками по спине, сколько пальцев на руках.
Незаметно подкрался вечер, стемнело, но вскоре взошла луна и к берегу опять скрыто не подойдешь. Таяла последняя надежда внезапно напасть на переселенцев. Оставалось одно — уходить. Злопамятный Рык не забыл обещаний устроить подданным ужин из пленных русоволосых. Мечта оказалась неосуществимой, но поправимой. Он сообразил: лунный свет слепит глаза вражеским наблюдателям, а это позволяет еще раз сделать попытку захватить труп. Задумка удалась. Посланцы людоеда ползком подобрались к погибшему нольцу, приволокли тело в стан чернокожих. На радостях вождь приказал разложить большой костер. Вскоре высокие языки пламени стали высвечивать трупопожирателей, совершающих пляску вокруг огня.
Этой ночью нольцы опять не разводили костров. Нечего было жарить, не хотелось выдавать место своего нахождения. Недалеко от берега была обнаружена неглубокая промоина. Вождь переместил в укрытие соплеменников и пленных. Охранники и охотники с луками наготове сидели вдоль обрыва в кустах, вслушивались в шорохи и звуки на противоположном берегу. Когда рассвело, нольцы не обнаружили ни погибшего соплеменника, ни врагов. Высланная Нольцем на место их вчерашней стоянки разведка обнаружила лишь теплую золу костра, да разбросанные кости и раздробленный череп человека. Селон прошел со своей группой кустарник, возвратился с радостной вестью.
— Следы показывают, наши враги ушли, — доложил он отцу.
К середине дня переселенцы предали земле останки съденного соплеменника. К тому времени охотники силками поймали тройку крупных кроншнепов, подстрелили несколько нерасторопных цапель. Первый раз за несколько дней вождь разрешил разложить большой костер.
Еще одному событию суждено было произойти этим днем. Нольцы совершенно не обращали внимания на чернокожего человека со стрелой в спине. Он неожиданно сел, повертел головой и вновь упал.
— Добить? — обратился Данц к отцу.
— Плохого он нам ничего не сделал. Пусть станет третьим пленником. Много чего несут женщины, надо помочь им.
Данц с Леком подошли к раненому. Тот закрыл глаза в ожидании скорой смерти. Лек осмотрел стрелу, она застряла под правой лопаткой. Лекарь племени выдернул древко, приложил к кровоточащей ране лист подорожника, придавил пучком травы, сыромятным ремнем прижал к телу. Раненому дали попить, он открыл глаза, со страхом посмотрел на русоволосых людей и виновато улыбнулся.
— Юх! — стукнул он себя в грудь здоровой рукой.
Нольц осторожничал. Хотя все говорило, что чернокожие ушли, тревога, тем не менее, не исчезала. Он решил провести еще одну ночь на удачно выбранном месте. Промоину расчистили, расширили, в нижней ее части разложили костер, но так, чтобы его пламя не поднималось над поверхностью укрытия. Охрана по-прежнему до утра сидела в береговых зарослях кустарника. Все другие соплеменники слушали у огня рассказ Улки о радостных и, по большей части, печальных событиях после того дня, когда разошлись пути племен нольцев и уольцев.
С грустью о родных и близких, о судьбе которых ничего не знала, торопливо она поведала.
Оказалось, когда начал сгущаться туман в балке, вождь повел племя по правую руку, чтобы обойти возникшее озеро. Сделать этого не удалось. За серой пеленой не было видно противоположного берега, а ближняя кромка воды тянулась и тянулась. Охранники попытались отыскать брод в лощине, но вода всюду оказывалась выше головы. Вождь приказал ускорить движение, так переселенцы шли до вечера. Ночь провели у воды. С раннего утра уольцы вновь торопились. Когда, наконец, озеро осталось позади, развеялся туман, соседей они не обнаружили.
Впереди простиралась лесостепь. Куда ни погляди, в природе царило безмолвие. Колонна вскоре оказалась на косогоре. Вокруг зазеленела весенняя травка, появились бутоны ранних цветов. Вблизи группы кустов охотники обнаружили свежие следы крупной антилопы, пошли на поиск. Частое недоедание последнего времени отнимало силы, люди к концу дня едва волочили ноги. На опушке тисовой рощи вождь, наконец, объявил долгожданный привал.
Не повезло антилопе на радость уольцам. Она провалилась ногой в сурочью нору. Охотники возвратились с добычей, и вскоре сладкий запах жареного мяса разнесся по округе. Соплеменники плотно поужинали, собрались по группам у своих костров. Солнце ушло за горизонт, золотились облака над рощей. К тому времени вокруг стоянки начали собираться тощие сероспинные шакалы. Стало темнеть, зверей становилось все больше и больше, возросла их недобрая активность.
Вождь приказал беречь стрелы. Охотники сделали несколько выстрелов из луков, с визгом раненые звери исчезали, на их месте тут же оказывались другие. Вскоре хищники начали небольшими шажками приближаться, стало ясно — шакалы нападут. Уольц распорядился всем группам вместе с остатками сушняка отойти к центру стоянки, разжечь большой костер, разместить вокруг него женщин и детей, охранникам и охотникам образовать внешнее кольцо. Обе боевые группы взяли в руки дубины и топоры. Бор с небольшой группой из пожилых мужчин, повзрослевших мальчиков сформировал группу с луками и острыми палками. Они составили внутреннее кольцо.
Еще не закончились приготовления для отражения нападения, скулящая, рычащая и тявкающая свора бросилась на людей. Охранники и охотники начали отбиваться тем, что находилось в руках, внутреннее кольцо било в упор стрелами, кололо нападавших острыми палками, пиками. Но если падали или уползали одни звери, на их месте с оскаленными зубами и злобным рычанием появлялись другие. Вскоре, однако, обстановка изменилась. Шакалы могут поедать друг друга, когда чересчур голодные. Они будто «вспомнили» об этом. Не пострадавшие в битве хищники едва ли не разом отвернулись от людей и набросились на убитых и раненых сородичей. Охотники и охранники остались стоять на своих местах, наблюдая жуткую картину звериного пиршества. Лекарем в племени считалась жена вождя. Она ходила по кругу и прикладывала к кровоточащим ранам соплеменников горячий пепел.
К тому времени под ногами мужчин все еще лежали несведенными несколько убитых зверей. Вождь приказал разделать их туши, мясо оставить прозапас.
— Они очень даже невкусные, но, на худой конец, есть можно, — говорил он.
Злобные падальщики ушли лишь во второй половине ночи. И только тогда люди смогли присесть возле огня в ожидании повторного нападения.
Племя уольцев шло многие дни, чтобы по утрам солнце светило по правую руку, голодные хищники не отставал. Охранники постоянно находились в готовности отразить нападение. Однажды случилось непоправимое. На глазах у племени леопард напал на бегающую возле куста девочку и уволок в лес. Отыскать маленькую соплеменницу охотникам не удалось.
— Поведай, как ты попала к чернокожим? — спросил Данц, не спуская глаз с юной собеседницы из племени уольцев.
Не задумываясь, Улка ответила, что местность со стороны леса была видна до горизонта. Она и Бор шли позади колонны, собирали ранние цветы, громко смеялись по каждому пустяку. Откуда ни возьмись, появились эти самые чернокожие, с гиканьем набросились на охранников. Бор начал стрелять из лука. Улка не заметила, как сзади подкрался один из нападавших, схватил за волосы, закрыл рот ладонью. Не успела опомниться, как оказалась в лесу вместе с чужаками, — девушка показала три пальца на руке. Что стало с ее племенем после нападения, не знала.
Позже Улка рассказала все до того момента, когда смогла убежать от постылых захватчиков.
Алой зарей и веселым птичьим гомоном порадовал нольцев наступающий день. Полнотой жизни дышала природа. Переселенцы в хорошем расположении духа возобновили поход. Необычным для колонны стало появление в последних рядах пленных с полными бурдюками воды в каждой руке. Раненый шел налегке, все трое были связаны одним длинным ремнем. Позади чернокожих шествовали повзрослевшие мальчишки с луками и стрелами наготове. Вождь уступил их настойчивым просьбам.
Данц при первой же возможности стремился быть поближе к Улке, забавлял ее выдуманными и невыдуманными историями из жизни племени, отважных охотниках, об успешном отражении нападений горных людей в прежней жизни. Девушка слушала, шла по большей части молча. То и дело на ее прекрасных глазах поблескивали слезинки.
Менялся ландшафт. Плоскогорье с рощами и перелесками сменилось урочищем, кряжами, поросшими мрачным лиственным лесом. Переселенцы шли по распадку между холмами вдоль неширокого ручья с едва заметным течением. В сочной траве по его берегам водилось множество лягушек, ужей, водяных крыс. Стоило остановиться на мгновение, мокрые длиннохвостые крысы незамедлительно оказывались под ногами, не давали возможность уставшим переселенцам присесть на зеленый ковер. Радовались обстоятельству мальчишки, зверьки явили собой хорошие мишени для начинающих стрелков. Но готовить еду из такой добычи соплеменницы отказывались. Выручали рептилии и прыгающие земноводные. Охотники последнее время не радовали своими успехами. Изредка на глаза людям попадались горные бараны, но приблизиться к ним на выстрел не удавалось.
Переселенцы оказались как бы в закрытом со всех сторон пространстве. Горизонтом служили ближайший холм или стена деревьев. Небо постоянно пребывало за кронами могучих дубов, лучи солнца до земли не доходили. Одно радовало нольцев: под деревьями слоем лежали крупные вкусные желуди. Они помогали справиться с голодом, если мясной пищи недоставало.
Вокруг царила весна! Склоны холмов красовались всеми цветами радуги, ласкали взор. Но все это в тени, в дневном полумраке. К концу третьего дня пути по холмистой местности окружающий мир начал надоедать. Хотелось привычного глазу простора, видеть солнце. Ночь окружала людей кромешной тьмой, они пугались каждого шороха, зеленых огоньков, возникающих то в одном, то в другом местах. Вождь распорядился каждой группе иметь свои небольшие костры вокруг стоянки, соплеменникам постоянно находиться внутри огненного кольца, охранникам поддерживать пламя до утра. Однажды под утро обладатели зеленых огней объявились. Ими оказались барсы. Громадный пятнистый зверь, припадая животом к земле, подкрался к стоянке между двумя кострами. Едва один из охранников нагнулся к земле за сучьями, хищник в прыжке бросился ему на спину, схватил за шею и уволок в темноту. Другой страж бросился сородичу на помощь, но едва оказался за костром, еще один зверь, но уже с дерева прыгнул ему на плечи. Нольц приказал поднять пламя костров, усилил охранников Димора охотниками. Группа Данца взяла наизготовку луки и стрелы в готовности оказаться там, где объявятся хищники.
Ждать нового нападения долго не пришлось. Из мрака в свете костров возникла фигура третьего крупного хищника. Поблескивая большими клыками-ножами, он злобно зарычал и крадучись двинулся на охранников. Один из них, что оказался ближе к зверю, отступил на шаг, с короткого расстояния метнул пику, угодил в раскрытую пасть. Хищник, как подкошенный, рухнул беззвучно на землю. Огоньки из тьмы придвинулись, но остановились на границе освещенного кострами круга. Данц выстрелил из лука по еле видимой фигуре барса. Из темноты послышался визг, глухое рычание. В оставшееся до рассвета время звери не делали попыток напасть.
— Надо поискать погибших соплеменников, — обратился Лек к вождю, — закопать в землю все, что осталось от них.
— И еще потеряем неизвестно сколько наших людей.
Барс настойчив в преследовании. В этом переселенцы вскоре убедились. Днем двое из них, хотя и порознь, неотрывно шли то с одной, то с другой из сторон, вынуждали боковые дозоры прижиматься к колонне. Мяса убитого хищника с натяжкой хватило лишь на два дня. Но ни о какой охоте не могло быть и речи. Переселенцы вынуждены были питаться лишь желудями, благо их по-прежнему было сколь душе угодно.
— Хорошо бы поохотиться на злобных зверей, — высказал мысль Селон, — сладковато-горький вкус еды с дуба надоел всем.
— Как это лучше сделать? — повернулся к нему вождь.
— Дозволь, отец, мне устроить засаду на барса, — загорелся желанием Данц.
— Нет! Пущай будет так, как говорит Селон.
Путеводитель нольцев — тихий ручей, внезапно расширился, как бы смыл холмы по левую руку. Берега возникшего водоема были покрыты зарослями осоки, чакона, тальника. Сын вождя посадил в засаду у самой воды тройку охотников. Чтобы сбить с толку чутье хищников, он бросил шкуру убитого барса на тропу, проложенную колонной в высокой траве.
Едва тыльный дозор миновал место засады, появились два барса. Более крупный из них шел первым. Вытянув над землей голову, мягко переступая мощными лапами, он настороженно приглядывался к береговым зарослям, принюхивался. Неожиданно на полушаге зверь замер, повел носом в сторону шкуры и тут же бросился к приманке. В этот момент из засады одновременно вылетели стрелы нольцев. Хищник взвыл, начал зубами вытаскивать застрявшие в боку древки. Второй барс остановился, затем бросился на охотников. Схватив лишь пики, люди прыгнули в воду и сразу по колено погрузились в ил. Они успели второпях сделать несколько шагов, прежде чем хищник вслед за ними, в огромном прыжке громко бултыхнулся в болото. Короткими ногами он сразу увяз в донных осадках, начал барахтаться, поднимая темную муть вокруг. Пики нольцев оказались сильнее грозных клыков и злобных в бессильной ярости бросков зверя в сторону охотников.
Люди вознамерились напасть еще и на раненного зверя, но к тому времени возле него кружили два хищника. Барсы потормошили лапами лежавшую рядом приманку, начали рвать ее на части. Один из них, красавец-зверь, подошел к берегу, уселся, не спуская глаз с людей.
Селон с группой охотников направился на выручку застрявших в болоте соплеменников с добычей. Он намеревался отпугнуть хищников, забрать шкуру-приманку, оставленные на берегу луки со стрелами. Однако дорога оказалась перекрытой. Два барса с обеих сторон тропы шли навстречу. Ничего другого не оставалось, как свернуть к болоту, идти водой и совместными усилиями притащить к стоянке тяжелую тушу убитого зверя.
К середине дня нольцы плотно пообедали барсятиной, расположились на отдых под пристальным наблюдением хищников.
Они, как и ночью, сидели неподвижно недалеко от стоянки. Но с началом движения колонны звериный эскорт не состоялся. Недоумение переселенцев быстро развеялось. За очередным поворотом подножья холма деревья расступились, болото начало уходить по правую руку и вскоре оказалось на пути движения. Впереди за широкой полосой воды виднелся пологий берег, там еще дальше громоздились черные неприветливые скалы, над ними высились вершины белых гор. Высланные вперед разведчики сообщили, что переправиться через болото можно.
Пройти гиблый участок пути стало делом многотрудным. Прежде чем сделать шаг вперед по колено в илистом дне, дозорный ощупывал тупым концом пики твердь под ногами. Грунт повсюду изобиловал неглубокими ямами, разведчики то и дело погружались в болото по шею. В таких местах детей переносили на руках, невысокого роста женщины и мужчины, удерживая поклажу над головой, переправлялись волоком с помощью длинных ремней.
Лишь к концу дня переселенцы оказались на противоположном берегу. Промокшие, продрогшие люди в изнеможении падали на землю. К великой их радости, постылых хищников на берегу не оказалось. Совсем рядом по кромке воды неспешно ходили белые цапли, ловили лягушек.
Клонилось к горизонту солнце, малиновым светом окрасились белые вершины дальних гор. Однако полюбоваться красотой нольцы времени не имели. Предстояло в пустынном месте заготовить топливо для ночного костра. Но добросовестные в труде соплеменники смогли набрать всего-навсего лишь несколько охапок прошлогодней сухостойной травы. Поддерживать огонь оказалось нечем. Вождь распорядился наловить переметом рыбы, но она в болотах не водилась. Ужинали переселенцы сырым мясом доверчивых цапель.
Будто в подарок за тревожные, полные опасностей дни и ночи, вечер на берегу выдался тихим, спокойным. Воздух благоухал запахами зеленой весенней травы, болотных испарений. Прикрываясь шкурами, нольцы отсыпались. Вождь этим утром поднял людей попозже, когда полный диск яркого солнца уже висел над горизонтом.
К концу дня переселенцы подошли к темно-серым скалам с остроконечными вершинами и отвесными стенами, сплошь покрытыми трещинами и расщелинами. У подножья первой из них Нольц назначил стоянку на ночь. Непрошеных гостей встретили громкими тревожными криками скальные птицы. Квохтали тетерева, беспорядочно забегали вверх-вниз по стенам голубоватого цвета поползни и стенолазы с яркими красными крыльями. Посмотреть на пришельцев прилетели красноклювые горные гуси. Они бесстрашно планировали со скал, садились вблизи стоянки, непрерывно перемещались с места на место, гомонили свое «га-га-га». Из расщелины вылезла каменная куница, полюбопытствовать, как выглядят двуногие пришельцы. Хищник навострил розовые ушки, храбро уселся на краю своего убежища, поточил о камень и без того острые коготки. Будто по команде взлетели в испуге гуси, прекратили квохтанье тетерки. Стоило, однако, кунице спрятаться в своей каменной норе, гуси вновь слетели на землю.
Опять возникли трудности с заготовкой топлива для костра. Выручили лежалые в расщелинах трава, птичий помет, перья. Удалась на славу охота. Поджаренная гусятина порадовала переселенцев. Приятный запах приманил куниц с ближайших скал. Данц с разрешения отца настрелял зверьков, из их теплого красивого меха женщины сшили для Улки куртку и длинные осенние штаны. В новом обличье она предстала перед вождем в присутствии всей семьи, улыбнулась удачливому охотнику. С этого дня она стала полноправным членом племени нольцев.
Обычно подобным образом включались в состав племени девушки из других племен. Тогда в роли охотника выступали будущие мужья. На этот раз обстоятельства изменились, соплеменницей становилась представительница другого племени без жениха. Данц проявил стремление жениться на Улке, но вождь не разрешил.
— Нельзя нарушать заведенный порядок, — ответил вождь на пожелание сына. Молодая она еще, мать скажет, когда будет можно.
Соплеменники, безусловно, догадывались о чувствах юноши к голубоглазой девушке, сочувствовали, но неписаный закон не мог нарушить даже сам вождь. Последнее время Улка чаще и чаще стремилась идти рядом с Данцем. Слезы на ее глазах появлялись день ото дня реже. В своем племени у нее были подруги, теперь за короткий срок она не успела сблизиться с кем-либо из девушек. Поэтому младший из сыновей оказался единственным, с кем могла общаться, доверительно рассказывать о своей семье, сородичах. Она опускала глаза всякий раз, когда речь заходила о Боре.
На удивление нольцев пленные чернокожие быстро свыклись с новым положением, начали понимать многие слова победителей. Особенно преуспел Юх. Из переселенцев он сразу выделил Данца, коверкая слова, часто вступал с ним в разговоры. Рана на его лопатке быстро затянулась, перестала мешать в движениях и работе.
Одним из тихих вечеров у костра пленный сказал Данцу, что есть существа, похожие и на людей, и на зверей.
— Такого не может быть.
— Своими ушами довелось слышать рассказ о полузверях.
— Поведай, чего знаешь?
— Поймали однажды в горах наши охотники темнолицего человека. Он говорил, что будто ходил со своими соплеменниками за высокие горы, туда, где лежит хорошая ровная земля и живут эти полузвери. Недолго те люди пробыли за горами. Лишь тому, кто рассказывал, удалось вернуться в родное племя.
— Как он их запомнил?
— Ходят на двух ногах, морды, как у больших обезьян, издали вроде бы люди.
— На людей чем они похожи?
— Носят набедренные повязки, в руках длинные палки. Полузвери не сильнее нас, но хитрее, темнолицых охотников переловили одного за другим и съели.
— Откуда они могли взяться, ни люди, ни звери?
— Не иначе как, в стае обезьян были мужчины, от них повелось такое уродство.
— Зачем ты мне все это рассказываешь?
— Я чую, вы идете туда, где живут звероподобные. Они опаснее лютого зверя. Я, Бух и Тух боимся, как только мы в те края придем, вас и нас они съедят.
— А тот, темнолицый горный человек, какой из себя?
— Невысок ростом, волосы на голове будто темной грязью измазанные до плеч, смотрел злобно исподлобья. Перед тем, как его поймали наши охотники, имел длинную палку и сумку с камнями.
Данц тем же вечером рассказал отцу и братьям все, что услышал от Юха, о его опасениях.
— Есть ли звери похожие на человека или люди на зверей, они могут напасть на нас. Знать бы, где они живут, добро, что где-то там, за горами, а не с этой стороны, — сказал Димор.
— Ежели они где-то недалеко, — ответил Данц, — и такие хитрые, охотники наши часто уходят далеко, а охранники часто по ночам засыпают, мы постоянно находимся в опасности. Могут появиться и горные люди, о которых говорил пленный.
— Охранники по ночам не спят, а охраняют стоянку, — обиделся Димор, — если такое случается, виновные наказываются палками.
— Я не в укор. Надо сделать так, чтобы защита племени была надежной и днем и ночью.
— Данц говорит дело, — включился в разговор отец, — пришло время, когда надобно иметь отдельную от охранников и охотников боевую группу для защиты племени от людей-врагов.
— Дозволь мне, отец, стать командиром этой группы, — поднял Данц руку вверх в знак готовности выполнить задачу.
С просьбой младшего брата согласились Селой и Димор.
— Я согласен, — ответил вождь. — Группа должна быть сильной. Передайте Данцу по, — Нольц накоротке задумался, затем показал пять растопыренных пальцев одной руки, — молодых и сильных мужчин. Назовем новую группу «Дружина». Ты, Данц, возьми в нее своих друзей, а еще Быса, Свиса, Лаза. Все остальные мужчины, которые не войдут в основные группы, станут запасом во главе с Лучем. Он отвечает за охрану пленных.
Уже на следующий день дружинники приступили к подготовке действий как по защите при нападении вооруженных людей, так и отработке приемов по их уничтожению. Вождь приказал Селону и Димору передать младшему брату тугие луки, а Лучу заботиться, чтобы дружинники постоянно имели полные колчаны стрел. Свой топор с костяной рукояткой Нольц отдал Данцу.
Командир дружины с подчиненными по-прежнему шли в середине колонны, но отдельной группой. Во время остановок на ночлег он приступал к тренировкам в меткости стрельбы из лука и метании пик.
— Мы бросаем и топор, — подсказал Юх. — Тух может показать, как это делается.
Данц занимался с подчиненными, кроме повышения мастерства владения оружием, упражнениями по приобретению навыков стремительных бросков с луками наготове в различных условиях. Во время движения колонны он впереди, за ним остальные бегали между головным и тыльным дозорами в полном боевом снаряжении, с двухдневным запасом пищи и воды. Сами тренировки и старания дружинников пришлись по нраву вождю. Чтобы они отличались от других соплеменников, он разрешил каждому из них отстрелять по паре куниц и сшить из шкурок летние штаны. Командир дружины по своей инициативе приказал хвосты зверьков класть на плечи в качестве мягких подкладок под пики, ремешки колчанов, другие переносимые предметы.
Местность вновь начала повышаться, высота скал, напротив, уменьшилась. Переселенцев развлекали невиданные ранее снежные красавцы-барсы. Крупные, издали казались совершенно белыми, они подолгу сидели на виду. Голода, похоже, звери не испытывали, потому и люди особого интереса не вызывали, посидят на камне, понаблюдают за двуногими существами, потом исчезают в каменных нагромождениях.
Заметно повысились результаты подготовки дружинников. Вечерами Данц демонстрировал соплеменникам их достижения. Чтобы не ломать стрелы, Луч из сухой травы сделал чучело человека. В него за пять десятков шагов летели стрелы. Если из пяти выстрелов лучник делал всего одно-два попадания, он должен был потом тренироваться до наступления сумерек. Мишень во время передвижения колонны на глазах сородичей нес тот стрелок, который имел меньшее количество попаданий. Радовало переселенцев умение дружинников поражать цель пиками. Для упражнения Данц отмерял столько шагов, сколько было пальцев на руках и ногах, мишенью становились пучки сухой травы. Топоры бросали в насыпанную кучу земли с расстояния в два раза меньшего, чем при метании пик.
Многократно тренировались дружинники в исполнении приемов отражения нападения противника пикой или палкой, как увертываться от камней и топора. Старшее поколение мужчин пристально наблюдали за результатами занятий. Их итоги обсуждались до позднего вечера, нередко вождь вынужден был вмешиваться в затянувшиеся споры и давать распоряжения ложиться спать.
Этот день начинался как обычно. К утру душная ночь сменилась прохладой, люди начали укрываться шкурами, однако Нольц велел подниматься, заторопил людей, ему хотелось как можно дольше использовать хорошую погоду для марша. Доедая на ходу оставленное с вечера поджаренное мясо, колонна бодрым шагом двинулась обычным порядком. Когда из-за скал начали пробиваться первые лучи солнца, к Данцу подошел Юх.
— За нами кто-то наблюдает, — сказал он взволнованным голосом.
— С чего это ты взял?
— Я видел среди камней снежного барса. Он глядел в нашу сторону. Потом зверь неожиданно вскочил и бросился прочь.
— Ну и что?
— Барс здесь самый сильный зверь. Ему некого бояться, а тут вдруг явный испуг. Так он может броситься, если неожиданно увидит охотников.
Переселенцы в это время подходили к мрачной отвесной скале с могучим дубом возле ее стены. Своей кроной дерево возвышалось над краем обрыва.
Данц рассказал отцу о тревоге пленного. Вождь позвал старших сыновей, сообщил о подозрительном поведении барса.
— Устроим засаду и перебьем, — загорелся охотничьим азартом командир дружины, — если там люди, и они спустятся со скалы.
— А если там никого нет? Зверь мог испугаться чего угодно, — возразил Димор, — да и безопаснее для нас, если ни с кем не станем искать встреч.
— Надобно согласиться с младшим братом, — высказал свое мнение Селон.
— Племя пойдет быстрым шагом, — сказал вождь, — Данц остается под дубом у стены. Если наверху есть охотники, они не могут быть друзьями, коли скрыто наблюдают за нами. А более удобного места сойти со скалы, чем это дерево, им не найти поблизости. Когда солнце окажется над головой ты, сын мой, оставишь это место и догонишь нас. Если встретишься с чужаками, а их тут много не должно быть, возьми пленными, которые окажут сопротивление, убей.
Густая крона раскидистого дуба не пропускала солнечных лучей. Дружинники расположились в тени, вдоль стены. Край скалы за густыми ветвями не проглядывался, не было слышно оттуда каких-либо звуков. Мешали этому непрерывный шелест листьев, да щебетание невидимых птиц.
Давно ушла колонна. Данц начал поглядывать на тень дуба, ожидая, когда она начнет увеличиваться по правую руку. Неожиданно птичьи трели прекратились. Где-то там, в кроне дерева, послышались голоса людей.
Группа горных людей обнаружила переселенцев накануне перед вечером, но напасть сразу не смогла. Она находилась среди высоких скал, а стоянка пришельцев располагалась далеко внизу на плоскогорье.
— Нас столько, сколько пальцев на обеих руках, — сказал старший группы Хар, — их много, но мы сильнее, всегда побеждали, если нападали на врага неожиданно.
— Утро — самый подходящий момент напасть, — ответил помощник Хак, — чужаки будут идти спокойно, нас они не видели, нападения не ожидают.
— Сначала надо найти место, где можно спуститься вниз, потом думать, что и как делать. Завтра с утра начнем готовиться к нападению. Надо захватить как можно больше молодых пленных, остальных пришельцев перебьем.
— Пленные-то нам зачем?
— Порадуем вождя, он определит, что с ними делать.
Хар поднял подчиненных, едва яркий диск солнца показался из-за дальней скалы. Отряхивая прикрытое лишь набедренной повязкой тело от прилипших во время сна частичек земли, темнолицые неспешно выбрались из углубления в разбитой молнией скале, позавтракали сушеным мясом. За очередным поворотом в нагромождениях камней они едва ли не нос к носу столкнулись со снежным барсом. Смотрел зверь с напряженным вниманием вдаль за скалу, не услышал осторожных шагов охотников. Он с испугу кашлянул и метнулся в каменные лабиринты, прежде чем люди схватились за свои длинные палки.
Хак первым заметил издали зеленую крону дуба.
— Если дерево растет вблизи стены, мы сможем по нему спуститься вниз, — высказал он идею.
Толстые ветви дуба двигались на ветру возле самой скалы. Не останавливаясь, Хак прыгнул на ветвь, она закачалась, накренилась, но выдержала тяжесть. Свободной от оружия рукой охотник проворно схватился за ближний сук, переходя с ветки на ветку, начал спускаться.
Хар наблюдал, пока темная пыльная голова помощника затерялась среди густой листвы. Вскоре послышался глухой стук о землю. «Спрыгнул», — подумалось.
— Хак! — позвал он, — можно спускаться?
Ответ, однако, не последовал. Хар задумчиво ходил возле края скалы, всматривался в непроглядную листву. Потом ткнул пальцем в волосатую грудь одному из наиболее расторопных подчиненных.
— Иди! — кивнул он в сторону дуба.
Разведчик повторил прыжок со скалы на ветвь, начал осторожно переходить с одной на другую, опускаться вниз. Едва сквозь листву завиднелась земля, посланец увидел лежащего под деревом соплеменника, поспешил ему на помощь.
И снова Хар не услышал ответа.
Дружинники не увидели, а почувствовали появление на дубе человека. Дерево вздрогнуло всей листвой, взлетела стайка птиц, покружила и вновь укрылась в кроне. Нарушитель спокойствия шумно перемещался по ветвям, стараясь не оступиться, внимательно глядел под ноги. Когда он оказался на нижней ветке, замер в стойке на одной ноге. Под деревом стояли чужие люди с пиками. Данц угрожающим жестом приказал темнолицему посланнику молча спрыгнуть на землю, лежать и не шевелиться. Испуганный разведчик послушно улегся на землю рядом с Хаком. Излучая взглядом злобу, пленные исподлобья разглядывали чужаков, отдельными короткими фразами тихо переговаривались. Они всегда знали, кроме родных, темнолицых, на свете есть лишь чернокожие люди, но чтобы существовали еще и русоволосые, никто не поверит.
Вскоре возобновились птичьи голоса. Данц поднял пленных, приказал связать их за руку одним ремнем. Однако дружинники такого ремня не имели. Командир группы снял с Хака непонятного назначения сверток через плечо на ремне. Трофеем оказались два сплетенных из тонких и длинных стеблей изделия. Он указал пленному головой на непонятного назначения предметы, пожал плечами. Хозяин свертка расстелил одну из частей себе под ноги, лег, второй прикрылся сверху. Человек лежал на голой земле с подстилкой, прикрытый от солнца и ветра. «Тяжелая шкура в теплое время года не нужна», — пришла радостная мысль.
— Что за трава, — дотронулся Данц пальцем до стебля, вновь пожал плечами, — где растет?
Пленный поискал глазами вокруг, указал на высокое растение с узкими зелеными листьями и нежными голубыми цветами.
— Цин! — воскликнул он.
Дружинники с интересом начали рассматривать необычно ценную траву, нюхать цветки. Пленные воспользовались моментом, бросились бежать вдоль стены. Связка за одну руку не стала препятствием для побега. Данц не разрешил преследовать беглецов, он вовремя обнаружил приближение группы темнолицых. Едва бывшие пленные оказались среди своих, Хар приказал забросать пришельцев острыми камнями. Дружинники укрылись за стволом дуба, часть из них успела забраться на нижние ветви, в спешке люди начали готовить луки для стрельбы.
Шаг за шагом темнолицые люди приближались. Одни из них бросали камни, другие двигались вперед, потом роли менялись. Ствол дерева гудел от непрерывных ударов. Выйти из-за укрытия для стрельбы означало неминуемо получить удар камнем. Лаз по защищенной части дуба вскарабкался на нижнюю развилку, уселся верхом. Расположенный впереди ствол дерева прикрывал грудь, своим ответвлением упирался в спину. С этого удобного положения лучший лазальщик нольцев мог вести наблюдение за врагами и, прицельно, на выбор, вести стрельбу из лука.
— Стреляй! — приказал Данц.
Первая стрела угодила Хаку в плечо. Он остановился, выронил острую палку, со страхом посмотрел на неведомо откуда прилетевший стебель тростника. Жесткая щетина его густых бровей поползла вверх. Будучи короткое время в плену, Хак видел у русоволосых непонятно для чего висевшие за спиной кривые палки с тонкой жилкой между концами, сумки полные прутиков. Теперь именно такой стебелек тростника с каменным наконечником впился ему в плечо. Из помутневшего от боли сознания его вывел крик Хара. Стрела угодила ему в грудь. Темнолицые охотники с расширенными от удивления глазами уставились на окровавленных начальников. Необъяснимое происшествие отвлекло внимание нападавших, остановило их, а когда начали приходить в себя, увидели еще худшее. Перед дубом стояла цепь русоволосых людей в готовности применить луки. В страхе горные люди побежали с поля боя, но увидев, что за ними никто не гонится, остановились, издали понаблюдали, как враги уводят в плен раненых вожаков.
Этим вечером нольцы вновь не разжигали костров. Вождь был уверен, что темнолицые просто так не оставят переселенцев в покое, не смирятся с потерей соплеменников. Он приказал ложиться спать сразу после захода солнца, чтобы пораньше, с утра, продолжить путь.
— С какой стороны могут напасть враги? — поставил Нольц вопрос на семейном совете.
— Сзади, если будут догонять, — высказал свое мнение Данц.
— С боков. Обойдут и нападут из засады, — не согласился Димор, — тут мы менее всего будем их ожидать.
— На их месте я бы устроил засаду впереди, — сказал Селон.
— Если вождь у них не глуп, он вряд ли согласился бы с Селоном, — ответил отец. — Такое возможно, если мы будем долго спать и дадим возможность врагам обойти нас незаметно. Наш успех в скорости, тогда правым окажется Данц. Стоит нам упустить время, темнолицые окажутся по бокам. Отсюда надо ожидать нападения уже завтра. Завтра, с началом движения, охотники следуют по правую руку от колонны, охранники по левую, дружинники прикрывают тыл. Ночью группы располагаются на своих направлениях и на таком удалении от стоянки, чтобы вражеские камни не смогли долететь.
Едва ночные птицы прекратили свои шумные переклички, колонна нольцев двинулась в путь. Настало солнечное утро, прошел полдень, но никто на переселенцев не нападал. В неглубокой лощине вождь разрешил разжечь небольшие костры, приготовить еду. Вечером костры были вновь погашены, чтобы не выдавать в ночное время противнику своего места нахождения.
— Если темнолицые не напали минувшим днем, — говорил вождь, — они сделают это нынешней ночь.
Вождь темнолицых Хын приказал бить палками беглецов до потери сознания. Не сумели они отобрать у каких-то русоволосых людей старшего группы и его помощника. Рассказы неудачников об умении врагов незаметно бросать тонкие тростниковые пики и что ими были ранены Хар и Хак, во внимание не были приняты.
— Выдумки трусливых, — говорил Хын. — Мы умеем бить камнем и пикой даже медведя и барса. Пришельцев на нашу землю с их тростниковыми пиками перебьем без труда и сожаления.
— Когда выступаем? — спросил брат вождя Хым.
— Утром.
— Когда нападем?
— Утром.
Только-только на небосводе высветились вершины гор, большой отряд темнолицых выступил в поход. Впереди шел отрядный вождь Хым, держал в руках согнутый в кольцо сук дуба, обтянутый с двух сторон кожей из шкуры барса. Громогласный «бум», как его называли соплеменники, служил для подачи сигналов вождя на большие расстояния.
Солнце поднялось над вершинами гор. К тому времени отряд подошел к месту у скалы, откуда русоволосые увели в плен сородичей. Отсюда Хым начал преследование нольцев. Впереди шли разведчики. Минул полдень, знойный жаркий воздух стеснял дыхание, а дозорные идут и идут, не подавая каких-либо условных знаков. В повседневной жизни и во время охоты в горах темнолицые привычны ходить неспешно и с частыми остановками, даже во время передвижений на малые расстояния. Сейчас в длительном без остановок марше они едва передвигали ногами. Однако отрядный вождь не разрешил сделать привал, хотя сам с радостью упал бы на прохладную землю и лежал без движения до следующего утра. Солнце повисло над горизонтом, когда от дозора поступил долгожданный сигнал.
Хым подошел к разведчикам. Далеко впереди, едва видимые в высокой траве, шли люди. Их было много, больше, чем подчиненных в отряде. Но вожака прямо-таки поразило другое. Со всех сторон колонны шли высокие мужчины с пиками на плечах.
«Беглецы говорили, будто пики у врагов тростниковые, — со злостью подумал он, — жаль, что нет их в отряде, убил бы за вранье».
Шевельнулась мысль: «Зря собираюсь нападать, их вон сколько!» Но, тут же мотнул головой, как бы отгоняя наваждение, посмотрел по сторонам, не услышал ли кто из подданных его сомнения? Для нападения на русоволосых пришельцев он разделил группу на три части. Одной из них поставил задачу атаковать стоянку ранней зарей с правой стороны, второй слева, третью возглавил сам для удара с тылу.
— Как только пришельцы остановятся на ночлег, скрыто подползайте к стоянке, да так, чтобы можно было забросать камнями охранников, — напутствовал отрядный вожак, — после этого группы останавливаются и отдыхают до утра. Как только послышится голос «бума» второй раз, нападайте. Одни бросают камни, другие с пиками бегут вперед и бьют всех подряд, и старого и малого.
Мир окутала темнота, когда отряд темнолицых оказался у цели и охватил стоянку нольцев с трех сторон.
Непроглядную ночь преследователи провели вблизи ничего не подозревающих нольцев. Сами в глубоком сне восстанавливали силы после утомительного марша, а потом сближения на четвереньках. Хыма разбудили голоса людей. Глянул он в сторону стоянки полуокруженных пришельцев и все понял: напасть внезапно на русоволосых людей не удалось.
Нольц вновь поднял соплеменников, как говорится, ни свет, ни заря. Едва колонна начала формироваться, неожиданно в предутренней тишине раздался неведомо откуда глухой, громкий звук «бумм». Переселенцы замерли в недоумении. Мужчины схватились за оружие. Прозвучал еще один «бумм» и сразу с трех сторон послышались громкие голоса, топот и крики бегущих людей. Вождь приказал всем набросить на головы шкуры, прикрываться ими от камней, женщинам и детям, группе Луча бежать вперед, откуда не было слышно воплей невидимых врагов. Сам остался с группой Данца.
В предрассветной полутьме атакующие едва просматривались. Командир дружины быстро построил цепь, подал команду стать на одно колено, подготовить луки к стрельбе. К тому времени нападающие перестали бросать камни, шумной толпой быстро приближались. Дружинники успели произвести один выстрел из лука, прежде чем на их позиции оказались темнолицые. Но стрелы сделали свое дело. Хыму одна из них пробила ухо, застряла в раковине. Он остановился, начал освобождаться от древка. Другим подданным повезло меньше. Часть из них, корчась от боли, осталась лежать на земле, не пострадавшие впопыхах проскочили едва различимых в траве нольцев, спотыкались об их пики, падали. Дружинники воспользовались промашкой чужаков, набросились на них сзади.
Хым, наконец, освободился от стрелы, с разорванным ухом наскочил на первого попавшегося врага, ударил в лицо острым камнем, зажатым в кулаке. Бросился на другого, но на его голову обрушился каменный топор.
Рассвело. Битва с трех сторон вокруг покинутой стоянки к тому времени затихла. Далеко виднелись убегающие темнолицые. Повсюду вперемешку лежали убитые и раненые.
Нольц выслушал доклады сыновей. У Данца погиб один дружинник, столько же у Димора. Селон не потерял ни единого охотника. Раненые имелись во всех группах. Сам Данц получил удар в лицо острым камнем. Из располосованной от угла рта до уха раны обильно сочилась кровь. Он лежал с закрытыми глазами на циновке, прижимал щеку пучком травы. Вдруг сын вождя услышал милый сердцу голос Улки: «Данц, Данц». Раненый открыл глаза, увидел склоненную над ним девичью головку, слезинки на ее щеках. Командир дружины попытался улыбнуться, но болью затуманило сознание. Когда вновь очнулся, прохладная ладонь Улки прикрывала рану. Утихла боль.
Лишь трое соплеменников получили ранения в группе Селона. Охотники дважды сумели выстрелить из лука, второй в упор, без промаха. От них побежали первые из напавших, к ним потом присоединялись беглецы из других групп.
Убитых и раненых врагов считать не стали, их оказалось больше, чем пальцев на руках и ногах, а это уже много, по понятиям нольцев. Взяли в плен лишь три человека с легкими ранениями.
— Что станем делать с другими ранеными врагами? — спросил Селон.
— Завтра сюда возвратятся убежавшие от нас соплеменники, пусть они заботятся, — ответил вождь.
Главным трофеем нольцев стал «бум», так они назвали устройство. По натянутой коже слегка постучали, услышали громкие звуки.
— «Бум» станет голосом вождя, — определил Нольц судьбу инструмента, — он зазвучит, когда надо созвать все племя, подать сигнал тревоги или радости.
Важным трофеем стала куча циновок, брошенных убегающими врагами.
— Эти ценные вещи передадим дружинникам. С этого дня у них появилась другая задача. Когда племя остановится на отдых, они станут ходить вокруг стоянки, вести разведку. Нельзя повторить того, что случилось сегодня. Враги находились рядом с нами, а мы спали. Будь поумнее у них вожак, мне даже думать не хочется, что бы с нами могло произойти. Дружинникам придется нередко лежать в засаде, уходить от племени на день-другой в поисках врага, — закончил монолог Нольц.
— Кто станет переносить от стоянки до стоянки их шкуры и запасное оружие? — поинтересовался Лек.
— Пленные.
Вождь объявил привал до середины дня. Предстояло развести костры, приготовить еду, похоронить погибших, помочь раненым.
Улка не отходила от Данца. Помогла Леку обработать рану, сама засыпала порезанное место пеплом, прикрыла его измельченными листьями дуба. Потом прижала снадобья куском цинки, закрепила «повязку» ремнем вокруг головы, осторожно смачивала раненому губы, прикладывала влажную ладошку на лоб. У командира дружины после процедуры виднелись на лице лишь один глаз да нижняя челюсть. Но он был на седьмом небе от забот и внимания врачевательницы. Девичьи щеки пылали пунцовым цветом, но она мужественно справлялась со смущением, когда поблизости никого не было, она поглаживала руку парню.
Во второй половине дня колонна нольцев продолжила путь. Шла она медленнее обычного, сдерживали скорость раненые. Дружина во главе с Лазом шагала далеко позади. Вождь не сомневался, враги не оставят их в покое, продолжат преследование. Группы Селона и Димора шли с флангов. Наступил вечер, когда переселенцы подошли к опушке редкого леса и остановились на ночлег. Костры вновь не зажигались, хотя сухих сучьев вокруг было предостаточно. До глубокой ночи дружина ходила вокруг стоянки и лишь к утру получила разрешение на отдых.
Едва из-за горизонта показался край солнца, движение колонны возобновилось. С утра пораньше потянуло свежестью, лес начал затягиваться туманом. В это время через посыльного Лаз сообщил вождю, что далеко по следу колонны идет большая группа людей. Нольц приказал ускорить движение. Дружина получила распоряжение организовать засаду и перебить преследователей.
— Если врагов будет слишком много, дружина без боя должна отойти и догнать соплеменников, — напутствовал он посыльного.
Еще не развеялся туман, движение колонны замерло. Дозор просигналил появление опасности. Нольц подошел к застывшим в изумлении дозорным и тоже не смог сразу сообразить, что впереди. В шаге от него зияла бездна, во все стороны заполненная колеблющейся серой пеленой. Рядом по каменному руслу струился широкий ручей. Вода с шумом и брызгами падала по пологому откосу вниз, туда, где ничего не видно. Вскоре, однако, с гор потянуло ветром, туман поредел, а через короткое время исчез. Взору переселенцев предстала впечатляющая панорама. Под ногами обрывом высотой более чем в два человеческих роста заканчивалась скала. За широкой прибрежной полосой, заваленной крупными камнями, от горизонта до горизонта мелкой рябью искрилась водная гладь. Люди замерли в оцепенении, озирались по сторонам. Впереди дороги нет, позади мрачные горы с враждебными племенами.
— У нас нет выбора, кроме как идти по берегу вдоль кромки воды, — после краткого раздумья сказал вождь.
Не вдаваясь в полемику с сыновьями, приказал все имущество сбросить со стены, группами опускаться вниз. Селон первым, за ним охотники соскользнули на прибрежную полосу вместе с потоками ручья. Дети, женщины, раненые соплеменники прыгали потом с обрыва, охотники ловили их с помощью растянутых шкур. Группа Луча и пленные покинули скалу «тропой» Селона.
Едва переселенцы разобрались с пожитками и оружием, на краю обрыва появились дружинники. Они бегали туда-сюда, пытаясь найти место для спуска, кричали: «темнолицые, темнолицые, их много». По растерянному виду Лаза вождь понял, опасность рядом. Он приказал Селону ловить шкурами прыгающих с обрыва дружинников, их оружие и снаряжение.
Нольцы успели отойти от скалы, когда наверху к обрыву подбежали первые преследователи, начали что-то громко и радостно выкрикивать, поднимать вверх острые палки, высоко подпрыгивать.
Вождь распорядился всем группам выстроиться в цепь перед стеной, приготовиться к стрельбе из луков. Преследователи, тем не менее, попыток сойти вниз со скалы не предпринимали, близко к краю не подходили. Один из них сделал несколько бросков камнями, но до переселенцев они не долетели. После этого каменная атака прекратилась, люди наверху вновь начали веселиться.
— Что это с ними, — задал вопрос Димор, ни к кому не обращаясь, — чему так радуются?
— Считают, наверное, будто победили! — ответил Данц.
Селон посмотрел в сторону пленных темнолицых. Они стояли на коленях, глядели на соплеменников со слезами на глазах.
— Похоже, мы покинули их землю, — сказал он, — если угадал, преследовать нас темнолицые не станут.
Прошло какое-то время бурной радости и люди исчезли со скалы. Дружинники продвинулись вперед на несколько десятков шагов и остались стоять перед гранитной стеной в готовности к отражению нападения. И не зря. У края скалы неожиданно появился приземистый длинноволосый человек. Он поглядел сверху на переселенцев, что-то прокричал. Пленные с надеждой поглядели на Нольца.
— Кажется, поговорить желает, — поглядел Селон на волосатого, накладывая стрелу на лук.
— Не спеши, — остановил вождь намерения сына.
Человек на скале начал показывать пальцем на пленных, делать знаки ладонью, как бы подзывая к себе.
— Так это же он требует отпустить соплеменников, — высказал предположение Димор.
— Ответь ему, — кивнул вождь старшему сыну.
Селон неспешно натянул тетиву, выстрелил. Стрела не долетела до цели, ударила в скалу у самых ног парламентера. Темнолицый переговорщик проворно отскочил от края обрыва и пропал из виду. Тут же со скалы, от невидимого с берега противника, навесом полетели камни. Часть дружинников отбежала назад к соплеменникам, другая во главе с Лазом рывком бросилась к стене и оказалась в пространстве, куда увесистые снаряды не подали. Неожиданно на стене скалы одновременно появились несколько длинных ремней. По одному из них начал быстро спускаться темнолицый человек. Лаз выстрелил. Стрела вонзилась разведчику в руку. Раненый завопил, соскользнул по ремню, упал, ударился головой о землю. Люди наверху изменили тактику. Они подползали к краю обрыва, сталкивали вниз обломки горных пород, вынудили дружинников непрерывно глядеть вверх, увертываться от смертоносных камней. Охранники и охотники нольцев подбежали ближе к скале, начали в ответ навесом забрасывать камнями темнолицых. Куски горной породы перестали оттуда падать на дружинников. Дальнейших попыток атаковать переселенцев преследователи не предпринимали.
В ожидании повторной атаки сверху дружинники не следили за упавшим на землю человеком.
— Возьмите его в плен, — крикнул Данц.
Темнолицый, будто уяснил смысл распоряжения, неожиданно вскочил и бросился к ремню, быстро, как обезьяна, начал карабкаться наверх. Лаз попытался исполнить распоряжение своего командира, но проворный беглец пнул его ногой в лицо и скрылся за каменным карнизом. На скале послышались шум, выкрики команд, топот ног большого количества людей. Но вскоре злобные возбужденные голоса начали удаляться и постепенно растаяли вдали. Дружинники дотемна не уходили от стены в ожидании повторного нападения.
К вечеру ветер с моря усилился, зашуршала прибрежная галька. Переселенцы зажгли костры, настороженно вслушивались, всматривались в неспокойное море, в нескончаемую гряду сине-зеленых волн.
Группа Селона рыбачила. В хлещущей брызгами воде охотники ходили вдоль берега с пиками и луками, выслеживали и били крупную, ранее невиданную рыбу. Женщины чистили ее каменными ножами. Вскоре берег вокруг стоянки блестел чешуей, воздух наполнился острым запахом рыбьих отбросов. Появились неизвестные нольцам нахальные чайки. Они без страха подходили к людям, норовили вырвать из рук куски добычи. Вождь не разрешил убивать неразумную птицу.
— Мы не знаем, каковы они на вкус, но в трудное время могут выручить, — говорил он.
Переселенцы начали поджаривать рыбу на костре так же, как готовили мясо. Подошел Юх, показал, каким образом в его племени готовят подобную добычу. Он набрал пучок широколистной сочной травы, завернул рыбину, уложил сверток в неглубокую ямку, засыпал песком. Сверху набросал сучьев, зажег небольшой костер. Через небольшой промежуток времени Юх вынул густо паривший сверток. Мягкая сочная рыба издавала приятный запах, радовала глаз. Пленник первый парной кусок передал вождю. Нольц разломал его на мелкие дольки, дал попробовать сыновьям, их женам. Способ приготовления рыбы был одобрен единогласно. В качестве награды за хорошее дело вождь погладил чернокожего человека по курчавой голове. Незамедлительно на стоянке задымили несколько костерков.
Радость бытия омрачила погода. Усилился ветер. После вкусного ужина и перенесенных волнений хотелось полежать вблизи воды, поглядеть на море, видели-то люди его впервые, отдохнуть. Но холодный с брызгами воздух заставил отказаться от намерений, вынудил нольцев укрыться с головой шкурами. Бесновались волны. Они набегали из непроглядной темноты, яростно набрасывались на пляжную гальку, с громким скрежетом катали ее взад-вперед. Вождь с сыновьями стояли у самой кромки ходившей ходуном темной воды, глядели на море, не зная чего от него можно ожидать. Данц прикрывал от холода раненую щеку. Неожиданно он почувствовал, будто приближается нечто страшное. И тут же упругая, выше груди волна шумно перехлестнула через песчаный валик, отделяющий пляж от моря, подхватила и понесла вождя с сыновьями к стоянке. Вода накрыла костры, сбивала не успевших испугаться людей с ног, поднимала их вместе со шкурами, оружием и утварью, помчалась к гранитной скале. Но силы у стихии вскоре ослабли, волна быстро обмякла, разбросала все и вся между камнями и мелкими струйками скатилась к морю.
Не пострадали охранники. Они укрывались от ветра возле стены обрыва, когда отхлынула вода, бросились на помощь соплеменникам, помогали подняться, выбраться из-за камней.
Ветер постепенно затих, грохочущее море начало успокаиваться. Люди стали приходить в себя. Всю ночь в беспросветной темноте продрогшие нольцы в одиночку и парами ходили, бегали на месте, прыгали, чтобы согреться. Отсутствовали лишь две девочки, их потом так и не нашли.
— Забрало море взамен рыбы, — скажет потом Лек.
Данц позвал Улку, она ответила, пришла на голос. Он расстегнул свою и ее мокрые куртки, прижал к груди дрожащее тело девочки, поднес холодные руки к губам, дышал на них, вместе подпрыгивали. Молодым людям было хорошо и совсем не холодно. Потом по их примеру начали возникать другие пары и бороться с холодом подобным образом.
Едва пришло долгожданное утро, соплеменники приступили к поиску своего оружия, пожитков. Имущество оказалось разбросанным от скалы до ласкового, спокойного моря. К середине дня в теплых лучах солнца поклажа переселенцев кое-как подсохла. Хуже обстояло дело с промокшими обувью и шкурами. Вождь распорядился остаться под негостеприимной стеной до следующего утра. Каждая группа занялась сбором влажного сушняка, зажигала свои костры, самостоятельно сушилась, ловила рыбу, парила в ямках.
Вечером вождь позвал сыновей, спросил:
— Каким путем пойдем? Впереди, сколько видно, море, чего от него ожидать, не знаем. По правую и левую руки отвесная стена. Поднимется волна повыше вчерашней, разобьет людей о гранитную скалу или унесет в пучину гибельную.
— Надо выбираться наверх, — предложил Данц, — затем идти по правую руку, где-то там племя Улки.
— Можно идти по берегу моря в ту же сторону, — не согласился Димор, — тут рыба всегда под рукой.
— Пусть будет так, как говорят братья — сказал Селон, — в хорошую погоду пойдем вдоль берега, едва она начнет портиться, выбираемся наверх. Да и скалы кончатся же когда-нибудь. Там, наверху, неизвестно на кого придется охотиться.
— Поступим так, как говорит старший сын, — решил вождь.
В последующие дни нольцы шли растянутой колонной вдоль линии прибоя, на ночь останавливались вблизи скал. Рыба водилась повсюду, ее ловля входила теперь в обязанности пленных. Все группы занимались одним: собирали топливо для костров. Сушняк встречался редко, костры дымили, в безветрии сизым покрывалом окутывали побережье.
На смену скалам незаметно пришли горы. Каменные громады поднимались одни выше других. По склонам и лощинам росли деревья, кустарник. Уже давно переселенцы не ели мясного, рыба надоела, а подняться в горы, забраться в дикие дебри леса и камня опасно. Вождь не разрешал кому-либо отлучаться от стоянки.
Так повелось, что нольцы начинали движение с восходом солнца. За высокими горами его не было видно, но люди заметили, в это время цвет морской воды становился иным. Наступившим днем применить полученные знания не удалось. Из-за плотного тумана само море пропало из виду. Серая пелена стояла весь вчерашний день, даже недалеко от воды слышался лишь шорох гальки от набегавших волн. Однако вождь не разрешил ожидать время, когда туман рассеется, распорядился начать движение. Колонна пошла бодрым шагом вдоль кромки воды, но за очередным поворотом остановилась. Рассеялся туман. Впереди поперек пути из воды и до гор высился крутой каменный хребет. Он казался исполинским чудищем, у которого не хватило сил выбраться на сушу.
Вновь конец пути! Перебраться через хребет по отвесной стене или обойти морем не стоило и думать. Переселенцы сразу осознали безвыходность положения. Из горестных размышлений нольцев вывел житель гор, темнолицый Хар. Он видел растерянность своих повелителей, вспыхнули злобой глаза, робко подошел к вождю, подобострастно улыбнулся. Пленник кивнул на хребет, пальцами рук показал, что надо идти в горы вдоль отвесной стены, что-то сказал охрипшим от волнения голосом.
— Он спятил? — возмутился Димор. — Мы же оттуда не выберемся. Как я стану там охранять людей?
Хар увидел настороженный взгляд вождя, засуетился, вновь сымитировал пальцами движение вверх вдоль хребта. На вытянутой руке резко повернул ладонь влево, сделал несколько «шажков» и повернул движение в обратную сторону.
Нольц понял замысел, пожелал в знак благодарности погладить темнолицего по голове, но тот отвернулся. Димор надвинулся с пикой на дерзкого пленника, но отец остановил.
— Хар желает нам помочь, дает толковый совет, иного способа идти вперед у нас попросту нет. Как в племени темнолицых хвалят за добрые дела, мы не знаем, надо учить пленных нашему языку. Эти люди много чего могут поведать, жить им придется с нами всегда, дети от них станут нашими соплеменниками. Так вождь нольцев впервые обозначил цель захвата в плен чернокожих и темнолицых людей.
Подножье хребта круто уходило в гору. Вдоль него змеилась узкая каменная полоска до блеска промытая стоками дождевой воды. По правую руку камень прикрывала чахлая приземистая травка.
Нольц поглядел на каменную тропинку, кивнул в знак согласия. Хар жестом показал, что следует разуться и только босиком можно идти по столь сложному пути, что нельзя опираться о тонкий слой земли ни пикой, ни рукой, иначе можно соскользнуть вниз. Другие темнолицые пленники в знак согласия дружно закивали головами. В заключение разговора наставник показал, как надо идти. Хар поспешно встал на четвереньки. Димор заподозрил неладное, хотел остановить пленного, да куда там! Тот, как паук, быстро побежал вверх по тропинке. Прежде чем нольцы схватились за луки, беглец оказался вне досягаемости стрел. Он лишь один раз остановился, поглядел на недавних повелителей и вновь продолжил паучий бег.
Раздумывать, что случилось, времени не было. Вождь распорядился подготовиться к необычному способу перемещения, следуя советам беглеца, начать восхождение.
Безропотно, словно жучки-паучки поползли нольцы вереницей в гору, неизвестно куда. Впереди передвигался Димор с группой охранников. Как все мужчины, каждый нес на спине свернутую шкуру с притороченным луком, в руке держал топор. Колчан со стрелами и пика волочились на ремнях по камню. На тропе топорами охранники углубляли выемки в камне, очищали и расширяли трещины, шаг за шагом медленно продвигались вперед, с надеждой, что опасная дорога скоро кончится. С хрипом в груди от напряжения сын вождя первым добрался до уступа, высотой по колено. Здесь каменная тропа исчезла.
За небольшой площадкой впереди начинался тисовый лес, с зарослями папоротника. Димор взобрался на уступ, огляделся, ожидая обнаружить беглого пленника, но вокруг виделась лишь плотная стена деревьев. Поднялись охранники, встали на ноги. Эту радостную весть они по цепи незамедлительно передали вождю. Вскоре первопроходцы обнаружили небольшую поляну в том месте, где заканчивался хребет. Димор остановился, вздохнул полной грудью, огляделся. Перед его взором открылась незабываемая картина. Отсюда, левее хребта, склон горы круто уходил вниз. По нему медленно, опираясь о выступы и расщелины пальцами рук и ног, ползли соплеменники. Казалось, вдоль каменного исполина движется гигантская змея. Между деревьями вдали виднелись косые нити морских волн, невесомые белые облака над ними. Правая сторона хребта пологим откосом опускалась к берегу. Еще правее над кронами деревьев высились белые вершины гор.
Димор оторвал взгляд от далей, глянул под ноги, рядом лежала большая куча увесистых камней. Волосы поднялись дыбом, пронзила мысль: «Перемещаясь по вершине хребта, Хар мог один перебить племя нольцев, совершенно беззащитных на крутом подъеме». Он резко свистнул, так в племени обозначался сигнал опасности, охранники изготовились к отражению нападения. Но тревога оказалась напрасной, хотя и не излишней. У края поляны на дереве сидели две крупные горные рыси, вылизывали друг у друга шерсть. На людей они совершенно не обращали внимания. Под деревом лежал полусъеденный труп подлого Хара.
«Спасибо вам, звери, за доброе дело, но теперь уходите подобру-поздорову».
Рыси будто уловили мысли человека об опасности, спрыгнули на землю, нырнули в папоротник и скрылись из виду.
Близился вечер, когда все племя нольцев собралось на площадке. Солнце висело над горизонтом, его отраженных лучах поверхность моря полыхала ярким пламенем костра. За поляной деревья мерно покачивались на ветру, шелестела листва. Природа дышала миром и спокойствием. Вождь распорядился остановиться на вершине хребта до утра, не жалея топлива, жечь костры вокруг стоянки всю ночь. Ужинали переселенцы жареными корнями папоротника. Охотники сбросили погибшего пленника с хребта на тропу, по которой поднимались соплеменники.
— Гадкий Хар не заслуживает, чтобы его похоронили в земле, — сказал Димор.
Едва раскаленный шар небесного светила исчез за морем, на площадку начал стремительно наползать сплошной мрак. Ночь прошла спокойно, если не считать возни зверей возле трупа темнолицего беглеца да непрерывного мерцания зеленых огоньков из папоротника и с деревьев.
Провожали людей с вершины хребта тихое теплое утро, по горному яркое солнце и семейство рысей. Рядом с кончиком короткого хвоста матери играл толстолапый рысенок. Она сидела возле дерева на большом плоском камне, с напряженным вниманием глядела на переселенцев, казалось, вот-вот бросится на незваных гостей. С ветви дерева наблюдал за ними папа-рысь. Тыльный дозор с пиками наготове пятился, пока звери не скрылись из виду.
Пологий скат хребта с деревьями и кустарником нольцы прошли быстро, задержка произошла лишь недалеко от берега. Там каменный исполин обрывался невысокой стеной. На этот раз препятствие люди преодолели с помощью сухого подгнившего дерева. Его подтянули к краю обрыва, опустили комлем на прибрежную гальку. К середине дня переселенцы с радостью оказались на берегу почти до моря сплошь устланного мелкими камнями. Вождь не разрешил останавливаться на отдых, приказал продолжить путь по мокрому песку вдоль кромки воды, одновременно вести рыбалку стрелами и пиками. Однако удача на этот раз отвернулась от ловцов. Крупной рыбы вблизи берега не оказалось, ночь соплеменники провели на тощий желудок. Лишь к середине следующего дня вновь у берега моря появилась крупная рыба.
Прошло много неприметных дней и ночей, а нольцы шли и шли по берегу. Море начало уходить по левую руку, повернуть, чтобы солнце в полдень грело спину, не давали горы. Наступили жаркие дни и холодные ночи. По пути попадались небольшие горные реки, но на берегу они растекались вширь, люди преодолевали преграды вброд без особых затруднений.
Одним из дней колонна подошла к низкому каменному мысу. Усилился ветер, погнал к берегу гряды волн с белыми барашками на гребнях. Без остановки нольцы поднялись на возвышение и остановились в изумлении. Впереди по широкому каменному ложу мчались бурные воды реки. Накрапывал дождь. Морские волны начали накатываться на мыс, подбираться к ногам. Оставаться на месте становилось опасно. Вождь повел соплеменников вдоль мыса в сторону гор, к невысокой отвесной скале. Подсаживая друг друга, нольцы взобрались наверх и оказались на заваленной крупными камнями площадке. В нескольких шагах впереди возвышалась в три человеческих роста скала с гротом со стороны реки. Довольные, что есть крыша над головой, люди без остановки очистили убежище от камней, мусора, начали располагаться на отдых. Неожиданно в гроте потемнело и сразу, будто разверзлось небо, перед входом повисла непроницаемая стена воды, загремел гром.
Грохот реки и ливня, свист ветра, непрерывные громовые раскаты оглушительным гулом отдавались в укрытии, заглушали людские голоса. Нольцы в страхе начали укрываться шкурами с головой. Лек на коленях стоял у входа, просил гром и молнии утихомириться, не погубить соплеменников.
Появилась еще одна напасть. Неистовый ветер и тяжелые морские волны затормозили течение реки, ливень непрерывно пополнял ее воды. До того чистая вода потемнела, вздыбилась, поднялась выше берегов, помчалась бешеным потоком вдоль мыса к морю, подступилась к гроту, грозясь затопить его вместе с обитателями. Без команды переселенцы выбрались из-под шкур, упали на колени рядом с Леком, поднимали руки вверх, просили реку отступить от убежища.
Вода не отступила, но небесное громыхание постепенно удалилось в горы, по-летнему быстро прекратился дождь, развеялись тучи, притих ветер, выглянуло яркое солнце. Одно не изменилось. Река в нескольких шагах от грота по-прежнему бурно мчалась к морю. Вождь приказал вылавливать в потоках смытые с гор сухостойные деревья, кусты. Селон первым заметил ворон над водой. Причина вскоре прояснилась. Течение несло вдоль берега две козлиные туши. Сцепились животные рогами в брачном поединке, а освободиться друг от друга не смогли.
Радость, однако, вскоре сменилась унынием. Туши животных приближались быстро, находились вроде бы недалеко от берега, но не достать. Каким-либо способом поймать их не стоило и думать. Снова нашелся Юх. Он быстро связал два мотка из тонких сыромятенных шнуров, один конец привязал к своей руке, другой передал Данцу. Когда погибшие «бойцы» поравнялись с гротом, чернокожий пленник бросился в воду. Течение подхватило его и понесло рядом с трупами. Храбрец успел ухватить за ногу одного из животных, шнур натянулся, поволок Данца в воду. Селон бросился на помощь брату, подоспели другие охотники. На звеневшем от натуги шнуре смельчака с трофеем прибило к берегу. Вождь еще раз отметил старания Юха своей обычной наградой.
Последнее время племя питалось исключительно рыбой, добыть мяса не удавалось. Этим днем река преподнесла людям хороший подарок. Козлятина оказалась свежей, вкусной.
Лучи солнца на закате коснулись воды, осветили внутренние стены грота. Соплеменники после вкусного ужина высыпали на небольшой пляж перед входом, любовались алым горизонтом, синим морем, девственным лесом, умытыми горами. Все было необычным, глаз от прекрасного видения трудно оторвать! Не разделяли восторга соплеменников вождь и его сыновья. Вновь возник вопрос, каким образом преодолеть бурную реку и продолжить путь. В раздумьях они встретили ночь. Нольц сидел возле костра, не мигая, глядел на пламя, перебирал в памяти варианты дальнейшего продвижения, но ничего путного в голову не приходило. Куда ни погляди, везде дорога закрыта.
Наступил новый день. С тоской в глазах глядел вождь на противоположный берег реки, на ее быстрые воды. Рядом стояли сыновья, в их взорах печали было не меньше. Подошел Юх, остановился в ожидании, если позовут. Его увидел Данц, подозвал.
— Чего хочешь сказать?
— Там, где живет мое племя, есть широкое озеро. Мы переплывали через него на связках из бревен.
— Нам что оттого?
— Река несет вниз много деревьев, они должны собираться где-то там, на берегу моря. Из них можно сделать большую связку.
— Нам нужно тут переправиться на другой берег, а не плавать по морю, — возразил Димор.
— Здесь реку переплыть нельзя, унесет течением в море, — робко возразил пленный.
Вождь уловил смысл предложения чужого человека.
— Юх говорит дело, — сказал он, — далеко в море не уплывем, а обойти мыс по воде и переплыть реку сможем, если ничего плохого не случится.
Не желая спорить с сыновьями, вождь распорядился покинуть гостеприимный грот и спуститься к морю. Река к тому моменту уже вошла в свои берега.
На прибрежной полосе действительно лежало много сухостойных и вывороченных с корнем деревьев. Под руководством Юха группы Луча и Данца приступили к сборке плота. Селон занялся ловлей рыбы, Димор охранял стоянку. Вождь прошелся вдоль того места, где река встречалась с морем и с радостью отметил, здесь ее русло расширялось, течение сильно замедлялось.
Три дня по пояс в воде трудились нольцы и пленные над сооружением плота. Сучья деревьев обрубались так, чтобы оставленные можно было переплетать для прочности сооружения. На связывание бревен ушли запасные и наплечные ремни, снятые с колчанов. Едва сборку связки закончили, на нее забрались все строители. Плот держал людей, но погрузился в воду по верхушку бревен. Вождь распорядился привязать к сооружению еще несколько сухих стволов.
— Уцепившись за них, мужчины переплывут реку, — сказал он, — женщин и детей посадим на связку.
Юх обратился к вождю.
— Не все еще готово.
— ??
— Надо сделать несколько деревянных лопат и длинных шестов.
— Это зачем?
— Шестами станем отталкиваться, пока они будут доставать до дна, потом потребуются лопаты.
Вождь распорядился все работы закончить до конца дня, чтобы с утра начать переправу. Свободные от работ мужчины с шутками и прибаутками тут же приступили к тренировке умения плавать с помощью бревна. К ним присоединились мальчики и пленные.
Гвалт на берегу прервали тревожные крики охранников. Вдоль реки с верховья, оттуда, где находился грот, шла большая ватага низкорослых людей. По тому, с каким испугом увидели незнакомцев темнолицые пленники, вождь понял, идут их враги. Он приказал женщинам и детям немедленно погрузиться на плот. Мужчины сначала должны были перенести все имущество соплеменников, погрузить на связку, после чего взяться за бревна. Когда в спешке все работы были выполнены, Нольц отдал распоряжение отчалить. Плот отошел от берега, проплыл по течению несколько десятков шагов и сел на мель. Остались стоять возле него по грудь в воде мужчины. Юх сказал вождю, чтобы он не разрешал соплеменникам покидать связку.
— Течением ее сразу унесет в море.
Неизвестные были уже на берегу. Все как один черноголовые, стройные, с подрезанными до плеч волосами, свирепыми лицами, короткими пиками и круглыми щитами в руках. Не останавливаясь, они двумя группами уверенно двинулись на нольцев. Одна из них пошла в сторону застрявшего плота, другая на цепь дружинников. При подходе к линии стрелков черноголовые начали с ходу бросать камни. Увертываясь от них, Данц выжидал момент. Вскоре нападающие сменили тактику. Они подняли над головой пики, прикрыли грудь щитами, молча, неспешно приближались. Данц приказал произвести выстрел из луков ниже щитов. Ситуация изменилась мгновенно. Неорганизованная группа черноголовых поредела, распалась. Одни схватились за животы, другие запрыгали на одной ноге. Не понимая, что произошло, не пострадавшие пришельцы замерли, затем дружно бросились бежать в гору.
Еще большие потери понесла ватага, атакующая плот. Около берега дно моря быстро опускалось, черноголовые вошли по грудь в воду, затем поплыли. Группа Луча во главе с вождем открыла стрельбу тяжелыми отсыревшими стрелами по пловцам. Большая часть из них тут же скрылась под водой, остальные развернулись, энергично работая руками и ногами, выплыли на берег и устремились вслед за первой группой.
Данц не стал добивать раненых черноголовых, но приказал выдернуть из тел драгоценные стрелы, забрать их пики и щиты. Он поднял двух способных идти раненых, жестом повелел следовать за ним.
Лишь во второй половине дня ветер усилился, с моря пошла волна. Она придержала течение реки, подняла плот. Охотники, охранники, дружинники, пока доставали ногами дно, удерживали его, подталкивали к противоположному берегу. Когда вода накрыла плечи, люди поплыли, удерживаясь за привязанные бревна, связку тут же начало сносить в сторону моря. Мужчины на плоту изо всех сил стали грести лопатами, пловцы с не меньшим усердием помогали им. До обрывистого берега оставалось рукой подать, но плот неожиданно наскочил на подводную скалу. По инерции все, что лежало на бревнах, соскользнуло в переднюю часть. Связка притопилась и пассажиры оказались на скале по колено в воде, бросились вылавливать свое имущество. Освобожденные от тяжести бревна всплыли, подались вперед. Мужчины, женщины, дети ухватились за неуправляемое сооружение, стараясь удержать его на скале. Вождь приказал пассажирам вновь забраться на плот. Связка сразу осела и осталась лежать неподвижно. Регулируя количеством людей, Нольц подогнал плот к краю скалы, откуда дно не просматривалось. Вновь часть соплеменников разместились на бревнах, другая в воде, общими усилиями нольцы начали медленно продвигаться вперед. Помогло течение. Оно подхватило связку, потянуло вдоль берега, плот начал цепляться за обрыв, дергаться.
Река подмыла берег, корни растущих вблизи деревьев и кустов оголились, подсохли. Переселенцы хватались за них, пытались удержать связку, но тонкие прутья не выдерживали нагрузку, рвались. Люди воспрянули духом, когда в стене обрыва появились идущие под воду толстые корневища дуба. Юх стоял на носу плота. Он вставил в расщелину между бревнами пику, опустил вниз, она почти сразу застряла в разветвлениях. Луч со своей группой держались за корни, пока соплеменники выбирались наверх из-под обрыва. Пленные развязали ремни крепления плота, последними покинули ненужное теперь плавсредство.
Переселенцы оказались на широком плато, огляделись. По правую руку высились горы, по левую катило волной море. Впереди, насколько хватало глаз, расстилалась степь, сплошь покрытая высокой травой и редкими крупными деревьями. Для нольцев, который уже раз, вновь открывался неведомый мир!
— Куда теперь пойдем? — спросил Димор.
— Река по правую руку течет оттуда, куда нам надобно идти, — ответил вождь.
— Где остановимся?
— Как только дойдем до… — Нольц задумался, собираясь с мыслями, — до большой реки, назовем ее «До».
— Таких рек много!
— Надо найти ту, через которую мы не сможем переправиться, где много рыбы и дичи всякой, а ее могуществу можно безропотно покориться.
— Бывают подобные?
— Должны быть.
Подошел Юх, как всегда робко остановился, не отваживаясь заговорить первым.
— Чего хочешь сказать чернокожий друг? — обратился к нему вождь.
В событиях последних дней парень завоевал полное доверие Нольца, признательность племени. В отличие от других пленных, по большей части безучастных к делам переселенцев, он постоянно находился в гуще событий. В знак благодарности и доброжелательного отношения вождь назвал его «другом».
— Мы пришли в страну, где живут звери похожие на людей, — ответил пленный, — они очень опасные.
— Я помню твой рассказ. А скажи, у них есть огонь?
— Не знаю.
— Если есть, значит, они люди похожие на зверей.
— Так или иначе, мы не можем стоять в стороне. Дозволь, вождь, стать моим соплеменникам разведчиками. Бух и Тух согласны помогать дружине Данца.
— Хар тоже помог, а потом стал врагом.
— Мы решили остаться с вами навсегда, как все мужчины иметь жен и детей, делать все, что прикажет вождь. Вооружимся лишь острыми палками и камнями, пока сами не дадите луки и стрелы.
Подошел Луч.
— Впереди степь, — обратился он к вождю, — надо набрать с собой как можно больше здешнего коричневого кремня. Неизвестно, когда сможем еще найти, а тут его полным-полно.
— Много не унесешь, — покосился Димор на разбросанные по высокой траве, поблескивающие на солнце крупные куски горных пород различных видов и расцветок.
— Нельзя уходить отсюда, пока не наделаем нужных заготовок для отщипов и тонких кремневых пластин. У реки До сделаем из них наконечники для стрел, ножи, скребла, — поддержал лучника Селон.
— Если камня на новом месте не окажется, наконечники для копий из кремня надо делать лишь для дружинников, — предложил Данц. — Охотники и охранники могут заменить их костяными.
— Дети мои, Луч, — сказал вождь, — сделаем так, как молвите. Всегда берегите стрелы, стреляйте, если знаете, что без промаха сможете поразить добычу или врага. Данцу для всех дружинников надо сделать двухслойные щиты из толстых шкур, копья иметь лишь с кремневыми наконечниками. Теперь каждому соплеменнику необходимо быть в постоянной готовности к встрече с жителями этих степей, звероподобными, так станем их называть.
Два дня нольцы с раннего утра до позднего вечера собирали куски кремня, делали нужные заготовки. Лишь охотники выполняли свои неизменные обязанности. Они пытались переметом наловить рыбы в реке, но крупная гуляла где-то в другом месте, а мелкая без задержки проходила сквозь ячейки. К середине дня орудие лова вытянули, в нем оказалось всего две средней величины рыбки.
Выручил Юх. Он рассказал, как на его родном озере соплеменники ловят рыбу на острую косточку. Чернокожий умелец сделал все так, как говорил, привязал изобретение к тонкой нити из сухожилий, насадил на загнутый крюк кусок пойманной рыбы. Потом он вошел по пояс в воду, осторожно опустил наживку ко дну. Почти сразу нить натянулась, дернулась, и к всеобщему изумлению рыбак вытащил на берег крупную рыбину.
— У нас рыбу назвали судон, — сказал Юх тоном знающего человека.
Вождь вновь погладил парня по голове. Чтобы не заходить в воду и не пугать рыбу, Селон привязал нить к концу пики, опустил приманку с берега. Этим вечером охотники накормили соплеменников вкусной рыбой, пропаренной в ямках. Устройство Селона назвали «Уд», что означало на языке нольцев — удача.
Данц на берегу реки нашел обломок бедренной кости крупного животного с тремя длинными и ровными концами на одной стороне, заострил их, насадил трубчатой частью на конец пики.
— Так обработать кость мог лишь человек, — сказал вождь, осматривая находку.
— Зачем тебе это оружие? — спросил Селон.
— Пока не знаю.
— Возьми взамен мою с красивым обоюдоострым наконечником.
— Ты-то что станешь делать с моей?
— Сделаю на концах острых рогов зазубрины, стану бить и вытаскивать рыбу из воды. Назову пики «Острые рога».
Нагруженные собственной поклажей да набранными кусками кремня, переселенцы продолжили путь. На радость людям, он пролегал теперь вдоль реки с чистой прозрачной водой, высокими ветвистыми вербами и могучими дубами по ее берегам. Стояла жаркая погода, нещадно палило солнце сквозь едва заметную дымку облаков. Лишь в коротких меховых штанах люди шли, обливаясь потом. Когда становилось невмоготу, вождь разрешал отдых на песчаных отмелях. Соплеменники подолгу с удовольствием бултыхались, плескались в прохладной влаге. Вождю нередко приходилось вмешиваться, чтобы колонна вновь тронулась в путь.
Этим днем племя остановилось в тени дуба с широкой кроной. Противоположный берег темной стеной и гибкими ветвями ивы круто уходил под воду. Неширокий песчаный пляж располагал к приятному отдыху. Без раздумий сначала дети, за ними взрослые один за другим плюхались в реку. Младшее поколение нольцев немедленно затеяло возню. Мальчики и девочки с визгом и хохотом гонялись друг за другом, брызгались. Неожиданно от противоположного берега в сторону пляжа крупной рябью взбурлилась вода. В следующее мгновение один из мальчиков вскрикнул, упал и начал барахтаться, звать на помощь. На берегу стоял Димор с охранниками. Люди бросились к ребенку, увидели нечто черное, громадное возле его ног. Не раздумывая, Димор ударил пикой усатое с большим ртом страшилище. Водяное животное тут же освободило ногу пострадавшего, рванулось вглубь, вырвало из рук древко. Подбежали другие охранники, но неизвестное существо к тому времени скрылось в пучине. Пика, однако, вскоре появилась у противоположного берега, начала перемещаться то в одну, то другую стороны, потом вновь исчезла из виду. Прошло немного времени и на поверхность реки всплыло тело громадного сома с пикой в спине.
Вытаскивать «водяного зверя», так сома окрестили нольцы, пришлось всем племенем. Скользкое без чешуи округлое тело не желало расставаться с родной стихией, выскальзывало из рук. У вечернего костра переселенцы впервые отведали необычайно вкусного мяса крупной речной рыбы.
Говорят, вода смывает усталость, вселяет бодрость, придает силы. Нольцы могли согласиться с этим сполна. Их путь вдоль реки оказался более легким. Люди у воды пережидали жару, а когда она спадала, бодрым шагом продолжали путь. После случая нападения сома на мальчика вождь запретил купание без присмотра охранников. Они теперь сначала осматривали место отдыха, дно реки, и лишь потом дети и взрослые могли поплескаться.
Вспоминая вкусного водяного зверя, Селой вознамерился встретиться с ним еще раз. Он просверлил отверстие в тонкой пластинке из кости, вставил в него длинный шнур из сухожильных нитей, привязал к устройству крупную лягушку. Когда соплеменники улеглись на ночной покой, главный добытчик пропитания закинул приманку недалеко от берега под корягу. Утром нольцы вновь боролись с крупным сомом. Неизвестно кто бы вышел победителем, не окажись хищник на мелководье, где его поджидали охотники с пиками.
К сожалению, поживиться дарами реки на этот раз не удалось. Вождь распорядился разрубить тушу рыбины, нести куски, поберечь до большого вечернего костра. В середине дня переселенцы расположились на отдых в тени вербы. Поблизости песчаного пляжа не оказалось, берег тянулся обрывом, не подойти. Вождь не разрешил купаться в глубоком месте. Уставшие люди пластом лежали на земле. Чтобы не подсохли куски сомятины и не роились над ними мухи, Селон привязал добычу полосками кожи, на ремне опустил в прохладную воду. Когда племя собралось продолжить путь, сомятины на месте не оказалось.
Нольцы были единодушны в мыслях, что воровство совершили собратья-сомы. Но неожиданно в том месте на берег вскарабкался кругломордый зверь, длиной в большой шаг и хвостом с полшага. Выдра, а это была она, плотоядно облизнулась, посмотрела сытыми глазами на людей, шевельнула туда-сюда хвостом, как бы в благодарность за угощение и сделанный запас мяса. Над поверхностью реки торчали еще несколько похожих мордочек. У переселенцев не виданный ранее зверь вызвал прилив ярости. Селой подкрался к умиротворенному похитителю по высокой траве, метнул копье и пронзил его насквозь. Слабое утешение взамен потери. У вечернего костра на всех хватило лишь запаха жареного мяса выдры. Ужин прошел на редкость скучно. Усталость и мизерная порция мясного вкупе с желудями и сочными стеблями побегов куги настроения не поднимали. Радовали лишь соловьи красивыми переливчатыми трелями, пощелкиваниями, посвистами. Путники слушали и не могли наслушаться.
Чудесное соловьиное пение оставило глубокий след в памяти Улки. Она втайне пыталась воспроизводить их рассыпчатые голоса, но ничего подобного не получалось. Девушка знала, если по ивовому прутику постучать ножом, можно потом легко снять кору. Однажды она полюбовалась нежным оголенным стебельком, состругала переднюю часть, поставила на прежнее место снятую «одежду», подула в срез, в ответ услышала свист. Улка побежала к Данцу, продемонстрировала свое изобретение. Парень тут же смастерил подобную свистульку.
Этим вечером у костра молодые люди развлекали соплеменников посвистами. Звуки не походили на соловьиные, но это как кому. Изобретательница была уверена, они не хуже птичьих посвистов.
Мысли Данца работали в другом направлении. Он решил употребить изобретение в интересах дела. Незамедлительно дружинники сделали каждый для себя свистульки, постоянно держали в готовности к применению. Однажды вечером вся дружина засвистела на разные голоса, соплеменникам стало не по себе. Музыка оказалась жутковатой. Она даже Улке пришлась не по нраву.
Вождь, тем не менее, одобрил затею.
— Поделки пригодятся, — сказал он. — Если к свисту дружинников присоединить громкий голос нашего «бума», можно отогнать от стоянки любого хищника или звероподобного.
Не нравился свист соловьям. Стоило произвести звук хотя бы одной свистульки, птицы умолкали. Но изобретение Улки вскоре проявило себя. Как обычно переселенцы продолжили путь рано утром. Из-за угрозы встречи со звероподобными впереди колонны шли теперь не дозорные, а группа Данца. Едва солнце поднялось над горизонтом, дружинники обнаружили крупного бурого медведя. Он сидел на берегу у речного переката, с увлечением глядел на отмель, изредка ударял лапой по воде. Когда вблизи появились люди, медведь поднялся на задних лапах во весь свой богатырский рост, недовольно зарычал. По сигналу Данца дружинники одновременно издали громкий свист. Зверь сначала присел, затем поспешно бросился к противоположному берегу и, часто оглядываясь, умчался к недалекому кустарнику.
Лиха беда — начало, гласит пословица. Свистки в племени делали и стар и млад. Но увлеченность также быстро пропала, как и началась. Причиной тому стало появление в племени еще одного музыкального инструмента.
Однажды сын Селона Кол нашел возле муравейника длинную и тонкую трубчатую кость. Объеденная муравьями, отполированная солнцем и ветрами до блеска, она понравилась мальчику. Он прополоскал находку в реке, посмотрел, не осталось ли чего внутри, дунул, чтобы выгнать остатки воды. Косточка издала более низкий мелодичный звук, чем у свистульки.
Любознательный внук вождя повторил опыт и услышал протяжное звучание косточки. Он бросился к отцу, показал находку. Селону она тоже понравилась.
Предводитель группы охотников повертел в руках подарок муравьев, обнаружил на поверхности небольшую трещину, закрыл ее пальцем, подул в трубочку, получилось иное звучание. Селон начал закрывать и открывать отверстие и с радостью услышал приятную на слух переливчато звучащую мелодию. Едва окружающий мир растворился в сумерках, Кол у костра продемонстрировал соплеменникам звуки своей дудочки. К нему присоединилась Улка со свистулькой, Лек помог «бумом», получился оркестр в племени. Мужчины и женщины подхватили в такт свою неизменную песню. В вечерней тишине долго еще над рекой слышалось «ояр-ояр-ояр».
Следующим днем переселенцы подошли к крутому повороту реки. Она уходила по правую руку. Нольц повел племя, не изменяя избранного направления и так, чтобы солнце продолжало греть спину в середине дня. Теперь колонна шла по степи. Возле реки люди не беспокоились о еде, она была постоянно рядом. Теперь ветер катил вокруг волны высокой травы, в округе не видно ни единого животного, кроме сусликов под ногами да степных птиц. Ближе к вечеру, люди видели группу каких-то крупных то ли быков или других млекопитающихся, но вождь не разрешил уходить далеко от колонны.
— Мы не знаем, что это за звери и чего от них можно ожидать, — сказал он, — а кроме того, в высокой траве можно даже очень легко нарваться на засаду звероподобных.
К концу второго дня пути переселенцы подошли к реке. Неширокая и небыстрая, она оказалась поперек пути. Вокруг ни единого деревца. Охотники переметом наловили рыбы, но у вечернего костра царило уныние. Река оказалась с обрывистыми берегами, глубокой. Сразу же возник вопрос, как ее преодолеть.
— К утру чего-нибудь придумаем, — говорил Димор, — зато с ее стороны ни звери, ни люди не нападут.
Заканчивалась теплая ночь, посветлело усыпанное звездами небо, вдоль противоположного берега стелилась легкая дымка тумана. Вождь с сыновьями смотрели на зеркальную водную гладь, смутно видимую даль. Сколько-нибудь стоящая мысль, каким образом оказаться на другой стороне, ни у кого не возникла. Рассвело. Вблизи людей появился любопытный енот. Он бесстрашно поглядел на незнакомых существ, понюхал воздух, почесал лапой за ухом и продолжил поиск утренней добычи.
Подошел Юх.
— Еноты охотятся на мелководье, оно должно быть где-то поблизости, — сказал он, — с берега его можно просто не заметить.
Вскоре зверь действительно привел людей к узкой песчаной отмели, покрытой по колено водой. Мелководье далеко уходило к противоположному берегу, там, где оно заканчивалось, торчком стоял предмет похожий на сук сухого дерева.
— Длинный зуб большого зверя, — кивнул чернокожий пленник на предмет. — Там, откуда пришло наше племя в предгорье, водились животные высотой в два роста человека. Мы называли их «слын», что значит большой и сильный. Они имели по два зуба длиной в большой шаг. Бивни называются. У нашего лекаря есть топор с рукояткой из тех зубов. Видел я куски бивней, но они не были такими толстыми.
— А как большие слыны могли пройти через горы?
— Наверное, лишь в степи живут такие зубастые слыны.
— Лучше бы они тут не водились. С такими зубами звери сожрут кого хочешь, нас тоже.
— Надо быть от них подальше.
Юх жил вблизи озера, умел плавать. Он прошел по мелководью до бивня, попытался раскачать его, но не смог даже пошевелить. Сразу за гигантским зубом вода поднималась выше груди. Юх попытался нащупать палкой дно впереди, но ее тут же вырвало из рук течением. Поток воды в этом месте суживался, упругими струями рвался через проран. Не оглядываясь на вождя, чернокожий пленник бросился в воду и поплыл, его сразу понесло течение и через небольшой промежуток времени прижало к противоположному берегу.
К Нольцу подошли сыновья.
— Что станем делать? — спросил отец. — Вряд ли кто-либо из нас сумеет так переплыть реку, как это сделал пленник.
Свой вариант переправы предложил Данц, его поддержали старшие братья. После долгих размышлений с младшим сыном согласился вождь.
Дело несложное, но опасностей много. Предстояло сделать из ремней длинную скрутку, передать один конец Юху на противоположный берег. Используя ее как буксир, с помощью пленника преодолеть быстрину всем племенем.
Первым претворить идею в жизнь, вызвался Данц. Он прошел по косе до внушающего страх бивня, перебросил один конец скрутки Юху, ухватился за другой. Переправщик натянул буксир, затем бросился бежать от берега. Сын вождя, как пойманный на приманку сом, заскользил поверх потока. Его начало сносить, но он уже стоял у противоположного берега. Подобным образом переправились подчиненные. Свернутое вместе со шкурами имущество и вооружение перекочевало вслед за хозяевами.
Горестное событие произошло во время переправы охранников. Не справился со страхом перед быстрым потоком воды один из них, попятился, но тут, же пересилил себя. Когда пере-правщики потянули буксир, скрутка вырвалась из его рук, и он камнем ушел под воду. Несчастный даже не вынырнул ни единого раза. Соплеменники побегали, побегали вдоль одного и другого берегов, ни с чем возвратились к месту переправы. Человек исчез, будто его не было. Прижимая к груди маленькую девочку, безутешно плакала жена.
Перепуганные женщины наотрез отказались переправляться по-мужски. По распоряжению вождя их и детей сначала накрепко привязывали к буксиру, потом переправляли через быстрину наподобие поклажи.
Несколько дней кряду нольцы шли по прокаленной солнцем степи. Рек не было, запасы воды быстро таяли. Впереди в знойном мареве возникали подобие озер, люди прибавляли шаг, но призрачные видения вновь и вновь отступали. Переселенцы в еде не бедствовали, едва ли не из-под ног выскакивали зайцы, попадались сурки.
Одним из дней переселенцы подошли к очередной балке. Она отличалась от других крутыми склонами. Первой возле спуска остановилась примолкшая дружина. Подошли другие группы. То, что увидели люди, заставило умокнуть даже говорливых женщин, с открытыми ртами остались стоять мужчины. На дне лощины лежал белой горкой огромный скелет неведомого зверя. Первым высказал предположение Юх.
— Очень большой слын! — воскликнул он тоном знающего дело человека.
Пленник первым подошел к скелету. Череп зверя достигал его груди, закругленные кверху концы бивней намного возвышались над ним. Подошел Данц, его голова оказалась на уровне ребер. От пальцев ног до хребта, делая замеры по земле, исследователи насчитали более четырех больших шагов, почти таких же размеров оказалась длина скелета.
Осмелел Луч. Он осторожно поскоблил ножом бивень, ребро гиганта, удовлетворенно хмыкнул.
— Много чего можно сделать из костей этого зверя, — сделал заключение старший четвертой группы, — было бы хорошо, если возьмем что-то с собой.
Он попытался отломить огромное ребро, но собственных усилий не хватило.
— Зверь большой, страшный и наверняка злой, — прокомментировал Селон, посматривая на скелет, — охотиться можно, но всей группой. Мяса надолго хватит.
Он с силой ударил топором в верхнюю часть черепа, кость хрустнула и проломилась.
— Ноги у него очень толстые, — посмотрел на конечности Димор, — увернуться от него наверняка можно. Хотя зверь сильный, но на стоянку племени вряд ли нападет.
— Моя дружина может справиться с подобным зверем, — хвастливо заявил Данц, — главное не попадаться ему под ноги, да и под громадные бивни.
— Наверняка кожа у него толстая, стрела не возьмет, — заметил Селон, — только с пикой да с топором можно справиться. Но для этого к нему надо сначала подойти вплотную.
Мужчины племени ходили вокруг находки, ощупывали теплые на солнце кости, изумленно крутили головами.
— Надо же, их и топором не перебьешь.
— Съедят монты нас, как пить дать, съедят, — сокрушались женщины, переговариваясь наверху балки.
«Монт» на языке нольцев означал «жуткий».
Ни в глазах, ни в поступках не было испуга у мальчишек. Они раскачивали бивни, пинали пальцы конечностей, бросали камни в череп, прислушивались к глухим звукам. Кол забрался на позвоночник скелета, отыскал небольшой полый отросток, отломал, дунул в него раз-другой и соплеменники с восторгом услышали протяжный мелодичный звук «уа-уа». Новая дудочка пополнила «оркестр» племени нольцев.
Когда эмоции начали утихать, переселенцы обратили внимание на солнце, оно клонилось к закату. Вождь распорядился остаться на ночлег в балке, рядом с находкой. Кроме дружинников и чернокожих разведчиков, соплеменники приступили к заготовке топлива. Но лишь сухостойная трава, высохшие лепешки и кучи навоза животных оказались под рукой. Для вечерних костров в каждой группе горючего материала явно не набиралось. Вождь разрешил попробовать, станут ли гореть найденные кости? В ярком пламени останки монта горели хорошо. К концу ночи его скелет лишился ребер. Дружинники отрубили бивни, но бросить в огонь не решились, жаль было расставаться с хорошим материалом для всяких поделок. Утром Луч обратился к вождю с просьбой прихватить с собой бивни.
— Из них можно сделать для охранников и охотников костяные рукоятки к боевым топорам. Служить они станут дольше, рассыхаться не будут.
— Нет, мастер, — ответил Нольц. — Мы и без того перегружены, идем медленно, а лето уже в разгаре. Если кости монта есть в обыкновенной балке, они обязательно будут встречаться и в других местах. Когда придем к реке До, насобираем много костей, сделаем из них все, что ты замыслишь или захотят сделать другие.
В память о первой встрече с останками мамонта в племени нольцев осталась лишь дудочка Кола. Она неизменно звучала у вечернего костра, если у соплеменников было хорошее настроение.
Колонна переселенцев следовала по наполненной солнцем степи обычным порядком, но с усиленными боковыми и тыльным дозорами. Дружинники всей группой шли впереди. Не смолкая, звенела трель жаворонка. Низко над землей кругами носился ястреб, встревоженный появлением непрошеных гостей на его территории. Неожиданно он начал нападать на детей. Выпустив длинные острые, как заточенные косточки когти, хищная птица раз за разом низко пролетала над их головами, стремилась вцепиться во взъерошенные головы. Женщины бросились прикрывать шкурами девочек, мальчишки сами бесстрашно отбивались своим оружием, палками. Колу удалось стукнуть ястреба, тот кувыркнулся в воздухе, теряя перья, отлетел в сторонку, опустился на землю. Прилетела крылатая подруга ястреба, уселась рядом с пострадавшим неудачником.
Вечером у костра темой обсуждения стало не нападение неразумной птицы на детей, а совершенно иное событие. Первым странное поведение хищников и жертвы заметили чернокожие разведчики. Было хорошо видно преследование крупного животного небольшой волчьей стаей. Волки в последние дни чаще и чаще попадались на глаза переселенцам, но попыток нападения на людей они не предпринимали. Лошадь, а это была она, подняв хвост дугой, без труда уходила по высокой траве от коротконогих преследователей. Ее прекрасное с упругими мышцами тело лоснилось на солнце от пота. Животное периодически останавливалось, отдыхало, успевало схватить клок травы, затем неторопливым галопом продолжало бег. Но когда, казалось, результат преследования хищников закончится неудачей, из травы навстречу скакуну выскочила еще одна волчья стая. Конь отпрянул с испугу в сторону, резко остановился, с оскаленными зубами бросился на ближайшего волка, схватил нерасторопного за спину и отбросил далеко в сторону. Окруженный плотным кольцом преследователей он поднялся на дыбы, что-либо еще сделать не успел. Хищники с двух сторон одновременно набросились на жертву.
— Сегодня волки показали нам, как следует охотиться на лошей, — сказал Селон. — Волки в степи хитрее. Трудно придумать более простой и верный способ.
Слово «лош» означало у нольцев «быстрый, красивый».
Еще один прием охоты на лошадей показали этим днем хищники. Два крупных медведя гнали небольшой косяк. На первый взгляд звери не очень-то торопятся поймать добычу. Косолапят себе неспешно позади встревоженных коней. Но стоило хотя бы одной из лошадей сделать попытку уйти в сторону, медведь сбоку по-шустрому бросался наперерез, возвращал нарушителя порядка в табун.
Обстановка изменилась внезапно. Преследование велось по пологому склону невысокого хребта, поросшего ивняком. Глубокий овраг у его подножья беглецы заметили слишком поздно. Яростно метнулся назад жеребец-косячник табунка, широким прыжком проскочил мимо оторопевшего медведя, две кобылы последовали за вожаком. Остальные лошади сорвались с обрыва.
Вождь нольцев распорядился повернуть колонну к месту трагедии. Медведи пировали, но едва появились люди, удалились восвояси по дну оврага. Переселенцам удалось спасти лишь жеребенка. Не дошла до него очередь стать лакомством для хищников. Он упал всеми четырьмя ногами в трясину, завяз по самое брюхо. Теперь с выпученными от страха глазами, не мигая, глядел на людей, прядал ушами, тихо и жалобно ржал, как бы просил о помощи.
Вождь не разрешил убивать беспомощное животное.
— Все равно погибнет, — горестно покачал головой Селой.
— Отдайте лоша мне, — попросила Улка. — Я стану его кормить, поить.
А когда он вырастет, вождь решит, что с ним делать.
— Не было у нас в племени ничего подобного, — ответил Нольц. — Дикий зверь он всегда останется диким, жить рядом с человеком не станет.
— Я окажу помощь Улке, — сказал Данц.
Согласились помогать девушке все девочки и мальчики.
— Ладно, — ответил вождь, — берите, но если что не так, спрошу строго.
Оставалось дело за малым. Предстояло помочь жеребенку выбраться на волю. С задачей справились дружинники. Они прорыли канаву к животному, убрали вокруг грязь. После этого без особых усилий по воде вывели дрожавшего всем телом лоша на сушу, помыли. В руках людей оказался красивый стригунок вороной масти с белыми от колен до копыт высокими ножками и такого же цвета звездой на лбу.
— Назовем лота «Муст», — предложил Данц.
Он завязал на шее лошаденка один конец кожаного ремня, другой передал в руки Улке. Спасенному животному радовались и молодые, и немолодые соплеменники, особенно дети. Каждому хотелось угостить приемыша сочной травой, посмотреть, как он мягкими нежными губами подбирает подношение. Но впредь, лишь Улка определяла, можно давать корм или нет.
Муст начал привыкать к людям с первого дня, сразу признал девушку хозяйкой, ему непременно хотелось ходить, а ночью лежать с нею рядом, не делал попыток убежать. Уже через несколько дней проживания с людьми лош проявил себя, за что получил «спасибо» и признательность каждого нольца. Был знойный день, остатки воды в бурдюках нагрелись, начали прокисать. Улка шла со своим любимцем в середине колонны. Неожиданно Муст натянул повод, упорно повел хозяйку в сторону.
— Что-то не так, — посмотрел вождь на необычное поведение животного, — надо проверить.
Вместе с дружиной Улка направилась в ту сторону, куда тянул повод лошак.
Вскоре в высокой траве обозначилось начало широкой балки с сочной травой, но поводырь не соблазнился вкусной едой, вел людей, пока не заблестело водой небольшое озеро. Лош рванулся, повод выскользнул из ладони девушки, без раздумий она бросилась вслед. Виновник переполоха подбежал к воде, уткнул морду в прохладную влагу, долго пил с наслаждением. Улка и дружинники последовали его примеру. Лош напился, встал рядом с хозяйкой.
Вождь распорядился сделать привал возле озера, попить, помыться. Без происшествий прошел ужин у вечернего костра. Лошу нравилось пламя, подходил близко к огню, в это время Данц держал повод, чтобы любопытствующее животное не сунуло в него свой нос. Девушка в одиночку не справлялась с задачей.
Поздно ночью, когда костра уже не было, лош вновь помог людям. Охрана лежала на выходе из лощины. Впереди темно, хоть глаз выколи. Неожиданно лош вскочил, тело его начало подрагивать в нервном возбуждении, хвост вытянулся в струнку, жалобно и приглушенно заржал, попытался оторваться от привязи. Прошло немного времени, впереди, недалеко от балки, засверкало множество волчьих глаз.
— Постучи в «бум», — сказал вождь Димору.
В ночной тишине «голос племени» грохнул так, что перед стоянкой огоньки волчьих глаз будто ветром сдуло. С той ночи любимец переселенцев стал признанным помощником страже в ночное время.
Всем по нраву пришелся лош, люди не могли на него наглядеться. Одно вызывало озабоченность — много пил. Воду из луж или болота на дух не переносил. Улка носила для него бурдюк, но девичьи плечи оказались слишком слабыми для выполнения тяжелой работы.
— Муст тоже мужчина, — посмотрел Данц на приемыша, — пусть сам носит свое питье.
Он положил стригунку на спину кусок шкуры, закрепил снизу шнуром. Звереныш понюхал попону, возбужденно походил вокруг хозяйки и успокоился. Не прореагировал он и на груз. С этого дня два бурдюка по бокам стали его походной экипировкой. Вскоре поклажа лоша пополнилась теплой шкурой барса, которую Улка носила на спине.
— А что, — воскликнул Димор, глядя на спокойно идущее животное, — если наловим много таких животных, они станут носить весь наш груз.
— Добрая у тебя задумка, — согласился с братом Данц, — закончим поход, будет время подумать об этом.
— Мясо у них неплохое, хотя пахнет потом. Возможно, оно было таковым лишь у тех лошадей, которых медведи загнали в овраг, — сказал Селон, — станем охотиться на них лишь при большой нужде, вон красота какая.
— Верно, дети мои, верно! — воскликнул вождь. — Лоши должны стать нашими друзьями, а не врагами. Во многих делах они помогали бы нам.
Последнее время на путях движения переселенцев чаще и чаще попадались кости крупных животных. Луч пребывал в радостной озабоченности. На каждом привале и вечером у костра мастерил, точил, подрезал, шлифовал изделия из них. В помощниках у него числились и взрослые, и дети.
Охотники первыми переделали свои пики. Короткие треугольные кремневые наконечники они заменили удлиненной, прокаленной на огне остроконечной костью. Примеру охотников последовали охранники. Каменные обоюдоострые насадки остались лишь на коротких пиках дружинников Данца.
К работе с костью приспособился едва ли не каждый мужчина. Мастерили они рукоятки к ножам, украшали их резьбой в виде черточек, извилистых линий. Селон на наконечнике своей пики нацарапал нечто похожее на зайца, но зверек получился с разными ушами и ощипанным лисьим хвостом. Рисунок понравился всем. Каждый на свой лад тут же начал изображать на древках, наконечниках пик фигурки, отдаленно напоминающие различных животных. Результат часто вызывал смех соплеменников, но никто не становился в позу обиженного. Лучше чем у Селона изобразить какого-либо зверя самодеятельные художники не смогли. Но однажды Кол прутиком на земле возле костра изобразил Муста. Красавец-конь с гордо поднятой головой смотрел вдаль. Не получилась лишь грива, она походила на сухую ветку. Улка прыгала от радости вокруг рисунка. Соплеменники единодушно отдали предпочтение в искусстве изображать зверя внуку вождя. Автор охранял свое творение, пока не уснул рядом, утром стоянку покинул лишь после ухода последнего тыльного дозорного.
Селон из крупной трубчатой кости долго мастерил новую острогу с удлиненными зубьями и крупными зазубринами на концах. Теперь он нес орудие лова рыбы с надеждой, что оно окажется нужным на долгожданной реке До.
Данц задумал иное. Свои изделия он тщательно скрывал от посторонних глаз. Точил, сверлил, шлифовал округлые куски бивня мамонта, коренные зубья мелких хищников, кончики рогов оленя. О задумке знал лишь Луч, помогал он сыну вождя сверлить отверстия.
Был хороший тихий вечер. От небольшой речки, где племя остановилось на ночлег, веяло прохладой, соплеменники лежали на теплой земле, тихо переговаривались. Поборов робость, Данц подошел к Улке, на вытянутых руках преподнес разноцветное красивое ожерелье. Девушка зарделась, отстранилась, но тут же пересилила себя, встала босыми ножками перед парнем, сняла с его рук украшение.
Получить такой подарок от сына вождя дорогого стоит! Улка, по-существу, становилась как бы невестой Данца без предварительного согласия родителей.
По обычаю нольцев сговор о женитьбе вели родители. Согласие молодых спрашивали потом. Вопрос решал вождь. Родители жениха и невесты представляли ему своих детей после окончательной договоренности. При этом парень должен быть уже мужчиной, то есть иметь свое оружие и состоять в группе охотников или охранников. Сговор заканчивали пиром. Он сопровождался поеданием большого количества мяса, питьем меда, разбавленного водой, плясками вокруг костра.
Если вопрос решался между соседними племенами, согласие давали оба вождя. Предварительно с разрешения родителей девушка принимала подарок от парня, становилась невестой. Пировали оба племени на нейтральной земле.
Данц своим поступком смешал все существующие обычаи.
— Нехорошо ты поступил, — выговаривал ему отец, — Что скажем уольцам, когда встретимся?
— Улка моя соплеменница, ты вправе вынести свое решение.
— Мое решение таково, — встретим уольцев, тогда сговоримся по- братски, решим, что делать и как.
В племени нольцев не было традиций украшать одежду и тело женщин и мужчин. Но наличие большого количества костей мамонта, других животных, относительная легкость их обработки, пример Данца породил у соплеменников желание заняться подобным творчеством. Мужчины начали украшать своих жен браслетами на запястьях, двурогими гребнями, шпильками в волосах. Димор смастерил подвеску из раковин, подобранных на берегах пройденных рек, и торжественно водрузил на шею жены Леты.
Этим днем нольцы начали неторопливое движение в обычное время. Но едва дозорные поднялись по склону балки, оглядели впереди степь, тут же подали сигнал тревоги. В сторону колонны, опустив голову к земле, мчался громадный бык. Вождь подал команду разбежаться в разные стороны, освободить зверю дорогу. Предпринять что-либо другое не было времени.
Бык не заставил себя ждать. С кровавой пеной на губах и выпученными, будто безжизненными глазами, зверь быстро приближался к лощине. С торчащими в боку толстыми палками, из-под которых обильно сочилась кровь, он пробежал мимо оторопевших переселенцев, но внезапно споткнулся, вскочил, на косогоре вновь упал и уже не поднялся.
Вождь приказал никому из лощины не выходить, разделать тушу погибшего животного.
— Острыми палками ранить животное могли только люди, — сделал он вывод, внимательно поглядел по сторонам, — они где-то близко и обязательно придут за своей добычей.
— Мы найдем их, перебьем в лощине, — загорелся воинственным азартом Данц.
— Охрану я уже выставил, — доложил Димор.
— Что предпринять, посмотрим, — сказал Нольц, — сейчас в группах разведем костры, вспомним вкус мяса крупной добычи. Когда придется еще раз поесть вдоволь, не предугадаешь.
— Бык бежал к нам за помощью, а мы его убили, — заметила Улка со слезами на глазах.
— Он умер раньше, чем мы подошли к нему, — ответил Се-лон.
Вождь повел колонну по лощине с надеждой уйти от столкновения с неизвестными людьми. Лишь боковые дозорные периодически поднимались по косогору для осмотра окрестностей. Вокруг, однако, царили тишина и спокойствие.
Насторожило внимание переселенцев еще одно обстоятельство. На выходе из балки был обнаружен бивень мамонта в человеческий рост. Но не этот факт привел нольцев в изумление. Бивень был разрезан вдоль по всей длине, обе половины ровно зачищены. Колонна вновь остановилась. Комментировать событие вождь не стал. Даже Луч не обрадовался находке.
В неглубокой лощине возле костра сидел на камне болезненного вида вожак клана кочевников Оу, жевал поджаренную шкуру лошади. Своими крупными зубами как клещами отрывал большие куски, при этом взлохмаченные длинные волосы на голове энергично вздрагивали. Полтора десятка других мужчин, женщин, детей с жадностью смотрели на трапезу повелителя. Никто не проронил ни звука, не выразил каким-либо иным образом недовольство, знали, это приведет его в ярость, тогда пощады никому не будет. Утробным рычанием, жестами, короткими горловыми звуками вожак выражал свое недовольство, суть которого можно было бы выразить словами: «Упустили недотепы раненого быка, понадеялись, упадет вскоре, поленились догнать и добить. К тому же оставили в соседней балке распиленный бивень мамонта нужный для изготовления копьеметалки, а вдобавок врут, будто испугались каких-то не то русоволосых людей, не то крупных обезьян».
Оу не стал разбираться в причинах происшествия, просто лишил трусов, их жен и детей права жевать даже лошадиную шкуру.
«Если и завтра клановцы останутся голодными, придется съесть кого-нибудь из них», — злобился вожак.
Упрятанные под мощными надбровными валиками глаза будто из засады высматривали, кого наказать палками по голове, а потом отдать на съедение остальным. Он встал, повел широким носом вправо-влево, отменным нюхом уловил запах дыма и жареного мяса со стороны соседней балки. На его обезьяноподобном лице с выступающими массивными скулами, широким ртом, несколько удлиненными ушами появилась сладострастная гримаса улыбки. Подданные с такими же скошенными лбами, сильно развитыми челюстями, тоже уловили запах, уподобились вожаку. Низкий присест приматов с сильно согнутыми коленями, всклокоченные засаленные волосы по телу, вызванный запахом еды возбужденный скулеж вместо человеческого разговора никак не вязался с понятием «люди». Это были звероподобные неандертальцы, степные кочевники, повстречаться с которыми у вождя нольцев не было ни малейшего желания.
Оу долго глядел туда, откуда шли вкусные запахи, почесывал то в одном, то в другом местах свою землянистого оттенка кожу, затем поднял вверх два пальца, издал гортанный звук, похожий на рычание. К нему тут же подбежали двое более расторопных подданных. Вожак кивнул в направлении соседней балки. Это означало, что оттуда надо принести еду.
Местность впереди ровная, покрыта серебристым ковылем. Несколько в стороне неширокая промоина косо подходила к лощине, откуда звероподобные уловили приятный запах. Для рожденных быть охотниками приблизиться незаметно к цели по высокой траве — задача несложная. Бдительным охранникам переселенцев в голову не могло придти, что такое возможно.
Два мальчика, Кол и его дружок, ковырялись в крохотном обрывчике на стыке балки и промоины, отыскивали разноцветные камешки, смотреть по сторонам времени не было. Искатели начали пересчитывать добычу. Сын Селона оглянулся на непонятные звуки за спиной и тут же лишился чувств. Напарник успел вскрикнуть, прежде чем ему зажали рот.
Переселенцы в это время отдыхали после завтрака. Тяжкий зной разгара лета давал о себе знать. Охранники от безделья глядели на облака, на круживших в небе орлов. Улка прогуливала своего любимца по балке, видела ребят за работой, отвлекла внимание на окрестный вид, почудилось, будто кто-то вскрикнул. Девушка обернулась на звук, сборщиков камней на месте не оказалось, но успела увидеть двух голых мужчин, убегающих по промоине с ношей на плечах. Она испуганно закричала, вздыбился Муст, вскочили охранники, забили тревогу.
Первым из балки выскочил Селон со своей смертоносной острогой, бросился в погоню. Вслед за ним устремилась дружина Данца.
На радостях при виде принесенных на съедение двух русоволосых детей Оу удовлетворенно заурчал, голодными глазами уставился на нежно-розовые тела. Не понравились ему, однако, тонкие губы, узкие носы, высокие прямые лбы, светлая кожа жертв. Не были они похожими на привлекательных сородичей с массивными надбровными валиками и выступающими скулами. Съесть пленных даже расхотелось при виде такого уродства, но голод подавил эмоции.
Вожак положил Кола на лошадиную шкуру, вынул из-за кожаного пояса обоюдоострый каменный нож, живо представил, с каким наслаждением станет поедать живую плоть. Он умел одним ударом ножа располосовать тело так, что сердце продолжало биться и кровь оставалась теплой.
Оу встал на одно колено, придержал ладонью горло мальчика, зажал нож в другой руке. В этот момент он услышал топот ног, повернул на звук массивное тело, попытался вскочить, но не успел. Тяжелая острога Селона пронзила его насквозь, перебросила через Кола и оставила лежать в пламени костра.
Остальные звероподобные, ожидавшие подачек от вожака, бросились врассыпную, дружинники открыли по ним стрельбу из луков. Выбежали из балки лишь двое мужчин, один со стрелой в животе, другому повезло. Поддерживая раненого, не пострадавший Оя помог сородичу добраться до густых зарослей ковыля, укрыться в них.
В балке нольцы добили звероподобных, Данц занес свою короткую пику над уже взрослой девушкой, увидел ее охваченные ужасом глаза. Дрогнула и опустилась рука, жестом приказал подняться. Пленница в порванной набедренной повязке оказалась такой же «красоткой», какими были другие клановцы. Однако менее вытянутое лицо, мягко скругленные скулы и невысокие надбровные валики делали ее более привлекательной, чем другие приматы женского рода.
Дружинники в это время осматривали перебитых звероподобных, удивлялись несуразному виду. Крепко сбитые, хорошо развитые тела явно не соответствовали лицам-мордам.
Данц приказал положить трупы в костер, набросать побольше сушняку.
— Теперь мы будем поступать с ними так всякий раз, — сказал он.
Победители подобрали пики с грубо обработанными костяными наконечниками, острые палки. Сломанное дреколье бросили в огонь. Командир дружины доложил вождю о результатах нападения на звероподобных.
— На людей-то они похожи? — спросил Нольц.
— Как волк на козла. Одну из них взяли в плен, показать соплеменникам.
Оя дождался, пока враги ушли, поднял раненого на плечи, перенес к костру, напоил из лужи. Затем попытался вытянуть стрелу из живота, но она сломалась, и друг потерял сознание. Врачеватель прикладывал к ране грязь, прижимал к опухшему месту мокрую траву, но сородич не реагировал на старания и вскоре умер. Лютым зверем взвыл Оя, когда остался в одиночестве. До наступления темного времени он натаскал большую кучу сушняка, положил умершего в костер, не упустил случая, отрезал кусок парного мяса от какого-то полусгоревшего трупа.
Едва стемнело, к костру на запах пришел крупный молодой медведь. Оя отошел на противоположную сторону пламени, зверь последовал за ним. Так повторялось несколько раз. Звероподобный отыскал острую палку в золе, разбросанной вокруг костра, нащупал босой ногой вблизи пламени копьеметалку. Чужаки не подобрали, или не увидели приспособление. Оя знал, как его применить на деле. Он остановился, вставил в копьеметалку острую палку. Медведь поднялся на задние лапы, зарычал. Охотник с усилием дополнительного рычага метнул свое смертоносное орудие. Палка глубоко вошла косолапому в левую часть груди.
Оя присел вблизи костра в ожидании рассвета, смотрел по сторонам на ночные синеватые облака, боролся со сном, незаметно задремал. Открыл глаза, потом покрылось тело. Вблизи стояла стая волков. Хищники без промедления набросились на труп медведя, совершенно не обращали внимания на живое существо возле костра.
Волки долго терзали чужую добычу. Охотник все время стоял спиной к огню с острой палкой в руках, наблюдал за звериной трапезой. Ближе к рассвету хищники начали поглядывать в его сторону. Один из них с вытянутой вперед мордой, оскаленной пастью двинулся к новой жертве. Оя сделал резкий выпад вперед, вогнал свою палку в горло зверю. Волки не приближались, но обступили его полукругом. Огонь костра с останками сородичей, хотя и не очень сильный, сдерживал хищников, не позволял подкрасться со спины. Еще один волк осмелел, двинулся на охотника, однако палка вновь выручила бесстрашного звероподобного. Вожак стаи клацнул зубами в трех шагах от Оя, неспешно развернулся и увел свору в степь.
Данц привел на стоянку звероподобную пленницу с ремнем на шее, привязал рядом с Мустом. Все племя нольцев сгрудилось вокруг неведомого существа, но даже вездесущие мальчишки опасались походить близко. Вождь не разрешил прикасаться к пленнице, ожидая злобных выпадов. Однако она не проявляла агрессивных намерений, тихо сидела возле ног лоша и, казалось, с интересом наблюдала за невиданными некрасивыми русоволосыми людьми.
Вождь походил, походил вокруг, спросил ее знаками, убежит ли она, если с нее снимут ошейник. Молодая пленница смысл поняла, отрицательно замотала головой, показала тоже знаками на рот, что хочет есть.
— Я — Нольц, — ткнул вождь себя пальцем в грудь. — Ты кто? — повторил он жест теперь в ее сторону.
Пленница изобразила низким грудным голосом звук похожий на «Ии. а»
— Станем называть ее «Ия», — сказал Данц.
Он снял с Ии кожаный поводок, показал знаком — «беги!»
— Пусть бежит, если пожелает, — сказал он, — зачем нам такая образина?! Ни человек, ни зверь.
— Человек она, — посмотрел вождь на пленницу, — коли понимает, чего от нее хотят и даже есть попросила. Зверь такого сделать не может.
— Тело человеческое, а на морду не смотрел бы, — высказался Димор.
— Другие еще страшнее, видел я их там в балке, — сказал Селон.
— Кто станет вместе с нею жить? Зубы вон какие, загрызет по злости.
— Пусть поживет с Мустом. Улка присмотрит за одним и другим. А там видно будет, — распорядился вождь.
Ознаменовался этот день еще и наказанием провинившихся охранников. Старший смены и те двое, что глядели в облака и проглядели детей, получили по два десятка ударов тонким ремнем ниже спины. Они потом несколько дней несли службу стоя. Другим охранникам, которые находились на противоположной стороне балки и тоже могли видеть похищение детей, досталось по одному десятку. Вождь сделал выговор Димору за плохую службу.
Утром Нольц решил посмотреть на дальнюю балку, откуда всю ночь виднелось зарево костра. Увидел он многое. Лежали растерзанная шкура медведя, два убитых волка, кучу сгоревших тел звероподобных. Кол ходил вокруг пепельных остатков костей похитителей и палкой крошил сгоревшие черепа, превращал их в золу. Он обнаружил отцовскую острогу, хотел вытащить из кучи пепла, но изобретение Селона рассыпалось от прикосновения. В центре внимания вождя оказалась острая дубовая палка с закругленным тупым концом, застрявшая в позвоночнике медведя. И так и эдак вертел Нольц в руках чужое оружие. Подобрал он и короткую палку с углублением на конце. Если по поводу первой вопросы не возникали, назначение второй было совершенно непонятным.
— Человек не способен с такой силой ударить медведя, — почесал вождь затылок. — Они, звероподобные, сверхсильные?
— В плечах широкие, но особой силы я в них не заметил, — ответил Данц, — а зачем нужны им такие короткие палки, спросим у пленницы.
После возвращения вождя с дружиной на стоянку Нольц показал Ие обе палки, пожатием плеч дал понять, что не может объяснить, зачем нужны короткие?
Пленница сноровисто вставила тупой конец дубовой палки в углубление короткой, затем приспособлением, как рычагом, с силой толкнула смертоносный снаряд. Длинная палка от слабой девичьей руки улетела дальше, чем потом от мужских без копьеметалки. Вождь даже забыл, кто перед ним, погладил метательницу по голове. В ответ она забеспокоилась, зарычала, но вскоре успокоилась, изобразила подобие улыбки.
Нольц приказал из одной принесенной волчьей шкуры сшить пленнице штаны, из другой — теплую накидку. Когда через пару дней Ия получила подарок от вождя, захлопала в ладоши от радости.
— Не такая она уж уродина, — сделала вывод жена вождя Люа.
— Если посмотреть сзади, на человека похожа, — поддержала жена старшего сына Ота.
Чутьем Оя пришел к выводу, надо идти в ту сторону, откуда солнце никогда не светит, куда на лето ушли стада быков и оленей. Где-то там жили дружеские кланы, дальние сородичи, хотя рассчитывать на радушный прием не приходилось. Но сейчас он в силе, со знанием повадок животных и опытом хорошего охотника, потому лишним ртом не станет. К тому же теплилась надежда, что в каком-то клане будет ощущаться нехватка мужчин.
Обобщить обрывки мыслей о последних событиях Оя не мог, но смутно понимал, пошел за вожаком зря. Началось как всегда в разросшемся клане с распрей, взаимной свирепой ненависти между наиболее сильными мужчинами, сколотившими из сородичей вокруг себя враждующие группировки. Взрослея, они с детства вели кровавую борьбу за главенство в клане, за обладание женщинами. Часто стычки по пустякам перерастали в кровавые драки, заканчивались убийствами, поеданием убитых недругов. Верили звероподобные, если не сжечь или не съесть врагов, они могли подняться, как это делают раненые.
Оу бился тогда с подросшим братом за право называться вожаком, быть хозяином окрест с многочисленными стадами животных. Никто из них не пожелал лечь на спину, подставить живот победителю в знак смирения и преданности. Потеряв в битве многих сообщников, Оу старший убежал с остатками группы в дикие бескрайние степи с надеждой создать свой клан. Оя вместе с захваченной женщиной и ее дочерью последовал за ним. Теперь он остался один, а в степи одиночками не живут. Он не боялся голода. К тому времени в лесных рощах имелись яблоки, алыча, в балках можно было отыскать влаголюбивые корни солодки, всегда под рукой суслики, сурки, но все это не то. Молодому здоровому охотнику требовалось мясо крупных животных, а в одиночку такая еда становилась недоступной. В случае удачи хищники не дали бы возможности попользоваться добычей.
После гибели вожака Оя вынашивал злобу на русоволосых, надеялся убедить сородичей объединиться несколькими кланами, напасть на пришельцев, отомстить за погибший клан. Он долго ходил по степи, не зная толком, куда идти, при обнаружении хищников прятался в серебристом ковыле, а к ночи отыскивал деревья вблизи ручьев, болот, забирался в крону и единственным своим оружием — острой палкой — отбивался от медведя или рыси.
Сколько дней Оя искал сородичей, он не знал. Однажды ранним утром ему повезло, заметил в камышах возле болота струйки дыма. Скиталец так обрадовался, что побежал к костру, но внезапно остановился. Дорогу перегородила группа вооруженных охотников незнакомого клана. С раскрашенными красной глиной лицами и телами, что означало выход на тропу войны с враждующим соседом, они стояли в готовности применить свои пики и палки, с ненавистью глядели на незнакомца. Оя не имел намерений подставлять незнакомцам собственный живот в знак покорности, пришлось убегать, да так, как никогда не бегал, без оглядки. Он взбежал на пологий хребет и вновь остановился. Впереди в его сторону шла большая группа русоволосых людей с тюками груза на плечах. Беглец оглянулся назад, там шла кровавая битва. Его преследователи наскочили на засаду того самого клана, с которым намеревались сразиться. Пропустили более хитрые клановцы одиночку и неожиданно напали на раскрашенных.
Оя застыл в оцепенении. Ему не приходилось наблюдать битву со стороны. Когда сам участвовал в сражениях, ничего этого не замечал. Сейчас он видел толпу яростно рычащих, бросающихся друг на друга с палками смертельных врагов. Вот двое, более крупные из них, схватились в кровавом поединке, рвут тела друг друга зубами, бьют руками и ногами. Потом, будто спохватившись, один из них выхватил из-за пояса кремневый нож, всадил в горло врагу. Но за мгновение до этого второй успел воткнуть в живот первому обломок палки. Вожаки погибли. Налетел степной вихрь, закружил пыль вокруг побоища. Сбавила смертельные обороты битва. Раскрашенные оказались слабее, остались в живых лишь немногие из них. Претендентов на роль вожака не нашлось.
В клане победителя дела обстояли иначе. Наиболее сильный охотник с подбитым глазом поднял руки вверх, громко закричал, начал бить себя кулаками в грудь. Это означало, что он теперь вожак. Но тут еще один крепыш с откушенным ухом повторил то же самое. Через мгновение вспыхнула не менее ожесточенная битва в среде победителей. Одноухий оказался проворнее, проткнул палкой одноглазого, и сражение сразу затихло. Боевое столкновение проходило вблизи Оя. Ситуацию он оценил чутьем. В его руке была готовая к применению острая палка, внимания на чужака никто не обращал. Скиталец с силой метнул свое оружие и одноухий упал замертво. Победители и побежденные разом повернулись к нему. Он стоял на хребте, казался более высоким, сильным, собственную храбрость и жестокость только что показал, потому он — вожак!
Подвернулась под руку бедренная кость быка, с нею самозванец двинулся на оробевших незнакомцев. Недавние враги дружно легли на землю животами вверх. Оя выдернул свою палку из тела убитого претендента на роль вожака, обошел только что приобретенных подданных, поводил окровавленным концом своего оружия по мягкой коже животов одного за другим, демонстрируя тем самым, что ему позволено убить каждого из них за неповиновение или просто так, когда захочется, велел подняться, разобрать брошенные палки. С этого момента он стал признанным вожаком полтора десятка звероподобных. Первое его распоряжение — не вспоминать, кто с кем и за что бился. Теперь они один клан, а их вожак победил соперника, победит любого врага!
В пылу победных эмоций Оя забыл о русоволосых людях, а когда обернулся, от страха подогнулись колени. С двух сторон большие группы людей шли цепью к месту битвы. Чутье опять подсказало, надо бежать вниз по склону к болоту с зарослями камыша. Русоволосые начнут преследование, там устроить засаду, перебить их. Однако ни Данц, ни Селон не устремились в след за беглецами, не поддались на простую хитростную затею звероподобных.
Вожак остановился возле камыша. Когда понял, что за ним никто не гонится, повел подданных в ту сторону, где утром виделся дым костра. Камышане — мужчины, женщины, дети ожидали прихода своих победителей с молодыми пленниками, которых можно съесть. А вместо них пришли враги.
Оя отобрал для себя двух молодых женщин, подчиненным разрешил взять по одной с ребенком или без него, зачислил в свой клан двух мощного телосложения нестарых мужчин. Они подставили свои животы под его палку. Остальных обитателей стойбища победитель приказал убить и сжечь на костре. Убежать в камыши удалось лишь двум молодым женщинам.
Вожак нагрузил подданных остатками скарба уничтоженного клана, повел к стойбищу побежденных, которые в битве были раскрашены красной глиной. Жили они вблизи красного яра, называли себя «красноярцами». Здесь уничтожение клана продолжилось с той лишь разницей, что каждый из погромщиков, будь он красноярцем или камышанином, мог поменять уже выбранную женщину на другую, а прежнюю убить. Здесь шестеро мужчин подставили свои животы под острую палку вожака. В живых, кроме того, Оя оставил двух мужчин со своими женщинами и детьми. Один из них маялся нездоровыми зубами, другой лежал с тяжелой раной. Вожак приказал женщинам жевать для больных мясо и помогать выздоравливать. Не попали в руки новоиспеченного клана несколько отсутствующих охотников-красноярцев. На плесах реки они ловили рыбу.
К вечеру на костре сгорели останки погибших красноярцев. За ужином пирующие победители съели двух молодых женщин, пойманных в камышах. После трапезы людоеды стали возле костра в круг, положили руки на плечи друг другу, неуклюже потоптались на одном месте, что означало танец победителей!
Бывшие враги хорошими друзьями не становятся. Оя понял это уже к концу вечера. Группы мужчин еще засветло начали кучковаться вокруг наиболее сильных сородичей. Не зная ни тех, ни других, вожак не заметил момента начала процесса размежевания во вновь сколоченном клане.
Красноярцы жили в неглубокой пещере на берегу степной речки, к вечеру от нее повеяло прохладой. Однако хозяева наотрез отказались поделиться своим жилищем с чужаками, для верности у входа положили больных. По существующему обычаю переступить через больного или причинить ему боль не мог даже вожак. Но для чужаков чужие правила не указ. К тому же они теперь состоят в одном клане, значит, и пещера принадлежит всем. При этом каждая группа полагала, что именно она в первую очередь вправе занять убежище. Потому, отталкивая друг друга, претенденты напропалую полезли в тесную пещеру. Тут же вспыхнула кровавая драка, в которую втянулись даже женщины и дети.
Оя в это время ходил вдоль высокой стены яра из красной глины, смотрел, где можно отрыть новые пещеры для большого клана. Когда он подбежал к рычащей и визжащей куче подданных, те в клубах пыли наносили удары друг другу всем, что попадало под руку, катались по земле, по телам убитых и раненых. К вожаку подползли двое камышан.
«Надо уходить, — охваченные тревогой говорили они жестами и мимикой, — иначе убьют нас и тебя. К красноярцам подошли ловцы рыбы, их стало много».
Без единого возражения, Оя повернулся кругом и помчался прочь, за ним последовали несколько камышан и красноярцев. Едва красный яр скрылся из виду, вожак остановился. Окончательно стемнело, запели свое «спать пора, спать пора» перепела. Однако главарь отдыхать не разрешил, приказал ломать сухой камыш.
Темной ночью вблизи пещеры красноярцев появились «передвижные» кипы сухого камыша. Умиротворенные хозяева стойбища спокойно спали. Еще бы, они избавились от врагов, об охране никто не позаботился.
В повседневных трудах и заботах звероподобные не особенно-то вникали в смысл, что есть жизнь и смерть, других дел хватало. Потому без понимания, лишь инстинктивно испытывали чувство страха в час кончины, не терзались угрызением совести и без сожаления убивали виновного и невиновного, малого или старого. Если вожак приказывал лишить жизни кого-либо или умереть самому, значит, так и должно быть, он знает что делать.
Оя с камышанами подползли к пещере, забросали входной проем кипами сушняка, подожгли, беспощадно били пиками и острыми палками выползающих из дыма жильцов, не разбираясь, больные они или здоровые, старые или нестарые. Исключение составляли молодые женщины. Вожак тут же распределил пленных избранниц, но просчитался. Себе взял пару пленниц, камышанам подарил по одной, двум мужчинам, которые выползли из пещеры животами вверх под палку победителю, досталась лишь одна. Поделиться своими женщинами Оя не пожелал, хотя просить об этом никто не осмелился.
Утром новые хозяева пещеры сожгли трупы погибших на большом костре, позавтракали поджаренными кусками мяса убитых врагов, совершили танец победителей.
Оя жил в клане, где жилища возводились из ветвей обтянутых шкурами крупных животных. Сейчас он знакомился с пещерой красноярцев, местом их проживания. Нравилось ему многое. Вдоль берега речки валялось большое количество костей мамонтов, лошадей, быков, лосей. Посредине пещеры располагался круглый очаг, обложенный приплюснутыми кусками обожженной красной глины, вдоль стены лежали грубо обработанные из камня и кости рубила, пластины, ножи, скребла, короткие костяные остроги. Назначение всего этого было известно. Непонятным стало назначение большого плоского камня рядом с очагом. Один из красноярцев пояснил мимикой и знаками: «Круг кладется на очаг, нагревается на огне, на нем потом поджариваются отбитое тонкими ломтиками мясо для больных и малолетних детей».
На вбитой в стену косточке висела из прокаленной глины поделка, похожая на медведя. Оя долго глядел на красивую безделушку, потом заткнул изделие за пояс, периодически вынимал, любовался. Фигурка на тонком ремешке небольшая, укладывалась на ладони, чтобы не потерялась в движении, повесил на шею. Теперь каждый раз во время отдыха он снимал украшение, разглядывал, нежно поглаживал поверхность.
— Станет приносить удачу, — с большими трудностями объяснил вожак подданным причину своего увлечения.
Не мог понять он, зачем вблизи пещеры нужна большая яма с костями крупных и малых животных.
— Обглоданные кости и остатки мяса бросаем в нее, — пояснили красноярцы.
Оя с трудом, но сумел понять, что победить русоволосых людей только своими подданными не удастся. Из памяти не уходила стрела в животе друга. Он не мог объяснить, каким образом тонкий прутик смог убить. «Прутик, прутик», — тужился он что-либо понять, но ничего не получалось, даже голова разболелась. Тем не менее мстительный степной охотник не хотел отказываться от желания перебить неведомо откуда пришедшее многочисленное племя. Победы и запах крови предыдущих дней кружили приплюснутую голову.
«Нужно собрать много охотников, создать большой сильный клан, напасть из засады», — подумалось.
Уже следующим утром вожак повел вооруженных пиками и острыми палками подданных на поиски пополнения для большого клана. Вспомнилась гибель группы, собранной из мужчин и женщин двух разгромленных кланов. Он не мог подсчитать, сколько дней она просуществовала, но понимал, что очень даже мало.
«Надо брать лишь по паре охотников в каждом встреченном клане, тогда между собой никто из них не сможет сговориться», — с большими потугами пришла мысль.
Перед началом похода Оя приказал женщинам охранять пещеру, питаться стеблями молодого камыша, ловить лягушек и рыбу, собирать ракушки на берегах реки. Он пообещал скоро вернуться и привести много пленных.
Во второй половине следующего дня похода, наблюдая за окрестностями с холма, вожак заметил полоску леса на горизонте, а на пути к нему большую группу мужчин и женщин чужого, а значит, враждебного клана. Его и без того широкий нос расширился от предвкушения легкой победы, где его разноклановая группа скрепит кровью свое единство и пополнится охотниками. Женщины для похода не были нужны. «Их надо убить, как лишние рты», — ворочалась мысль.
Подданные Оя по высокой траве на четвереньках подкрались к незнакомцам, притаились. Клан хоронил вдали от стойбища умершую женщину. В налобной повязке, с подогнутыми к лицу коленями, ее положили в неглубокую яму набок, засыпали охапками ярко-синих васильков, других цветов. Соклановцы молча постояли вокруг на коленях с опущенной головой, затем пригоршнями забросали могилу землей.
— Мы умерших клановцев сжигаем, чтобы не было запаха, — пояснил вожаку один из камышан.
— Наших мертвых мы тоже сжигаем, а вожака и его женщин хороним вдали от стойбища в неглубоких ямах, а звери их часто разрывают, — ответил красноярец.
Едва обряд захоронения закончился, Оя напал на сородичей умершей женщины. Его подданные убивали всех, кто попадался на глаза. Двое крепких парней увлеклись прихорашиванием могилы, были схвачены, под угрозой смерти легли на спину и подставили свои животы под палку вожаку. Что-либо съестное победители отыскать не смогли. Не дожидаясь, пока подоспеет помощь клановцам, убегающим с места похорон, вожак, а вслед за ним подданные бросились бежать в сторону леса.
Бегать степные кочевники умели, дело привычное, во время охоты от добычи не отставали. Сейчас они бежали от опасности. Убийство беззащитных женщин не прощается, растревоженный клан не успокоится, пока не съест убийц. Оя не знал подданных, можно ли на них положиться, если догонят преследователи. Спасение было в одном, — надо бежать и бежать, успеть до темноты укрыться в лесу.
Лесной массив оказался небольшим. В подлеске беглецы остановились перевести дух, оглядеться. В этот момент невдалеке раздался пронзительный визг свиньи. Вожак, крадучись, немедленно повел беглецов на звук. На небольшой заросшей высокой травой поляне группа охотников разделывала тушу крупного кабана. Два дня Оя и его подчиненные не ели мясного, упустить возможность поживиться на халяву, он не мог. Без раздумий вожак подал сигнал к нападению на хозяев добычи. Охотники увлеклись приятной работой, успели вскочить на шум шагов, но изготовиться для отражения атаки смогли лишь те из них, которые находились на противоположной стороне. Оттуда полетели пики, и двое из напавших упали на кабана убитыми. Одному охотнику удалось убежать, два его сородича отказались признать Оя вожаком и тут же были заколоты острыми палками.
Голодные пришельцы немедленно набросились на чужую добычу, в спешке глотали мясо кусками. Двое победителей из разных кланов не смогли поделить легкое, схватили друг друга за горло. Вожак растащил их за волосы, кулаком саданул каждому в зубы, взял себе легкое, бросил им взамен под ноги селезенку.
Увлеченный спешным поеданием лакомства Оя, тем не менее, сумел уловить посторонний звук, волосы на его голове и спине поднялись дыбом. Он резко обернулся. В нескольких шагах стояла громадная медведица и в упор смотрела на него. Рядом находились еще два медведя поменьше ростом. Вожак с испугу громко выдохнул из себя известный каждому человеку сигнал внезапно возникшей опасности: «Ой!», и вся группа мигом оказалась на деревьях.
Медведи — хозяева в родном лесу, на поспешные действия перепуганных чужаков никак не прореагировали, за незваными гостями на деревья не полезли. «Никуда не денутся», — как бы говорили добродушные звериные глаза. В распоряжении хищников на земле лежало мясо в большом количестве. Этой едой они занялись немедленно. Громко чавкая и посапывая, медведи уткнули носы каждый в свою добычу, приступили к трапезе. Кабана облюбовала медведица, двое других занялись убитыми красноярцами. Звероподобным на деревьях оставалось лишь удивляться, с какой быстротой звериная троица расправляется с трупами.
Утолив голод, хозяева леса улеглись вблизи недоеденного мяса, блаженно поглядывали на пришельцев. Солнце начало клониться к закату, а в лесу уже наступили ранние сумерки. Сидеть в неудобных позах на ветвях становилось невмоготу, и сколько времени еще ждать неизвестно чего, вожак не знал. Убить медведя группе охотников не составляет большого труда, но это одного, а когда три зверя, да наступает вечер, это уже опасно. К тому же с испугу никто из подданных не успел прихватить свое оружие. На соседнем дереве появилась крупная рысь. Перспектива провести ночь рядом с хищниками не радовала, надо было что-то предпринимать, пока не стемнело окончательно.
Оя знал способ, как убежать от одного медведя группе охотников. Для этого следовало одновременно броситься в разные стороны перед самым носом зверя. Косолапый не сразу сообразит за какой добычей погнаться, если каждая из них одинаково вкусная. Как на этот раз поведут себя звери, думай, не думай, не отгадаешь. Выход оставался один: идти напролом, а там — кому как повезет.
Вожак жестом повелел, куда каждому из подданных бежать, подал сигнал. Звероподобные дружно спрыгнули на землю, спешно расхватали попавшиеся под руки острые палки и пики, бросились прочь с поляны. Сытый ужин умиротворил медведей, еда еще осталась, спешить некуда. Потому внезапно возникшие перед глазами двуногие лишь нарушили дремотное состояние. Вскочил один из них, посмотрел на спокойно лежащую медведицу, поцарапал лапой землю и вновь улегся головой на ногу недоеденной добычи.
Беглецы вскоре собрались воедино и, не останавливаясь для передышки, продолжили бег к вершине холма, еще освещенного последними лучами солнца. С противоположной стороны длинные пологие скаты высоты уходили к широкой лощине с речушкой посредине. Оттуда повеяло прохладой, запахом болота. Едва начался спуск, группа звероподобных наскочила на выводок жирных темно-коричневых куропаток. Расположились медлительные птицы в открытых ямках на ночлег. «Хохотнул» самец тревожно, да слишком поздно.
Быстро стемнело, вожак шел впереди, неожиданно он взмахнул руками и пропал из виду. Встревоженные подданные обнаружили предводителя в большой ловчей яме, глубиной выше головы. Но вместо того, чтобы просить о помощи, Оя приказал спрыгнуть к нему.
— Здесь пробудем до утра, — пояснил он.
Речка непрерывно нарушала тишину округи тысячеголосым гомоном лягушек. Слышалось непрерывное хлюпанье береговой грязи под ногами невидимых охотников за земноводной добычей, резкие всплески воды.
— Так шумно ведут себя жители болот к дождю, — объяснил шумное поведение лягушек один из камышан, — вон уже и облака начали затягивать небо.
Вожак приказал в стене ямы каждому для себя сделать углубление, в котором можно спрятаться от дождя и холода. Пришельцы ковыряли стену палками, выгребали землю пригоршнями. Прошло много времени, прежде чем они смогли спокойно разместиться в отрытых нишах. Но спокойствие длилось недолго. Послышался нарастающий конский топот. Оя первым, вслед за ним подданные выбрались из укрытий, начали громко кричать «о-о!» Лошади с перепугу бросились в сторону. Угроза оказаться в тесной яме вместе с крупным животным миновала. «Квартиранты» ловчей ямы вновь забрались в теплые лежанки, подальше от посвежевшего ветра.
Пошел дождь, сначала поморосил, потом полил стеной. Уставшие звероподобные начали выглядывать из укрытий, но смотрели они не на далекие тучи, а на близкое дно ямы, где вскоре появилась, затем начала быстро прибывать вода. Сама западня находилась вблизи едва заметной тропинки на склоне холма. Дождевые потоки побежали по узкой дорожке вниз к реке, начали заполнять углубление. Рыхлая почва из песка и глины на стенах вскоре начала превращаться в студенистую массу. Оя приказал выбираться из ловушки, но края ямы обламывались под руками, превращали воду в жижу. Прошло совсем немного времени, когда месиво дошло до груди пленников. Вожак приказал становиться на плечи друг другу и выпрыгивать на твердую поверхность. Выдумка удалась, последнего насмерть перепуганного красноярца вытаскивали с помощью собственной палки и длинных волос на голове.
Дождь быстро смыл грязь с перепачканных с головы до ног страдальцев и тут вожак обнаружил, что один из подданных не имеет оружия. Без разбора причин он отвесил виновнику громкую оплеуху, приказал нырять в наполненную водой яму, искать острую палку. Плавать тот не умел, глотал мутную жижу в темноте, то всплывал толчком со дна, затем вновь погружался. Когда неумеху полуживым вытащили из западни, его оружие само всплыло на поверхность.
Ливень прекратился, рассветало. Скользя по размокшему косогору, группа Оя направилась к реке, но дождевая вода превратила подступы в топкое болото. Надежда наловить хотя бы лягушек, не оправдалась. Мысли о костре и отдыхе никому не приходили. Хлюпая по грязи босыми ногами, пришельцы двинулись вдоль берега по косогору без надежды на удачную охоту, но им повезло. Недалеко от реки в обрыве Оя обнаружил пещеру и дым костра, а возле входа, меньше чем пальцев на одной руке, чужих клановцев. Сидели они у костра без оружия, неспешно поглощали завтрак.
Группа скрыто приблизилась к пещере по сырому косогору, сверху спрыгнула и внезапно оказалась перед хозяевами огня и еды. Возле костра лежала съеденная наполовину туша оленя.
Три пленника подставили свои животы под острую палку вожака. Не забыл звероподобный своей заповеди, оставил в живых два пленника, третьего вместе с остальными жителями пещеры приказал убить и бросить в реку. Недоеденные остатки добычи бывших хозяев пошли пришельцам на завтрак. После трапезы захватчики весь день отдыхали в сухой и теплой пещере. Ближе к вечеру вожак приказал достать из реки труп для ужина, жарить мясо на большом костре. После пляски победителей оявцы вновь отдыхали. Ночь прошла в безмятежном сне.
Перед рассветом над рекой и ее берегами повис туман. Вершины прибрежных верб пугающими призраками то появлялись в серой колеблющейся пелене, то вновь исчезали. Ничто не нарушало тишины, приумолкли даже лягушки. Оя сидел возле костра у входа в пещеру, бессмысленно водил глазами перед собой. Пока не рассеется туман, другого ничего не оставалось. Наконец его взгляд остановился на чирке. Птица возникла из серой пелены безмолвия, посмотрела на огонь и тут же торопливо упорхнула в туман, затем вновь появилась.
«Вот бы поймать, — ворочалась мысль, — попробовать, какова она на вкус».
Оя посмотрел вокруг, не валяется ли поблизости подходящий кусок твердой глины. Такового не оказалось, лишь крупный, угловатый камень лежал рядом. Слегка вытянутый, с двух сторон утолщенный он имел посредине крестообразную глубоко проточенную канавку и закрепленный в ней ремень длиной более двух шагов. Вожак поперекатывал туда-сюда по земле непонятное устройство. Удерживая одной рукой свободный конец ремня, другой бросил в любопытного чирка. Тяжелый камень цель не поразил, вырвался из ладони и пропал из виду. Оя разыскал пропажу, оглядел со всех сторон. Сообразил! Он отошел от входного проема в пещеру, повращал камень на привязи вокруг себя, приблизился к обрыву, ударил в глинистую твердь, снаряд погрузился в стену наполовину.
— Ха! — выдохнул радостно Оя.
Вылезли из пещеры подданные, вожак продемонстрировал возможности своей находки, в ответ получил их одобрительное покачивание головами.
Вскоре «Ха» показал себя в деле. Рассеялся туман, вожак вновь повел группу вдоль реки по косогору, но скользкий размокший грунт вынудил выйти из лощины на степной простор. Вылезли из затопленных нор мокрые суслики, неуклюже перебегали с места на место с намерением согреться, быстрее обсохнуть. Неожиданно до слуха звероподобных начали доноситься приглушенные звуки утробного урчания крупного животного. Охотникам было известно, так звучит голос мамонта, когда он попадает в ловчую яму. Впереди была добыча! Группа Оя с радостью бросилась бежать на звуки, тревожащие души кровожадных приматов.
Во второй половине предыдущего дня молодой крупный мамонт отошел от стада полакомиться высокой зеленой травой, что была поблизости в неглубокой котловине. Еда оказалась сочной, вкусной, оторваться бы, да нет сил. К вечеру заморосил дождь, но длинная густая шерсть с подшерстком воду не пропускает и травка стала даже вкуснее. Забеспокоился зверь, когда хлынул ливень. Небольшой слой песчано-галечной земли быстро промок, просел, и тяжелый мамонт оказался в ловушке. Он месил толстыми ногами траву, галечник, песок, воду, силился опереться бивнями о края котловины и выбраться на волю, но промокшая земля не выдерживала, проминалась. Вскоре, однако, ноги животного оказались на прочном галечнике, появилась возможность перемещаться по западне. Хотя котловина углубилась, голова и спина мамонта продолжали возвышаться над поверхностью.
Как ни старался Оя первым оказаться возле жертвы, а, значит, быть хозяином добычи, его опередили волки и группа врагов из родного клана во главе с младшим Оу.
Волкам не повезло. Мамонт хоботом сбрасывал себе под ноги более смелых хищников и втаптывал в грязь. Когда подбежала группа Оу, волкам ничего не оставалось, как с поджатыми хвостами отойти подальше и превратиться в сторонних наблюдателей. Они знали, рано или поздно их черед придет.
Звероподобные из клана Оу не могли сообразить, что и как делать. Бросать пики бесполезно, они не проникнут к телу животного. Длиной в полную руку шерсть по бокам, пропитанная засохшей грязью, являлась надежной защитой. Но каждый охотник знал: убить зверя можно, если приблизиться вплотную и наносить удары пикой в брюхо. Попытался один из храбрецов отличиться, подполз, мамонт поддел его под живот бивнем и бросил себе под ноги.
Оу младший сел на землю, злобно уставился на близкую, но недоступную добычу. В промежутках между шумными вдохами и выдохами животного он услышал посторонние звуки, повернул в ту сторону голову и его челюсть с крупными желтыми зубами отвисла. Быстро приближалась вооруженная группа чужаков. Оу бросился навстречу, чтобы защитить не принадлежавшего ему мамонта. Однако обе группы вскоре остановились. Оу и Оя узнали друг друга, и сразу же радость встречи сородичей погасла в яростно вспыхнувших злобных воспоминаниях. С потугами, но сообразить сумели, если начать битву, мясо достанется лишь волкам. А оно нужно и одному и другому вожакам, и его много, хватит всем.
— Где мой брат? — изобразил заботу Оу младший.
Оя пояснил, как погиб Оу старший, а пришел он, чтобы объединиться, вместе напасть на русоволосых пришелцев и отомстить. Оу кивнул в знак согласия. Чего никогда не случалось у звероподобных, враждующие стороны сумели придти к единому мнению. Вопрос о руководстве объединенными силами на повестке дня не стоял. Каждая из сторон понимала его по-своему. Все зависело от того, кому удастся справиться с мамонтом. Оу младший уже попробовал сделать это, не получилось, потому он, скрепя сердце, предоставил возможность решить задачу своему врагу.
Забытый на время мамонт начал проминать траншею, чтобы соединить западню одним уровнем с недалекой лощиной. Дело у него мало-помалу спорилось.
Оя поставил свою группу с одной стороны животного с целью отвлечь внимание на себя, сам с «ха» зашел с другой. В то время, когда отвлекатели выполнили задачу, вожак раскрутил камень да так, что смертоносный снаряд вырвался из рук, пронесся над головами перепуганных врагов-соплеменников, волки от страха шарахнулись подальше от добычи. Группа Оу ощетинилась дрекольем. Оя без смущения, будто так оно и должно быть, разыскал в траве «ха», вновь приблизился к жертве, повторил подготовку к нападению, выбрал удобный момент, ударил мамонта сзади по крестцу. Зверь утробно ахнул, подался вперед, развернулся и сделал попытку двинуться на обидчика, но задние ноги перестали повиноваться. Мамонт медленно повернул голову посмотреть, что произошло, зацепился за край котловины бивнями, остановился. Звероподобный воспользовался моментом, нанес удар летящим камнем в его широкий лоб. Зверь будто споткнулся, замер и получил еще один удар смертоносным «ха».
На правах победителя Оя одновременным взмахом рук подал сигнал своей и вражеской группам наброситься на ослабевшее животное. С этого момента без кровопролития, чего тоже никогда не случалось в кланах звероподобных, он стал признанным вожаком. Себе вновь испеченный предводитель взял лишь кусок большого сердца добычи, другой преподнес Оу, но тот отказался от подарка. Оскорбленный Оя со злостью посмотрел на обидчика, но сдержался, разрешил одной и второй группам есть мясо добычи столько, сколько влезет и еще взять с собой, кто сколько унесет. Этим позволением он, по существу, приравнял Оу к разряду рядового охотника.
Вожаком Оя пробыл недолго. Пока нагруженная мясом ватага шла по степи, он находился впереди. Оу следовал в общей массе. Едва показалось родное стойбище из нескольких шалашей, покрытых от дождя и ветра шкурами животных, он переместился вперед и возглавил шествие. Осталось идти совсем немного, Оу резким взмахом руки остановил группу Оя, не разрешил следовать дальше. Враги-едино-кланники тут же схватились врукопашную. Полетели на землю куски мяса мамонта, бросились друг на друга подданные. Оя сбил кулаком противника с ног, занес над ним подобранную острую палку, но ее выбили из рук враги-сородичи, прибежавшие на помощь Оу.
Этим вечером у большого костра родной клан съел Оя как отступника и недруга самого вожака. Нежно поглаживая трофейный «ха», Оу вспомнил слова подлеца Оя о мести за родного брата-врага, Оу старшего, повесил себе на грудь глиняного медведя, снятого с поверженного недруга.
Племя нольцев продолжило движение на север с усиленной охраной. Группа Димора выставляла теперь дозоры с четырех сторон на таком удалении от колонны, чтобы зрительная связь с вождем не терялась. Нольц по-прежнему шествовал совместно с женщинами и детьми, рядом находилась группа Данца. Ночью дозоры становились скрыто расположенными постами, завидно готовили для себя место несения службы. Группа Селона своевременно обеспечивала соплеменников свежим мясом. Люди втянулись в походную жизнь по бескрайней степи, шли босиком, чтобы сберечь сыромятную обувь. По пути переселенцы нередко видели большие и малые группы животных на привольных травах. Особенно радовали глаз косяки лошадей, стада быков, свиней. Однажды нольцы увидели небольшое стадо мамонтов. Селон загорелся желанием поохотиться, но вождь не разрешил рисковать, не было даже малейшего понятия, как это сделать, к тому же не было нужды в большом количестве мяса.
— Вот мы и пришли в края, где много живности, — говорил Лек, — чует мое сердце, скоро придем к большой реке и путешествие наше закончится.
— Слова твои часто сбываются, — ответил вождь, — пусть они сбудутся и теперь.
К вечеру этого дня нольцы расположились на ночь в сухой балке. Костры в группах разложили перед вечером, а после ужина погасили. Вождь опасался нападения звероподобных. Их не было видно, но остатки их трапез, зола потухших костров встречались.
Взошла луна, смолкли людские голоса. Прохладный ветер вынудил отдыхающих спрятаться под шкуры животных. Укрылись с головой Улка и Ия, они лежали рядом с теплым Мустом. Неожиданно лош поднял голову, навострил уши и тревожно негромко заржал. Через мгновенье дружина Данца была на ногах. Выбрался из-под шкуры вождь.
Пост охраны от группы Димора лежал в отрытой перед вечером выемке на выходе из балки. Постовые слышали тревожный голос Муста, во все глаза всматривались в слабо освещенную луной степь, вслушивались в шорохи чернобыла на ветру. Луна и балка позади. Оттуда яркий свет от небесного светила слепит глаза, сколько не смотри, все равно ничего не увидишь.
Оу обнаружил переселенцев во второй половине дня. Он не умел считать даже по пальцам, но сравнивать смог, врагов было значительно больше, чем весь его клан. Вспомнились съеденный Оя и его перебитая группа. «Они помогли бы мне в битве», — возникла и тут же погасла запоздалая мысль.
Не теряя колонну врагов из виду, от одного укрытия к другому вожак двинулся с подданными вслед. Видел, где и когда остановились нольцы, как расположились их посты охраны. С трудом, но понимал, что лишь одной атакой уничтожить пришельцев он не сможет.
«Волки не нападают на все стадо одновременно, отбивают жертву в одиночку и расправляются без особых затруднений», — пришла спасительная мысль.
Оу не разрешил подчиненным охотиться даже на зайцев.
— Ужинать станем русоволосыми, — пояснил он.
Едва во вражеском стане утихли звуки, вожак повел группу на сближение. Не доходя до балки, людоеды легли в ковыль и поползли. Так они обычно делали, подкрадываясь к стаду пугливых оленей. Помогал ветер. Он шуршал сухостойной травой, трущимися друг о друга жесткими фиолетово-бурыми стеблями чернобыла. Внизу балки темнее и трава повыше, здесь звероподобные встали на ноги. В этот момент их услышал Муст. Группа Оу замерла на месте, выждала время, затем быстрым осторожным шагом двинулись в сторону поста. Когда звероподобные приблизились вплотную, постовые продолжали смотреть туда, где местность просматривалась лучше. Напавшие людоеды убили острыми палками одного наблюдателя, другому, раненому, залепили рот грязью, затем поволокли по косогору из балки.
Вновь заржал Муст, напряженно вглядываясь в сторону подозрительных звуков. Дружинники бросились на помощь посту, но опоздали. Один стражник лежал убитым, второй исчез. Данц развернул дружину цепью, повел вдоль балки, но следов соплеменника не обнаружил. Не дали положительных результатов поиски на противоположной стороне лощины. С восходом солнца нольцы всеми группами пошли на поиски охранника, к середине дня смогли отыскать в дальней балке возле потухшего костра лишь его обглоданные кости.
— Впредь звероподобных уничтожать всех, больших и малых, — приказал вождь, вытирая слезы. — Мы пришли в эти края навсегда, жить вместе с ними не станем.
Погибших сородичей похоронили здесь же, на месте стоянки.
— Пойдем по следу врагов наших, — распорядился вождь, — нельзя оставлять их живыми, иначе нам житья не будет.
На этот раз группа Данца шла впереди широким фронтом. Каждый дружинник нес на себе лук со стрелами, короткую пику с обоюдоострым кремневым наконечником, костяной дротик, большой нож за поясом, циновку на ремне и круглый щит. Нападения неизвестной численности врагов можно было ожидать в любой момент и с любого направления. Что потребуется в битве, никто сказать не мог. В другое время часть боевого снаряжения и шкуры несли пленные.
Звероподобные уходили, не заботясь о маскировке следов, ушли недалеко. Бессонная ночь, обильная еда давали о себе знать. Свернувшись по-волчьи калачиком, носами в колени, группа спала в густых зарослях ковыля. Не дремал бдительный страж. Он обнаружил цепь русоволосых людей, когда она поднималась из лощины, разбудил вожака. Вид чужаков озадачил Оу: какие-то кривые палки торчат из-за спины, пики совсем короткие, непонятно, зачем повесили круги на грудь? Но чутье подсказывало, хотя собственные пики и палки очень острые и длинные, вооружение врагов более мощное.
«Но сородичи отважнее и сильнее», — успокоил он себя.
Вожак поднял группу, прочь не бросился при виде явно превосходящих сил противника, а быстро построил цепь, с пиками наперевес, решительно двинулся навстречу наступающим с надеждой, что они струсят, побегут. Но враги не отступили, шли без остановок. Метать пики Оу не решился, ничего другого в руках не осталось бы. Он очень обрадовался, когда под ногами начали попадаться ссохшиеся комья глины. Они хотя и не то, что камни, но с их помощью уже можно напасть на пришельцев. Подручными средствами звероподобные воспользовались незамедлительно.
Когда обе цепи сблизились на дальность броска, с вызывающей отвращение свирепой мордой вожак подал сигнал бросать куски глины. Его удивило поведение русоволосых. Они остановились, опустились на одно колено, прикрылись кругами, начали подставлять их под летевшие комья. Повторная атака глиной вновь не дала результатов.
Степные кочевники тоже остановились, но свирепый Оу зарычал на подданных, по-волчьи клацнул зубами, что означало, надо броситься в рукопашную. Вновь пики и острые палки наперевес и приматы ринулись на противника. В ответ Данц приказал изготовиться к стрельбе из луков. Атакующие не поняли смысла поведения русоволосых с кривыми палками, продолжили бег.
После первого залпа стрелами большая часть атакующих повалилась в ковыль. Оу шел впереди, что происходило за спиной, не видел. Стрелы не задели его. Когда оказался вблизи вражеской цепи, схватился за самое мощное в племени оружие, начал раскручивать трофейный «ха». Данц посмотрел в едва видимые из-под нависших надбровных дуг злобные глаза вожака, на его открытый рот со звериным оскалом, летающий над головой смертоносный камень, тщательно прицелился, выстрелил в горло врагу. Оу замер на мгновение. Продолжая кружить, «ха» облетел вокруг его плеч, ударил в спину. Данц снял с убитого врага глиняного медведя, повесил себе на шею. Трофейный камень на длинном ремне подарил потом Селону для охоты на крупных животных.
Звероподобные жили небольшими кланами, свои становища располагали вблизи небольших рек, возле ручьев, болот. Часть кланов на лето оставались на обжитых местах, другая кочевала вслед за мигрирующими на север стадами животных, вместе с ними возвращались. К началу осени в удобных для проживания местах количество кланов резко увеличивалось, росла активность хищных зверей. Кажущееся благополучие с едой и размещением, тем не менее, часто оборачивалось трудно разрешимой проблемой добычи пропитания из-за жесткой конкуренции на охотничьи угодья, удобные места для становищ. Кровавые разборки нередко приводили к уничтожению одного клана другим, как говорится, «под корень». Смертную жатву собирали внутри-клановые раздоры, болезни, ранения. Потому их родовые сообщества неизменно оставались небольшими по своему составу.
После гибели Оу оставшийся в живых сородич прибежал в родное становище во второй половине дня. Весть о гибели вожака растревожила клан, будто рой пчелиный с появлением нескольких маток. Как это постоянно случалось, одновременно двое сильных мужчин объявили себя вожаками. Они быстро сгруппировали вокруг себя сторонников, незамедлительно набросились на соперников. В результате от сравнительно многочисленного клана к вечеру осталось совсем мало здоровых мужчин. Вожаком стал Ой, самый сильный и безжалостный из сородичей. По его первому распоряжению, не разбираясь, кто за кого сражался, были перебиты тяжелораненые и престарелые соклановцы как лишние рты. Все они стали жертвами безжалостного костра. Опьяняющий успех взбудоражил разум новоиспеченного вожака. Ему казалось, он теперь непобедим, сможет справиться не только с любым другим кланом, но и русоволосыми пришельцами, о которых узнал из пояснений беглеца с поля боя. Он не понял, каким образом погибла группа Оу, но тот был неудачником, ничего другого от него нельзя было ожидать.
Ой приказал готовиться к походу. Каждый охотник обязывался иметь при себе много камней, копьеметалку и три пики, одну нести самому, две другие их женщинам-оруженосцам. Камнями вооружались и повзрослевшие дети. Вожак решил напасть на чужаков ночью, когда они уснут. Не теряя времени, Ой уже через несколько дней в радостном возбуждении двинул свое «войско» в поход с надеждой на скорую победу и желанием привести много пленных.
После гибели поста Нольц распорядился охранять стоянку по кольцу, да так, чтобы постовые видели друг друга и смогли оказать взаимную помощь в случае нападения звероподобных. Этим днем вождь выбрал место для ночлега на равнине, в крохотной лощине. Луна в безоблачном небе и тишина царили в округе. Лишь изредка спокойствие нарушали запоздалые переклички перепелов. Разводить костры вождь не разрешил, умиротворенность природы внушала ему тревогу. Он сам проверил службу постов охраны.
Группа звероподобных, как это было принято, шла ватагой без разведки и мер предосторожности. Луна светила им в глаза. Женщины нести пики на плечах не пожелали, волокли оружие по земле. Ой считал, русоволосые пришельцы где-то далеко, укрылись в глубокой балке, спят глубоким сном, потому даже на вольности женщин не обращал особого внимания.
Условный сигнал опасности от охранников поступил неожиданно. Данцу тоже не верилось, что при такой яркой луне враги могут совершить нападение, спал вместе с дружинниками. Он вскочил, спешно начал поднимать подчиненных. Через мгновенье группа бежала к месту поста охраны, потом развернулась в цепь и двинулась в степь. Чуткие уши звероподобных уловили звуки торопливых шагов, затаились в серебристом ковыле, изготовились. Но поторопились метнуть пики копьеметалками по фигуркам людей, едва видимых в лунном свете. Лишь один дружинник получил ранение в руку. Нольцы легли в ковыль, скрылись из виду.
Ой подал сигнал, его подданные мужчины, а вслед за ними женщины с пиками наперевес осторожно двинулись вперед в надежде, что враги разбежались.
Данц громко свистнул. Дружинники быстро встали на одно колено и с близкого расстояния выпустили по нападающим по паре стрел. Женский визг оповестил округу о трагедии. Теперь обороняющиеся нольцы превратились в нападающих. Они бросились с пиками на приматов, но дело до рукопашной не дошло. Многие из звероподобных лежали без движения, кому повезло, разбежались. Данц не разрешил преследовать беглецов.
Утром переселенцы не стали заниматься похоронами перебитых врагов.
— Вон сколько больших черных птиц кружится над местом ночной битвы, — кивнул вождь на небо, — пусть порадуются нашей победе.
Падальщиков нольцы назвали потом «Вранами». В обычном построении колонна продолжила путь. К середине дня она подошла к краю широкой долины с красивой извилистой речкой и узкой полоской леса по ее берегам. Вождь распорядился остановиться на отдых. Обессиленные люди уселись на траву, любовались прекрасным видом округи. Дальний склон долины за рекой заканчивался высоким обрывом. Едва переселенцы переключили свое внимание на его нижнюю часть, затаили дыхание.
Там, впереди, виднелись небольшие пещеры и бегающие туда-сюда звероподобные.
Вождь приказал лечь на землю, не проявлять себя.
— Посмотрим на этих тварей, — сказал он.
Нольцы как бы заглянули в открытую дверь повседневной жизни клана степных кочевников. Горело несколько небольших костерков, вблизи пламени на корточках сидели женщины, ковырялись в угольях, по берегу реки бегали дети, ловили лягушек, ныряли и выбрасывали из воды ракушки. Часть женщин что-то выискивали друг у друга в волосатых головах.
Во входном проеме одной из пещер показалась фигура крупного телосложения мужчины. Он посмотрел по сторонам, испуганно ойкнул. На косогоре за рекой увидел большую группу неведомо откуда пришедших людей. Броситься немедленно в битву клан не мог, мужчин было мало, да и те ушли на охоту. Вожак, а это был он, завизжал по-дикому, и стойбище тут же превратилось в подобие муравейника. Прибежали от реки дети, с наспех захваченными пожитками выскакивали из пещер женщины, появились несколько мужчин с длинными палками. Вожак громко рявкнув раз-другой, пошел на выход из лощины, вслед за ним толпой потянулись клановцы.
Нольцы глазам не верили, звероподобные уходили, добровольно освобождали собственные пещеры. Вождь воспользовался моментом, приказал немедленно начать переправу на противоположный берег и захватить пещеры. Глубина реки в узком месте у затона оказалась немного выше пояса. Переселенцы без труда преодолели водную преграду. Нольц остановил племя на берегу на случай, если придется отступать, с дружиной пошел посмотреть без боя приобретенное укрытие. Но едва посланцы начали входить внутрь, тут, же выскакивали на свежий воздух, будто встретили там диких зверей. Из притемненного пространства на людей дохнуло вонью гнили и разложений от остатков не съеденной протухшей пищи. В глубине на стенах и потолках висели космы паутины. Полусгнившая камышовая подстилка на полу кишмя кишела жуками больших и малых размеров, повсюду бегали муравьи, прыгали блохи, роились черные жирные мухи.
Нольц приказал набросать в загаженные пещеры сухого камыша и поджечь.
— Там есть рваные шкуры животных, — сказал Данц.
— Сжечь всю эту нечисть без остатка, — повторил приказ вождь.
Весь день смердели пещеры, пока Нольц не вышел из терпения и не распорядился обрушить жилища звероподобных, как непригодные для жилья.
Вождь видел: соплеменники измучены непрерывным движением со сном на открытом воздухе, ему тоже хотелось отдохнуть в уютной тишине пещеры, чтобы не поддувал ветер под шкуру и не бояться дождя. Не получилось, но и уходить из долины не хотелось.
— Ночь проведем у реки, — распорядился он.
Этой ночью над стоянкой нольцев висела полная луна. В ее сиянии округа окрасилась в голубые тона. Слышались неповторимые запахи степных трав, реки. Послышалось далекое ржание лошади, Муст проворно вскочил, ответил неокрепшим голосом сородичу. Перекличка животных привлекла внимание волков. Сверкание их глаз на выходе из долины беспокоили лоша, Улка успокаивала любимца, просила охранников прогнать хищников.
— Не хочется уходить отсюда, — сказал Нольц утром. — Место уж больно хорошее, тихое. Если волки поблизости, значит и добыча недалеко, охота у нас будет удачной.
— Надо идти к реке До, — не согласился с отцом Данц.
— Пройдись вдоль речки туда, куда она течет. Лек говорит, большая река где-то здесь в округе, возможно, это то, что мы ищем.
— У здешних волков мех очень теплый, мягкий, надо запастись их шкурами, — включилась в разговор жена вождя Люа. — В волчьих штанах и куртке Ия чувствует себя хорошо даже холодной ночью и при сильном ветре.
Не мешкая, Данц приступил к выполнению задания отца. Идти в поход вместе с ним напросился Юх, как умеющий плавать, и Лек с намерением посмотреть, какие травы растут в этих краях.
Берега речки повсюду были покрыты густой сочной травой, заросли тальником, камышом, к воде не подступиться. Высокие вербы широкими кронами закрывали небо.
Отряд налегке шел быстро, люди с интересом разглядывали местную растительность, вслушивались в разноголосые птичьи разговоры, всплески в речных зарослях, шуршание прибрежных кустов. Неожиданно голоса пернатых смолкли.
— Не нравится мне наступившая тишина, — подошел Лек к командиру отряда. — Куда подевались птицы, только что их было много вокруг?
— Они не испугались даже, когда мы здесь появились. Похоже на то, что вблизи объявился крупный хищник, — огляделся вокруг Юх.
Данц подал сигнал остановиться, растянул дружинников в цепь, но им сразу пришлось перестраиваться в круг. Вблизи в высокой траве со всех сторон поднялись звероподобные с длинными пиками и острыми палками. Они молча разглядывали людей, обменивались непонятными жестами, удивленно кивали на короткие пики, круглые щиты, изогнутые палки.
Появление вблизи, куда не погляди, звериных морд в человеческом обличии обескуражило дружинников. Но замешательство длилось недолго. Хотя изготовиться для стрельбы луками времени не было, враги стояли рядом и могли наброситься в любой момент, нольцы не дрогнули. Они проворно прикрылись щитами, схватились за пики. Звероподобные долго рассматривать пришельцев не стали. Один из них будто громко всхлипнул и вся группа с выставленным перед собой дрекольем бросилась на незнакомцев. Но удары нападающих оказались слабыми. Грубо обработанные тупые наконечники не пробивали двухслойные щиты. Приматы засуетились, продолжали спешно тыкать длинными палками и пиками в защитные круги, мешали в сутолоке друг другу. Дружинники без особого труда отбивали удары короткими пиками.
В лучшем положении оказались Данц, Лек и Юх. Они находились внутри кольца, быстро изготовились и начали стрелять из луков из-за щитов дружинников. Среди звероподобных появились убитые и раненые. С растерянным видом они начали оглядываться, сделали шаг-другой назад. Но опять вожак «всхлипнул» и атака возобновилась с новой силой. Один из звероподобных, могучего телосложения, всей своей тяжестью навалился на пику, прорвал щит дружинника, опрокинул его на землю, но сам оказался внутри вражеского кольца перед Юхом. Чернокожий торопливо выстрелил в разъяренную морду врага. Стрела впилась напавшему в глаз. Раненый взвыл по-звериному и упал замертво. В спешке нападающие с длинным дрекольем приблизились вплотную к щитам дружинников. Нольцы могли теперь разить врагов короткими пиками. Сначала один из них с раной в плече побежал с места битвы, за ним другой. Неожиданно раздался короткий вой и звероподобные одновременно бросились к реке. Дружинники устремились вслед, на бегу бросали дротики, кололи пиками бегающих по берегу приматов, стрелами били на воде. Юх с короткой пикой бросился в реку, успел до ее середины утопить двух приматов.
На противоположный берег выбралось около десятка напавших врагов. Между ними сразу вспыхнула рукопашная за право называться вожаком. Нольцы могли лишь молча наблюдать, как убивают и калечат друг друга каменными ножами звероподобные. Наконец вожак объявился. С двумя здоровыми, одним хромым и тремя ранеными, он удалился в степь.
Трое дружинников получили ранения. Данц зажимал рукой небольшую рану на плече, не успел прикрыться щитом. Двое других тоже могли свободно передвигаться. Один дружинник погиб.
Поблизости от места битвы на реке имелась обширная заводь со стоячей водой. За лето она обмелела, поверхность густо заросла зелеными водорослями, берега покрылись осокой. Данц приказал убитых врагов бросить в студенистую жижу.
— На нашей земле не должны валяться даже их кости, — пнул он ногой в морду одному из трупов.
— Как поступим с убитым соплеменником? — спросил Лек.
— Подвесим повыше на сук дерева, когда будем возвращаться, понесем на свою стоянку.
— Надо бы оставить одного из убитых врагов на земле, придет медведь, на дерево не полезет.
— Будь, по-твоему.
Данц построил отряд. Прибежал посыльный от головного дозора с тревожной вестью.
— Впереди в лощине очень крупный медведь ест клевер, водит носом вдоль реки и в нашу сторону, — сообщил он.
— Совсем оголодал, — удивился Данц, — чего доброго, может напасть и на нас.
— У медведей в родных краях клевер — любимая еда, — сказал Юх, — их трудно оторвать от этого занятия.
— А носом водит, похоже, учуял он трупный запах с места битвы, — сказал Лек.
— Не станем рисковать, и добыча нам такая не нужна, обойдем стороной голодного зверя, — распорядился командир отряда.
Нольцы благополучно обошли опасное место, вновь приблизились к реке. Она заметно расширилась, один за другим начали попадаться тихие широкие, но неглубокие ручьи с чистой прозрачной водой. Потом берег резко понизился, под ногами появилась мокрая хлюпающая земля.
— Близко большое озеро, — сказал Лек.
Отряд вышел из долины, но вскоре остановился. Головные дозорные первыми застыли с открытыми ртами и поднятыми вверх руками. Вслед за разведчиками в крайнем удивлении цепью выстроились отрядовцы. Их взору открылся изумительный вид. Широкой лентой от горизонта до горизонта, стремительным потоком несла свои воды река. Данц долго смотрел на неспокойную воду, на неблизкий противоположный берег.
— Все! — воскликнул он. — Мы пришли туда, куда стремились так долго. Это и есть долгожданная река До.
Командир отряда сел на край берегового обрыва, опустил ноги вниз, соплеменники разместились рядом. Очарованные рекой люди с наслаждением вдыхали насыщенный влагой воздух, смотрели по сторонам, радостно улыбались. Противоположный низкий берег зеленел множеством деревьев. Одни из них стояли с опущенными в воду ветвями, другие кудрявились густыми переплетениями ветвей, третьи гигантами поднимались ввысь. Вокруг и в кронах мельтешило множество больших и малых птиц. По темному отражению деревьев на поверхности воды вблизи берега неспешно плавали белые гуси. Низко над головой пролетели две пары уток, шумно плюхнулись недалеко от берега, то в одном, то в другом местах виделись частые всплески на поверхности реки.
— Рыба! Ее много! — радостно воскликнул Юх.
Очарованные красотами реки-мечты нольцы расслабились, увлеклись любованием. Тыльные дозоры тоже забылись, смотрели вдаль, а когда вспомнили о своих обязанностях, обернулись. Недалеко крадучись приближалась группа звероподобных. Изготовиться к отражению атаки времени не было. Сработал инстинкт. Данц первым сорвался вниз ногами в воду, вслед за ним неорганизованной кучей последовали отрядовцы. Исцарапанные, с ссадинами и ушибами в клубах пыли нольцы оказались по пояс в воде. Когда посмотрели на обрыв, там, где они только что сидели, стояли звероподобные с острыми палками в руках. Метать свое оружие приматы не решились, нашли иной способ поражать загнанных в воду людей. Они отламывали куски земли от края обрыва и бросали вниз. Увесистые комья выбивали из рук дружинников щиты, пики, падая в воду, поднимали брызги со всех сторон, затрудняли видимость.
— Перемещайтесь к стене обрыва, — крикнул командир отряда, — там безопаснее.
Осмелев, нападающие начали совсем близко подходить к обрыву, каждому хотелось получше рассмотреть обреченных на гибель русоволосых людей, наклонялись над кручей, скалили крупные желтые зубы то ли для угрозы, то ли попросту радовались большой удаче.
Нольцы к тому времени стали приходить в себя. Дружинники воспользовались небольшой паузой в активных действиях противника, начали спешно снимать из-за спины луки. Данц приказал изготовиться для стрельбы. По его сигналу отрядовцы одновременно выстрелили намокшими стрелами с расстояния в несколько шагов. Часть звероподобных тут же рухнули вниз, где их встретили короткие пики. Дружинники слышали наверху звериные вопли, но когда с трудом взобрались на обрыв, нашли лишь одного убитого со стрелой в груди и колотой раной в спине от острой палки. Еще внизу командир отряда распорядился бросать в воду врагов, будь они живыми или мертвыми. Здесь, наверху, убитого оставили на съедение хищникам.
Утром следующего дня вождь с группами Селона, Димора, Луча и детьми отправились познакомиться с большой рекой, подобрать место для стоянки. Возле разрушенных пещер остались Данц с дружиной, больные и раненые сородичи. Не пожелала идти Улка. Со вчерашнего вечера она не отходила от Данца, часто перевязывала рану, прикладывала по совету Лека приготовленные снадобья, осторожно поглаживала припухшую руку. С девичьего лица не сходил румянец, глаза ее светились радостью, что смогла побывать с парнем наедине, помочь ему справиться со страданиями.
Раненый терпеливо переносил боль, с умилением глядел в лицо, брал девичьи руки, прижимал ладони к груди. Прибежала Ия, она тоже осталась на стоянке, жестикулируя, пояснила, что Муст ведет себя неспокойно. Данц поднял на ноги дружину, погладил по голове Улку, неожиданно для самого себя нагнулся и поцеловал врачевательницу в губы. Девушка замерла на мгновение, обвила шею парня руками, потом с улыбкой отстранила от себя.
Тревога оказалась ложной. Лош почуял косяк лошадей на водопое, едва не оторвался от привязи.
Соплеменники возвращались после осмотра реки с глубоким чувством удовлетворения. Все были довольны, что наконец-то кончилось их длительное переселение полное опасностей и лишений. Оказалось, река от стоянки совсем близко, если идти напрямую через степь.
Вождь позвал сыновей, Лека, Луча.
— Удобного места для становища обнаружить не удалось, — сказал он, — голая степь и больше ничего. Берег реки высокий, подойти к воде затруднительно.
— Я дошел до устья нашей речки, осмотрел округу вдоль долины, — высказался Данц, — лучшего места, чем это, возле речного затона, нет.
— Мне здесь тоже по душе, — поддержал младшего брата Димор.
— Согласен, — кивнул Селон.
Лек рассказал, что за короткое время он успел насобирать кучу полезных для лечения трав.
— А сколько здесь тальника для стрел! — воскликнул Луч.
— Решено! — подвел итог дискуссии вождь. — Создаем становище у затона, а это значит вблизи реки До. С этого дня будем именовать наше племя «Донольцы», что означает нольцы на реке До. Реку назовем «Дон», а «ольцы», мы и есть ольцы. В память о прошлой жизни я по-прежнему остаюсь Нольцем.
Уже этим днем вождь определил место каждой группе, где она должна отрыть для себя пещеру.
— Земляной грот — жилье временное, — говорил он, — в холодное время в нем долго не проживешь. Позже построим прочные теплые жилища.
— А как станем жить в сезон дождей? — спросил Димор.
— Он бывает в наших прежних теплых краях. Сюда, похоже, придут холода вместо дождей.
— Из чего станем сооружать жилища?
— Вокруг мало деревьев, а которые есть — очень большие, справиться с ними нам не под силу. Как только переберемся в пещеры, начнем собирать в округе многочисленные кости монтов, других крупных животных. С их помощью начнем строить.
Возведение пещер, однако, шло медленно, работами занимались лишь пленные под руководством Юха. Димор круглосуточно охранял становище, у охотников было много своих дел, женщины трудились над обработкой кож, изготовлением одежды, обуви, занимались сбором пригодных для еды кореньев и стеблей сочной прибрежной травы, поддерживали огонь в кострах.
За короткое время на новом месте вождь дважды «награждал» соплеменниц поглаживанием головы. Одна из них случайно уронила большой кусок свежего мяса в темную из-за большой глубины воду затона, а когда его выловили через несколько дней, главный продукт нольцев оказался свежим. Открытие было ни с чем несравнимым. Оно позволяло донольцам в свежем виде сохранять длительное время большие мясные запасы, сократить количество выходов на изнурительную охоту. Другая преподнесла вождю свое открытие в зажатой ладони. Она собирала высохший навоз животных для костра, увидела незнакомую птицу, которая клевала светлые сережки на сухой траве. Женщина расшелушила колосок, внутри находились ядрышки, попробовала на вкус и запрыгала от восторга. Так в племени донольцев появились первые вкусные зерна степного овса.
Вскоре все женщины получили задание вождя собирать по степи спелые зерна, какому бы растению они не принадлежали. Позже к работе подключились охотники, дружинники и даже дети. Добыча малой толикой передавались Леку, он определял, можно ли есть семена.
Луч занимался перевооружением соплеменников новыми стрелами и луками. Наличие хорошего тальника позволило делать стержни менее ломкими и в нужном количестве. С костяными прокаленными наконечниками стрелы шли на вооружение охотников и охранников, более тяжелые, с обоюдоострыми кремневыми наконечниками передавались дружинникам.
Группа Данца получила новую задачу. Она должна была курсировать по долине и направлять стада животных, чаще табуны лошадей, в обход становища, отыскивать и уничтожать мелкие группы звероподобных. Приматы день ото дня встречались реже и реже, но угроза их появления в долине не уменьшалась. Вождь полагал, что изгнанный из пещер клан вновь попытается захватить свои жилища.
Пленные с утра до позднего вечера костяными копалами ковыряли податливый желтоватый суглинок обрыва. Дело спорилось, но когда первая пещера была отрыта на нужную глубину, потолок частично обрушился. Юх попытался залепить это место глиной, мокрая латка не держалась. Работы во втором гроте закончилась с тем же результатом. Выход из положения нашел руководитель работ. Он из прутьев тальника сплел мат, отыскал четыре крупных бивня мамонта, вкопал их в землю так, чтобы концы образовали купол. Привязал к опорам поперечины из костей крупных животных, прикрыл каркас тростниковым плетнем, земля перестала сыпаться на головы.
Лишь после того, как пещеры подобным образом были сделаны, вождь распределил их между группами и разрешил вселяться. Впервые за многие луны, дни и ночи люди стали обладателями крыши над головой, когда под шкуру не проникает со всех сторон холодный воздух, не надо с тревогой смотреть на небо. Одно неудобство осталось. Костер можно было разложить лишь у входного проема. Но свет от его пламени и теплая глубина нового жилища создавали и без того долгожданный уют и душевное спокойствие. Первым вечером донольцы после ужина устроили возле костров пляски, пели во все горло свое «ояр-ояр-ояр».
Необычные в округе звуки привлекли внимание ее обитателей. Со всех сторон в темноте засверкали зеленые и красные огоньки звериных глаз. Но что они теперь для донольцев, так, не достойные внимания! Неожиданно на противоположном берегу реки они погасли. От поста охраны прибежал посыльный, сообщил вождю о появлении на выходе из поймы звероподобных. Дружинники схватились за оружие, бросились вслед за посланцем. Когда они перешли речку, приматы неспешно начали отходить по косогору и вскоре пропали из виду. Преследовать нарушителей спокойствия Данц не разрешил.
Ночь прошла спокойно, донольцы отоспались в тепле и уюте вдоволь, чего с ними давно не случалось. Земля с потолка не сыпалась, но Юх не давал гарантий, что этого не случится.
Утром вождь отдал новое распоряжение.
— По всему видно, — говорил он, — звероподобные начали нас бояться. Впредь за ними не гоняться, не убивать, если не нападают. Надо лишь гнать их с нашей земли туда, куда летят птицы весной. Пусть они там живут и сюда не возвращаются.
— Чем мне теперь заниматься? — спросил Данц.
— По-прежнему совершать рейды по окрестностям, сжигать на обнаруженных стойбищах врага шалаши, навесы, разрушать пещеры, убивать всякого, кто окажет сопротивление. А кроме того, охранять родное становище от нашествия хищников и других животных.
— У меня не будет времени строить жилище для дружинников.
— Другие построят.
Неожиданно открытый способ хранения запасов мяса более всего радовал охотников. Перестали они бояться угрозы бросать в костер, не съеденный в срок главный продукт племени, теперь можно было охотиться и на крупных животных. Уже вскоре такой случай представился. В ловчую яму степных кочевников завалился взрослый мамонт. Все его усилия выбраться из западни оказывались тщетными. Вождь не разрешал охотиться на великанов. Внушали они уважение своими размерами, мощным телом, мягким неторопливым шагом. Сегодняшнее безвыходное положение для зверя могло закончиться лишь одним он должен был погибнуть. Селон удачно применил трофейный «ха», избавил зверя от страданий.
Переносили и опускали в затон свежее мясо мамонта группы Селона, Данца, женщины и дети. Запасов хватило от одного полнолуния до другого. Свободные от своих обязанностей охотники первыми приступили к работам по возведению постоянного жилища на случай холодного времени. Начали подготовительные работы и охранники, но ни в одной, ни в другой группах дела не шли.
После длительных обсуждений, что и как делать, вождь согласился с сыновьями, надо возводить одну длинную полуземлянку в рост человека с отдельным входом и собственным костром для каждой группы. Главным строителем назначался Юх. Нольц дал ему право отдавать распоряжения по работам любому соплеменнику за исключением вождя и руководителей групп. Ему необходимо было продумать, в первую очередь, конструкцию жилья и получить разрешение вождя на претворение в жизнь задумок.
Юх сначала посчитал на пальцах рук и ног, сколько человек в каждой группе. Самая большая из них — дружинники, чуть меньше охотников, у Селона и Луча не было и того. При подсчете количества людей в своей команде возник вопрос. Юх пошел к вождю.
— Мы, пленные, часть племени? — спросил, осмелевший «прораб».
— Безусловно, коли, делаем общее дело.
— Нам нужны жены, чтобы жили, как все.
Вождь почесал затылок. Вопрос застал врасплох, хотя подобная мысль возникала и не раз. Но спешка, как он полагал, была излишней.
Нольц позвал сыновей.
— Нельзя наших женщин отдавать пленным, кто они такие? — возмутился Димор.
— Пленные постоянно живут с нами. Они уже наши соплеменники, Юх бился со звероподобными не хуже каждого из нас, отец назначил его главным строителем, — ответил Данц.
— Отдать вроде бы нельзя, верно. Можно по-другому рассудить. Пусть наши женщины, если захотят, выберут себе мужей из пленников. Вдов у нас много, им нужны мужья, семьи, — сказал Селон, — а в племени их дети не будут лишними.
— Поступим так, как говорит старший сын, — закончил дискуссию вождь после продолжительных раздумий.
Нольц собрал незамужних женщин, отдельным рядком посадил умытых, причесанных пленников.
— Выберите себе мужчину, с которым желаете жить, как муж и жена, — обратился вождь к соплеменницам, — но главой семьи будет он.
— Дети могут появиться не такими, как у всех, — улыбнулась самая молодая из них, Юка.
— Все они станут нашими соплеменниками.
Невесты не заставили себя долго упрашивать, подходили к чернокожим, темнолицым, черноголовым женихам, брали за руку, подводили к вождю. Расторопная Юка первой подвела к нему Юха. «Прораб» смущенно улыбался.
Этим вечером у костров донольцы пировали. За рекой в дупле старого дерева Селон обнаружил пчелиный рой. Мед из сот вытопили, развели водой. Люа хранила слабый хмельной напиток в бурдюках на случай важных событий. Сегодня медовуху пили за здоровье вождя, желали молодоженам нарожать много детей, закусывали свежей свининой и волчатиной. До позднего вечера у затона соплеменники распевали «ояр-ояр-ояр», звучала дудочка Кола, свистульки Улки, ритм задавал «бум» Лека. С этого вечера пленных у донольцев не стало, но появилась группа строителей во главе с Юхом.
Следующим днем Нольц согласился с наметками строительства постоянного жилища для племени. Предполагалось строить его заглубленным рядом с пещерами и так, чтобы в едином удлиненном сооружении имелись отдельные отсеки для каждой группы с собственным входом. Предусматривалось, кроме того, что тыльной стороной жилища станет обрыв, переднюю его часть составят наружная и внутренняя стены, которые образуют коридор единый для всех отсеков. Внутренние перегородки жилища намечалось возвести с помощью костей крупных животных. В связи с большим объемом земляных и по сбору костей работ Юх убедил вождя привлечь на строительство как можно больше людей. Нольц согласился. От прежних обязанностей не освобождались лишь дружинники. Данц разделил группу на две части. Одна из них постоянно находилась вблизи становища, вторая патрулировала ближние границы долины. Кроме того, обе группы совместными усилиями должны были отражать внезапные нападения звероподобных. Они же занимались охотой на все, что предоставлял случай, и было съедобным.
Однако в план строительства неожиданно пришлось вносить существенные поправки. Однажды Юка с другими женщинами собирали ракушки вдоль берега. Любопытная жена «прораба» увидела на изгибе реки желтого цвета обрыв. Оказалось, то была глина. Она отломила кусок, размяла с помощью воды, попробовала вылепить медведя как у Данца. Не получилось, швырнула уродца на землю. Во время следующего посещения этого места Юка обнаружила свое творение и очень обрадовалась. В руках оказался твердый предмет, покрытый трещинами, но не ломался. Не разбился он и при ударе о землю. Ради интереса женщина принесла творение своих рук в пещеру, показала мужу. Юх долго глядел на глиняную вещицу, попробовал вытянуть из нее влипшую травинку, затея не удалась. Старший группы строителей побежал к вождю.
— А что если… — Юх рассказал о своей задумке.
— Бросить все другие работы, — распорядился Нольц, — Юх предлагает дело стоящее.
Чувствовалось дыхание осени. Начали желтеть листья на деревьях, опадать. Укорачивался день. Хотя по-прежнему стояла теплая погода, рано наступали прохладные вечера. Теперь едва рассветало, донольцы делали саманные блоки длинной в один шаг, шириной в его половину и толщиной в две четверти. Женщины и дети заготавливали сухую траву, мужчины ногами месили ее с глиной и водой, Димор соорудил из костных лопаток животных четырехугольную форму, с помощью которой делал блоки единых размеров быстрее. Другие группы незамедлительно переняли опыт.
Когда появился серп молодого месяца, по нему велся счет временам года, на берегу Белояры, так нольцы назвали свою речку, лежало множество подсохших саманных изделий.
Первый крайний отсек Юх начал возводить для своей группы без заглубления пола. По размерам он был менее других. Ему хотелось поскорее посмотреть на результаты своей задумки и труда соплеменников. Отсек строителей стал как бы опытной площадкой. Каждый тяжеленный саман волокли четверо мужчин на лопатке мамонта. Во время возведения наружной стены блоки укладывались плашмя, на боковину они ставились в перегородках между отсеками. Едва первый из них приобрел законченный вид, донольцы сгрудились возле стен, с интересом разглядывали невиданное диво. Еще бы, на ровной земле стояло сооружение, в котором можно укрыться от ветра, а если положить крышу, то и от дождя.
— А где будет костер? — спросила Улка.
Юх виновато поглядел на девушку, на вождя. Костер планом не предусматривался. Донольцы наперебой стали предлагать варианты его расположения. Первым нашелся «прораб». Он посчитал, что костер можно разводить возле тыльной стороны жилища, а дымоход сделать в стене обрыва.
— Места меньше будет занимать.
— Будь, по-твоему, — согласился вождь.
Этим вечером Данц сообщил отцу:
— Вблизи опушки дальнего леса видел стадо оленей. Самцы бьются между собой. В наших краях, которые мы покинули, они занимались этим делом перед сезоном дождей. Здесь, наверное, погода тоже вскоре изменится.
Нольц немедленно распорядился ускорить строительство жилища, работать все светлое время суток и при свете костров. Он не разрешил делать крыши в готовых отсеках, пока не возведут все стены и не будут подготовлены площадки для костров с поддувалами и дымоходами, как это было в землянках в предгорьях Ольца.
Ночью в пещерах стало заметно свежее, наружные костры грели плохо. Люди чаще и чаще поглядывали в сторону нового жилища. Вытянутое вдоль обрыва сооружение с надежными стенами и перегородками для каждой группы вызывало почтительное отношение к «прорабу», его чернокожим, темнолицым и черноголовым строителям, их женам.
Наконец настал день, когда Юх доложил вождю о завершении работ по возведению стен и сразу получил указание начать строительство крыш. Женщины и мужчины плели плетни из тальника, строители укладывали поверх стен отсеков длинные бивни мамонтов и кости крупных животных. Все это связывалось ремнями, поверх накладывались более мелкие части скелетов, пока не оставались небольшие окна в центре. Они закрывались потом лопатками и ребрами быков. Основание крыши укрывалось плетнями. Юх предложил обмазать плетенки толстым слоем глины и на этом закончить работы. Однако вождь не согласился, приказал с низовий Белояры носить камыш, плести из него длинные маты, укладывать поверх плетней и лишь потом обмазывать глиной. После столь существенного усовершенствования в строительстве Нольц признал, что крыша и надежные стены вполне пригодны для проживания соплеменников в холодное время. Осыпались последние листья с деревьев, в синем небе ни облачка, медленно плыла по воздуху паутина, пожухла трава. В первую очередь внутренние работы закончились в центре жилища, в небольшом отсеке для вождя и его детей с семьями. Входной проем в помещение закрывался свободно подвешенным куском бычьей шкуры. У дальней стены с обеих сторон от места для костра, располагались лежанки вождя с женой и старшего сына, вдоль боковых размещались Димор и Данц. Места отдыха для детей находились рядом с родительскими. Устланный травой пол прикрывался шкурами животных шерстью наружу, в стены были вбиты мелкие кости для развешивания одежды и оружия. В центре отсека возвышались два самана, густо обмазанные глиной, над очагом в стене строители сделали углубления для установки костяных вертел.
Позже подобным образом оформлялись другие помещения. А потом настал день, которого ждали с нетерпением взрослые и дети племени. Он ознаменовал собой завершение периода переселения, начало совершенно новой жизни. Вождь разрешил соплеменникам переселиться в «саманную крепость», как он назвал жилище, зажечь во всех группах костры. К вечеру люди оказались в собственных отсеках, где у каждого своя мягкая и теплая лежанка, пламя костра освещает стены и потолок, рядом жена и дети, не надо думать, как согреть семью. Донольцы вспоминали полузабытый уют в землянках предгорья Ольцы, с удовлетворением отмечали, что в новом общем жилище он несравнимо лучше. Чего стоили одни саманные стены! А непромокаемые крыши!
Все становище бурлило радостью жизни, в отсеках слышался неповторимый аромат горевших сухостойной травы, камыша, мелких костей животных. До утра над саманной крепостью змеились завитки дыма.
Праздное настроение, как всегда, проходит быстро. Наутро людей ожидали новые заботы. Природа будто поджидала, когда новые хозяева долины управятся с переселением. Первое, что они увидели, когда взошло солнце — траву, обрыв, жилище, берег Белояры, всю округу в едином сером цвете. Первый мороз! Заметно похолодало. Если еще вчера донольцы работали в одних штанах и босиком, сегодня понадобились меховая одежда и обувь. Переселенцы до этого дня не видели инея, брали ледяные кристаллики, чтобы посмотреть, что это такое. С удивлением обнаруживали на ладонях лишь капельки холодной воды.
Интуитивно вождь понял: сверкающее белое вещество и есть первые вестники начала похолодания. Он распорядился всем без исключения соплеменникам, кроме наблюдателей, немедля приступить к сбору сухой травы, навоза, мелких и крупных костей животных для собственных костров. Принимали участие в работах сам вождь и его семья. Освободившиеся пещеры превратились в склады топлива.
С этого дня заметно увеличилось количество животных, идущих в сторону гор.
— Скоро нечем станет кормить Муста, — обратилась Улка к вождю, — он остался один в пещере, а мне его жаль.
— Как, по твоему разумению, следует с ним поступить?
— Надо отпустить на волю, в табун. Убивать его нельзя, он много раз помогал охранникам.
— Пусть будет так.
Однажды днем за рекой на водопой остановился табун лошадей. Девушка вывела повзрослевшего лоша, сняла с шеи поводок. Муст увидел табун, поднял голову и жалобно заржал и тут же услышал ответный призыв. Свободу он почувствовал сразу. Отошел на несколько шагов, посмотрел на Улку радостными глазами, круто развернулся, поднял хвост дугой и стрелой помчался вдоль берега Белояры. Девушка плакала, навернулись слезы у самого вождя.
Изменение погоды внесло коррективы в усовершенствование жилья. В едином коридоре было постоянно свежо. Люди выходили и входили в помещение вместе с холодным воздухом, костры помогали мало. Вождь позвал Юха.
— Надо в каждом отсеке повесить еще одну шкуру с внутренней стороны входного проема, — предложил «прораб», — открывать станем поочередно, тепло будет сохраняться, и костры начнут согревать жильцов получше.
Вождь без промедления проверил, как на практике будет работать предложение Юха. Изменение температуры в своем отсеке почувствовал сразу, этим же вечером отдал распоряжение иметь дополнительную защиту от холода в каждой группе. Потребовал, кроме того, на ночь прикрывать кусками шкур вытяжные шахты над кострами сразу после погашения костров.
Следующим днем донольцев ожидало еще одно испытание. Соплеменники собирали топливо, разбрелись по долине, группа Селона ушла на охоту. Прибежал посыльный от поста наблюдения, сообщил вождю, что в сторону становища идет большая группа звероподобных. Нольц ударил в «бум». Его голос волной прокатился по тихой окрестности, долетел до охотников. Прошло немного времени, сбежался со всех сторон народ с оружием и просто с палками в руках. Мужчины выстроились группами перед жилищем.
Вождь выслал навстречу врагу дружинников, Димор и Луч со своими людьми окружили становище в готовности отразить нападение. Женщины с детьми спрятались в саманной крепости.
Звероподобные шли с верховий Белояры толпой, выглядели необычно. Дружинники видели их еще в теплое время, тогда они ходили голышом или в набедренных повязках. Едва похолодало, степные кочевники обрядили тело и ноги в волчьи шкуры, с первым морозом надели еще по одной. Сегодня они походили на медведей, идущих на задних лапах.
Данц остановил дружину, выстроил цепь, приказал изготовиться для стрельбы из лука. Он понимал: поразить противника стрелами, как это делалось успешно и не раз, теперь не удастся. Двойные, возможно, тройные шкуры, непреодолимые преграды, а это означало неминуемую гибель дружины.
— Подпустим поближе, — распорядился Данц, — по моему сигналу бить стрелой поганых в морду.
Приматы в волчьих шкурах тоже остановились, начали размахивать руками, перемещаться с места на место. Потом от толпы отделились трое, они отошли от толпы на небольшое расстояние, между ними вновь продолжилась «дискуссия» верхними конечностями, рычанием, злобными выкриками.
«Похоже, не могут договориться» — пришла обнадеживающая мысль, — иначе были бы уже здесь».
Догадка быстро подтвердилась. Более высокий из тройки вдруг отделился, махнул рукой вперед и середина вражеской толпы, молча, двинулась на донольцев. Вскоре нападающие остановились, начали бросать смерзшиеся комья глины, дружинникам опять пришлось увертываться и защищать себя щитами. Атака глиной длилась недолго. Звероподобные взяли острые палки и пики наперевес, вновь двинулись на донольцев. Когда до них оставалось совсем немного, дружинники залпом выстрелили. Звериный вой огласил округу, и многие из атакующих повалились на землю, остальные замерли на месте, оторопело глядели по сторонам, не понимая, что произошло. Дружинники рывком сблизились и пиками завершили уничтожение пришельцев. Стоявшая невдалеке толпа степных кочевников молча наблюдала за избиением себе подобных.
Данц приказал трупы убитых врагов сложить один на другого стенкой, под ее защитой изготовился к отражению новой атаки. Однако толпа звероподобных неожиданно бросилась бежать прочь. Неуклюже ковыляя в тяжелых шкурах, она могла быть легкой добычей для донольцев. Но дружинники на преследование не пошли, врагов было слишком много, да и неясной оставалась причина их бегства. Недоразумение вскоре прояснилось. Место битвы оказалось на пути Селона, бежавшего к становищу по зову «бума». Преследовать беглецов донольцы и двумя группами не стали. Победители поснимали с убитых врагов волчьи шкуры, вместе с охотниками возвратились в становище.
Пробудились донольцы однажды утром, выбрались из теплых отсеков на свежий воздух и остановились в недоумении. Вся округа — сплошное белое однообразие. Нигде не было видно земли. Лишь обрыв да темная лента реки выделялись на общем светлом фоне. На крыше жилища лежал толстый слой белого вещества. Слепило глаза. Посмотреть на дивное диво высыпало все племя донольцев. Люди с опаской брали полной горстью белые хлопья, но сразу отбрасывали, стыли ладонь и пальцы. Снег людям не понравился.
Закончилось в затоне мясо. Селон смотрел то в одну, то в другую стороны и не мог решиться, в каком направлении идти, всюду одна и та же белизна. После долгих раздумий двинулся вверх по течению Белояры. Из волчьих шкур поршни на ногах, галицы на руках и куртки с капюшоном шерстью наверх надежно защищали охотников от холода.
Природа будто вымерла. Стояла мертвая тишина, перед глазами чарующая красота белой пустыни. Пушистый снег проминался под ногами людей едва ли не по колено, затруднял движение.
Далеко впереди завиднелось небольшое стадо животных. Группа Селона гуськом, след в след, пошла на сближение, но ее ждало разочарование. Паслось около десятка мамонтов. Опустив головы, они в неглубокой лощине раздвигали бивнями снег, ели еще не замерзшую траву. Увлеклись великаны, нет у них врагов, бояться некого, в открытом поле к самкам с молодняком не подпустят ни хищника, ни человека. Охотники не имели намерений напасть. Стадо — не добыча, опасность и немалая. Приблизились люди из любопытства, интересно все-таки посмотреть вблизи, какие они на воле, а не в ловчей яме. Самый крупный в стаде мамонт неожиданно поднял голову, увидел охотников, зашевелил туда-сюда бивнями, поднятым хоботом протрубил низким звуком тревогу. Остальные животные прекратили завтрак, сгруппировались. Вожак выдвинулся вперед, короткими шагами смело пошел на пришельцев. Его загнутые в разные стороны бивни угрожающе опустились вниз, готовые ударить, смять любое живое существо. Не менее мощные два других мамонта правее и левее первого, энергично болтая волосатыми хоботами, тоже двинулись на людей. Снег для них не преграда, сминая его ногами-тумбами, звери приближались. Селой первым, за ним остальные охотники бросились бежать назад по самими же протоптанной в снегу тропе. Мамонт-вожак еще раз протрубил и погоня прекратилась.
В бедственном положении оказались зайцы-беляки. Их длинные задние ноги вязли в толстом и рыхлом слое снега, не доставали до земли. Основной способ защиты — быстрый бег не получался. Могли они делать лишь небольшие прыжки, становились легкой добычей нольцев. Те из них, которые лежали неподвижно, сливались белым пухом с такого же цвета местностью, оставались незамеченными.
Одним из дней в племени произошло важное событие. Юх вспомнил о своих снастях для ловли рыбы, пошел к Белояре, порыбачил, неожиданно для себя поймал большого леща. К тому времени в становище возвратилась группа Селона с богатым трофеем мелкой дичи. Надобность в рыбе отпала, рыбак положил добычу на крышу жилища. Ближе к вечеру Юх хотел выбросить улов, в сыром виде он долго лежать не может. На удивление ловца, трофей превратился в камень, едва слышался характерный рыбий запах. Рыбак попытался согнуть холодного леща, не получилось, зубы тоже не брали. Подошел вождь, поинтересовался, чем занимается в свободное время чернокожий соплеменник. Подивился, почему это рыба превратилась в твердый монолит, посочувствовал рыбаку о потере улова. Юх внес добычу в отсек, положил у дальней стены. Прошло какое-то время, он с удивлением обнаружил: лещ вновь стал свежим, с приятным запахом. Добытчик с новостью поспешил к вождю. Нольц с недоумением поглядел на диковинное превращение, велел еще раз положить добычу на крышу. Утром следующего дня все повторилось.
— Холод делает рыбу твердой, тепло мягкой, — сделал вывод вождь донольцев, не вникая в смысл, как такое явление можно применить для пользы соплеменников.
Снег пролежал недолго. Два дня с утра до вечера ярко светило солнце, повеяло теплым ветром, и белое покрывало на земле исчезло. Даже не верилось, что оно было. Нольц, тем не менее, был уверен, оттепель закончится очень быстро, приказал, чтобы вновь все группы приступили к сбору топлива для костров. Когда пещеры оказались забитыми до отказа, повелел возле каждого отсека дополнительно отрыть ямы для хранения костей, а кроме того и единую для племени под пищевые отходы.
Разрешился еще один житейский вопрос. Вождь распорядился, чтобы строители отрыли с обеих сторон саманной крепости небольшие пещеры с глубокими ямами внутри для уборных, одну для мужчин и мальчиков, другую для женщин и девочек.
Накануне охотники завалили крупного лося. Разрубленную тушу перенесли в становище, как было принято, каждый кусок на ремне опустили в затон. К вечеру резко похолодало. Даже в теплых отсеках чувствовалось изменение погоды, утром выходить из жилища на морозный воздух не хотелось. Так и лежал бы без движения, да нужда заставила идти к затону, доставать мясо, выдавать каждой группе на весь день. Селон с женщинами от каждой группы подошел к хранилищу основного продукта и ахнул с испуга. Вместо воды в затоне, не поймешь что там такое. Мясо виднеется, а не возьмешь, твердая вода крепко держала прицепные ремни. Сбежались соплеменники посмотреть, что случилось с водой. Любопытной Юке захотелось немедленно попробовать на ощупать твердую поверхность затона. Она осторожно положила ладонь на поблескивающее диво, но тут же отдернула. Вместо знакомого ощущения воды под рукой оказалась холодная твердь. Кол потрогал чудо ногой, она не погрузилась, как обычно. Мальчик смело сделал шаг вперед и остался стоять на поверхности затона. Над говорливой толпой женщин повисла тишина, молча, на смельчака глядели мужчины, не зная, что подумать и сказать.
Подошли вождь с младшими сыновьями, Данц тоже ступил на твердую воду, увидел под ногами плавающих рыбок. Димор со злости от бессилия понять, что к чему, ударил пикой в холодное чудо и даже отпрыгнул. Из-под наконечника появилась обыкновенная вода. Колу сразу же захотелось посмотреть, случилось ли такое с Белоярой? Он побежал к реке, за ним потянулась ватажка детей. Вода в ней тоже оказалась твердой. Каждый из мальчишек повторял переход с земли на лед, робко двигал ногой вперед-назад, возвращался на берег. Кол не уходил, неожиданно твердая вода под ним треснула, и он оказался по колено в воде обыкновенной. Вождь запретил соплеменникам становиться на лед.
Тепло вновь не возвратилось. Толщина льда в затоне с каждым днем увеличивалась, делать проруби и доставать мясо становилось труднее. Вскоре опять пошел снег. Чтобы не тратить много времени на борьбу со льдом, вождь распорядился остатки мяса вынуть из затона и сложить в ближней от жилища пещере, укрыть камышом. Ежедневный продукт донольцев немедленно замерз. Куски уже не резались, а рубились большим топором. Случай уже ближайшей ночью окончательно упорядочил способ хранения мяса.
Была темная ветреная ночь. Камыш на крыше непрерывно шелестел сухими листьями. Один пост охраны, как обычно, вел наблюдение в сторону реки, другой в направлении ближнего выхода из долины. Третий пост охраны не выставлялся.
Необычные звуки глубокой ночью услышал Юх. За стеной в пещере с замороженным мясом сначала послышался треск раздавленного камыша, потом стали раздаваться глухие удары о землю, стены, недовольное урчание, скрежет и царапание когтей. «Медведь», — пришла тревожная мысль. Он поднял мужчин своей группы, распорядился приготовиться к отражению нападения хищника на отсек.
«Хорошо, что не соединился одним коридором с пещерой, — мелькнула радостная мысль, — а ведь такая задумка была».
Юх побежал по коридору к вождю. Димор разбудил охранников, вышел с ними из жилища. Зверь услышал топот бегающих людей, их голоса, оставил в покое неподдающийся зубам большой кусок добычи, выскочил из пещеры, бросился прочь по косогору. Старший группы охранников лишь на мгновение увидел на белом фоне снега крупного зверя, подивился его размерам.
— Медведь без труда мог влезть в любую секцию, — возмущался Данц, — охраны, будто не было.
— Такого крупного зверя пост охраны не остановит. Он сам мог оказаться добычей хищника, — оправдывался Димор.
— Медведя надо убить, — предложил Селон, — иначе не перестанет нападать на становище. Если удастся, медвежьего мяса хватит надолго.
— Знать бы, когда он появится, устроили бы засаду.
— Нюх у него что надо, любую засаду учует.
— У нас без дела валяются длинные острые палки, захваченные в битвах с врагами, — сказал вождь, — надо их иметь в запасе во всех отсеках на случай, если хищник полезет в жилище. И, главное, завтра же с обеих сторон саманной крепости отроем ловчие ямы с вбитыми в дно острыми кольями. Зверь непременно посетит нас и не раз. А вот мясо, его придется вновь опустить в затон, в пещеру набросаем для приманки костей, остатков от нашей еды.
Опять удивлялись донольцы, верхний слой земли стал твердым, как камень. Рубили его кремневыми топорами. К концу второго дня готовые ловчие ямы и выброшенную землю замаскировали камышом. Оставалось ждать, когда добыча сама придет. Прошло три ночи, ловушки припорошило снегом, а медведь не появлялся. На четвертую, едва люди улеглись спать, тишину округи разорвал мощный звериный рев. Селой и Димор бросились к ямам. Медведь не удержался от соблазна поживиться чужой добычей, пришел к жилищу. Всей своей тяжестью он свалился на острые колья. На тот момент, когда донольцы подбежали к ловчей яме, он уже не подавал признаков жизни. Чтобы не привлекать внимания других хищников и не рисковать добычей, медвежатину опустили в затон. С того дня прорубь в «холодильнике» днем очищалась ото льда, утром работа начиналась вновь.
Донольцы продолжали держать ловчие ямы в постоянной готовности, но за зиму претендентов на знакомство с ними не нашлось. Появлялись изредка вблизи волчьи следы, но хитрый зверь ни единого раза не рискнул перепрыгнуть через сплошь устланные камышом подходы к ловушкам.
Однажды утром пост наблюдения у реки сообщил, будто вблизи опушки дальней рощи замечено какое-то движение. Запас мяса в затоне имелся, охотники отдыхали. Вождь подозвал Данца.
— Посмотри, не появились ли там звероподобные, прогони их прочь с нашей земли.
Дружинники уже засиделись без дела, в хорошем настроении немедленно двинулись на выполнение задания. Снег неглубокий, рыхлый, движение не затрудняет. Данц шел впереди, внимательно вглядываясь в опушку леса. За ним след в след настороженно передвигались подчиненные. Когда дружинники подошли к роще вместо звероподобных они обнаружили множество волчьих следов, да остатки пиршества голодной стаи. Олень поплатился жизнью за случайную встречу с хищниками. В зимнем безмолвии рощи донольцы не обнаружили признаков присутствия звероподобных.
Увидели люди другое, несравненно более важное, чем любая другая добыча. Недалеко от опушки лежало сухое хвойное дерево. Донольцы к тому времени знали, какова его ценность. Израсходованные факелы у охранников, лучины в землянках из прошлой их жизни, были сделаны из подобно пахнущих деревьев. Дружинники обрубили ветви, связали и поволокли к становищу. Обрадованный находкой вождь немедленно послал мужчин из других групп за бесценным «сокровищем». Еще засветло, дерево прикатили к реке. Отсюда до саманной крепости его волокли по снегу всем племенем. Вечером в отсеках долго не смолкали возбужденные голоса. Зажглись полузабытые лучины, рассеялся полумрак в жилых помещениях. Костер освещал слабо, позволял лишь видеть, чтобы не наступить друг не друга, но не более того. С наступлением темного времени людям ничего не оставалось, как располагаться на своих лежанках. Вечернее бездействие удручало. Вождь неоднократно пытался изготовить нужного качества лучину из местных пород деревьев, но опыты оканчивались неудачей. И вдруг нужной породы древесина! Валежник в роще люди видели и летом, но никто не посмотрел на него так, как это сделал Данц.
Жизнь в племени изменилась. Заметно повеселели соплеменники, по вечерам в саманной крепости слышались женский смех, мужской говор. В отсеках горели одновременно по несколько лучин, их отщипывали от ствола дерева кто сколько хотел. Из принесенных сучьев охранники сделали кучу заготовок под факелы. Делон пообещал с помощью огня прогонять от саманной крепости даже голодных медведей. Под лучинами мужчины приноровились лепить из глины фигурки животных, каждый стремился сделать подобную вещицу или даже лучшую, чем трофейная у Данца. Если у кого-либо получалось похожее изделие, оно сразу же вешалось на шею. Димор из коренного зуба мамонта выточил прочное скребло, подарил жене. Подобные приспособления для обработки кожи появились вскоре в каждой группе. Другим увлечением мужчин стало изготовление украшений для своих женщин. Чаще, чем другие поделки, вытачивались детали для ожерелий и браслетов из бивней мамонта или трубчатых костей мелких животных. Радость творчества испытывали как сами «мастера», так и те, кому украшения предназначались.
Юх со своей группой освоил подледный лов рыбы. Он прорезал длинную прорубь поперек течения Белояры, ставил сделанную из сухожилий животных сеть. Когда бывшие строители первый раз вытянули рыболовную снасть, на льду оказалась куча прыгающей рыбы разных размеров. Подошел вождь, поинтересовался.
— Что станем делать с уловом?
— Парить, как мы это делали у моря.
— Попробуй теперь, что получится, расскажешь.
Юх упростил процедуру, траву и землю заменил глиной. Он отрыл неглубокую ямку возле костра, уложил на дно обмазанную тестообразной массой рыбу, засыпал горячими угольями. Когда зола остыла, обмазка легко очистилась вместе со шкурой и частью мяса. Запах запеченного подарка Белояры слышался во всех отсеках. Другие группы незамедлительно переняли опыт, не дожидаясь распоряжения вождя.
Однако длительный процесс изготовления одной рыбины вскоре поднадоел. Рыбак не переставал искать другие способы. Выше обычного пламени костра он вбил в стену дымохода обломок воловьего ребра с зазубриной на конце. Вечером повесил на него большого карася, утром снял. Ароматный запах копчено-вареной рыбы понравился и взрослым и детям. Прошло всего несколько дней, во всех отсеках над костром донольцы уже коптили добычу Юха. Сложным оказался процесс переноски в кусках шкуры улова от реки до жилища. После многих неудачных попыток Юка сумела сплести из прутьев тростника подобие круглой чаши. С ее помощью донольцы могли потом без потерь доставлять добычу в отсеки.
Вечерами при лучинах помногу работали женщины. Первая, наиболее тяжелая обработка шкур скреблами, велась днем на снегу, вторичная, основная, в отсеках. Здесь они просушивались у огня, впоследствии использовались для заготовок и пошива курток, накидок, штанов. Тонкие заячьи шкурки шли на изготовление летней одежды. Они предварительно коптились, чтобы не промокали под дождем.
В обязанность женщин входило также наблюдение за детьми, обучение девочек пользоваться костяным шилом, ножом, иглой, умению шить одежду. Содержать, кроме того, в чистоте и порядке свой угол и семейную лежанку в отсеке, готовить на костре еду, держать в бурдюках необходимый запас воды. Если в теплое время питье было рядом, в затоне, когда наступили холода, оно постоянно должно было находиться рядом с подстилкой или в головах. В слабо освещенном помещении взрослые и разыгравшиеся дети нередко наступали на бурдюки, выплескивали содержимое на выстеленные по земле шкуры. Происшествия приводили к семейным ссорам, детей наказывали. Кто бы ни был виновником, за водой в темноту и холод шла женщина, хорошо, если прорубь оказывалась незамерзшей.
Немая Ия жила замкнуто, общалась лишь с Улкой. Она принимала участие во всех делах племени, но как бы в одиночку. С увлечением лепила из глины различные, ни на что непохожие фигурки. Потом сделала углубление в большом куске глины, складывала в него наиболее удачные поделки. Однажды Ия тонким слоем глины залепила конец заготовки под факел, попросту захотелось посмотреть, что из этого выйдет, а когда сняла засохший кусок, с радостью обнаружила в руках невиданную ранее новую вещицу. Получился «стакан» с неодинаковой толщины стенками и толстым дном. Изобретательница подержала поделку над пламенем костра, когда изделие остыло, наполнила его водой и удивилась, глина не размокла и не развалилась. Улка полюбовалась работой, повела Ию к вождю. Нольц с интересом повертел в руках «стакан», подержал в посудине воду, в качестве награды погладил волосы на взлохмаченной голове пленницы. Он сразу же понял значимость неожиданного изобретения.
Вождь без промедления отдал распоряжение, чтобы женщины группы Юха приступили к изготовлению глиняных изделий, в которых можно держать воду. Прошло какое-то время, нольцы уже не вспоминали бурдюки, вместо кожаных мешков они пользовались теперь толстостенными посудинами, сделанными из глины. Удерживать их можно было лишь двумя руками, но люди были довольны новшеством, хотя воду в «стаканы» по-прежнему наливали из тех же бурдюков.
Замыслы вождя не остановились на достигнутом результате. Он распорядился Юху заняться изготовлением большого «стакана», в котором можно хранить много воды. Когда первую емкость округлой формы лепщики выставили напоказ, все племя сбежалось поглядеть на рукотворное чудо. Громоздкие тяжелые кадки с водой вскоре стояли в каждом отсеке.
Безработные дружинники получили разрешение вождя заняться рыбной ловлей, Юх должен был вести работы, связанные только с изготовлением глиняных изделий. Новоявленные рыбаки часто оставляли мелкую рыбешку вокруг проруби, в яме с отбросами накопилось большое количество рыбьих очисток. Запах даров Белояры витал по долине и за ее пределами. Вблизи становища донольцев незамедлительно появились крикливые вороны. Сонная округа наполнилась неугомонным карканьем.
Лишь мальчишки обрадовались появлению больших птиц. Они оказались хорошими мишенями для стрел будущих охотников.
Рыбий запах привлек внимание не только пернатых приживальщиков, недалеко от проруби обосновалась ярко-рыжая лисица. Красивое животное стало своего рода украшением реки и поймы, развлекало донольцев. Хищница приворовывала еще не унесенную с берега рыбу. Подбиралась ползком на животе к добыче, в броске хватала трофей и стремглав мчалась в тальник. Если рыбалки у людей не было, она мышковала: грациозный прыжок, острый нос в снег и грызун в зубах. Не оставляла она без внимания ворон, убитых юными охотниками.
Продолжали радовать соплеменников мастера изделий из глины. После многочисленных попыток Юху удалось сделать плоскую посудину с загнутыми краями. Но первые «сковородки» оказались ненадежными, на огне покрывались трещинами, пропускали воду. Мастер настойчиво продолжал опыты, смешивал раствор глины в различных пропорциях с толчеными раковинами, пеплом бивня мамонта, пока не добился нужного результата. Донольцы радовались изобретению не менее, чем перемещению в жилище. «Сковородка» изменила и облегчила трудоемкие процессы приготовления еды из мяса и рыбы. Теперь женщины не поджаривали добычу большими кусками, а нарезали мелкими частями, клали вместе с жиром в изделие, ставили на раскаленные угли и ожидали появления душистого запаха от готового блюда.
Сообразительная жена Юха много раз наблюдала, как из «сковородки» на огне разлетаются в разные стороны раскаленные искры жира. Она была уверена, если поднять стенки изделия, весь жир останется с мясом или рыбой. Вождь идею одобрил. После многократных попыток Юх смастерил толстостенную «кастрюлю», в которой можно было варить в воде улов из Белояры и добычу охотников Селона. Такая пища первоначально готовилась для приболевших соплеменников и детей.
Улка активно помогала Ие. Месила глину, добавляла нужное количество пепла или золы, хлопала от радости в ладоши, если получалась безделушка похожая на что-нибудь. Как-то заканчивая изготовление чего-то похожего на стакан, она обнаружила с одной стороны излишний наплыв глины. Девушка смяла его к середине и с боков, подняла за выступ, изделие осталось в руке, не отвалилось. Потом проткнула ради интереса скопление глины палкой, расширила отверстие, просунула в него палец, держатель не разрушился. Ия помогла высушить поделку, прокалить на костре. Получилась «кружка». Нольц одобрил нужное и важное изобретение. Ободренная похвалой вождя Улка преподнесла свое творение Данцу. В присутствии соплеменников в ответ он поцеловал мастерицу.
— Не по обычаю ты поступил, — неодобрительно отозвался отец, — целовать девушку может лишь жених.
— Я и есть жених, об этом знают все наши люди, знает и Улка! — воскликнул парень.
— Только мне дозволено объявлять об этом. Моего слова не было. Сыну вождя надо соблюдать обычаи.
После затяжных холодов потеплело, донольцы радовались яркому солнцу, подолгу не уходили со свежего воздуха в душные отсеки. С интересом разглядывали заснеженную долину с замерзшей Белоярой, дальние рощи, притихшие деревья-исполины, любовались проделками красавицы-лисы. Ближе к вечеру вышла Ия, поглядела на безоблачное небо, подняла лопатку носорога, уселась в нее, придерживаясь за края, оттолкнулась ногами и помчалась вниз по скользкому снегу к реке, перескочила Белояру по льду, остановилась у противоположного берега. Донольцы с изумлением затаили дыхание. Надо же, пленная ничего не делала, а понеслась по косогору да так, что лиса с испугу шарахнулась из долины, только ее и видели. Немая трижды съездила к реке, прежде чем Кол отобрал «транспортное средство», первым из соплеменников промчался по косогору, потом другие мальчишки прокатились к реке.
Данц вынес из отсека кусок лопатки мамонта, в него наливали воду и мыли руки, и тоже заскользил вслед за детьми. Потом неописуемое ощущение, когда захватывает дух от стремительного движения, испытали дочь вождя Ниа и Улка. Нольц не помнил случая столь радостного настроения соплеменников. Вознамерились прокатиться на лопатке мамонта Лета, жена Димора, но вождь не разрешил.
— Нек лицу это замужней женщине, — сказал он, — Девочкам, так тем, куда еще ни шло.
Шум, гам, смех стоял возле саманной крепости дотемна, пока ездоки не начали наскакивать друг на друга. Но и после молодые и немолодые донольцы долго обсуждали события дня, добрым словом отзывались о немой выдумщице. Позже, до конца зимы, вечерние катания с горки стали любимым развлечением соплеменников.
Это утро начиналось для донольцев в обстановке спокойствия и умиротворения. Запасы мяса в затоне, мороженой рыбы в пещерах имелись в достаточном количестве, в отсеках тепло. Соплеменники мирно дремали, еще рано, спешить некуда. Неожиданно от поста наблюдения прибежал посыльный, сообщил:
— Со стороны Дона идет много, то ли людей, а может быть, зверей, разобрать трудно.
Прошли мгновения, и племя во всеоружии стояло перед саманной крепостью. Вождь приказал женщинам разойтись по отсекам и не выходить без разрешения. Лучу повелел охранять жилище, сам с дружиной, охотниками и охранниками поднялся к выходу из лощины. Перед глазами донольцев предстала не сразу понятная картина. Приближались две разрозненные группы. В морозном воздухе слышался скрип снега из-под множества ног. Раз за разом первая, более крупная по численности, пятится, потом отбежит, останавливается, бросает что-то во вторую, та в это время тоже прекращает движение.
Нольц накоротке отдал распоряжение Селону выдвинуться косогором по левую руку и перекрыть путь неизвестным в обход становища. Данц должен был идти вперед, остановить движение отступающей группы в направлении саманной крепости, Димору надлежало стоять на выходе из долины, ожидать распоряжений отца.
По большому количеству натянутых на себя шкур, командир дружины определил, что отступают звероподобные, кто идет за ними, не видно. Но кто бы они ни были, надо быть в готовности отразить нападение.
— Стрелять только в морду, — распорядился он, — стрелы попусту не тратить.
Между тем обе группы приближались, Данц выстроил цепь, приказал идти вперед в готовности открыть стрельбу из луков по его команде. Но делать этого дружинникам не пришлось. У вожака звероподобных не было времени глядеть, что творится у него за спиной, а когда все-таки посмотрел, застыл на месте. Он с испугу громко рыкнул, его подданные, будто того ожидали, дружно бросились вправо, но обнаружив группу Селона, с удивительным проворством развернулись кругом, и удалились в открытую степь так быстро, как им позволяла громоздкая одежда. Преследовать беглецов Данц не разрешил, не до того было.
Не успели еще звероподобные удалиться с поля зрения, перед глазами оказались люди, вооруженные луками и длинными пиками с темного цвета наконечниками. Дружина стала на одно колено, прикрываясь щитами, изготовилась к стрельбе из луков.
Преследователи остановились в замешательстве. Только что, неизвестно по какой причине, без серьезного сопротивления трусливо убежали враги. Теперь еще непонятнее. Вместо полу-зверей впереди появились люди, но потом на этом месте оказались какие-то круги над снегом. Недоумевали дружинники. Перед ними находились люди в такой же одежде и с такими же луками. Подошел вождь. И вдруг со стороны пришельцев раздался громкий крик: «Нольц, Нольц!»
— Это же Бор, светловолосый сын вождя Уольца! — воскликнул радостно Данц. Он бросил в снег свои пику и лук, побежал на голос друга детства.
Навстречу ему от группы уольцев отделился молодой человек с раскрытыми для объятия руками. Вслед за командирами начали обниматься уольцы и донольцы, торопливо рассказывать друг другу обо всем, что происходило с ними после расставания возле балки с дождевой водой, едва началось переселение. Подошли группы Димора и Селона, включились в рассказы и воспоминания.
Вдали стояли звероподобные, с удивлением глядели на большое количество хорошо вооруженных людей. Чутье подсказывало, в эти края еще раз наведываться не стоит. Места хорошие, но уже чужие. Вожак с большим ножом на ремне поверх плохо обработанной шкуры с раздражением резко выдохнул «хы», зимняя одежда степного кочевника колыхнулись будто от внезапно налетевшего порыва ветра, и толпа верноподданных продолжила бег в открытую степь.
Нольц пригласил близких по духу и родственным связям людей в гости. Пока толпа возвращалась к саманной крепости, Бор рассказал, как складывалась судьба племен в период переселения.
— Во время нападения горных людей, других племен по пути следования мы потеряли много сородичей, — с горечью говорил он. — Во всех случаях выручали стрелы. Без них мы погибли бы уже в первые дни переселения. Нас враги научили лишь бросать камни навесом. Таким способом охотники проверяют нахождение зверя в засаде, за камнями, в зарослях травы, кустарника.
— А мы! — возбужденно воскликнул Данц, но остановился на полуслове, увидев прижатый отцом палец к губам.
Бор недоуменно посмотрел на друга, кивнул головой снизу вверх, как бы приглашая продолжить разговор.
— Мы реку, откуда вы пришли, назвали «Дон», а сами стали донольцами, — нашелся Данц.
— Уолыды тоже станут так называть реку.
— Как вы называете наших врагов? — спросил Димор.
— «Полузвери». Наш прорицатель говорит, будто они произошли от обезьян, которые были умнее других. Когда полузвери расплодились, они не захотели жить с себе подобными животными, а люди их не приняли. Так и живут, ни с одними, ни с другими. Когда мы пришли на берега Дона, они напали из засады на колонну, убили и съели двух соплеменников. Отец приказал уничтожать людоедов при всякой встрече. Этих, — кивнул Бор в сторону убежавших врагов, — наша группа встретила случайно на берегу Дона, перешла вслед за ними реку по твердой воде с желанием исполнить приказ вождя.
— Мы у горных людей научились многому. У нас имеются теперь щиты, циновки, «бум» для передачи сигналов вождя на большие расстояния, «ха», для охоты на крупных животных. — Есть пленные, которые стали нашими соплеменниками, — рассказывал в свою очередь Данц, — перед наступлением холодов построили саманную крепость, живем в тепле и уюте. Общих наших врагов тоже станем называть «полузверями».
— Как живет теперь ваше племя? — спросил Селон, — как у вас идет охота?
— Дичи на нашем берегу хватает. К холодам мы успели сделать большую хижину. Вырыли для этого круглую яму выше пояса, стены внутри укрепили костями, с наружной стороны вокруг забили деревянные колья, вдоль частокола положили черепа мамонтов, носорогов, других крупных животных, засыпали все это землей. Из бивней мамонтов сделали каркас крыши, покрыли шкурами, сверху забросали ветвями, камышом и травой. Верхняя часть хижины получилась хорошей, не протекает.
— Не холодно?
— Внутри хижины горит непрерывно большой костер. Людей- то у нас меньше, чем у вас, вполне обходимся одним. Придут теплые времена, станем строить другие хижины.
— А как размещаются семьи внутри помещения?
— Соседи между собой вбили в землю ребра животных, прикрыли перегородки шкурами.
— У нас по-другому.
Встречать дорогих гостей вышло все племя донольцев. И мужчины, и женщины подходили к уольцам, каждому непременно хотелось притронуться к их одежде, посмотреть в лицо, как бы удостоверяясь, что произошло не чудо, а пришли настоящие близкие люди, которых никто уже не мечтал когда-либо увидеть.
Обнимая и взрослых, и детей, Бор неожиданно замер на полушаге, часто моргал, будто не верил реалиям.
— Улка! — Закрыл глаза, вновь посмотрел. — Улка!
Сын Уольца бросился к девушке, обнял, прижал к груди, водил ладонью по светлым волосам, заглядывал в глаза. С навернувшимися от радости слезами повторял одно и то же: «Улка, Улка, Улка». Удерживая трепетные теплые девичьи ладони, будто опасаясь, что видение исчезнет, сказал.
— Это моя невеста!
— Теперь она моя, — подошел сразу посуровевший Данц. — Моя! — повторил он.
Удивленно поглядел Бор на сына вождя донольцев, на стоявших вокруг людей, как бы желая заручиться их поддержкой, что он ослышался. Лицо его вдруг приняло жесткое выражение.
— Теперь она моя невеста, — еще раз сказал Данц.
— Она моя соплеменница и мне решать, чья она невеста!
Горбоносый Бор орлом надвинулся на соперника, лицо его покрылось розовыми пятнами, сжимались и разжимались вспотевшие ладони, охрип голос.
— У тебя ее отобрали горные люди, мы спасли от неминуемой смерти, она стала нашей соплеменницей. Нам теперь решать, как поступить и кто станет ее мужем.
— Я ее не отдам, — схватился молодой гость за обоюдоострый кремневый нож, — станем биться!
— Биться, так биться, — взял Данц наизготовку длинный остроконечный костяной нож.
— В чем разлад? — подошел вождь.
Сын торопливо рассказал суть спора, зло посмотрел на соперника, крепко сжимая рукоять ножа.
— Вы сподобились самцам диких зверей, готовых биться насмерть за обладание самкой? Сыновьям вождей надо быть мудрее, от этого зависит многое. Нет ничего страшнее, чем вражда братьев. Нольцы и уольцы всегда жили в мире и согласии, потому племена наши многолюдны и враги боятся нападать. Сейчас спросим Улку, без нее ваши споры ничего не значат. Она назовет жениха, как скажет, так и будет.
Нольц обратился к девушке. Она стояла рядом с пунцовым румянцем на щеках, скрестив руки на груди, молча, смотрела то на одного, то на другого из парней.
— Данц, — ответила она без заминки, виновато глянула на Бора и в замешательстве опустила глаза.
— Улка сказала свое слово, пущай будет так. Вокруг полу-зверей полным полно, биться с ними придется совместно, не до злобных нападок друг на друга. В жены, Бор, мы отдадим тебе дочь нашу любимую, Ниа.
Ошеломленный сын Уольца в душевном смятении стоял с опущенными руками, тупо глядел себе под ноги. К отцу неспешно приблизилась Ниа с покрасневшим от смущения лицом. Своими большими глазами она робко посмотрела на парня, машинально перебирая пальцами кончики длинной косы. Бор улыбнулся в ответ. Было видно, юная дочь Нольца ему понравилась.
— Пусть придет отец, — положил вождь руки на плечи белокурого юноши, — мы все уладим.
В радость дело, если оно по душе. Уже через несколько дней вождь племени уольцев с охотниками пришли в гости к донольцам. Немногое, о чем успели поговорить Нольц и Уольц. Они с удовлетворением отметили, что их задумка с переселением удалась, погоревали о погибших на тяжком пути, порадовались тому, что было уже сделано на новом месте. Зимний день короток, надо было спешить, но вожди решили главный вопрос. Ниа уходила с Бором, Улка оставалась в племени донольцев с Данцем. Руководители племен договорились, кроме того, бить полузверей, если они нападают. В других случаях гнать их в дикую степь вслед за стадами животных и туда, откуда летели птицы перед наступлением холодов, да так, чтобы у врагов отпала охота возвращаться.
Хозяин напоследок угостил перебродившим медом Уольца, его сына, своих детей, отца Улки. Уходить от друзей не хотелось, но надо было торопиться, успеть дойти до своего становища в светлое время. На горизонте за долиной появилась сизая туча. Данц и Бор на прощание обменялись рукопожатием. Сын Уольца задержал руку брата своей невесты, слабо улыбнулся, резко повернулся и поспешил догнать соплеменников.
До вечера в долине ни ветерка. Тишина. Перестали каркать шумные вороны. Багряное холодное солнце на закате погрузилось в непроницаемое облако. Донольцы допоздна возбужденно обсуждали события дня, не спалось, каждому хотелось поделиться впечатлениями обо всем, что довелось услышать и увидеть. Едва начали затихать голоса людей, послышались тревожащие душу звуки за стенами жилища. Налетел ветер, заколыхались пологи в отсеках, их пришлось привязывать к вбитым в землю костям животных. Там за входными проемами повалил снег, стаей волков на разные голоса завыла, загудела пурга, закружились в бешеном вихре снежные массы, которые лежали на земле и те, что летели с небес. Донольцы в страхе вслушивались в жуткую неведомую ранее «музыку» зимней непогоды.
Буран в степи — взбесившаяся стихия, разгул нечистой силы: разрушит, унесет, засыплет. Попытался Селон выйти утром из отсека, надо было идти к затону. Открыл в темноте наружный полог и уткнулся лицом в холодную стену. Недоуменно протянул вперед руку, она уперлась в снег. Не понимая, что к чему, он рассказал отцу о происшествии, вдвоем сделали попытку покинуть жилище, но вновь были вынуждены остановиться у беспросветного снежного завала. Нольц зажег лучину, открыл полог, впереди в белой массе отраженное пламя заискрилось множеством огненных кристаллов.
— Ну и ну! — в недоумении вымолвил вождь, — только этого нам не хватало.
Он уселся на пол, молча с тревогой смотрел на закупоренный выход из жилища. Не зная, что предпринять, послал внука предупредить соплеменников, чтобы не делали попыток выйти из жилища. Нольц ушел на свою лежанку, в задумчивости смотрел в потолок, потом отдал распоряжение загасить костры.
— Без них тепло в отсеках, запасы топлива небольшие, а варить или жарить нам нечего.
В саманной крепости воцарилась глухая тишина. Данц подошел к холодному очагу, посмотрел вверх в вытяжной канал, увидел дневной свет, позвал отца.
— Ребенок пролезть и посмотреть, что там наверху, сможет, — сказал он, — надо же что-то делать!
— Я пойду, — напросился Кол.
Мальчик встал на плечи отцу, но глаза его оказались лишь на уровне вершины снежного заноса жилища.
Селон поднял сына на вытянутых руках. Разведчик шагнул на крышу и сразу оказался по пояс в снегу.
— Тут ничего нет! — воскликнул мальчик, — ни реки, ни затона, ни наших пещер, ни саманной крепости, даже ворон. Кругом белым-бело, торчат лишь стволы деревьев да обрыв наш темный виднеется. Есть еще солнце, оно слепит глаза, но не греет.
— Ветер сильный?
— Тихо.
— Сынок, — крикнул Селон, — дам тебе лопатку носорога, надо откопать яму в снегу напротив нашего входного проема.
— Как я узнаю, где он находится? Я ничего не вижу, мне здесь даже боязно одному.
— Стань спиной к стене обрыва, иди от дымохода прямо, никуда не сворачивая. Когда крыши под ногами не станет, там и копай, снег отбрасывай подальше, чтобы тебя не завалило.
Не для детских рук такая работа, но как поступить по иному, ни отец, ни дед не знали. Вылезли на крышу другие мальчики и работа закипела. Благо, снег не успел слежаться, отрывка колодцев перед входными проемами особой сложности не представляла.
В группе Юха детей не было. С большим трудом на крышу подняли Ию. Она наотрез отказалась, чтобы ее поднимали мужчины, работу пришлось выполнять малосильным женщинам. Справились и не пожалели. Пленница оказалась проворнее мальчишек, раньше других открыла полог в свой отсек. Первым через отрытый в снегу колодец из жилища выбрался Юх. Утопая по грудь в снегу, он начал помогать мужчинам своей группы подняться на поверхность заноса. Лишь к вечеру донольцам удалось прорезать в снежной массе траншею вдоль жилища, она оказалась глубиной выше вытянутой вверх руки взрослого человека.
Люди утром не поверили словам Кола, будто пропала Белояра вместе с затоном. Теперь они с ужасом глядели на кипенно белый пейзаж, с горечью вспоминали извилистую речку с теплой водой и затон-кормилец. У охотников появлялись желания отыскать исчезнувшие под снегом рыбу, мясо и топливо. Но единственное, что они могли делать, горестно вздыхать от бессилия. За выходом из долины изредка слышалось завывание голодных волков, затем вновь наступала тишина. Женщины неспешно, молча уходили в холодные отсеки, забирались под шкуры на своих лежанках, укрывались с головой. Даже поговорить друг с другом, думать о еде и тепле не хотелось. Мужчины оставались на поверхности снежного заноса, глядели по сторонам, не зная, на что решиться.
Выход из, казалось бы, безвыходного положения, нашел внук вождя. Кол попросил разрешения у отца прорыть нору под снегом к яме, где хранились кости. Уплотняя меховыми рукавицами стенки углубления, мальчик начал медленно продвигаться вперед в окружении серой холодной мглы. На случай внезапного обвала отрытого хода Селой привязал к ноге сына прочный ремень, вслед за Колом начал расширять и уплотнять стенки норы.
Яма недалеко от входного проема в отсек. Но это, когда она навиду. Сейчас хранилище костей находилось тоже рядом, только неизвестно в каком месте. Можно было рыть нору долго и бестолку. Прошло время, прежде чем из-под толщи снега послышалось радостное «Нашел!» Смельчак прополз бы мимо кладовой, не наткнись случайно на оставленное кем-то ребро лошади рядом с запасником. Кол навытаскивал из ямы кучу костей, связал добычу прочным ремнем, припасенным для этой цели. Вместе с топливом Селон вытянул из норы замерзшего, но довольного собой сына. Утопая в снегу, мужчины прорыли потом к хранилищу глубокую траншею. Ориентиром служила нора Кола. Уже успело стемнеть, когда в отсеках зажглись костры, пошло долгожданное тепло, люди начали выбираться из-под шкур, но только этим довольствовались весь вечер и все следующее утро. В одну из пещер с рыбой донольцы смогли добраться лишь к середине следующего дня. Даров исчезнувшей Белояры едва хватило на два ужина. В другое хранилище с рыбой надо было пробиваться через большой снежный завал. Люди с надеждой глядели на охотников, но те лишь разводили руками.
Снег осел, но временами еще вихрился поземкой, продолжал оставаться по пояс. Нужда, однако, заставляла Селона идти за пропитанием. Его группа пробилась гуськом к выходу из поймы и с удивлением обнаружила, в степи белое покрывало земли оказалось ниже колен. Местами виднелась даже пожухлая трава.
Охота на редкость оказалась удачной, без особых затрат сил. Волчья стая загнала крупного секача в лощину, где он увяз в снегу по самые уши. Хищники кабана загрызли, но сами попали под стрелы донольцев. Двух убитых волков и отобранную у хищников добычу охотники приволокли в становище к вечеру. До полночи в саманной крепости слышались чарующие запахи жареного и вареного мяса, возбужденные голоса ее обитателей. Чтобы не повторялись из-за буранов или по другим причинам голодовки, уже следующим утром вождь отдал распоряжение в каждом отсеке иметь в запасе куски копченого мяса и рыбы не менее чем на пару суток. А, кроме того, накопить на такое же время необходимое количество топлива для костров.
Заметно увеличилось дневное время суток. Два дня светило яркое солнце с утра и до вечера. Теплый ласковый ветер радовал взрослых и детей. Всем хотелось подольше побыть на свежем воздухе, порадоваться весне. Но снег все еще лежал вокруг рыхлой массой, от саманной крепости не отойти и нескольких шагов. Хорошая ясная погода простояла недолго. Наплыли громады туч, закрыли небесное светило, вдоль долины потянуло холодным ветром, заморосила нудная, противная изморось, потом пошел сильный дождь, он не прекращался ни на мгновение весь день и всю ночь. Люди безвылазно находились в отсеках. Вновь выручали запасы рыбы в пещере, пробиться к которой помог дождь.
Когда ливень прекратился, природа преобразилась до неузнаваемости. Там, где когда-то находилась неширокая Белояра, теперь по всей долине от берега до берега плескалась мелкой волной большая река, в ее водах исчез затон. Освободились от надоевшего снега входные проемы в пещеры, появились большие проталины земли вблизи саманной крепости, очистилась ее крыша. По склону долины, где соплеменники еще недавно радовались быстрой езде, теперь шустро бежали ручьи. Еще пару дней грело яркое солнце, и снега в долине не стало. Донольцы радовались вновь появившейся земле, горячим солнечным лучам, подолгу не уходили в душные отсеки. Мальчишки в расстегнутых куртках гонялись друг за другом по подсохшим проталинам, девочки, по большей части, являлись активными наблюдателями. Мужчины выносили шкуры, раскладывали их на крыше для просушки, ворошили.
Безоблачная ночь. Ярко светит луна, матовым светом заливает окрестности. На широкой реке поблескивает мелкой рябью лунная дорожка. Ничем не нарушается покой долины. Пост наблюдения у кромки воды вполглаза смотрит по сторонам, давно ничего не случалось, да и случиться не может, когда вокруг непролазная грязь. Набежал ветерок, всколыхнул поверхность воды, умчался в затопленный тальник, снова тишина. И тут старший наряда охранников заметил нечто странное и страшное. Там, где была исчезнувшая Белояра, водная гладь вдруг начала пучиться, горбиться. Послышались резкий треск, громкий скрежет, потом стала медленно подниматься высокая светлая стена. Она постояла мгновение неподвижно, затем плашмя упала на поверхность воды. Грохнуло так, что соплеменники в жилище вскочили на ноги, наблюдатели в испуге отбежали к саманной стене. Дружинники в полном боевом снаряжении бросились к берегу реки, охранники окружили становище постами.
Вождь подошел к Данцу. В лунном свете на воде творилось ужасное зрелище. Неведомое чудище медленно вылезло из глубины, вздыбилось, с глухим шумом развалилось, в столбе брызг вновь исчезало в пучине. Потом вода будто закипела, опять изогнулась, и все повторялось. Неожиданно нечто громадное поползло на берег, дружинники попятились, ощетинились стрелами, но страшилище вскоре остановилось и замерло. И что еще удивило этой ночью донольцев, вода, в которой были обнаружены странные происшествия, начала отступать. Только утром выяснилось: лед на реке всплыл и пошел к Дону. Неповторимому зрелищу радовались и взрослые, и дети. Мальчишки, а за ними и девочки отбивали куски вылезшей на берег льдины, сосали, грызли. Большая вода из долины ушла вместе со льдинами. На радость людям к ним возвратилась Белояра, приобрела свой привычный вид, появился и затон. Селон первым бросился к холодильнику и с радостью сообщил соплеменникам, что хранившиеся в нем куски мяса, которого они много дней не видели, находятся в целости и сохранности. Вечером в саманной крепости вновь царило оживление, слышались женский смех, радостные детские голоса, в хорошем расположении духа пребывал вождь. Голод еще раз не возвратился в саманную крепость. Теплый воздух растопил снег в пещерах, полы стали мягкими, местами осыпались стены. Вождь приказал каждой группе готовить свои укрытия для проживания в теплое время года. Под руководством Юха и малые, и взрослые соплеменники вновь превратились в строителей. Одни собирали, другие вдавливали в податливый грунт сплошным настилом большие и малые кости животных, на стены навешивались ребра. Костяная облицовка в своем основании опиралась на нижние челюсти мамонтов. Фундамент под очаг лепился перед входным проемом из смеси глины с галечником. Устройство для разведения и поддержания огня семье вождя Юх сделал из камня. Его дружинники приносили с берега Дона.
Весна! Начало нового цикла жизни в солнечном тепле, несравненных вечерах, лучезарном сиянии звезд, лазоревых рассветах. Нет более радостного и красивого времени года, когда все и вся цветет и радует глаз. Много чего насыщенный весной воздух означает для всего сущего. В племени нольцев оживление природы ознаменовалось важным событием. Один из темнолицых соплеменников Зе, не выбранный в свое время женщинами в мужья, обратился к вождю с неожиданной просьбой поженить его с немой Ией.
— Она же получеловек, — ответил в смущении Нольц, — что об этом подумают люди?
— Женщина есть женщина. Ия одинока, постоянно как бы в стороне от внимания соплеменников. Мне ее жаль. Я тоже один, вместе мы создадим семью и станем такими же, как все.
— Ты подумал, какими будут дети, как к ним станут относиться взрослые люди, особенно мальчики?
— Какими бы они не уродились, всеедино станут моими детьми. Они наверняка появятся на свет некрасивыми, но человеческого в них будет больше, чем в матери. Я научу их говорить, а когда вырастут, станут хорошими охотниками.
Вождь ударил в «бум». Сбежались встревоженные соплеменники, мужчины схватились за оружие.
— Случилось необычное, что скажете? — объяснил он. — Зе желает жениться на полузвере, пленнице Ие. Смиритесь ли вы с появлением необычной семьи? Получеловек и темнолицый вместе!
Без особых раздумий женщины высказались «за», мужчины попросту отмолчались. Этим вечером в становище донольцев на подсохшей земле перед стеной саманной крепости горел большой костер. Над весенней Белоярой вновь допоздна звучала песня донольцев, «ояр-ояр-ояр».
Радостная улыбка не сходила с лица невесты. Расчесанные волосы, румянец на щеках, подогнанные по фигуре куртка и штаны делали ее вполне привлекательной.
— А что, она еще ничего! — сказала Юка.
Жених вручил невесте ожерелье из кончиков оленьих рогов. Со слезинками на глазах она глядела на избранника, долго передвигала с места на место бусинки. Когда вождь сказал, что с этого момента, Ия и Зе объявляются мужем и женой, а пленница становится соплеменницей, Юха расплакалась.
Замолвил слово за младшего брата Димор.
— Надо бы Данца соединить с Улкой.
— Не время, — ответил отец. — Пройдет лето, появится у нас перебродивший мед, позовем ее отца и мать, к тому времени она повзрослеет, пообвыкнется с ролью невесты.
— Осталась девушка без подружки, будет она, как неприкаянная в группе Юха.
— Пусть перебирается жить в наш отсек. Она сдружится с Данцем, с нашими женщинами, мы к ней привыкнем. Жить в группе Юха девушке совершенно ни к чему.
Всю зиму Луч со своей группой трудились втайне над поделками из подручных средств и заготовок кремня. К весне мастера на радость женщинам подготовили из рогов оленя и тонкостенных костей мелких животных множество отполированных шпилек для волос, длинные иглы с проушинами, шилья с костяными держателями. Порадовали мастера и мужчин. Дружинники получили в подарок треугольной формы кремневые обоюдоострые ножи с рукоятками из бивня мамонта, а вождь и руководители групп наконечники с чешуйчатой ретушью для пик. С опозданием, когда не стало снега, на дворе была весна, Луч смастерил из лопатки носорога лопату округлой формы для отбрасывания снега и несколько меньших размеров ручных орудий из широкой кости крупных животных.
— Снега-то нет, — подшучивали над умельцем соплеменники, — теперь зачем они нужны?
— Белое покрывало возвратится на землю и еще не раз. Инструмент тогда пригодится.
Когда ушла большая вода, появились тучи комаров и мошек. Насекомые лезли в нос и уши, рта не открыть, лепились на открытые участки тела. Не знакомые с повадками жалящих животных донольцы страдали, отбивались, как могли, но без особых успехов. Кол первым заметил вездесущей гадости нет возле костров и там, где есть дым. Он подобрал за Белоярой высохший помет быка, поджег, с тлеющим сушняком ходил перед саманной крепостью и не подвергался нападению назойливых насекомых. Вскоре все племя донольцев отбивалось от зловредных комаров и мошек душистым дымком.
Едва народился новый месяц и хорошо просохла земля, дружно пошла в рост зеленая трава, появились стада и группы животных. Часть из них уходила дальше, вдоль Дона. Многие олени, быки, лошади, гуси, лебеди, утки, другие млекопитающие и птицы оставалась в придонье. Бескрайняя степь наполнилась жизнью.
Однажды ранним утром донольцы услышали недалекий гул копыт большого табуна лошадей и тихое призывное ржание. Наверху склона поймы стоял повзрослевший Муст. Улка подбежала к любимцу, погладила шею, трепетную под рукой спину. Лош большими темными глазами настороженно водил по сторонам. Стоило Данцу сделать попытку подойти, гость из дикого табуна расправил хвост по ветру и умчался к родному косяку. С безвольно опущенными руками и слезами на глазах девушка смотрела вслед убежавшему Мусту.
— Он вернется, — успокаивал жених подругу, — перед наступлением холодного времени непременно забежит повидаться.
Незабываемое зрелище представилось донольцам на закате весеннего дня. Вдоль речной долины за Белоярой шествовало стадо мамонтов. Животные передвигались неторопливыми размеренными шажками. Казалось, у великанов сил не осталось для дальнейшего путешествия. Будто гигантские рога выставили они вперед бивни в готовности отразить нападение единственного врага в теплое время года — шерстистого носорога с непредсказуемым нравом. С плохим зрением, хвост торчком, морда вниз, острый рог, более чем в две руки длиной выставлен вперед, нападает зверь без разбору, кто перед ним, малый или большой, подросток или взрослое животное. Носорога не оказалось, но мамонты начеку. Они ушли, как и пришли, завораживающей величавой поступью. Донольцы смотрели вслед, пока великаны не скрылись из виду.
Проснулся после зимней спячки худосочный медведь, вышел подкормиться, прямо перед собой увидел идущую мимо еду, много еды. Мамонты на хищника не обратили даже внимания. Проводил зверь стадо голодными глазами, потыкал носом в зеленую травку и закосолапил к Дону. Чего другого, а ракушки там всегда много.
Следующим днем произошло событие, которое в жизни донольцев приобрело впоследствии особую значимость. Насосался Кол кусочков разбитой льдины, день-другой бегал, прыгал, как ни в чем не бывало, потом в сильном жару не смог подняться с лежанки. Лек ходил вокруг, становился на колени, поднимал руки вверх, просил небо помочь мальчику, давал ему то одни, то другие настои разнотравья, но больной горячими губами ни к чему не прикасался, тихо лежал с закрытыми глазами.
Лек начал опробовать для лечения Кола набранные семена. Еще по осени женщины насобирали всевозможных зерен с полевых трав. Лежали они всю зиму в большой сумке без надобности, успели подсохнуть. Врачеватель отобрал щепотку семян удлиненной формы, расшелушил, попытался раскусить, еда оказалась не по зубам. Он положил зерна на плоский камень, вторым растер. Получился мягкий с приятным запахом порошок, попробовал на вкус, жевать трудов стоило, но справился. Испытатель растер горсть зерен, насыпал измельченные семена в глиняную тарелку, добавил воды, поставил на огонь. Кулинар отвлекся на другие дела, а когда обратил внимание на приятный запах, в посудине парила, булькала пузырями каша. Он попробовал на вкус результат своего труда, еда понравилась, захотелось даже еще поесть, но пришел вождь повидать внука, поинтересовался, чем это так хорошо пахнет. После личной пробы новой еды Нольц распорядился дать кушанье больному. На удивление деда и Лека «каш», как назвал автор свое творение, не только понравилось Колу, но он попросил даже добавки. Теперь уже сам вождь вместе с лекарем натерли из семян и приготовили для больного кашу. Дегустатор быстро расправился и со второй порцией. Из-за этого лекарства или нет, но с того дня внук вождя быстро пошел на поправку. Лек да и вождь говорили потом, что каша из семян травы лечебная. Врачеватель давал ее всякий раз больному, неважно от чего появлялась хворь.
Из зимних запасов семян различных растений Лек отобрал наиболее крупные, пригодные для лечения больных. Оставшуюся мелочь, как не пригодную для еды, он развеял на выходе из долины. Каковым же было удивление донольцев, когда к концу лета на том месте стояло разнотравье с бесценными семенами, которые собирались по всей долине и за ее пределами. В помощь женщинам, сборщицам семян, Луч изготовил из длинного изогнутого куска кремня остро заточенный инструмент. Сам сначала приноровился пользоваться изобретением, затем передал новинку заготовителям зерен. С его помощью женщины срезали стебли злаковых растений, приносили в становище, раскладывали и сушили на крыше саманной крепости. Количество собранных семян резко возросло, в племени не было более счастливого человека, чем Лек. Он отгородил в своем отсеке угол, выстелил пол шкурой, накапливал урожай. Но все это было потом. Пока же весна в разгаре, жизнь потекла по ее законам. Спорилась работа по подготовке пещер к проживанию в теплое время. Обращенный к реке косогор быстро подсох и покрылся низкорослым травянистым покровом с множеством неприметных белых цветков, на которые соплеменники не обращали особого внимания. Вскоре, однако, травка порадовала людей крупными ароматными и очень вкусными розово-красными ягодами. Клубника украсила склон снизу доверху. Сначала дети, потом взрослое население саманной крепости при первой же возможности подолгу не расставались с любимым косогором. Подарил он людям радость быстрой езды к Белояре зимой, теперь угощал своими сочными плодами.
— Там, где мы жили в предгорьях Ольцы, таких вкусных ягод не было, — говорила Улка Данцу.
— Если бы не холодный снег, когда нужно запасаться большим количеством топлива, жизнь на берегу Белояры несравненно лучше. Назад я бы не стал возвращаться.
Весна изменила вид и жизнь придонья и долины. Деревья быстро покрылись пышной листвой, земля украсилась зеленым ковром богатого разнотравья, лазоревыми, красными, желтыми тюльпанами, другими ранними полевыми цветами. Неповторимым ароматом весенняя флора насытила воздух. Появилось множество мелких животных. В долине и за ее пределами водились барсуки, кролики, зайцы, хомяки, суслики, змеи. По берегам Белояры встречались водяные крысы, ужи, лягушки. Окрестности наполнились голосами иволог, ласточек, горлинок, воробьев, кукушек, соловьев. В степи слышались трели жаворонка. Над рекой носились луни, чибисы, чайки. Плавали утки, бакланы, вдоль берега ходили чирки, вышагивали длинноногие цапли. За всей этой живностью зорко следили с небес орлы, соколы, коршуны, ястребы. Весь день и ранний вечер были наполнены голосами пернатых, их мельтешением. Птичьи разговоры продолжались допоздна, а с утра все повторялось. Мальчишки на деревьях и на земле находили в большом количестве птичьи яйца, сами их с аппетитом поедали, угощали девочек.
Накануне вечером Данц получил повеление вождя совершить рейд в верховья Белояры, посмотреть, что и как. Вдоль реки стелился еще утренний туман, когда дружина выступила в поход. Командир группы вел группу косогором и так, чтобы можно было одновременно наблюдать за степью и долиной, не забывая при этом о вкусной клубнике под ногами. Долина жила своей обычной жизнью, пробуждались ее обитатели. Солнце подходило к зениту, а природа не радовала разведчиков разнообразием. Лаз приблизился к Данцу.
— Кроликов и зайцев в этих местах встречается меньше, чем вблизи нашего становища, — сказал он, оглядываясь по сторонам.
— Гнезд птиц тут тоже поменьше, уток и цапель вдоль реки совсем не видно, куда они могли подеваться? — недоумевал командир дружины.
— Похоже, окрест угодья какого-то клана полузверей.
Данц выставил головной дозор, отдал распоряжение внимательно следить за местностью, быть в готовности к отражению внезапного нападения врагов, запретил собирать клубнику.
Однако дружинников поджидала опасность более грозная, чем встреча с полузверями. Опыт борьбы с теми уже имелся, надежные стрелы неизменно выручали. За следующим поворотом долины от дозора поступил сигнал опасности, дружина остановилась. Данц приблизился к разведчикам. Они лежали в прошлогоднем сухостое, показывали знаками, что идти к ним можно лишь ползком. На водопое у реки кучковалось большое стадо крупных зубров. Среди животных заметно выделялся самец с широким лбом, выставленными вперед длинными острыми рогами, крутой шеей с темной густой шерстью. Зверь в возбуждении перемещался внутри стада, преследовал более молодого самца. Тот проворно лавировал между сородичами, увертывался от рогов недоброжелателя. Вытоптанная большим кругом трава, новые и старые кучи навоза свидетельствовали, что обнаружено постоянное стойло животных, где они отдыхают во время сезонных перемещений.
Когда Данц вновь обратил внимание на поведение зубров, между животными уже не было внутристадных разборок. Вожак и другие самцы с напряженным вниманием уставились на сухостой, где лежали донольцы. Командир дружины невольно поглядел назад, вправо, влево: кроме холодной реки за спиной, ни единого укрытия, где можно было бы спрятаться от рогов дикого лесного быка. Луки выручают в борьбе с врагами, помогают во время охоты на мелкую добычу, сейчас они оказались ненужными. Толстую шкуру зубра стрела не пробьет.
Обстановка, между тем, накалялась. Стадо сгруппировалось, теперь и самки, и детеныши смотрели в сторону дозора. Вожак сделал шаг вперед, двинулись вслед другие зубры. Животные начали убыстрять движение. Ничего другого не оставалось, как отступать. Единственной надеждой на спасение была родная Белояра.
Данц подал сигнал бежать к реке и как можно быстрее. Дружинникам еще ни разу не приходилось уходить от опасности так поспешно. Как поведут себя подчиненные в подобной ситуации, командир дружины никогда не задумывался. Между тем бегущая вниз к реке группа быстро превратилась в испуганную неуправляемую и разрозненную толпу. Данц не мог подать какой-либо команды, ее бы никто не услышал. А за спиной непрерывно нарастал гул от ударов копыт о землю разъяренных зубров. С поднятыми вверх хвостами, опущенной к земле мордой, выставленными вперед рогами звери приближались. Лишь у самого берега, прежде чем дружина прыгнула в воду, Данц в спешке успел распорядиться снять обувь. Повезло. С обрыва в два роста человека травоядные звери прыгать не стали. Их ярость тут же иссякла, стоило пришельцам исчезнуть с глаз долой. Но животные не ушли, перемещались вдоль берега взац-вперед, мирно щипали травку. На радость дружинникам, глубина Белояры в этом месте оказалась небольшой. Плавать никто из них не умел.
Промокшими до костей, перепуганными оказались донольцы на противоположном берегу. Возвращаться назад нечего было думать. Там зубры улеглись на полуденный отдых, неторопливо пережевывали свою жвачку. Лишь любопытные телята стояли вблизи обрыва, неторопливо помахивая хвостиками.
Данц приказал раздеться, разложить одежду, оружие, щиты на просушку. Солнце близилось к зениту, весенними лучами согревало обнаженных дружинников. С разрешения раздосадованного неудачей командира они приступили к обеденной трапезе из припасенных кусков поджаренного мяса. Данц в это время размышлял над тем, что случилось. «Надо разделить дружинников на две группы со старшим во главе, тогда не будет толпы. Пусть Юх научит плавать всех дружинников и меня тоже. Будь река под обрывом поглубже, дружина попросту перестала бы существовать».
Думы командира прервали крики дозорных, что вдоль Белояры идет большая группа звероподобных мужчин, женщин, детей. Данц построил подчиненных цепью, распорядился подстелить непросохшие циновки, стать на одно колено, изготовиться к отражению нападения.
Едва дружинники успели исполнить приказание, из-за тальника на повороте реки показались степные кочевники. Они шли гурьбой без охраны, острые палки и пики лежали на плечах, в руках несли шкуры, другие пожитки. Женские особи вели за руки детей.
Идущий впереди рослый мужчина неожиданно замер на полушаге, мгновенно остановилась вся группа. Клановцы увидели стоящих на одном колене голых людей. Замешательство длилось мгновения. Подобно рыку льва вожак громко выдохнул «гых», женщины и дети сразу же развернулись кругом, бросились бежать назад, вдоль реки. Охотники с дрекольем на изготовке остались стоять на месте, но попыток напасть не предпринимали. Они смотрели на голых пришельцев с интересом и недоумением. «Лето еще не пришло, а они уже разделись», — выражали удивление их отвратительные морды. Данц медлил. В любопытных полузверей стрелять рука не поднималась, но дружинники продолжали держать стрелы на луках. От приматов можно было ожидать чего угодно.
Вожак еще раз выдохнул свое «гых», сам первым, за ним подданные гуськом, часто оглядываясь, неторопливым бегом удалились вслед за своими женщинами и детьми.
— Все! — воскликнул Данц. — Вождь приказал возвращаться в становище, едва солнце покажет полдня. Время настало. Но сначала сделаем важное дело. Разделим дружину на два звена. Старшими звеньев назначаю Лаза и Свиса. Обороняться, наступать или отступать, а не убегать станем звеньями. Передвигаться толпой запрещаю. Звеньевым, едва прогреется вода в реке, с помощью Юха научить своих людей плавать, в том числе и в одежде.
Командир дружины разделил подчиненных по звеньям, поставил во главе новоиспеченных начальников, надевать влажную одежду не разрешил.
— Оденемся, когда переправимся на свой берег, — сказал он, посмотрев на смущенных Лаза и Свиса, добавил, — старшие звеньев могут обращаться ко мне и высказывать свои соображения без разрешения.
Вновь созданными звеньями, нагишом, лишь в обуви, передергивая плечами на ветру, дружинники быстрым шагом двинулась вдоль берега к родному очагу, в теплый отсек. Мокрую одежду они несли на пиках, чтобы быстрее просушилась. В одной из балок донольцы обнаружили большое скопление костей животных. Вперемешку разбросанные по обоим скатам целые и раздробленные на части скелеты мамонтов, носорогов, зубров, лошадей, оленей и более мелких животных окрашивали лощину в белый цвет.
— Их хватит для костров на много зим, — кивнул Лаз на добычу.
— А сколько из них можно сделать всяких вещей! — поддержал друга Свис.
Рядом с одним из скелетов мамонта Лаз заметил кучу золы, потрогал рукой, она оказалась теплой. Вокруг лежали обглоданные кости кроликов, зайцев, утки. Трофеем оказался впопыхах оставленный каменный нож грубой работы.
— Тут только что обедали полузвери! — воскликнул старший первого звена.
По распоряжению командира дружины Лаз и Свис построили подчиненных цепью, обошли с двух сторон костные останки погибших животных. Вдали, на выходе из балки, донольцы увидели группу убегающих полузверей.
На свой берег дружина переправилась лишь с третьей попытки. Дважды Белояра оказывалась выше головы. Только здесь донольцы обрядились в свои одежды. Командир дружины приказал перейти на бег, чтобы быстрее просушиться и не расхвораться после двукратного преодоления реки.
На обратном пути дружинники шли вдоль берега, затянутого вязкой тиной. Аппетитно смотрелись утиные яйца в гнездах у самой воды. Желающих вновь идти в воду не оказалось, никто никого к этому не принуждал. От одного вида воды по спине бегал неприятный холодок. В небольшой роще с цветущими деревьями Данц обратил внимание на побег деревца. Бык или другое животное разрыхляли землю копытом, едва ли не с корнем выворотили веточку. Держалась она на тонком, одном единственном корешке. Парень подкопал землю глубже, под корень, осторожно вытянул растение, полюбовался созданием природы.
— Подарю Улке, — пришла мысль.
Ближе к вечеру дружинники обнаружили на пологом берегу крупного барсука, гонялся он за маленьким лисенком. Малыш жалобно скулил, на своих коротких ножках подбежал к людям, уткнулся острым носиком в ногу Данца.
Командир группы поднял звереныша, усадил на изгиб руки. Лаз поймал лягушку, дал попробовать пленнику. Лишь после третьего подношения лисенок умиротворенно закрыл глаза. Так и проспал то время, пока дружинники возвращались в становище.
Данц доложил отцу о результатах разведки.
— Обнаружена тропа, по которой уходят и возвращаются стада зубров. Зверь этот зловредный, опасный, бросается в погоню. Но охотиться на быков можно, если одна группа станет убегать, другая сможет безбоязненно нападать на беззащитное стадо.
— Сами-то как сумели убежать? — поинтересовался Селон.
Данц с горечью рассказал о происшествии, поделился мнением, что соплеменники должны научиться плавать и отступать, а не убегать.
— Мы живем вблизи воды, вокруг звери и полузвери, охотники тоже могут оказаться в подобном положении.
Вождь согласился с младшим сыном, распорядился, чтобы за лето мужчины, женщины и дети научились держаться на воде, а группы разделить на звенья.
— На противоположной стороне Белояры обнаружены два клана полузверей, — продолжил доклад командир дружины. — Первый подошел близко, но напасть на нас не собирался, убежал туда же, откуда пришел. Второй покинул место стоянки, когда мы были от него еще далеко.
— Как, по-твоему, — спросил отец, — почему они отступили и даже не попытались напасть?
— Полузвери уже знают о нас. Во всех стычках мы легко побеждали стрелами. Враги стали бояться встреч с нами, будут обходить стороной наше становище. Потому дружину можно распустить, пусть люди занимаются другими делами.
— Рано! Возможно, никогда этого не сделаем. Нам известно, что на Дон пришли только мы и уольцы. А если где-то выше или ниже по течению реки живут другие переселенцы? Не так уж далеко горные люди, нас от них отделяет лишь степь, которую налегке перейти не стоит большого труда. Тебе, Данц, предстоит регулярно вести дальнюю разведку по всем направлениям, готовь дружину к встрече с людьми, вооруженными луками и стрелами. Надо изготовить более прочные щиты, чтобы они могли защитить от стрелы, и пики. Вместе с Лучем подумайте, что сделать, чтобы стрелы летели и луки ломались не так часто.
— Димор, не в укор тебе, — сказал вождь, — подумай, как улучшить охрану становища.
— Справляемся же!
— Если появятся люди, они будут умнее полузверей. Сейчас ты охраняешь лишь наше жилище и пещеры, врагов со стрелами так близко подпускать нельзя. Они быстро окажутся в отсеках или в летних жилищах. Выставляй посты охраны на границе поймы, выставляй и наблюдателей на крышу жилища, привлекай для наблюдений пожилых мужчин из группы Луча.
Лисенок доставлял неописуемую радость молодому поколению донольцев. С первого дня в становище его полюбили и взрослые соплеменники. Каждый стремился угостить звереныша вкусной косточкой, кусочком мяса, поиграть с ним, почесать за ушком. В ответ на заботу приемыш ластился к людям, быстро привык к своему положению. Днем он постоянно находился в центре внимания жителей становища, на ночь его брал один из постов охраны и наблюдения. Чуткие уши и нос, зоркие глаза новоявленного «охранника» обнаруживали даже пробегавшую мимо мышь. Появилось у Лиса, так назвали лисенка соплеменники, еще одно важное и нужное дело. Однажды он отказался съесть свой завтрак. Люди встревожились, не знали, что и подумать. Но вскоре причина выяснилась. После переселения из саманной крепости в пещеры в отсеках начали обживаться новые жильцы — мыши. Как бы показывая, что он не голоден и приносит пользу, Лис вынес в зубах убитого грызуна и положил к ногам людей.
Улке понравился подарок Данца, не дала погибнуть деревцу. Она вырыла у входа в пещеру небольшую ямку, будто цветок в стакан, поставила саженец, засыпала землей. Девушка часто любовалась подарком жениха, регулярно поливала, что растет, не ведала: дерево и дерево.
Появлялись и исчезали луны. Донольцы прижились на новом месте. Придонье стало им родиной, давало в изобилии все необходимое для привычного существования охотников-собирателей. В быту, делах, самой структуре племени, по сравнению с предыдущей жизнью в предгорьях Ольца, произошли существенные изменения. Соплеменники научились делать саман, хотя и недолговечную, грубой работы, но нужную в повседневной жизни домашнюю утварь из глины. Со временем они приобрели опыт, как сеять злаки, получать из зерен муку для лепешек, крупу для каши в лечебных целях, из волокон дикой конопли плести циновки, вить веревки, а позже делать даже одеяла. Безотказно работал затон — холодильник. По опыту Улки донольцы посадили перед саманной крепостью и пещерами деревья различных пород, многие из которых оказались впоследствии яблонями, грушами, сливами.
Донольцы не были переполненными счастьем людьми, которым неизменно благоприятствовала удача везде и во всем. Бывали в их жизни тяжелые и тревожные времена. Не обходили стороной становище болезни, случалась неудачная охота, по нескольку дней пустовал затон из-за длительной непогоды. Не сбылась надежда Данца, что полузвери будут неизменно обходить стороной становище. Нечасто, но происходили с ними стычки в последующие годы. Но появлялись степные кочевники реже и реже. Гибли приматы под стрелами новых хозяев придонья, не допускали их дружинники до рукопашной схватки. Подросший внук вождя Кол вставил однажды гусиное перо в конец дротика из длинного обломка трубчатой кости так, ради любопытства. Метательное копье улетело далее обычного, не меняя устойчивого горизонтального положения. Вскоре ненадежные в полете толстые тростниковые стрелы Луч заменил более тонкими, оперенными. Дружинники получили возможность поражать противника, а охотники дичь с больших расстояний. Способствовали этому упругие луки из рогов мигрирующих оленей.
Повзрослевший Лис до глубокой осени жил в становище вместе с людьми. Когда донольцы переселились на зиму в саманную крепость, он остался в пещере. Уют отсека оказался ему не по нраву. После ночной «службы» с охранниками звереныш отсыпался. Но неожиданно Лис исчез, ушел ночью в степь. Охранники переживали, лишились они надежного помощника. Сожалели о случившемся и дети, и взрослое население становища.
Уже зимой, по снегу, дружина вела разведку вокруг становища по границе долины. Был солнечный день, видимость от горизонта до горизонта. Боковой дозор от звена Лаза вдруг начал подавать сигнал, «Внимание». А вскоре люди увидели захватывающую картину. Вытянув пушистый хвост, по степи неслась серовато-рыжая лиса, по пятам мчалась тройка волков. Но не это удивило донольцев. Когда жертва заметила людей, не бросилась от них в сторону, а устремилась навстречу.
— Это же наш Лис! — воскликнул дозорный.
И действительно, перепуганный, запыхавшийся зверь вскоре оказался у ног дружинников, повизгивая, начал тереться о ногу Данца. Волки остановились на почтительном расстоянии от места встречи лисы с человеком.
Еще раз уйти из становища Лис попыток не делал, жил в пещере, кормился мышами. По-прежнему был любимцем соплеменников, нес «службу» вместе с охранниками.
Прошли годы. Во время охоты на шерстистого носорога погиб Селон. Пронзил зверь сына вождя своим длинным рогом. Старшим группы охотников вождь назначил крепкого телом и духом внука, высокого Кола. Не утратив доверия соплеменников, белый, как снег, Нольц передал бразды правления племенем младшему сыну. Из кареглазого стройного юноши Данц превратился в крепко сложенного мужчину. Волнистые русые волосы до плеч, дугообразные густые черные брови, обаятельная улыбка делали его, жителя каменного века, симпатичным и по современным понятиям.
Тесный союз донольцев и уольцев под руководством вождей Данца и Бора никогда не омрачался недружественными помыслами и делами. Как и в старину, обменивались соседи девушками, опытом изготовления оружия и домашней утвари. Встречались родные и близкие двух племен в зимнее время, летом непреодолимым препятствием являлся широкий и глубоководный Дон.
Ия народила кучу несимпатичных, груболицых, но детей-людей, способных говорить. Они со временем превратились в сильных и смелых дружинников, удачливых охотников, зорких охранников.
Улка подарила молодому вождю сына и дочь.
Разросшееся племя донольцев со временем начало жить отдельными многодетными семьями, для каждой из них строились заглубленные в землю древо-костные землянки. Группы живущих совместно близких родственников самостоятельно занимались охотой, собирательством съедобных растений и плодов деревьев, посевами трав с лечебными семенами.
Родная земля кормила и поила своих хозяев. Щедрое солнце закатными и восходящими лучами извещало о начале и конце прожитого дня, каждую весну вновь и вновь животворило природу.
С годами совместными усилиями донольцы и уольцы, под началом сыновей Данца и Бора окончательно вытеснили с освоенных территорий кланы и группы полузверей. Судьба не жаловала степных кочевников, по научному наименованию, неандертальцев. Схватку с пришельцами они проиграли бесповоротно, раз и навсегда.
Боевая дружина донольцев во главе с Ником, сыном Данца, своего существования не прекратила. Она не привлекалась к хозяйственным работам, обеспечивала безопасность соплеменников на дальних подступах к становищу.
Новый вождь племени унаследовал требования отца, пресекал всякое проявление вражды между соплеменниками независимо от того, какого цвета они имели волосы и кожу.
Непритязательные и непривередливые переселенцы из субтропиков стойко переносили тяготы и лишения на степных просторах придонья, с радостью воспринимали успехи соплеменников в больших и малых делах, вместе сопереживали, если случались горе или неудачи. Они были, вероятнее всего, довольны жизнью и вряд ли захотели бы поменять ее на какую-либо иную.