В том месте, где мы оказались, не было ничего примечательного, кроме, разве что, темного коридора, который можно было обследовать только при наличии хорошего освещения. Я подошел ко входу, посветил маленьким фонариком во тьму и увидел уходившие вдаль изгибавшиеся коридоры, похожие на очередной лабиринт. Но свет слабенького фонаря был слишком тусклым, в его бледных лучах ясно увидеть что-то можно было только на расстоянии в несколько футов — дальше тянулась непроглядная темень.
— Ты что, хочешь туда сунуться? — прошептал я, потому что шепот больше соответствовал ситуации.
— Да нет. Может, это и не понадобится. К тому же мне эта дыра совсем не нравится. Ни зги не видно — хоть я темноты и не боюсь!
— Неужели? А я вот в последнее время что-то стал побаиваться. Ну ладно, уговорила, от темного лабиринта с низкими потолками может развиться клаустрофобия. Сдаюсь.
Почему я уступил Арлин? Наверное, потому, что жизнь коротка, особенно на Деймосе.
Я все еще смотрел во тьму лабиринта, когда ружейные выстрелы переключили мое внимание на то, что находилось в непосредственной близости. Пробежав через зал, я увидел, что морской пехотинец Сандерс всаживает пулю за пулей в крошечных, истощенных демонов, таких маленьких, что сразу я их даже не разглядел.
— Смотри, что я нашла! — радостно воскликнула Арлин и, нагнувшись, вынула из-под раскиданных во все стороны малюсеньких тел синюю магнитную карточку.
Интересно, откуда взялись крошечные демоны? Может быть, они мутанты? Последствия неудачного эксперимента? Или демоны такую усадку дают, если их держать на голодном пайке? Наверняка существовал ответ на вопрос о происхождении монстриков, но он меня не больно-то волновал. Хотя почему? Интересно же, а вдруг эти создания — дети нормальных демонов? И вообще, каким образом демоны появляются на свет — неужели их рожают? Или разводят в инкубаторах? Высиживают? Лепят сразу в натуральную величину? Меня передернуло от омерзения — кем бы ни были эти очаровательные малютки, от их вида воротило даже больше, чем от их гигантских собратьев.
Вложив карточку в предназначенную для нее прорезь, Арлин распахнула дверь, и мы вошли в нее без всяких проблем, но, как выяснилось, только для того, чтобы убедиться, что сразу за ней другая дверь, которая никак не желала открываться без желтой карточки!
— Чтоб тебя разорвало! — в сердцах вырвалось у меня, и, видит Бог, тут я душой не кривил!
Часом позже мы-таки заполучили блестящую, новенькую, желтую магнитную карточку в обмен на изрядную долю боеприпасов. Как это нам удалось — лучше не спрашивайте.
Наконец мы доволоклись обратно до таинственной двери, и Арлин вставила карточку в щель.
Карточка подошла — дверь отворилась. И — что вы думаете? — за ней оказалась следующая дверь, которой на этот раз требовалась красная карточка!
— Ну вот, — сказал я, — в этой секции мы обшарили все, что могли, кроме коридора, куда не решились сначала податься.
— Ты имеешь в виду лабиринт, где такая тьма, что хоть глаз выколи? Флай, но откуда известно, что там есть магнитные карточки, и, даже если они там есть, вовсе не обязательно, что они красные.
— Подумаешь. Как-то раз мне уже доводилось такую дверь вышибать ракетой.
— Сколько их у тебя в запасе?
— Шесть.
— А сколько нужно, чтобы вырубить князя ада?
— Как правило, они подыхают после шестой.
Арлин прищелкнула языком.
— Делать нечего — придется идти в лабиринт, — резюмировала она.
Я прекрасно понимал, что ее беспокоило. Если бы мы использовали одну или две ракеты, чтобы открыть последнюю дверь, и напоролись на минотавра, нам пришлось бы очень круто. Я пожал плечами — в лабиринт, так в лабиринт.
Свет фонарика почти не прорезал непроглядную тьму.
— Здесь, видимо, действует какое-то поле, рассеивающее или поглощающее световые лучи, — прошептала Арлин у меня за плечом.
Ситуация очень напоминала ту, что уже была описана Жюлем Верном, когда участников экспедиции разъединила непроглядная тьма. Я совсем не желал оказаться в их положении.
— Флай, кажется, я видела какие-то странные очки в той комнате, где лежала желтая карточка, — обратилась ко мне Арлин
— Правда? Ну, и что?
— Может быть, это прибор для ночного видения? Вопрос прозвучал как достаточно убедительный предлог для того, чтобы вернуться назад, к свету. Я не возражал — любой предлог хорош, чтобы выбраться из этой тьмы тьму-щей. Меня не оставляло мерзейшее ощущение, что в лабиринте нас постоянно преследуют какие-то твари, которые вполне спокойно обходятся без приборов ночного видения.
Мы вернулись тем же путем, которым пришли. Очки действительно лежали там, где их видела Арлин — да и куда им было деться? Жаль только, что одна пара.
— Интересно, будет через них что-нибудь видно в лабиринте, если там существует поле, о котором ты говоришь? — поинтересовался я.
Арлин только плечами повела. Как еще мы могли это проверить, не испытав окуляры на практике?
Около самого входа в пещеру мы на минуту замешкались — решали, кому надевать очки? И рассудили следующим образом, можно сказать, по науке: зрение Арлин острее моего, значит, очки предназначены ей.
Кроме того, она женщина. Уж не знаю, какая тут связь с очками, но, наверное, я подумал, что она не прочь в них покрасоваться.
В общем, подруга моя их надела и отрегулировала уровень видимости, потом вышла вперед и повела меня обратно во тьму лабиринта. Я на такие аттракционы даже дома никогда не ходил.
— Ах, черт! — вскрикнула ни с того ни с сего Арлин.
— Плохих новостей с меня хватит.
— Батарейка села.
— Я же сказал, что устал от плохих новостей.
— В этих очках перед глазами мельтешит. — Девушка остановилась, и я налетел на нее в темноте. — Может, это из-за действия поля, если оно здесь и впрямь есть. Но все равно, видно в них хуже, чем с фонариком, хотя они и работают… кое-как
Арлин снова двинулась вперед, и я в непроглядной тьме последовал за ней, неотступно как тень, положив руку ей на плечо.
— Расскажи, что видишь.
— Все кругом зеленое и нечеткое. Как будто я смотрю сквозь бутылку из-под кока-колы.
Минут пять путешествия по лабиринту прошли мирно, и вдруг Арлин отскочила вбок, оставив меня одного, в замешательстве. На какую-то долю секунды окружавшую тьму рассеяла яркая вспышка разорвавшегося сгустка энергии; но я успел заметить лишь затылок Арлин.
— Князь ада! — крикнула она. — Садани-ка по нему ракетой, Флай!
— А смыться некуда?
— Нет, — твердо ответила она, — мы должны его победить! Я снял с плеча ракетную установку и бессмысленно уставился в непроглядную темень.
— Где? Где он?
— Я тебе скажу, куда стрелять, — негромко ответила Арлин. Ее эмоции полностью контролировались.
Моя рука снова оказалась на ее плече. Следовало выстрелить так, чтобы девушка, находившаяся между мной и монстром, не пострадала. Я пытался второй рукой прицелиться туда, куда она меня направляла. Но это никак не удавалось!
— Спокойно, не отходи от меня, стой спокойно, — повторяла моя подруга. — Возьми правее. Теперь слушай внимательно…
Еще один взрыв сгустка энергии пропорол воздух, попав в стену чуть выше моей головы, и я выронил чертову установку! Арлин услышала, как она звякнула о камень.
— Она около твоей правой ноги, Флай. Нагнись и подними.
— А ты почему не можешь поднять? Ты-то хоть что-то видишь!
— Флай, я не знаю, как из нее стрелять — никогда с такими игрушками дела не имела. Ну, давай, черт тебя дери, поднимай.
Меня снедало нетерпение, хоть я знал, что Арлин делала все от нее зависящее.
— Левее, еще левее бери, еще; теперь чуть выше… — направляла она меня, — теперь давай!
Я спустил курок. Пламя ракетного взрыва осветило тьму, но нападавшего монстра я разглядеть не успел.
— Где он? Где?
— Не беспокойся, парень, — ты его задел! Скользящий удар в брюхо сбил тварь с ног.
— Помоги еще раз прицелиться.
Второй выстрел попал прямо в точку. Обычно вторая ракета не останавливала князей ада. Наоборот, после нее они продолжали наступать с удвоенной энергией. Но здешнему монстру жизнь в лабиринте, наверное, медом казалась, потому что сражаться с врагами приходилось редко, и он, видать, здорово обленился от безделья. Мы впервые столкнулись с минотавром в наиболее привычной для него среде обитания
— Ну, куда целиться на этот раз? — снова спросил я и зарядил последнюю шестую ракету. — В какую сторону? Арлин выдержала продолжительную паузу.
— Флай, последним выстрелом ты его усадил на что-то вроде стула; он еще дышит, но подняться не может.
Мы ждали; положение не менялось.
— Ну, ладно, детка, — сказал я в конце концов, — дело сделано чисто, думаю, официальных претензий нам не предъявят.
— Зато я тебе сейчас официально сообщаю, почему с этим уродом обязательно надо было драться. Глянь-ка сюда… я хочу сказать, возьми это в руку и пощупай: да-да — еще одна магнитная карточка, только я понятия не имею, какого она цвета. Для меня здесь все зеленое. Эта падаль держала карточку в когтях.
— Ты хочешь сказать, что он ее сжимал в своей поганой лапе все время, пока я по нему палил? Да ведь я же мог заодно и карточку вдрызг разнести!
— Именно поэтому я тебе раньше о ней не говорила. А ты разве не рад, что я ракету сэкономила?
— Да рад, наверное, — без особого энтузиазма ответил я, решив воздержаться от напоминания о том, что если бы мы вообще в лабиринт не совались, а сразу вышибли дверь ракетой, то и ракет осталось бы больше, и неприятностей было бы меньше.
Мы отправились в обратный путь, и именно в этот момент как назло батарейка в приборе ночного видения села окончательно и бесповоротно.
Арлин на это обстоятельство прореагировала со всей определенностью:
— Будь все трижды проклято!
Потом она сняла ставшие бесполезными дурацкие очки и сунула их в карман со словами:
— Господи, мне совсем не светит в этой кромешной тьме подыхать!
Тут уж я был с ней полностью солидарен. Сама мысль о том, что нас могут поймать и разорвать на куски, а мы даже толком не сможем дать сдачи, совсем не радовала.
О том, каким путем возвращаться обратно, у меня были самые смутные представления. Я взял Арлин за руку и почти бегом потащил ее в том направлении, которое казалось мне правильным. Я даже помолился. Не зря, видно, монахини возились со мной — они прекрасно знали, что в темноте на ум чаще приходят благочестивые мысли.
После прогулки по лабиринту совсем не хотелось встречаться с проклятым бесом, поджидавшим у самого выхода из пещеры. Он зашипел, и мы, похолодев, остановились… шипение было отчетливо слышно, хоть самого беса мы не видели. Руки начали подрагивать, я водил ружьем из стороны в сторону, но выстрелить боялся не столько из-за того, что не хотел выдавать наше местоположение, сколько потому, что случайно опасался попасть в темноте в Арлин.
— Господи! — воскликнула девушка, тоже вспомнив о Боге, когда прямо над нашими головами пролетел огненный шар, а я подумал: «Надо же, какой болван», — имея в виду, разумеется, беса.
Столб пламени осветил все вокруг, и я смог зафиксировать положение Арлин и бесовского отродья. Как только пламя угасло, я выстрелил прямо туда, где находилась нечисть. Арлин тоже не теряла времени даром. Получив возможность выстрелить, она это сделала одновременно со мной, и бес превратился в отлично прожаренный тост.
Вскоре мы выбрались на свет и вернулись к трем чертовым дверям. Честь открыть последнюю предоставилась мне. Пройдя в нее, мы обнаружили очередной лифт. Я нажал кнопку, лифт скользнул вниз, и я спросил Арлин, нравится ли ей музыка, раздавшаяся наверху — то орали и взрывались монстры, выяснявшие отношения между собой, поскольку людей с нашим отбытием в их распоряжении не осталось.
— Дьявольское вторжение, — недовольно пробурчала она.
— Тебе не надоело это повторять?
Деймос, видимо, чутко прислушивался к нашим разговорам — если только мысли не читал — и незамедлительно на них реагировал. Как только лифт остановился на следующем уровне и дверца распахнулась, мы буквально наткнулись на самую большую, самую волосатую, самую вонючую и самую — розовую тушу из всех, которые мне доводилось видеть.
Один из монстров, которых Арлин называла «розовыми», стоял прямо перед нами, повернувшись задом к лифту. Он даже не почувствовал, как подъехала кабина. Я осторожно поднял ручной пулемет, а Арлин — дробовик. Стиснув зубы, чтобы легче перенести грохот, мы одновременно выстрелили. Это был самый действенный клистир из всех, которые вставляли легковооруженные морские пехотинцы.
За первым розовым демоном оказался второй — ему, видимо, наш рецепт пришелся не совсем по душе, потому что он попер на нас с решительностью домашней хозяйки, торопящейся за один раз отовариться в универсаме.
Сначала мы его даже не заметили, так как задница его приятеля загораживала нам обзор. Теперь он пытался проскочить за нами в дверь.
Этот болван сам подставился — мы никак не могли устоять против искушения расквитаться с ним. Несчастные наши барабанные перепонки!
Арлин стерла с лица кровавые брызги, придирчиво оглядела костюм и спросила:
— Интересно, от этой гадости такие же пятна остаются, как от соуса?
— Не знаю, никогда не доводилось стряпать на кухне, — ответил я.
Хоть мы имели все основания гордиться результатами последней кровавой стычки, тем не менее выяснилось, что в результате ее мы сами загнали себя в ловушку — тела двух демонов, весившие вместе наверняка не менее тонны, полностью загородили проход. Деваться было совершенно некуда, кроме как через них перебираться.
— Ты альпинизмом, часом, не занимался? — попробовала отшутиться Арлин.
— Так же, как ты — спелеологией! — в тон ей балагурил я.
Пожалуй, последнее нам больше бы пригодилось. Мы не столько карабкались на туши, сколько прорубались сквозь них. Нам пришлось прилично повертеться и подергаться, ужимаясь до предела, едва дыша, чтобы в конце концов просочиться сквозь плотскую толщу.
Теперь предстояло разобраться с еще одной мелочью — то бишь с появлением нескольких бесов. Но столь крупных специалистов по истреблению монстров, как мы с Арлин, заурядные противники вроде кучки клыкастых особенно не тревожили. Мы походя усеяли пол их трупами.
— Сдается, мы наглеть начинаем, — заметила Арлин.
— А мне так, наоборот, кажется, что мы уже заслужили право на собственный стиль, — сострил я. Арлин громко рассмеялась.
Сквозь распахнутую дверь мы попали на склад и успели без помех обогнуть лишь пару углов. На этот раз все помещение заполонили розовые демоны, которые по своим габаритам сильно уступали той парочке у лифта. Они приготовились к нападению. Деваться нам было некуда. Я подпрыгнул, ухватился руками за край подвернувшегося ящика и взобрался на него. Потом протянул руку Арлин и втащил ее к себе. По недовольному рычанию, хрюканью и вою демонов, окруживших ящик, можно было сделать вывод о том, что неблагодарные твари не умели ценить инициативу и способность к оперативному принятию решений. От расстройства и досады они так яростно раскачивали ящик, что я даже испугался, что мы с него сорвемся, но, к счастью, нам удалось удержаться. Мы целились и стреляли, стреляли и целились, и тряска мало-помалу стихла.
Наконец-то выдалась свободная минутка, чтобы получше осмотреть помещение, в которое мы попали. Прежде всего в глаза бросалась поблескивающая хромировка и сложный узор голубоватой эмали. Да, действительно, отделка зала была выполнена в лучших традициях научно-фантастических романов, хотя казалась в высшей степени неуместной, если принять во внимание привычки населявших помещение монстров. Но мне трудно было об этом судить — я ведь не подписывался на журнал «Улучшение жилищных условий демонов».
Потом мы открыли дверь в дальнем конце зала — точнее говоря, я распахнул ее ударом ноги — и обнаружили баки-инкубаторы, где плодилось дьявольское отродье.
Они представляли собой массивные металлические цистерны, в которых взращивалось «зло». Цистерны заполняла странная на вид ядовито-зеленоватая жидкость, однако не такая густая, как токсичные отходы, разлитые по полу в других помещениях базы. В каждом контейнере находилось еще не сформировавшееся тело монстра.
Арлин, повинуясь безотчетному внутреннему порыву, вызванному органическим неприятием подобной мерзости, выстрелила в первый попавшийся неоформившийся торс. Пулевое отверстие с громким чавкающим звуком мгновенно затянулось, причем от него не осталось и следа, так что недоноску расправа не причинила ни малейшего вреда.
— Интересно, можно ли прервать этот процесс выращивания? — спросила Арлин.
— Я бы сам очень хотел это знать. Зато теперь ясно, что нечего и говорить о полном истреблении тварей. Скорее всего, этих солдат выращивают с помощью генной инженерии. Должно быть, чуждый нам Разум, хозяйничающий на этой кухне, — кем бы или чем бы он ни был — крадет человеческие кошмары, а потом оптом их воспроизводит в натуральную величину.
— Да, наверное, ты прав. Как думаешь, сколько времени надо, чтобы вырастить в такой бочке нового монстра?
Арлин взглянула на часы. Через шесть минут тварь, в которую она стреляла, была готова — новенькая, с иголочки, как говорится, в чем мать родила. Напарница моя еще раз выстрелила, и новорожденный монстр вывалился из чана. Арлин пустила в него еще пару-тройку зарядов для уверенности. На этот раз пули возымели ожидаемое действие. Мы еще не единожды повторили этот эксперимент с шестиминутными интервалами.
— Жидкость, в которой мразь выводится, не только дает жизнь, но и защищает ее, — предположил я. — Но когда экземпляр, образно говоря, «вылупляется»…
— Словом, — перебила меня Арлин, — аборты им нипочем, но когда новорожденный уже появился, его можно без труда к ногтю прижать. — Она выгнула бровь дугой. — Давай-ка прикинем: один монстр варганится минут за шесть; значит, получается, что за час из одной такой лоханки вылупляется десяток цыплят. Если в зале умещается шестьдесят четыре корыта с животворным раствором, выходит, что за час только в одной этой комнате выводят шестьсот сорок монстров. Господи! Это же пятнадцать тысяч штук в сутки!
— Да уж… и ведь таких комнат может быть сколько угодно.
— Значит, за несколько дней без труда собирается миллионная армия, — подвела Арлин итог своим упражнениям в математике.
— И, тем не менее, дорогая, шанс у нас есть — только надо найти чудовищный Разум и уничтожить его.
— Да, всего-навсего, — фыркнула девушка, — это почти так же просто, как съесть пирожок.