Дорога на Киев

Глава 3

Утром Данило встал совсем здоровым. Осмотрев рану, он удовлетворенно хмыкнул, сказал «Вот как надо выздоравливать!», словно это не я его нашел да выходил, и отправился к телегам, чтобы отобрать все, что нам сможет пригодиться в пути.

Я решил, что не стоит обращать внимание на его нахальство. Может, все дружинники такие, а раз он не простой дружинник, а старший, значит и нахальства у него должно быть побольше.

Отсутствовал он долго. Рылся в мешках, рассыпал зерно, кряхтел и ворчал. Когда я предложил помочь, велел приготовить еще еды — мол, перед походом подкрепиться надо. Два раза отлучался в лес, я уж подумал, что у него живот прихватило от неумеренной еды, и предложил зверобоя найти, но он на меня зарычал так, что я нарочно отправился искать травы для похлебки на другую сторону дороги.

Наконец, с приготовлениями закончили, но не успели отправиться, как он принялся меня муштровать.

— Сейчас буду учить тебя воинской науке, — объявил он. — Берешь котел, насыпаешь в него дополна муки и бежишь до того пятого дуба, считая от меня.

— Какая же это воинская наука, — воспротивился я, оставив без внимания его замечание насчет дубов. — К тому же нам дорога дальняя предстоит, если буду бежать, да еще с котлом, — вовсе не дойду.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился он. — Тогда берешь котел, насыпаешь в него дополна муки и просто идешь. Воинскую науку нужно начинать с азов. Перво-наперво вырабатывать в себе силу и выносливость.

— Я и так на силу не жалюсь.

— Р-разговорчики! Считай, что раз обещал из тебя гридня сделать, то беру к себе на службу, а стало быть стал я твоим воинским начальником.

Возразить было нечего. Котел был тяжелый, готовили в нем человек на двадцать — не меньше. И нести его было несподручно.

Так и прошло три дня, ничем не примечательные. Утром просыпались, ели и отправлялись в дорогу, по которой Данило гонял меня с котлом. Одно утешение: я старался готовить побольше, чтобы котел стал полегче. На привалах мой воинский начальник острил оружие, рассказывал о Киеве, о дворе князя Владимира, о богатырях и поединщиках, об их славных подвигах. Учил меня рубиться мечом и прикрываться щитом. Учителем он был неважным — часто серчал и топал ногами, давал команды вроде «Махни назад мечом!», однако боевого опыта у него было немало; одно то, что он дожил дружинником до таких лет, вселяло в меня надежду.

Однажды, крепко осерчав, Данило пообещал меня выдрать за непослушание, как сидорову козу, на что я, тоже осерчав, ответил, что сам могу его выдрать. Немного полаявшись, решили бороться на кушаках.

Я парень не хилый, с малолетства валил лес, колол дрова, пахал да сеял. Да и жизнь силушкой не обидела, но Данило — хоть и стар — был здоров, как кряжистый дуб и напорист, что твой лось в сезон гона. Из пяти раз все пять я оказывался на земле. В последний еле поднялся: мой спутник намял меня, что твой медведь, к которому я хоть и не попадал, но думаю, что справиться с ним было бы легче.

— Хочешь еще? — победоносно спросил Данило.

— Не-е, с меня хватит. Я сейчас и муравья на землю не уложу.

— То-то. Будешь знать, как над княжеским старшим дружинником надсмехаться. Но из тебя толк выйдет…

Я радостно заулыбался.

— А бестолочь останется, — с удовольствием заржал Данило и хлопнул меня по плечу, от чего я опять чуть не упал. От победы он пришел в хорошее настроение, и теперь от его проявлений дружеских чувств следовало держатся подальше.

Через пару дней вышли к городу. Ничего подобного я еще не видел. Он был обнесен земляным валом, на котором стояла высокий частокол из вековых дубов и неглубоким рвом с дном, утыканым острыми кольями. На частоколе в нескольких вершках под краем были вытесаны узорчатые просветы — чтобы сподручнее было обстреливать осаждающих да поливать их кипящею смолой, пояснил Данило. У стен были разбросаны кучками простенькие хаты, кое-где стояли даже крепкие избы.

— Слободы, — сказал мой спутник. — Живут в них разного рода ремесленники.

Над городскими воротами возвышались смотровые башни с тесными бойницами для лучников, за ними виднелись крыши домов, крытых не соломой, а потемневшей от непогоды гонтой. Такие же башни стояли на дальних углах стены. У ворот вольготно расположились два толстых стражника с копьями, в не чищенных кольчугах и при мечах.

— По какому делу? — остановил нас один, у которого из-под короткой кольчуги провисало пузо.

— По торговому, — ответил Данило. — Хозяин послал товаров присмотреть — кожи, мехов, пеньки…

«Какой хозяин?» — чуть было не брякнул я, но он вовремя пнул меня ногой. И больно…

Стражник с сомнением оглядел мощную грудь в кольчуге, потертую рукоять меча, сапоги и хотел что-то спросить, как второй уже вперился хищным взором.

— А деньги на меха у тебя есть?

— Да что ты! Я ж сказал, прицениться только.

— Смотри не воруй тут. А то ходют всякие… — разочарованно протянул тот, сел на приступок и потянулся за стоящим рядом кувшином.

— С виду защита крепкая, — пробормотал Данило, когда мы отошли, — а стража отъевшаяся, к бою мало годная. У них, небось, и мечи-то заржавели.

— Куда мы идем? — спросил я.

— В корчму. Отдохнем с дороги, перекусим как следует, да не мешало бы запасов на дорогу сделать, коней купить.

По дороге глазел на городских людей в непривычных одеждах, некоторые были разнаряжены так, что появись они в нашей веси, приняли бы за князя, а некоторые, похоже, забыли, как выглядит баня изнутри. Вдруг на глаза попался степняк, и я вздрогнул. Данило это заметил.

— Успокойся, некоторые нашим князьям служат, и неплохо.

Корчма оказалась просторной двухповерховой избой, стоявшей недалеко от городских ворот. О таких высоких избах только слышал, но никогда не видел. Будь я в другом месте, долго стоял бы, разинув рот, но сейчас сильно удивиться не успел: из раскрытых настежь дверей корчмы доносился головокружительный запах жаренного на вертеле мяса, наваристых щей и крепкой просяной браги. В животе у меня плотоядно заурчало.

— Знаешь, — сказал Данило, тоже учуявший ароматы кухни, — наверное, перед трудной дорогой нам с тобой здесь надо пару-тройку дней пожить, чтоб сил набраться.

— Я согласен, — ответил я. — Если найдется чем платить.

— Об этом не беспокойся. Степняки рылись второпях, не все отыскали. Мы на самом деле не зерно везли — оно только для отвода глаз было. В двух мешках казна богатая была спрятана. Ее-то наверняка и разыскивали… да не нашли. Я калиту с золотыми прихватил.

— Где ж вся казна?

— Не твоего ума дело.

Теперь я понял, что он делал у телег и зачем отлучался в лес, спросив, где могила его соратников.

В корчме было шумно, дымно и жарко. На лавках сидели, ели, пили, кричали, ссорились и мирились торговый люд, посадские, ремесленники и разная голь. Я заметил даже двух калик; на шее старшего белели обереги, а на том, что был помоложе, висели массивные железные цепи. Бабка Евфросинья по праздникам тоже вешала на шею бусы, но не так много и жемчужных.

В углу пировали несколько вооруженных стражников, мало отличавшихся от тех, кого мы встретили на воротах. Увидев Данилу, они о чем-то зашептались.

Данило выбрал место рядом с каликами и пошел договариваться с хозяином. Я тем временем стал разглядывать соседей.

Посадские и купцы сидели на другом конце залы, за нашим столом, заставленным блюдами с огрызками и костями, кувшинами и чарами разместился народ попроще. Все были красные, разгоряченные, говорили громко, в нескольких местах дело доходило чуть ли не до драки, двое уже уткнулись мордами в грязные столешницы, и только сидевшие напротив калики тихо переговаривались между собой, что не мешало им споро разделываться с огромной ляжкой кабана.

Слева от меня несколько молодых горожан внимали старику, судя по одежде, охотнику.

— … И вот, бредем мы по пояс в снегу, а волки за нами. Ветер. Холод. Мороз такой, что плевок замерзает на лету. А ну-ка налей мне еще!

Последовала пауза. Затем охотник продолжил:

— Да-а… Осмелели волки, подходят все ближе и ближе, чуть за ноги не хватают. Мы бежать. Двое зверей, самых огромных — с лошадь, не меньше — за мной. Н-налей-ка еще чарку!

Снова пауза.

— Да-а… Я — н-на дерево. День сижу, другой, а снег все сыплет и сыплет. Насыпало столько, что ветка подо мной прогибаться н-начала. А волки снизу прыгают, вот-вот достанут. Ну, д-давай еще!

На сей раз пауза длилась дольше.

— А один раз…

— Ты погоди! А что волки-то?

— К-какие волки? А-а, те! Съели! — рассеянно махнул рукой рассказчик.

Не успел я удивиться, как это его съели, когда он сидит здесь живой и здоровый, как калика с цепями, увидев, что я глотаю голодные слюни, с хрустом выдрал добрый кус мяса с костью и протянул мне.

— На-ка, замори червячка, пока твой соратник занят.

Второй, оторвавшись от еды, молча и внимательно смотрел. Глаза у него были удивительные: зеленые, словно весенняя листва, и печальные. Но больше я раздумывать не стал: навалился на мясо и хлеб, который одной рукой пододвинул ко мне старший, второй он начал перебирать обереги.

— Молодец, времени зря не теряешь, — подошел Данило. — Исполать вам, калики перехожие.

Подскочивший отрок грохнул на стол блюдо с мясом, горшок с ухой, кувшин и еще что-то, чего я не увидел, так как был сильно занят. Несколько дней трапез с Данилой меня кое-чему научили.

Калики снова о чем-то тихо перемолвились, и младший спросил:

— Куда путь держите, добры молодцы?

— Вквукнзю… — ответил я.

— Куда-куда?

Я торопливо прожевал, проглотил кусок и повторил:

— В Киев к князю.

Старший чуть заметно кивнул. Калика с цепями собрался было спросить что-то еще, но нас прервали. К столу вразвалку подошел толстый — в три обхвата — стражник толстой и наглой мордой, с засаленными волосами, к его нижней губе прилипли крошки, подбородок был тоже в чем-то вымазан.

— Кто такие? — спросил он, протягивая руку к столу. Данило вовремя перехватил свою чару, одним махом осушил ее, вытер рукавом губы и только тогда ответил:

— Приезжие. — Стало быть, не только я у него учился.

— Это я и без тебя вижу. Откуда и куда путь держите?

Я заметил, что разговоры поблизости от нас стихли. Многие повернулись к нам, у большинства в глазах читалась неприязнь к стражникам и у всех — интерес к тому, что должно было произойти.

— Вот что, мил-человек, твоя работа — за порядком в городе смотреть да воров ловить, а ты к честным людям пристаешь. Сядь лучше по-хорошему на свое место и не крутись под ногами.

Стражник, не говоря ни слова, размахнулся, но Данило быстро нанес ему короткий удар локтем в живот. Стражник охнул и согнулся. Остальные бросились на помощь. Данило вскочил навстречу подбежавшим и по-молодецки замахнулся. Под удар попали сразу двое. Первый отлетел к своему столу, с грохотом упал, расшвыривая блюда, чары, кости и остался лежать. Из второго брызнули кровавые сопли, он без звука осел на земляной пол. Третьего я поймал за воротник и мотню, поднял над головой и бросил о стену. Он сполз по ней, как кусок холодца без единой косточки. Оставшиеся двое резко затормозили так, что из-под кованых каблуков стружкой поползла слежавшаяся земля. Один потерял равновесие, упал и проворно пополз на четвереньках назад. Последний рванул в дверь так, что чуть не вынес ее вместе с косяком.

— Берегись!

Я повернулся и увидел, что завязавший драку стражник прямо за спиной Данилы вынул нож. Кулаком не дотянуться. Я схватил со стола тяжеленное блюдо и с размаху опустил его на голову стражника. Тот кулем повалился на пол и затих. По сальным волосам побежала тонкая струйка крови. Народ в корчме разочарованно отворачивался: все закончилось слишком быстро.

Из задней двери выскочили отроки, поволокли лежащих стражников во двор. Подошедший хозяин был хмур.

— Зря вы так. Это городская стража. Они вам теперь прохода не дадут.

— Так что же нам, щеки подставлять? — удивился Данило.

— Щеки не щеки, а княжьего суда не избежать.

— Не впервой, — махнул он рукой.

Мы вернулись за стол. Я был во власти боевого задора и ожидал одобрений, но калики невозмутимо продолжали трапезу, мой спутник тоже спокойно взялся за нож. Я даже разобиделся. Данило приметил мое настроение и спросил:

— Чего надулся? Похвалы ждешь? Победить смердов в личине стражников — подвиг невеликий. Вот ежели б ты один столько же воинов в бою уложил, тогда честь тебе и хвала.

Я покраснел. Старший калика улыбнулся.

— Коли вы, добры молодцы, до Киева, тогда не станете возражать, если мой спутник составит вам компанию?

— Мы не против, а у него конь есть? — ответил Данило.

— Коня найду, — сказал младший. — Зовут меня Всеславом, а это Олег.

— Для таких цепей богатырского коня надобно, — не замедлил съязвить мой спутник. — Меня звать Данилою, а его Иванкою.

— Не цепи это, а вериги, — вступился за собрата Олег. — Для усмирения плоти.

Я покосился на груды костей, разбросанных вокруг стола, под столом, на столе и на блюдах.

— А плоть надобно восстанавливать, дабы было в чем удержаться духу, — продолжал калика.

— Ладно вам, — сказал Всеслав. — Где ночевать будем?

Все предпочли свежий воздух. Устроились во дворе. Я смотрел на звезды, которые яркими россыпями разноцветного бисера усыпали черную-пречерную небесную твердь, и думал, что же ожидает меня дальше.