Иосиф не ведал еще о том, что произошло под Саркелом. Его всадники на сытых конях, выгулявшихся на сочных весенних пастбищах, ходкой рысью торопились к Дону. Чтобы не задерживать их, обозы с провиантом и запасные кони шли отдельно.
Ничто не предвещало грозы. Но уже в начале второго перехода головной хазарский дозор повстречал в степи израненного, едва державшегося в седле всадника. Немолодой десятник с залепленной землею раной на голове, узнав, что хазарское войско на подходе, а с ним сам каган-бек, потребовал, чтобы его немедленно доставили к владыке Хазарии.
- Я везу ему черную весть, - хрипло, едва разжимая запекшиеся губы, прошептал десятник. - Я должен передать ее самому каган-беку...
Он едва говорил, изнемогая от усталости и потери крови. Дюжий молодой воин подхватил его, перетащил к себе на луку седла и, хлестнув плеткой коня, помчался навстречу подходившему войску.
Нелегко было пробиться сквозь цепь охраны Иосифа. Наемники арсии никак не хотели пропустить воина с раненым вестником. Когда десятник наконец очутился перед хазарским владыкой, он только и смог прохрипеть:
- Большая беда, каган-бек! Поспеши с Саркелу...
Он покачнулся и упал замертво.
- О Ягве! - в гневе воскликнул Иосиф, взывая к своему иудейскому богу. - Какие никчемные у меня слуги! У старого пса не хватило сил, чтобы доставить мне весть. А этот молодой олух, что привез его, не додумался расспросить старика... Срубите ему голову, он и без нее обойдется! И уберите эту старую падаль!
Каган-бек почувствовал, как замерло от тревожного предчувствия его сердце. Что же могло случиться там, под Саркелом?
Он привык сомневаться в верности своих подданных, подозревать их, подсылать к ним шпионов. Но Джабу и Аймур вне подозрений, эти полководцы опора хазарского трона. Изменит они не могли. Потерпеть поражение?
Скоро, очень скоро стало известно, какую черную весть вез скончавшийся от ран десятник. Дозоры перехватили несколько беглецов, мчавшихся без оглядки от самого Дона. От них узнали, что войско бека Аймура разбито и рассеяно по степи. Русичи обложили Саркел и готовятся к его штурму. Возможно, что крепость уже пала...
Советники Иосифа, беки и раввины, беспокойно переглядывались. Осторожность подсказывала им, что неожиданная встреча с сильным неприятелем здесь, в чистом поле, где нет ни леска, ни ложбинки, может окончиться плачевно. Однако никто не посмел высказать владыке свои опасения. Да и что можно предложить? Идти вперед? Там такая же голая степь, негде засаду устроить. Отступить к Итилю немыслимо - это сразу породит панику в войсках. Сам Иосиф молчал, закрывшись в поставленной на колеса кибитке. Слуга вел в поводу его любимого скакуна.
Над степью сгущались низкие, свинцовые тучи, На землю упали сумерки, наступила непроглядная тьма. В ночной степи хазарское войско едва не столкнулось с киевской конной дружиной. Схлестнулись дозоры в короткой горячей схватке, зазвенели, скрещиваясь, клинки, пронзительно заржал чей-то конь, унося на себе зарубленного всадника. Вспыхнула стычка и погасла. Не видно, где свой, где чужой, неведомо, много ли впереди врагов или мало.
Стали войска среди чистого поля друг против друга, затихли, дожидаясь рассвета. Будто и нет никого в степи. Только лазутчики поползли по сухой, колючей траве в разные стороны, вглядываясь в темноту, прислушиваясь к тому, что делается во вражеском стане.
Святослав, будь это возможно, ударил бы по хазарам без промедления. Он был зол, получив из Саркела неприятное известие. Уже в сумерки его нагнал посланный Вуефастом гонец.
Покидая взятую штурмом крепость, Святослав не неволил своих временных союзников, болгар и вятичей: если согласны, пусть идут с ним дальше, на Итиль, нет - могут возвращаться домой. Добычу они получили немалую.
Гонец сообщал:
- Князь вятичей Войт побил многих наших воев, чуть воеводу не взял в полон, отобрал у нас часть дани и ушел в свою землю. Еще смеялся: "Дурные мы были - платили хазарам дань. Святослав освободил нас от них, свою дань наложил. Буде! Сами хозяевами станем, вовсе без дани проживем!"
- Вуефаст жив?
- Жив, княже...
- Ну, что ж! Вятичи славно потрудились в Саркеле, помогая нам одолеть хазарина. И князь их лихо рубился со степняками. Они богатую добычу заслужили. А то, что изменой ее взяли, - я им припомню, как только поход закончу!
Святослав решил первым дать бой хазарам.
Только-только посветлело на востоке - двинулись на хазар спешенные ратники, ощетинившись длинными копьями. Конница прикрыла их справа и слева, в тылу остался крепкий заслон.
Иосиф, чья уверенность в успехе сражения была поколеблена известиями о Саркеле, раздумывал: атаковать русов или обороняться? Его неуверенность передалась бекам и темникам. Они молчали, не решаясь подсказать Иосифу, что нужно сейчас делать. Один Аймур, вынесший незадолго до этого унизительный разнос от своего венценосного родича, взывал к нему:
- О великий, не медли! Мы погибнем, если войско не получит сейчас твоего приказа... Двинь вперед все наши тысячи, не дай русам навязать нам свою волю на поле брани! Ты же знаешь: хазарская конница сильна, когда может свободно атаковать неприятеля. Обороняясь, она не устоит перед русами...
Каган-бек молчал, нервно теребя свою редкую, отмеченную сединой бородку. Он ждал, что скажут ему раввины, он надеялся на чудо. Но чуда не произошло. Ни бог Ягве, ни его пророк Моисей не спустились на землю, чтобы остановить дерзких русов, осмелившихся прийти сюда из далекого Киева, русов, доселе исправно плативших дань Иосифу.
Вдалеке послышался грозный боевой клич русских воинов, схватившихся с передовым хазарским отрядом.
- Да, ты прав, Аймур, - словно стряхнув с себя дремоту, спохватился каган-бек. - Мы должны ударить на русов сразу всем войском, сломить их одним ударом. Передай мой приказ: вперед!
"Поздно, слишком поздно! - подумал Аймур. - Я опасаюсь, что мы уже не властны повернуть колесо судьбы. Всемогущий Ягве карает нас за наши грехи..."
Бросив свою сотню на произвол судьбы, таксиарх Диомид с двумя надежными воинами тайком выбрался из осажденного Саркела. Грек спасал свою шкуру, страшась попасть в руки Святослава. Диомид спешил. Только очутившись за пределами русского лагеря, он задумался над тем, что делать дальше. Беглецу из Саркела незачем возвращаться в Итиль: хазарский правитель не простит ему постыдного бегства. Остается один путь - на юг, в Таврию, в Херсонес. Там свои, греки.
Таксиарху не раз приходилось выпутываться из сложных положений. Он, не раздумывая, предал сотню воинов, чтобы сохранить свою жизнь. И снова ему повезло: в степи у Дона он встретился с хазарским отрядом, только что разбившим дозор русичей и захватившим одного из дозорных. У хазар были запасные кони. За золото, прихваченное в Саркеле, таксиарх купил у хазар не только коней, но и пленника.
Теперь планы Диомида изменились: он мог спокойно направиться в Итиль. Он явится пред очи грозного владыки не с пустыми руками - пленник, судя по богатой кольчуге и оружию, не простой воин. Может, он - приближенный русского князя?
- Кто ты? - с тайной боязнью разочароваться в своих надеждах спросил Диомид пленника.
Богдан удивленно смотрел на человека, облаченного в невиданные доспехи из металлических пластин, в странном шлеме с петушиным гребнем. Он говорил на непонятном языке.
- Кто ты? Отвечай!
Но пленник молчал, не понимая вопроса, заданного ему по-гречески.
- Господин, - пришел на помощь таксиарху один из его воинов, разреши мне помочь тебе: я жил в Херсонесе, где немало русов. Я немного знаком с их варварских языком.
- Хорошо, - согласился Диомид, - спроси его, кто он, не из свиты ли архонта Сфендослава?
- Боюсь, что не за того вы меня приняли, - ответил Богдан, поняв наконец, о чем его спрашивают. - Невелика птица я - гридень княжий.
- Он говорит, что служит у князя гриднем. Это... Как бы тебе объяснить, господин? Это охрана архонта, вроде бессмертных нашего императора.
- А, значит, он все же не простой воин! - обрадовался таксиарх. - Его нужно беречь, чтобы он не вздумал убежать. Мы доставим его к самому владыке Хазарии.
Богдан понял, что попал к ромеям. Но откуда они взялись тут, за Доном? Потом вспомнились слова князя Святослава - тот как-то говорил Свенельду: "В Саркеле и византийская сотня стоит. Поглядим, как ромеи биться будут за Хазарию". Не из той ли сотни эти трое?
Ромеи, расставшись с хазарами, двинулись на восток. Далеко обходя заставы русичей, они вышли к степной речке, притоку Дона.
Стояла глухая ночь. В стороне Саркела край неба тускло багровел - то ли пламя костров и пожарищ отражалось на низко нависших тучах, то ли зарницы полыхали. В ближнем леске тревожно заухал филин. Леший? Эх, пусть леший, пусть любая лесная нечисть встанет на пути, лишь бы уйти из позорного полона! Но как вырваться пленнику, когда связан он по рукам и ногам, ремнями приторочен к седлу, будто мешок с овсом, а повод его коня в руках ромейского воина?
Византийцы, греки, ромеи - как ни называй их, все равно выходит: враги они Русской земле. И Богдан с отчаянием подумал, что грозит ему горькая доля невольника, что, может, до конца дней своих будет он рабом у какого-нибудь заморского купца или воеводы...
На берегу речки греки спешились, один из воинов распутал ноги Богдана, помог сойти ему с коня.
- Не спускай с него глаз, Андроник, - предупредил таксиарх, отвечаешь за пленника головой!
Место, где они остановились, видимо, было знакомо Диомиду. Он уверенно распоряжался и вскоре вместе со вторым воином нырнул куда-то в темноту. Богдан, у которого ныла каждая косточка, тяжело опустился на песок. Его страж порылся в сумке, притороченной к седлу, что-то там разыскал и начал жевать. Слушая, как он работает челюстями, Богдан почувствовал сильный голод - ведь у него с раннего утра маковой росинки не было во рту. Но он только глотнул слюну и отвернулся от грека.
У ног его тихо плескалась волна. Речка неторопливо катила свои воды к Дону. А куда судьба занесет Богдана?
Диомид появился так же неожиданно, как и исчез. Ушел он с одним спутником, а вернулся с двумя. Кроме сопровождавшего его воина, с ним пришло еще странное сутулое существо, закутанное в звериные шкуры. Переговаривалось оно с ромеями на их языке.
- Ты, старик, переправишь на лодке меня с нашим пленником и наши седла, - распорядился Диомид. - Мои воины на конях поплывут за нами. Выбирай места, где глубина поменьше. Переправишь нас благополучно - не пожалеешь. Ты знаешь, что я не скуплюсь, когда надо.
Таксиарх потряс кошельком, и в ночной тишине отчетливо послышался звон монет.
- Клянусь Христом... - зашепелявил старик, но Диомид оборвал его заверения:
- Пойдем, у нас мало времени!
Они без всяких приключений добрались до противоположного берега. Диомид сдержал свое слово, щедро расплатившись с лодочником. Зажав в руке полученные монеты, тот заторопился к своему челну, будто опасаясь, что у него отберут его награду. Проходя мимо пленника, он тихо вздохнул:
- Эх, пропал отрок... Помоги тебе господь!
Богдан вздрогнул, услышав русскую речь, рванулся было за лодочником, но тот уже отплывал от берега, размеренно и бесшумно ударяя по воде веслами.
Тоскливо защемило Богданово сердце. Что же это за старик? Хотя бы весточку с ним передать товарищам, может, выручили бы они гридня?
Греки подтолкнули Богдана к коню, помогли забраться в седло, спутали ремнями. И снова размеренно застучали копыта в ночной степи.
Чем дальше они уходили от Саркела, тем в большей безопасности чувствовал себя таксиарх Диомид. Но он торопился и позволил себе и своим воинам сделать только короткую передышку, чтобы подкрепиться самим и накормить пленника. Это было уже глубокой ночью. Так, с короткими привалами, они двигались к Итилю остаток ночи и весь день. Их путь шел по степной караванной дороге, отмеченной по сторонам кучками конских и верблюжьих костей.
Несколько раз их обгоняли одинокие хазарские всадники на взмыленных, усталых конях. Они скакали дальше, даже не поворачивая головы в сторону греков. Промчался довольно большой отряд - не меньше сотни всадников в богатых доспехах. Предводитель его, в котором таксиарх с трудом узнал бека Аймура, невидящим взглядом скользнул по ромеям и со злостью стегнул плеткой своего коня. Белый скакун, посеревший от пота и пыли, рванулся вперед. С губ его срывались клочья пены.
"Бегут хазары, - злорадно подумал Богдан. - Не сладко им приходится".
Примерно та же мысль мелькнула в голове таксиарха Диомида. Аймур всегда смотрел на византийского наемника сверху вниз. Он, ревнитель иудейской веры, презирал христиан, равно как мусульман и язычников. Кроме того, Аймур знал: после смерти рано одряхлевшего Иосифа трон достанется ему, ближайшему родственнику каган-бека. А теперь этот первый вельможа Хазарии бежит, как сайгак, преследуемый гепардом, спасая свою шкуру от русского меча.
На какое-то мгновение Диомид почувствовал завистливую радость: не только ему, византийскому наемнику, выпала доля беглеца! Но тут же он подумал, что после того как Иосиф увидит бежавшего с поля брани бека, незачем будет приводить к нему единственного пленного русича. В гневе правитель Хазарии страшен, лучше на глаза ему не попадаться. И Диомид решил пробираться в хазарскую столицу тайком, чтобы не встретиться с войском Иосифа.
Свернув с караванного пути, таксиарх повел свой маленький отряд прямо на запад, к Итиль-реке. Там он добудет лодку и на ней доберется до столицы. А дальше видно будет...
7
Каган-бек Иосиф делал ставку на конницу, на свои многочисленные отряды хазар, гузов и арсиев, быстрых и неуловимых в степи, страшных в атаке плотной лавой. Что мог противопоставить такой силе князь русов? Пеших воинов? Русы хотя и ездят верхом, но предпочитают сражаться пешими. Поэтому им и удалось взять штурмом Саркел. А отряд Аймура подошел на помощь осажденным слишком поздно, поэтому он и не смог справиться с немногочисленной конницей Святослава.
Теперь же каган-бек решил ударить по русам всей массой своей конницы. Удар будет страшен, его не выдержат воины Святослава. А как только русы дрогнут, им уже несдобровать: в степи не то что конному, но и пешему негде укрыться от хазарских орд.
Так думал Иосиф. Он поделился своими мыслями с Аймуром. В глазах его родича, побитого русами под Саркелом, мелькнуло сомнение, но Аймур, страшившийся навлечь на себя немилость правителя, не посмел сказать ни одного слова возражения. Он раболепно склонил голову:
- Сам Ягве гласит твоими устами: разбей нечестивцев, вырви с корнем их семя!
Иосиф снисходительно улыбнулся. Лесть всегда находила путь к его сердцу.
- Будет так, как мы решили. Дерзкие русы напоят своей кровью нашу хазарскую степь. Тех же, кто запросит пощады, мы обратим в рабство. В арабских землях сейчас большой спрос на невольников. А каган русов Святослав... О, я придумаю для него такую казнь, от которой содрогнуться и Запад и Восток! Завтра утром решиться его судьба...
Не все, однако, складывалось так, как замыслил каган-бек. Утром, едва забрезжил рассвет, русская конница обрушилась на передовые отряды хазар. Завязалась сеча. Хазар было намного больше, чем напавших на них смельчаков, они без особого труда отразили натиск русичей, вынудили их отступить.
- Русы сами торопятся навстречу своей гибели! - воскликнул Иосиф, наблюдавший с холма за ходом боя. - Аймур, сейчас я даю тебе возможность искупить свою вину. Ударь по ним и уничтожь их!
Бек Аймур во главе нескольких тысяч отборных воинов ринулся вдогонку за русской конницей. Утренняя степь загудела под конскими копытами.
- А-а-а!.. - разнесся далеко окрест воинственный клич хазарской орды.
Всадники Аймура, нахлестывая плетками коней, устремились вперед. Вот-вот они настигнут неприятеля, еще немного, еще... Но перед самыми мордами хазарских коней вдруг выросла густая щетина русских копий, за которой исчезли преследуемые Аймуром всадники. В хазарских воинов полетела куча стрел.
Оставив груду людских и конских трупов, хазары откатились назад, а за их спиною снова появились неуловимые русские всадники.
Взбешенный неудачей Иосиф приказал бекам атаковать неприятеля с боков и с тыла. Но и это не дало желаемого результата. Пешие русские воины стояли упорно и непоколебимо, и все также делала короткие наскоки русская конница. Иосиф с удивлением увидел, что неприятельский лагерь, похожий на огромного колючего ежа, медленно, но неуклонно движется по степи, подступая к тому месту, где стояла кибитка каган-бека.
Аймур прискакал к Иосифу, моля дать ему подкрепление:
- Я уложил своих лучших воинов... Мне нужно еще несколько тысяч, тогда я опрокину русов!
- Нечистая свинья! - в гневе закричал Иосиф. - Я не дам тебе больше ни одного воина. Я лишаю тебя титула бека! Среди воинов Хазарии найдутся лучшие полководцы... Темник Тархан отныне будет именоваться высокородным беком. Он поведет в бой мою гвардию, моих арсиев! А ты, ничтожный, отправишься с ними простым воином.
И нетерпеливым движением руки Иосиф отправил от себя обоих беков возвышенного и разжалованного.
Битва затянулась. Но наступающая сторона потеряла уверенность в своих силах. К полудню каган-бек Иосиф понял, что не он диктует свою волю неприятелю, а тот ему. Он наконец разгадал замысел своего врага: каган русов ждет, когда выдохнутся хазары, чтобы поступить так, как намеревался поступить сам Иосиф: опрокинуть их, бросив на них свежую конницу.
Каган-бек не стал дожидаться конца битвы. Он оставил за себя Тархана и с надежной охраной поскакал в Итиль. Надо было спасать то, что еще возможно спасти.
Под ударами киевских дружинников рушилось Хазарское государство, построенное степняками на крови и слезах покоренных народов.
Слухи по степи бегут быстро. Слухами земля полнится. Услышав о поражении хазарского войска, которым командовал сам Иосиф, отвернулись от Хазарии камские болгары, долго таившие в сердцах своих ненависть к поработителям. Откочевали подальше от Итиль-реки и поближе к русским рубежам орды буртасов, хазарских данников. Насторожились воинственные гузы и печенеги. Отступили к неприступным Ясским горам вассалы каганата ясы и касоги, не послали ни одного воина на защиту гибнущей Хазарии. Джурджан, Хорезм и иные соседние с Хазарией земли остались глухи к мольбам Иосифа о помощи. Все выжидали и надеялись - кто на жирный кусок, выхваченный из рук слабеющего соседа, кто на избавление от хазарских притеснений.
Битва в степи, длившаяся от рассвета до вечерних сумерек, решила судьбу Хазарии. Наголову разбитая гвардия Иосифа бежала с поля боя, за нею последовали и другие отряды. Святослав недолго преследовал их, он дал своим воинам сутки на отдых, а затем русичи снова двинулись вперед, на Итиль.
Борислав, ехавший впереди головного полка с дозорными, прискакал к Святославу. Его сопровождал десяток дружинников.
- Печенеги зашевелились! - объявил молодой воевода. - Дозорные перехватили ихнего лазутчика. Не таится, открыто речет: печенежская орда хана Откара придвинулась к Итиль-реке, хазарские вежи треплет. А за нею, может, и другие орды выступят, нам помогут. Мы по хазарам в лоб ударили, а степняки с тыла навалятся - от всей Хазарии одно пустое место останется!
Слушая это известие, воеводы оживились, начали переглядываться. Но князь молчал, и на челе его еще глубже обозначилась морщина, пересекавшая лоб до самой переносицы.
- Так как велишь, княже, - голос Борислава потерял уверенность, отпустить того лазутчика или прежде сам поглядишь на него?
Святослав по-прежнему молчал, глаза его смотрели куда-то вдаль, не замечая воевод. Наконец он заговорил - тихо, будто рассуждая сам с собой:
- Я так считаю, други мои: побили мы Хазарию крепко, за давние наши обиды ей сполна заплатили. Своими руками, своею кровью добыли победу над исконным ворогом. А те степняки словно воронье, слетаются на падаль, хотят и себе что-то урвать. Пособники! Мы этих пособников не раз под Киевом видали, горячую смолу с киевских стен на их головы лили. Нет, змея соколу не товарищ!
- Так, может, ударим по печенегам? - задорно блеснул глазами Борислав. - Теперь и по ним можно ударить...
- Тебе все едино, с кем рубаться?
- Все едино. Только прикажи, княже!
- Тогда помолчи, послушай старших. Мой наказ таков! - Святослав поднял голову, голос его загремел, как порог Ненасытец в весеннюю пору. Лазутчику печенежскому - голову с плеч долой! Может, его сам хан Откар к нам подослал, чтобы задобрить такой вестью. Очень ему хочется общипать побитых нами хазар, похлебать жирной похлебки из чужого казана! И коли иные печегежины попадутся - казнить их, не миловать. От них я не жду добра. А начинать войну с ними нам не время, будет так: ни дружбы, ни войны. Стольный же град Хазарии сами возьмем приступом, без чужой помощи. А ежели Иосиф его покинул, то нам еще лучше.
Итиль русичам не пришлось штурмовать - остатки разбитого хазарского войска покинули город без боя. Бежал за Итиль-реку и сам каган-бек.
Настороженно и молча встречала русскую дружину столица Хазарии. Ни одной живой души не видно было на грязных, заваленных мусором улицах, то широких, похожих на торговые площади, то узеньких и извилистых, будто таинственные лабиринты. Беспорядочно раскинулись на них глиняные мазанки и войлочные кибитки. В сонно дремавших садах и виноградниках, серых от пыли, бродили косматые полудикие козы. Ближе к реке на кольях сушились рыбацкие сети, но не было видно ни одного челна.
Передовой полк Святослава, перейдя шаткий деревянный мост через речной рукав, вступил в столицу побежденного каганата. Впереди конных воинов на горячем гнедом коне гарцевал молодой воевода Борислав. На его красных сафьяновых сапогах солнечно сверкали золотые шпоры - новинка, завезенная из Византии.
Борислав с любопытством разглядывал незнакомый город. Тишина и безлюдье удивили его.
- Вымерли тут все, что-ли? - повернулся он к ближнему сотнику.
- Хазары-то? Да они сейчас далеко за Итилем... Мы на них такого страху нагнали, что они не скоро опомнятся!
Но русичи недолго продолжали путь в тишине. Вскоре впереди послышался шум многоголосой толпы. Перед дружиной открылась широкая площадь, посреди которой возвышалась массивная деревянная фигура бога Перуна с посеребренной головой и позолоченными усами. Вокруг Перуна сгрудились нарядно одетые люди. Это собрались жители славянского конца Итиля торговые гости, мастеровой люд, рыбаки. При появлении дружины над толпой взметнулись шапки.
- Слава русским воям!
- Киевскому князю слава!..
Святослав, ехавший в окружении своих воевод, придержал коня, снял шелом, поклонился на все четыре стороны. В ухе его блеснула золотая серьга с зеленым камнем.
- Слава Перуну, добрые люди! Мира и добра вам желаю...
Чуть позади князя, между рослыми гриднями, ехал потупившись, захваченный в плен бек Аймур. По его лицу трудно было догадаться, о чем думает побежденный военачальник, недавно бывший правой рукой Иосифа, страшится ли возможной гибели или уже приготовился ко всему.
Увидев пленного бека, итильские славяне притихли, настороженно оглядывая его хмурую фигуру, обмякшую в богатом седле. Потом недолгое молчание сменилось гневными криками:
- Вели казнить его, княже! Не мало он лиха нам принес, немало нашей кровушки высосал!
- Поборами нас одолел этот живоглот... Голову с него долой!
Князь поднял руку - гридни направили копья на толпу, и шум затих. Только в дальних рядах прорывалось хриплое ворчание.
- Идите по домам люди Итиля. Я сам буду вершить суд над виновными. Кого надо - накажу... - и Святослав проехал вперед.
На улицах стали появляться мусульмане - арабы, джурджанцы, хорезмийцы, гузы. За ними потянулись из своих жилищ хазары-язычники и те, кто исповедовал иудейскую веру. Впереди дружины уже бежала молва, что русичи город не рушат, разбоя не творят, людей не обижают. На улицы вышел простой люд, у которого любому завоевателю нечего отбирать, кроме разве самой жизни. Богатые встречались редко - многие из них или ушли с правителем Хазарии за Итиль-реку, или бежали на юг.
Князь и воеводы проехали через весь город и вступили в каменный дворец каган-бека. Святослав приказал разослать по хазарской столице дружинников - искать Иосифа. Потом он велел привести к нему пленного Аймура и толмача, долго беседовал с беком.
Узнав, что Аймур во время последней битвы попал в опалу, князь с интересом посмотрел на пленника: народ его не жалует свой любовью и правитель наказал. Попал хазарин между молотом и наковальней!
- Вижу - правду молвишь, бек, - сказал он, пристально глядя на Аймура. - Воевал ты плохо, потому что не на твоей земле гнев созрел, не твоя земля кровью умывалась, когда разоряли ее хазарские орды... Неправое твое дело! И нынче не хазары хозяева в Киеве, а русские вои стоят в вашей столице. Ну, да у меня речь не о том, бек Аймур. Я тебя назначаю правителем Итиль-града. Справишься?
Лицо бека побледнело. Чтобы скрыть свое волнение, он склонился в глубоком поклоне перед русским князем:
- Ты даруешь мне жизнь, каган Святослав! Я буду служить тебе верой и правдой... Отныне весь этот город - у твоих ног, все его жители - твои верные данники!
Святослав про себя усмехнулся: "И так ты у моих ног вместе со всеми итильцами!"
А бек с тоскою подумал: "Что сделает со мною Иосиф, когда возвратится в столицу? Ох, не сносить мне головы!"
Но у него все равно не было другого выбора. И он так же подобострастно, как недавно внимал речам правителя Хазарии, слушал князя ненавистных ему русов. Слушал и соглашался с ним, обещая собрать требуемую дань, выкупить у русов пленных и снабдить войско князя провиантом. Единственное, о чем он осмелился попросить Святослава, - это об охране из русских воинов, которая смогла бы его уберечь от подосланных Иосифом убийц. А он уж постарается собрать самых богатых купцов из тех, кто остался в Итиле, хранителей ключей от дворцовых тайников и кладовых, и сделает все, что ему приказано.
Выслушав Аймура, Святослав приказал Бориславу выделить дружинников для охраны бека. После этого князь отпустил нового правителя Итиля и вместе с воеводами покинул покои Иосифа.
Теперь, когда Аймур ушел, Борислав не утерпел, спросил Святослава:
- Пошто, княже, ты этому хазарину волю даровал, да еще правителем назначил? Я тому дивился, да молчал при нем, а теперь спросить надумал... Он же кровопивец, живоглот, народ от него стонет, клянет его! Ему бы голову срубить, а ты...
Святослав сердито сверкнул на него глазами, но ничего не ответил.
- Прости, княже, коли что не так сказал! Конечно, то дело державное, но неужто нельзя было спросить?
- Запомни, воевода: бояре думают, старшая дружина мне советы дает, а решает за всех - князь! - Святослав заговорил тише, но все так же строго: - Да ты и думать не привык, тебе бы только мечом махать... Что ж, удаль я твою ценю, а разум у тебя - как у дитяти малого. И не уразуметь тебе, что тот Аймур знатного рода, привык властвовать над простым людом. Казню я его, а кто дань будет собирать для нашей дружины? А? Голытьбе итильской поручить это? Так где ты видел, чтобы смерды, черная кость, градом, да еще стольным градом правили? Даже в вольнолюбивом Новгороде на вече допрежь всех именитых мужей слушают, а не тех, кто землянки роет над Волховом. А тут Хазария, законы, что рождены в Диком поле... Не люб итильцам Аймур? Стерпится - слюбится. Зато власть! И для нас он все сделает, чтобы шкуру свою сохранить. А польза от того всей Русской земле!
- Оно-то так, - замялся Борислав, только теперь почувствовавший, что князь, которого он привык считать прежде всего лихим витязем, воином, далеко не так прост. - Вот только зачем в Итиле ставить хазарского воеводу? Неужто нашего - получше - не найдется?
Святослав неожиданно рассмеялся.
- Эх, Борислав! - Он положил на плечо воеводы тяжелую руку. - Люб ты мне в сече, когда рядом со мною недругов рубишь. И знаю, что от меня в любой беде не отступишься, всегда будешь служить мне верой и правдой. За то и хотел оставить тебя посадником в Тмутаракани, как самого верного моего воя. А вот теперь думаю: справишься ли? Больно уж ты прост, друже. Много еще не разумеешь... Мудрости государственной надобно у ромеев учиться. И хитрости... Они в покоренных землях не всегда своих стратигов-наместников ставят, иной раз - и местных воевод, что знают каждый закуток, каждого смерда. Такой воевода выгоднее...
Борислав потупился:
- Выходит, так...
- Вот то-то и оно! Учись... посадник тмутараканский!
Занятый делами, Святослав даже не поинтересовался, где схоронился полумифический властелин Хазарии - каган, от чьего имени правил страною ее настоящий хозяин, каган-бек Иосиф. Тот самый Иосиф, что всего сутки назад, покинув свое войско на произвол судьбы, в этих же дворцовых покоях с лихорадочной поспешностью отдавал приказы многочисленной челяди, торопясь спасти хоть часть накопленных сокровищ. Вокруг метались слуги и рабы, таскали сундуки и мешки с драгоценностями, а худой, костлявый каган-бек в черном одеянии, придававшем ему сходство с раввином жадными глазами следил: не забыли ли чего!
Черной тенью следовал за правителем кряжистый косолапый темник Надир, последний из приближенных, сохранивших верность теряющему трон владыке.
- Стражу во дворе я заменил, - мимоходом докладывал Иосифу Надир. Своих людей поставил. Не доверяю ни арсиям, ни византийцам: они хитры, как лисы, и жадны, как стервятники... - С большой буквы и тут же выложил другую новость: - Таксиарх Диомид вернулся в Итиль, сумел выбраться из Саркела... Я приказал не пропускать его во дворец.
Иосиф резко повернулся к Надиру:
- Стражу сменил - правильно. А Диомида зря не пустил, он мне нужен. Вели позвать его. Немедленно!
С замирающим сердцем, опасаясь самого худшего, направился Диомид во дворец. У покоев Иосифа, где обычно несли охрану наемники арсии, теперь стояли незнакомые лучники. Они расступились, перед дверью появился Надир. Он поманил грека.
Правитель Хазарии был в своих покоях. Диомид склонился перед ним в раболепном поклоне. Сердце грека отчаянно колотилось.
- Я пришел по твоему приказу, повелитель...
Иосиф смерил наемника презрительным взглядом.
- Вижу, как тебе не терпелось поскорее меня увидеть. От самого Саркела бежал без оглядки...
Диомид упал на колени:
- Помилуй, не вели казнить! Дай мне возможность искупить свою вину!
- Встань. Мой гнев уже остыл. Я оставлю тебе жизнь, хотя она стоит недорого в наше смутное время. Сегодня же ночью ты отправишься к ясам и касогам. Убеди их поднять все племена на войну против русов. Обещай им золото, рабов, что угодно. Доберись до Таматархи, передай беку Сурхану: пусть соберет всех хазар, способных держать оружие, и ударит по русам. Войско кагана Святослава затеряется на просторах, подвластных Хазарии земель, истечет кровью в мелких стычках с нашими данниками. И тогда... Ты все понял? Золото тебе вручит Надир. Ступай!
Не случайно много лет назад дальновидный Аарон, отец нынешнего каган-бека Иосифа, разгромив ясов, женил своего сына на дочери побежденного правителя. Этим браком он хотел укрепить связь между двумя соседними народами, вернее - надежнее подчинить себе Аланию, страну ясов. Много воды утекло с тех пор, умерла жена Иосифа, сам Иосиф состарился, но ясы по-прежнему оставались данниками Хазарии. Именно на них рассчитывал сейчас владыка Хазарии, посылая Диомида. Пусть Тагаур и другие аланские князья соберут ополчение. У них много отборных воинов, они навалятся на русское войско, перебьют его в горных ущельях. За ясами поднимутся касоги, им помогут хазары Сурхана. А там...
Иосиф знал: Диомид приложит все старания, применит всю свою хитрость, чтобы выполнить поручение. Наемник не упустит такой удобный случай заслужить милость каган-бека и разбогатеть.
Через час таксиарх Диомид тайно покинул Итиль...
Богдан попал в столицу Хазарии ночью. Старший из греков отдал какое-то приказание своим подчиненным и торопливо покинул их. Оставшиеся двое воинов вытащили пленника из лодки и повели по темным запутанным улицам, где за высоким - в рост человека - глиняным забором, напоминавшим крепостную стену, виднелись плоские крыши невзрачных мазанок. Порой улица вдруг исчезала, превращаясь в выгон или майдан, заставленный широкими, будто приплюснутыми книзу, стогами сена. Вокруг них суетились люди, внутри одного стога блеснул огонь, и Богдан догадался, что это жилища полукочевых итильских хазар.
Когда проходили через один такой майдан, из-за туч выглянула луна, залила землю мертвенным, тревожным светом. Богдан, падавший от усталости, едва волочил ноги, но все-таки старался запомнить дорогу, по которой его вели.
Несмотря на позднее время город не спал. Бесшумно скользили между юртами какие-то люди, прошел караван тяжело нагруженных верблюдов, иногда, нарушая ночную тишину конским топотом, проносились всадники. Прошел ночной дозор.
Несмотря на то, что не было слышно ни криков, ни особого шума, чувствовалось, что город охвачен тревогой. И в сердце Богдана затеплилась надежда. Он подумал, что хазарам, ожидающим приближения русского войска, сейчас не до рабов, не до пленников. Да и грекам, кажется, не по себе если князь Святослав уже взял Саркел, то скоро он будет и здесь. Бежать! При первой же возможности надо бежать!
Между тем они прошли порядочное расстояние. Наконец один из греков остановился перед высокой глухой стеной. За нею послышался собачий лай. Открылась едва заметная дверца. Заслонившая на мгновение проем темная фигура подалась назад, негромко окликнула псов, и лай оборвался.
- Иди! - подтолкнул пленника один из его стражей.
Они быстро пересекли большой пустынный двор, прошли мимо молчаливого слуги и окружавших его рослых, глухо порыкивавших псов. Богдана втолкнули в какую-то каморку. Он упал на твердый земляной пол и, несмотря на то, что попал в тюрьму, вздохнул с облегчением: что будет дальше неизвестно, а сейчас он, во всяком случае, получил передышку. У него не хватило сил даже на то, чтобы обследовать свою темницу. Он устало растянулся на полу и тотчас забылся глубоким сном.
Разбудил его яркий свет, ударивший в глаза. Солнечные лучи врывались в настежь распахнутую дверь.
- Эй, рус! Живой?
На пороге стоял смуглый раб в полуистлевших лохмотьях, едва прикрывавших его тощее тело. Солнце отражалось от его лысого черепа, высвечивало редкую щетину на впалых скуластых щеках.
Богдан приподнялся на локтях, стараясь сообразить, где он. Вспомнил горестно застонал.
- Ай-ай! Плохо тебе? А кушать хотел?
- А ты откуда по-нашему разумеешь? - вопросом на вопрос ответил Богдан.
Поставив на землю перед пленником миску, наполненную темной бурдой, положив рядом с нею несколько лепешек, раб заговорил быстро-быстро, путая русские слова с другими - словами неизвестного Богдану языка. И все-таки гридень кое-что понял. Этот человек - берендей. Его кочевое племя когда-то давным-давно осело на окраинах Полянской и Северной земель, наполовину обрусело. Берендеи вместе с русичами разводили скот, сеяли хлеб, охотились и бортничали, несли службу в княжеской дружине. Их села первыми принимали на себя удары хазар и печенегов, делавших частые набеги на Русь. Во время одного такого набега попал в плен к хазарам и Алташ, новый знакомый Богдана.
- Неужто нельзя сбежать отсюда?
Берендей отрицательно покачал лысой головой. Его захватили в полон молодым, привезли сюда, в Итиль, здесь он успел и состариться. Переходил от одного хозяина к другому, у одного было плохо, у другого - еще хуже. Но бежать? Куда? Вокруг Итиль-града по одну сторону плавни, болота, по другую - бескрайная степь. А к югу - море. Если беглец не утонет в болотах, не завязнет в трясине, то на другой же день его схватит хазарская стража. А там - казнь, мучительная, жестокая, чтобы другим рабам неповадно было искать свободу.
- Все равно уйду! - упрямо нагнул голову Богдан. - Кто меня не пустит отсюда? Ты?
Он рывком вскочил с земли, легко отодвинул в сторону щуплого, высохшего Алташа и остановился на пороге. Четверо могучих псов, усевшись полукругом напротив открытой двери, угрожающе скалили острые волчьи зубы. Да, таких стражей не возьмешь голыми руками! Но Алташ, он ведь может им приказать...
Берендей сочувственно смотрел на молодого пленника.
- Отзови, они же тебя послушаются...
- А дальше что? Далеко не уйдешь.
Богдан упал ничком на землю и закрыл лицо руками. До самого вечера он лежал, не притронувшись к еде, оставленной ему берендеем. Во дворе было тихо, временами издалека доносился смутный гул. Богдан не прислушивался к нему. Если бы он знал, что это шум толпы разноплеменных жителей Итиля, встречающих войско русичей!
Ночью за ним пришли двое знакомых уже воинов-греков и снова повели его по лабиринтам городских улиц. На этот раз они шли крадучись. Путь был недолгим, вскоре вышли к пустынному берегу реки, где столпилась кучка людей. Вместе со всеми, Богдана посадили в большую лодью, тесно загруженную какими-то узлами и тюками. Это домоправитель Диомида по приказу хозяина тайно отправлял в Семендер самое ценное имущество и рабов таксиарха.
Богдана сковали цепью с другими невольниками, усадили за весла. Засвистела плеть надсмотрщика. Богдан, не дожидаясь удара, потянул на себя весло.
За бортами сонно заплескалась вода. Лодья вышла в море и медленно повернула к югу.
В числе рабов Диомида было еще трое русичей - рослый, кряжистый Ратибор с лицом, до самых глаз заросшим густой черной бородой, и невысокий худощавый отрок, оправдывающий свое имя - Мал. Богдану довелось сидеть на одной лавке с Ратибором, ворочать одно весло. Осторожно, чтобы не привлечь внимание надсмотрщика, хлеставшего плетью каждого зазевавшегося гребца, Ратибор коротко поведал новому товарищу свою историю.
Он был десятником в охране богатого киевского гостя Чурилы. Их караван с грузом шелков и восточных пряностей возвращался из Дербента. Прошли Семендер, оставили позади Итиль - никто обиды не чинил русичам. А в Саркеле, последнем хазарском городе перед Диким полем, хитрые нукепы каган-бека решили дважды собрать десятину с Чурилы. Купец схватился за оружие, стражники и нукеры - тоже, завязалась драка. Почти всех русичей перебили, оставшихся в живых взяли в полон. Знают ли в Киеве о том, что творят хазары?
- Знают. Из-за того и пришел сюда князь Святослав со своим войском...
И Богдан рассказал Ратибору о походе, о сече под Саркелом, о своем пленении.
А Мал? Его хазары увели из Северной земли во время одного из своих набегов. Он попал сюда совсем мальцом.
- Бежать надо, тихо сказал Богдан. - Пробиваться к нашим, к дружинам киевским!
- Трудно, - отозвался Ратибор. - С нас днем и ночью глаз не спускают. Разве что теперь, когда хазары хвосты поджали и в кусты глядят...
Дни стояли тихие, безветренные и жаркие. Лодья несколько дней простояла у берега небольшого острова, выжидая чего-то, а потом поплыла дальше и вскоре прибыла в Семендер, некогда богатый хазарский город, который постепенно захирел, не выдержав соперничества с Итилем и Саркелом... С горечью узнал Богдан, что русское войско уже побывало здесь и, не задерживаясь, двинулось дальше на юг, к Ясским горам.
Вечером греческие воины, охранявшие рабов и имущество таксиарха, принесли из города вина. Они пели протяжные, заунывные песни, угощали домоправителя и надсмотрщиков. Веселье затянулось надолго.
Когда стемнело, раб Алташ добытым где-то ключом разомкнул цепи Богдана.
- Беги, - тихо сказал он, - и я пошел бы с тобою, да сил уже нет. Ушло мое время...
- Стой! - ухватил его за руку гридень. - А Мал? А Ратибор? - Мы уже вольные птицы, - отозвался из темноты голос Ратибора. - Торопись, отрок!
В руку Богдана сунули короткий ромейский меч.
- Бегите на полдень, - шепнул ему Алташ, - выйдете на караванный путь - догоните своих...
Придерживая рукой громко колотившееся сердце, Богдан нырнул в темноту, на голос Ратибора. За каким-то строением без окон скрылся огонек костра, возле которого веселились греки.
И тут же впереди вспыхнул еще огонь - ночная стража с факелом.
- Это рабы грека Диомида! - выкрикнул кто-то. - Держите их!
Беглецы не успели далеко уйти от порта. А тут еще ветер подул от моря, из туч выглянула луна.
- Вот они, держите их!
Сытые дюжие стражники настигали уставших, ослабленных от голода и тяжкой работы беглецов, плутавших по безлюдному незнакомому городу. Стражников привлекала награда, которую можно получить за поимку рабов.
Богдан пригнулся - над самой головой просвистела стрела. Неужели не удастся уйти?
Улочка была узкая, темная - тесный проезд, где едва протиснется арба, запряженная буйволами. С обеих сторон - глухие стены глинобитных построек, высокие заборы, да еще с одной стороны то ли выбоина, то ли канава, заполненная зловонной жижей. Бежать трудно, но лучшего места не придумаешь для того, чтобы задержать преследователей. Эта мысль пришла в голову Ратибору. Он остановился, тяжело переводя дыхание.
- Все, други. Дальше мне не уйти. Бегите вдвоем, а я придержу их.
Из ноги Ратибора, чуть повыше колена, торчала стрела, глубоко ушедшая в тело.
Мал и Богдан в нерешительности топтались около старшего товарища.
- Понесем тебя на руках, - твердо сказал Мал, - а там - что будет.
- Настигнут - не отобьемся. Лучше уходите. И меч у нас один, - он выхватил оружие у Богдана. - Ну!
Крики преследователей, топот приближались. Ратибор с силой привлек к себе Богдана и Мала, прощаясь с ними:
- Идите, сыны мои! А мне дорога - в сады Перуна. Я окроплю ее вражеской кровью...
Взвизгнула стрела, за нею вторая. Послышался торжествующий рев преследователей. Закрывшись щитом, захваченным у Алташа, Ратибор, прихрамывая, шагнул вперед. Богдан понял, что старый воин не изменит своего решения. Он потянул Мала за руку. Они побежали, невольно втягивая головы в плечи, будто это могло спасти их от стрел, все чаще свистевших над ними. А сзади звонко залязгало железо, словно ударили в била. Ратибор вступил в свой последний бой.
Богдану было стыдно и больно: его место там, с Ратибором! Если бы у них на всех хватило оружия...
Мал, которого он держал за руку, вдруг споткнулся, стал оседать на землю. Гридень едва успел подхватить товарища. Щуплое, сухонькое тело отяжелело, обвисло на руках Богдана.
- Что с тобою?
В горле у Мала захрипело, он что-то попытался сказать и не смог.
Прижимая товарища к себе, Богдан нащупал стрелу, торчавшую у Мала между лопаток.
Богдан остался один.
8
Первым воспитателем Святослава был дядька Асмуд, старый, иссеченный во многих боях воин, обожженный ветрами дальних походов - полуночных до южных морей. Жив еще был отец, князь Игорь, когда Асмуд настоял на поездке молодого княжича с дружиной, отправлявшейся за данью к древлянам. Настоял - и сам потом каялся - едва сумел дядька уйти от беды, умчать своего воспитанника. А позже, когда страшно мстила княгиня Ольга за гибель мужа своего Игоря, юный княжич с дядькой Асмудом стоял на холме и глядел, как пылает подожженный со всех сторон Искоростень. Святославу было страшно ведь там, в городе, гибли люди, но еще пуще боялся он высказать страх свой перед суровым учителем. Заслуженная кара постигла тех, кто посмел поднять руку на великого князя!
Позже, когда княжич подрос, он не однажды, взяв с дядькой Асмудом небольшую дружину, вылетал из Киева вдогонку за печенегами, разорившими какое-либо порубежное село Полянской земли. Иногда и Свенельд, когда не было у него неотложных дел, выезжал вместе со Святославом. Но в те годы княжичу ближе всех был его верный наставник Асмуд. Дядька учил своего питомца не только военному делу, он рассказывал о том, откуда пошла Русская земля, как живут русские люди - поляне, древляне, северяне, кривичи, словене, какие города стоят вверх по Днепру, до самого Ново-города. О Византии и Болгарии рассказывал дядька, о дивных странах, где все не по-нашему.
- А там, за Диким полем, что есть?
Дикое поле, необъятное степное пространство, заросшее травами в рост человека, с редкими островками лесов и рощиц вдоль берегов степных рек, казалось княжичу враждебным и чужим. Оно, словно неведомый океан, подступало к южным рубежам земли Русской, выплескивало внезапно на порубежные города и села дикие орды степняков-кочевников: торков, хазар и прочих. А еще раньше, давным-давно, выплыло грозное и жестокое племя обров. Крепко притесняло оно пращуров наших, глумилось над ними. Минуло лихолетье, выстояла Русская земля, а тех пришельцев и след простыл. Осталась одна поговорка: "Погибоша, аки обры".
Много позже, уже на памяти дядьки Асмуда, прошли южнее Киева другие кочевники - угры, или мадьяры. Сильное, мужественное племя... С русичами они в бой не вступали, спешили на запад. За червенскими землями осели, создали свое государство.
А теперь печенеги появились...
Много бед и горя приносило русичам Дикое поле. Без следа исчезали в нем люди, каких кочевники уводили в полон, сожженные врагом села зарастали буйной степной травой.
- В Диком поле тоже люди живут, - объяснял старый дядька. - По речкам степным русские бродники оседают, беглые смерды в глухих местах городища ставят. Добираются наши люди до Корсуньской земли, где греки-ромеи живут и хазары. В Тмутаракании - есть такая земля за Сурожским морем - тоже русичей немало. Даже в Итиле...
- Расскажи, расскажи! - требовал княжич, выпытывая у дядьки подробности.
И дядька выкладывал все, что видел за свою долгую жизнь, что слышал от досужих людей.
- Я хочу побывать там, за Диким полем! - упрямо сдвигая к переносице светлые брови, говорил Святослав.
- Вырастешь - побываешь, - улыбнулся Асмуд.
Нет уже в живых сурового и доброго воеводы Асмуда, дядьки Святослава, приняла его к себе сыра-земля. Свенельд, старший наставник, совсем побелел - годы, годы! Сам Святослав вырос, возмужал, ранняя седина тронула усы и чуб. Ведет он свои полки далеко за Дикое поле. Пала под ударами русским мечей Хазария. Уже одно море увидел князь, впереди - Ясские горы, а там еще два моря - Русское и Сурожское.
Поход к Ясским горам оказался нелегким. Итиль - далеко позади, пройден Семендер, взятый почти без сопротивления. Русское войско текло по безлюдной и безжизненной степи широким потоком, окаймленной цепочкой дозоров. В самые жаркие часы дня поток замирал. Люди прикрывали головы коням попонами, чем придется, сами искали какую-нибудь тень. Воды, которую везли в бурдюках, не хватало, люди и кони страдали от жажды.
Князь, ехавший на своем белом Кречете вслед за дозорами и проводником хазарином, взятым Семендере, хмуро оглядывал расстилавшуюся перед ним высохшую степь, раскаленный песок, Слепящие глаза солончаки. Вокруг ни одного холма, ни одной возвышенности, только песчаные волны дюн кое-где приподнимались над землей. Зной расслаблял людей, однообразие лишало душевных сил. Дружинники давно уже сняли раскаленные кольчуги с бармицами, шеломы, прикрывались от солнца епанчами и свитками. Даже Борислав, всегда неунывающий, притих, ссутулился в седле. Его гнедой жеребец тяжело переставлял ноги, увязавшие в горячем песке.
В полдень, когда солнечный жар стал совсем нестерпимым, Святослав приказал сделать привал. Растянувшиеся на много верст дружины остановились. Воины принялись втыкать в песок копья и мечи, натягивать на них одежду, делая навесы, под которыми можно было бы спастись от палящего солнца. Понуро стояли кони, опустив головы, безразличные ко всему. Они оживились лишь тогда, когда сотники и десятники стали раздавать воду из вьючных баклаг и бурдюков. Лошадям ее досталось мало, людям - и того меньше.
Перед заходом солнца, когда жара спала, войско снова тронулось в путь. После предыдущего перехода и не менее трудной дневки кони едва волочили ноги.
Прошла еще одна ночь. Князь торопился, сокращал привалы - воды оставалось совсем немного, надо было возможно быстрее добраться до ближайшей реки. А колодец на пути встретился лишь однажды, да и то почти пересохший...
В начале дня успевшая раскалиться от солнца песчаная равнина стала оживать, зашевелилась. Поднялся ветер, заструился песок под копытами лошадей. В пыльном облаке исчезло солнце. Кони стали. Люди пытались закрыться от секущего лицо горячего, воющего ветра. Песок забивался в глаза, уши, ноздри, проникал сквозь одежду, острыми иглами колол пропотевшее тело.
Свенельд посоветовал переждать песчаную бурю. Но Святослав торопил:
- Воды только на один переход осталось. А кто знает, когда буря кончится? И надежен ли провожатый? Хазарин... Можно ли верить ему?
- Я - верю, - как обычно, не согласился с ним Свенельд. - Это простой хазарин, а не каган-бек. Да и сам знаю дорогу, проходил тут когда-то.
Князь молчал, раздумывая.
Из пыльной завесы вынырнул Борислав.
- Чего стоим, княже? - глядя на Святослава, спросил он. - Время дорого, надо спешить - может, засветло доберемся до воды.
Святослав будто пробудился от дум.
- Вперед! - И, не оглядываясь, потянул Кречета за повод, шагнул навстречу буре.
И дружина пошла за ним дальше, все больше углубляясь в песчаный океан, где не было ни дорог, ни приметных вех, ничего, кроме пылящих песчаных барханов. Свенельд держался поближе к проводнику, приглядываясь к тому, как хазарин по известным только ему приметам угадывает путь в свистящей пыльной мгле. Нет, сам бы он не отыскал здесь дорогу!
Только когда стало уже совсем темно, хазарин разжал пересохшие губы:
- Надо ночевать тут. Речка близко, завтра утром его найдем. Сейчас боюсь сбиться.
Святослав приказал остановиться, напоить коней, раздать воинам остатки воды.
Через несколько минут все бурдюки с драгоценной влагой, снятые с вьючных лошадей, опустели. Люди, уставшие бороться с ветром, падали у песчаных сугробов и засыпали мертвым сном. Нерасседланные кони робко топтались около своих хозяев, позвякивая уздечками.
Святослав тоже приткнулся к песчаному сугробу, укрыл голову походной епанчой и уснул.
Наступило утро. Буря затихла, небо было синими-синим, солнце плыло в нем, будто в бескрайнем озере. Святослав проснулся от холода, огляделся. Проводник стоял неподалеку от него, выжидая. Дружинники поднимались, оглядывая коней, чистили их, вытряхивали песок из попон и седла.
- Пойдем, коняз? - вопросительно посмотрел на Святослава проводник. Уже недалеко речка.
Сейчас, в это безветренное утро, прошедший день казался дурным сном. Князь встал на ноги:
- Рында, труби поход!
И снова потянулась между выросшими за время бури песчаными буграми бесконечная колонна спешенных конников. Люди шли молча и каждый думал об одном: встретится ли на их пути спасительная вода? Если же до воды еще два-три перехода, то не видать русским воинам ни Ясских гор, ни ровного Днепра.
Неожиданно впереди, где шел дозор, заржал один конь, ему откликнулся другой.
"Воду чуют", - догадался Святослав.
За песчаным бугром показалась чахлая зеленая рощица. Дальше тянулась лента камышовых зарослей.
- Вода! - крикнул гридень Чудин. - Речка!
Святослав повернулся к проводнику. Тот отрицательно покачал головой:
- Нет, коняз, это... болото. Настоящая вода - дальше.
Но его негромкий голос потонул в реве сотен пересохших от жажды глоток:
- Ре-е-ка-а!
Река оказалась призраком. Пески и зной высосали воду из старицы, от нее остались жалкие лужи.
Тысячи людей кинулись в эту жидкую грязь, надеясь утолить мучившую их жажду. Дружинники тянули за собой коней, кони ржали, протискиваясь к влаге, топтали людей, припавших к мутным лужицам.
- Назад, все - назад! - яростно загремел Святослав, но его окрика никто не услышал.
На одно мгновение в глазах князя мелькнула растерянность. Он оглянулся.
- Гридни, ко мне!
Молодые, сильные воины окружили князя. Воспаленные глаза блестели на обожженных солнцем лицах, губы потрескались, скулы обтянуты кожей. Но каждый из них - весь внимание. Святослав оглядел их и несколько успокоился. Есть еще у него дружина!
И тут заговорил молчавший до этого проводник. Ломая русские слова, начал что-то объяснять.
- Река уже близко? - догадался Святослав. - За этой старицей? Эгей, гридни! Соберите воевод, тысяцких. Скажите: князь велел идти дальше. Река уже близко!
В невообразимой толчее пробирались гридни. Проталкиваясь между всадниками, топтали припавших к болотной жиже людей, хлестали плетями по чему попало. К Святославу подъехали воеводы.
Князь указал на юг:
- Река - там. Ведите воев дальше.
Хлынул поток, топча камыши, медленно, устало вымахнул на другой берег старицы, на песчаный бугор. И оттуда все увидели ленту чистой воды, окруженную купами ив.
На берегу Кумы Святослав дал воинам сутки отдыха. Затем собрал воевод, стал советоваться: поворачивать ли сразу на запад в сторону Сурожского моря, или вступить на землю ясов и идти через нее.
Воеводы молчали. Стыдились вчерашней растерянности, хмуро глядели под ноги.
- Тебе виднее, княже, - сказал Свенельд, - ты и решай.
- Тебе виднее! - передразнил его Святослав. - Ты уж не серчай на меня, воевода, скажу тебе прямо: учил ты меня сызмальства уму-разуму, учил, как витязем стать, а сейчас размяк, ровно баба! Не гоже старому вою на молодого кивать. Я жду, что ты добрым советом пособишь. Вы бояре, князю подпора, на вас моя власть держится. Давайте думать купно.
- На этом берегу - голодно, ни градов, ни весей, - подал голос Борислав. - А у нас вои отощали, кони притомились.
- А на том?
- Там и вода, и дичина, и буйные травы...
- А что? - оглядел своих бояр Святослав. - Дело говорит Борислав. Как мыслите, воеводы?
Все одобрительно загудели.
- Ну, будь по сему. Идем к горам. - Святослав тряхнул чубом. - А буде встретят нас ясы оружно, не захотят пропустить к Тмутаракани - копьем проложим дорогу!
Отдохнувшее войско снова двинулось вперед.
Ближе к горам начали попадаться заросли кустарника и целые лесные острова, не очень зеленые, прибитые зноем, но все же дающие тень. А еще дальше леса синели, сплошным ковром укрывая подножия высоких Ясских гор. Эти предгорные леса были границей хазарских владений, в глубь лесов степняки-хазары не решались проникать, хоть ясы и были их данниками.
До гор было еще далеко, но при виде их дружинники повеселели. Даже кони ожили, пошли бойчее, стремясь поскорее добраться до тени и влаги.
Переправившись через речку, князь вместе с гриднями оторвался от старшей дружины, ускакал далеко вперед. Только конные дозоры маячили перед ним. Легко дышалось на этом просторе, таком непохожем на оставшуюся позади песчаную степь. Здесь всюду была жизнь: цветы и буйные травы, птицы, вырывавшиеся из-под конских копыт, табуны сайгаков, мелькавшие вдалеке. Будто снова возникло Дикое поле, но еще более прекрасное и щедрое, окаймленное на горизонте синей цепочкой гор.
Глядя на горы, Святослав вспомнил свой терем, боярские терема, вот такой же зубчатой цепью - если глядеть издали - возвышавшиеся на Старокняжеской горе, высоком холме в Киеве над Днепром. Он вспомнил Киев, и сердце вдруг сжалось тоскливо и сладостно.
Раздумья князя прервал гонец, прискакавший от далеко ушедшего вперед дозора.
- Стой, княже! Впереди - неведомые люди...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БОГДАНОВА СУДЬБА
1
Все еще не веря в то, что ему удалось вырваться из хазарской неволи. Богдан спешил на юг. Сердце сжималось от боли при мысли о погибших в Семендере товарищах. Но мог ли он, безоружный, один против многочисленной стражи, отстоять Мала и Ратибора? Скрепя сердце Богдан шел по караванной тропе. Он решил во что бы то ни стало догнать войско князя Святослава, присоединиться к своим гридням.
Богдану повезло: на второй день пути его нагла караван арабского купца Джейхани. Богатый гость возвращался из Киева в родные края. Он благосклонно отнесся к молодому русичу, распорядился одеть его и кормить до тех пор, пока их пути не разойдутся. Когда Богдан стал благодарить щедрого хозяина каравана, спасшего его от голодной смерти, тот заговорил на языке русичей:
- Не меня благодари, а своего бога Волоса, покровителя земледельцев и торговых людей. Ты гадаешь: зачем я тебе добро содеял? Свою же выгоду блюду - знаю, что ты князю или воям его похвалишься, как тебя гость заморский выручил. Добрая слава обо мне пойдет, до вашего Киева докатится. А нам, гостям торговым, того и надо - чтоб добрая слава шла впереди нас, двери нам открывала. Мы за нею весь свет обойдем скорее, чем если бы шли окружно. Разве не так?
Еще не старый араб выделялся среди своих спутников мужественной красотой, гордой осанкой. На смуглом его лице, обрамленном седеющей бородой, под зеленой чалмой горели живые черные глаза. Он был горд, но не заносчив, горяч, но не вспыльчив.
Русский дружинник, бежавший из хазарского плена, заинтересовал араба. Джейхани на привалах дотошно расспрашивал его и о хазарах, и том, как живут русские люди, об их обычаях. Видя, что русич никак не мог поладить с предоставленным ему верблюдом, Джейхани велел одному из своих слуг пересесть на это непокорное животное, а Богдану отдать своего коня, Теперь они могли беседовать и в пути, придерживая рядом своих коней.
Вначале расспросы арабского гостя о Русской земле вызывали у гридня подозрение: не хазарский ли лазутчик этот чужак? Потом, когда он узнал Джейхани поближе, подозрения рассеялись. Нет, араб не был другом хазарам. Однажды Джейхани рассказал Богдану сказку.
От одной матери и отца были рождены два брата. Звали их Рус и Хазар. Росли они вместе, рядом скакали в чистом поле, объезжая молодых коней, спали под одной крышей. А потом оба полюбили одну девушку, самую прекрасную в их племени. Будто змея проползла между двумя братьями, стали они косо поглядывать друг на друга, соперничать в любом деле. А гордая Итиль смотрела на них и щурила свои прекрасные глаза, не знала кому отдать предпочтение.
В ту пору беда пришла: подступили враги к земле, где жило племя братьев. С двух сторон подошли. И сказала девушка братьям:
- Идите каждый в свою сторону. Кто сильнее в бою с врагом окажется, тому я и отдам свое сердце.
Рус сел на коня, взял саблю и щит и отправился на запад. Долго ехал по степи, до лесного края добрался. Увидел врагов, что на его племя идти войной собрались, выхватил саблю из ножен и кинулся в бой. Сражался Рус за свой дом родной, за любовь свою, за самого себя. Многих недругов поразил он, но сам упал с коня весь израненный.
Пораженные отвагой Руса, враги повернули коней, решив, что не победить им племени, вырастившего такого отважного воина. Руса подобрал стары дервиш, принялся врачевать его.
А Хазар тем временем встретился на востоке с другой вражьей ордой.
- Кто ты? - спросил его каган этой орды.
- Я, - ответил Хазар, - проводник. Вы попали в незнакомые края, не знаете, где можете найти гибель, а где ждет вас богатая добыча, где можно взять полон, коней и много всякого добра. Заплатите мне - проведу.
Согласились враги, и провел их Хазар, минуя свои вежи, к соседнему племени. Нежданно-негаданно обрушилась на мирных жителей орда, мужчин порубила, женщин и детей увела в неволю. Все добро себе забрала, а часть добычи, как договорились, отдала Хазару.
Вернулся Хазар домой, хвалится перед гордой Итиль своей сметкой. Ловко провел он врагов, да еще нажился при этом, богатое приданое привез своей невесте.
- Уходи! - твердо сказала ему красавица. - Не стану я женой предателя, нажившегося на чужом горе. Сердце отдам Русу!
Но не дождалась она второго брата. Пришла весть, что погиб Рус в бою, не пропустив пришельцев к становищу родного племени. И только теперь поняла Итиль, что именно его, этого смелого воина, любило ее сердце, Но разве вернешь мертвого!
Охваченная неутешным горем, наложила на себя руки гордая Итиль. В память о ней люди назвали ее именем широкую и полноводную реку, что протекала через их степи.
Рус возвратился слишком поздно. Узнал все, что было, и погнал коня на запад, прочь от родных мест. Там нашел новую семью, от его рода пошли русы - ныне могучее и многочисленное племя.
А Хазар осел у реки Итиль. Основал каганат Хазарию, стал пошлину взимать со всех, кто проезжал через его землю, разбогател еще больше.
Потомки Руса и Хазара забыли о своем родстве. В разные стороны разошлись их дороги.
И многое еще поведал Богдану араб Джейхани. Богдан слушал рассказы арабского гостя, будто дивную сказку.
Караван шел по местам, где за несколько дней до него двигалось русское войско. Богдан с замирающим сердцем бросался к погасшим кострам, за которыми, может, недавно сидели княжеские гридни. Он подолгу вглядывался в сизую полынную даль, напрягал до боли глаза, но не видел там ни пеших, ни конных. Только зубчатые вершины гор все явственнее поднимались на горизонте.
Миновали небольшой хазарский город, настороженный, притихший - войско русов побывало в нем всего день назад. Впереди победителей летела молва о том, что русский каган Святослав поклялся смести с лица земли все хазарские города и кочевья. Дружина местного бека поредела без боя в ожидании грозного нашествия, а русы, не встретившие сопротивления, получили дань, запаслись водой и провизией и ушли дальше, на юг, не оставив здесь ни одного воина. Собираясь на майдане, жители тревожно шумели, гадали: не вернутся ли русы?
Миновав этот город караван сделал крюк, обходя безводную степь, затем снова вышел на торную тропу. Дальше путь его лежал по берегу Джурджанского моря - на Дербент.
Богдан простился с гостеприимными арабами и свернул на запад, надеясь вскоре отыскать оставленный русичами след. Джейхани на прощание подарил гридню короткий кинжал и лук с колчаном, полным каленых стрел. Тут, в дикой степи, ох как пригодился бы и конь, но и том спасибо доброму гостю: теперь не безоружен Богдан, глядишь, и коня или верблюда отобьет себе где-нибудь...
Чем ближе к горам, тем оживленнее становилась степь. В балках, заросших кустарником, в рощицах, раскинувшихся на холмах, сновали птицы и мелкие зверьки. Из густой травы тяжело вспархивали грузные дрофы. Богдан подстрелил одну из них, дня на два запасся мясом.
Вскоре он наткнулся на след, оставленный русским войском: конница протоптала в степи широкую дорогу. Но как ни торопился за своими Богдан, никак не мог угнаться - видать, конные посадили пеших ратников на крупы своих коней, чтобы ускорить ход. Тревожно и тоскливо было идти одному по незнакомой безлюдной земле, где возможна встреча с хазарами или ясами. Раньше, пока он брел по пустынным пескам, ему было труднее, но спокойнее. А теперь казалось, что вот-вот из-за куста взовьется аркан, свистнет чужая стрела...
К вечеру Богдан вышел к реке. Он не решился в сумерках искать брод или переплавляться вплавь - вода быстрая, крутит коряги в водоворотах. Нашел впадину перед береговым обрывом, над самой водой, углубил ее, сделал нору. Для безопасности еще большой камень втащил туда, чтобы укрыться за ним - мало ли какое зверье тут бродит.
Ночь прошла беспокойно. Зыбкую тишину время от времени нарушали крики неведомых зверей и птиц, шорохи, всплески воды - то ли русалки, то ли крупная рыба плескалась в реке. Только перед рассветом гридень забылся тревожным сном, но ненадолго - внезапно его разбудил громкий хриплый рев, разнесшийся над рекой.
"Кто это? - Богдан осторожно высунул голову из своего укрытия. Барс? Или, может, тот самый зверь, барб, про которого рассказывал Мечник? Помоги мне, Перун, не доведи с ним повстречаться..."
Над рекою плыл молочный туман. Снова стало тихо.
Богдан выбрался из убежища, когда уже поднялось солнце. Он без особого труда отыскал брод, перебрался на другой берег и вскоре наткнулся на следы покинутого русского лагеря. Зола одного костра была еще теплая. Эх, не надо было задерживаться...
Сейчас, пока солнце еще не слишком припекало, Богдан торопливо шагал по широкой зеленой долине, поднимавшейся к горам пологими уступами. Горы приближались, меняли свои очертания, их синие вершины приобретали зеленый цвет. А еще дальше, за ними, будто ледяная глыба, врезался в небо белоснежный двуглавый пик.
Горные отроги все больше сжимали долину, заставляли реку петлять, виться змейкой между ними. Таким же извилистым стал и путь Богдана.
"Наши шли по долине, - подумал Богдан, - в обход вон того хребта. А чего я за ними потащусь? Махну-ка я прямо через хребет. Там намного ближе, скорей догоню дружину".
Он нашел едва заметную тропку, которая повела его сквозь густые заросли терна и орешника по довольно крутому склону. Подъем становился все круче. Богдан обливался потом, но упрямо карабкался вверх. Он с облегчением вздохнул, когда вступил в глухой буковый лес, плотно сомкнувший кроны столетних великанов над густым низеньким подлеском. Здесь можно было позволить себе короткую передышку.
В лесу стояла знойная тишина. Ни зверя, ни птицы, казалось - все попрятались, дожидаясь вечерней прохлады. Только рыжие муравьи деловито сновали вверх и вниз по шершавой коре бука, к которому прислонился Богдан. После почти бессонной ночи гридня стало клонить в сон. Чтобы не уснуть он с большим усилием заставил себя подняться и побрел дальше, спотыкаясь о торчащие из земли корни.
Лес окончился внезапно. Ровная седловина хребта оказалась почти лысой, заросшей только пахучими травами с ярким узором цветов. В глаза Богдану ударил солнечный свет. Над хребтом в синем небе плыли легкие белые облака.
- Ой! - гридень внезапно качнулся назад, в тень леса.
Далеко впереди, на фоне синего неба, виднелись темные силуэты двух всадников. Легкие, поджарые кони нетерпеливо приплясывали над обрывистым склоном, круто сбегавшем вниз, к долине. Всадники в темной одежде, туго перетянутой в талии тонкими поясами, лохматых шапках не походили ни на русичей, ни на хазар, хотя луки у них были вроде русских, а вместо мечей на боку у каждого висела кривая, как у степняка, сабля. Ясский дозор!
Кто знает, как встретят ясы русича? Богдан решил не рисковать понапрасну. Он начал отходить вдоль опушки, от дерева к дереву, чтобы неприятельский дозор не заметил, вниз, вниз, в долину.
Удалившись на безопасное расстояние от ясов, Богдан пошел быстрее, лавируя между толстыми стволами деревьев. Спускаться по отлогому лесистому склону было куда легче, чем подниматься в гору. Мох, устилавший землю, мягко пружинил под ногами, скрадывал звуки шагов.
Впереди показался просвет между деревьями. Богдан заторопился, поскользнулся на замшелом камне. Поднимаясь, он увидел такое, что заставило его замереть.
- Туры... - тихо прошептал он.
На лесной поляне паслось стадо могучих животных. Массивные бурые быки с косматыми горбами-загривками держались ближе к середине поляны, где росло несколько молодых ясеней, обгрызали их кору, с шумным сопением жевали листья. За ними, на противоположной опушке, спокойно щипали траву коровы - поменьше ростом. Рядом резвилась пара неуклюжих телят.
Гридень замер, прижавшись к стволу старого бука. Он смотрел на зубровое стадо, не решаясь покинуть свое укрытие, и думал о том, какие странные эти туры, таких ему еще не доводилось видеть.
Внезапно один бык поднял голову с кривыми толстыми рогами, перестал жевать, будто прислушиваясь. Что-то его встревожило, и бык глухо, протяжно замычал.
Вот и другие быки насторожились. Замычало все стадо, быстро сбиваясь в круг, выставляя рога наружу. Крупные зубры старались заслонить собою телят, сразу притихших и присмиревших. Но один теленок, видно, младший, совсем неловкий и неуклюжий, замешкался, не успел укрыться. Он жалобно замычал, и тотчас из-за деревьев что-то длинное, рыже-черное, полосатое взвилось в воздух и с ревом обрушилось на малыша. Тяжелая когтистая лапа ударила теленка по загривку, хрустнули кости. Хищник метнулся назад, к лесу, со своей добычей. Только на одно мгновение замерло в оцепенении зубровое стадо, и вот уже ближайший к теленку бык, будто каменная глыба, обрушившаяся с крутой горы, ринулся вперед. Кривые рога подцепили полосатого зверя, с силой подкинули вверх. Едва хищник коснулся земли, как все ревущее стадо сомкнулось над поверженным врагом, втаптывая его в сырую землю тяжелыми копытами.
Богдан осторожно, опасаясь выдать себя малейшим шорохом, стал отходить в глубь леса - подальше от рассвирепевших зубров. Стадо еще долго не успокоится после нападения тигра - того самого зверя барба, о котором рассказывал Богдану старый Мечник.
Думая только о том, как бы не выдать себя, Богдан не заметил второго хищника, мелькнувшего между деревьями. Это уходила тигрица, потерявшая своего друга.
Медленно, шаг за шагом, Богдан отступал в чащу. Зубры еще бушевали, злобно метались по поляне, будто мало им было одного затоптанного врага. "Чур меня! - подумал гридень. - Увидят туры и мне то же будет". Он пятился и пятился, пока не забрался в лощину, заросшую колючим кустарником. Только здесь он перевел дыхание.
И вдруг ему показалось, что кто-то следит за ним из чащи. Ощущение было такое явственное, что по спине мурашки поползли. Кто-то, человек или зверь, упорно смотрел ему в спину. Гридень неожиданно, чтобы обмануть неведомого врага, упал ничком на землю, приподнял голову и стал вглядываться в ту сторону, откуда почудилась ему опасность. Рука крепче сжала нож, подарок Джейхани.
Нет, все было спокойно. Только стайка мелких синиц попискивала над Богданом в листве молодого бука. Желто-голубые пичуги с любопытством разглядывали незнакомца и о чем-то совещались. Неподалеку стучал дятел, настойчиво и упорно долбил подгнившее дерево. Чуть подальше, в другой стороне, застрекотала сорока. С чего бы это она?
Сорока - зловредная птица. Сама воровка, но, чтобы отвлечь от себя подозрения, вечно старается выдать кого-нибудь другого. Ни один человек, ни один зверь не пройдет, не замеченный сорокой. Кого же она приметила на этот раз?
Здесь, в предгорьях, лес был совсем не такой, как в родных местах Богдана. Он казался куда глуше и таинственней, замшелый и дикий, с опушками, заросшими непролазным колючим кустарником. Богдан чувствовал себя здесь новичком. Хорошо, что он не нарвался на стадо здешних буйных туров. А кто знает, какие еще враги встретятся ему в этом лесу?
Он поднялся, подумав, что все равно надо идти вперед. Раз решил перевалить через хребет, чтобы сократить путь, то теперь отступать поздно.
Богдан определил по солнцу направление и снова стал взбираться на подъем. Кое-как он добрался до гребня хребта, вышел на открытое место над обрывом и убедился, что впереди лишь новая лощина, глубокая и тесная, а настоящий гребень дальше, за нею. Вздохнув, Богдан начал спускаться по почти отвесной стене. Она вся растрескалась, казалось, ее сложили из отдельных каменных плит. Выступавшие камни качались под ногами Богдана, он с трудом удерживал равновесие, цепляясь руками за древесные корни, свисавшие с обрыва.
Ему снова показалось, что кто-то следит за ним. Но все его внимание было поглощено тем, чтобы не сорваться. До конца спуска оставалось совсем немного, когда внизу, в зарослях, послышалось угрожающее ворчание. Гридень похолодел. Он замер, прижавшись к каменной стене.
В кустах мелькнула полосатая шкура, затем показалась большая круглая голова с прижатыми ушами и хищно оскаленной пастью. Барб!
Зверь был близко, в каких-то десяти пядях от ног Богдана. Он сжался, готовясь к прыжку, а гридень даже за нож не мог взяться - руки заняты. В отчаянии Богдан рванулся вверх и вдруг почувствовал: корень, за который он уцепился, поддается под руками.
Хищник немного задержался с прыжком. Он взвился в то мгновение, когда Богдан, потеряв равновесие, уже падал вниз, на лету стараясь выхватить из-за пояса нож. Они оба упали на дно расселины, заваленное обломками камня, и оба одновременно встали на ноги друг против друга: человек и огромная полосатая кошка.
Гридень почувствовал на своем лице горячее дыхание зверя. Он знал, что ему терять нечего, и первый кинулся на своего противника, стремясь достать его ножом под лопатку, чтобы поразить в самое сердце. Страшный удар тигриной лапы пришелся по пустому месту, когти лишь оцарапали плечо человека. А нож, добрый нож арабских мастеров нашел свою цель, с силой вонзился в дело зверя по самую рукоятку.
Падая, тигрица (а это действительно была подруга недавно погибшего в стычке с зубрами тигра) подмяла под себя Богдана. Уже в агонии она опустила слабеющую лапу на голову противника, сорвала с нее лохматую шапку. Богдану показалось, что в него ударила молния, в глазах у него вспыхнул яркий свет, затем он почувствовал, что проваливается в темноту. Последнее, что он слышал, - грохот обвала, швырнувшего камни со скалы в узкую расселину.
Богдан пришел в себя от чьего-то осторожного прикосновения. Он с трудом разлепил веки, попробовал приподняться и тут же замер: в упор на него смотрел незнакомый человек, смотрел пристально и даже с беспокойством. Гридень успел разглядеть смуглое, с правильными чертами лицо, зеленые глаза, полуприкрытые длинными ресницами, а затем все поплыло перед ним, скрылось в тумане.
Окончательно он очнулся, почувствовав холод на лице. Прохладные струйки воды текли по его лбу и щекам.
- Живой?
Спросили его по-хазарски, и Богдан закрыл глаза, тихо застонал - не от боли, а от одной мысли, что после стольких мытарств он снова попал в лапы к своим врагам. Но тут же этот вопрос повторили на языке русичей.
Человек в потрепанной одежде - то ли свитке, то ли хазарском халате с длинными рукавами - стоял на коленях перед Богданом и прикладывал к его голове мокрую тряпицу.
- Может, попить хочешь? Тут недалеко криница, вода холодная...
Голос был женский, и говорила это невесть откуда взявшаяся женщина на родном языке Богдана.
- Русич я, русич! - хрипло выкрикнул гридень. - Из дружины киевского князя...
Женщина встрепенулась, из-под лохматой бараньей шапки на плечи ее упали светлые волосы. Большие зеленые глаза, похожие на русалочьи, изумленно смотрели на гридня, веря ему и не веря.
- Ой, боже ж мой, Перуне! Неужто правда? Русич?
- Правда, сущая правда. Клянусь Перуном и Волосом!
Нет, она все еще не верила.
- А чего ж ты такой чудной? И платно на тебе не наше, не русское, и лук хазарский, а кинжал - ясский...
Кинжал... Только тут мысли Богдана вернулись к недавней схватке со страшным противником. Он почувствовал, что его ноги прижаты к земле чем-то тяжелым. Гридень приподнялся и увидел оскаленную пасть зверя, стекленеющие его глаза. Женщина перехватила взгляд Богдана.
- Наповал свалил барба, такое не каждому вою удается! А зверь, уже мертвый, прикрыл тебя от камней, что сверху падали...
Она помогла гридню выбраться из-под туши тигра. Богдан поднялся. Голова гудела, как пустой казан, но руки и ноги были целы. Он внимательно осмотрел незнакомку.
- Так ты говоришь, что я чудной? А ты - не чудная? Похожа на волхва, что живет у нас на горе, возле Перунова требища. Тот такой же косматый, только еще в звериные шкуры одетый.
- На волхва? - она еще шире раскрыла глаза и вдруг звонко рассмеялась. - Ой, правда! На лешего я скорей похожа...
Ее звали Злата. За золотые косы, за золотой веселый смех, за золотое сердце, за золотые руки. Родилась и выросла она в теплом краю на берегу Русского моря, где оно соседствует с морем Сурожским, в торговом городе Тмутаракани. Отец и братья Златы рыбачили, платили десятину хазарскому беку, еще и на продажу немало оставалось от улова. Море кормило и одевало не только их семью. Жили его дарами рыбаки русичи, греки и касоги, всякий люд, что приходил сюда из иных краев в поисках лучшей доли. Но богатство свое море отдавало за дорогую плату. В сильную бурю не вернулись домой ни отец, ни братья. Мать вскоре слегла с горя и больше не встала.
Так Злата осталась одна-одинешенька на всем белом свете. Некому было за нее заступиться, когда приглянулась она беку Сурхану, полновластному хозяину Тмутаракани. Силой умыкнули осиротевшую девушку. Хотел приблизить ее к себе Сурхан, сделать своей наложницей, но Злата едва глаза ему не выцарапала. Строптивую невольницу заставили делать самую черную работу, а вскоре бек подарил ее своему родичу в Семендере. Там она прожила больше года без всякой надежды на избавление. Но потом вдруг в городе начался переполох. Пошел слух о приближении войска киевского князя. Присмотр за невольницами ослабел, и однажды ночью Злате удалось бежать.
Сердце Богдана будто кто рукою сдавил: как похожа судьба Златы на его собственную, на судьбу погибшей Рославы! Одинаково тяжело живется смерду что под Киевом, что в Тмутаракани - хазарский бек не лучше русского толстосума! Богатый бедного гнет, последнее у него отнимает.
Под густым загаром, под пылью дорожной лицо у Златы будто с той картины ромейской, что видел Богдан в Киеве, иконой она называется, а одеть бы ее в чистое платно, серьгами да гривной серебряной украсить - ох как хороша была бы она! Даже глаза потупил гридень, подумав об этом, и тут же ему стыдно стало: быстро забыл Рославу...
- И ты домой, в свою Тмутаракань, надумала добираться? - тихо спросил он, не поднимая глаз.
- А куда еще? Даже птица по весне летит в родные края... И я пошла на заход солнца, думала: когда-нибудь да доберусь. Таилась от лихих людей, ягодами да кореньями кормилась, рыбу ловила - я к рыбе привычная.
- Варила?
- Сырое все ела. Где бы я огонь взяла?
- А дальше что думаешь делать? - спросил Богдан.
- Снова пойду, куда шла.
Он внимательно посмотрел на нее.
- Нам выходит по пути. Пойдем вместе?
- Пойдем, - без колебаний согласилась она. - Я тебе в тягость не буду. Только сейчас уже дело к вечеру идет. В темноте отсюда не выберемся, заночевать придется.
Богдан увидел густые тени в расселине, золотые блики заходящего солнца высоко над головой.
- Заночуем, если ты не боишься со мною вдвоем оставаться. Костер разведем, огниво у меня есть. Я шкуру с этого зверя сниму - жалко такое добро бросать...
Девушка посмотрела на гридня с сомнением: стоит ли тащить на себе такую тяжесть? Но ведь редкая добыча... Она слыхала, что барбы не часто в этих местах встречаются. А насчет того, что она, может, боится оставаться с ним вдвоем... Злата тихонько рассмеялась: она приметила, как краснел этот храбрый воин, поглядывая на нее.
- Ты чего? - удивился Богдан, услышав ее смех.
- Да так просто... - ответила девушка, лукаво улыбаясь.
Ночь они провели в расселине, по очереди дежуря у костра. Утром, едва рассвело, тронулись в путь.
Злата оказалась добрым товарищем Богдану. Сильная и выносливая, она лучше гридня знала местные условия и сама выбирала наиболее удобную дорогу. Выйдя, из ущелья, они спустились в долину, где сохранились следы проходившего здесь недавно русского войска, затем снова начали взбираться на гору.
Идти вдвоем со Златой было веселее, чем одному, но зато и труднее. Богдан полностью доверял своей проводнице, и та, увлекая его за собой, легко, без малейшего усилия, карабкалась по крутым склонам. Подъем становился все круче. Богдан начал задыхаться, а девушка, не оглядываясь, все шла и шла вперед.
- Погоди, Злата, - наконец не выдержал, взмолился он. - Давай передохнем малость.
Она обернулась, поглядела на него с усмешкой. Ярко блеснули ее белые зубы.
- Я думала, что ты простого роду, а выходит - боярского.
Насмешливые слова девушки уязвили его, но он сдержался, лишь буркнул негромко:
- Рада, что скачешь, как коза, а я к горам непривычный.
- Привыкай! - подзадорила она Богдана, но, встретившись с его взглядом, вдруг опустила глаза, смутилась отчего-то. - Я в горах тоже не так уж часто бывала... Ладно, давай передохнем, нам еще по этой прогалине идти до самой вершины. А там - вниз, легче будет.
- Стой! - Богдан внезапно потянул Злату назад, в тень леса. - Видишь? Дозор! Не пойму, кто это: ясы или касоги?
- Ясы, - твердо сказала Злата. - Это их земля, до касогов мы еще не дошли. А вон еще конные вои, гляди дальше!
Вдалеке виднелись еще несколько всадников. Ясские дозоры внимательно наблюдали сверху за долиной. Там, внизу, вдоль реки, ползла длинная извилистая змейка.
- Наши! - вскрикнул Богдан и тут же прикусил язык.
Он заметил то, чего не было видно снизу, от реки: на дальнем краю долины, за леском, шевелилась другая такая же змейка, выползавшая навстречу первой. Вот ее голова замедлила движение, начала раздуваться, постепенно перегораживая долину.
Злата вопросительно посмотрела на Богдана.
- Да, ясское войско. Будет сеча. Надо бы нам поспешать туда, ответил Богдан.
Он торопился. Предстоящая сеча не страшила его - Богдан уже не раз смотрел в глаза смерти с тех пор, как стал гриднем. Ему не терпелось встретиться со своими боевыми товарищами, вместе с ними врубиться во вражеский строй.
- Придется шкуру бросить, - нерешительно сказал Богдан, сожалея, что не сделал этого раньше - его ноша с каждым шагом казалась ему все тяжелее. - Брошу, разрази меня гром!
- Ноги я побила, - тихо отозвалась Злата, - трудно идти босой по камням. А из шкуры можно постолы сделать.
Богдан посмотрел на ее ноги, увидел сбитые в кровь пальцы. Сердце его дрогнуло от внезапно нахлынувшей жалости. Как же это он раньше не догадался?
Ни слова ни говоря, гридень развернул тигровую шкуру, ловко отхватил ножом сначала один кусок, затем другой. Отрезал несколько тонких полосок шнурков.
- На, замотай ноги. Потерпи малость, скоро мы добудем тебе сапожки сафьяновые, добрые.
2
За тысячу лет до похода Святослава из-за Джурджанского моря в Придонье и Прикубанье пришли воинственные кочевники аланы. Это был могущественный народ, совершавший походы и на юг, и на запад, в пределы Римской империи.
Нашествие гуннов, хлынувших в IV веке нашей эры из Азии в Восточную Европу, подорвало могущество алан. Часть их вместе с захватчиками ушла на запад и растворилась среди других племен, часть переселилась на юг, за Кубань и Терек. Здесь, в горах и предгорьях, выросли новые поселения и города. Алания, уменьшившаяся в границах, снова окрепла. Она выстояла в упорной и длительной борьбе с Тюрским каганатом, возникшим и распавшимся в VI веке, вела упорную борьбу с арабами, временами попадала в зависимость от Хазарии и все-таки продолжала существовать.
Народ Алании соседи грузины называли овсами или осами, русичи ясами.
На землю ясов теперь вступили полки киевского князя Святослава.
Уже несколько дней шло войско Святослава по ясской земле, шло неторопливо, разбивая лагерь и зажигая костры на ночь - благо здесь леса хватало! - и ни одна стрела не пропела над русскими воинами. Конные дозоры ясов открыто маячили на террасах горных склонов и отходили без боя, завидев приближавшихся русских всадников.
- Ох, недоброе задумали наши вороги! - вздохнул Свенельд, когда русское войско начало втягиваться в долину, стиснутую отрогами гор. - Как бы они нам западню не устроили...
Он по-стариковски закряхтел, умащиваясь поудобнее в седле, а глаза его в это время зорко и молодо шарили по длине.
- Вороги? - переспросил Святослав. - Пока дел еще не дошло до встречи в чистом поле, пока не пошли в ход мечи и сабли, они нам не вороги. Мы же с их шеи хазарское ярмо сняли...
- А свое наденем, - не дал ему договорить Свенельд.
- Наше полегче будет, - возразил князь. - Киев отсюда намного дальше, чем Итиль. Нечто ясы не поймут этого? А Хазарии теперь не до них, Иосиф битые черепки собирает.
Старый воевода промолчал. Что ж, его дело вести полки в бой, а не гадать кому что выгоднее.
Долина все сужалась, в дальнем конце ее, в горловине, показались тесно сдвинутые ряды воинов - ясское войско.
- Вот мы сейчас и узнаем, кто им ближе - Киев али Итиль, - усмехнулся Свенельд. - Теперь нам уже обратной дороги нет.
- А кто говорил про обратную дорогу? - прищурился Святослав, глядя на своего ворчливого наставника. - Неужто ты, мой верный воевода?
- Я, княже. Но шутки со мною шутить не надо, лучше прикажи вести полки на ясов, ударить, пока не поздно.
- Ударить всегда успеем, - уже без усмешки сказал князь. - Да жалко зазря проливать русскую кровь. Подождем, что послы ясские скажут.
Он кивнул в ту сторону, откуда скакали к ним навстречу несколько вооруженных всадников, и, обернувшись к сотнику Путяте, велел кликнуть старейшего из своих гридней - Мечника.
Мечник подъехал к Святославу, степенно пригладил вислые седые усы.
- Слушаю тебя, княже.
- Ты у ясов бывал, язык их разумеешь. Будешь при мне толмачом.
Пятеро ясских всадников, не доезжая до чела русского войска, остановились. Впереди на горячем арабском скакуне сидел, будто слившись с ним, молодой витязь в украшенной золотом кольчуге и остроконечном шеломе. Рядом - седобородый старик, весь в черном и на вороном коне. Позади - трое воинов в броне, при оружии, с круглыми деревянными щитами, обитыми железными пластинами.
Святослав, переглянувшись со Свенельдом, - что я говорил! - тронул коня, направляясь навстречу ясам. За ним последовали воевода и Мечник. В нескольких шагах от ясов они остановились.
- Здравы будьте, ясские бояре! - первым нарушил молчание Святослав. Мы, русичи, пришли к вам, покорив хазар, наших общих недругов. Отныне Хазарии вы не подвластны.
Мечник перевел его слова, а затем и ответ молодого витязя.
- Тагаур, князь племени иронов - так называют себя ясы здешнего племени по имени их далекого пращура Ира, - тебе, княже, тоже здравия желает...
Взгляд Святослава бегло скользнул по атлетической фигуре ясского князя. Тагаур был красив и мужествен, но не это привлекло внимание победителя Хазарии. Оружие! Ему бросилась в глаза Тагаурова сабля в ножнах с искусно разукрашенными золотом серебряными обкладками. В рукояти на сложном чеканном узоре сгустком крови алел яркий рубин. Видно, сабля долго служила еще отцу или деду Тагаура - узоры на благородном металле во многих местах стерлись, на наконечнике ножен выделялись серебряные заплаты.
За спиною Тагаура - колчан, обтянутый кожей и украшенный золотыми бляхами. В нем железные стрелы - оружие, прославленное еще в руках кочевников алан.
А конское снаряжение! Чьи умелые руки мастерили такую сбрую, щедро усыпанную бронзовыми бляшками с разноцветными вставками из стекла? На голове коня блистал бронзовый начельник в виде женской фигурки, поддерживающей чашу, а от той чаши поднимался пышный султан из белых перьев цапли. А отделанное золотом седло!
Несмотря на такое богатое оружие и конское снаряжение, сам всадник был одет не броско: кожаная куртка под кольчугой, кожаные штаны, сапоги из такой же мягкой кожи. За спиною, наполовину прикрыв колчан, остро топорщилась черная войлочная бурка.
Это был не просто князь, это был воин. И этот воин что-то говорил, обращаясь к Святославу.
- Князь ясов просит принять его дар, - перевел Мечник, принимая у Тагаура и передавая Святославу боевой шелом с золотыми украшениями и саблю в дорогих ножнах.
- Добрый шелом! - Святослав залюбовался тонкой работой. - И сабля дорогая, хотя для русской руки легковата. Знатные бронники их ковали.
Ясский князь, увидев, что подарок его понравился Святославу, заговорил гортанно и быстро.
- Молвит Тагаур тебе, княже: в их земле ясской не мало умельцев есть, а самые лучшие - в ауле Кубачи. Это село у них есть такое. Кубачи по-нашему бронники. Там мастера знатные. - Мечник тоже торопился, но едва успевал переводить. - Носи шелом на здоровье, пусть жизнь он твою бережет. Саблей руби ворогов, кровь ясскую не проливай.
- Скажи князю Тагауру, что не на разбой пришли сюда русичи. Выпучив ясскую землю из хазарской неволи, беру их, ясов, под свою княжью руку. Дань буду брать, как водится, - на то ряд установим.
Тагаур внимательно выслушал перевод Мечника, начал совещаться с седобородым спутником.
- Быть сече, - вслух подумал Свенельд. - Не захотят ясы данью откупаться. Нечем. Добра у них - одни горы!
- Добра у них немало, - хоть и земля их на урожай скупая, - обернулся к нему Мечник. - Есть у них и золото, и самоцветы, а первей всего - работа бронников. Ей и вовсе цены нету. Вон какое оружие поднесли нашему князю!
Дожидаясь ответа ясов, Свенельд из-под насупленных бровей оглядывал долину, по-хозяйски прикидывал, где и как расставить полки, если придется биться с горцами.
Но до сечи дело не дошло.
Тагаур наконец объявил, что он и старый князь Анбал согласны заключить ряд с русичами и приглашают русского князя и его воевод в ближайший аул к себе в гости.
- Можно ехать к ним без опаски, - от себя добавил Мечник. - У этого племени гость - самый дорогой человек, его сами боги охраняют. Для гостя все сделают, все отдадут ему, чего тот не пожелает. Даже если враг в дом войдет - он гость, ему нельзя чинить обиды. Слово ясов твердое - это не ромеи.
- Едем, - согласился Святослав. - Войско покидаю на Борислава.
Далеко от того места, где встретились войска Святослава и Тагаура, в глубине Ясских гор, стоит недоступная для набегов недругов-степняков столица ясов город Магас. Помимо гор его ограждают бурная река Сунжа и высокие каменные стены. Добраться до Этого города трудно и мирному путнику. Тагаур пригласил князя русичей в ближнюю свою вотчину - маленькую крепость в предгорьях.
Небольшая кавалькада - Тагаур, Святослав и их воеводы с оруженосцами - направилась в горы. Каменистая дорога разматывала свои витки, поднимаясь все выше и выше. Слева от нее сияли далекие снежные вершины, впереди поднималась огромная лесистая гора, похожая на присевшего медведя, за нею открылось узкое ущелье. Крепость прикрывала вход в теснину.
Святослав откровенно залюбовался крепостью. Добрый детинец! Камня сколько наворочено... Мысленно он прикинул, можно ли эту твердыню взять штурмом.
Тагаур перехватил его внимательный взгляд. Улыбнулся.
- Князь русов, я знаю, о чем ты подумал. Может, такому умелому полководцу, как ты, и удалось бы взять приступом Артуб, хотя и очень дорогой ценой, но хазарские воины дальше этих ворот не ступали.
Выслушав перевод толмача, Святослав ответил:
- Ты угадал, князь. Вои всегда думают о войне, но всегда стремятся воевать. Я хотел бы видеть тебя не врагом, а другом.
- Гость для нашего народа - всегда друг.
К каменным воротам, охранявшимся стражей, вел подъемный мост, перекинутый через глубокий ров. За воротами показались узкие, мощеные камнем улочки между тесно придвинутых друг к другу саманных домов с плоскими крышами. Некоторые, побольше, были сложены из камня. Над жилыми строениями возвышалась невзрачная христианская церковь с потускневшим от времени куполом, увенчанным крестом.
Святослав покосился на церковь, нахмурился: он не любил христиан. Христианами были византийцы, вероломные враги Руси. С тех пор, как великая княгиня Ольга приняла греческую веру, сын стал стал отдаляться от матери. Но ясы не похожи на византийцев, они суровы и прямодушны. Может, у них и христианская вера иная?
Хоромы Тагаура мало чем отличались от остальных домов горожан, только стояли они на самом высоком месте и были просторными, с большим двором и многими хозяйственными постройками.
- Весь мой дом, весь аул - к твоим услугам! - широко разведя руки, сказал Тагаур.
В хоромах гостей встретила княгиня, молодая, стройная черноглазая женщина, и лицом, и манерами похожая на Тагаура, словно родная сестра. Приветствуя русского князя, она заговорила на греческом языке, знакомом Святославу.
Гостям предложили отдохнуть с дороги, но Святослав учтиво отказался. Ему, воину, негоже уставать от такого непродолжительного путешествия. Разве что сам хозяин устал... Борена, так звали княгиню, приказала слугам накрывать столы. Появились музыканты, зазвучала стремительная, как ветер гор, мелодия.
Борена время от времени вопросительно поглядывала на Тагаура. Тот едва заметно кивал ей: мол, все будет хорошо. Лицо княгини озарилось улыбкой, щеки порозовели.
"Эх, продешевит наш князь, - думал Свенельд, глядя на ясов и Святослава, начавшего на ромейском языке рассказывать княгине о Киеве, нравах и обычаях жителей Русской земли. - Больно мягкий он стал, как увидел эту глазастую бабу..."
А Святослав, чувствуя, как отчего-то печально защемило его сердце, с доброй завистью смотрел на Борену и ее мужа. Нет, он не поднимет оружие на их свободолюбивое племя, добьется, чтобы они стали друзьями, а не противниками Русской земли.
К тому времени, когда Богдан и Злата добрались до русского войска, полки Святослава уже разбили лагерь, окружив его дозорами, - так распорядился Борислав. По всей долине весело запылали костры, запахло жареным. Воины сгрудились у костров, готовя ужин и оживленно обсуждая события прошедшего дня - встречу с ясами и начавшиеся переговоры.
Гридень долго плутал по стану вместе с притихшей, настороженной девушкой. С трудом удалось Богдану разыскать своих товарищей.
- Чур меня, чур! - вскрикнул Улеб, завидев перед собой две фигуры в лохмотьях. - Неужто я Богдана вижу?
- Он самый. Считай, что с того света вернулся.
- Богда-а-ан... - удивленно протянул Чудин, рослый белобрысый гридень.
Торопливо отвечая на расспросы, Богдан оглядел товарищей, будто пересчитывая их. Вот Вадим и Пермята, Глум и Ростислав, Любомир и Звяга... Нету Спирка и Колоты. Значит, они так и не вернулись, погибли там, под Саркелом, когда на их дозор налетели хазары. И где Мечник?
- Мечник? - Улеб присвистнул. - Его сам ясский князь пригласил к себе в гости.
- Ну?
Гридни весело захохотали, увидев удивленное лицо Богдана.
- Ладно, не морочь отроку голову, - одернул Улеба Чудин, - скажи ему правду. Наш дед Мечник поехал с князем Святославом толмачом, он же по-ясскому разумеет. Будет с ясами ряд устанавливать, как дальше нам жить - воевать али дружбу вести. Понял? А это кто с тобой? - неожиданно спросил он.
- Это Злат, - чуть замявшись ответил Богдан. - Мы с ним вместе из хазарского полона бежали.
- Гляди ж ты, выбрались из неволи и нас нашли! Немало, видать, лиха хлебнули?
- Всяко бывало. Я об этом потом расскажу. Сейчас надо бы Злата приодеть, да и мне раздобыть какое платно. Обносились мы... Есть у вас что-нибудь в запасе, други?
- Найдем, - за всех откликнулся Улеб. - Мы теперь живем богато. Царь Иосиф всех нас одарил... нашими руками.
Гридни порылись в своих торбах, притороченных к седлам, накидали перед Богданом целый ворох хазарской одежды и обуви.
- Выбирайте!
Богдан примерил новые сапоги. Он чувствовал себя, как рыба, вырвавшаяся из невода в родной омут. А юный Злат, щедро одаренный новыми товарищами, кажется, несколько растерялся. Все нашлось для него - и броня с шеломом, и небольшая, по его росту, сабля, и вся одежда, какой не побрезгает ни один княжеский дружинник. Расщедрившийся Чудин поднес молодому воину желтого сафьяна сапоги, новые, как раз по его ноге.
- Для братишки своего берег, для меньшего. Да пока до дому доберусь отрок вырастет. А тебе, видать, впору будут. Бери, носи на здоровье!
Новый гридень растерянно оглядывался, прижимая к груди подаренные ему обновы.
- Ты чего, а? - придвинулся к нему Богдан.
- Переодеться мне надо. Но не могу же я здесь...
- Ох ты! - спохватился Богдан. Как же он сразу об этом не подумал! Что-то и я грязью зарос. Бани у хазар не видывал. Хоть в речку бы залезть, искупаться...
На его слова Злата ответила благодарным взглядом.
- Ну что ж, пошли!
Быстрая речка, сжатая крутыми берегами, то выбрасывалась на каменистые отмели, то закручивала водовороты на глубоких местах, втягивая в них опавшие листья и всякий сор. Богдан с любопытством глядел, как в погоне за рыбьей мелочью взлетают над водой хищные голавли. Злату интересовало другое. Издали она присмотрела удобный спуск к воде, полоску мелкой гальки под развесистыми ивами.
- Я туда пойду, - остановилась девушка, - а ты тут постереги. Я скоренько. Ладно?
- Постерегу, чего уж там, - смущенно ответил Богдан.
Богдан остановился в тени пышного ивового куста, спиной к речке. Гридень на всякий случай приготовил лук и стрелу - мало ли кто сюда может сунуться? Он напряженно прислушивался: не позовет ли вдруг на помощь Злата. Девушка беззаботно плескалась, слышно было, как она ойкала, окунаясь в прохладную воду. Кажется, она не особо торопилась, и Богдан начал терять терпение.
Резвый гнедой конь вынес на поляну, к реке, всадника в богатом боевом убранстве. Блеснули золоченые бляхи на сбруе, огнем вспыхнули золотые рукоять и крыж меча, золотые шпоры, а над ними синее неба дорогое аксамитовое корзно. Борислав! И откуда принесла его нелегкая?
Зоркий взгляд молодого воеводы мгновенно зацепился за Богдана, напряженно пригнувшегося, будто перед прыжком, скользнул дальше. Гридень шагнул в сторону, загораживая проход в кустах. Отвлекая внимание Борислава, он решил заговорить первым:
- Здрав будь, воевода!
- Здрав будь, честный воин. А это кто там?
Богдан обернулся и увидел Злату, выходившую из воды. Нагая девушка мелькнула, как русалка, и скрылась за ветками ивняка.
- Кто это? - удивленно переспросил Борислав.
Растерявшийся Богдан не сразу нашелся, что ответить. Потом упрямо нагнул голову, решил стоять на своем:
- Мой товарищ, Злат. Новый гридень княжий.
- Гридень? А мне что-то другое показалось... Или у меня глаза плохи стали?
Богдан пожал плечами.
- Отрок Злат... Из Тмутаракани...
- Имя у него чудное, у этого гридня, и сам он... - воевода пристально вглядывался в лицо Богдана. - Постой, постой! Ты тот самый княжий спаситель, что из трясины его вместе с Кречетом вызволил?
- Тот самый, - отозвался Богдан, обрадованный, что разговор уклонился от опасной темы. - Кабы не я, и тебе худо пришлось бы - потерял князя на лове!
Воевода пропустил мимо ушей дерзкий намек.
- А ведь я тебя видел еще раньше... Где? Никак не припомню. Обличье твое мне больно знакомо.
Гридень снова насторожился.
- Э, мало ли где ты мог меня видеть! Земля наша велика. А я вот тебя, хоть ты и воевода, не примечал прежде.
- Не ты ли помогал Ратше на его кузне в Житомире?
Богдан вздрогнул, услышав название своего родного городища. Заметил ли это воевода?
Но воевода уже не слушал гридня.
Зашуршали ветки, и рядом с Богданом встал юный и статный витязь в легкой кольчуге, облегавшей его тонкий стан, в желтых сафьяновых сапогах. На поясе - кривая хазарская сабля. Золотистые волосы упрятаны под шелом и бармицу - кольчужную сетку, прикрывающую затылок и щеки. Милое юношеское лицо, покрытое ровным загаром, тонкие брови, чуть припухшие обветренные губы... Даже Богдан с трудом узнал в этом юном витязе вчерашнюю замарашку, встреченную им в предгорьях. Добрый гридень получился из нее. Лишь глаза, зеленые, русалочьи, улыбались загадочно, напоминая о том, что видел Богдан, обернувшись ненароком к реке...
- Ну, вот и я, - гридень непринужденно положил небольшую смуглую руку на плечо Богдана. Глаза его без удивления, но с любопытством оглядели воеводу. Тот круто развернул коня и, ударив его в бока золотыми шпорами, поскакал прочь от реки.
Богдан стряхнул Златину руку с плеча.
- Ты чего? - удивилась девушка.
- По твоей милости чуть не посварился с воеводой!
- Так разве ж я виновата? - Злата обиженно поджала губы.
Он посмотрел на нее, покачал головой и ничего не сказал.
Князь и его свита через сутки вернулись из горного аула, подписав ряд с ясским князем и старейшинами. Договорились, что ясы будут выплачивать дань посаднику киевского князя в Тмутаракани. За это Святослав обязался не притеснять их, не воевать с ними, а помогать им отбивать набеги арабов и хазар. Ясы обеспечили русское войско провиантом, дали провожатых и толмачей, чтобы вести переговоры с касогами.
Несколько дней войско отдыхало, готовясь к дальнейшему походу. Святослав, узнав о возвращении своего гридня, призвал Богдана к себе, долго расспрашивал его о том, как того захватили хазары, о мытарствах на хазарской земле. Князя заинтересовал Диомид.
- Ты того ромея больше не видел?
- Нет, княже. Он как в воду канул. Может, сюда, к ясам, или касогам подался?
- Не доводилось о нем слышать. А попался бы... Ну, хватит ромеев. Я хочу тебя сотником поставить над гриднями, заместо старого Путяты, что помер от лихоманки. Справишься?
- Жалуешь меня, княже, не по заслугам...
- А кто из болота князя вытаскивал?
- То давно было, и не знал я, что ты - князь. Любому смерду помог бы в беде...
Святослав нахмурился, и Богдан понял, что сболтнул лишнее.
- Спасибо, княже. Буду и сотником служить тебе верой и правдой. И прошу еще об одной милости. Со мной из полона ушел отрок. Златом звать его. Храбрый отрок, места здешние знает, сам он из Тмутаракани. Так дозволь его взять в гридни!
- Добрый отрок, говоришь?
Богдан с трудом выдержал испытующий взгляд Святослава.
- Мы с ним вон какую дорогу прошли. Успел я увидеть, что он страха не ведает. Зверя барба не побоялся...
- Какого зверя барба? - удивленно поднял брови князь. - Где вы его повстречали?
Богдан смущенно замялся. Он опасался, что князь не поверит ему, сочтет хвастуном. Потом махнул рукой и принялся рассказывать о своих и Златиных приключениях в горах, о встрече с турами и схватке с барбом.
Глаза Святослава заблестели: с отроческих лет он страстно любил ловы, единоборство с диким зверем.
- Жаль, что мне не попался этот барб! Старики сказывали, что он живет в полуденных краях, даже на хазарских землях редок. Хотя видели его и в Диком поле единожды. А мне не повстречался он... - Князь вздохнул и заговорил уже деловито: - Быть по-твоему, записывай своего отрока в гридни. А пока отдыхай, набирайся сил, готовь сотню к походу.
Еще не успело войско выступить, как нового гонца прислал Вуефаст из Саркела. Князь слушал его в присутствии воевод и тысяцких. И молодой сотник Богдан стоял рядом, ожидал княжеских приказов.
- Пошто воевода по сей день стоит в Саркеле? - строго спросил гонца Святослав. - Пошто не отправился с данью и с полоном в Киев?
Молодой воин с рябым безусым лицом спокойно встретил недобрый взгляд Святослава.
- Про то, княже, воевода велел тебе донести, для того и послал меня за тобою вдогон. Ослабел он от ран, едва не помер после свары с вятичами. Сотник Глеб за него оставался, не знал, что решить - выступать или по-прежнему стоять в Саркеле. Воеводу бы до Киева не довезли хворого, воев мало, чтобы оберечь добычу, в Диком поле опять неспокойно. Печенеги рыскают по степи, да и хазары появились. Их ватаги под самым Саркелом видали...
- Видали! - насмешливо передразнил его Святослав. - Так вы на них спокойно и глядели?
Гонец простодушно развел руками.
- А что ж нам делать было, княже? На кого глядели, а кого ловили. Нешто мы зря стоим в Саркеле? Один хазарин молчит, другой хоть слово скажет, а третий разговорчивый попался. Вот и узнали мы, что Иосиф объявился, вернулся в свой стольный град, подумывает, как бы Саркел вернуть в свои руки.
- Ты это сам слыхал?
- Сам, клянусь Перуном! Хазарин-полоняник сказал: Иосиф хазарского воеводу, что ты, князь, в Итиле править поставил, казнить велел, итильцев новой данью обложил, хочет сызнова войско собрать, на Саркел двинуться, покуда ты в дальнем походе...
Святослав задумался. Воеводы зашумели.
- Что ж это выходит? - поднял голос Борислав. - Опять хазары будут разбой творить? Снова станут гостей наших в дороге убивать, смердов уводить в полон? Мало того что Русь испокон веков дань везла в Итиль, они еще и нашу землю разоряли! Теперь старое хотят вернуть... Надо было порушить Хазарию до конца, стольный град их с землею сровнять! Мало мы их побили, проклятых...
- Ты-то из Древлянской земли к нам в дружину пришел, - отозвался кто-то из старших бояр, - твоя земля им дань не платила.
- Сердце мое за всю Русь болит!
- Так-так, - закивал седой головой Свенельд. - Не время сейчас споры заводить. Борислав добрый воевода и речет верно. Надо было добить Хазарию, чтоб она снова не подняла голову, как гад ползучий.
И покосился на князя - давно они стали о многом по-разному думать. Святослав молчал.
- Дозволь мне слово молвить, княже! - заговорил воевода Перенег.
- Говори, - кивнул Святослав. - Послушаем, что посоветует Перенег. Может, он надумал повернуть дружину на Итиль-град, не идти к Тмутаракани?
- Нет, княже, у нас и тут дел довольно. Думается мне, что государство хазарское нам еще послужить может. Под рукою киевского князя... Пошто ж его изничтожать до конца, пошто резать корову, какая еще доится?
- Одним ворогом меньше будет у Русской земли! - отозвался Борислав.
- Пусто место не бывает, - спокойно возразил Перенег. - За Хазарией, за Итиль-рекою кочуют печенеги. А еще есть там орды диких гузов, мы их торками зовем. Если не будет Хазарии, кто их остановит? Им тогда прямая дорога на Русь!
- Верно Перенег молвит, - поддержал воеводу князь. - Покорить Хазарское царство, обложить его данью - выгодно для Руси. А рубить его под корень - содеять самим себе зло. Зарастут емшаном караванные пути, гости наши забудут дорогу в дальние страны. А другие степняки, что из-за Итиль-реки хлынут, может, еще злее хазарина будут... Как мыслишь ты, воевода Свенельд, старейший среди нас? Может быть, мы с Перенегом неправы?
- Мыслил я по-иному, а теперь вижу: неправ был, - глядя прямо в глаза князю, ответил Свенельд. - Мне привычнее мечом махать, чем думу думать. Пусть будет так, как Перенег сказал, как ты речешь, княже!
- Так и порешим, бояре. Гонец пусть отдыхает - ты за ним пригляди, Богдан, чтоб ни в чем нужды-заботы не знал, а завтра повезет наказ Вуефасту: оставаться ему воеводой в Саркеле, на Дону стеречь рубежи Русской земли. Другого гонца, своего, пошлем в Киев и Чернигов с наказом Добрыне и Претичу: отобрать обоим тысячу добрых воев и направить в Саркел, Вуефасту на подмогу. Мы же с вами, бояре, двинем дальше, к Русскому морю...
3
В конце месяца зарева - августа пошли дожди. Они собирались долго, набирая силу, и теперь обрушили на прокаленную землю потоки воды. Вода бушевала в небе и на земле. Горные речки вышли из берегов, затопили ущелья и долины, помчали к далекому морю вырванные с корнем деревья. Проводники-ясы, посоветовавшись между собой, повели русичей в горы, на лесистый перевал. Там, на возвышенности пришлось разбить лагерь и выжидать, когда кончится непогода.
Первые дни ревуна - сентября порадовали солнцем и синим небом, чистым, как дорогой византийский аксамит, что шел на княжеские знамена. Вскоре, однако, с гор снова надвинулись тучи, зарядил нудный серый дождик. Вынужденная задержка злила и тревожила Святослава. Впервые с начала похода князь начал проявлять признаки беспокойства: он хотел добраться до Тмутаракани пораньше, чтобы с первыми заморозками уже отправить основную часть дружины в Киев.
- Ничего, лето еще вернется, - успокаивал князя немолодой ясин, старший из проводников. - Будет тепло и сухо, реки войдут в русло, дороги просохнут...
Свенельд с сомнением качал головой, Святослав зябко поеживался, глядя на сизое небо. Вода лилась сверху, выступала из-под земли. Глинистая почва разбухла, в лесу было сыро и душно. Старые дружинники жаловались на давние раны, многих трясла лихорадка. Самому князю нездоровилось, но он крепился, не показывал вида.
Дожди прекратились внезапно, вновь над предгорьями раскинулось чистое, будто умытое небо без единого облачка, в ясной его глубине запарили орлы.
- Завтра можно будет выступать, - объявил проводник.
- Доживем до завтра - увидим, - недоверчиво усмехнулся Святослав. - У нас сборы недолги. Будет ведро - тронемся дальше.
Вроде неплохо приняли вернувшегося из полона Богдана гридни. Каждый спешил поделиться с ним чем был богат. И молодого товарища его приветили. Старый Мечник и коней им добыл - для Богдана рослого вороного, для Златы смирную саврасую кобылку. А все-таки уже в первые дни после возвращения Богдан почувствовал смутную тревогу. Казалось ему временами, будто кто-то в спину глядит недобрым взглядом. Обернется Богдан - кругом свои, те, с кем уже немало степных дорог истоптано, с кем и смерти в глаза глядели рядом.
Чудно Богдану, ничего не поймет он. Что бы это значило? Затаил он свою тревогу, никому, даже Злате, ни слова не сказал. А сам начал тайком присматриваться к своим товарищам. О Мечнике ничего худого не подумаешь бывалый воин, взгляд прямой и открытый. Чеглок похож на него, только по молодости лет куда горячее. Чудин хоть и молчун, да весь на виду. Да и другие гридни - что о них плохого скажешь?
Нет, никого ни в чем не мог заподозрить Богдан. Самому смешно стало: подумал же такое!
Русская дружина после возвращения Святослава от ясского князя прошла вперед немного - помешали дожди. Для воинов, уставших в долгом походе и в сечах с хазарами, это была передышка перед последним рывком к Русскому морю. Отдыхала дружина, выстроив шалаши и вырыв землянки, отъедались на здешних буйных травах отощавшие кони. Воины залечивали раны, как отцы и деды учили - золой от костра, настоями из трав и кореньев.
Когда дождь затихал, к русскому стану пробирались ясы с товарами оружием, сукнами, медом, пригоняли баранов. На окраине лагеря собиралось торжище. Русичи покупали что им по душе приходилось, за хазарское золото и серебро, выменивали за добычу, взятую в Итиле.
Как ни тихо и мирно было вокруг, около лагеря денно и ношно стояли на страже дозоры. За бдительность стражи князь Святослав строго спрашивал с воевод и тысяцких.
В дозор ходили и гридни. Злата просилась вместе с ними, но Богдан, расставлявший и проверявший дозорных, не отпускал ее, держал при себе как оруженосца-рынду. Ночью, в сильный дождь, оставлял ее в лагере, хотя она и обижалась. Брал с собою тогда гридня Светозара - статного и ловкого, хоть уже и немолодого воина с густыми черными усами и хмурым никогда не улыбающимся лицом. Со Светозаром в дозор ходили охотно: его желтые ястребиные глаза одинаково зорко видели и днем и ночью. И слух у него был не хуже, чем у сайгака, - за пять перестрелов Светозар чуял малейший шорох.
Но Злата сторонилась Светозара, настороженно молчала при нем.
- Чем он тебе не люб? - спросил однажды Богдан, когда они остались вдвоем.
Злата метнула на него быстрый взгляд, укоризненно блеснула зелеными глазами.
- Не люб, - и прикрыла глаза длинными ресницами. Отчего - не знаю. Но не лежит сердце к нему. Будто чужой он среди наших воев...
- Ну придумала! - отмахнулся Богдан. - Чужой!
Девушка обиделась и умолкла.
А Богдан, как и прежде, чуял чей-то недобрый взгляд, следивший за ним. Словно был он добычей, которую обкладывают волки...
Уже и дожди кончились, реки вошли в русла, а Святослав, обычно стремительный, быстрый в походах, на этот раз медлил с выступлением. То ли хотел дать хорошую передышку дружине, то ли ждал вестей о касогах.
Взяв с собою несколько сотен конных воинов, ушел на север Борислав. Лазутчики донесли, что там, в степи, зашевелились хазары. С отрядом воеводы отправился один из ясов, прибывших от Тагаура.
Перед отъездом Борислава князь похвалил за усердие нового сотника. Воевода пристально посмотрел на Богдана, но ничего не сказал, а того по спине побежали мурашки, в голове мелькнула смутная догадка, чей недобрый взгляд не дает ему покоя.
И в эту ночь, услышав, как закряхтел Мечник, ворочаясь у костра, Богдан остановил старого воина:
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги