Дорога в космос

ЗАРУБЕЖНЫЕ ВСТРЕЧИ

В те дни, когда наш народ праздновал замечательную победу советской науки и техники в связи с успешным полётом космического корабля «Восток», на моё имя из многих стран стали приходить приглашения приехать в гости, рассказать о первом полёте человека в космос. Эти приглашения поступали не только от правительственных кругов зарубежных государств, но и от общественных организаций. Принять все приглашения сразу я, естественно, не мог: нужно было подвести итоги проделанной работы, принять участие в подготовке второго полёта человека в космос. Ведь сделанные мною кое-какие наблюдения во время рейса «Востока» могли быть полезными тому советскому космонавту, на которого будет возложено выполнение этой задачи.

Честно говоря, ни я, и никто из моих друзей не сомневались, что командиром космического корабля, который снова пойдёт по орбите вокруг Земли, назначат Германа Титова. К этому были все основания, и в том числе такое веское, как его полная готовность к тому, чтобы 12 апреля, если бы только потребовалось, немедленно заменить меня и занять пилотское кресло в кабине «Востока», совершить полёт в космос. Герман Титов в числе других специалистов, удостоенных правительственных наград в связи с успешным осуществлением полёта корабля «Восток», был награждён орденом Ленина. Мне было радостно узнать об этом и одному из первых сердечно поздравить друга, творческие усилия которого получили достойную оценку нашего народа.

— Лиха беда начало, — дружески похлопывая Германа по плечу, шутили товарищи, намекая на то, что после свершения нового полёта человека в космос он, наверное, будет удостоен ещё одной награды. И жизнь показала: друзья космонавты не ошиблись. Блестяще выполнив полёт на космическом корабле «Восток-2», Герман Титов стал Героем Советского Союза, был награждён вторым орденом Ленина.

Я уже писал, что в апреле, перед Первомайским праздником, мне довелось побывать в Чехословакии, а потом, в мае, — в Народной Республике Болгарии. В конце июня общество «Финляндия — Советский Союз» пригласило меня на свой ежегодный летний праздник, который проводился на севере Финляндии, в городе Кеми.

В Хельсинки, столицу Суоми — страны тысячи озёр, мы ехали поездом. По литературе и рассказам товарищей я представлял себе финнов людьми несколько угрюмыми, суровыми, как сурова сама финская природа. Но первые же встречи с трудящимися Финляндии, приветствовавшими наш поезд на всём пути от границы с СССР до Хельсинки, заставили меня изменить это мнение. Встречи были дружественные, сердечные. Слов нет, финны не очень разговорчивы, но зато как много говорили их тёплые улыбки, крепкие, мужественные рукопожатия! Многие дарили незатейливые, но сделанные от всей души подарки.

Один такой подарок, преподнесённый рабочим со станции Коувала, бережно хранится у меня дома. Это пара «тоссут», старинной финской обуви, сплетённой из бересты. В такой обуви в древней Финляндии люди по трудным дорогам проходили большие расстояния.

— Когда полетите на Луну, — шутливо сказал мне рабочий, — возьмите их с собой.

— Спасибо, — сказал я, благодаря финского товарища за символический подарок, и тоже пошутил:-На советском ракетном ковре-самолёте, да ещё в финских «тоссут», не только на Луну, но и на другие планеты можно добраться…

Мы провели в Финляндии пять дней, побывали не только в столице Хельсинки, но и в Хяменлинне — на родине выдающегося государственного деятеля финского народа Юхо Кусти Паасикиви и всемирно известного композитора Яна Сибелиуса; в Тампере — городе финских машиностроителей, текстильщиков и обувщиков, где бывал В. И. Ленин, заложивший основы крепкой дружбы советского и финского народов, и где музей, открытый в здании заседаний известной Таммерфорсской конференции большевиков, посетило уже свыше 100 тысяч человек; в лапландских городах Оулу и Кеми; в крупном балтийском порту Турку и в других городах. Мы совершали свои поездки на автомобилях, на самолёте, поездами. Нам довелось встречаться с Президентом Республики Финляндии Урхо Кекконеном, многими государственными и общественными деятелями, рабочими, крестьянами, моряками, военными, писателями и журналистами.

Встреча Ю. А. Гагарина в Хельсинки (Финляндия).

Большое впечатление на всех нас, участников этой поездки, произвёл традиционный ежегодно проводимый в Финляндии летний праздник советско-финской дружбы. На этот раз он был организован в Кеми — крупном промышленном центре северной Финляндии. В приморском парке, разбитом на берегу Ботнического залива, собрались тысячи людей. Они приехали сюда поездами, автобусами и автомашинами, прилетели на самолётах. В толпе можно было увидеть колоритные фигуры лапландских оленеводов, одетых в яркие национальные костюмы. Сюда приехала и молодёжь из международного туристического лагеря, в котором находились шведские, норвежские и советские студенты.

На празднике дружбы в Кеми губернатор Лапландской губернии Мартти Миеттунен, председатель общества «Финляндия — Советский Союз» С. К. Кильпи и другие ораторы высказали много тёплых слов как в мой адрес, так и в адрес советских учёных, инженеров и рабочих, создавших космический корабль «Восток», обеспечивших его полет по орбите вокруг Земли. Выступал, конечно, и я. Рассказал о полёте «Востока», о том, какой гигантской мощностью — 20 000 000 лошадиных сил — располагали шесть двигателей ракеты-носителя, выведшей его на орбиту; о встречах с Главным Конструктором и Теоретиком Космонавтики, о товарищах космонавтах. Буря аплодисментов поднялась в парке, когда я сообщил о том, что Никита Сергеевич Хрущёв, которого хорошо знают по его приездам в Финляндию миллионы наших финских друзей, за развитие советской космонавтики награждён орденом Ленина и третьей золотой медалью «Серп и Молот».

На следующее утро после праздника дружбы мы самолётом вылетели в Хельсинки и здесь перед отъездом в Турку провели пресс-конференцию с финскими и аккредитованными в Финляндии иностранными журналистами. Признаться, я в душе немного волновался — как-никак, а ведь это было моё первое официальное выступление перед представителями печати в капиталистической стране. Не стушуюсь ли я при каком-нибудь особенно «остром» вопросе, на которые, как предупреждали товарищи из общества «Финляндия — Советский Союз», довольно падки иные из финских корреспондентов.

Пресс-конференция состоялась в просторном холле на девятом этаже одного из лучших отелей Хельсинки — «Ваакуна», в котором расположилась наша делегация. Меня усадили за низенький столик. Принесли кофе в маленьких чашечках. Все собравшиеся, человек пятьдесят — шестьдесят, задымили сигаретами, и «атака» началась. Её возглавила корреспондентка американского агентства Ассошиэйтед Пресс.

— Мистер Гагарин, — спросила она на ломаном русском языке, — скажите, какие марки вин и коньяков вы предпочитаете?

Вопрос этот, видимо, был задан с той целью, чтобы с первых же минут увести беседу с главного русла — о достижениях советской науки и техники, разменять её на мелочи, касающиеся моей личной жизни. Отвечая американке, я постарался как можно тактичнее пояснить, что мы, советские космонавты, занимаемся столь важным делом, что позволить себе излишнее увлечение спиртным никак не можем и что для детального изучения марок вин, как это, может быть, делает кто-либо из присутствующих, просто-напросто не располагаем временем. Ответ вызвал общий смех.

Однако кое-кто из друзей американской журналистки всё же пытался «сражаться» до конца. Эти корреспонденты, прикидываясь малосведущими в космонавтике, старались вынудить меня к таким ответам на вопросы, касающиеся устройства космического корабля и советских ракет-носителей, в которых бы проскользнули сведения, до поры до времени не подлежащие разглашению. Один из журналистов — представитель редакции газеты довольно реакционного толка — затеял даже нечто вроде спора о достоинствах и недостатках американских и советских ракет.

— Если Советский Союз, — пришлось сказать ему, — своими ракетами может выводить в космос корабли весом в шесть тонн, тогда как американские ракеты пока что поднимают только полторы — две тонны груза, то всем ясно: советские ракеты обладают гораздо большей мощностью.

Надо сказать, что в те дни во многих финских газетах появились пространные сообщения о готовящемся в США полёте в космос. В то же время, ссылаясь на «авторитетные» западногерманские источники, некоторые газеты опубликовали некий «радиоперехват» с советского космодрома, из которого якобы явствовало, что новый полёт в космос вот-вот состоится в СССР. Естественно, что вопрос об этом был задан и мне.

— Ну что же, — сказал я, — возможно, что прыжок в космос, подобный недавнему прыжку американского астронавта Алана Шепарда, будет вновь совершён в США. Но мы, советские космонавты, глубоко уверены: следующий полёт человека в космос, подготовленный в нашей стране, будет куда серьёзнее и принесёт, несомненно, больше научной пользы…

Забегая вперёд, скажу, что в первых числах августа, публикуя сообщения о полёте Германа Титова, комментируя эти сообщения, многие финские журналисты припомнили мои слова и приводили их в своих статьях и корреспонденциях, посвящённых рейсу «Востока-2».

Никогда не забудутся те волнующие часы, которые довелось пережить в Финляндии, когда в помещение советского посольства в Хельсинки пришли делегации рабочих промышленных предприятий города. Многие приходили сюда прямо из цехов и с судостроительных верфей, вручали памятные подарки. Юношеская самодеятельная концертная бригада одного из заводов прямо в зале, где происходила эта встреча, исполнила песню, сложенную в честь строителей космических кораблей. Подарков было так много, что для них из соседних комнат пришлось принести столики. Вернувшись на Родину, я отдал эти подарки в Центральный музей Советской Армии и другие наши музеи.

До глубины сердца меня тронуло внимание финских коммунистов. От имени Центрального Комитета Коммунистической партии Финляндии вице-председатель партии И. Мурто прикрепил к моему военному кителю Золотой значок партии. Мы крепко обнялись и расцеловались с товарищем Мурто. Искренне поблагодарив его, я сказал, что отношу этот дорогой знак внимания финских коммунистов прежде всего к Коммунистической партии Советского Союза, которой я, простой человек, обязан всем, чего достиг, и что ради её священного дела не пожалею ни сил, ни самой жизни.

Незадолго до отъезда из Финляндии мне довелось повидаться с известным финским писателем Мартти Ларни, чьё острое сатирическое перо смело бичует язвы и пороки капиталистического общества.

— Вы, Гагарин, — сказал мне Мартти Ларни с присущим ему юмором, — воочию убедились, что Земля кругла, как шар, в чём я всегда несколько сомневался, так как допускал, что политики могли превратить её в блин. Вы видели, что земной шар прекрасен, в чём у меня были тоже сомнения, потому что некоторые люди хотели уничтожить нашу планету…

Улетая из Хельсинки на Родину, я был полон впечатлений о красивой, хотя и суровой, природе Финляндии, с её хвойными лесами, гладью озёр, скалистой землёй, которую прекрасно возделывает трудолюбивый финский народ. Но самыми лучшими впечатлениями были многочисленные встречи с жителями городов и селении, встречи дружественные, преисполненные живейшего интереса финских трудящихся к Советскому Союзу, их искреннего желания крепить добрососедские отношения с советским народом, вместе бороться за мир.

Подобные чувства вместе со своими товарищами по поездкам испытал я и при посещении других стран. Июль был целиком заполнен такими поездками. Едва успев возвратиться из Финляндии и побывать на традиционном празднике Дня Воздушного Флота, мы рейсовым «Ту-104» вылетели в Англию. Лондонцы устроили нам радушную встречу как на самом аэродроме, так и на всём более чем двадцатикилометровом пути до здания советского посольства, находящегося в центре города, неподалёку от Гайд-парка.

Пять дней, проведённых в Англии, признаться, значительно изменили моё прежнее представление о британском народе, почерпнутое главным образом из художественной литературы. Куда делись описанные в ней чопорность и строгость людей? И в Лондоне, и в Манчестере, куда мы летали на турбовинтовом «Вайнкаунте», всюду: на официальных ли приёмах в Букингэмском дворце у королевы Елизаветы Второй или в здании Адмиралтейства у премьер-министра Гарольда Макмиллана; на заводском ли дворе крупнейшего машиностроительного предприятия фирмы «Метро-Виккерс» или в залах «Эрлз-Корт» — огромного многоэтажного помещения, где была открыта советская промышленная выставка; на пресс-конференциях, в крепости-музее Тауэр, в Королевском обществе (Британской академии наук), — словом, где бы мы только ни появлялись, нас всюду окружали весёлые приветливые лица. Остроумные, дружески расположенные люди с живейшим интересом расспрашивали меня и моих спутников о достижениях советской науки и техники, о жизни в Советском Союзе. И было, конечно, приятно рассказывать такой многочисленной и внимательной аудитории об успехах нашего народа в освоении просторов Вселенной, о том созидательном творческом труде, которым заняты все советские люди.

Каждый день лондонские почтальоны доставляли в советское посольство объёмистые пачки писем и телеграмм, присланных из многих уголков Англии. Авторы этих писем и телеграмм — рабочие, педагоги, крестьяне, студенты, домашние хозяйки, служащие — сердечно поздравляли меня с приездом в их страну, выражали надежду, что этот визит послужит укреплению дружбы между английским и советским народами. Очень взволновало меня письмо, на конверте которого не было адреса отправителя, и подписанное весьма лаконично, но выразительно — «Рабочий». В письме говорилось: «Как один из рабочих Англии, хочу поздравить Вас, мистер Гагарин, с великолепным достижением, а ещё больше поздравить всю Вашу страну. Добрых успехов всем советским людям. Они показали миру, на что способны народные массы, когда они получают образование».

Лондон. У могилы Карла Маркса на Хайгетском кладбище.

Чудесная встреча произошла у нас с английскими рабочими в Манчестере — крупнейшем старинном промышленном центре Англии. Она началась ещё в Манчестерском исполкоме профсоюза литейщиков, где рабочие вручили мне Золотую медаль с вычеканенными на ней замечательными словами: «Вместе мы отольём лучший мир». Принимая этот памятный подарок, искренне благодаря за него английских товарищей по классу, я сказал, что, несмотря на новую профессию лётчика-космонавта, в душе по-прежнему считаю себя рабочим, что именно поэтому мне так близко и дорого внимание, оказанное манчестерскими литейщиками.

Затем мы направились на машиностроительный завод. Там только что начался обеденный перерыв. Рабочие встретили нас у ворот завода, провели в формовочный цех. Потом на заводском дворе состоялся многотысячный митинг. Трудно передать словами то волнение, с которым я выступал на этом митинге, взобравшись на грузовик с откинутыми бортами. Всюду, куда только достигал глаз, стояли люди в спецовках, всего только на каких-нибудь полчаса вышедшие из цехов, чтобы увидеть и послушать космонавта, прибывшего из Советского Союза.

Встречаясь взглядами и с молодыми, и с пожилыми рабочими и работницами, я видел в их глазах неподдельную приветливость, самое сердечное радушие. Что-то дрогнуло в душе, и мне захотелось по-простому, по-рабочему, обнять каждого, кто пришёл на митинг, обменяться с ним крепким, пролетарским рукопожатием.

Времени на митинг было отпущено немного: администрация завода разрешила профсоюзной организации для встречи с советским космонавтом использовать только обеденный перерыв, и поэтому все выступали с короткими, но очень яркими, идущими от сердца речами. Предоставили слово и мне. Я передал манчестерским машиностроителям горячий привет от своих товарищей космонавтов, кратко рассказал о том, что видел в космосе во время полёта на корабле «Восток», сказал, что его построили советские учёные, инженеры и рабочие, труд которых направлен прежде всего на укрепление мира.

— Мне бесконечно радостно, — заканчивая выступление, сказал я, — пожать здесь, в Манчестере, тысячи мозолистых рабочих рук, которые, как и во всех странах, создают все прекрасное на Земле.

Эти слова были встречены бурными аплодисментами. Раздался заводской гудок — обеденный перерыв закончился. Однако рабочие не ушли в цеха до тех пор, пока не проводили советских гостей, ещё и ещё раз желая нам новых успехов в развитии космонавтики, в борьбе за мир. Многие в эти минуты, по существующему в Англии обычаю, старались дотронуться до моего плеча ладонью, чтобы, как о том говорит народное поверье, передать все свои лучшие чувства и в ответ взять мои.

Пока сквозь густую толпу мы пробирались к машинам, отовсюду можно было слышать возгласы, произносимые и по-английски, и по-русски:

— Привет советскому народу!

— СССР — ура!

— Спасибо Никите Хрущёву!

Почти весь день мы провели в трудовом Манчестере, который, как и вся Англия, широко раскрыл свои объятия советским людям, приехавшим в гости к британскому народу с чистым сердцем и самыми добрыми намерениями.

В Лондоне, как и несколько дней назад в Хельсинки, меня пригласили на пресс-конференцию. Только участников её было куда больше — около двух тысяч журналистов, представлявших британскую прессу, радио и телевизионные компании. Тут же, в демонстрационном зале «Эрлз-Корт», собрались и корреспонденты из многих стран Европы, из США, Латинской Америки, с африканского и азиатского континентов, из Австралии.

Как только я занял место за столом с микрофонами, установленными на небольшом возвышении, на меня буквально набросился отряд фотокорреспондентов. Непрерывно вспыхивали огни блицев, как пулемёты, стрекотали ручные киноаппараты. Отовсюду слышались гортанные выкрики:

«Юрий! Юрий!» — каждый хотел иметь снимок, на котором бы я был изображён с лицом, обращённым только к читателям его газеты или журнала. Желание вполне понятное. Но как я ни поворачивался из стороны в сторону, вряд ли всем удалось сделать нужные снимки. Наконец, спустя минут пятнадцать, фотосъёмки закончились, можно было приступать к ответам на вопросы. В зале сразу поднимается множество рук. Посол СССР в Великобритании А. А. Солдатов, ведущий пресс-конференцию, смущён: кому предоставить первое слово? Наугад он показывает рукой в центр зала. Туда сразу же устремляется радист с переносным микрофоном. Вопрос задаёт корреспондент английской «Тайме». Вслед за ним — представитель одной из британских телевизионных компаний.

— Мистер Гагарин, — спрашивает корреспондент известного радиоагентства Би-Би-Си, — что вам показалось более трудным — рейс в космосе вокруг Земли или поездки по зарубежным странам?

Ну что можно было ответить на этот вопрос? Пришлось пошутить, что, когда, мол, слетаете в космос, сами узнаете, что труднее… Шутка быстро настроила собравшихся на исключительно дружественный лад. Встав на стул, чтобы его было видно всем, человек с черным лицом, одетый в белый бурнус, — представитель одной из африканских газет — произносит приветственный спич, приглашая меня приехать в Африку. Другой, по-южному экспансивный молодой журналист, передал оду, написанную киприотским поэтом, и также пригласил в гости на Кипр. Третья, корреспондентка «Дейли мэйл», от имени английских женщин и девушек — читательниц её издания — просила принять их сестринские поцелуи, говорит, что они тоже хотят слетать в космос.

Многочисленные вопросы журналистов носили самый разнообразный характер. Представителей американских и канадских газет интересовало, как я отношусь к произведениям научно-фантастического характера, принадлежащим перу авторов Запада.

— Есть интересные книги, — ответил я, — и с научно-технической стороны близкие к действительности. Но плохо, что герои этих книг рисуются некими «сверхчеловеками». Жизнь показывает, что и космос будут осваивать не какие-нибудь «супермэны», а самые простые люди. Ведь строители советских космических кораблей да и мои товарищи космонавты — это простые люди, представители нашего рабочего класса, нашей интеллигенции. Всего несколько лет назад я был рабочим-литейщиком, а теперь стал лётчиком-космонавтом. Посмотрите: разве я похож на «сверхчеловека»? И в Советском Союзе таких обыкновенных людей, сделавших космонавтику не только мечтой, но и реальной действительностью, много.

Один из корреспондентов, поинтересовавшись, не устал ли я от той известности, которую получило моё имя после 12 апреля, заметил, что, наверное, теперь мне обеспечен отдых до конца жизни. Пришлось разъяснить, что, по нашим советским взглядам, было бы неправильным разделять общество на людей знаменитых, которым их известность даёт якобы право не работать, и на тех, кто ещё не имеет такой славы и, значит, только поэтому должен трудиться.

— У нас, в Советском Союзе — стране массового героизма, трудятся все, — сказал я. — Больше того, наши знаменитости — Герои Советского Союза и Герои Социалистического Труда, а их в стране десятки тысяч, стараются работать как можно лучше, личным примером увлекают на трудовые подвиги других. В этом отношении мы берём за образец величайшее трудолюбие главы Советского правительства Никиты Сергеевича Хрущёва. Он награждён тремя золотыми медалями «Серп и Молот», то есть трижды удостоен высокого звания Героя Социалистического Труда. Никите Сергеевичу уже не мало лет. Но его энергии, его кипучей, страстной деятельности, направленной на утверждение мира, может позавидовать любой молодой человек…

После пресс-конференции мне ещё несколько раз пришлось беседовать с английскими журналистами, выступать по британскому телевидению. И хотя это было довольно утомительно, я старался отвечать на все вопросы зарубежных корреспондентов. И надо отдать должное большинству из них — они много писали об этом в своих газетах. Значит, содержание этих бесед доходило до широкого круга читателей и в самом Лондоне, и в других городах страны. А это было главным, ибо английский народ узнавал всё больше и больше правды о Советском Союзе, о жизни и взглядах советских людей.

Вечером, накануне отъезда на Родину, мы побывали на Хайгетском кладбище, возложили венок к подножию монумента на могиле Карла Маркса. Никогда не забыть мне этих минут, когда, по-военному отдавая честь памятнику величайшему мыслителю, основоположнику научного коммунизма, я молча вглядывался в высеченный из гранита, покоряющий сердца миллионов людей мужественный облик. Вокруг на кладбище собрались тысячи жителей Хайгетского рабочего района британской столицы, И мне показалось, что сердца их в этот момент бьются в едином ритме с моим сердцем советского человека, рядового ленинской партии коммунистов, который пришёл сюда, к первому коммунисту в мире, чтобы рассказать о своём скромном вкладе в осуществление мечты человечества об освоении космоса.

Мне вспомнились вещие слова Карла Маркса о революционерах, штурмующих небо. Теперь в своём неудержимом движении вперёд по пути создания коммунистического общества советские люди, руководимые Коммунистической партией, начали штурмовать космос. И делают они это в интересах науки, благосостояния человека, для мира. Что может быть прекраснее сознания того, что и ты принимаешь участие в этом великом свершении народа!

Наутро лондонцы тепло проводили нас на Родину. Вернувшись в Москву, мы вскоре же вылетели в Польшу, чтобы вместе с польскими трудящимися принять участие в национальных торжествах, посвящённых семнадцатой годовщине со дня провозглашения народной власти.

Красавица Варшава, возрождённая после войны из руин и развалин, встретила нас традиционным «Сто лят», забросала цветами. Прямо с аэродрома мы проехали в здание ЦК Польской объединённой рабочей партии, где состоялась задушевная беседа с первым секретарём ЦК ПОРП В. Гомулкой, председателем Государственного совета ПНР А. Завадским, председателем Совета министров ПНР Ю. Циранкевичем и другими руководителями польского государства. Было приятно услышать от польских товарищей высокую оценку достижений советской науки и техники.

— Ваш космический корабль «Восток», — сказал В. Гомулка, — замечательнейшее сооружение социалистической эпохи. Вот что может сделать ум человеческий, ум людей, строящих коммунизм!

Польские руководящие деятели, рассказав о том, как народ их страны самоотверженно трудится, строя социализм, посоветовали поближе познакомиться с новой, социалистической Варшавой. Мы долго ездили по её широким светлым улицам и площадям, побывали в сооружённом советскими строителями в дар польскому народу Дворце культуры и науки, в Старом Мясте, в Муранове, где возводятся кварталы новых, современного типа жилых домов, на стадионе в Праге, любовались красивыми мостами, переброшенными через широкую и полноводную Вислу. И всюду, где бы ни появлялись наши машины, нас горячо приветствовали толпы взволнованных, радостных варшавян.

Вечером в Бельведерском дворце председатель Государственного совета Польской Народной Республики А. Завадский вручил мне почётную награду — орден Грюнвальдского креста первой степени. После этой торжественной церемонии и товарищеского ужина с представителями трудящихся Варшавы мы поездом выехали в крупнейший индустриальный район страны — Силезию.

Следующее утро застало нас в Катовицах — центре Силезского бассейна. Привокзальную площадь заполнило людское море. Нас окружили горняки в праздничной одежде и красивых форменных шапках с султанами всех цветов радуги. Под руки меня подхватили девушки в национальных костюмах, расшитых золотом и серебром. Мы сразу оказались в атмосфере большого радостного праздника, посвящённого Дню национального возрождения Польши. На фасадах домов развевались польские и советские флаги, всюду виднелись портреты В. И. Ленина, Н. С. Хрущёва, В. Гомулки. Большие транспаранты на польском и русском языках провозглашали здравицы в честь Н. С. Хрущёва — неутомимого борца за мир между народами. Через всю площадь был протянут плакат со словами «Социализм — мир — труд».

Приподнятым, праздничным настроением были охвачены все жители Силезского промышленного района. Он ведь, по сути дела, представляет собою почти один сплошной город. Я ещё никогда не видел такого огромного сосредоточения заводов, шахт, доменных печей, как здесь. Почти стокилометровая трасса, по которой ехали наши машины через Катовице, Хожув, Свентохловице, Руду Шленску, Забже и Бытом, была заполнена народом. Почти у каждого крупного предприятия кортеж машин останавливался, возникали летучие митинги. Шахтёры и металлурги преподносили цветы и памятные подарки, крепко пожимали нам руки. А мы в ответ дарили польским друзьям значки с изображением В. И. Ленина, Кремля, советских искусственных спутников Земли.

Встреча Ю. А. Гагарина с первым секретарём ЦК ПОРП В. Гомулкой и председателем Государственного совета ПНР А. Завадским.

Польские журналисты, сопровождавшие нашу группу, говорили, что в этот день более миллиона жителей Силезии вышли на улицы своих городов и рабочих посёлков, чтобы повидать советского космонавта. Временами небо хмурили тучи и накрапывал дождь. Но люди не уходили, и я, конечно, тоже не прятался. Мы ехали в открытом автомобиле вместе с членом Политбюро ЦК ПОРП Э. Тереком, заместителем председателя Совета министров ПНР П. Ярошевичем и послом СССР в Польше А. Б. Аристовым. И что из того, что наши костюмы промокли; главное было ведь в том, чтобы повидаться с возможно большим числом польских друзей, пожать как можно больше мозолистых, трудовых рук шахтёров, доменщиков и рабочих других специальностей, которые самоотверженно строят новую жизнь.

Вечером в Катовице пришло известие о том, что американский астронавт Вирджил Гриссом, повторяя прыжок в космос своего предшественника Алана Шепарда, при снижении капсулы в воды Атлантического океана из-за возникшей в ней неисправности едва не утонул. Капсула ушла на дно океана. Польские журналисты, узнав об этом, тотчас же попросили меня прокомментировать случившееся с Гриссомом.

— Хорошо, — сказал я, — что этот смелый человек, использовавший, видимо, всё, что могла дать ему американская техника, остался жив. Трагический конец его полёта был бы очень неприятен не только для тех, кто имеет непосредственное отношение к освоению космического пространства, но и для всех друзей американского народа.

Наутро мы должны были вылететь в Зелёную Гуру — один из воеводских центров воссоединённых западных земель, где собирался общепольский слёт молодёжи. Дорога из Катовице на Ченстоховский аэродром шла по тем районам, где в годы Великой Отечественной войны сражались с врагом некоторые из моих спутников. Они узнавали знакомые места, рассказывали мне: вон из той рощицы гитлеровцы пытались контратаковать наши части; у этого перекрёстка дорог был взят в плен гитлеровский генерал; а там на ровном поле, засеянном пшеницей, была оборудована полевая посадочная площадка истребительного полка. Товарищи рассказывали, как неудержима была лавина наступления наших войск и частей Первой и Второй польских армий, проводивших в январе 1945 года знаменитую Висло-Одерскую операцию, в ходе которой от гитлеровцев была освобождена Варшава и враг отброшен за Одер.

На полях Польши в боях за освобождение польского народа смертью храбрых погибло немало советских воинов. Трудящиеся республики свято хранят память о них. Проезжая по городам и сёлам страны, я видел много могил советских воинов, монументов, установленных в их честь. Они повсюду были украшены польскими и советскими флагами, большими букетами цветов. Эти знаки внимания и благодарности своим освободителям со стороны польского народа трогали наши сердца, и я сказал об этом сопровождавшим нас польским товарищам.

Приземлившись по пути в Зелёную Гуру на одном из аэродромов, мы сразу попали в объятия польских военных лётчиков. Офицер Ян Малицкий, приветствуя нас, сказал, что авиаторы единодушно решили избрать меня почётным лётчиком их авиационного полка, и торжественно вручил мне соответствующую грамоту. С благодарностью приняв её, я пожелал польским лётчикам новых успехов в овладении лётным мастерством, выразил уверенность, что придёт время, когда в их среде, как и в среде советских авиаторов, появятся свои лётчики-космонавты, с которыми, возможно, доведётся вместе побывать в просторах Вселенной.

Молодёжный праздник в Зелёной Гуре, на который собралось несколько десятков тысяч польских юношей и девушек, а также гостей из двадцати двух стран, в том числе из СССР, Чехословакии, Болгарии, Германской Демократической Республики, Финляндии, Англии, Австрии и ряда африканских государств, начался артиллерийским салютом, здравицами в честь советской науки и техники. В небо, на которое то и дело наплывали дождевые тучки, сначала взвились сотни голубей, а затем фейерверочные ракеты. На этом празднике я неожиданно встретился с товарищем по Оренбургскому авиационному училищу бывшим лётчиком-инструктором И. Крючковым. Сейчас он служит в авиационной части Северной группы советских войск, расположенных в Польше согласно Варшавскому договору. Узнав о моём приезде, он поспешил в Зелёную Гуру. Мы обнялись, вспомнили наших общих знакомых — оренбургских однополчан. Я рассказал Крючкову о своей недавней поездке в Оренбург и посещении родного училища. Было приятно встретиться за рубежом Родины с человеком, хорошо знавшим тебя по дням лётной молодости.

К вечеру мы вернулись в Варшаву и ночью прямо с правительственного приёма в честь праздника возрождения Польши, сердечно распрощавшись с товарищами В. Гомулкой, А. Завадским, Ю. Циранкевичем, министром обороны генералом М. Спыхальским и другими руководящими деятелями Польской Народной Республики, вылетели в Москву. Было жаль расставаться с гостеприимной Варшавой, с радушно встретившими нас польскими друзьями. Но время очень «поджимало», ибо через несколько часов после возвращения на Родину мы должны были отправиться в новый дальний путь — в западное полушарие, на Кубу.

Ровно полмесяца продолжалась эта поездка. Экипаж нашего «Ил-18» под командованием замечательного лётчика и прекрасной души человека Ивана Грубы мастерски провёл воздушный лайнер по маршруту протяжённостью почти в 40 тысяч километров, т. е. примерно столько же, сколько пролетел корабль «Восток» по орбите вокруг Земли. Кто-то из товарищей, сопровождавших меня в этой поездке, назвал наш маршрут орбитой мира и дружбы. И это верно: визит в героическую Кубу, в Бразилию и Канаду носил исключительно дружественный характер, проходил в обстановке сердечности.

Много тысяч километров отделяют революционную Кубу от Советского Союза, но она близка сердцу каждого советского человека. Вот почему мы летели туда в очень приподнятом, радостном настроении. Каждый из нас много читал о Кубе, о мужественной борьбе смелого и свободолюбивого кубинского народа за независимость своей родины. Всю многочасовую дорогу туда над Атлантическим океаном мы провели в разговорах об истории Кубы, о её настоящем и будущем. На борту нашего воздушного лайнера оказалась только что вышедшая в издательстве «Правда» книга очерков советских журналистов, побывавших в гостях у кубинского народа. Книга эта сразу пошла по рукам, мы все прочитали её и как-то ещё больше внутренне подготовились к ожидавшим нас встречам с кубинскими друзьями.

Так незаметно подошли последние часы полёта.

— Идём на траверзе Флориды, — сообщил Иван Груба, выйдя на минутку из пилотской кабины.

Флорида… Мыс Канаверал… Оттуда примерно в те квадраты океана, над которыми мы пролетали, опускались капсулы ракет «Редстоун» с Аланом Шепардом и чуть было не утонувшим Гриссомом. Я невольно взглянул в иллюминатор на поблёскивающие за редкой облачностью волны Атлантики. Там, оставляя за кормой хорошо заметный с высоты в 10 тысяч километров след, курсом на Флориду шёл какой-то большой военный корабль. Сообща мы определили — авианосец. Не поджидает ли он здесь падения ещё какой-нибудь ракеты? Кстати сказать, они почему-то далеко не всегда точны в своём движении. Показывали же нам на Кубе одну такую ракету, запущенную с мыса Канаверал и упавшую на кубинские поля. К счастью, она не нанесла повреждений, весь убыток — одна сражённая ею корова. По этому поводу кубинцы сложили немало весёлых, но весьма язвительных анекдотов по адресу американской ракетной техники.

Синяя гладь Атлантики сменилась зеленоватыми водами граничащего с нею Карибского моря. И вот уже под крыльями «Ил-18» появилась красноватая земля Кубы с её пальмовыми рощами и плантациями сахарного тростника. Скорее одеваться! Зная, что на Кубе всегда жарко, товарищи, снаряжавшие нас в полёт, снабдили меня и летевшего вместе со мной генерала Н. П. Каманина специальной формой — белые открытые рубашки, белые тужурки и брюки, белая обувь. К этой форме полагались ещё и военные фуражки с белыми чехлами Друзья по экипажу, критически оглядев нас, признали, что выглядим мы очень импозантно.

— Со страшной силой, — применив моё любимое выражение, определил кто-то.

Но все эти приготовления оказались напрасными. Переоблачаясь в свои белоснежные костюмы, мы не заметили огромной грозовой тучи, наплывавшей на Гавану. Едва наш «Ил-18» приземлился на гаванском аэродроме и, прорулив через строй почётного караула голубоблузых «милисианос», стоявших вдоль всей посадочной полосы, остановился на отведённом для него месте возле здания аэропорта, как грянул гром, засверкали молнии, разразился тропический ливень. Такого ливня, признаться, я никогда не видел.

Что делать? Выйти под этот ливень — значит в одно мгновение промокнуть до нитки. Но видим, встречающие нас премьер-министр Республики Кубы легендарный Фидель Кастро, президент Освальдо Дортикос, Рауль Кастро, Эрнесто Гевара и другие руководители кубинского народа, советский посол на Кубе С. М. Кудрявцев, весь дипломатический корпус, многотысячная толпа жителей Гаваны, несмотря на бушующую грозу, спокойно стоят под потоками тропического ливня и ждут нашего появления из самолёта.

— Пошли, — решительно тронул меня за плечо Николай Петрович Каманин, и мы шагнули на трап. Аэродром был залит водой. Вода хлестала нас по лицам.

Так необычно начались наши горячие, поистине сердечные встречи с кубинскими друзьями. И всё здесь было необычным: восторженные возгласы сотен тысяч кубинцев, тесно обступивших многокилометровую дорогу от аэродрома до центра Гаваны; горящие революционным энтузиазмом глаза «милисианос» — рабочих и крестьян, одетых в голубые рубашки и синие береты, с щегольски вскинутыми на плечи винтовками и автоматами; бородатые лица ветеранов кубинской революции, носящих защитные гимнастёрки с открытыми воротниками и широкие ремни с кобурами для больших пистолетов; демонстрации и спортивные праздники, в которых участвовали сотни тысяч людей — горожан и крестьян, съезжавшихся в Гавану целыми семьями на грузовиках, крытых пальмовыми листьями; многочасовые, полные огня речи обаятельнейшего и любимого народом, доступного каждому Фиделя Кастро; езда по городу на автомобилях с сиренами, лавирующих в потоке городского транспорта со скоростью ста миль в час; звучная «Пачанга» — национальный танец, который танцуют все — от премьер-министра до мальчишки — продавца газет. А самое главное — та необычайная любовь к Советскому Союзу, те широко открытые нам, советским людям, сердца кубинских трудящихся, которые внимали каждому слову, каждому рассказу о жизни нашей Родины, о трудовых успехах советских людей, строящих коммунизм.

Мы прибыли на Кубу в канун большого национального праздника — годовщины Дня 26 июля. Восемь лет назад в этот день Фидель Кастро и его соратники совершили смелое нападение на казарму Монкада в Сантьяго де Куба — один из оплотов кровавого режима американского сатрапа Батисты. Там было поднято знамя народного восстания, под которым кубинский народ спустя несколько лет одержал историческую победу. Утром в день этого праздника я вместе с сопровождавшими меня товарищами возложил венок к памятнику национальному герою Кубы поэту Хосе Марти, а затем проехал в военный госпиталь, где встретился с участниками апрельских боев против интервентов в районе Плайя-Хирон.

Мужественные защитники завоеваний кубинской революции смело отразили военное нападение интервентов на свою родину как раз в те дни, когда я только что возвратился из полёта в космос на корабле «Восток». Проходя по палатам госпиталя, я с большим волнением пожимал руки тем из них, кто пролил свою кровь в этих боях, пожелал скорейшего выздоровления и Фонсеке Санчосу, и Фаусто Диас-Диасу, и другим бойцам, которые, не щадя ни сил, ни самой жизни, самоотверженно отбивали атаки врагов. Встреча с этими простыми людьми, рядовыми кубинской революции, каким-то новым светом озарила все увиденное на Кубе, возбудила чувства ещё большей симпатии и уважения к кубинскому народу, настойчиво борющемуся за свободу и независимость своей страны. И мне подумалось: «Такой народ, глубоко верящий в правоту своего дела, поставить на колени нельзя!»

Эта мысль о непобедимости кубинского народа ещё больше укрепилась во мне в те волнующие часы, которые мы провели во время демонстрации трудящихся на площади Революции, у подножия похожего на гигантскую ракету обелиска — памятника Хосе Марти. Всю площадь залило сплошное людское море. Более миллиона кубинцев собралось сюда на митинг, посвящённый славной дате — годовщине Дня 26 июля. Когда Фидель Кастро бросил в микрофон несколько слов о том, чтобы «милисианос» пропустили собравшихся поближе к трибуне, вся площадь пришла в движение. Народ неудержимой лавиной двинулся вперёд, плотно обступил трибуну и забросал её букетами цветов.

Митинг начался оглашением указа Совета министров Кубинской Республики о награждении советского космонавта Юрия Гагарина недавно учреждённым орденом «Плайя-Хирон». Президент Освальдо Дортикос прикрепил этот орден на мой военный костюм и крепко обнял меня. Затем в свои крепкие объятия меня, как отец сына, заключил могучий Фидель Кастро. Это вызвало взрыв энтузиазма у всех участников митинга. «Мы с Фиделем и Хрущёвым! Мы с Фиделем и Хрущёвым!» — долго скандировала площадь.

Мне предоставили слово. Я сказал, что награждение орденом «Плайя-Хирон», первым кавалером которого я стал по воле кубинского народа, — это прежде всего ярчайшее проявление нерушимой советско-кубинской дружбы, признание заслуг советского народа в борьбе за мир, признание того, что все 220 миллионов советских людей являются искренними и преданными друзьями трудящихся Республики Кубы. Закончил своё выступление словами из приветственной телеграммы Н. С. Хрущёва и Л. И. Брежнева:

«Кубинский народ в борьбе за свободу и независимость своей родины всегда может рассчитывать на братскую помощь и поддержку со стороны советского народа».

Куба. Приём в Президентском дворце. Премьер-министр доктор Ф. Кастро, Ю. Гагарин и президент О. Дортикос.

Чтобы рассказать о всех встречах с кубинцами, передать всю ту теплоту и сердечность, которые окружали нас, советских людей, во время этой поездки, надо написать целую книгу. Через неделю, возвращаясь из Бразилии в Канаду, мы на несколько часов ещё раз задержались в Гаване. Уже ночью, прощаясь с нами, Фидель Кастро подарил мне форму солдата революционной кубинской армии. Я в свою очередь отдал ему на память свою авиационную фуражку. Тотчас надев её на свою крупную, покрытую густыми, чуточку вьющимися чёрными волосами голову, Фидель Кастро приехал в ней на аэродром. Таким я и запомнил его — в защитной гимнастёрке, с пистолетом на боку, в бело-голубой с крылатой эмблемой фуражке, мужественного, пламенного человека с обрамлённым бородой открытым лицом и горящими глазами революционера.

— Мучча грасиас, Фидель! Большое спасибо!-крикнул я на прощание от имени всех моих товарищей.

— Салюд Никите Хрущёву! — ответил он ещё раз, приветственно подняв обе руки.

И все провожающие подхватили:

— Салюд Хрущёву!

На пути с Кубы в Бразилию, так же как и при обратном полёте, для заправки самолёта горючим и отдыха экипажа мы делали остановки на принадлежащем Голландии острове Кюрасао, расположенном в ста милях от южноамериканского континента, ночевали в местном отеле на берегу океана. Архитектура здания отеля выдержана в морском стиле — окна похожи на иллюминаторы крупного океанского теплохода, одна из стен выполнена в виде носовой части корабля, а номера в отеле называются каютами.

Здесь, на Кюрасао, где примерно 110-120 тысяч жителей, выходит пять газет, рассчитанных на население всей группы Малых Антильских островов. И местные корреспонденты, конечно, не преминули воспользоваться такой счастливой для них возможностью, как посадка советского «Ил-18» с космонавтом на борту, для того чтобы организовать летучую пресс-конференцию. Она происходила прямо в отведённом мне номере, то бишь каюте отеля. Эта пресс-конференция, как, впрочем, и в других странах, на мой взгляд, прошла хорошо. Во всяком случае, я постарался как можно полнее ответить на все вопросы, интересовавшие журналистов. Но уже после беседы с ними разыгралась довольно юмористическая сценка, о которой, пожалуй, стоит рассказать.

Вечером мы всем экипажем пошли ужинать в ресторан отеля. Я был в штатском. Время от времени к нашему столику подходили люди, чтобы взять автограф, сказать мне приветственное слово. Кюрасао — перекрёсток морских и воздушных дорог, и в отеле всё время шумно — много ожидающих либо рейсового самолёта, либо прихода какого-нибудь торгового судна.

Под конец ужина к нам подошёл весьма тучный — весом, как он сам сказал нам, в 132 килограмма — мужчина в изрядно помятом костюме.

— Моё имя Циммерман. Агентство Юнайтед Пресс, — представился он на ломаном русском языке.

Приняв за меня одного из членов нашего экипажа, он стал назойливо просить его об интервью.

— Наше агентство, — говорил Циммерман, — самое осведомлённое в мире. Ваше интервью со мной завтра же опубликуют сотни американских газет.

Все мы с вполне понятным лукавством следили, как наш товарищ отбивает атаки Циммермана.

— Бизнес есть бизнес, — старался убедить корреспондент. — Вы уже сделали свой бизнес. Дайте возможность сделать его и мне.

Надо было видеть, как растерялся этот «журналист», когда понял, что ведёт разговор вовсе не с Гагариным.

— Как же так, — сказали ему мои друзья, — всему миру знакомо лицо Гагарина, а вы, представитель столь известного агентства, так обмишурились?…

Долго ещё Циммерман преследовал нашу группу, стараясь всё же заполучить нужное ему для бизнеса интервью. Он делал это и в кабине лифта, и на набережной, куда мы вышли подышать воздухом перед сном, и по очереди стучался в каждый из занимаемых нами номеров. Но интервью, конечно, он не получил. Это был, пожалуй, единственный случай, когда я отказался побеседовать с представителем зарубежной прессы. Уж больно несло от этого субъекта тем, что он сам назвал бизнесом, причём самого низкого пошиба.

На Кубе всё время было жарко. Продолжая полет дальше на юг, мы думали, что в Бразилии будет ещё теплее. Однако там, за экватором, в южном полушарии, конец июля и начало августа считается зимней порой, и температура не превышала летней температуры средних широт нашей страны. В пасмурные дни даже было чуть-чуть прохладно. Но встречи с бразильскими трудящимися оказались очень жаркими. Бразильский народ и в новой столице государства — в заново строящемся городе Бразилиа, и в Рио-де-Жанейро, и в Сан-Пауло встречал нас с большим радушием и сердечностью.

В Рио-де-Жанейро — одном из красивейших городов мира, с его знаменитой набережной — пляжем Капакабана, вытянувшейся на много миль вдоль океана и застроенной небоскрёбами, мы прилетели поздним вечером. Замечательна была картина щедро освещённого, сияющего неоновыми огнями реклам города, открывшаяся нам с борта «Ил-18», подошедшего к аэродрому на большой высоте. После моего возвращения на Родину Герман Титов рассказывал, что он тоже любовался огнями Рио-де-Жанейро, пролетая над ним на «Востоке-2».

Из многочисленных встреч в этом крупнейшем городе страны мне особенно запомнились две: с бразильской молодёжью в студенческом клубе и с рабочими — станкостроителями, химиками и электриками, происходившая в клубе металлургов. Надо было видеть горящие глаза молодых юношей и девушек, которые со всех сторон обступили группу советских людей, послушать их бурные, полные огня выступления, чтобы понять — и здесь, за многие тысячи километров от родной Москвы, живёт немало истинных друзей Советского Союза. Такая же сердечная, дружественная обстановка сложилась и в клубе металлургов, куда рабочие пришли семьями, как на праздник. Отказавшись от услуг полиции, которая, к слову сказать, далеко не всегда была склонна к тому, чтобы вокруг советских людей собиралось много народу, рабочие сами взяли на себя поддержание должного порядка, и он был действительно образцовый.

Первым из выступавших с приветственными словами, обращёнными к советским гостям, был молодой электрик Пауло Бастос, недавно побывавший в СССР и Чехословакии. Он рассказал собравшимся о впечатлениях, вынесенных из этой поездки, сравнил положение рабочего класса Бразилии со счастливой жизнью трудящихся стран социалистического лагеря, призвал крепить с ними дружественные связи.

Бразилия. В профсоюзе металлургов в Рио-де-Жанейро.

— Успехи советского народа, — сказал он, — залог успеха дела мира во всём мире.

Буря оваций в честь Советского Союза поднялась в зале клуба, когда, рассказывая о полёте советского космического корабля «Восток» и о его строителях, я с гордостью заявил, что в Советском Союзе звание рабочего считается одним из самых почётных.

— Советские люди, — сказал я, — питают самые дружественные чувства к народу Бразилии, восхищаются его трудолюбием и повседневной борьбой за укрепление независимости своего государства. Советский народ — миролюбивый народ, он хочет жить в мире и дружбе с Бразилией и надеется, что эта дружба будет укрепляться, станет нерушимой в общей борьбе за дело мира.

В заключение нашей встречи с бразильскими рабочими был исполнен «Интернационал». Пели его каждый на родном языке — бразильские друзья на португальском, мы, советские люди, на русском. Но слова партийного гимна были одинаково понятны всем — они звали плечом к плечу смело идти на борьбу за новую, счастливую жизнь всех народов.

Через день наш «Ил-18» приземлился на аэродроме города Сан-Пауло, насчитывающего более четырёх миллионов жителей. Этот город справедливо называют индустриальным сердцем страны: в его районе сосредоточено около 90 процентов промышленных предприятий Бразилии, на которых трудятся многие сотни тысяч рабочих.

В час нашего прилёта слегка дождило, но потом погода разгулялась, и город, освещённый мягким августовским солнцем, предстал перед нами во всей своей красе. В нём удивительно удачно сочетается архитектура старинных зданий с новыми, недавно отстроенными домами небоскребного типа. Широкие, с переброшенными через них мостами и виадуками проспекты были заполнены потоками автомобилей, оживлёнными толпами людей. Все узнали советских гостей и устроили нам бурную овацию. Многие жители несли самодельные плакаты с написанными на них по-португальски и по-русски словами пролетарского привета Советскому Союзу, призывающими к укреплению дружбы между бразильским и советским народами.

В Сан-Пауло мы пробыли всего одни сутки. Но и за это время, отведя на отдых всего несколько часов, я постарался встретиться как можно с большим числом жителей города: выступить перед рабочими в закрытом спортивном зале; побывать на завтраке в клубе журналистов, меню которого, к слову сказать, состояло из специальных «космических» блюд — салата «Восток», жаркого «Гагарин» и мороженого «Юрий»; нанести визит губернатору штата и мэру города; дружески побеседовать с делегациями трудящихся, пришедшими в гостиницу. Эти встречи и беседы показали, как был прав известный бразильский писатель и общественный деятель лауреат Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Жоржи Амаду, сказавший мне в Рио-де-Жанейро:

— Окружая вас и ваших товарищей, сеньор Гагарин, теплом и восторгом, бразильский народ приветствует в то же время Советский Союз и его народ.

В конце поездки по стране мы провели ещё один день в её новой столице — городе Бразилиа, удивлявшем необычным видом некоторых правительственных зданий, возводимых в абстракционистском духе. Здесь я посетил национальный конгресс и министерство авиации. Затем в президентском дворце мне был вручён орден «За заслуги в области воздухоплавания» — высшая награда, установленная в Бразилии для офицеров авиации.

Ночью «Ил-18» поднялся в воздух и лёг курсом на север. Известный американский промышленник и финансист лауреат Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Сайрус Итон, с которым мне уже доводилось встречаться в столице Болгарии — Софии, пригласил принять участие в пагуошском митинге сторонников мира, который собирался на его родине, в Канаде. Надо было поспешить туда, а затем скорее возвращаться на Родину. Ведь мы уже путешествовали почти две недели, а там, я это чувствовал всем сердцем, уже готовился к полёту в космос Герман Титов.

В Гаване на борт нашего воздушного лайнера работники советского посольства передали только что полученный номер «Правды» с опубликованным в нём проектом новой Программы КПСС, которую должен рассмотреть и утвердить XXII съезд партии. Всем экипажем мы жадно вчитывались в строки этого исторического документа, всенародное обсуждение которого уже началось в Советском Союзе. Знакомясь с основными положениями проекта Программы, я думал о том, какое огромное счастье выпало на долю нашего поколения — осуществить яркую, красивую, благороднейшую мечту передовых людей всего мира — построить коммунизм.

Встречи с людьми самых различных социальных убеждений, происшедшие за последнее время в ряде стран, показали, с каким неослабным интересом человечество следит за тем, как советский народ своим героическим трудом прокладывает дорогу к самому справедливому и самому прогрессивному обществу на земле. Коммунизм, который уже начала строить наша великая Родина, выполняет историческую миссию избавления всех людей от социального неравенства, от всех форм угнетения, эксплуатации, от ужасов войны и утверждает на земле Мир, Труд, Свободу, Равенство и Счастье всех народов.

В проекте Программы партии я с гордостью прочитал и то место, в котором было сказано о значении развития советской космонавтики. «Большие возможности в открытии новых явлений и законов природы, в исследовании планет и Солнца, — говорилось в проекте Программы, — создали искусственные спутники Земли и космические ракеты, позволившие человеку проникнуть в космос». Читая эти строки, я подумал о Главном Конструкторе, Теоретике Космонавтики и всех строителях наших космических кораблей, о Германе Титове и других товарищах по работе и живо представил, как в это время и они внимательно изучают замечательнейший партийный документ нашего времени. У каждого из них, моих единомышленников по великой цели освоения просторов Вселенной, как и у меня, роятся, наверное, новые смелые планы космических полётов, планы, которые, я верю в это всей душой, будут блестяще осуществлены советским народом. Я рассказал об этом своим спутникам, и мы, летя в Канаду, долго говорили о величественных замыслах нашей партии, изложенных в проекте её новой Программы, о сияющей красоте ленинского пути, которым она ведёт наш народ к вершинам коммунизма.

В Канаде на аэродроме Галифакс нас встретили Сайрус Итон, его жена и дочь. Вместе с послом СССР в Канаде А. А. Арутюняном мы тотчас же выехали в местечко Пагуош — на родину Сайруса Итона. От Галифакса до этого небольшого селения, расположенного на берегу океана, около 200 километров. День был субботний, и жители небольших очень чистеньких городков и фермерских посёлков, мимо которых мы проезжали, с радостью выходили навстречу. Хвойные леса, берёзовые рощицы, поросшие осокой берега небольших речушек, поля со снопами сжатого хлеба и стогами сена напоминали наш, русский пейзаж. Мне даже на какое-то мгновение показалось, что машины идут не по канадской, разделённой то белой, то жёлтой осевой линией шоссейной дороге, а где-то в Подмосковье или на Смоленщине. И так, честно говоря, захотелось на Родину! Захотелось увидеть Валю, ребятишек, побывать у своих стариков, встретиться с братьями и сестрой… Вернусь домой, думалось мне, и сразу к ним, в родной Гжатск…

В Пагуоше возле обшитого сосновыми досками и крашенного в весёлые светлые тона дома Сайруса Итона, стоящего на пригорке возле старого разлапистого дуба, нас уже ждали многочисленные представители канадской общественности, приехавшие сюда из различных уголков Канады и из Соединённых Штатов Америки. Домик на пригорке уже давно получил в Канаде образное название «Дома мыслителей». Именно в нём несколько лет назад проходила первая Пагуошская конференция сторонников запрещения ядерного оружия и всеобщего и полного разоружения. Именно тут в прошлом году Сайрусу Итону была вручена международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами».

После небольшого ленча, организованного попросту, на лужайке, во время которого каждый становился со своей тарелкой в очередь к поварам, раздающим еду, начался митинг. Он проходил неподалёку от «Дома мыслителей». Его открыл крупный мужчина в берете и национальном канадском костюме, состоящем из шерстяной блузы, короткой клетчатой юбки, шерстяных до колен чулок и больших грубого покроя ботинок, напоминающих лыжную обувь. Духовой любительский оркестр исполнил канадский гимн, а затем неожиданно заиграл «Интернационал». Митинг транслировался на всю страну по радио и телевидению. Приложив руку к козырьку фуражки, я подумал, что совсем будет неплохо, если канадские радиослушатели и телезрители прослушают наш партийный гимн: ведь мы, коммунисты, стоим в первых рядах борцов за мир, являемся авангардом всего прогрессивного человечества!

На митинге в Пагуоше, продолжавшемся свыше двух часов, выступило 15 человек. Мне понравилась речь Сайруса Итона. Он сказал:

— Полет корабля «Восток» показывает, что в СССР есть много людей, обладающих огромными возможностями в борьбе за научный и технический прогресс…

В провинции Новая Шотландия (Канада). Ю. Гагарин зачитывает послание Н. С. Хрущёва участникам митинга в Пагуоше.

Затем было предоставлено слово мне. Поблагодарив за приглашение посетить Канаду — самую крупную страну североамериканского континента, под бурные аплодисменты всех собравшихся я зачитал послание главы Советского правительства Н. С. Хрущёва всем участникам пагуошского митинга с наилучшими пожеланиями северному соседу СССР — канадскому народу — в труде и укреплении дела мира.

Только поздним вечером, после пресс-конференции с канадскими и американскими журналистами, проехав ещё около 200 километров, мы добрались до фермы Сайруса Итона, находящейся неподалёку от Галифакса. Плотно поужинав и удобно разместившись в просторном, срубленном из брёвен доме, улеглись на покой. Обычно я засыпаю мгновенно Но в эту ночь мне не спалось, я всё время думал о Германе Титове. Видимо, и он думал обо мне. Ведь именно в эти часы на космодроме Байконур уже шли последние приготовления к старту «Востока-2», а затем он, вознесённый на орбиту могучей ракетой, начал свой суточный полет вокруг Земли.

И когда под утро в доме захлопали двери и раздались оживлённые голоса Сайруса Итона, Н. П. Каманина и других товарищей по поездке, я быстро поднялся с постели, оделся и вышел к ним, совершенно уверенный, что Герман Титов — в космосе. Да, это было так: «Восток-2» уже совершал второй виток вокруг планеты!

Надо ли говорить, сколько было у нас радости! Её разделяли с нами наши гостеприимные хозяева — Сайрус Итон и его семья. Они захлопотали, стараясь создать как можно больше удобств для связи с Москвой, для перевода на русский язык непрерывных радиосообщений о полёте Германа Титова, транслируемых канадскими и американскими радиостанциями.

Первой моей мыслью было как можно скорее передать телеграмму первооткрывателю космических полётов — Никите Сергеевичу Хрущёву и поздравить его с новой выдающейся победой советской науки и техники. Мы быстро написали эту телеграмму и тут же, хотя и была очень плохая слышимость, передали её по телефону в редакцию «Правды». Теперь надо было составить радиограмму в адрес Германа Титова.

— Пиши, — сказали мне товарищи, передавая авторучку и блокнот. — «Космос. Титову».

— Может быть, «майору Титову»?-подсказал кто-то.

— Дойдёт и так, — возразил Николай Петрович, — в космосе один Титов.

«Дорогой Герман, — писал я, — всем сердцем с тобой. Обнимаю тебя, дружище. Крепко целую».

Нахлынувшие вдруг чувства большой искренней любви к другу, смело свершающему новый, более сложный, чем довелось выполнить мне, полет в космосе, так переполнили меня, что я даже запнулся — что же сказать дальше?

— Пиши, — подбодрили меня товарищи, — пиши: «С волнением слежу за твоим полётом, уверен в успешном завершении твоего полёта, который ещё раз прославит нашу Родину, наш советский народ. До скорого свидания».

— Подпишем все вместе? — спросил я друзей.

— Нет, — запротестовали они, — Герману будет приятно получить радиограмму именно от тебя. Так и подписывай: «Твой друг Юрий Гагарин».

На борту «Востока-2» эта радиограмма, пройдя полсвета, прозвучала в то время, когда Герман, пролетев в космосе более 200 тысяч километров, уже пошёл на шестой виток вокруг Земли. Когда мы встретились в районе приземления, он сердечно поблагодарил меня за неё.

Небесные братья Ю. Гагарин и Г. Титов.

Пока мы составляли депешу в космос, на ферме Сайруса Итона шли приготовления к отъезду на аэродром. Туда, к самолёту, уже был вызван Иван Груба со всем экипажем. Мы вручили привезённые с собой подарки Сайрусу Итону, его жене и дочери — очень славной девушке, начавшей изучать русский язык, и помчались в Галифакс. Погода была плохая. Туман закрывал землю, над нею низко, чуть ли не касаясь верхушек деревьев, нависли дождевые облака. Но мы верили в лётное мастерство командира нашего «Ил-18». Всем нам хотелось как можно скорее вылететь на Родину, чтобы поспеть в район приземления «Востока-2» к тому времени, когда Герман закончит программу своего полёта и вернётся на родную советскую землю. Сайрус Итон и все окружающие нас канадские друзья хорошо понимали наше возбуждённое состояние и всячески помогали организации вылета «Ил-18».

И вот тепло, по-дружески распрощавшись с ними, мы уже в воздухе. Иван Груба виртуозно пробил облака, над нашим воздушным лайнером засияло солнце.

Летя над Атлантикой, каждый из нас то и дело вглядывался в высокое чистое небо — казалось, вдруг он увидит «Восток-2», проходящий где-то над нашим «Ил-18». И весь путь до Исландии, а затем в ночном небе над Северным морем и Скандинавией мы провели в непрерывных разговорах о полёте Германа. По картам отмечали пройденный им путь, живо обсуждали перехваченные в эфире сообщения московского радио. Вспомнили, что ровно шестнадцать лет назад, 6 августа 1945 года, полковником американских военно-воздушных сил Робертом Льюисом была сброшена на японский город Хиросиму первая атомная бомба, убившая и искалечившая сотни тысяч мирных жителей, что от радиационных заражений крови ещё и сейчас в Японии умирают люди. Мрачную дату — 6 августа 1945 года, день первой атомной смерти — ныне в истории человечества перечёркивает новая, светлая дата — 6 августа 1961 года, день нового триумфа советской науки, достижения которой в освоении космоса прежде всего направлены на благосостояние человека, на дело мира.

Когда стало известно, что Герман отдохнул, поспал и продолжает выполнять программу полёта, я тоже решил прилечь. Но и на этот раз спалось тревожно. Хотя я и твёрдо верил в безотказность нашей первоклассной космической техники, верил в силы и возможности своего друга, всё-таки чувство беспокойства всё время жило в душе. Ведь близилось время приземления «Востока-2» — заключительного и очень трудного этапа полёта. Прикорнув ненадолго, я вскочил и с помощью летевших со мной журналистов написал добавление к статье, уже переданной с борта «Ил-18» в «Правду».

«Час назад, — говорилось в этом добавлении, — на борт нашего самолёта, летящего из Канады в Москву, поступило очередное сообщение, что „Восток-2“ продолжает свой блестящий рейс над планетой. Проделав гигантскую работу на орбите вокруг Земли, Герман Титов уже отдохнул в полёте. Его пульс отличный. Самочувствие бодрое. Все ручное и автоматическое управление кораблём работает безукоризненно.

По часам вижу — близится время посадки. Я знаю, сейчас у Германа Титова наступают самые ответственные минуты: приземление в заданном районе. 12 апреля в эти же часы суток я тоже испытывал волнение и хорошо понимаю всю ту ответственность, которую несёт Герман Титов, и всем сердцем разделяю с ним его чувства. Я уверен, что этот отличный парень с честью выдержит все испытания и полностью выполнит сложную и нелёгкую программу второго в истории полёта человека в космос. Герман Титов — коммунист, он выдержит всё, что выпадет на его долю. Сейчас мы оба — он по орбите, опоясывающей планету на огромной высоте, а я из западного полушария — летим на восток, навстречу солнцу. Мы скоро обнимем друг друга, мой верный крылатый товарищ!»

Бортрадист Алексей Бойко тотчас же передал эту радиограмму в Москву. Снова взошло солнце и радостным светом нового дня залило воды Балтики, зелёные поля братских социалистических республик нашей Родины. «Ил-18» всё ближе и ближе подходил к Москве.

Мы приземлились на Внуковском аэродроме почти в то же время, когда Герман Титов приземлился в тех самых местах, куда немногим больше ста дней вернулся из космоса и я. Через некоторое время мы вылетели к нему.

Я застал Германа Титова в знакомом мне двухэтажном живописном домике, в котором я отдыхал после своего возвращения из космоса. Сухощавый, гибкий, сильный и необыкновенно ловкий, он, несмотря на все тяготы суточного пребывания на орбите, дышал здоровьем, и только в красивых выразительных глазах его чувствовалась усталость, которую не могла погасить даже улыбка. При виде его у меня дрогнуло сердце. Мы обнялись по-братски и поцеловались, объединённые тем, что каждый из нас пережил в космосе. Этот мужской поцелуй был нежнее и крепче всех других поцелуев. Я даже подумал: «Чем чувства проще, тем они сильнее».

С чисто профессиональным интересом перелистал я бортовой журнал космического корабля, лежавший на столе. Записи в нём были сделаны чётким, разборчивым почерком, на страницах встречались беглые рисунки: пятиконечные звёзды и спирали. «Совсем как на страницах рукописей Пушкина», — подумал я, вспомнив любовь своего друга к творчеству великого поэта. Я даже подумал, что хорошо было бы опубликовать записи наблюдений, сделанных в космосе.

Не сговариваясь, мы отложили обмен мнений на следующий день и около часа гуляли на крутом, поросшем густой травой берегу Волги, прислушиваясь к волнующим гудкам пароходов, всматриваясь в голубые зарницы не то затухающей, не то разгорающейся грозы. Ныли комары, и, как перед дождём, летали стрекозы. К домику приходило много людей. Космонавт охотно разговаривал с ними, фотографировался, дарил автографы. Мягкая улыбка счастья витала вокруг его губ. Пришли пионеры, принесли букеты полевых цветов, повязали Титову красный галстук.

Незаметно наступил вечер, и нас позвали ужинать. За столом, на котором было много фруктов, собрались космонавты. И опять-таки никто не спрашивал о полёте. Все деловые разговоры перенесли на другой день.

Герман взял стакан чаю, жадно вдохнул его аромат, залюбовался золотистым цветом, с удовольствием выпил, сказал:

— Вода в космосе куда менее вкусна.

Космонавт-Три, переплетая пальцы обеих рук, заметил, что в последнее время появляются произведения, посвящённые покорению советскими людьми космоса. Космическая тема захватила мастеров искусств, вторглась в кино, живопись, литературу. Особенно много пишут стихов. Сочиняют и начинающие талантливые молодые люди, пишут и признанные поэты.

Я сказал, что киевский поэт Леонид Вышеславский, чьё стихотворение «Освободитель» было упомянуто в моих записках, опубликованных в «Правде», прислал мне рукопись своего нового поэтического сборника «Звёздные сонеты». В рукописи сорок восемь сонетов. Шесть из них мне особенно понравились, и я передал их в «Правду».

Пришёл врач Андрей Викторович, напомнил Герману Титову, что пора спать, но тут к нему явился корреспондент «Правды» с просьбой написать для газеты автограф и протянул бланк фототелеграммы. Кто-то подал ручку, наполненную чёрной тушью, и Герман написал:

«Читателям „Правды“.

От всей души приветствую читателей «Правды» и в их лице весь советский народ с блестящей победой советского строя, нашей науки и техники.

Я рад, что партия и правительство оказали мне доверие продлить и приумножить то, что сделано нашей Родиной в освоении космоса.

Сделано много, но предстоит сделать ещё больше!»

Это мы прочитали на второй день, просматривая «Правду» и другие газеты. Все они были посвящены полёту «Востока-2».

Пришли корреспонденты центральных газет, попросили Титова провести пресс-конференцию. Она состоялась на втором этаже.

Отдохнувший за ночь Герман выглядел свежо и бодро. Он вошёл быстро, переставил со стола вазу с букетом, затем потянулся к ней, вынул розу и то нюхал её, то обрывал лепестки, и я впервые заметил, что руки у него маленькие, сухие, приятные.

На вопрос, как он себя чувствует, ответил:

— Вы это сами видите… Отдохнул и готов снова приступить к работе, — и провёл рукой по тщательно выбритой щеке.

— Ваша первая мысль, первое чувство, когда вы вернулись на Землю и увидели своих соотечественников? — спросил корреспондент «Красной звезды».

— Когда я приземлился, то подумал: ну вот, работа закончена, работа, в которой принимали участие многие специалисты страны. Я испытывал радостное чувство исполненного долга, радовался тому, что порученное задание выполнено и я вновь на советской земле.

Кто-то поинтересовался, сколько раз чередовались день и ночь в продолжение полёта.

— На каждом витке, — ответил майор Титов. — Таким образом, — сказал он шутливо, — за одни сутки я отработал семнадцать дней и семнадцать ночей.

С увлечением космонавт говорил о космическом корабле как одном из совершеннейших творений современной техники, щурил зеленоватые глаза и улыбался.

— Управлять кораблём легко и приятно, — сказал он, — можно его ориентировать в любом положении, направлять куда надо, и там, где нужно, приземлять. В полёте я чувствовал себя хозяином — пилотом корабля. Корабль был послушен моей воле, моим рукам.

Титов говорил стоя, жестикулируя руками. В такой позе его было легко рисовать.

С теплотой и сердечностью отозвался Герман о создателях космического корабля:

— Это не только замечательные специалисты, но и прекрасные, душевные люди. При всей их занятости они находили время побеседовать со мной, ответить на все мои вопросы.

Он с похвалой отозвался о научных и производственных коллективах, участвовавших в создании корабля и в его подготовке к полёту.

Титова спросили:

— Как вы спали в космосе и какие видели сны?

Под дружный смех присутствующих космонавт ответил, что он всегда спит хорошо и снов никогда не видит.

— Сны смотреть некогда, — отшучивался он, — во сне надо отдыхать. В полёте я хорошо выспался. Постель, правда, не пуховая, но выспаться можно.

Титову задали вопрос: совпадают ли его ощущения и впечатления с теми, что видел и испытал Гагарин?

— Все полностью совпадает, — ответил он.

Беседа была столь интересна, что даже я, уже знакомый со всем рассказываемым, слушал её с большим вниманием.

В заключение пресс-конференции журналисты поздравили Германа Степановича Титова с знаменательным событием в его жизни: Центральный Комитет КПСС принял его в члены ленинской партии. В ответ на это Герман Степанович сказал:

— Я безмерно благодарен Центральному Комитету нашей партии за оказанное мне доверие. Я заверяю ЦК КПСС, Советское правительство, что и впредь буду выполнять все задания так, как это положено коммунисту.

Первая пресс-конференция Титова продолжалась свыше часа. Отщёлкали фотоаппараты, погасли ослепительные вспышки блицев. Космонавт, попрощавшись с журналистами, вышел из комнаты. В коридоре его поджидали врачи. Режим дня Германа Титова продолжал оставаться строго подчинённым требованиям науки.

Вечером я улетел в Москву и увидел своего друга на другой день на Внуковском аэродроме. Погода разгулялась вовсю. Светило солнце. Титова встречал весь Президиум Центрального Комитета КПСС во главе с Н. С.Хрущёвым.

Дорога в космос! Большое счастье выпало мне оказаться на её широком просторе, первому совершить полёт, о котором давно мечтали люди. Лучшие умы человечества прокладывали нелёгкий, тернистый путь к звёздам. Полет 12 апреля 1961 года — первый шаг на этом нелёгком пути. Но с каждым годом советский народ — пионер освоения космоса — будет проникать в него все дальше и глубже, ничто не сможет остановить нашего устремления в иные миры, к планетам Вселенной. И я верю, что и мне доведётся вместе с моими товарищами космонавтами совершить ещё не один полет, и с каждым разом все выше и дальше от родной Земли. Ведь советские люди не привыкли останавливаться на полпути.

Много имён назвал я в своих записках — пока только первой части книги, в которую, несомненно, будут вписаны новые страницы. Пока это только начало, я ещё молод и не собираюсь складывать крылья. Ведь неспроста Дмитрий Павлович Мартьянов, впервые, как орёл своего птенца, поднявший меня в небо, говорил:

— Крылья растут от летания.

И Мартьянов и другие товарищи, с которыми довелось делить и радость успехов и горечь неудач на пути к цели, дороги мне тем, что на каждом отрезке жизни делали меня настоящим человеком. С каждым годом всё больше и больше людей принимало участие в моём воспитании. Сотни замечательных сынов Отечества были и продолжают оставаться моими наставниками. Каждый из них следует ленинским законам воспитания молодого поколения, и, пользуясь случаем, я приношу им здесь свою сыновнюю благодарность.

Я пишу эти заключительные строки своих записок, а по улице, широкой и красивой, шумно идут весёлые девушки и юноши, одетые в форменные костюмы ремесленников. Не так давно и я принадлежал к их задорному, охваченному романтикой подвигов племени. Ни у кого из них пока нет Золотых Звёзд Героя, орденов, лауреатских медалей. Но у них все впереди, все дороги жизни с их благами и радостями, завоёванные нашими дедами и отцами, открыты им.

Молодое поколение, перед которым Родина широко распахнула двери в радостную, творческую жизнь. Страна, как заботливая мать, воспитывает его на легендарной истории своей героической Коммунистической партии, на трудовых подвигах народа — творца и созидателя. Это для них — молодых хозяев страны, призванных покорять пространство, и время, и космос, — Родина открыла самые лучшие школы и стадионы, построила лучший в мире Московский университет, где на бронзовой статуе профессора Н. Е. Жуковского, высечены вещие слова: «Человек… полетит, опираясь не на силу своих мускулов, а на силу своего разума».

Молодёжь Страны Советов смело смотрит в прекрасное будущее. Это ей выпало на долю великое счастье — построить коммунистическое общество. Впереди у каждого молодого советского человека большая и серьёзная учёба и работа. Стране нужны инженеры и агрономы, врачи и педагоги, слесари и трактористы. Для человека любой профессии найдётся у нас интересное и полезное дело. Советская молодёжь самая талантливая в мире. Наши лётчики летают быстрее, выше и дальше всех. Наши учёные создают космические корабли, штурмуют Северный и Южный полюсы земного шара. Это они, молодые патриоты, преодолевая летнюю жарынь и зимние ураганы, героически осваивают целинные и залежные земли. В их самоотверженном труде раскрываются мужественные черты высокого морального облика советского народа, вдохновлённого великими целями мирного созидательного труда — строительства коммунизма.

Успех первых космических полётов побуждает к рвению и мужеству все молодое поколение. Молодёжь чувствует, как у неё вырастают крылья. «Всё новые и новые советские люди, — говорил Никита Сергеевич Хрущёв, — по неизведанным маршрутам полетят в космос, будут изучать его, раскрывать и дальше тайны природы и ставить их на службу человеку, его благосостоянию, на службу миру».

Да, мы все делаем для укрепления могущества нашего социалистического государства, и наша жизнь, вся, до последней кровинки, до последнего дыхания, принадлежит прекрасной Советской Родине.